Когда в воздухе запахло весной, неожиданно появился второй комплект рекламных буклетов, заказанных Беллой. В них содержались сведения, нужные мне для того, чтобы осуществить свою последнюю мечту и вычеркнуть оставшийся пункт из списка желаний. В одной из брошюр я прочел следующее:

…рыбалка в открытом море у побережья мыса Кейп-Код — получайте удовольствие от рыбной ловли в самом сердце крупнейшей естественной среды Новой Англии! И опытных, и начинающих рыболовов ждет увлекательная рыбалка на борту одного из наших судов с климатическим оборудованием. Ловите треску, серебристую сайду, пикшу, макрель, зубатку, камбалу, полосатого окуня и даже луфаря. Мы предлагаем вам разнообразные морские прогулки длительностью от четырех часов до марафона в целые сутки, и все это — в ста милях от берега! Мы ловим рыбу в этих водах на протяжении уже сорока пяти лет, так что нам прекрасно известны все места отличного клева. Вне зависимости от того, считаете вы себя профессионалом или только ступили на эту увлекательную стезю, приезжайте к нам и получайте удовольствие от лучшей рыбной ловли в открытом море! Каждая поездка ограничена численностью в пятьдесят человек, поэтому не медлите и не теряйте времени.

Я только что продышался сквозь первый приступ невыносимой боли — раз, тысяча… два, тысяча… три, тысяча… — и потому крепко зажмурился и позволил воображению унести меня далеко-далеко…

* * *

Зная, что морская болезнь не обойдет меня стороной, за час до того, как наш корабль вышел из бухты, я проглотил две таблетки от укачивания и три болеутоляющие пилюли.

Оказавшись на борту, я словно губка впитывал мельчайшие подробности инструктажа и советы, которые щедро раздавали капитан и его команда. Я совершенно определенно не желал, чтобы крупная рыба сорвалась у меня с крючка. Я задавал больше вопросов, чем все остальные туристы.

— Свой улов мы сможем забрать с собой?

Рэнди, старший помощник капитана, кивнул:

— Вы сможете забрать весь свой улов при условии, что он — легального размера. Мы даже почистим рыбу для вас.

— Но у меня нет лицензии на рыбную ловлю.

— Для ловли в соленой воде лицензия не требуется, — пояснил он.

Пока капитан дрейфовал от одной точки к другой, выбирая лучшее место для рыбалки, я устроился у ограждения и приготовил взятое напрокат снаряжение. Мы встали на якорь и начали донную ловлю, используя в качестве наживки цельных моллюсков. Поначалу рыба клевала неохотно.

— Терпение, — усмехнулся Рэнди, глядя на мое разочарованное лицо.

Но вскоре все изменилось. Моей первой добычей стала треска. Мне понадобилось почти десять минут, чтобы вытащить из воды на палубу рыбину весом в тридцать фунтов и длиной по меньшей мере в четыре фута.

— Это еще маленькая, — заметил Рэнди, подбежавший ко мне, чтобы помочь снять ее с крючка.

— Маленькая?

Он кивнул.

— Точно вам говорю. Ежегодный вылов трески исчисляется десятками тысяч тонн.

Маленькая или нет, но мои губы помимо воли расплылись в довольной улыбке.

Затем мы поймали сайду. Обычно она ходит косяками и в длину достигает не больше трех футов, а в весе — десяти фунтов. Но у нас с ней разыгралось настоящее сражение!

Пикша, которую иначе называют морским окунем, предпочитает ходить на глубине. Из пятидесяти мужчин на борту только один сподобился поймать ее. Имея в длину около трех футов, она весила добрых тридцать фунтов.

Когда солнечный диск присел отдохнуть на горизонт, на наши удилища набрел косяк макрели. Рыбки были весом фунтов этак в десять и длиной не более фута, но мы вытаскивали их одну за другой. Когда на палубу шлепнулась моя четвертая макрель, Рэнди заговорил о луфарях.

— До чего прожорливые и ненасытные создания! — воскликнул он. — Они питаются кальмарами и мелкой рыбешкой, которая обычно ходит стайками. Они пожирают эту мелюзгу, а когда в брюхе не остается места, срыгивают съеденное и начинают хватать все по новой, и так до тех пор, пока в пределах досягаемости остается пища. Были случаи, когда они даже нападали на пловцов. Но ловить луфарей — одно удовольствие. А если приготовить их свежими, то кушанье получается — пальчики оближешь.

Увы, луфари обходили нас десятой дорогой.

Пока я с радостью вытаскивал одну макрель за другой, турист, сидевший рядом со мной, выловил редкую добычу —, зубатку. У нее были огромные челюсти и острые зубы. Рэнди проявил чрезвычайную осторожность, снимая рыбу с крючка.

— У этих рыбешек есть дурная привычка нападать на людей в воде, и даже пойманные на крючок они ничуть не менее опасны, — предостерег он нас.

Дьявольская рыбина имела в длину целых пять футов и весила никак не меньше пятидесяти фунтов. Она долго выгибалась и билась на палубе, борясь за свою жизнь. Я вполне понимал ее отчаяние.

Нескольким моим напарникам повезло выудить из моря камбалу, но нигде не было видно и следов от плавников морского ерша, американской триглы или черной колючей акулы.

А потом случилось это — большая схватка, о которой я мечтал всю жизнь! Я почувствовал, как что-то сильно дернуло наживку, и леска устремилась под катер, отчего удилище у меня в руках изогнулось дугой. Рэнди бросился мне на помощь, но я знаком остановил его. Я отпустил рыбу, позволяя ей устать, а потом начал вываживать, вращая катушку и выбирая слабину.

— Здоровенная попалась! — заорал Рэнди, и остальные рыбаки побросали свои дела и стали наблюдать за мной.

Я вращал катушку.

Рыбина сопротивлялась.

Я вращал катушку.

Она по-прежнему сопротивлялась.

Прошло уже добрых двадцать минут, и руки у меня заныли от напряжения. Я обливался потом, но не позволял Рэнди прийти мне на помощь.

— Я хочу вытащить ее сам, — прохрипел я.

Последовало еще два рывка и одно быстрое вращение катушки, и вот монстр выпрыгнул из воды. Это был полосатый окунь, судя по виду, весивший никак не меньше семидесяти фунтов. Я вываживал его еще несколько минут, после чего завел в подставленный Рэнди сачок. Кое-кто из моих коллег по ремеслу зааплодировал. Рэнди помог мне снять громадину с крючка, и я с трудом поднял окуня на вытянутой руке, удерживая в воздухе. Рыбина извивалась всем телом, стремясь вновь оказаться в воде. Моя рука уже отказывалась держать ее, а мышцы ныли от боли. А потом, к всеобщему удивлению, я перевалил ее через борт катера и отпустил. Чудовище с шумом рухнуло в море, подняв столб брызг.

— Вы что, рехнулись? — выкрикнул Рэнди, глядя через заграждение на исчезающую в глубине рыбину.

Я улыбнулся.

— Что я могу сказать? Это был ее счастливый день.

Когда мы направились обратно в порт, Рэнди почистил и разделал пойманный мною улов, получил щедрые чаевые, но напрочь отказался разговаривать со мной. Он ничего не понимал. А моя мечта наконец осуществилась.

И список желаний закончился…

* * *

Очнувшись от грез наяву, я почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Взглянув на брошюру, я заметил внизу сопроводительную надпись: «Поездка только для взрослых. Дети на борт судна не допускаются». Реальность отвесила мне хлесткую пощечину. «Песок в моих часах почти иссяк, — подумал я. — Жизнь дается только один раз, и вернуть время вспять, чтобы переиграть ее заново, не получится». И чем меньше времени остается, тем важнее прожить его с пользой.

«Кроме того, — решил я, — я чертовски устал, чтобы ехать на рыбалку!»

С трудом поднявшись из кресла, я подошел к холодильнику и поставил гигантскую галочку через весь список желаний. «Довольно, — сказал я себе, — пора заняться серьезным делом». Неизлечимая болезнь имеет свойство самым жестоким образом заново расставлять приоритеты.

Взяв трубку телефона, я позвонил Райли домой. Ответила Мэдисон.

— Хочешь поехать на пикник? — спросил я у нее.

— Ура!

Она бросила трубку и с радостными воплями помчалась по коридору. Трубка повисла на шнуре, стукаясь о стену кухни, и я слышал, как она с Пончиком празднует нежданное радостное событие.

Зачерпнув пригоршню болеутоляющих таблеток, я запил их водой из-под крана, а потом позвонил Белле на работу и сообщил, что мы заедем за ней через час. Забирая ключи и кошелек, я подумал, что стоило бы позвонить Райли, чтобы пригласить и ее, но потом решил, что не надо ставить дочь в неловкое положение, ведь почти наверняка она вынуждена будет отказаться. У нее было много работы, и она не могла видеться со мной так часто, как хотелось бы нам обоим. Я слышал виноватые нотки в ее голосе всякий раз, когда она говорила:

— Извини, папа, я не могу.

— Да, с детьми всегда так, — отвечал ей я. — Их надо кормить хотя бы временами.

Все оставшиеся у меня силы я приберегал для того, чтобы проводить как можно больше времени в обществе Мэдисон и Пончика. Для этого я даже приноровился спать днем, совсем немного, так, вздремывал накоротке, чтобы как можно дольше оставаться в форме. Я уже подходил к машине, когда на подъездной дорожке меня перехватила Беатриса Горан.

Честно признаюсь, я недолюбливаю эту старую деву. Она из тех, кто всю жизнь проводит в ожидании смерти, так что времени на жизнь не остается. Но она вот уже несколько десятилетий была нашей ближайшей соседкой, посему я выказывал ей уважение, как того требовали приличия. На этот раз на меня обрушилась лекция на тему «честности» и «правды», требующая безусловного и безраздельного внимания. Впрочем, мне не понадобилось много времени, чтобы понять — я стою и слушаю всякий вздор, причем оратор явно не разбирается в том, о чем говорит. Все это время в голове у меня крутилась навязчивая мысль: «Наверное, под ее болтовню очень хорошо засыпать».

А она трещала без умолку, и я прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть зевок, но эту битву я проиграл заранее. Гнусавый монотонный голос мисс Горан способен был довести до белого каления кого угодно, и вскоре я сообразил, что терпение мое на исходе.

«Нет, у меня совершенно нет времени на этот вздор», — подумал я.

— А ведь я много лет назад говорила мистеру Фини, — уныло причитала соседка, — что Мелисса — девица сомнительного поведения…

Я прикрыл зевок ладонью и отвернулся. Эта завистливая и неугомонная сплетница являла собой верное средство от бессонницы. Изображать заинтересованность становилось все труднее, но я то и дело отвлекался, погружаясь в собственные мысли.

«Интересно, как идет весенняя подготовка к сезону у «Ред Сокс»?»

— Но, разумеется, никто не пожелал меня слушать, — продолжала бубнить мисс Горан.

«Черт побери, — думал я, — я же забыл завезти фильмы обратно в магазин видеопроката! Только этого нам и не хватало, очередной пени за просрочку. Учитывая, сколько раз я ее платил, эта лавка должна уже давно принадлежать мне со всеми потрохами».

— А что вы думаете о моей новой прическе?

«Она ужасающа», — такой была моя первая мысль, но я вовремя спохватился и улыбнулся.

— Вы выглядите потрясающе. Она подчеркивает черты вашего лица.

Я ничего не мог с собой поделать и вновь отключился.

«Что я должен был купить сегодня, хлеб или молоко? — Нет, положительно не могу вспомнить. — К черту! Куплю и то и другое!»

Еще несколько минут канули в Лету, когда мисс Горан вдруг резко окликнула меня, заставив вернуться в реальность.

— Дональд?

— Да?

— Я спрашиваю, что вы обо всем этом думаете?

Я покачал головой.

— Ну, сами понимаете… вот я стою здесь… и думаю… что положение чертовски досадное.

Казалось, минула целая вечность, прежде чем эта злобная курица кивнула и ухмыльнулась.

— Знаю. Мне совершенно точно известно, что вы имеете в виду.

Я пошел ва-банк.

— Полагаю, самое главное — что думаете об этом вы, правильно?

Она все кивала и кивала, а в ее маленьких глазках-бусинках появилось удовлетворенное выражение.

Хотя я уже начал ощущать себя продавцом подержанных автофургонов, собственная находчивость внушила мне некоторое облегчение. Но, оказывается, соседка не собиралась отпускать меня так скоро и безжалостно завела речь о вещах, которые меня никоим образом не интересовали.

— А еще я слышала, будто Гас и Джоди намерены расстаться…

Я изо всех сил попытался остаться с ней. Изображая заинтересованность, я качал головой, улыбался и мысленно отвечал на каждое ее замечание саркастическими репликами. Но вскоре сработала внутренняя защита и мысли опять унесли меня прочь.

«Я должен позвонить Дьюи. Прошло уже больше месяца с тех пор, как мы с ним разговаривали в последний раз».

Через несколько минут возмутительного игнорирования мисс Горан я вновь вынырнул из тумана забвения и машинально выпалил:

— Да, совершенно верно.

Она моментально оборвала себя на полуслове.

— Прошу прощения?

Ее физиономию исказила злобная гримаса.

Я буквально чувствовал запах бальзамирующей жидкости, бурлящей в ее жилах, и не мог поверить, что так банально опростоволосился и выдал себя.

— Прошу прощения. Я задумался…

— Что ж, в таком случае это я должна просить прощения за то, что надоедаю вам, — изрекла она, изображая мстительное сочувствие.

«Ты и понятия не имеешь, насколько права», — подумал я.

— Нет, ничего страшного…

Я выдал свою самую обаятельную улыбку, надеясь положить конец этому болезненному диалогу. Собственно говоря, это была не просто надежда, а пылкая мольба.

— Что ж, не смею вас больше задерживать. Я вижу, вы спешите, — пробормотала мисс Горан, ответив на мои молитвы презрительным и высокомерным кивком. После чего чертова скандалистка наконец убралась восвояси.

«Слава Богу, люди еще не научились читать чужие мысли, — подумал я. — Иначе в этом свете «правда» мисс Горан приобрела бы совершенно иной смысл».

Хотя, пожалуй, она стала для меня неким знаком свыше, напомнив о тех, с кем я действительно хочу провести время. И я помчался забирать тех троих, кого любил больше всего на свете.

* * *

Как только мы с Беллой забрали внуков, она пообещала свозить их в Ньюпорт, на Род-Айленд, и показать роскошные особняки. Во время поездки Мэдисон заерзала на заднем сиденье.

— Расскажи нам какую-нибудь историю, деда, — попросила она. — О том времени, когда ты был еще маленьким.

Я взглянул в зеркало заднего вида и улыбнулся.

— В детстве мы с моим братом Джозефом частенько дрались друг с другом. Он был крутым парнем, но и я мог постоять за себя. Мы боксировали в своей спальне и боролись в грязи, но, будучи старше и крупнее, он чаще праздновал победу.

Все дружно рассмеялись.

— Мне было одиннадцать, когда какие-то хулиганы подкараулили меня и избили. Но хуже всего было то, что они поцарапали мой новый велосипед «Голубой дьявол». Когда отец вернулся домой после работы, то поинтересовался, что случилось с великом. Я рассказал ему, и он наорал на меня, заявив, что я не должен никому позволять унижать себя, напротив, должен уметь дать сдачи. Хотя я по-прежнему боялся тех ребят, но решил, что отец прав и что повторения случившегося быть не должно. — Поглядывая в зеркальце заднего вида, я пожал плечами. — Ну а потом Ронни Форрестер, самый гадкий из них, начал прогонять меня с газетного маршрута. Я перепугался до смерти. Ронни был здоровенным малым, причем с головой у него были явные нелады. Я рассказал обо всем Джозефу. Думаю, ему тоже стало страшно, но при этом он здорово рассердился. На следующей неделе Джозеф поехал вместе со мной по моему газетному маршруту, и впервые за долгое время я наконец расслабился. А потом на железной дороге нарисовался Ронни и остановил нас. Подойдя к нам, он пнул мой велосипед ногой и улыбнулся. Я был вне себя от злости — и от страха тоже. Ронни уставился на меня, заявил, что зря я взял с собой старшего брата, надеясь на защиту, и пообещал, что все равно достанет меня. Джозеф побагровел и начал орать на Ронни, требуя, чтобы тот перестал цепляться ко мне. И тогда Ронни подошел к Джозефу вплотную и, глядя ему прямо в глаза, заявил, что изобьет до полусмерти нас обоих. Я не верил своим глазам, потому что Джозеф лишь улыбнулся в ответ. И тогда уже Ронни побагровел и начал орать, чтобы мы закончили развозить газеты по маршруту и ждали его в Линкольн-парке под старыми американскими горками через час. Он пообещал надрать нам обоим задницы. Он уже повернулся, чтобы уходить, но приостановился и предостерег на прощание, чтобы мы не опаздывали, иначе он прищучит нас поодиночке. Я ужасно разозлился на Ронни за то, что он пнул мой велосипед, но при этом мне было еще и очень страшно. Помню, что с каждой газетой, которую я развозил по адресам, страх этот нарастал и становился все сильнее, пока меня не охватила самая настоящая паника.

Мэдисон и Пончик, затаив дыхание, сидели на самом краю сиденья и слушали меня с открытыми ртами.

— Когда мы прибыли в Линкольн-парк, то обнаружили там целое скопление велосипедов и скутеров. Там собралась вся округа. Я спрыгнул с велосипеда и последовал за Джозефом сквозь толпу. Вот тогда я понял, что сейчас, на глазах у окрестных мальчишек, я ни за что не отступлю. Мой лучший друг, Дьюи, похлопал меня по спине, толпа вокруг заулюлюкала, подбадривая нас, а я боялся, что меня стошнит прямо на месте. Это был кошмар. Ронни уже поджидал нас и выглядел по-настоящему взбешенным. Джозеф подошел прямо к нему, а толпа мальчишек начала скандировать: «Деритесь… деритесь… деритесь…» Обстановка накалилась до предела. Пока Ронни и Джеймс по-всякому обзывали друг друга, я заметил, что у меня дрожат коленки, а рубашка взмокла от пота. Сердце гулко бухало у меня в груди, перед глазами все плыло, голова начала кружиться. И в этот момент Ронни заявил, что знает, будто мы, братья ДиМарко, не станем драться, потому что трусы. И тогда Джозеф прыгнул на Ронни, словно дикая кошка, а я, не думая уже ни о чем, последовал за братом. Не успел я и глазом моргнуть, как они уже катались по земле, причем Ронни придавил Джозефа сверху. Но главное заключалось в том, что при этом Ронни смотрел на меня, а Джозеф держал его за руки, не давая пошевелиться, Не знаю, как так получилось, но я вдруг понял, что Ронни совершенно беспомощен и беззащитен. И тогда Джозеф крикнул, чтобы я врезал ему хорошенько. Так я и сделал. Я начал бить его двумя руками. Ронни орал как сумасшедший, а я колошматил его по лицу. Он вопил, а я избивал его. У него из носа пошла кровь, но я не останавливался. «Никто не смеет пинать мой велосипед!» — кричал я, и с каждым ударом мой страх уменьшался.

Внуки сидели, широко распахнув глаза, но теперь на их личиках появились еще и широкие улыбки.

— В конце концов я остановился. А когда Ронни скатился на землю, я увидел, что Джозеф улыбается. Я протянул ему руку. Мой брат ухватился за нее и вскочил на ноги. Толпа вокруг сошла с ума — все орали, завывали и свистели. Никто не ожидал, что главный драчун в округе получит такую жестокую трепку. — Я помолчал немного для пущего эффекта. — Когда мы уходили, меня переполняла гордость: во-первых, я искренне считал своего брата героем; а во-вторых, что было куда важнее, я взглянул в лицо своему самому сильному страху и сумел уйти с высоко поднятой головой.

— Вот это да, деда! — вырвалось у Пончика. — Крутая история!

Я кивнул.

— Самое главное, больше никто и никогда не прикасался к моему велосипеду.

Мэдисон и Пончик улыбались во весь рот, когда я заметил, что Белла смотрит на меня выразительным взглядом, который я терпеть не могу.

— Что такое? — спросил я.

— Хорошенькие же истории ты рассказываешь детям.

Я вновь взглянул в зеркало заднего вида. Их юные личики светились гордостью. А я чувствовал себя ужасно глупо.

«Белла права, — подумал я. — Пусть даже время мое истекает, они еще слишком малы для некоторых моих историй. Это было неуместно».

— Прости меня, — прошептал я, сообразив, что так и не избавился от порочной склонности делать ошибки.

Белла рассмеялась и взяла меня за руку.

— Ты мой большой и неуклюжий глупыш, — шутливо заметила она.

* * *

Все утро мы провели на Бельвю-авеню, осматривая Марбл-Хаус, Брейкерс и Роуз-Клифф. Впрочем, дети были еще слишком малы, чтобы оценить их по достоинству.

Пообедали мы в пабе «Брик-Элли», причем Белла с внуками наслаждалась острыми жареными закусками с сыром, а мне пришлось довольствоваться салатом без масла и соли. Съев два листочка салата латука, я решил, что сейчас меня стошнит. Когда мы уже заканчивали пиршество, я заметил маленькую девочку — возрастом не старше одного годика, — которая смотрела на меня из безопасного убежища поверх материнского плеча. Я подмигнул ей, и она засмеялась. Ее мать резко обернулась и уставилась на меня.

— У вас очень красивая дочь, — сказал я, чтобы успокоить ее.

Она улыбнулась и повернулась к девочке:

— Скажи дяде «спасибо», Пола.

Малышка прижала ладошку к подбородку и знаком показала мне «спасибо».

Я не смог скрыть удивления.

Женщина коротко рассмеялась и пояснила:

— Я занимаюсь с новорожденными и маленькими детьми, обучая их языку жестов. Собственно, дети учатся ему куда быстрее, чем приобретают вербальные умения. — Посмотрев на дочь, она подмигнула ей. — Однако это не очень хорошо, потому что она ленится говорить. — И она обратилась к Поле: — Скажи дяде, что ты думаешь о «Ред Сокс».

Малышка взмахнула ручонками, изобразив знак «виктория».

— А как насчет «Янкиз»?

Малышка сложила губы бантиком и пренебрежительно фыркнула.

Мы с Беллой рассмеялись. Такое можно увидеть только в Новой Англии!

День выдался замечательный. Дети играли в салочки, публика постарше кормила голубей. Мэдисон и Пончик, однако, пожелали прогуляться по вымощенным булыжником улочкам, где мы заглянули в пассаж и магазин кондитерских изделий. Пончик едва не вынес дверь последнего заведения.

Когда начали сгущаться сумерки, мы разложили одеяло в Брентон-Пойнт. Положив голову Белле на колени, я смотрел, как взрослые мужчины ловко управляются с огромными дорогими воздушными змеями, парящими в воздухе. Я испытывал невероятную усталость, словно отдал последние силы солнцу, чтобы оно задержалось еще ненадолго. Но это была приятная усталость, и я подумал: «Какая жалость, что такой славный денек должен закончиться!»

Вставляя ключ в гнездо зажигания, я взглянул в зеркало заднего вида и заметил, что Мэдисон улыбается мне.

— Спасибо тебе, деда, — сказала она. — Это был самый лучший день!

Сердце мое растаяло, растопив острую боль в груди.

— Не за что, родная. А теперь поехали домой. Добавим несколько фрагментов в нашу головоломку.

* * *

Следующие несколько недель мы оставались дома. Я удвоил количество сеансов массажа, практиковал глубокое дыхание и если не пускал пузыри после медикаментозной комы, то мы усиленно трудились над головоломкой. Домашний уют и до боли знакомые и любимые лица родных приносили мне успокоение. Я сказал внукам:

— Помню, когда я был немногим старше вас, в некоторых головоломках были разные картинки на обеих сторонах, так что нам приходилось решать, какой стороной вкладывать фрагмент в пазл, над которым мы трудились. Закончив одну сторону, мы разбирали головоломку и принимались собирать ее с обратной стороны. Вот так я и подсел на картинки-пазлы.

У меня были причины испытывать удовлетворение. Чем ближе я вместе с внуками подходил к окончанию головоломки, тем полнее становилась общая картина. Мы сложили уже почти все фрагменты, нам оставалось совсем немного. К удивлению примешивалась печаль, когда я думал о том, как быстро пролетело время.

А еще мне было очень страшно.

* * *

У меня еще случались хорошие дни, но когда они бывали плохими, то оказывались хуже некуда. Откровенно говоря, в первую годовщину нашей свадьбы я даже не смог встать с кровати. Можете мне поверить, я старался изо всех сил, но все было тщетно. Дикая боль и усталость свалили меня.

— Мне очень-очень жаль, — сказал я Белле. — А я так надеялся потанцевать с тобой сегодня.

— Помолчи! — приказала она и начала кормить меня с ложечки ванильным пудингом, чтобы лекарство окончательно не разрушило то, что еще оставалось от стенок моего многострадального желудка. — Мы по-прежнему вместе, и для меня это самое главное. Мы еще успеем потанцевать.

— Обязательно. Можешь не сомневаться, — пообещал я.