– Почему это последние дни нас так плохо кормят? – спросил герцог у донны Камиллы, которая, будучи самой старой среди камеристок маркизы, выполняла функции кладовщицы и надзирала за кухней.

Казалось, донна Камилла ждала этого вопроса, ибо ответила сразу же:

– Именно так, и настало время что-то с этим делать. Как, по-вашему, можно готовить без очага? А слуги теперь напрочь отказываются приближаться к огню. Но что прикажете делать мне, если госпожа маркиза утверждает, что все это глупости, и наотрез отказывается приглашать священника для изгнания дьявола!

Герцог не вполне понял этот ответ, но не замедлил раскаяться в том, что задал вопрос, потому что вдруг вспомнил, что донна Камилла была в постоянном разладе со всеми женщинами на свете, и в особенности с теми, которых судьба поставила на ее пути. За исключением этой незначительной мелочи в ее характере, которая придавала несколько кислый привкус всему, что она говорила, делала и чем жила, это была прекраснейшая женщина и рачительная кладовщица, и маркиза не захотела бы расстаться с ней ни за что на свете. Особенно донна Камилла любила кухню: можно было бы даже сказать, что всю любовь и нежность, нерастраченную в других областях жизни, она изливала рядом с очагом, всю душу вкладывая в искусство сервировки и украшения блюд. Была у нее также книга рецептов, которую она держала в великой тайне ото всех, из которой она черпала вдохновение для особенно изысканных обедов и куда она записывала свои тайные соображения о том, как можно улучшить уже существующее блюдо, или новые рецепты.

– Донна Камилла хочет сказать вам, – вмешалась в разговор маркиза, – что слуги вот уже несколько дней не хотят подолгу оставаться на кухне, в особенности рядом с камином: должно быть, они где-то услышали, что в камине живут бесы, а после таинственной смерти аббата Челорио…

– Я уже много раз говорила о том, что необходимо изгнать бесов из камина, а мадонна и слышать об этом не хочет, – сухо сказала дама.

– Мне, однако, все это кажется преувеличением, – мягко прервала ее маркиза. – Эти мальчишки приняли всерьез то, что было сказано в шутку; что еще за бесы в камине? Все это пустая болтовня…

– Бесы там или нет, но мы не сможем довольствоваться сыром и хлебом до конца наших дней, – сказал герцог. – Значит, для того чтобы нормально есть, мы должны успокоить слуг и изгнать дьявола из камина. А кто этим займется?

Никто из присутствующих аббатов не обладал способностями к изгнанию дьявола, и тогда было решено пригласить мудрую Священницу.

– Мудрая Священница? – переспросил герцог. – А кто она?

– Самая главная по изгнанию дьявола в долине, – сказала маркиза. – Она живет в полном одиночестве в доме под названием «Fin du monde», недалеко отсюда. Говорят, что у нее очень много книг и она проводит дни и ночи, изучая их. Говорят, что она принадлежит к древнему роду изгоняющих дьявола. Не знаю, почему ее называют Священницей, может быть, она вдова священника?

– Да что же вы такое говорите? Вдова священника? Да у священников никогда не бывает вдов, – с горячностью вступил в разговор аббат Фосколо. И строго добавил: – Следите за своей речью, мадонна, кое-что нельзя говорить даже в шутку.

Маркиза, которая говорила всерьез, посмотрела на него, приподняв брови, и замолчала. Тогда заговорила мадонна Камилла:

– Но как же нам ее заполучить сюда? Верхом она не поедет, а по таким дорогам карету за ней тоже не пошлешь.

– Но можно послать за ней портшез. У нас же был где-то портшез? Разве нет? – сказал герцог.

– Монсиньор, – перебила его маркиза, – портшез есть, и есть даже люди, чтобы его нести, но они увязнут в снегу по пояс. Я никогда не позволю ни моим слугам, ни кому-либо другому подвергать себя подобному риску и таким трудам. Пусть лучше уж бесы живут в камине… по крайней мере до весны.

Обескураженный решительностью маркизы, герцог замолчал, с грустью задаваясь вопросом, когда же наступит весна в этих заледенелых горах и сколько же еще дней гастрономической тоски выпадет ему на долю.

– Мы сделаем сани, – сказал Венафро, – маленький портшез на санях, которые мы соорудим из остатков саней аббата Невозо. И я сам поеду за мудрой Священницей.

Все с удовольствием приняли предложение Венафро. Позвали двух кузнецов, и через два дня портшез на полозьях – большая корзина, прикрепленная к пружинным саням, – был поставлен позади Рабано. Венафро гладил шею своего любимца и говорил ему вполголоса, чтобы он не обижался, что его используют как тягловую лошадь и что это в первый и последний раз. Рабано изогнул длинную гривастую шею, чтобы посмотреть, куда это его запрягли, а потом глянул в глаза своему хозяину. Они отбыли рано утром, и весь двор вышел с ними попрощаться и пожелать счастливого пути. Рабано шел веселой, легкой и изящной рысью. Маркиза смотрела на них из окна башни, выступающей из тумана.

Она первой заметила, что они возвращаются. Бьянка принялась махать большим белым платком из того же окна, у которого провожала их в путь. Венафро ответил на ее приветствие, глядя на нее снизу и улыбаясь. Рабано на этот раз шел мелкой рысью, санки явно сильно потяжелели. К ним бросились слуги и конюхи, а сам герцог помог мудрой Священнице выйти из портшеза. Как только она ступила на землю, сани показались еще более нагруженными, чем раньше: они были завалены горой корзин и узлов, которые слуги аккуратно разгрузили и отнесли во двор замка. Последним узлом, аккуратно завязанным в шерстяную шаль, оказался кот. Слуги отцепили от коня санки, и Венафро пустился галопом на своем прекрасном Рабано, несколько раз объехал вокруг двора, а потом поскакал, отбросив поводья и обняв самого коня за шею, к двойной стене замка, через которую он перемахнул легко, как через куст. Маркиза почувствовала, как по ее спине пробежал холодок, будто бы это она скакала, сидя на черной спине Рабано.

Мудрую Священницу приняли в замке наилучшим образом – чтобы обогреться, ей дали горячего молока с медовыми булочками, а затем провели в кухню. Кот, огромный и полосатый, с ленивым и безразличным видом вальяжно следовал за ней. Слуги удалились; удалились также и аббаты, предпочитая не уточнять, насколько то, что будет происходить в кухне, сочетается с учением Церкви; удалились и камеристки маркизы, опасаясь, что зрелище будет инфернальным. Остались только маркиза, герцог и Венафро. Герцог заговорил первым.

– Видите ли, синьора, – сказал он, указывая на камин, – говорят, что там живут бесы.

– «Говорят» – ничего не значит, – ответила Священница, строго глядя на герцога. – Или они есть, или их нет. И прежде всего нужно в этом убедиться.

Она долго рылась в корзине, которую принесла с собой, и вытащила оттуда длинный балахон с необычным капюшоном, подбитый перьями, который доходил ей до пят и полностью скрывал внушительную фигуру Священницы и ее рыжие вьющиеся волосы. Потом она вытащила из корзины глиняную плошку и стеклянный сосуд, в котором, по-видимому, находилось масло. Потом из другого сосуда, содержимое которого осталось неопознанным, поскольку стекло было слегка закопченным, плеснула в плошку какой-то светлой жидкости. Она подошла к камину, где уже был потушен огонь, но под золой еще тлели угли, и, покачивая над ними плошку, раскрутила ее содержимое.

– Да, они там есть, – пробормотала она, – еще как есть! – И она показала на капельки масла, которые все раздробились.

Потом она неожиданно плеснула содержимое плошки на пепел, и оттуда с дымом и треском взметнулись языки пламени и тысячи искр.

– Вы сами видели, что они есть! – обернулась она к присутствующим. – И все демоны первого ранга. – Присутствующие смотрели молча. – Теперь их нужно изгнать. Раздуйте огонь посильнее, положите еловых поленьев и оставьте меня одну. Я сама позову вас, когда настанет время, и вы их увидите собственными глазами.

Герцог и Венафро сделали то, что приказала Священница, затем все вышли.

Она долго оставалась в кухне одна, а когда призвала обратно господ, сцена была еще мрачнее. Все огни были погашены, и кухня освещалась только светом камина. Везде были расставлены кресты, сделанные из оливковых веточек; в нескольких шагах от порога была проведена линия, которую Священница запретила присутствующим переступать при каких бы то ни было обстоятельствах; сама она, полностью укутанная в мантию с перьями, стояла посреди круга, нарисованного углем на полу, левой рукой она махала кадилом с ладаном, правой рукой держала кропило, а на земле стояла плошка. На поверхности жидкости плавали четыре оливковых листочка в виде креста. Большой кухонный стол был заставлен сосудами различной формы. Посреди сосудов величественно сидел кот Священницы. Все остановились на пороге, молча глядя на Священницу. В камине бушевал огонь.

Стоя в своем круге, Священница замерла в долгой молитве. Потом погрузила в плошку кропило, достала его, выпрямилась и закричала звучным голосом:

– Габаал, Саваал, Миттернаал, обитатели царства теней, приказываю вам удалиться! – С этими словами она брызнула на огонь из кропила.

Огонь затрещал и поднялся до самого верха в облаке искр.

Потом Священница снова встала на колени, погрузившись на какое-то время в транс, обмакнула кропило, поднялась, брызнула на огонь и закричала:

– Веддаал, Стендаал, Бабельдаал, обитатели царства теней, приказываю вам удалиться!

Снова последовал треск, снова кверху взметнулось пламя и поднялись искры. Затем Священница поднялась, оставив натюлу кадило, обеими руками подняла плошку, еще полную жидкости, над головой и произнесла ужасным голосом:

– И ты тоже, кто бы ты ни был, повелитель теней, со всеми своими отродьями, властью, данной мне магическим кругом, приказываю тебе навсегда оставить этот камин и этот дом! – С этими словами она выплеснула содержимое плошки в очаг.

Огонь с гудением высоко поднялся, искры летели во все стороны, и едкий дым заполнил всю кухню. В этот момент у всех по спине пробежал холодок, и все зачарованно смотрели на кухню, заполненную дымом, неподвижную Священницу с воздетыми руками посреди кухни и на высокий огонь, бушующий в камине мириадами искр. Когда дым рассеялся и пламя смиренно поутихло, Священница обернулась к дверям и сказала:

– Я закончила! Они бежали все до единого.

Она положила обратно в корзину флаконы, оливковые кресты и кадило и направилась к дверям; за ней шел ее огромный кот, зритель, а возможно, и молчаливый участник этого таинственного действа.

Бьянка решила лично проводить Священницу в ее комнату, которую ей приготовили в покоях самой маркизы, и задержалась, чтобы поговорить с нею, поставив светильник на столик, рядом с которым уселись обе женщины. Но маркиза не заметила, что, пока она шла за Священницей, за ней увязался ее крошечный черный котик, маленький от природы, но еще и потому, главным образом, что в первые дни своей жизни страдал от голода. Маркиза нашла его на опушке леса во время одной из конных прогулок в конце октября; котенок сидел под деревом, зарывшись в сухие листья, пытаясь, видимо, согреться. Он заблудился, убегая от какой-то опасности. Бьянка принесла его домой и назвала Миро. Те три месяца, что он прожил в замке, он ел очень много, но вырос мало, по крайней мере в весе не набрал. Зато научился разбираться в иерархии обитателей замка; например, он совершенно не выносил, если его игнорировали, когда дома были гости. В данном случае гостем был кот, к тому же очень толстый, лежащий сейчас, лениво растянувшись, перед камином.

Миро несколько раз обошел вокруг него, оценивая его вес, пол, возраст и даже ум. Уверившись в том, что он был одного с ним пола и, следовательно, интерес определенного рода следовало сразу исключить; уверившись в том, что он был его старше и, следовательно, мудрее; уверившись в том, что он был толще, а значит, важнее, Миро оставалось только проверить хитрость гостя. И именно по этому пункту Миро решился бросить вызов противнику. Он предпринял несколько попыток, притворяясь совершенно равнодушным: пружинистой походкой он прошел вдоль стены, вернулся обратно и, скользя по полу, оказался у его лап. Он повторил упражнение, двигаясь в противоположную сторону, и остановился буквально в нескольких сантиметрах от усов противника. Кот был вынужден открыть глаза, уже смеженные сном. Миро решил, что, наверное, пришел момент уничтожить толстяка, испытав его ловкость. Он вспрыгнул на стол, притворился, что падает вниз, и, зацепившись за край стола одной передней лапой, изогнулся, а затем рывком вспрыгнул на стол. Затем он повторил фокус: прыгнул на землю и начал скакать, снова вспрыгнул на стол, бросился к светильнику, замер в нескольких, сантиметрах от него, потом бросился вниз и снова принялся болтаться на одной лапе. Толстяк между тем, лежащий по-прежнему неподвижно перед огнем, вместо того чтобы принять вызов, посмотрел недолго на все это без всякого интереса и снова заснул. То, что произошла потом, можно объяснить только своеобразной логикой неуемного кота. Миро поболтался еще немного в воздухе, ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы победить нерешительность, в которую его повергло поведение противника, потом, хорошенько примерившись, он прыгнул и, выпустив когти, приземлился прямо посреди спины противника, который с шипением туг же вскочил, сбросил Миро на землю и прижал его лапой. Вновь обретя спокойствие, он принялся размышлять, как наказать надоеду, когда маркиза, бросившаяся Миро на помощь, вытащила его из когтей и отнесла на безопасное расстояние.

– Прошу простить меня, синьора, – сказала она Священнице, – малыша часто обижали в детстве, и он очень ревнив.

Миро, как никогда раздосадованный, пытался восстановить попранное чувство собственного достоинства, устраиваясь поудобнее в чеканном серебряном кубке, куда маркиза имела обыкновение ставить ветки жасмина, чтобы в комнате был приятный аромат, а женщины снова вернулись к прерванной беседе.

– Мадонна, я никогда не попросила бы вас об этом одолжении, если бы удаленность «Fin du monde» от всего остального мира не делала невозможным для ученого подобного толка любую деятельность и любой контакт с миром. Отдаете ли вы себе отчет в том, что означает оставить во цвете лет университет в Салерно по подозрению в ереси? И оказаться в этих горах?

– Я понимаю, не сомневайтесь, – ответила маркиза, – и я повторяю вам, мне это совсем нетрудно. Замок большой, и для нас нет вовсе никакого беспокойства в том, чтобы принять этого молодого ученого; более того, нам будет приятно с ним познакомиться и иметь возможность с ним пообщаться. Что же касается подозрений в ереси, не беспокойтесь: у наших аббатов совершенно другие заботы…

– Итак, мы договорились, маркиза. Когда завтра монсиньор Венафро отвезет меня домой, он привезет сюда мессера ГЪффредо да Салерно.

– И мы примем его наилучшим образом, не сомневайтесь, – ответила маркиза.