Глава четвертая
По мере того как империя Закхея все разрасталась, а с ней преумножались его богатства, мы виделись с Закхеем все реже. Я обычно был занят в одном из наших громадных хранилищ, переписывая и пересчитывая горы товаров, или проверял многочисленные счета. Закхей, в свою очередь, ездил с одной с одной фермы на другую, помогая мудрыми советами своим управляющим. Зачастую он сам выходил с крестьянами работать в поле. Закхей был поистине счастливым человеком. Он любил свое дело.
По вечерам, когда ни один из нас еще не был женат, Закхей и я всегда ужинали вместе - это стало нашей традицией. Мы пользовались этим непродолжительным отдыхом, чтобы обсудить наши дела и помечтать о будущем.
Но один из таких вечеров мне никогда не забыть. В тот день мой хозяин был странно молчалив и ел без аппетита. Тишину нарушали лишь мои краткие замечания, на которые Закхей отвечал рассеянными кивками. Так прошел ужин.
Закхей еще никогда не выглядел таким подавленным и угрюмым, поэтому я не выдержал и, решив, что дальше так продолжаться не может, осторожно произнес:
- Закхей, скажи, что случилось?
Он поднял голову, беспомощно посмотрел на меня, и опять промолчал.
- Что-нибудь произошло на одной из ферм? - продолжал я упорствовать. - Где ты пропадал весь день?
- На участках к северу от города.
- И как хлопковые поля Рубена и посевы сахарного тростника Джонатана переносят засуху, ведь воды у них очень мало?
- Там все в порядке. Они ожидают, что урожаи будут намного богаче, чем в прошлом году.
После этого вновь воцарилось молчание. Я недоумевал. Никогда прежде не выглядел Закхей таким удрученным и не был со мной так немногословен.
- Ты не заболел? - спросил я его наконец.
Он покачал головой. Снова молчание повисло в воздухе. Человек я упрямый, но решил не задавать больше вопросов, а просто терпеливо ждать, пока Закхей сам мне расскажет о своих неприятностях. Я очень хотел знать, что так опечалило Закхея, поэтому был готов сидеть хоть до рассвета, но, к счастью, мое ожидание не затянулось. Закхей неожиданно вскочил с ложа и, подойдя ко мне, приподнял край своей льняной туники, открывая моему взору тонкие, как у ребенка, ноги.
- Посмотри на меня, Иосиф! - скорбно проговорил он. - Посмотри на ужасную ошибку природы, сотворившую это тело! Вглядись повнимательнее в эту голову - ее размеров хватило бы на двоих, и она совершенно лысая! Взгляни на эти громадные плечи, руки, на странную шарообразную грудь и посмотри, посмотри на жалкие, хлипкие тростиночки - это мои ноги, вынужденные поддерживать мое уродство. Я - дурная шутка, пародия на человека. Я заточен в ужасную клетку своего несуразного тела, из которой не выберусь до самой смерти. Пожизненное заключение в темнице без единой двери! Иосиф! Ну почему именно со мной Господь обошелся так жестоко, наградив такой внешностью?
Он упал на свое ложе, обхватив голову руками и безутешно рыдая. Я был так ошеломлен его словами и поведением, что застыл в неловком молчании. За все годы дружбы мы лишь дважды коснулись этой темы - его роста и необычного телосложения, причем оба раза за обедом, после выпитого вина. Помнится, оба наших разговора начинались с моих предложений, что пора бы нам женится. В ответ он лишь печально улыбался и отвечал, что нет женщины, которая, будучи в здравом уме, согласилась бы обручиться с неполноценным мужчиной, если, правда, она не так же уродлива, как и он сам.
“Хорош суженый!” - горько усмехнулся он тогда.
Наклонившись, я дотронулся до его плеча.
- Закхей. Скажи, ты сегодня разговаривал со старым Джонатаном?
Он удивленно посмотрел на меня, отведя от лица руки.
- Мы проговорили с ним все утро. Я и не заметил, как пролетело время. А почему ты спрашиваешь об этом?
- А как поживает его любимая дочь Лия? Мне кажется, с каждым годом она становится все прекраснее.
Могучие плечи Закхея печально поникли, и он отвернулся от меня.
- Иосиф, мы так долго уже вместе, что стали неразлучны, как братья.
То, что таится на сердце у одного, другой прочтет, как в развернутом свитке. У нас нет секретов друг от друга, мы все понимаем без слов. Я отдал бы все, что имею, только бы Лия стала моей женой.
Он горько вздохнул.
- А что же Лия? Что чувствует она?
- Кто может знать об этом наверняка, кроме нее самой? Когда я приезжаю к ее отцу, она всегда добра и вежлива со мной. Но какими могут быть ее чувства ко мне, к некрасивому, низкорослому богатому человеку, владеющему землей, с которой кормится ее семья? А если я отважусь попросить родителей Лии женится на ней, то не примут ли они мое предложение только ради благополучия своей семьи и тех прекрасных вещей, которыми я могу ее одарить? Как она может испытывать хоть каплю любви к мужчине, заточенному в этой “клетке”? - лицо его вновь исказилось от боли, и он, желая подчеркнуть свое уродство, дотронулся сначала до макушки, а потом, не нагибаясь, с легкостью, и до пят.
- Закхей, - произнес я вставая, - за все те годы, что мы проработали вместе, я ни разу не солгал тебе.
- Я знаю, Иосиф.
- Выслушай меня, умоляю. Очень давно, когда я впервые увидел тебя на базаре, я почувствовал к тебе жалость. Но это продолжалось недолго, потому что я понял, что в тебе есть нечто большее, чем в других людях. По мере того как росли твой успех и слава, я начал видеть в тебе великана, совершенного телосложения. И сейчас я вижу тебя таким. Я ослеплен твоими талантами, мужеством, способностями, чуткостью к чужому горю и твоей великой силой, но не физической, а силой твоего духа. Закхей, я могу поклясться жизнью, что и Лия видит тебя таким же.
Меньше чем через год они стали мужем и женой. Четыре года спустя они переехали во дворец, построенный Закхеем для Лии. Прошло еще двенадцать месяцев, и когда они уже смирились с тем, что никогда не будут благословлены наследником, Лия обрадовала нас вестью, что ждет ребенка.
Конечно, Закхей был уверен, что Господь пошлет ему сына. Месяц за месяцем, всякий раз, когда мы встречались, мне требовались поистине титанические усилия, чтобы отвлечь друга от мыслей о будущем ребенке и заставить поговорить о делах. Закхей уже строил грандиозные планы о будущем наследника. У мальчика будет прекрасная конюшня с лучшими арабскими скакунами, учителей для него он пригласит из Рима, Коринфа и Иерусалима, а в специально отведенной во дворце комнате будет множество игрушек. Закхей говорил, что в один прекрасный день его сын станет самым богатым землевладельцем в Иудее, и могущественнейшие люди мира будут добиваться чести называться его друзьями.
- Взгляни на это, Иосиф, - сказал мне Закхей однажды утром, открывая небольшую коробочку из отполированного орехового дерева, выложенную шелком, и вынимая из нее вещичку из слоновой кости, размером чуть меньше моего кулака. За время работы с Закхеем я стал настоящим специалистом по слоновой кости и мог безошибочно отличить, из бивня какого слона - африканского или индийского - вырезано то или иное украшение. То, что показал мне Закхей, было определенно сделано из бивня индийского слона.
Я осторожно взял в руки искусно вырезанную клетку: внутри находилась крошечная птичка, которая каталась по полу клетки. Я удивился тончайшей работе мастера - все было сделано из цельного куска кости.
- Сколько же времени резчик потратил не нее? - воскликнул я. - Наверное, многие месяцы. Поразительная работа! Как мастер сумел вырезать птичку, не повредив при этом многочисленных прутиков клетки? Никогда не видел ничего подобного! Это дар судьбы!
- А меня охватывает печаль, - грустно произнес Закхей, прижимаясь щекой к клетке. - Посмотри, ведь в клетке нет дверцы, птичка обречена провести всю жизнь в неволе.
- Где ты отыскал это сокровище?
- Недавно к нам пришел караван Во Санг Пи, он и подарил мне эту вещицу для моего будущего сына.
- Для твоего сына? - ошеломленно спросил я.
- Да, для моего сына. Это будет всего лишь погремушка. Мой сын будет забавляться с ней в те редкие минуты, когда я не смогу быть во дворце и играть с ним.
Даже сейчас, когда я пишу эти строки, слезы катятся по моим щекам, ибо маленьким пальчикам никогда не суждено было дотронуться до той изящной погремушки. Мечты и планы Закхея о будущем сыне так и не сбылись.
Младенец, долгожданный мальчик, и его мать, хрупкая, прекрасная Лия, погибли во время родов.
Последовавшие двенадцать месяцев показались нам, тем, кто был близок к Закхею, самым страшным временем. Он не выходил из своей огромной спальни и ни с кем не общался, кроме меня. С ним во дворце оставался только Шемер, первый слуга, нанятый Лией. Он приносил Закхею еду и следил за тем, чтобы на господине была свежая одежда. На все наши вопросы о здоровье хозяина Шемер лишь печально качал головой и молча удалялся внутрь покоев.
Однажды, проверяя, как обычно, счета и записи в книгах учета товара, я внезапно почувствовал прикосновение знакомой твердой руки.
- Приветствую тебя, мой счетовод, - произнес Закхей спокойно, глядя на меня, как смотрел раньше, до посетившего его горя.
- Приветствую тебя, хозяин, с возвращением, - ответил я.
- Ну как наши дела? - он слегка улыбнулся, кивая на книгу учета. - Мы еще не разорились?
- Совсем наоборот. Наши дела идут еще лучше, чем прежде.
- Это только подтверждает мои слова. Ты помнишь, Иосиф, я всегда говорил, что ты умеешь вести дела не хуже меня, а то и лучше.
- Благодарю тебя, Закхей. Но ты сам знаешь, что это не так. Ты хвалишь меня просто по своей доброте. Начиная с первого дня, когда открылась наша придорожная лавка, мы вместе с тобой воплощали в жизнь твои идеи. Твое предвидение и упорство помогли нам добиться такого благополучия. Я же всегда был лишь послушным инструментом в твоих руках. Таким я и остаюсь по сей день. Ты льстишь мне. Хотя, не скрою, я горжусь тем, что мне, как и многим другим, выпала честь осуществлять твои планы.
Он коснулся моей головы.
- Иосиф, у меня есть к тебе дело. Как ты думаешь, сколько в нашем городе детей, которым еще не исполнилось десяти лет?
Мой рот раскрылся от удивления.
- К-к-как ты сказал?.. Детей… не достигших десяти лет? - переспросил я.
- Да.
Признаюсь, что, услышав вопрос, я подумал, что у Закхея от пережитого горя и от долгого пребывания в одиночестве помутился рассудок.
Подозрительно посмотрев на него, я немного подумал и ответил:
- Наверное, тысячи две или около того.
- Очень хорошо, - кивнул Закхей. - Объяви по всему городу, что я приглашаю всех детей, которым не исполнилось десяти лет, и их родителей к нам во дворец на праздник, который состоится через четыре дня, на седьмой день нисана.
Для счетовода самое главное - иметь надежную память на цифры.
- Седьмой день нисана, - прошептал я, запоминая дату. Вдруг меня осенило. - В этот день год назад… - я осекся.
- Да, - тихо сказал Закхей. - В этот день год назад я потерял мою любимую семью: Лию и сына. Ты все помнишь, мой дорогой друг…
В его словах не было ни горя, ни жалости к себе.
- Да, Иосиф, в этот день, день рождения моего сына, я хочу устроить праздник. Но не только для того, чтобы почтить его память. Я хочу, чтобы каждый ребенок Иерихона порадовался и, может быть, впервые в жизни отпраздновал свой день рождения. Возьми сколько нужно денег из нашей казны и сделай все необходимые приготовления к празднику. И позаботься также, чтобы всем детям хватило игрушек. Купи их в избытке, чтобы каждый и каждая получили то, о чем мечтали.
- Устроить праздник для двух тысяч детей? - изумился я. - На это потребуется целое состояние!
- Не беспокойся о потраченных деньгах, Иосиф. Лучше подумай, как много будет значить праздник для каждого ребенка.
Так и случилось. На седьмой день месяца нисана просторный двор вокруг дворца огласился радостными детскими криками. Несколько тысяч мальчиков и девочек смеялись, бегали и кричали, ели разнообразные кушанья и сладости, которых не пробовали прежде. Но самым счастливым среди них был Закхей. Он заразительно хохотал вместе с детьми над проделками клоунов, помогал малышам забираться в повозки, запряженные маленькими осликами, играл с детворой в прятки и танцевал. Его веселье было столь неподдельно, что к играм детей присоединились и родители. Потом запыхавшийся и раскрасневшийся Закхей сел возле меня на скамью и наблюдал за радостной беготней малышей.
Когда праздник подходил к концу и толпа детей заметно поредела, к нам подбежал маленький мальчик. Держа во рту палец, он остановился и задумчиво посмотрел на Закхея. Хозяин взял малыша на руки и посадил себе на колени.
- Как тебя зовут, сынок? - спросил Закхей.
- Натаниэль, - ответил малыш.
Тихий вздох сорвался с губ Закхея. Он с трудом овладел собой и прошептал:
- Хорошее имя. Если бы у меня был сын, я обязательно назвал бы его Натаниэлем.
Мальчик рассмеялся и соскочил с колен Закхея.
- Скажи мне, Натаниэль, - произнес Закхей, взяв мальчика за плечи, вглядываясь в его личико, вымазанное сладостями, и заглядывая в его ясные карие глаза, - скажи, чего тебе хочется больше всего?
Мальчик на минуту задумался, потом повернулся и ткнул пальцем в сторону дворца.
- Ты хочешь получить в подарок этот дворец? - удивленно спросил Закхей. - Но если я отдам его тебе, то где же мне тогда жить?
Мальчик замотал головкой.
- Ты хочешь не дворец? - снова спросил Закхей. - Тогда что же?
- Вот это, вот, белое. Белое… - залепетал мальчик.
- Белое что? Стены? - Закхей повернулся и посмотрел на меня вопросительно, но я сам не понимал, что просит мальчик.
Натаниэль снова показал пальцем на белую стену дворца, затем опять повернулся к Закхею и показал на городскую стену, виднеющуюся за ветвями деревьев.
- Грязная стена… очень грязная.
- О, я понял! - воскликнул Закхей. - Ты хочешь, чтобы городские стены были такими же белыми, как стены моего дворца?
Малыш кивнул.
Закхей повернулся ко мне и улыбнулся. Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
- Ох уж эти мне бедняки, - произнес я, покачивая головой. - Хозяин, они даже не представляют, во сколько обходятся их желания. Им всем кажется, что на свете нет ничего невозможного.
- Иосиф, если бы все люди сначала думали, что им придется сделать для исполнения своих желаний, они бы вечно сидели сложа руки, - сказал Закхей. Он бережно взял мальчугана на руки, прижал к груди его головку, а потом поцеловал в лоб. - Я выполню твое желание, Натаниэль, - торжественно произнес он. - В твою честь и в честь всех детей Иерихона стены города будут выкрашены в белый цвет.
И они были выкрашены. После того как старейшины и римский центурион дали свое согласие на покраску стен, Закхей нанял пятьсот работников. Те работали день и ночь, и в результате их стараний грязно-серые Иерихона заблестели яркой белизной. Они были покрашены не только внутри и снаружи, но даже сверху, и только один я знал, во что обошлась нам эта затея.
С того памятного дня каждый год в седьмой день месяца нисана Закхей устраивал перед своим дворцом большой детский праздник, а стены Иерихона сияли свежей краской.
К сожалению, Господь так и не благословил меня обзавестись семьей, и Закхей часто предлагал мне поселиться в его дворце, но только после долгих уговоров я принял его приглашение. Так мы, сделавшись когда-то неразлучными друзьями, стали жить вдвоем и вдвоем стариться. Мы были словно две сосны, растущие на верхушке горы, обдуваемые со всех сторон ветрами и мокнущие под дождем. Шли годы, и в конце концов мы с Закхеем стали отражением друг друга.
Наши доходы продолжали расти, а дни протекали в мире и спокойствии, пока не случилось в нашей жизни непредвиденное событие - нам нанес визит новый прокуратор Иудеи, назначенный Римом.