После всех этих разъездов следующие две недели выдались для меня нелегкими. Я чувствовал себя совершенно разбитым, а болеутоляющие пилюли перестали оказывать свое целебное действие. Позвонив доктору Райс, после обеда я отправился к ней на прием. Вместе с подробным описанием своих симптомов я вкратце пересказал ей наши с Беллой последние приключения.

— Вот это да! Просто замечательно! Но что же вам понравилось больше всего?

Мне не пришлось долго ломать голову над тем, что бы ей ответить.

— Знакомиться с новыми людьми и помогать им по мере возможности; просить прощения и идти на такой риск, какого я себе раньше не позволял… — Заметив ее понимающую улыбку, я оборвал себя на полуслове и поинтересовался: — В чем дело?

— Ни в чем, собственно говоря, — отозвалась она, и улыбка ее стала шире. — Просто я имела в виду те места и достопримечательности, которые вы посетили.

Я коротко рассмеялся.

— Ах, вот оно что… Ну хорошо! — Задумавшись на мгновение, я пожал плечами. — По правде говоря… не имеет особого значения, куда вы едете. Все дело в воспоминаниях, которые потом остаются.

Повысив мне дозу болеутоляющих, доктор Райс пояснила:

— Последние анализы показывают, что у вас понизилось количество эритроцитов в крови. — Прописав мне заодно и биологически активные добавки, содержащие железо, она поинтересовалась: — Как поживает ваша семья?

— Отлично, — заверил я. — Завтра после обеда я иду с внуками в зоопарк. — Пожав плечами, я добавил: — Но обещаю не усердствовать.

— Мистер ДиМарко, можете усердствовать сколько душе угодно, не забывая при этом о своем здоровье.

* * *

Зоопарк отстоял от нас всего на три городка, но к визиту туда мы тщательно готовились несколько недель. Пользуясь заслуженной репутацией одного из самых уютных и живописных небольших зоопарков в Соединенных Штатах, он располагал территорией всего в девяносто два акра, окруженной футбольными полями, беговыми дорожками, памятниками и мемориалами.

Не успели мы приехать, а я уже чувствовал себя так, словно еще миг — и я провалюсь в бездонную пропасть боли и тошноты. Мне стало ясно, что даже несмотря на увеличенную дозу медикаментов, предстоящий день станет для меня испытанием на выживание. Стиснув зубы, я взял Мэдисон и Пончика за руки и сказал:

— Ну, идемте развлекаться.

Нам пришлось пройти через сувенирный магазин, где при виде плюшевых зверушек по чудовищно завышенным ценам Пончик едва не вывернул себе шею. Миновав Центр дикой природы и одноименное кафе, мы наконец подошли к первому вольеру. Им оказался огромный подводный резервуар, в котором резвились и плавали две выдры. Они были такими озорными и забавными, что наблюдать за ними было одно удовольствие, и мы застряли здесь на целую вечность. Следующим оказался бассейн с пятнистыми нерпами и бобрами, причем последние, все как один, явно пребывали в дурном настроении. Нерпы же плавали кругами, решительно не обращая на нас внимания.

— Какая тоска! — пожаловался Пончик.

Мы двинулись дальше.

Экспозиция с черными медведями являла собой чудесный вольер с водопадом, бассейном, деревьями и массой валунов. Я сказал Пончику:

— Подними голову!

Один из медведей взобрался на дерево и смотрел на нас оттуда. В этот момент к стеклу подошел еще один и встал на задние лапы, шумно втягивая воздух ноздрями. Мэдисон пришла в полный восторг и даже завизжала от восхищения. Я улыбнулся, но сил, чтобы присоединиться к ней в порыве энтузиазма, чего она явно ждала, у меня попросту не было. Мы постояли у клетки еще немного, глядя, как третий медведь занял место перед внушительной стальной дверью.

— Похоже, он хочет, чтобы его накормили, — сообщил я детям.

Если верить рекламным проспектам, в северном конце зоопарка нас ждали две азиатские слонихи, чтобы порадовать своими фокусами. Обе не сдержали своих обещаний. Одна застыла под деревянной платформой, используя ее в качестве зонтика, и время от времени терлась огромной спиной об одну из опор. Другая же уставилась в бетонную стену, словно ее поставили в угол в качестве наказания, и наотрез отказывалась оборачиваться. Несмотря на многочисленные игрушки, разбросанные по вольеру, обе были явно не в настроении для забав. У меня язык не повернулся обвинять их.

— А почему слонихи не показывают фокусы? — осведомился Пончик.

— Наверное, они занимались этим всю жизнь и теперь устали, — ответил я.

Малыши недоуменно посмотрели на меня, но вопросов задавать не стали, чему я был очень рад.

Центр окружающей среды рекламировался как главная достопримечательность зоопарка. В нем имелось целых десять экспонатов: горный ручей, пруд в карстовой воронке, временный водоем, наполняющийся весной, солончак, затопляемый приливом, и отмель вдоль берега — и все они кишели разнообразной живностью. По задумке организаторов, экспозиция должна была объяснить детям ту важную роль, которую чистая вода играет в экосистеме, но внутри стоял одуряющий запах серы, который моментально выгнал меня наружу в поисках свежего воздуха, и я предпочел остаться у экспонатов куликов и еще нескольких птиц.

Чучела белоголового орлана и койота располагались совсем рядом, давая представление об обитателях лесов в Новой Англии. Впрочем, затратив массу времени и сил, живого орлана мы так и не нашли. В конце концов Мэдисон заключила:

— Его здесь нет.

А вот койот обнаружился на месте, он лежал на самом виду и беззаботно посапывал в своей скальной берлоге.

Кугуар и американская рысь, представители хищного семейства кошачьих, расхаживали взад и вперед по своему вольеру, словно сокамерники, отбывающие пожизненный срок. Только я успел удивиться про себя тому, какой маленькой выглядит рысь, как Пончик заявил:

— Кажется, она мне улыбается, деда.

— Это оттого, что она хочет есть, — ответил я и испугался, как бы Мэдисон не обмочилась от смеха.

Осеннее солнце припекало все жарче, избрав меня своей жертвой, тем не менее мы пересекли красный деревянный мост и ступили на земли традиционной фермы Новой Англии. На ней располагались амбар, скотный двор и два пастбища, и именно здесь и началось настоящее веселье. На ферме жили три лошади, несколько дойных коров, две козы и свинья с поросенком — по задумке устроителей, экспозиция должна была быть интерактивной. Пока внуки пытались подружиться с домашними животными, я скормил несколько монеток старому торговому автомату, получив взамен две пригоршни питательных драже для кормления животных.

Прогулки верхом на пони оказались короткими, но чрезвычайно увлекательными и приятными — слава Богу! — а поездка на «Чу-Чу» дала желанный отдых моим ногам. Собственно, это был трактор, замаскированный под поезд. Билет на него стоил два доллара, и я уговорил детвору прокатиться дважды и не стал бы возражать, если бы они катались до самого вечера, но они не захотели.

Извилистая тропинка огибала пруд, в котором плавали сотни уток и скандальных лебедей-трубачей, громогласно требовавших, чтобы их покормили. По обеим его сторонам стояли парковые скамейки, предлагая желающим передохнуть и полюбоваться пейзажем. Я не хотел, чтобы дети догадались, какая тошнота и усталость навалились на меня после увеличения дозы лекарства, посему застряли мы здесь надолго. Хорошо, что Мэдисон напомнила мне о том, что надо взять с собой хлеб. Добрых полчаса мы кормили шумно галдящих и назойливых птиц.

Рыжая лисица и енот дали нам возможность свести близкое знакомство с нашими соседями, ведущими ночной образ жизни.

— Эти зверушки во множестве живут рядом с нами, а по ночам выходят из нор, чтобы полакомиться на свалках, — пояснил я внукам.

— Я хочу быть енотом, — тут же заявил Пончик.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — согласился я и взъерошил ему волосы.

Мэдисон вновь расхохоталась.

Марш смерти завершился североамериканским бизоном и белохвостым виргинским оленем. Будучи представителями животного мира, известными своими дальними переходами в поисках подходящих пастбищ, они вели себя на удивление смирно.

— Ну что, ребятки, хватит на сегодня? — осведомился я.

— Хватит, — в один голос согласились они, и более сладкой музыки я еще в жизни не слышал.

* * *

Поджидая Райли, которая должна была забрать малышню домой, мы трудились над головоломкой. Я вымотался до предела, голова у меня гудела, но я рассказывал им одну историю за другой, надеясь отвлечься от собственных мучений.

— Однажды я собирал головоломку трона царя Тута. Собрав трон, я понял, что все остальные фрагменты были одинакового фиолетового цвета. А еще был у меня такой случай, когда все фрагменты оказались одинаковой формы и размера. Складывая их один за другим, я почти дошел до конца, и тут выяснилось, что последний не подходит. Пришлось разбирать головоломку по частям, пока я не нашел то место, где сделал ошибку.

— Вот дерьмо! Ой, простите! — воскликнула Мэдисон.

— А однажды мне попалась головоломка «Счастливая леди». У нее был белый фон с клевером и божьими коровками, так что, изрядно помучившись, я перевернул ее и стал собирать с изнанки.

Голова моя, казалось, была готова вот-вот лопнуть от боли.

Как только они уехали, я принял две большие белые таблетки и завалился спать.

* * *

Уже засыпая, я вдруг — сам не знаю почему — вспомнил, как мой дед любил рассказывать на ночь всякие жуткие истории. «Однажды, совсем еще мальчишкой, — помнится, говаривал он, — я отправился на танцы в клуб, стоящий на опушке леса в Мэйне, где мы тогда жили. Как вдруг в дом вошел какой-то незнакомец, которого никто и никогда раньше в наших краях не видел, приблизился к Клер Немо и пригласил ее на танец. Она согласилась. Где-то посреди вальса он вдруг заметил крестик, висящий у нее на шее. Издав ужасный крик, он сорвал его и выбежал вон, прикоснувшись ладонью к стене. Отпечаток его руки виден на штукатурке до сих пор. С того дня все только и говорили о том, что в тот вечер красавица Клер Немо танцевала с самим дьяволом».

В сравнении с его россказнями о том, как людей хоронили живьем, эта история ничего не добавила к моим ночным кошмарам. «В старые времена, — разглагольствовал дед, — во время эксгумации некоторых трупов на внутренней крышке гробов обнаруживали царапины, оставленные ногтями. Погруженные в глубокий летаргический сон, эти бедолаги вовсе не были мертвы, когда их предавали земле».

Его истории о поминках приводили меня в панический ужас; он любил рассказывать о варварских временах, когда медицина была примитивной, бальзамирующий состав еще не изобрели, и семьям покойников приходилось устраивать поминки в собственных гостиных. Помню, что эти байки пугали меня до смерти, но при этом я с жадностью ловил каждое его слово, и на протяжении многих лет воображал, что такая вот страшная судьба ждет и меня самого, а потом просыпался посреди ночи, задыхаясь и обливаясь пОтом.

Но на сей раз все было по-другому. Когда я открыл глаза, вокруг царила такая кромешная тьма, что я даже спросил себя, жив я еще или уже умер. А если умер, то тошнотворное чувство одиночества не оставляло никаких сомнений: я попал в ад. От зловещего молчания и мертвой тишины, не умеющих даровать прощение и жаждущих лишь покарать, у меня участилось дыхание, а сердце зашлось от ужаса. Значит, я еще жив!

Перед моим внутренним взором, словно в калейдоскопе, замелькали обрывки воспоминаний, но их было слишком много, и собрать эту головоломку мне оказалось не по силам. Страх обострил все чувства, а в венах забурлил адреналин. При этом я чувствовал себя совершенно беспомощным, боясь даже пошевелиться. В голове теснились тысячи мыслей, но я ухватился за одну, которая показалась мне спасительной: надо произвести проверку контрольных операций. Руки и ноги отчаянно покалывало от застоявшейся крови, а в висках стучало так, словно голову мне придавили огромной глыбой. В горле пересохло, как если бы я оказался посреди безводной пустыни. Я попробовал крикнуть во всю силу легких, но с губ моих сорвался лишь безумный воспаленный шепот. В глазах у меня защипало — под веками начали скапливаться старые, жгучие слезы. Я задыхался в замкнутом, ограниченном пространстве спертого, застоявшегося воздуха, который быстро улетучивался, а сверху на меня давили шесть футов земли. Вся тяжесть мира в буквальном смысле легла на мою стесненную грудь. И тут, словно всех этих ужасов было недостаточно, на меня снизошло озарение: я делю эту тяжкую ношу с теми, чьи тела уже давно разложились. Мой детский кошмар все-таки сбылся наяву. Меня похоронили заживо!

Те немногие люди, что оставались наверху, надо мной, даже те, кому я был небезразличен настолько, что они откопали бы меня, просто не станут меня искать. Они уже оплакали мой уход в иной мир, простились с моей душой и теперь хотят жить дальше и поскорее забыть мое лицо. Охваченный паникой и погребенный под многометровым слоем земли, я быстро сообразил: «Как бы громко я ни кричал, меня никто не услышит. А даже если это случится, у них просто не хватит времени выкопать меня».

Мне стало холодно, очень холодно, я продрог буквально до костей. Скоро мою плоть примутся пожирать черви. Дышать стало еще труднее, а реальность оказалась невыносимой. Я принялся жарко и отчаянно молиться, но страх путал мысли, так что я сомневался, что мои слова будут услышаны. Ответа не было.

Я часто спрашивал себя, что стану делать, когда пойму, что жить мне осталось всего несколько минут. Стану ли я жалеть себя? Смирюсь ли с мыслью о том, что все кончено? Или же просто скажу «спасибо» чуду жизни, которым мне дано было насладиться? Что я почувствую в самый последний миг?

В животе у меня похолодело, воздуха в груди не хватало, а по телу пробежала крупная дрожь.

— Пусть все закончится побыстрее, — прохрипел я, хлюпая носом.

— Что должно побыстрее закончиться? — прозвучал вдруг чей-то таинственный голос.

Я содрогнулся всем телом, но крышка гроба не позволила мне вскочить. Я удивился, что сердце мое не разорвалось от страха.

— Господи, прошу тебя… НЕТ! — выкрикнул я.

Бестелесный голос вернулся.

— Открой глаза! — требовательно приказал он. На сей раз в нем прозвучала решимость.

Боясь увидеть перед собой дьявола, я лишь крепче зажмурился.

— Ну же, Дон, — смягчился голос. — Просыпайся.

Голова у меня пошла кругом, мысли понеслись вскачь. Голос очень походил на Беллу или, точнее говоря, на того, кто пытался сойти за нее. Я затаил дыхание.

Набравшись смелости сделать очередной вдох, я вдруг ощутил аромат белого мыла слоновой кости и кондиционера для белья. А потом кто-то поцеловал меня. Кто-то склонился надо мной и бережно и ласково поцеловал меня в лоб. Я сделал еще один глубокий вдох, собрал остатки мужества и заставил себя открыть глаза. «Это же Белла!» Немного придя в себя, я тряхнул головой.

— Мне только что снилось, будто меня похоронили заживо.

Белла обхватила мое лицо руками, заглянула мне в глаза и снова поцеловала.

— Только не на моем дежурстве, — прошептала она.

Когда пот у меня на лбу высох, я опять вспомнил деда, и мне отчаянно захотелось, чтобы меня тоже помнили, но только не так, как его.

Хотя, следует признать, он и впрямь оставил по себе неизгладимое впечатление…

* * *

Прошло два дня, прежде чем внуки пожаловали к нам снова. К этому времени я несколько оправился и набрался сил. Достав из стенного шкафа коробку с сокровищами, я снова показал им ее, потому что хотел быть уверенным, что они о ней не забудут.

— Каждый человек обретает в жизни свое сокровище, — сказал я, — и вы стали моим.

Поскольку они были уже достаточно взрослыми, чтобы понять, я объяснил им, что самое ценное мое приобретение лежит внутри этой потайной коробки и что после того, как меня не станет, они смогут взять его себе. В результате мы пришли к соглашению: они пообещали, что не станут пытаться открыть коробку, а я — что бережно сохраню ее до того дня, когда она перейдет к ним.

Вот так, за разговорами, прошел почти весь день, пока нам не принесли газету.

Помечтав о том, что когда-нибудь увижу свое имя и фамилию напечатанными, я вдруг понял, что иногда даже простая и незамысловатая история способна тронуть душу человека. Я возблагодарил Господа за то, что он дал мне такую редкую возможность, и тут же поделился ею со своими любимыми внуками.

«ДЕЙЛИ ТЕЛЕГРАМ»

Благотворительная акция по сбору средств для Айзека

Автор: Макс Джейкобсон

…В возрасте шести месяцев у Айзека Бролта была диагностирована очень редкая болезнь митохондрий — дефицит пируватдегидрогеназы. Во всем мире зафиксировано всего несколько сотен подобных случаев, и пока что не существует способа излечить дегенеративное нервно-мышечное заболевание, поражающее многочисленные органы и системы, такие как сердце, легкие, почки, зрение, слух, мышцы и пищеварение.

Развитие болезни привело к тому, что Айзек почти полностью лишился слуха, быстро устает, плохо растет и обладает очень низким мышечным тонусом. Ему трудно держать голову и даже просто сидеть.

— Когда он был совсем еще маленьким, мышцы Айзека были настолько зажаты и сведены судорогой, что он не мог даже вытянуть руку, — рассказывает его мать, Тереза (Делани) Бролт, закончившая в 1991 году среднюю школу Дурфи. — Уровень кислот в его теле достиг летального предела, прежде чем врачи сумели правильно диагностировать его болезнь. Это ужасно, но некоторые малыши умирают в совсем еще раннем возрасте, поскольку аналогичные заболевания так и остаются у них не диагностированными, — говорит она. — Родители скорбят о том, что их дети умерли от СВСМ (синдром внезапной смерти младенца), хотя на самом деле они страдали нарушениями обмена веществ. Поначалу эти детки выглядят нормальными, а симптомы начинают проявляться в возрасте от шести до девяти месяцев. И если бы Айзеку вовремя не поставили правильный диагноз, он бы пополнил ряды этой ужасной статистики.

Бролт, отоларинголог по специальности, крайне заинтересована в том, чтобы как можно тщательнее изучить малоизвестное заболевание ее маленького сына.

— Айзек — просто замечательный малыш, — уверяет она. — Он принимает экспериментальное (то есть не одобренное УКПМ) лекарство под названием ДСА, которое используется только в нескольких больницах по всему миру. Айзек лечится в Центральной детской клинической больнице Бостона, и эти таблетки ему определенно помогают.

Если говорить по существу, то тело Айзека не способно самостоятельно расщеплять сахара и углеводы, и назначенное ему лекарство помогает регулировать метаболизм, расщепляя эти углеводы и сахара, которые в противном случае превратились бы в токсины, отравляющие организм. В конечном счете, эти таблетки — единственное, что дает ему силы жить дальше.

Хотя ему исполнилось уже почти два годика, мышцы у Айзека настолько слабые, что он может лишь переворачиваться на живот.

— Мы наняли физиотерапевта, который приходит к нам и учит его ползать, — говорит мать мальчика. — Айзек страдает глухотой, и мы не знаем, сможет ли он когда-нибудь ходить или разговаривать, или хотя бы сколько он проживет, зато мы знаем, что нам невероятно повезло в том, что у нас есть такая замечательная семья и друзья — люди, разделяющие нашу трагедию и триумф.

Бабушка Айзека, Джун Делани, которая живет на Эрл-стрит, рассказала нам:

— Сразу же после рождения Айзек кричал и плакал по девять часов в сутки. Поначалу врачи решили, что всему виной кислотный рефлюкс. Малыш перенес многочисленные анализы и обследования, в ходе которых выяснилось, что у него проблемы со слухом. Тогда врачи решили, что он страдает церебральным параличом. Но Айзек не набирал вес, и только после этого они поставили ему правильный диагноз.

Айзеку трудно держать голову, ему требуется зонд для искусственного кормления, он прикован к инвалидному креслу, но не сдается и не позволяет болезни победить себя. Это очень светлый и жизнерадостный малыш, на губах которого всегда играет улыбка. По словам родных, которые его обожают, ему нравится проводить время в кругу семьи, в особенности играть с трехлетней сестрой.

Айзек и его семья немногое в этом мире принимают как должное. Не подлежит сомнению, что маленького мальчика окружают любовь и забота, в которых он так нуждается. Но, по словам родных, ему все-таки требуется гораздо больше. Айзек нуждается в финансовой поддержке, чтобы платить за лекарства и терапию, которые позволяют ему улыбаться.

Чтобы собрать средства на лечение, семья Бролтов приглашает всех, кто может и хочет помочь Айзеку, на благотворительный обед. Гостям будет предложен а-ля фуршет из домашних блюд, а диджей предоставит вам возможность потанцевать под любимые мелодии. Кроме того, в лотерею будут разыграны фотография игрока бейсбольного клуба «Бостон Ред Сокс» Трота Никсона с автографом, шайба с автографами игроков хоккейного клуба «Бостон Брюинз», книги с автографами авторов и прочие призы, а вырученные деньги пойдут на лекарства для Айзека.

Благотворительный обед в честь Айзека будет дан в субботу в помещении клуба «Либерал», что расположен под номером 20 на Стар-стрит, г. Фолл-Ривер, штат Массачусетс, ровно в полдень. Пригласительные билеты стоимостью 12 долларов можно будет приобрести на входе. Также принимаются пожертвования, за которые семья и сам бенефициар будут вам чрезвычайно благодарны (код налога в случае крупных сумм прилагается).

— Мы устраиваем благотворительный обед, чтобы собрать средства на экспериментальное лечение для Айзека, приобрести витамины, позволяющие ему сохранять силы, и сделать дом как можно более подходящим для его ограниченных возможностей, — говорит Джун Делани, — включая удобства, которые облегчат жизнь моему внуку.

Семья Айзека благодарит всех неравнодушных людей за помощь и сочувствие, которые они им оказывают.

Дочитав статью, я подумал: «Однако! Нам не пришлось долго искать того, кому приходится куда хуже». Взглянув на внуков, я спросил:

— Ну и что вы об этом думаете? Что мы можем сделать для сэра Айзека?

— Мы можем помочь ему! — воскликнула Мэдисон и умчалась за подручными средствами и материалами, которые понадобились ей, чтобы сделать поздравительную открытку для мальчика.

С согласия Беллы мы отправили ему все деньги, что могли, или, по крайней мере, столько, что бедному малышу хватило бы продержаться целый месяц.

В то утро, когда мы отправляли Айзеку открытку, я поинтересовался у внуков:

— Каково это — помочь тому, кто действительно в этом нуждается?

— Это круто! — заявил Пончик. — И приятно!

Мэдисон согласилась с ним.

— Запомните, ребятки: самое главное в этом мире — прийти на помощь тому, кто действительно нуждается в вас. — Я подмигнул каждому из них. — Потому что может наступить день, когда помощь понадобится уже вам. Если в первую очередь думаешь о других, а потом уже о себе, то можно ненадолго забыть о собственных проблемах.

Вспомнив о нашем пребывании на гостевом ранчо в Аризоне, я лишний раз убедился, что сказал чистую правду.

— А еще отдавай больше, чем берешь… Правильно, деда? — спросила Мэдисон.

— В самую точку, малышка!