Одисеас Элитис

Одисеас Элитис – псевдоним греческого поэта Одисеаса Алепуделиса (2 ноября 1911 года – 18 марта 1996 года), который родился в Ираклионе на острове Крит. Отец Элитиса, родом из семьи зажиточных землевладельцев с легендарного острова Лесбос в Эгейском море, решил сам устроить свою судьбу и основал на Крите преуспевающее мыловаренное производство. Когда мальчику было 6 лет, семья перебралась в Афины, где Одисеас закончил начальную и среднюю школу. С 1930 по 1935 год будущий поэт изучал юриспруденцию в Афинском университете, однако диплом так и не защитил.

В 20-летнем возрасте Элитис заинтересовался поэзией. Он зачитывается стихами французского поэта Поля Элюара, увлекается тогда еще только зарождающимся сюрреализмом. С огромным интересом на последнем курсе университета он слушает лекции представителя сюрреализма Андреаса Эмбирикоса.

Когда юноша начал писать стихи сам, он отказался от своей известной в коммерческих кругах фамилии и придумал себе псевдоним Элитис, где корень – это Эллас (Греция), элпида (надежда), элефтерия (свобода) и Элени (Елена, олицетворение красоты), а суффикс обозначает гражданство, греческое происхождение. В это время он ближе знакомится с Эмбирикосом, ставшим его другом на всю жизнь, и входит в группу литераторов, связанных с «Та неа граммата» («Новое литературное обозрение»), журналом, где печатались произведения поэтов (в том числе и Георгоса Сефериса), которым было суждено сформировать новое поколение греческой литературы. Молодые писатели активно выступали против кафаревусы – искусственно архаизированного, официального и отчасти литературного языка, созданного на основе классического греческого, предпочитая ему живость демотики – живого разговорного литературного языка, языка, который они слышали на улицах греческих городов, в портах и в горах Греции…

Первые стихи Элитиса были изданы в «Та неа граммата» в 1935 году.

Хотя творчество некоторых писателейсюрреалистов, связанных с «Та неа граммата», вызывало удивление и насмешки, поэзия Элитиса была с самого начала принята благосклонно и критиками, и читателями, поскольку молодому поэту удалось увязать приемы сюрреалистической школы (например, ассоциативность) со специфической греческой ментальностью. Как позднее объяснял сам Элитис, «я никогда не был ортодоксальным сюрреалистом.

Сюрреализм был только школой для поэзии, целью которой являлось духовное здоровье и которая противодействовала модным тогда на Западе рационалистическим течениям».

Сборник ранних поэм и стихотворений О.Элитиса

Элитис, будучи греком по происхождению, не был, как он выражался, «национальной ветошью», хотя и сознавал, что «существуют национальные особенности, способные обогатить мировой дух». Подлинно греческий поэт, он продолжал литературную традицию, существовавшую на протяжении двадцати пяти столетий.

В раннем творчестве Элитису чужды настроения отчаяния и скорби, характерные для таких поэтов, как Г.Сеферис и Т.С. Элиот. Свою образность и оптимизм Элитис черпал из детских воспоминаний. Стихи «Ориентиры» (1939) насыщены образами света, моря и сияющего солнца. «Царь солнца» (1943), где поэт воспевает чувственный мир лучезарности и юности, приносит Элитису славу выдающегося лирического поэта своего времени, поэта радости и духовного здоровья. «Это был поэтический мир, в котором воплотились чистейшие формы эллинского характера», – писал переводчик поэта К.Фрайер. Поэзия Элитиса своими корнями уходит в глубь античной традиции, которая стремилась изобразить идеальный мир.

В 1940 году в Грецию вторглись войска Муссолини. Невзирая на подавляющее превосходство противника, греки ответили на фашистскую агрессию со всей страстью своего национального характера. В результате полученного военного опыта (в 1940-1941 годах писатель служил в чине младшего лейтенанта) Элитис лишний раз убедился в том, что «высшая поэзия не является ни оптимистической, ни пессимистической. Она представляет собой третье состояние духа, в котором противоположности словно бы перестают существовать». Плодом такого восприятия мира поэзии стала «Героическая и элегическая песнь по погибшему в албанской кампании младшему лейтенанту» (1943). В этой длинной, написанной в форме симфонии поэме Элитис использовал сюрреалистические ассоциации, с тем, чтобы воплотить в жизнь свои попытки проникнуть в национальный дух и научиться говорить не только с самим собой, но и со своим народом, со своей природой. Для молодежи Греции военного времени это произведение стало чем-то вроде поэтического талисмана… Строки поэмы выучивали наизусть, они звучали со сцены и публиковались в газетах.

Избранные произведения О.Элитиса 40-х годов

После освобождения Греции Элитис с 1945 по 1946 год работает в Институте национального радиовещания в Афинах, а затем, в течение следующих двух лет, печатает статьи и обзоры на литературные темы в газете «Кафимерини» («Ежедневная газета»).

«Элегии» О. Элитиса

В 1948 году поэт переезжает в Париж, где в течение четырех лет изучает литературу в Сорбонне. За время пребывания в Париже Элитис увлекается изобразительным искусством и искусствоведением, помещает статьи в журнале «Порыв» («Verve»), знакомится со многими современными художниками, о которых пишет, в том числе с Пабло Пикассо, Анри Матиссом, Альберто Джакометти и Джордже де Кирико, пробует себя в качестве живописца.

По возвращении в Грецию (1953) Элитис вновь работает в Институте национального радиовещания, принимает активное участие в культурных мероприятиях. Его следующее литературное произведение «Достойно есть» (1948-1959) – это духовная автобиография в стихах и прозе, напоминающая по форме литургию греческой православной церкви и написанная на демотике, хотя в ней и используется все богатство греческой языковой традиции.

Следующая книга Элитиса, сборник стихотворений под заглавием «Шесть и одна для неба», появилась вслед за автобиографией (1960).

В 1961 году Элитис четыре месяца гостит в Соединенных Штатах по приглашению государственного департамента, а в 1962 году – в Советском Союзе.

С 1965 по 1968 год Элитис работает в административном совете греческого Национального театра, сделав в эту пору чрезвычайно много для возрождения национальной драматургии. Следующие два года он проводит в добровольной ссылке во Франции – в знак протеста против военного переворота («заговор черных полковников»), приведшего к свержению греческого правительства и установлению военной диктатуры (1967). В этот период написаны «Царь-Солнце» (1971) и «Дерево света и четырнадцатая красота» (1971).

На протяжении многих лет Элитис писал длинную поэму «Мария Нефели», где перед читателем предстают монологи девушки, олицетворяющей собой радикальное, освобожденное поколение. Поэма была опубликована в 1978 году. В отличие от других произведений поэта в «Марии Нефели» запечатлен реальный жизненный опыт: после написания «Достойно есть» Элитис встретил молодую женщину, и, как он сам рассказал, ему «вдруг захотелось написать что-то совсем другое».

В Италии тоже любят произведения О.Элитиса

Хотя некоторые из почитателей Элитиса были озадачены необычной для поэта направленностью «Марии Нефели», поэма приобрела широкую популярность, особенно среди представителей того поколения, чью точку зрения представляет Мария. Критик Б.Рейзис хвалил «Марию Нефели» за «поэтическое богатство и актуальность… В этом оригинальном, динамичном и впечатляющем поэтическом коллаже нашли свое отражение и драматизированы страдание и трагикомедия, надежда и пошлость нашего агрессивного и несообразного десятилетия».

В 1979 году Элитис получил Нобелевскую премию «за поэтическое творчество, которое в русле греческой традиции, с чувственной силой и интеллектуальной проницательностью рисует борьбу современного человека за свободу и независимость». Поэт счел награду Шведской академии не только честью для себя, «но и для Греции с ее многовековой историей – самой древней в Европе».

Аверс памятной медали О.Элитиса

Критик и переводчик Э.Кили отметил творческий рост Элитиса и постоянство его интересов: «Хотя его интересы остались в основном теми же, какими были в начале творческого пути… он ищет новые формы для выражения своих вечных тем». Английский поэт и прозаик Лоренс Даррелл писал об Элитисе: «У него романтический и лирический ум, склонный к чувственной метафизике… Его стихи – это заклинание, они взывают к жизни тот нетленный греческий мир, который всегда ощущался в европейском сознании».

1979 год. Стокгольм. Вручение Нобелевской премии О.Элитису

I

Постой немножко молча. Заплети в косы волосы этой ночи, пока в грезах смотрит она на свое обнаженное тело. Много горизонтов у нее, много компасов, и одна судьба – она бросает в огонь пятьдесят две свои карты, и сгорает, и начинается снова, уже на твоей ладони, дарящей ей жемчужины страсти. Островки сна.

Постой немножко молча. Обними огромный якорь, царящий в пучине. Скоро он взметнется в небеса. И ты не поймешь, но заплачешь; заплачешь, чтобы я поцеловал тебя, а когда я решусь пробить отверстие во лжи – узкий голубой просвет в хмельном дурмане – ты укусишь меня. Маленькая, ревнивая тень моей души, рождающая музыку под лунным светом.

Постой немножко рядом со мною.

II

Здесь, среди раннего шепота желаний, ты почувствовала впервые щемящее счастье жить. Большие смутные птицы на лету разрывали невинность твоих миров. На расстеленной простыне сличали лебеди свои грядущие песни – и выплывали из каждой складки ночи, расправляя над водою свои мечты, отождествляя свое бытие с бытием объятий, которых ждали.

Но шаги, не затерявшиеся в зарослях, достигшие голубого уголка небес (или твоих глаз?) – чего искали они? Что за звездное искушение билось в твоем отчаянии?

Ни это озеро, ни отзывчивость его ряби, ни пылкий призрак двух понимающих рук не удостаивались никогда такого розового волнения.

III

Залог и зачаток светлейшей удачи – день, с трудом изваянный на следах неизвестного.

Сколько бы мы ни платили слезам – ускользают от солнца.

И ты, жующая часы свои точно листья дельфийского лавра, становишься вестью о нежном пути в бессмертие.

IV

Пять ласточек – пять слов, устремленных к тебе. Любое сияние гаснет над тобою.

Прежде, чем упроститься в травинку, ты оставляешь свой образ на вершине утеса, с болью вздымающего пламя в самый зенит. Ко вкусу одиночества ты примешиваешь чобр воспоминаний.

Я же всегда прямою дорогою шел к отсутствию. Звук превращается в ручей, и, что бы я ни сказал, что ни полюбил бы, остается лежать непознанным в его тенях. Чистые мысли и гальки в прозрачной глубине. Хрустальное чувство.

V

Ты идешь, царевна, собирая пух своей юности. Вода сверкает на маленькой ладони. Весь мир тасует в смятении дни и на дне опьянения раскрывает бутон гиацинта. С завтрашнего утра ты почётная гостья моих сокровенных страниц.

VI

Древесная чаща, которая переживет твое ясное лицо. Объятие, которое так просто отдаст свою сень другому. Мир, который останется запечатленным в ней…

О несказанные слова, оставшиеся под корой надежды, в почках свежесрезанных побегов того странноприимного дня, – несказанные слова, огорчившие Творца гордецы.

VII

Волнение. Вместе живя и живя порознь, дрожат тополиные листья, делят поровну ветер. Перед глазами твоими тот, кто сопровождает в бегстве эти воспоминания, эти камешки, – этих химер! Над потоком времени ты держишься за колючие ветви. Я думаю о тех, кто никогда не соглашался принять спасение. О тех, кто любит смотреть на свет сквозь сжатые веки. О тех, кто и при третьей страже сна бодрствует, изучая свои раскрытые ладони.

И хочу замкнуть круги, начерченные твоими пальцами, и воздвигнуть над ними небеса, чтобы никогда уже не изменилась их последняя цель.

Говори со мною, – только говори со мною в слезах.

VIII

Сквозь глубины музыки прежние предметы следуют за тобой, преосуществившись. Жизнь везде подражает себе самой. С фосфором на ладони, ты течешь, неподвижная, по жилам бесконечного плетения судеб. И волосы твои, омоченные в Девятой симфонии, свиваются в воспоминания, возносят ноты к последним вершинам утренней сутеми.

Смотри! Голос, полузабытый тобою, вновь расцветает в твоей груди. Этот сиротливый коралл – не сдержанная тобою клятва. А высокий этот костер, на котором ты могла бы сгореть, – головокружение, из предсмертных вздохов фиалок доносящее до тебя отзвуки битвы.

Сквозь глубины музыки я иду об руку с тобою…

Обложка пластинки с музыкой М.Теодоракиса к стихотворениям О.Элитиса

IX

Ничего нового я не сделал. Я взял тебя так же, как ты взяла первозданную природу, двадцать четыре раза преобразив ее в леса и моря. Я принял с тобой эту дрожь, наоборот читавшую слова и бросавшую их прочь, словно открытые раковины. Я взял тебя в товарищи молнии, страху, наитию. Поэтому каждый раз, когда день сменяется новым, пронзая мое сердце по оси, ты уходишь, ты исчезаешь, преодолевая свое присутствие, создавая божественное одиночество, трепещущее, неизъяснимое счастье.

Я не сделал ничего иного – только нашел Тебя и стал на Тебя похожим!

X

И снова в ветвях черешен твои неуловимые губы. И снова на древесных качелях твои древние сны. В древних снах твоих песни вспыхивают и исчезают. В них вспыхивают и исчезают горячие тайны мира. Тайны мира.

XI

Высоко, на дереве белых скитаний вижу утреннюю твою фигуру, твое тело, вдоволь обветренное мистралем. Ты разворачиваешь перед собою море, дарящее и отнимающее жизнь у водорослей. Сияет пространство и где-то далеко в его сердце бьется белая струйка пара, рассеивая тысячи слез. Это же ты, забывшая Любовь в прибрежных волнах, меж подводных камней надежды. Ты, забывшая пламя за зноем полудня. Ты, в каждом радужном слове торопящая гласные, корзинами черпающая их мед!

Когда перевернется страница дня и ты встанешь внезапно, загорелая и светлая, пред хранящей столетия мраморною рукою, вспомни хотя бы того мальчика-сироту, что жил в штормовых волнах, по слогам произнося имя твоей красоты. И брось камень в пуп моря, и вложи алмаз в справедливость солнца.

XII

Возьми с собою в ковчег гиацинтовый свет и окрести его в источнике дня. Пусть рядом с именем твоим содрогнется предание, и моя рука, превозмогая потоп, вырвется наружу вместе с первыми голубями. Кто узнает твое имя на слух, кто достоин иметь его рядом с собою, кто сможет произнести его так, как великое солнце выкликает росток из земли!

Волны очищают мир. Каждый ищет свой голос. Где ты кричу и ни моря нет, ни гор, ни деревьев.

XIII

Расскажи мне о хмурой поре, овладевшей тобою, когда гром обогнал мое сердце. Расскажи о вожатом, приведшем меня на чужбину твоей печали. Расскажи о пространстве – о тьме – и о свете – о тайком прокравшемся шепоте ласкового сентября.

И возьми в руки радугу, увенчай меня.

О.Элитис всегда любил работать у окна. Шум улицы его вдохновлял…

XIV

Возвращайся на свой пемзовый остров, возвращайся и забытым акафистом оживи колокольни, над изгнанной памятью воздвигни утренние купола. Пусть тянутся наружу и вверх из твоего сердца кроны тесных садов, пусть снова целует тебя их кручина. Не чувствуй ничего, кроме острых утесов, и внезапно твой лик станет похожим на их песнопение. Высоко-высоко унесут тебя кривые каменные лесенки, и оттуда, из открытых ворот нового мира, будет биться твой пульс. Собирай лавр и мрамор для белого акрополя своего счастья.

И будь такою, какой родилась, – центром Вселенной.

XV

Магнитная стрелка болеет. Куда ни повернется она – перед ней огненный лик радостного востока. Брось же свои гиацинты, беги по виноградникам вспененных волн навстречу шестикрылому призыву зари!

Дыхание будущего расточает живые дары.

Стихи Элитиса на английском…

XVI

Спрячь на своем челе звезду, выловленную твоею волей в глубинах скорби. И иди за ней вслед, и во имя ее страдай свыше человеческого страдания. И оставь унижение другим. Ты всегда можешь больше. Поэтому большего достойна, поэтому, едва подымешь знамя свое, горькая тень падает на взоры вещей, повторяющих титанический космос.

XVII

Так ты ничему и не научилась от того, что родилось и умирало в страстях. Ты завоевала доверие жизни, не сумевшей тебя приручить, и продолжаешь мечтать. Что остается миру, разве может он тобой пренебречь!

Когда ты сияешь на солнце – рассыпающем по твоим плечам искры слез – и бессмертные гиацинты – и капли молчания – я называю тебя единственной явью. Когда ты вырываешься из тьмы и возвращаешься с зарею, с родниковой водой, древесной почкой, лучом, – я называю тебя единственной явью. Когда ты забываешь всех тонущих в небытии и становишься вновь простой – живой – человечной – я словно весь просыпаюсь в твоей перемене.

И на немецком…

Не играй больше. Брось козырную карту в огонь. Разверни человеческую географию.

XVIII

Смуглое мерцание, колыбельная твоих ресниц сказочным просторам Вселенной.

Пришло время молчанию броситься ветру на грудь; пришло время ветру наречь имена его смыслам.

Взятая за руку природа бежит вперед, как дитя, глаза распахнуты удивленно к голубому потоку, к освещенной листве, к каждому новому облаку на безмятежном лице небес.

А я – ощупывая песок побережья, заглядывая под ореховую кору, измеряя непреодолимое расстояние, потерял места наших встреч.

Где ты теперь, когда южный ветер сушит мне душу, когда Плеяды подают ночи знак освободить от пут бескрайнюю даль, где ты!

XIX

Этот бутон огня тогда отворится, когда новое крещение примет твой маковый цвет.

И с тех пор, где бы ни родилась ты снова, в чем бы ни отразилась, обо что ни разбился бы твой образ, – будет вечным апрель моей страсти, с утренней легкостью зажигающей семь задумчивых алых лепестков.

XX

Столько света, что и чистая строка стала бессмертной. Волны замкнули границы. Драгоценные ветви набросали портрет расстояния.

Теперь осталось только явиться тебе – о, тебе, высеченной из опыта ветров, и встать на месте прежнего изваяния. Осталось только тебе прийти и обратить свой взор к морю, где уже никогда не будет звучать ничего иного, кроме животворящего, непрестанного, вечного твоего шепота.

Осталось тебе простереться от горизонта до горизонта.

XXI

Вот перед тобою твоя смертная земля; ты листаешь ее неустанно, и не спишь. Столько холмов видишь ты, столько морей, столько цветов. И единственное сердце твое умножается, возвеличивая их смысл. Куда ты ни ступишь, распахивается даль, какое слово ни сорвется с твоих губ в бесконечность, обнимет меня. Усилься. Пойми. Почувствуй:

С другой стороны я такой же.

Элитис – не только писатель, но и художник – его картины, созданные в манере сюрреализма, экспонируются и в Греции, и за рубежом…

Всю жизнь он, убежденный холостяк, и так много рассказавший миру о любви, прожил в Афинах, где и умер в марте 1996 года. Похороны Элитиса превратились в национальный траур…

Один из последних снимков О.Элитиса

Помимо Нобелевской премии, Элитис был удостоен академических званий нескольких международных университетов, Национальной премии Греции в области поэзии (в 1960 году поэту вручена первая такая премия), а также греческого ордена Феникса (1965).