Андрэ, как и обещал, позвонил в полдень следующего дня. И хоть его вайс-президента уже не было с ним рядом, голос его звучал на тех же нотах:

– Добрый день, мадемуазель Кэтрин. Могли бы мы встретиться для дальней-ших деловых переговоров?

И снова Катя понимала, что ей следует послать его ко всем чертям вместе с его «деловыми переговорами», в которых она меньше всего нуждалась, но ей необходимо было узнать, что означает весь этот спектакль и почему он ведет себя с ней подобным образом. Она привыкла быть всегда и во всем хозяйкой положения, действовать по собственному, а не кем-то написанному сценарию. И она намерена была ему это доказать.

– Где состоится наша деловая встреча, мсье Андрэ?

– Если не возражаете, в «Савое».

– Я подъеду через полтора часа.

– Мне встретить вас в нижнем холле или сразу заказать пропуск?

– Не стоит себя утруждать. Я не заблужусь.

С опозданием в полчаса она постучалась в его номер. Он вежливо улыбнулся ей, открывая дверь. Катя бросила быстрый, цепкий взгляд по сторонам. Его номер состоял из одной небольшой комнаты. Два кресла с журнальным столиком, куций письменный стол со своим стулом и узкая холостяцкая кровать времен советского убожества.

«Нет, на такой кровати невозможно ни спать вдвоем, ни заниматься любовью. Значит, они жили в отдельных номерах!»

– Присаживайтесь, мадемуазель, – Андрэ пододвинул ей кресло. – Желаете что-нибудь выпить?

Она мысленно увидела другой номер – в самой дорогой гостинице Москвы. Как и тогда в комнате Он и Она. Только сейчас она не хозяйка, а гость. И снова тревога повисла в воздухе, правда совсем иного свойства. Ей вспомнился шикарный ужин, заказанный Ломовым-Зайцевым, так и оставшийся не тронутым. «Глупо было его не съесть. А с чего это я вдруг про ужин?»

– Андрэ! Я кажется хочу есть. – Она смущенно улыбнулась.

– Я тоже. Что будем делать? Может сбегаем в Макдональдс?

Это было уже слишком. Он откровенно и бессовестно издевался над ней. Катя медленно поднялась, пристально посмотрела ему в глаза долгим, осуждающим взглядом и направилась к двери:

– Пожалуй я пойду. С меня хватит. – Она ощутила вдруг странное жжение в глазах и не поняла, что с ней происходит. Лишь когда комната начала расплываться и дрожать, Катя в панике осознала: Да ведь это же слезы!

Он ни в коем случае не должен заметить их! Иначе она умрет от стыда и позора. Она покинет его гордой и сильной.

Поспешно отвернувшись, Катя распахнула дверь. И чуть не налетела на тележку.

Официант, не успевший постучаться, так и застыл с протянутым вперед кулаком. Она попятилась, освобождая ему дорогу.

– Ваш ужин, сударь, – сказал он, заглядывая в номер.

– Да-да, мы ждем его и очень проголодались, – отозвался Андрэ. – Прошу вас… Вот видишь, – обратился он ко все еще стоявшей в дверях Кате, – «Макдональдс» сам нашел нас. Так что ходить никуда не надо. – Он расплатился с официантом и отпустил его. – Ну же! Не будем студить добро. И закрой, пожалуйста, дверь, а то дует.

Андрэ комично повязался салфеткой, как детским «слюнявчиком», и первый пристроился к низкому журнальному столику. Прикрыв дверь, Катя потопталась на месте и, так и не дождавшись повторного приглашения, заняла место напротив него. По очереди открывая блестевшие никелью сферические крышки, Андрэ сосредото-ченно изучал содержимое разложенных официантом блюд. Она, прищурясь, наблюдала за ним и, не удержавшись, прыснула со смеху.

– В чем дело? – с невино-удивленным видом спросил он, отрываясь от своего занятия.

Углы большой серой салфетки торчали из-за его длинной шеи как ослиные уши.

– Ты похож… Ты похож… Знаешь, на кого ты похож? – Приступ смеха, который она никак не могла остановить, перешел почти в истерику.

– Знаю, – сказал он мягко, развязывая салфетку и кладя ее себе на колени. – Тебе кажется, что я похож на осла. Конечно, только ослы позволяют издеваться над собой.

– Так это оказывается над тобой издевались!?! – От возмущения приступ смеха мгновенно прошел.

– Просто ты не учла, что у ослов, впридачу к их необычайной выносливости, упрямый нрав и большие, сильные зубы. – Резко и неожиданно повернув голову, он в упор посмотрел на нее недобро округлившимися глазами: – Никогда… слышишь, никогда больше не делай из меня осла. Договорились?

– Нет. Не договорились, – заупрямилась Катя, ответно сверля его взглядом. Ее зрачки расширились, а радужка потемнела, отчего глаза казались устрашающе черными. – Я хочу знать, что все это значит. Ты приезжаешь ко мне с любовницей и…

– Сюзи моя сотрудница и очень хороший друг. У нее есть муж, которого она любит, и двое детей. Мы никогда не были с ней любовниками.

Катя смотрела на него с недоверием.

– Мне хотелось, чтобы ты наглядно представила себе, какие дни, и особенно ночи, мне довелось провести там, в Париже, когда ты здесь обкручивала своего бывшего босса, а мне даже не разрешала звонить. Вот я и попросил Сюзи немножко подыграть мне. Ну так как? Тебе понравилось быть в моей шкуре?

– Кажется, я сейчас убью тебя, – стискивая кулаки, прошептала Катя и, взвившись в воздух, как пружина, набросилась на Андрэ.

Стул под ним зашатался, потеряв устойчивость, отчего оба они с грохотом свалились на пол. Он едва увертывался от молотивших его кулаков, пока не изловчился поймать их.

– Связать тебя или сама успокоишься, фурия ты моя синеглазая? Между прочим, наш обед, наверное, уже совсем остыл.

– Видно мне противопоказано садиться за трапезу с мужчиной в гостиничном номере, – тяжело дыша, пробормотала Катя. – Это случается со мной уже вторично.

– Что??? А ну-ка выкладывай! Когда и с кем это было в первый раз?

– Все расскажу. Обещаю. Самой не терпится. Только можно немного позже?

Он помог ей подняться. Они снова чинно уселись за неудобный стол и на сей раз отдали должное заказанному обеду.

– Я только одного не поняла, – делано равнодушным тоном заметила Катя, откинувшись в кресле. – Ты добился того, ради чего меня обкручивал. Я согласилась сдать твоей фирме в аренду свой дом. Так чего же ты не вернулся вместе со своим вайс-президентом в Париж? Почему остался?

– Потому что должен осуществить то, что запланировал.

– Ах да! Совсем забыла! Мы ведь не подписали еще наше соглашение.

– То, о чем я говорю, не имеет отношения к работе.

– Вот как? Можно полюбопытствовать?

– Конечно. Дело в том, что глупый осел решил обзавестись на старости лет ослихой. А поскольку она еще более строптива, чем он, ему приходится выжидать удобного момента, чтобы сообщить ей об этом. И он очень боится, что она опять начнет размахивать копытами.

Катя опешила, заморгала, переваривая услышанное.

– Могу поклясться, – после слишком затянувшейся паузы проговорила она, – что я первая женщина в мире, которой делают предложение в подобной форме, – пробормотала она, не зная, злиться ей или радоваться.

– А разве я сказал, что собираюсь сделать предложение тебе? – Андрэ изобразил на лице недоумение.

– Негодяй! Какой же ты негодяй! – Катя вскочила, намереваясь снова наброситься на него.

Увернувшись, он сгруппировался и, как мячик, откатился в дальний угол комнаты.

– Ну! Что я говорил? – задиристо бросил он оттуда. – Я же знал, что она снова начнет размахивать копытами.

– Ах, так речь шла все-таки обо мне!

– А-ха! Она уже начала свыкаться с идеей стать моей ослихой. – Он подхватил валявшуюся на полу салфетку и, смастерив из нее уши, приложил к своей голове. – Как тебе такая корона?

– Послушай, может ты прекратишь, наконец, дурачиться?

– Ну… если обещаешь, что не будешь драться…

– Обещаю. Пожалуйста, встань.

Андрэ проворно поднялся, отряхнулся и снова уселся в кресло, выжидательно глядя на нее. Они долго молчали. Наконец он сказал.

– Видишь ли… Я слишком долго жил холостяком. Спокойно, заметь, жил, без семейных цунами, землетрясений и прочих катаклизмов. В конце-концов мне такая жизнь наскучила и я нашел тебя. Если тебя шокирует роль «серой королевы», – он выразительно указал глазами на салфетку, лежавшую у него на коленях, – будь моим цунами. Думаю, это тебя больше устроит.

– Я, конечно, личность не традиционная, – сказала Катя, вставая. – Но не настолько, чтобы балдеть от такого объяснения в любви. Так что тебе придется искать себе пару в каком-нибудь другом стойле. Адье.

Она успела сделать только один шаг к двери. В молниеносном броске он перехватил ее, и она сама не поняла, как оказалась у него на коленях.

– Немедленно отпусти! – гневно потребовала Катя. – Я ухожу.

– Куда-а! Разве ты не поняла в прошлый мой приезд, что ты уже моя жена, и дело только за тривиальным штампом в паспорте. Давай же, наконец, поздороваемся. Ведь мы не виделись целую вечность.

– Разве? А мне показалось…

Он закрыл ей рот поцелуем. И она вдруг успокоилась и расслабилась. На ее внутреннем, затянутом тучами небосклоне снова проглянуло солнце. Ей стало тепло и комфортно у него на коленях, в его сильных, властных руках.

– Вот теперь я, кажется, наконец почувствовала, что ты приехал, – прошептала она, прильнув к нему.

Он отнес ее на кровать, которая уже не показалась Кате слишком узкой. Напротив, она как-будто специально была создана для того, чтобы они теснее прижались друг к другу.

Позже, разливая по чашкам остывший кофе, Катя сказала:

– Ты сдашь этот номер? Зачем он тебе?

– Прямо сейчас! – с готовностью отозвался Андрэ…

– Как долго ты пробудешь в Москве?

Он сделался серьезным.

– Это зависит только от нас с тобой. Давай сядем и поговорим. Нам столько всего надо обсудить. Первое: Где мы будем оформлять наш брак, в Москве или в Париже? Что до меня, я согласен на любой вариант. Но это еще и зависит от того, на ком я женюсь – на французской гражданке, Кэтрин Гриллон, или на российской, Погодиной Екатерине. А может на Синди?

– Я раздала, наконец, все свои «долги», и мне теперь никто и ничто не угрожает, – прервала его Катя. – Так что я вполне могу снова носить свое имя, если конечно тебя это устроит.

– Меня это очень устроит, – облегченно улыбнулся он, – поскольку я хочу быть женатым на реальном человеке, а не на вымышленном. Итак, ты согласна стать моей женой?

– Да куда ж я денусь. – Она постаралась придать голосу недовольно-ворчливые нотки. Но синеокая, не желавшая больше томиться в глубинах ее естества, выдала ее с головой счастливым сиянием глаз. – Ты здорово подцепил меня на крючок.

– Ладно уж, Не хочу, чтобы вспоминая этот день в глубокой старости, ты морщила от возмущения нос. Отдадим дань традиции. – С комично-серьезным видом сказал Андрэ, опускаясь перед ней на одно колено. – Пусть хоть это будет, как у людей. – Он достал из кармана маленькую бархатную коробочку и протянул ее Кате. – Вот. Припас специально для тебя.

– Что это? – Катя с неподдельным недоумением уставилась на коробочку. – Что там?

– Странный вопрос, – пожал он плечом. – Ясное дело, что. Капсула с ядом. Специально для тебя. Все парижские… аптеки объехал, пока нашел.

Она опасливо взяла коробочку, не спуская с него глаз, медленно, с усилием подняла сопротивлявшуюся, круто выгнутую крышку.

– Да ты туда смотри, не на меня.

В коробочке, на белом атласном ложе лежало платиновое колечко с двумя, интимно прижавшимися друг к другу брилиантами. Стоило свету коснуться их, и они рассыпали вокруг себя мирриады сверкающих игл.

У Кати перехватило дыхание. Это был первый подарок в ее жизни. И вообще, все это – абсолютно все, происходило с ней впервые. Андрэ, по-прежнему стоявший на одном колене у ее ног, наблюдал за ней.

– Итак, – сказал он, – я предлагаю тебе свою руку и сердце. А ты? Что ты предложишь мне взамен? Ведь любая сделка должна быть взаимовыгодной.

– Да-да, ты прав. Примерно так звучит основная заповедь рыночных отно-шений. Одно уточнение, если можно. А почему только руку? Кому ты собираешься отдавать все остальное?

– Ничего не скажешь, бдительный партнер. Придется перечислить в договоре в алфавитном порядке все части тела, сдаваемые в бессрочную аренду.

Улыбаясь, Катя примерила колечко. Оно легко взобралось на ее безымянный палец и уже не захотело его покидать.

– Спасибо, Андрэ. Твой подарок просто восхитителен! – Она сделалась вдруг серьезной, даже мрачной. – Но прежде, чем мы примем окончательное решение – на «взаимовыгодных условиях», я должна кое-что сказать тебе. Есть одно обстоятельст-во, которое может коренным образом изменить твои намерения.

Андрэ насторожился. Катя заметила, как вздулась и запульсировала жилка на его виске.

– Понимаешь… – Ей очень трудно было высказать это вслух. Но она нашла в себе силы договорить:– Понимаешь, я, скорее всего, никогда не смогу стать матерью. Так сказал мне доктор.

Некоторое время он задумчиво смотрел на нее. Это были тягостные для Кати минуты, от которых зависела не только вся ее дальнейшая судьба. От них зависело, будет ли у нее счастье, или она так никогда и не попробует его на вкус.

– Давай-ка вместе порассуждаем, – наконец заговорил Андрэ, вставая с колена и садясь напротив. – Во-первых, как ты сама мне сообщила, тебе ведь только с виду двадцать с хвостиком, а на самом деле тридцать с гаком. Значит рожать тебе в любом случае поздновато. А во-вторых, я сам уже ну очень взрослый дядя. Мое время нянчить грудных детей, увы, прошло. Можешь назвать это эгоизмом, я не обижусь. Так что, в некотором роде, меня даже устраивает, что ты не будешь настаивать, чтобы мы заимели ребенка. – Он ласково взял ее руку в свои. – Будем считать эту тему закрытой?

Она молча кивнула, отводя в сторону взгляд.

– Поехали дальше. Где мы будем жить, в Париже или в Москве? Или ты предпочтешь, скажем, Австралию?

– Ты хочешь сказать, что согласен жить там, где я пожелаю? – искренне удивилась Катя.

– Ну-у, если честно, я надеюсь придти в этом вопросе к обоюдному согласию.

– Тогда вноси предложения, а я послушаю.

– Если ты предпочтешь перебраться в Париж, возражать не стану. У меня там вполне приличная работа. Я – директор по маркетингу в нашей фирме.

– А чего бы хотелось лично тебе?

– Прежде всего мне хотелось бы, чтобы мы были вместе. Где именно террито-риально – это уже второй вопрос. Как ты знаешь, наша фирма открывает здесь филиал. Мне ужасно нравится особняк, в котором этот филиал разместится. Твой особняк, Кэтрин! И я, кажется, заново влюбился в Россию. В прошлый приезд мне показалось, что я дома. Особенно, когда мы ездили в Тулу и в Архангельское. Это было ни с чем не сравнимое ощущение. Возможно, еще и потому, что ты была рядом. Наш президент не возражал бы, если бы я стал представителем фирмы в России, то есть возглавил ее филиал. А ты, к примеру, могла бы стать ответственной по маркетингу. Подобный опыт работы, насколько я понял, у тебя есть. Всем тонкостям и специфике нашего дела я тебя очень быстро обучу. Ну а в Париж – по делам фирмы – мы, в любом случае, будем наведываться едва ли не каждый месяц. Как тебе такие перспективы?

Вместо ответа Катя схватила вдруг свою сумочку, вытряхнула ее содержимое на стол и, отыскав помаду, стремительно подошла к окну.

Андрэ лишь качал головой, с улыбкой наблюдая, как она размашесто выводит на стекле огромные красные буквы: «Я С О Г Л А С Н А!!!» Обернувшись, она весело добавила:

– Правда, при одном условии: секретаршу для филиала выбираю я.

– Нет проблем. – Теперь он улыбался во весь рот с чувством огромного облегчения. Зная катин характер, он вовсе не рассчитывал, что они так легко и просто придут к обоюдному согласию по всем ключевым вопросам их будущей совместной жизни. – Кстати! – вспомнил вдруг Андрэ. – Что стало с той девчушкой, которую мы навещали в Туле?

– С ней-то все в порядке. Сложности возникли с бабкой, – небрежно отозвалась Катя. – Кажется она совсем плоха. Мне надо как-то решать эту проблему.

– А ты не думала о том, чтобы вернуть ее родителям? – осторожно спросил Андрэ, опасаясь взрыва. – По-моему, это был бы самый простой и естественный выход.

– Думала. И даже пыталась прозондировать почву.

– Ну и?

– Ее мать и отец погибли. Им в квартиру ночью забросили гранату.

– Ничего себе! – Андрэ даже присвистнул.

– Увы. Такова наша сегодняшняя действительность. Я все собираюсь прошвырнуться в Тулу, посмотреть насколько плоха бабуля. Не хочешь составить мне компанию, раз у тебя такие приятные воспоминания о нашей поездке? Дорога не близкая, и ехать одной как-то уж слишком утомительно.

– А давай завтра с утра и махнем. Будет, так сказать, приятное с полезным.

Андрэ сдал свой номер в «Савое» и перебрался к Кате. Они провели бурную ночь любви, снова заснув лишь под утро в объятиях друг друга. Когда он пробудился, Катя уже хлопотала на кухне, готовя завтрак на двоих и удивляясь тому, какое огромное удовольствие ей это доставляет.

Плотно позавтракав, они отправились в дорогу. С трудом миновав городские заторы, сизый смрад, висевший над улицами, снующих пешеходов и бесконечные светофоры, их машина прорвалась наконец к бескрайним просторам скошенных полей, отороченных густыми лесами. Готовящаяся к зимней спячке природа выплескивала им под колеса всю палитру осенних красок – от охристо-желтых до багряно-красных.

Искоса наблюдая за Андрэ, Катя заметила, что он не упивается всей этой красотой, как в прошлый раз, а о чем-то сосредоточенно думает, сдвинув брови и уйдя в себя. И, как бы в подтверждение, он заговорил:

– Вчера я сказал тебе, что мое время нянчить детей прошло…

Катя насторожилась, крепче сжав руль. «Куда он клонит? Ну конечно, она должна была это предвидеть. То было вчера! Он, как ребенок, готов был принять любые ее условия, лишь бы добиться своего. А теперь, поразмыслив трезво…»

– И это так, – продолжал он. – Нервы уже видно не те, чтобы выносить их неконтролируемый рев, капризы, чтобы не спать по ночам. Но, знаешь, кажется, я не имел бы ничего против готового сына или дочки.

От неожиданности Катя так резко нажала на тормоз, что машину чудом не занесло. Вильнув в сторону от дороги, она кое-как остановила ее у обочины. А когда повернула к нему лицо, глаза и щеки ее горели.

– Что еще ты надумал? Выкладывай! – потребовала она. – Со вчерашнего дня ты выступаешь в роли Санта Клауса с мешком подарков или ходячего рога изобилия, полного сюрпризов.

– В прошлую нашу поездку в Тулу мне показалось, что девочка очень привязана к тебе. Это было так удивительно и неправдоподобно. Я готовил себя к тому, что увижу несчастную и запуганную жертву твоей жестокости. А она не сводила с тебя полных обожания глаз и не отходила ни на шаг. Я был просто потрясен.

– Что дальше?

– Отнимая ребенка у родителей, ты обрекла ее на жизнь неприкаянной сироты. Но судьба распорядилась так, что тем самым ты спасла ей жизнь.

– Что дальше?

– Ты сказала, что эта бабушка не может больше за ней смотреть… Но кто же тогда? Ведь у ребенка, как я понял, никого теперь, кроме тебя, нет. Снова спросишь, что дальше? А дальше вот что: Почему бы нам ее не удочерить? У девочки будут, пусть не родные, но все же отец и мать, а у нас – готовая дочка. Думаю, мы вполне могли бы себе это позволить. Мы будем заботиться о ней. Я дам ей хорошее образование в Париже…

Катя долго всматривалась в него блестевшими от слез глазами. И наконец одними губами прошептала:

– Я люблю тебя, Андрэ. Я до смерти тебя люблю!