Войдя во вкус, Катя дополнительно обзавелась еще парой комплектов фальшивых документов, один – на имя российской гражданки, Галины Александровны Черновой, другой – на имя английской, Cindy Swab, протянув и тут одной ей видимую нить в прошлое, поскольку swab означало «швабра».

«Целых четыре паспорта! Перебор, конечно, – усмехнулась про себя Катя. – Не дай Бог, станут обыскивать, наверняка решат, что я шпионка. Ну а если не станут, то черта с два кому-нибудь удастся теперь меня вычислить или найти. Исчезла Екатерина Погодина. Растворилась. Со всеми потрахами. Ищите ветра в поле.» Хотя, пожалуй, прощаться со своим именем было еще рановато. Ей предстояло решить вопрос с московской квартирой. Не бросать же ее на произвол судьбы. А продать квартиру имела право лишь ее законная владелица. На этот случай Катя и заменила в своем прежнем паспорте старую фотографию на новую.

В Брюсселе ей больше было делать нечего, и в тот же день она вылетела в Москву. Подобные переезды, не только из города в город, но и из страны в страну, стали для нее последнее время чем-то привычным, почти будничным. Возможно оттого, что мозги ее были настроены не на путешествия и обзор достопримечательностей, а на последовательность продвижения к намеченной цели. Хотя, если попробовать разобраться честно и откровенно, цели у нее, как таковой, не было вовсе. Мелочное сведение счетов? Но разве можно относиться к этому серьезно? Катя не могла, не хотела признаться себе, что то основное, к чему она так безумно стремилась, уже было осуществлено – там, в клинике. И теперь она, на свое несчастье, просто не знала, что с этим дальше делать. Выяснялось, что мир вовсе не ждал с распростертыми объятиями обновленную и преображенную Катю, что ему на нее было так же наплевать, как и на прежнюю. И в этом была вся трагедия, которую ее мозг просто отказывался принять.

Она остановилась в гостинице «Россия» под своим новым именем, Cindy Swab. Распаковав чемоданы, Катя надела джинсы и трикотажный пуловер, подчеркнуто облегавшие фигуру, чего прежде никогда себе не позволяла. Прежде она носила бесформенные блузоны и юбки, маскирующие недостающие формы. Такая резкая смена стиля в одежде в условиях Москвы призвана была, в первую очередь, работать на главную цель – ни под каким видом никем не быть узнанной.

Пообедав в ресторане гостиницы, Катя спустилась вниз, села в такси, взяв курс от центра в сторону Ленинградского шоссе, то есть к тому месту Москвы, которое привыкла считать своим домом. Ей предстояло провести, как минимум, полчаса в замкнутом пространстве пропахшего бензином и машинным маслом салона. Небритый мужлан-таксист то и дело чертыхался, кляня бесконечные заторы. Водители по-прежнему ездили по Москве так, будто их только что спустили с цепи – не соблюдая ни дорожных, ни общечеловеческих правил, нахрапом прокладывая себе дорогу в людском и автомобильном водовороте. Все это походило на кадры из какого-нибудь сюрреалистического триллера, где автомобили-монстры были охотниками, а беспорядочно снующие пешеходы – их жертвами и мишенью. Перебегая улицы где попало, люди оголтело лезли под колеса, петляя в чадящем, матерящемся гудками на разные голоса потоке машин, выискивая любую лазейку, чтобы перескочить на другую сторону. Водители же, в свою очередь, стремились не только не пропустить ловкачей, но и хорошенько припугнуть их, делая вид, что собираются проутюжить колесами их мозги и кости. В местах особо плотных заторов машины беспардонно выскакивали на тротуары, будто продолжая адскую охоту на двуногих, и, заставляя пешеходов разлетаться в стороны, прижиматься к стенам домов, прокладывали себе путь. При этом никто ни на кого не обижался, воспринимая происходящее как некую данность, с которой, хочешь-не хочешь, нужно мириться.

Расплатившись с четырехколесным монстром на улице Усиевича, за квартал от своего дома, Катя пошла размашестой, свободной походкой, приобретенной в стенах клиники, гордо неся свой бюст. После многолетней привычки сутулиться последнее ей давалось особенно трудно.

Двор как всегда был оккупирован стариками, жадными до общения и свежего воздуха. И немножко – детьми. Мужчины либо «соображали на троих» где-нибудь в укромном уголочке двора, либо резались в домино. Этим ни до кого не было дела. Зато стоглазые бабули зорко и бдительно несли свою бессменную вахту, не оставляя без внимания ни одного обитателя курьируемой ими зоны, ни одного гостя или случайного прохожего.

Катю они, как и всех прочих жильцов, отлично знали – по внешности, по походке, по повадкам. Знали и по голосу, частенько с ней заговаривая. До этого дня у Кати не было особых причин для опасений. Среди встречавшихся ей после клиники людей не было ни одного, кто знал или видел ее раньше. Пройти, оставшись неузнанной, через собственный двор было для нее первым серьезным испытанием.

Демонстрируя раскованность и независимость под устремленными на нее взглядами, она перекинула сумочку с одного плеча на другое и пошла медленнее. Одна из сканирующих ее бабуль, не удержавшись, скрипуче окликнула:

– Кого ищешь, дочка? Спроси, подскажем.

Вопрос требовал ответа. А голосовые связки ей никто не оперировал. Впрочем, голос ее, к счастью, ничем особенным не выделялся, чтобы по нему ее вычислить. Но, на всякий случай, Катя с легким акцентом иностранки сказала:

– Мерси, мадам. Я хорошо знай адрес и найду мой друга сама.

Она физически ощущала, как острые крючки и спицы зрачков вонзались ей во все части тела разом. Бабули просто сгорали от желания узнать, к кому из жителей дома направляется на свидание русскоязычная иностранка. Но экзамен Катя выдержала. Они ее не признали.

Предосторожности ради Катя проехала на лифте на два этажа выше. А потом спустилась на свой этаж по лестнице. Она старалась не шуметь связкой ключей, отпирая двери, однако соседка по этажу, видимо, наблюдавшая за ней в глазок, появилась на площадке прежде, чем Катя успела скрыться в своей квартире.

– А вы кто будете? – подозрительно разглядывая незнакомку, поинтересовалась дородная домохозяйка, докучавшая в свое время Кате бесконечными просьбами одолжить то соль, то сахар, то луковицу.

– Какая вам разница, кто я, – дерзко ответила Катя.

– Как это какая! – взбеленилась та. – Хозяйка этой квартиры не появляется здесь уже пятый месяц. Никто не знает, где она, что с ней и вообще, жива ли. А тут являетесь вы и преспокойно отпираете своим ключом чужую дверь. Что прикажете думать? Я как ни как соседка. Могу и в милицию позвонить.

– Это хорошо, что вы проявляете бдительность. Спасибо вам, – улыбнулась «незнакомка». – Я сестра Кати. Оля.

– Сестра!?. То-то у вас голоса так похожи. А я и не знала, что у нее есть сестра. Впрочем она не любит рассказывать о себе и вообще общительностью не отличается. – Соседка с удвоенным интересом изучала неожиданную гостью. – Надо же. Кто бы мог подумать, что у нашей Катерины такая сестра.

– Какая «такая»?

– Красивая. Статная. Фигуристая. Да это я так. Вы лучше скажите, с ней все в порядке? Куда она запропастилась-то?

– Катя в Воронеже. Наша мама сильно больна. Мы с ней по-очереди у ее постели дежурим. Сейчас вот я приехала в командировку в Москву, она меня и попросила зайти проверить, в порядке ли квартира.

Соседка сделала большие глаза и почему-то заглянула на лестничную клетку. Убедившись, что никто их не подслушивает, громким шепотом сообщила:

– Передай ей, что не в порядке. Много раз уже сюда какие-то типы наведывались. В разное время приходили. Внешне на воров смахивали, хотя одеты были прилично. В костюмах. И вели себя как воры. Своим ключом или отмычкой – мне в глазок-то видно не было – дверь открывали и шмыг внутрь. Подолгу там сидели. Что делали, не знаю, но уходили с пустыми руками. Выходит, и впрямь не грабители. Но тогда что они искали? Драгоценности? Деньги? Да у Катерины их отродясь не было.

– А выглядели как? Не запомнили?

– Два здоровых бугая. Один ввысь. – Женщина выразительно подняла над плечами два стиснутых кулака. – Другой вширь. – Она обрисовала растопыренными пальцами могучую грудную клетку. – Лиц почти видно не было. Они, когда у двери возились, ко мне все больше задом поворачивались. Да и много ль в глазок разглядишь.

– Спасибо, тетя Варя, – вырвалось у Кати. С волнением слушая рассказ соседки, они совсем забыла про взятую на себя роль.

У той даже рот раскрылся от удивления:

– Это откуда ж ты знаешь, что меня Варей зовут?

– Ну как откуда… Сестра все подробно объясняла, как квартиру ее найти, кто рядом, на площадке живет, – нашлась Катя. – Советовала к вам зайти, расспросить, все ли в ее отсутствие в порядке было. Так что, тетя Варя, если б вы не вышли, я бы сама к вам заглянула.

Объяснение соседку вполне удовлетворило.

– Ну ладно, милая, не буду тебя тут держать. Если понадоблюсь, где живу и имя мое знаешь. А ты не только покрасивши, но и поприветливее сестры-то будешь. Кабы вместо нее ты тут жила, мы бы с тобой уж точно подружились.

Кивнув ей на прощание, Катя вошла в свою квартиру и захлопнула дверь. Подумав, накинула и цепочку. Вопреки ее ожиданиям, погрома в доме не учинили. Ничего не было поломано или разбито. Покрытая толстым слоем пыли мебель стояла на своих местах. Но постель в спальне была разворочена, а содержимое выдвинутых ящиков вывалено прямо на пол. По описанию, данному соседкой, здесь побывали люди Ломова. Сашок и Медведь. Да собственно Катя ни на минуту и не сомневалась, что в покое ее не оставят. Вряд ли Ломов рассчитывал найти у нее дома деньги, присвоенные ею. Не такой он фрайер. Скорее всего он ищет хоть какую-то зацепку, чтобы вычислить, где она может скрываться, где ее искать. Он видимо рассчитывает, что она вернется в Москву. Не исключено, что за ее квартирой и сейчас наблюдают. Поэтому самое правильное долго здесь не задерживаться.

Катя намеренно не стала трогать ни постель, ни валявшиеся на полу вещи на случай, если они снова надумают посетить ее квартиру. Прибрать в доме значило бы расписаться, что она в Москве. Однако Катя рискнула придти сюда отнюдь не из праздного любопытства. Ей нужны были документы о приватизации квартиры и кое-какие другие бумаги, которые, к счастью, хоть и валялись на полу, повреждены или уничтожены не были. Положив все, что искала, в сумочку, она шагнула было к выходу, когда неожиданно резко залился над ухом дверной звонок. Решив, что это снова неугомонная соседка, Катя уже собралась открыть дверь, но на всякий случай взглянула в глазок.

На площадке стояли Сашок и Медведь. Значит она не ошиблась – квартиру-таки по сей день пасли. Выждав немного, Сашок снова до упора вдавил большим пальцем кнопку звонка. Катя затаилась за дверью, не зная, что делать. До ее слуха донеслись приглушенные голоса и звук вставляемого ключа или отмычки в замочную скважину. Понимая, что и цепочка для них не станет преградой, она попятилась.

Раздумывать и малодушно дрожать было некогда. Схватив на ходу сумочку, Катя перекинула ее через плечо и метнулась на балкон, едва успев прикрыть за собой дверь. Из передней донесся металлический лязг вырванной с мясом цепочки и глухой стук ударившейся об стену двери.

– Екатерина… Как вас там по-батюшке! – В голосе Сашка звучали насмешка и угроза одновременно. – Мы знаем, что ты здесь, что ты вернулась. Не заставляй нас играть в прятки. Выходи сама. Потолкуем. А не то, если придется тебя искать, можем ненароком и зацепить. – Выждав немного, он обратился к напарнику: – Не отзывается стервозная баба. Придется самим выковыривать. Ты проверь спальню – в шкафу посмотри, под кроватью, а я загляну в ванную.

Катя бросилась к оштукатуренной перегородке в железной раме, отделявшей ее балкон от балкона соседки. Чтобы перебраться туда, нужно было зависнуть над улицей на высоте шестого этажа. Но выбора не было. Отжавшись на руках, она села на перилла, лицом к дому, ухватилась за железную раму и, изловчившись, перекинула ногу по ту сторону перегородки. Держаться за плоскую раму было неудобно, пальцы так и норовили соскользнуть. Она заглянула через плечо вниз, на снующие под ней машины. Мокрое от пота тело стало холодным. От озноба начали дрожать руки…

– На балконе посмотри, – послышался хриплый голос. – Найдем. Куда она денется. Разве что вниз головой сиганет. Так туда ей, кочерге лопоухой, и дорога.

Переместив центр тяжести с одного бедра на другое, Катя медленно сползла на соседний балкон, свалившись на каменный пол. К счастью, стучать не пришлось – балконная дверь была приоткрыта. Катя вбежала к соседке в комнату, заперла дверь на задвижку и задернула занавеску. Сидевшая перед телевизором тетя Варя молча наблюдала за ней.

– Они здесь! – задыхаясь от волнения, еле выговорила Катя. – Они там, в квартире.

– Знаю, – кивнула соседка. – Такой шум на лестнице учинили, не услышать было нельзя. Только это уже не на грабеж, а на охоту похоже. Чем Катерина им так досадила?

– Э-эй, хозяйка! – донеслось с балкона. – Дверь открой, если не хочешь, чтоб мы ее выломали.

Тетя Варя бросила испуганно-вопросительный взгляд на мнимую сестру своей пропавшей соседки.

– Открывайте, – приняла решение «Оля». – Другого выхода у вас нет. Только не сразу. Побазарьте сначала, поскандальте, что в дом к вам ломятся. Милицией пригрозите.

– А тебе, я думаю, бояться нечего. Тебя они не должны тронуть, если им твоя сестра нужна. Ты ж не Катерина. Разве что потребуют сказать, где она.

– Будут вас выспрашивать, вы им ничего про Воронеж не говорите. Не в курсе, мол, и все тут, – шепнула Катя. – А то еще туда явятся и бедную маму до смерти напугают.

Снаружи нетерпеливо и требовательно забарабанили по стеклу. Соседка поднялась и, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу, направилась к балкону. Катя скользнула в переднюю, удостоверилась через глазок, что на лестничной площадке никого нет, и вышла, беззвучно захлопнув за собой дверь. Не дожидаясь лифта, она легко сбежала вниз, но через двор пошла неторопливой поступью, провожаемая взглядами все еще торчавших там бабулей.

На другой стороне улицы за время ее отсутствия успели открыть продуктовый магазинчик. Никем не остановленная, Катя зашла в него, купила себе брикетик импортного мороженого и стала неторопливо грызть его там же, в магазине, глядя на улицу сквозь большое витринное стекло. Холодное мороженое ей было сейчас как нельзя кстати.

Она не успела до конца расправиться с ним, когда со двора вышли ее преследователи. Пристально вглядываясь в немногочисленных прохожих, они потоптались на тротуаре и, не дожидаясь зеленого света, пересекли проезжую часть, двигаясь прямо на Катю. Первым побуждением ее было пуститься наутек. Она буквально поймала себя за шкирку, приказав стоять, где стоит, и не двигаться с места.

Сашок подошел почти вплотную к витрине, обежав взглядом каждого покупателя внутри ярко освещенного магазинчика, оглядел с ног до головы эффектную блондинку, самозабвенно слизывавшую вертким язычком остатки мороженого, и, выругавшись, пошел назад, через улицу, к припаркованной машине. Той самой, на которой больше четырех месяцев назад он последний раз отвозил Катю в Шереметьево. Хлопнув дверцей, он сел за руль. Медведь, вкатившись на переднее сидение с другой стороны, тоже в сердцах шарахнул дверцей. В следующую минуту машина исчезла из вида.

Швырнув недоеденное мороженое в мусорный бачок, Катя вышла на улицу, вдохнула холодный воздух полной грудью, добралась переулками до Ленинградского проспекта и смешалась с людским потоком, текущим ко входу в метро «Аэропорт». Спустившись к кассам, она позвонила по автомату соседке:

– Тетя Варя, это Оля. С вами все в порядке?

– Оля? Как хорошо, что ты позвонила! Куда там в порядке! До сих пор дрожь в коленках не проходит. До смерти напугали, окаянные. Пристали, как банный лист, где я Катю прячу. Говорю им, в глаза ее не видала вот уже четыре месяца, а они все свое толдычат. Но я-таки их спровадила. Впустив в комнату, сразу же предупредила, что прежде чем открыть им дверь, позвонила по 03 в милицию и сообщила, что ко мне через балкон посторонние ломятся. Так что рассиживаться у меня им сразу расхотелось. Побыстрому обшарили все углы и ретировались.

– Вы просто молодец, тетя Варя. Я расскажу все сестре. Пусть сама решает, что с ними делать.

Кажется, можно было подводить итоги. Первое серьезное испытание прошло великолепно. Ее не узнали старухи во дворе, ее не узнала соседка, жившая с ней рядом на протяжении нескольких лет, ее не узнал человек, с которым она работала. А это означало, что можно немного расслабиться и начать более полно вживаться в свой новый образ, не боясь быть узнанной, быть разоблаченной.

Оставался вопрос квартиры – стоит или нет заниматься ею, подвергая себя новым опасностям. Ну выручит она за нее полсотни тысяч долларов. Погоды они ей не сделают. Денег у нее на данном этапе и так хватает. Правильнее будет забыть на время о квартире и больше там не засвечиваться. Кто знает, может в будущем она ей еще пригодится.

Вернувшись в гостиницу, Катя с аппетитом поужинала в буфете на этаже, получив удовольствие от близких ее сердцу и желудку чисто русских блюд, и заперлась в номере, вывесив снаружи печатное уведомление для горничной: «Не беспокоить». Она скинула с себя всю одежду прямо на пол, приняла горячий душ и, вольготно разметавшись по широкой постели, почти сразу же крепко и надолго уснула. Быть может, впервые со дня выхода из клиники.