На берегу остался один дедушка Кожин. Он сидел у самой воды и чистил песком ведро. Бойскаутская, флотилия развернулась и направилась к нему. На носу передней лодки стоял ладно скроенный, в хорошо подогнанном костюме бойскаут. Видимо, командир, Максим и его друзья, наблюдавшие сквозь кусты, узнали в нем Гену Воронина. А на корме, важно развалившись, выпятил пузо Котька.

Войдя в залив, лодки быстро и ловко выстроились в ряд.

— Эй, старик, — крикнул Гена, — что это за остров?

— Остров и есть остров. Раз кругом вода, значит, остров.

— А ты что здесь делаешь?

— Остров караулю.

Бойскауты рассмеялись.

— Чего же его караулить, что он, уплывет?

— Кто ж его знает, что с ним может случиться. Только по губернаторскому приказу я тут приставлен.

— Так что же, этот остров принадлежит губернатору?

— А то кому же. Вы вот что, господа хорошие. Не вздумайте останавливаться на острове, приказано никого не пущать.

— Не болтай, чего не следует. Разве не видишь, мы бойскауты.

— Бои вы или баи, мне не интерес. Я имею приказ. Высадитесь здесь, я стрелять буду. Прискачут стражники, и вам неприятность, так что плывите-ка дальше, ребятки, миром прошу. А не то…

Дед решительно встал и зашагал к шалашу. В это время за спиной Гены кто-то тихо, но так, что в стоявшем вокруг безмолвии это было явственно слышно, сказал: «Да наплевать на этого старикашку, поплыли дальше!»

— Лево руля! — скомандовал Гена.

Флотилия развернулась, вышла из залива и поплыла вниз по Сакмаре.

Коростин подошел к ребятам.

— Вот что, друзья, — обратился он к ним. — Надо немедленно подобраться к этим бойскаутам и узнать, что они намерены делать и надолго ли здесь. Только сделать так, чтобы вас ни одна душа не увидела.

Коростин и Вася взвалили на плечи мешки, которые утром привезли ребята, и скрылись в лесной чаще. Максим повел свой отряд вдоль берега. Идти было трудно. Густые заросли ежевики путались в ногах, царапались, часто вставали на пути кусты черемухи, шиповника, волчьей ягоды. Приходилось под них подлазить, обходить.

Когда ребята преодолели с полверсты, они услышали голоса. Бойскауты только-только причалили к берегу. Они выбрали чудесную поляну, полукругом подходившую к воде. На берегу стоял Гена и командовал. Ничего не скажешь, дела у них шли организованно. Видимо, каждый хорошо знал свои обязанности. Сложили в ряд рюкзаки и занялись подготовкой лагеря.

Максим расположил свой отряд за кустами, а сам решил подобраться поближе к тому месту, где устанавливались палатки. Когда расходились, Максим сказал:

— Как только дам сигнал, собирайтесь к тому вон осокорю, — и показал на высокое дерево, растущее в стороне от кустов.

— А какой дашь сигнал? — спросил Володька.

— Прокукую три раза.

— Чудак, — заметил Газис, — сейчас же кукушки не кукуют.

— Эх, и правда, ну тогда вот так. — И Максим затрещал сорокой.

— Ну это другое дело.

Ребята уползли. Максим лег на землю и на животе стал продираться в зарослях ежевики. Сквозь листву ежевики ему было не очень хорошо видно, но зато отлично слышно. Вот громко отдал команду Гена:

— Соколиный Глаз, Черный Ворон, Орлиное Крыло, ко мне.

К Гене подбежали три бойскаута лет по пятнадцати и вытянулись перед ним.

— Садитесь, — сказал Гена. — Давайте обсудим план действий. Мы должны обследовать остров и нанести его на карту. Отправляемся четырьмя отрядами. Ты, Соколиный Глаз, ведешь свою группу к центру острова, там, по предположениям, имеется маленькое озеро. От него ведешь отряд прямо на юг и выходишь на южную оконечность острова. Черный Ворон со своим отрядом доходит до озера, огибает его и выходит на восточный берег. Орлиное Крыло также выходит к озеру, а от него к северной оконечности острова. Я с четвертым отрядом огибаю остров на лодках, наношу его очертания на карту и собираю вышедшие сушей отряды. Ночуем на северном выступе острова. А послезавтра разбор собранных сведений и рыбалка. Задача ясна? Напоминаю, по пути наносить на карту все приметные ориентиры, вести подробные записи, собирать сведения о флоре и фауне острова.

— Ясно, — ответили бойскауты и поднялись.

— Подождите, есть еще одно очень важное дело. Послушайте, вам не кажется подозрительным этот старик?

— Да ведь это тот самый, который генералов заставляет честь отдавать. Я его запомнил, — ответил Черный Ворон. — Котька Гусаков говорит, что он из Нахаловки.

— Ах, это герой Порт-Артура! Неважно. Все равно его проучить надо, очень уж он нагло вел и врал насчет губернаторского приказа. По всему видно, что на острове он не один. Я заметил у него на берегу бредень, а одному с ним не управиться. Три ведра. Несколько удилищ. Зачем ему столько? Шалаш оборудован на целую компанию.

— Вот что надо сделать. Первое, немедленно установить за стариком наблюдение. Ты, Орлиное Крыло, пошлешь Тушканчика и Лису.

— Но ведь уже смеркается, заблудятся еще.

— Не заблудятся, берег реки — прекрасный ориентир. К тому же ночь лунная. Сразу же после ужина и пошлешь. Второе, если Тушканчик и Лиса убедятся, что старик один, пусть дождутся, когда он уснет, и угонят его лодку. Надо, чтобы старик пришел к нам с поклоном. Если же старик не один, доложите мне. Тогда выработаем новый план. Ясно?

— Гениально! — воскликнул Соколиный Глаз.

— Ну, так исполняйте. А теперь ужинать.

Максим ящерицей выполз из своего укрытия, пробрался к осокорю и затрещал сорокой. В ответ вдруг услышал Гену, который торжественно воскликнул:

— Господа, сорока оповещает всех лесных обитателей о том, что на таинственный остров прибыл отряд отважных покорителей. Ура!

— Подождите, мы еще посмотрим, как вы будете завтра кричать, — шептал Максим. У него зрел свой план.

Из сумерек бесшумно появились его друзья. Максим рассказал им о плане бойскаутов и предложил: Газис отправляется в лагерь, предупреждает дедушку Кожина и Коростина. Как только Тушканчик и Лиса пойдут, Володька будет следить за ними. Максим останется наблюдателем в лагере.

— Я их! — Володька воинственно передвинул со спины самопал.

* * *

Газис исчез в кустах. Максим и Володька подобрались к лагерю и залегли. Бойскауты ужинали. На остров окончательно спустилась ночь, но большой костер, у которого шел ужин, давал наблюдателям возможность видеть весь лагерь. Вот от костра отделились Орлиное Крыло и еще два маленьких бойскаута. Тушканчик и Лиса, догадался Максим. Они пошептались, и двое маленьких углубились в лес. Володька за ними.

У бойскаутов ничего интересного не происходило. Они развертывали одеяла и исчезали в палатках. Вскоре лагерь совсем притих. На берегу остались двое дежурных. Один с малокалиберным ружьем «монтекристо», другой — с посохом. Они, как заправские часовые, прохаживались на берегу, один в одну сторону, другой в противоположную. Сойдутся, снова разойдутся.

Вернулся Газис. Рассказал Максиму: был у деда и у Коростина. Коростин поблагодарил и велел продолжать наблюдать. Нападать на бойскаутских наблюдателей категорически запретил. Пусть будут убеждены, что на острове, кроме дедушки Кожина, никого нет. Газис сунул Максиму сверток.

— На, поешь, дедушка Кожин прислал всем по куску.

Максим развернул газету и с удовольствием обнаружил кусок хлеба с салом. После еды начало клонить в сон. Часовым, должно быть, тоже было нелегко бодрствовать. Один из них то и дело вынимал из кармана часы и, подойдя к костру, поглядывал на них. Вдруг зашуршали кусты.

— Стой, кто идет?! — крикнул один из часовых.

— Тушканчик и Лиса. Где Бурый Медведь?

Из палатки вышел Геннадий.

— В чем дело? — спросил он пришедших.

— Старика нет.

— А лодка?

— И лодки нет. Мы осмотрели кусты вокруг и нигде не нашли. Он только что уплыл на лодке, потому что в костре еще горящие угли, а на песке свежий след от лодки.

— Ложитесь спать, а ко мне пришлите Орлиное Крыло.

И в это время с реки раздался голос дедушки Кожина:

— Вы что же, господа хорошие, не послушались меня, все-таки поселились на острове? Ну что ж, завтра пожалуюсь губернатору.

— Убирайся к черту, старый болван, а то я тебе сейчас! — закричал Геннадий.

— Ну, ну, как вам угодно, — ответил дедушка и уплыл.

— По палаткам, — закричал Гена, — завтра в семь часов всех подниму. Предстоит трудная работа.

* * *

Лагерь утих. Только часовые продолжали прохаживаться.

— Не дадим им спать, — сказал Максим. — Ты, Газис, иди на ту сторону поляны и вой по-волчьи, а я пойду на другую и буду кричать филином.

— А я что буду делать? — спросил Володька.

— Ты наблюдай.

Через несколько минут с ветлы, что стояла у самой воды, раздалось громкое:

— У-ух, ух!

Часовые прижались друг к другу и с опаской поглядели в сторону ветлы. А оттуда снова и еще более зловеще:

— У-ух! Хо-хо-хо! У-ух! У, у, у!

А с другой стороны поляны:

— У-у-о, у-у-у!

Часовые помчались к палатке.

— Гена, Гена, — громким шепотом стали они звать.

— Ну, что вы спать не даете? — закричал Геннадий, выскакивая из палатки.

— Волки, Гена!

И в это время Газис снова подал голос:

— У-у-ой!

— Что за чертовщина! Летом волки не воют и на людей не нападают… Больше огня!

Генка сам кинулся к костру и бросил в него охапку сучьев. Огонь сник. В надвинувшейся темноте еще более жутко прозвучал голос филина, а за ним совсем рядом провыл волк. Перепуганные бойскауты повыскакивали из палаток и сгрудились у костра. Наконец сучья разгорелись, пламя вспыхнуло и широко разлило свет на поляне. Геннадий выхватил головешку и побежал к тому месту, откуда раздавался волчий вой. Все стихло.

Геннадий вернулся к костру.

А Максим со своей ветлы снова подал голос.

— Уберите вы это пугало, неужели не понимаете, что это филин. Соколиный Глаз, подстрели его!

Соколиный Глаз взял «монтекристо» вскинул его к плечу и стал ждать, когда филин снова закричит. Но Максим уже был на земле. Зато опять потянулось отвратительное:

— У-у-о!

Бойскауты сжались в кучу.

— Да не пугайтесь вы, овечки, — прикрикнул на них Геннадий, — разведите побольше костер! Вот что, Бобер, — это Геннадий обратился к Котьке, — назначаю тебя старшим часовым. С тобой Тушканчик и Лиса. Будете дежурить до восхода солнца. Остальным — спать.

Лагерь затих. Котька, прошелся по лагерю, что-то сказал часовым, подкинул в костер хворосту, сел на землю, привалившись спиной к бревну, и, видимо, сразу уснул. К нему подошел Тушканчик и тоже сел, посохом помешивая в костре. У воды остался один Лиса.

Максим отвел свой отряд поглубже в лес и изложил друзьям новый план. Он подбирается к лодкам, оттаскивает их в воду, течение унесет всю бойскаутскую флотилию, и тогда этим искателям приключений будет не до обследования острова.

Сейчас как раз момент подходящий. Предрассветный сон накрепко уложил бойскаутов. Газис внес поправку. Одному Максиму с лодками не справиться. Договорились так. Газис будет сталкивать лодки с песка, а Максим выводить их на течение. Володькина задача — внимательно следить за часовыми.

Пожалуй, самая осторожная мышь не пробегала никогда так бесшумно, как ребята пробрались к лодкам. Но этот Лиса торчит на берегу у самой воды. Он во весь рот зевает, вздрагивает от предутреннего холода, но с берега не уходит.

Что же с ним делать? Схватить, связать, в рот засунуть кепку? Нет, не годится. Надо терпеливо ждать. Вдруг Лиса вскрикнул, схватился за щеку и побежал к костру.

— Что такое? — спросил его Тушканчик.

— Посмотри, что со щекой?

— Ой, кто это меня? — закричал Котька, вскакивая.

Максим понял: это Володька из своего самопала расстреливает часовых. Не теряя времени, он бросился к лодкам. За ним Газис.

Вдвоем они ухватились за нос лодки, навалились, и она плавно закачалась на воде. Максим бесшумно вошел в воду, ухватил лодку за корму и вывел на быстрину. Вода была холодная, когда Максиму стало по шейку, заломило под мышками. Сейчас бы энергично проплыть и согреться. Но можно нашуметь. Максим собрал всю свою терпеливость и вернулся к берегу. Вывел вторую лодку, потом третью и четвертую.

Так же бесшумно, как и пришли, ребята вернулись к Володьке. У Максима зуб на зуб не попадал. Газис отдал ему свою рубашку и посоветовал снять штаны. Стало немного теплее.

Условились так: Максим и Газис идут к Коростину рассказать, в каком положении бойскауты, Володька продолжает наблюдать.

* * *

Максим проснулся от каких-то странных звуков. Сначала он не разобрал спросонок, где находится. Потом вспомнил. На рассвете, когда он и Газис, оба продрогшие, пришли в землянку, Вася достал из мешка свою рубашку и надел на Максима, а его мокрую одежду развесил на сучья. Потом напоил ребят зверобоем. Коростин подробно расспросил о ночных происшествиях. Когда ребята рассказали о лодках, Коростин, подумав, сказал:

— А в общем-то с лодками вы придумали неплохо. Посмотрим, что получится.

Газиса и Максима уложили на нары, укрыли полушубком и велели спать…

Максим повернул голову в ту сторону, откуда шел звук, и увидел Васю. Перед ним стояла маленькая машинка, он клал куда-то внутрь ее листок бумаги, нажимал на рукоятку, машинка сжималась, Вася отпускал рукоятку и вынимал листок с напечатанным на нем текстом. Вот эта-то машинка и издавала звук.

— Ага, проснулся? — оторвался Вася от работы. — Вставай, обедать будем.

— Неужели уже обедать пора?

— А ты как думал.

Максим вскочил, вышел на волю. Яркое солнце ослепило его. После сырой прохлады землянки сначала приятен был охвативший его зной, но через минуту стало жарко. Оглядел свой наряд. Рубашка до колен, рукава болтаются. Максим снял с веток свои штаны и рубашку — тепленькие, сухие, чистые. Оказывается, Вася и постирал их.

— Где же Газис? А Володька не приходил? — спросил Максим.

— Все на стане у деда Кожина. Вот сейчас я закончу, и мы с тобой пойдем туда.

— А что делают те, бойскауты?

— Удрали. Вы на них такого страху нагнали, что им невтерпеж стало на острове.

— Что это вы делаете?

— На, посмотри, — Вася подал Максиму листок.

— «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — прочел Максим, а ниже крупным шрифтом — «Заря».

— Так это вы здесь «Зарю» выпускаете? Такую малюсенькую?

— Что же делать, если большую нам не дают выпускать.

— Кто же ее такую покупает?

— А мы ею и не торгуем, бесплатно раздаем, и не всем, а верным людям.

— А мне можно почитать?

— Читай.

— «Товарищи! Кровавая война продолжается. Она ежедневно уносит тысячи рабочих и крестьянских жизней. Зато миллионные барыши текут в карманы капиталистов. Это не деньги, а кровь наша течет… им в карманы…»

— Помоги-ка мне, — отвлек от чтения Максима Вася.

Подал мешок. Максим раскрыл его. Вася сложил в него газеты, вскинул на плечо, и они пошли на стан. Здесь были все в сборе. Над костром в ведре кипела уха.

* * *

После обеда, когда ребята мыли в Сакмаре посуду, Володька рассказал, как прошло его дежурство у бойскаутов. Выстрелы наделали в лагере переполох. Часовые и пуще всех Котька кричали на весь лес, что стая ядовитых жуков налетела на них.

На поднятый шум из палатки выскочил злой Геннадий.

— Прекратить немедленно! — закричал он. — В чем дело, чего расшумелись?

— Жуки! — крикнул Котька. — Вот смотри, — и он показал на украсивший его лоб синяк.

Геннадий огляделся.

— А где лодки? — закричал он и схватил Котьку за грудки. — Где, я вас спрашиваю, лодки?

— Н-не, не знаю, — пролепетал Котька.

— Сейчас же бегите по берегу и ищите. Тревога, тревога! — закричал Геннадий. Из палаток начали выскакивать заспанные бойскауты. Геннадий послал группу по берегу вниз по течению. Вскоре прибежали часовые и сказали, что нашли одну лодку. Ее прибило к коряге у противоположного берега.

— Плывите за ней сейчас же! — приказал Геннадий.

Но оказалось, что Котька плохо плавает, у Тушканчика часто бывает ангина, Лиса боится холодной воды. Геннадий выругался, разделся, вошел было в воду, но тут же вернулся и сказал, что вода очень холодная и что он из-за каких-то оболтусов простуживаться не намерен. Потом он послал Котьку к дедушке Кожину просить лодку, чтобы сплавать на ней за той, что пристала к коряге.

Когда Котька подошел к стану, дедушка как раз возвращался с проверки крючков. В лодке у него лежали три соменка, большая щука и два судака.

— Здравствуйте, Кузьма Родионыч, с хорошим уловом вас, — приветствовал его Котька.

— Спасибо, сынок.

— Дедушка, у нас несчастье случилось, выручите, пожалуйста. — Голос у Котьки был ласковый, такой вежливый. — Понимаете, ночью у нас лодки смыло.

— Все до единой? Ай-я-яй, беда-то какая, — запричитал дед. — Поди, их в Урал унесло. Как же вы теперь будете, ребятки, домой-то отсюдова добираться?

— Одну мы нашли. Помогите, дедушка, пожалуйста, пригнать ее. Она у того берега, к коряге прибилась.

— Как не помочь. Сейчас вот рыбку пристрою и сплаваю.

— Спасибо, дедушка, большое спасибо. Мы вам заплатим.

— Да на что мне ваша плата, в беде надо помогать друг дружке.

Короче говоря, дедушка Кожин пригнал бойскаутам лодку, а пока он плавал, Геннадий собрал совет старших, который принял решение: исследование острова отменить, так как все измучены бессонной ночью. На оставшейся лодке перевезти с острова на берег малышей и отправить их домой, а старшие — Геннадий, Соколиный Глаз и Орлиное Крыло — попытаются догнать остальные лодки.

И вот теперь остров свободен от бойскаутов.

* * *

Ребят позвал Коростин. Когда они подошли, Вася раскладывал газеты на три пачки. Разложив, завернул их в клеенку и рассовал в судовешки. Сверху покрыл травой, на траву положил рыбу и снова закрыл травой. Тщательно осмотрел: не просвечивает ли клеенка сквозь прутья судовешки.

Коростин объяснил: Володька и Газис с дедушкой возвращаются в Нахаловку. Одному дедушке на быстрине не выгрести. Володьке и Газису придется бурлачить — тянуть лодку через перекат бечевой. Когда придут в Нахаловку, газеты отдадут: Газис — Никите Григорьевичу, Володька — Екатерине Ивановне. Что делать дальше, им скажут. Максим остается рыбачить.

Лодка с дедом и с ребятами ушла. Без них на стане стало как-то тоскливо. Максим сидел на берегу и молча смотрел на воду. Подошел Коростин.

— О чем задумался? Скучно без друзей? Вы зачем сюда приехали? Рыбачить. Так давай будем рыбачить.

Он разделся, взял бредень. За другой конец взялся Максим. Наловили животки. Расставили крючки и перетяги. Лодки не было, и пришлось их ставить все с одного берега. Самые соминые места — коряги и омуты под ними — остались без крючков. Максим несколько раз лазил в холодную воду и озяб. Чтобы согреться, сделал несколько сальто.

— Где ты такой премудрости научился? — спросил Коростин.

— А это нас Никита Григорьевич научил.

— Ну, Никита на все руки мастер.

— А где он всему этому научился? Ведь его отца убили, когда он был маленький.

— Жизнь научила.

И Коростин рассказал.

Когда в 1905 году Никиту сняли в Петербурге с ограды Адмиралтейства с простреленной грудью, чуть живого, а отца убили, мать с горя сошла с ума. Так и умерла в сумасшедшем доме. Никиту взял к себе отцов друг. Электромонтер по специальности. И пристроил мальчика к своему делу. Но через некоторое время этого друга осудили и выслали в Сибирь на поселение. С ним в ссылку уехал и Никита. Потом они убежали в Харбин, на Китайско-Восточную железную дорогу. Друг отца работал электромонтером, попал в железнодорожную катастрофу и погиб. Никиту приютили друзья-китайцы. У хозяина был сын-акробат, работал в цирке, научил своему делу Никиту и взял в цирк. А там он увлекся еще и французской борьбой. Перед — войной Никита Григорьевич вернулся в Петербург, работал на заводе. Он довольно часто рассказывал рабочим о царской «ласке». А когда началась война, его отправили на фронт. В госпитале он продолжал свои рассказы о том, почему рабочему люду плохо живется, и, немного подлечив, его выслали в Оренбург.

* * *

Ранним утром следующего дня Максим проверил крючки. Попались два соменка и судак. Ничего, подходяще, уха будет.

По реке глухо, чуть подрагивая на водной ряби, прокатилось: бу-ум. Потом пошло мерно, рассудительно и солидно: бум, бум, бум. Это большой соборный колокол звал верующих к воскресной обедне. Сейчас мать печет лепешки. Смажет их подсолнечным маслом и подаст стопку на стол. Пахучие, румяные.

Так уж повелось в рабочей Нахаловке. В будние дни можно обойтись пустыми щами и картошкой в мундире. А уж в воскресенье готовят пять-шесть блюд: щи с коровьей или бараньей головой, молочная лапша. Потом каша молочная, пшенник, лапшевник, сухарник, яблочник. (Яблочник — это толченая картошка, запеченная с молоком. А яблочником называется потому, что картошка есть не что иное, как чертово яблоко.) А иногда мать еще напечет блинчиков. Смажет их коровьим маслом, уложит на сковороду и поставит в печь на вольный дух. К обеду пропитаются маслом, перетомятся — и такие!..

Максим даже вздохнул от этих мыслей. Правда, теперь мать все реже и реже устраивает воскресные обеды. Мясо — не укупить; молоко подорожало, да и муку давно уже не брали белую, скажем, сорта «первый голубой», а все «третий красный» — простой размол, наполовину с отрубями.

К обеду вернулись дедушка с ребятами. Утром Володька и Газис решили узнать, что же намерены дальше делать бойскауты? Пошли к Котьке. Скучно, мол, одним. Стали звать Котьку на Сакмару. А он в ответ:

— Сыт я вашей Сакмарой. Вот видите, — и показал шишку на лбу.

Когда он рассказал о злоключениях бойскаутов на острове, Газис с невинным видом спросил:

— Значит, правда на острове есть ведьмы, лешие?

— Ну лешие не лешие, а волков там полно.

— А я бы съездил на остров, — сказал Володька, — чтобы убедиться самому, что там ничего страшного нет.

— Правильно, молодец, — раздался за спиной голос Геннадия, он, оказывается, был в доме у Гусаковых и через открытое окно слышал разговор. — Пойдете с нами на остров?

— А чего ж не пойти, пойдем.

— Ну, так мы весной организуем там лагерь и облазаем остров вдоль и поперек.

— Весной, — разочарованно протянул Володька, — когда еще она будет.

— Наш руководитель считает, что раньше нельзя. Надо как следует подготовиться. Да, а почему вы не пришли в наш клуб? В бойскауты думаете вступать?

— Думаем, — ответил Газис, — да костюмы дорогие больно.

— Ну это пустяки, мы вам купим.

На этом ребята расстались.