Французский ростовщический империализм

В начале XX в. Франция окончательно превратилась в страну монополистического капитала, где уже полностью сложились все основные черты, свойственные империалистической стадии развития капитализма.

В эти годы во Франции происходил быстрый рост концентрации производства, увеличение числа монополий и их дальнейшее укрепление. Монополии стали основой хозяйственной жизни страны. Концерн «Шнейдер-Крезо» объединял основные предприятия военной промышленности. В химической промышленности крупнейшим монополистическим объединением стала компания «Сен-Гобен». Появились крупнейшие объединения монополистов и в других отраслях промышленности. В 1892 г. возникла организация «Центральное объединение шахтовладельцев», с 1900 г. существовало «Объединение горно-металлургических предприятий», с 1903 — «Центральный комитет французских судовладельцев». «Комите де форж» в начале XX в. объединял около 250 металлургических компаний, производивших около 3/4 всего чугуна и стали во Франции.

Крупные предприятия создались и в области торговли. Возникли и бурно увеличивали свои капиталовложения крупные универмаги, как, например, «Лувр», «Прэнтан», «О Бон Марше», имевшие собственные мастерские с количеством рабочих, превышавшим 15 тыс. человек. Капитал «О Бон Марше» в 1852 г. составлял 21 млн. фр., а в 1891 г. он достиг 160 млн. фр.

Одновременно во Франции еще более быстрыми темпами происходила концентрация банков, шел процесс сращивания банков с промышленностью и образования финансового капитала. Финансовая олигархия стала главной силой всей экономической и политической жизни страны. В начале XX в. во Франции особенно развивался вывоз капитала, который значительно преобладал над вывозом товаров.

Монополистические союзы французских капиталистов, не ограничиваясь разделом между собой внутренних рынков страны, принимали участие в борьбе международных монополий за раздел всего мира в области экономики. Наряду с этим, французский империализм продолжал вести борьбу за территориальный раздел мира, за колонии. Эта борьба все обострялась в связи с тем, что к началу XX в. мир оказался большей частью поделенным. В силу закона неравномерности развития капиталистических стран в начале XX в. появились новые, империалистические противоречия, возникли новые, империалистические группировки, складывались антагонистические блоки стран, готовившие первые империалистические войны. Французский империализм принимал самое активное участие в создании этих новых союзов и в подготовке войн.

Таким образом, в начале XX в. во Франции «старый капитализм» с его свободной конкуренцией остался позади и перерос в свою высшую стадию — империализм. «Империализм, как высшая стадия капитализма Америки и Европы, а затем и Азии, сложился вполне в 1898–1914 гг.»

Начавшийся с 1897 г. в стране экономический подъем захватил все отрасли промышленного производства и в особенности металлургическую. Открытие Томаса, давшее возможность выплавлять чугун из железных руд французской Лотарингии, способствовало развитию этого промышленного района, где возникли десятки новых чугуноплавильных и сталепрокатных заводов. Всемирная выставка в 1900 г. в Париже также оказала некоторое влияние на развитие французской металлургии, получившей в связи с этим большие заказы. Металлургический картель поддерживал цены на высоком уровне. Высокие таможенные тарифы, связанные с политикой протекционизма, также способствовали развитию французской промышленности. В результате во Франции за последние пять лет минувшего века выплавка чугуна повысилась на 35 %, а производство стали выросло почти в 2 раза.

В это время началось использование во Франции электрической энергии. В департаментах Сены и Луары появились фабрики и заводы, работавшие на электрической энергии. Стремление к расширению применения электроэнергии вызывалось в первую очередь недостаточными ресурсами каменного угля в стране.

Экономический подъем сопровождался ростом внешней торговли, усиленным ввозом сырья и машин, ростом внутреннего движения грузов, повышением доходов железных дорог и увеличением вексельного портфеля французского банка.

Начавшийся в 1900 г. кризис временно приостановил это развитие французской экономики. Он затронул прежде всего металлургическую промышленность. Производство чугуна с 1900 по 1901 г. упало на 12 %, добыча железной руды — на 11,1, производство стали — на 9 %. Кризис 1900 г., будучи мировым, вызвал сокращение экспорта Франции, даже изделий легкой промышленности, которые не встречали конкуренции на мировых рынках; сократился вывоз предметов роскоши — парижских изделий, дамской одежды и белья, искусственных цветов, тонкой стеклянной и фарфоровой посуды, произведений искусства.

После сравнительно кратковременной депрессии последовал новый подъем (с 1905 г.): начался процесс переоборудования французской металлургической промышленности и переход предприятий к использованию новейшей техники. Быстрому росту французской металлургии в это время способствовали многочисленные русские военные заказы, вызванные потребностями русско-японской войны. Усиленное железнодорожное строительство во французских колониях — Алжире, Индокитае и Западной Африке — также содействовало росту металлургической промышленности во Франции. Одновременно развивались машиностроительная и электрическая промышленность и судостроение.

Экономический подъем начала XX в. сопровождался значительным ростом внешней торговли и особенно — ростом финансовых операций.

Мировой кризис 1907 г. во франции проявился значительно слабее, чем в других крупных капиталистических странах, а с 1909 по 1914 г. во Франции вновь происходил весьма значительный рост промышленной продукции, в частности металлургии, который выразился в следующих цифрах (в тыс. т):

Усиленно развивалась электрификация промышленности. К 1913 Г. в долинах Альп возник ряд новых электрометаллургических, электрохимических и изготовляющих взрывчатые вещества заводов. Появились лесопильни, писчебумажные фабрики и другие предприятия легкой промышленности, работавшие на электроэнергии. Военные заказы в связи с Балканскими войнами и ростом милитаризма способствовали развитию строительной, металлургической и машиностроительной промышленности. Затруднении переживала текстильная промышленность Франции в связи с конкуренцией импортируемых из других стран более дешевых изделий массового производства, особенно искусственного шелка. Таким образом, рост промышленной продукции во Франции в целом продолжался до начала первой мировой войны и лишь в легкой индустрии еще в 1913 г. обнаружилось некоторое падение производства.

Итак, совершенно отчетливо виден рост производства во Франции в начале XX в. от цикла к циклу. Картина роста станет наиболее ясной, если взять показатели важнейшей продукции в крайних границах этого периода (в млн. т):

Весьма показательны и сравнительные данные добычи железной руды: в 1905 г. было добыто 7395 тыс. т, в 1910 г. — 14 606 тыс. г, в 1913 г. — 21 819 тыс. т.

Несмотря на недостаток природных ресурсов и прежде всего каменного угля, в конце XIX и особенно в начале XX в. вырос общий энергетический баланс Франции. Так, с 1870 по 1913 г., т. е. за 43 года, он увеличился более чем в 10 раз.

В начале XX в. во Франции развивались такие новые отрасли промышленности, как производство электроэнергии, авиационная и автомобильная промышленность; по автомобилестроению перед первой мировой войной Франция вышла на второе место в мире. Развивалась судостроительная промышленность, способствовавшая увеличению тоннажа торгового флота Франции в довоенные годы XX в. в полтора раза.

Развитие промышленности во Франции сопровождалось значительным процессом концентрации производства. Наиболее быстрыми темпами концентрации отличались металлургическая, горная, бумажная и полиграфическая промышленность.

Принимая во внимание значительное увеличение валовой продукции в соответствующих отраслях, приводимые ниже данные о количестве предприятий по важнейшим отраслям французской экономики наглядно иллюстрируют процесс концентрации:

Итак, сравнительно быстрый процесс концентрации производства во Франции в начале XX в. не подлежит сомнению. Тем не менее накануне первой мировой империалистической войны по концентрации производства Франция продолжала еще отставать от других передовых капиталистических стран. Она оставалась еще страной аграрно-индустриальной. К 1911 г. в сельских местностях проживало 56 % населения и 40 % населения было занято сельскохозяйственным трудом. В промышленности в том же, 1911 г., было занято только 35,8 % населения.

Парцеллярный характер французского сельского хозяйства продолжал суживать внутренний рынок и задерживать население в земледелии прямым и косвенным путем. Статистические данные конца XIX и начала XX в, представляют картину медленного повышения урожайности и медленного технического прогресса французского сельского хозяйства.

В начале XX в. площади под пшеницей незначительно сократились, а урожайность несколько увеличилась. Валовый сбор пшеницы с 1891 по 1900 г. в среднем составлял ежегодно 85 006 тыс. ц, а с 1901 по 1910 г. он увеличился до 89 128 тыс. ц. Сбор с одного гектара также незначительно увеличился. Накануне войны 1914–1918 гг. по уровню урожайности пшеницы Франция стояла на десятом месте в Европе.

В области животноводства Франция также отставала от других стран, несмотря на то, что аграрный кризис конца XIX в. привел к росту животноводства, травосеяния и разведения огородных культур. Об отсталости французского животноводства свидетельствует тот факт, что на одну тысячу гектаров сельскохозяйственной площади во Франции в 1912 г. приходилось всего 262 головы крупного рогатого скота, тогда как на ту же площадь в Германии имелось 395 голов, в Англии — 367, а в Бельгии — 727.

С начала XX в. особенно усилился процесс классового расслоения во французской деревне. В 1908 г. 38 % всех сельских хозяйств Франции имели менее 1 га земли каждое; 46 % сельских хозяйств владели участками земли от 1 до 10 га. На долю этих двух групп, составлявших 84 % всех хозяйств, приходилось лишь 28,8 % всей обрабатываемой земельной площади Франции; 71,2 % обрабатываемой земельной площади находилось в руках всего 893,9 тыс. землевладельцев. Отчетливо выделяется также и процесс поляризации в деревне, выражающийся в увеличении числа мелких землевладений — парцелл при одновременном росте количества крупных и особенно крупнейших (от 50 до 200 га) землевладений. Процесс поляризации в деревне вел к вымыванию и разорению середняцких землевладений.

Одной из причин отставания французской промышленности от других стран, наряду с парцеллярным характером французского сельского хозяйства, был также характерный для Франции усиленный вывоз капиталов. Если Франция в 1872 г. вывезла капиталов всего на сумму 10–12 млрд, фр., то в 1900 г. вывоз французских капиталов составил 30 млрд, фр., а в 1914 г. достиг 60 млрд. фр. В то время как промышленная продукция Франции выросла с 1870 по 1914 г. в 3 раза, общая сумма помещенного за границей французского капитала выросла в 6 раз. Франция в отношении вывоза капиталов твердо стояла на втором месте в мире после Англии.

В начале XX в. во Франции возник ряд новых крупных банков. В 1908 г. насчитывалось 266 банков, из которых не менее 55 находилось в Париже. Располагая многочисленными отделениями в провинции, они смогли привлечь капиталы из самых глухих и отдаленных районов страны. С 1875 г. до начала XX в. (1907 г.) коммерческий портфель французских банков увеличился в 10 раз, колоссально выросли вклады по текущим счетам, выросла общая сумма предоставляемых банками кредитов и авансов.

Быстро возрастало количество новых акционерных обществ. В 1896 г. их было создано 500, а в первые годы XX в. ежегодно возникало по 600–700, а в 1907 г. — 1000 новых компаний.

Экспорт капитала играл все большую роль во французской экономике. Годовой экспорт капитала за десятилетие 1890–1899 гг. составил 648 млн. фр., за десятилетие 1900–1909 гг. — 1368 млн. фр. И хотя в предвоенные годы несколько увеличились капиталовложения во французскую промышленность, однако темпы их роста оставались значительно более низкими, чем темпы роста экспорта капитала.

Черты французского империализма, как «ростовщического империализма», окончательно определились в начале XX в. Но французский капитал в основном вывозился в ссудной форме. Иными словами, Франция вкладывала вывозимые ею капиталы не в промышленность и торговлю кредитуемого ею государства, а предоставляла их в виде государственных займов и ценных бумаг, употребляя их таким образом в рост под проценты. В 1902 г. 55 % помещенных за границей французских капиталов было вложено в государственные и муниципальные займы и лишь 25 % оказались помещенными в промышленность и транспорт иностранных государств. По данным 1.908 г., во французскую промышленность и торговлю было вложено 9,5 млрд, фр., а в облигации и иностранные ценности — 104,4 млрд, фр., т. е. в 10 раз больше. Общая сумма дохода от процентов, полученных Францией по ее иностранным инвестициям, в 1913 г. достигла 2300 млн. фр.Но если до конца XIX в. основой для образования «избытков» ссудного капитала, шедшего на вывоз за границу, являлись накопленные прибыли внутри страны, то в последующий период основным резервуаром для экспорта капитала все больше становятся доходы предыдущего вывоза капитала, что представляло собой не что иное, как паразитизм в квадрате.

Особенности развития французского империализма, как ростовщического, определили и основное направление вывоза французских капиталов. Большая их часть была помещена в европейских странах, особенно в России. До первой мировой войны около 40 % капиталовложений Франции в Европе падало на Россию. И именно здесь особенно ярко проявилась роль Франции как политического банкира. Кредитные судьбы многих других государств решались в то время также на парижской бирже. Предоставление кредитов употреблялось как средство политического давления. Так, в 1913 г. 75 % государственных займов Сербии, Болгарии, Румынии и Греции были размещены на парижской бирже.

В свои колониальные владения Франция вкладывала капиталов значительно меньше. Эти вложения не достигали 10 % французского экспортного капитала, хотя с начала XX в. Франция стала развивать добычу железной руды в Алжире и Тунисе, добычу угля в Индокитае и в значительно большей степени, чем прежде, использовать природные ресурсы своих колоний. Кроме того, в начале XX в. возросло значение колоний как рынка для французских изделий. Все же французский империализм тогда лишь в малой степени использовал свои преимущества крупнейшей колониальной державы, владевшей площадью в 10,6 млн. кв. км с населением в 55,5 млн. человек.

Развитие французского империализма, как ростовщического, приводило к усиленной концентрации банков, и в этом отношении Франция занимала первое место среди других государств. Процессу мощной концентрации банков содействовала сложившаяся во Франции практика централизованных инвестиций французских капиталов в иностранные ценности через крупные парижские банки. Три крупных французских банка («Лионский кредит», «Генеральное общество» и «Национальная учетная контора») имели в 1870 г. всего 64 отделения и кассы по всей Франции, в 1890 г. они насчитывали 258 отделений и касс. В 1909 г. эти три банка увеличили число отделений и касс до 1229, т. е. в 5 раз. Одновременно значительно возрос и размер капиталов этих трех банков: с 200 млн. фр. своего и 427 млн. фр. чужого в 1870 г. до 887 млн. фр. своего и 4363 млн. фр. чужого. Наряду с указанными тремя крупнейшими депозитными банками во Франции имелся еще ряд крупных банков, к числу которых относились «Парижско-нидерландский банк», «Объединенный парижский банк» (эмиссионные банки, выпускавшие ценные бумаги) и «Торгово-промышленный кредит» (депозитный банк).

Характерной особенностью экономической и политической жизни Франции являлось господство финансовой олигархии. Анатоль Франс справедливо писал по этому поводу: «После того как Франция освободилась от власти королей, императоров, трижды провозглашала свободу, она подпала под власть финансовых компаний, завладевших богатствами страны». Всевластие финансовом олигархии наглядно показывает структура и порядок управления Французского банка, который в сущности в начале XX в. являлся всеобъемлющей организацией французского финансового капитала. Французский банк полностью находился в руках финансовой олигархии. Даже Клемансо, правивший твердой рукой, жаловался на недостаток власти и на вопрос, кто же в таком случае ею обладает, ответил: «Члены правления Французского банка». «Финансовый капитал, — писал В. И. Ленин, — такая крупная, можно сказать, решающая сила во всех экономических и во всех международных отношениях, что он способен подчинять себе и в действительности подчиняет даже государства, пользующиеся полнейшей политической независимостью…»

Ростовщический характер французского империализма обусловил превращение Франции в значительной мере в государство-рантье. Довоенная Франция отличалась огромным количеством мелких рантье, число которых достигало примерно 2 млн. человек при 40 млн. населения. Средние слои — мелкие рантье и мелкая буржуазия были опорой Третьей республики и избирательной базой радикальной партии. Численное, социальное и политическое значение средних слоев продолжало возрастать в начале XX в., и только мировая война 1914–1918 гг. нанесла им первый мощный удар.

Несмотря на очевидные успехи французской экономики в начале XX в., Франция значительно отставала по темпам развития от передовых империалистических стран. Вследствие ряда причин и особенно в связи со все увеличивающимся вывозом капитала, французская промышленность развивалась в начале XX в. более медленно, чем в конце XIX в., о чем свидетельствуют данные по 25-летиям. Так, за 25 лет с 1884 по 1909 г. общая продукция промышленного производства выросла почти на 75 %, а за 25 лет с 1909 по 1934 г. — только на 25 %.

Отставание развития французской промышленности от передовых стран и замедление темпов развития французской экономики сказались на уменьшении доли Франции в мировом промышленном производстве. Так, если эта доля в 1900 г. исчислялась в 7 %, то в 1913 г. она составляла 6 %. Уменьшалась и роль Франции в мировой внешней торговле. В 1900 г. на ее долю приходилось 9 % всей мировой торговли, а в 1913 г. — 8 %.

Этот процесс замедления роста ряда отраслей промышленности не коснулся, однако, особенно накануне первой мировой войны, военной промышленности, которая почти не отставала от других стран. «Современный милитаризм, — писал В. И. Ленин, — есть результат капитализма. В обеих своих формах он — „жизненное проявление“ капитализма: как военная сила, употребляемая капиталистическими государствами при их внешних столкновениях… и как оружие, служащее в руках господствующих классов для подавления всякого рода (экономических и политических) движений пролетариата».

Стремясь возможно лучше подготовиться к наступающей войне, французское правительство систематически увеличивало военные бюджеты государства. В этом же направлении действовали и колониальные захваты, которые продолжались не менее энергично, чем в предшествующий период [907]R. Cirardcl. La Societe militaire dans la France contemporaine, 1815–1939. Paris, 1953, p. 180–207; Monleilhcl. Les Institutions militaires de la France, 1814–1924. Paris, 1926.
. Так, в 1900 г. расходы военного и морского министерства составили 1046 млн. фр. из общих расходов в 3745 млн. фр., а в 1905 г. из такой же общей суммы расходов бюджета на военное и морское министерство было выделено уже 1092 млн. фр. В последующие годы военный бюджет продолжал расти.

Рост военных расходов особенно тяжело отражался на французском населении. Податные платежи и косвенные налоги на душу населения нигде в мире не достигали такой высоты, как во Франции, где перед 1914 г. они были выше, чем в Англии, на одну пятую и выше, чем в Германии, на одну треть.

Если принять военные расходы во Франции на душу населения за 100 %, то в 1913 г. приходилось на душу населения военных расходов: в Англии — 82 %, в Германии — 72, в Италии — 40, в Австро-Венгрии — 22 и в России — 32 %. Эти данные неопровержимо показывают, что французское население значительно больше страдало от бремени милитаризации, чем население других стран. Однако если исчислять военные расходы в абсолютных цифрах, то во Франции они были меньше, чем в Германии и России: в 1913 г. они равнялись (в млрд, марок): в Англии — 1,54, во Франции — 1,64, в России — 1,84, в Германии — 2,0.

И рост военных расходов, и экономические кризисы перепроизводства 1900 и 1907 гг. повлекли за собой ухудшение материального положения трудящихся масс.

В начале XX в. французские рабочие получали более низкую зарплату за равный труд, чем английские, американские и частично немецкие пролетарии. Одновременно в эти же годы происходил рост цен на предметы первой необходимости, что неопровержимо доказывает происходившее тогда во Франции снижение реальной зарплаты рабочих. Данные официальной статистики, сами по себе недостаточные и заниженные, тем не менее все же дают представление о быстром росте цен на самые необходимые товары. Если принять за 100 цены на мясо, картофель, молоко, рыбу и другие продукты, являющиеся средними за годы 1891–1900, то в следующее десятилетие эти цены увеличились примерно на 10–19 %. А с 1910 г. началось еще более быстрое повышение цен. В ряде промышленных городов происходили демонстрации против дороговизны.

Кроме увеличения цен на предметы первой необходимости, материальное положение французского пролетариата ухудшалось еще и в связи с быстрым повышением стоимости квартир, что в свою очередь свидетельствовало о снижении реальной зарплаты. Средняя реальная квартплата для всех категорий жилищ увеличилась с 290 фр. в год в 1900 г. до 300 фр. в 1908 г.

Переход к империализму повлек· за собой также усиление степени эксплуатации и ухудшение условий труда рабочего. Об этом убедительно свидетельствует увеличение числа несчастных случаев на производстве. Так, если в 1901 г. раненых от несчастных случаев насчитывалось среди рабочих 257 тыс. человек, то в 1911 г. их число достигло 474 тыс.

Усиление эксплуатации пролетариата в эпоху империализма неизбежно приводило к обострению противоречия между трудом и капиталом.

Количество стачек в первое пятилетие XX в. возрастало, общее число их участников увеличивалось, как и число потерянных рабочих дней, а процент поражений рабочих в стачечном движении значительно снижался.

 

Радикалы у власти

В условиях становления империализма, обострения классовых противоречий, роста рабочего движения, политической сознательности и активности пролетариата французская буржуазия вынуждена была перейти к управлению государством новыми методами. Относясь к числу наиболее опытных и искушенных правящих классов, она в целях сохранения своего влияния на известные слои рабочего класса и трудящихся масс должна была в условиях продолжавшегося полевения в стране мириться с переходом руководства государством в руки радикалов — самой левой среди буржуазных партий Франции.

Давно существовавшие различные группы радикалов в 1901 г. организационно оформились в единую Республиканскую партию радикалов и радикал-социалистов. Оформление партии усилило влияние радикалов, которое вообще было значительным, особенно в провинции. «Главный орган радикалов „Депеш де Тулуз“, — пишет известный французский историк Морис Бомон, — царствовал на четверти всей французской территории» . Радикалы еще раньше сформулировали свои основные программные требования: борьба с клерикализмом и отделение церкви от государства, установление светского образования, установление прогрессивного всеобщего подоходного налога, пересмотр конституции с целью демократизации учреждений, реформа армии и сокращение срока военной службы. Эти требования вошли позже в официальную программу партии, принятую в 1907 г. на конгрессе в Нанси.

Победа левых партий на выборах 1902 г. привела к власти первый устойчивый кабинет радикалов во главе с Эмилем Комбом. До этого времени Комб не считался крупным политическим деятелем, хотя не раз избирался сенатором и в 1896 г. входил в радикальный кабинет Леона Буржуа в качестве министра народного образования. Но этот простой, невысокий, плотный, энергичный старик был известен своим твердым, убежденным антиклерикализмом.

Комб ожидал встретить в палате бурный протест правых партий, о чем он говорил редактору газеты «Матэн» Стефану Лозану накануне голосования доверия кабинету . Он не ошибся. Но он поразил своих врагов, зрителей и даже друзей хладнокровием и выдержкой, когда спокойно-ироническим и даже веселым взглядом обводил беснующуюся оппозицию, которая стучала пюпитрами, лаяла и мяукала и выкрикивала среди этого невообразимого шума слова «поп» и «расстрига». Несмотря на крайнюю враждебность правых партий, кабинет Комба продержался у власти с 7 июня 1902 г. до 24 января 1905 г.

Главной своей задачей кабинет Комба поставил борьбу с клерикализмом. Деятельность католических организаций стала поистине угрожающей. Не только радикалов, но и умеренных буржуазных республиканцев крайне беспокоил также рост недвижимого имущества католических организаций, которое только за последние 20 лет увеличилось на 350 млн. фр. и к 1900 г. превысило сумму в 1 млрд, фр. Опасным казалось также и превышение количества учеников, обучающихся в духовных школах, по сравнению с учениками светских школ.

27 июня 1902 г. правительство Комба издало декрет о закрытии 125 школ, основанных конгрегациями. Это были главным образом женские начальные школы, которыми руководили монахини. 10 июля был издан закон о закрытии в 8-дневный срок 3000 школ религиозных орденов. 54 мужские конгрегации, из которых 28 занимались проповеднической деятельностью, 25 — преподавательской и 1 — торговлей (продажей ликера «Шартрез»), были объявлены распущенными. Палата депутатов поддержала Комба. 7 июля 1904 г. министерство Комба издало закон об упразднении на территории метрополии конгрегационистского преподавания вообще. В октябре 1904 г. правительство Комба внесло проект закона об отделении церкви от государства.

Антиклерикальная деятёльность кабинета Комба опиралась на поддержку преобладавшего в палате левого блока. Но постепенно, особенно после внесения закона об отделении церкви от государства, политика правительства Комба стала встречать противодействие не только открытых реакционеров, но и умеренных буржуазных республиканцев. В январе 1905 г. министерство Комба, подвергшееся резкой критике со стороны клерикалов, правых и умеренных, подало в отставку, хотя ни разу не оказывалось в меньшинстве.

Борьба с клерикальной реакцией была необходима и прогрессивна, но министерство Комба выдвинуло ее на первый план в момент резкого обострения классовых противоречий, роста рабочего и социалистического движения. Поэтому политика Комба в сущности отвлекала рабочих от их основной задачи — борьбы против капитализма и французской монополистической буржуазии. Антиклерикальная политика удачно прикрывала отказ от проведения других социальных реформ, и не случайно министерство Комба, несколько лет продержавшееся у власти, не провело никакого другого социального закона. А сам Комб, пытаясь оправдаться, говорил одному капиталисту: «Почему вы меня ненавидите? Разве я вмешиваюсь в ваши дела? Разве мы трогаем ваши капиталы?»

Деятельность министерства Комба показывает, что радикальная партия, придя к власти, ни в коей мере не пыталась затронуть монополистическую буржуазию и не сделала никаких шагов к действительному выполнению щедро обещанных ею в избирательных кампаниях социально-экономических и политических реформ. Она выполнила только часть своих обещаний, связанную с антиклерикальной борьбой, которую радикальное министерство Комба вело значительно решительнее, чем министерство умеренного республиканца Вальдек-Руссо. Деятельность радикальной партии, несомненно, облегчалась сравнительной слабостью социалистического и профсоюзного движения в стране.

С переходом к XX в. особенно обострились все свойственные империализму противоречия, и прежде всего противоречия между различными финансовыми группами и между империалистическими державами в связи с усилением борьбы за передел мира, и противоречия между горстью господствующих «цивилизованных» наций и сотнями миллионов колониальных и зависимых народов. В конце XIX в. уже сложились два больших, угрожающих друг другу блока: Германия, Австро-Венгрия и Италия, с одной стороны, Франция и Россия — с другой. Опираясь на союз с Россией, империалистическая Франция, сумевшая овладеть огромной колониальной империей и обладающая мощным финансовым капиталом, сохраняла свое место в ряду великих держав.

Укрепление франко-русских отношений было в это время первейшей задачей французской дипломатии, которой почти бесконтрольно руководил после отставки Аното в 1898 г. Теофиль Делькассе. Он сохранял портфель министра иностранных дел бессменно до 1905 г.

Делькассе (1852–1923) принадлежал к партии умеренных буржуазных республиканцев и был известен как ярый реваншист. В 80-х годах он даже исполнял должность секретаря реваншистской Лиги патриотов и принимал участие в движении Буланже. Делькассе весьма активно и энергично проводил политику в интересах французской буржуазии и фактически держал в своих руках все нити колониальной и внешней политики страны в эти годы. Он был, как признают даже некоторые современные буржуазные историки, «первым парламентским лобби» во Франции.

Делькассе был мастером тайной дипломатии, он редко выступал в парламенте, мало говорил, мало что объяснял. Он продолжал после своей вынужденной отставки в 1905 г. не только выполнять ряд важнейших дипломатических поручений, но в сущности был душой внешней политики Франции вплоть до первой мировой войны. Когда Абель Ферри показал Делькассе в июле 1914 г. депеши министерства иностранных дел и услышал его замечания, ему показалось, как он писал в своем секретном дневнике, что перед ним «внезапно маленький карлик стал расти и поравнялся с Бисмарком. Он говорил, он вспоминал прошлое, и мне казалось, что я видел, как работает маленький паук, в сети которого только что бросилась Германия…»

В основе внешнеполитической концепции Делькассе лежало твердое убеждение, что самым опасным врагом Франции является Германия. Отсюда его стремление, с одной стороны, обеспечить создание сильной армии и флота, а с другой — укрепить свою страну союзом с Россией, опираясь на который, расширять ее международные связи путем переговоров и соглашений с другими державами, в первую очередь с Англией и Италией. Став министром иностранных дел, Делькассе немедленно прервал переговоры с германским послом во Франции Мюнстером, принял ряд мер к улаживанию отношений с Англией и назначил послом в Лондон одного из самых способных дипломатов, Поля Камбона, пост французского посла в России передал Морису Бомпару, а в Мадриде — Жюлю Камбону. Делькассе говорил: «Я не хотел бы покинуть свой пост до тех пор, пока не создам союза с Англией». Большое внимание Делькассе уделял улучшению отношений с Италией, где в полном согласии с ним действовал его давнишний друг посол Баррер.

Однако Делькассе мог семь лет бессменно руководить внешней политикой Франции только потому, что его деятельность вполне отвечала интересам французской монополистической буржуазии. Почувствовав себя достаточно окрепшей, она сочла возможным начать непосредственную и всестороннюю подготовку к реваншу, тем более что сама Германия, быстро двигавшаяся по пути экономического развития и милитаризма, открыто заявляла о своих новых претензиях на европейские и колониальные территории.

Стремление Германии к переделу мира, обострение всех империалистических противоречий, особенно англо-германских, создавали объективные условия, благоприятствовавшие осуществлению основных целей французской внешней политики в этот период. Именно в силу того, что англо-германские противоречия становились основными противоречиями империализма, Франция не воспользовалась трудностями Англии в связи с англо-бурской войной и не выступила против нее с оружием в руках, несмотря на то, что тяжкий урон, нанесенный французской внешней политике в Фашоде, был еще у всех в памяти.

В конце февраля 1900 г. Германия предложила России и Франции вмешаться в англо-бурскую войну. Делькассе не сообщил об этом предложении никому из представителей печати и парламента. В конце ноября 1900 г. президент Крюгер прибыл в Париж. Французское правительство сделало все возможное, чтобы этот визит не принял «враждебного Англии характера», хотя общественное мнение во Франции продолжало открыто выражать свое сочувствие бурам.

В разгар англо-бурской войны, в январе 1901 г. умерла английская королева Виктория. На похороны была отправлена французская делегация, глава которой адмирал Бьенэме был весьма доволен оказанным в Англии приемом. Действительно, король Эдуард VII держался с подчеркнутой любезностью по отношению к французскому послу и делегации Франции.

Задавшись целью оторвать Россию от Франции и лицемерно заверяя французских дипломатов в желании тесно сотрудничать с их страной, император Вильгельм заигрывал с Россией. Делькассе был весьма встревожен. Он предписал послу Монтебелло отправиться к русскому министру иностранных дел Ламздорфу, сообщить ему о тревоге во Франции и заявить, что правительство республики просит императора сообщить официальную дату своего визита во Францию до того, как он встретится с Вильгельмом. Лубе направил личное письмо Николаю II и царь принял приглашение посетить Францию в сентябре 1901 г. Визит во Францию царской четы продолжался с 17 по 21 сентября. Обсуждались все важнейшие проблемы внешней политики, по большинству которых выявилось взаимное согласие союзных держав.

А 20 мая 1902 г. президент французской республики Лубе прибыл в Царское Село; на следующий день состоялись большие маневры русской армии в Красном Селе. 23 мая визит окончился, и французская эскадра покинула Кронштадт. 28 мая Лубе возвратился в Париж. Французская пресса приветствовала эту демонстрацию франко-русского союза.

Одновременно с укреплением франко-русского союза французская дипломатия стремилась улучшить отношения со своими соседями на юге — Италией и Испанией. Для этого необходимо было прежде всего попытаться оторвать Италию от Тройственного союза. Осуществление этой задачи было поручено главным образом Камиллу Барреру, французскому послу в Риме с 1897 до 1924 г. Французские историки и авторы мемуаров весьма положительно оценивают Баррера как дипломата, подчеркивая его большое влияние на политических деятелей и правительство Италии. Сущность французской политики по отношению к Италии, заключавшуюся в сговоре между этими державами о разделе колониальных территорий и в финансовом нажиме на нее, откровенно выразил в инструкциях французскому послу в Риме министр иностранных дел Рибо: «Наша политика должна заключаться в том, чтобы быть любезными с Италией, не задевая ее, но вместе с тем не предоставлять ей никаких займов до тех пор, пока она не убедится в бесплодности своего союза с Германией и Австро-Венгрией».

Первое секретное соглашение между Францией и Италией касалось раздела сфер их влияния на северном побережье Африки. Италия признавала за Францией свободу действий в Марокко, взамен чего получала согласие на свободу действий в Триполитании. Соглашение было заключено в форме обмена 1 января 1901 г. письмами, датированными 14 и 16 декабря 1900 г., между французским послом Баррером и министром иностранных дел Италии Висконти-Веноста.

Улучшение франко-итальянских отношений проявилось и открыто. В апреле 1901 г. итальянская эскадра прибыла с официальным визитом в Тулон. Лубе, приехавший туда для встречи, получил высший итальянский орден, после чего состоялся обмен телеграммами между президентом и королем. В тексте телеграмм употреблялись выражения: «Италия — дружественная Франции страна» и «Франция — дружественная Италии страна». Тем самым, по мнению французов, «Европа получила уведомление» об изменении характера франко-итальянских отношений.

Возобновление Тройственного союза в 1902 г. отнюдь не повлияло на франко-итальянские отношения. 4 июня посол Италии в Париже Торниелли передал Делькассе секретную декларацию, заверявшую его, что «в возобновлении Тройственного союза нет ничего прямо или косвенно враждебного Франции, никакого обязательства, которое могло бы нас заставить в каком-либо случае принять участие в нападении на нее, словом, никакого постановления, угрожающего безопасности и спокойствию Франции».

Через несколько месяцев было заключено еще одно соглашение, также сохранявшееся в течение многих лет в глубокой тайне. 1 ноября 1902 г. состоялся обмен идентичными по содержанию нотами между Баррером и министром иностранных дел Италии Принетти. По существу это был настоящий договор о нейтралитете между Францией и Италией. В нем подтверждалось соглашение о разделе колоний и указывалось: «В случае, если Франция прямо или косвенно сделается объектом нападения со стороны одной или нескольких держав, Италия сохранит строгий нейтралитет. То же самое будет в случае, если Франция вследствие прямого вызова окажется вынужденной для защиты своей чести и безопасности принять на себя инициативу объявления войны». Таким образом, Франция сумела обезопасить себя со стороны Италии, которая, подписав соглашение о нейтралитете, фактически отказалась от участия в Тройственном союзе против нее. В дальнейшем французская дипломатия продолжала укреплять отношения с Италией, о чем убедительно свидетельствовал визит итальянской королевской четы во Францию с 14 по 18 октября 1903 г.

Подготовка ответного визита Лубе в Италию была чрезвычайно осложнена непримиримо враждебной позицией римского папы, считавшего себя главой светской власти в Риме. Тем не менее в марте 1904 г. парламент вотировал кредит в 450 тыс. фр. на путешествие президента в Италию, которое состоялось 23–29 апреля того же года. Вскоре после возвращения Лубе из Рима и Неаполя, Жорес опубликовал в «Юманите» текст письма папы, оскорбительного для Франции. Вынужденное порвать отношения с Ватиканом, французское правительство усиленно укрепляло свои отношения с Италией.

Стремясь путем тайных соглашений с Италией обеспечить себе дипломатическим путем захват в недалеком будущем такого лакомого куска, как Марокко, французские политики не забывали и о необходимости урегулировать предварительно этот вопрос с другой своей южной соседкой — Испанией. Переговорами с этой страной с начала 1901 г. занимался лично Делькассе. 6 октября 1904 г. было подписано франко-испанское соглашение о Марокко. «Делят Марокко», — писал по этому поводу В. И. Ленин, Договорившись о доле Испании в Марокко, французы пригласили в мае — июне следующего года короля Испании посетить Париж. Несмотря на покушение там на испанского короля, этот визит свидетельствовал об укреплении франко-испанских отношений.

В начале XX в. на Дальнем Востоке резко обострилась борьба империалистических держав за сферы влияния. 30 января 1902 г. был заключен договор Японии с Англией, который обеспечивал Японии финансовую помощь и создавал для нее благоприятные международные условия в случае вооруженного столкновения на Дальнем Востоке.

Франция и Россия были обеспокоены англо-японским договором, но он затрагивал прежде всего Россию. 16 марта была опубликована совместная франко-русская декларация по поводу англо-японского союза, которая в сущности ни к чему Францию не обязывала. Русский посол во Франции Урусов, сообщая о впечатлении, произведенном опубликованием этой декларации на общественное мнение, отмечал, что в общем оно было благоприятным и «главной причиной тому было сознание большего скрепления союза с Россией».

Французская дипломатия по-прежнему считала союз с Россией основой своей политики, но теперь она все больше стремилась использовать его в своих империалистических интересах. Франция готова была уладить конфликт на Дальнем Востоке, легко пожертвовав империалистическими интересами России. Зато ее руководители желали заручиться решительной помощью России в осуществлении планов овладения Францией Марокко и Сиамом. «Наконец, и особенно, — писал по поводу беседы об этом Делькассе с Лубе генеральный секретарь последнего, — президент желает заставить императора энергично поддерживать Францию в целях установления ее влияния в Сиаме и Марокко».

13 января 1904 г. Япония фактически предъявила России ультимативные требования. Но Делькассе еще две недели вел в Париже переговоры с японским послом во Франции Мотоно. 21 января Делькассе писал своему послу в Токио относительно возможности русско-японского соглашения: «По моему мнению, заключение этого соглашения не неосуществимо». Неожиданно 27 января Мотоно категорически отверг посредничество Франции. Япония была готова к войне. Она имела не только союз с Англией, но в октябре 1903 г. получила заверения канцлера Бюлова в том, что Германия сохранит нейтралитет в этой войне. 8 февраля 1904 г. Япония вероломно напала на Порт-Артур, и началась русско-японская война, обнажившая техническую отсталость царской России. Эта отсталость чрезвычайно обеспокоила французскую дипломатию, рассчитывавшую прежде всего на использование мощной русской армии. Теперь ей необходимо было энергичнее изыскивать дополнительные возможности, чтобы противостоять усиливающейся Германии. Русско-японская война ускорила перегруппировку империалистических держав вокруг двух враждебных центров — Германии и Англии.

Одновременно с ростом англо-германских противоречий усиливались противоречия между Германией и Францией. Эльзас и Лотарингия, имевшие ранее прежде всего военно-стратегическое значение, приобрели с изобретением Томаса также большое экономическое значение. Резко усиливались противоречия по колониальным вопросам — обе страны стремились к захвату Марокко. Все это создавало предпосылки для сближения Франции и Англии. Нападение Японии на Россию лишь ускорило решение вопроса.

В мае 1903 г. Эдуард VII прибыл в Париж. В личной беседе президент и король пришли к соглашению по всем вопросам внешней политики. Делькассе, как это видно из инструкции, направленной им 11 мая 1903 г. французским послам, возлагал большие надежды на переговоры с Англией. «Мы вправе приветствовать, — писал он, — визит короля Эдуарда и надеяться, что он не будет бесполезен для нашей политики». Делькассе поручил французскому послу в России Бомпару выяснить, не повредили ли франко-русскому союзу переговоры Франции с Англией. Бомпар с удовлетворением убедился, что нет.

Однако между Францией и Англией оставалось немало трудных, нерешенных вопросов. 4 июля 1903 г. Лубе и Делькассе отправились с ответным визитом в Лондон. В Англии французской делегации устроили торжественный прием, а король на обеде в Букингемском дворце произнес тост, в котором были слова: «Франция и Англия, бывшие некогда врагами, ныне являются друзьями и союзниками». Будучи в Лондоне, 7 июля Делькассе начал конкретные переговоры с Ленсдауном, который также стремился к улаживанию отношений с Францией. Затем переговоры продолжил в Лондоне Поль Камбон. Наконец, 8 апреля 1904 г. Ленсдаун и Камбон подписали соглашение, известное в истории под именем «сердечного согласия» и положившее начало Антанте.

В соглашении, направленном против Германии, ни словом не упоминалось об этой стране. В нем лишь говорилось об урегулировании колониальных споров между Англией и Францией. Оно состояло из трех частей: 1) Конвенция о Ньюфаундленде и Западной Африке; 2) Декларация о Египте и Марокко; 3) Декларация о Сиаме, Мадагаскаре и Гебридских островах. К договору было приложено секретное соглашение о Египте и Марокко, состоявшее из трех статей. Основным вопросом был, конечно, вопрос о Марокко и Египте. В предназначенном для опубликования тексте указывалось, что английское правительство не имеет намерения изменять политическое положение Египта, а французское — Марокко. Но в статьях секретного соглашения предусматривалось, что оба правительства могут «в силу обстоятельств изменить свою политику в отношении Египта и Марокко». Остальные части договора улаживали вопрос о разделе Сиама на сферы влияния по реке Менам (Западный Сиам — сфера влияния Англии, Восточный — Франции), а также ряд более мелких колониальных споров.

Но такое кардинальное решение англо-французских колониальных разногласий означало в тех условиях, что обе страны готовились к совместной войне против основного соперника — Германии. В. И. Ленин указывал: «1904: Договор Англии с Францией (8. IV): делят Африку (готовятся к войне с Германией)». Это было дальнейшее оформление антигерманского блока держав.

Создание англо-французской Антанты было одобрено и русским правительством, несмотря на его разногласия с Англией по ряду колониальных проблем.

Дружеский характер франко-русских отношений не нарушился в общем и во время русско-японской войны. Однако именно тогда особенно ясно проявилась чрезвычайная заинтересованность французского правительства в использовании вооруженных сил русской армии в своих империалистических целях. Русско-японская война представляла известный рубеж в русско-французских отношениях. С момента этой войны и связанного с ней ослабления России влияние Франции в франко-русском союзе заметно усиливается. Необходимо впрочем отметить, что Россия, несмотря на войну, перебросила на Дальний Восток из состава своей европейской армии, насчитывавшей 984 тыс. солдат, всего лишь 60 тыс.

Французская дипломатия была явно заинтересована в скорейшем прекращении русско-японской войны, и потому Делькассе, не выходя из рамок нейтралитета, все же старался оказать России некоторую помощь. Об этом говорилось даже в ежегодном отчете русского министерства иностранных дел за 1904 год: «Правительство Франции делало и продолжает делать все совместимое с соблюдением нейтралитета для облегчения нашего положения как воюющей стороны». Кроме того, французы понимали, что, несмотря на поражения, Россия еще очень сильна, а высокие боевые качества русского солдата отчетливо проявились даже и в этой неудачной войне. Начальник германского генерального штаба Шлиффен отмечал тогда: «Русский солдат считается одним из лучших в мире Его выдержка и презрение к смерти общеизвестны».

5 сентября 1905 г. подписанием Портсмутского мира была закончена русско-японская война. Но царское правительство оказалось перед лицом первой русской революции, на подавление которой ему потребовались новые займы. Однако предоставление займа французское правительство поставило в зависимость от позиции России по марокканскому вопросу, заявив, что заем не может быть дан России, пока не будет урегулирован конфликт с Германией. Это вынуждало Россию занять позицию безоговорочной поддержки Франции. В результате, Франция, возглавлявшаяся тогда правительством радикалов, предоставила России в 1906 г. огромные средства (2250 млн. фр., г. е. 843 750 тыс. руб.), которые царское правительство бросило на подавление первой русской революции.

В. И. Ленин, говоря о займе 1906 г., отмечал, что буржуазия «дает миллиардные займы явному банкроту, царю, не только потому, что ее прельщают, как всякого ростовщика, высоким барышом, но и потому, что буржуазия сознает свою заинтересованность в победе старого порядка над революцией в России, ибо во главе этой революции идет пролетариат». Буржуазная Франция использовала таким образом свое все возрастающее влияние на Россию в явно реакционных целях, совершенно презрев собственное революционное прошлое.

После окончания русско-японской войны и предоставления в 1906 г. займа России франко-русское военное и дипломатическое сотрудничество вновь укрепилось. В области военной это нашло свое выражение в организации систематических совещаний генеральных штабов Франции и России. В области дипломатической это проявилось прежде всего в позиции России в период первого марокканского кризиса.

Цепко держась за уже захваченные колониальные владения, империалистическая Франция усиленно готовилась к ожесточенной борьбе за пока не поделенное Марокко, богатое полезными ископаемыми и имеющее большое стратегическое значение. В 1899–1900 гг. Франция заняла ряд оазисов в южной части Марокко. После того как Испания 3 октября 1904 г. присоединилась к англо-французскому договору от 8 апреля 1904 г., Франция предоставила султану заем, взамен которого получила право контроля над важнейшими таможнями. Полиция в Танжере была подчинена французским офицерам. В феврале 1905 г. Франция предъявила султану требования о реорганизации марокканской армии с помощью французских инструкторов, о контроле над финансами страны, об отказе от влияния в Марокко других государств. Неожиданно для французов Абд-эль-Азис отказался принять этот проект, означавший установление протектората над Марокко.

Отказ султана объяснялся позицией Германии, капитал которой в начале XX в. тоже усиленно проникал в Марокко. Ослаблением России в период русско-японской войны решила воспользоваться немецкая дипломатия, которая сочла момент благоприятным, чтобы потребовать своей доли в Марокко. 31 марта 1905 г. Вильгельм II, прибывший на яхте в Танжер, произнес речь о решимости Германии защищать свои интересы в Марокко, султана которого он назвал «независимым монархом». 11 и 12 апреля Бюлов направил своим послам в Лондоне, Петербурге и Вене циркуляры о требовании Германии созвать международную конференцию восьми держав, подписавших в 1880 г. Мадридский договор, установивший международное правовое положение Марокко.

Премьер-министр Рувье, как он сказал русскому послу, опасался войны, учитывая, что если Англия и разобьет еще слабый германский флот, то все-таки Германия может напасть на Францию «пока Россия, занятая на Дальнем Востоке, не в силах прийти на помощь своей союзнице». Англия, конечно, не могла заменить русскую армию, и это не хуже Рувье понимал Делькассе. Последний, однако, был твердо убежден, что Германия только запугивает французов, но войны сама не начнет. Тем не менее германская пресса подняла шумную антифранцузскую кампанию, и напуганный Рувье настоял на отставке Делькассе, объявленной 7 июня 1905 г.

В Германии ликовали. Делькассе считался ее опаснейшим врагом. И после того как, по выражению Витте, «Делькассе слетел», Бюлову был пожалован княжеский титул. Но Германия не умерила своих претензий и отвергла попытки Рувье уладить дело двусторонними переговорами. Она требовала международной конференции и угрожала. Рувье был явно растерян, но не мог пойти на соглашение с Германией за счет разрыва с Россией и Англией. И он подтвердил прежнюю внешнеполитическую линию французского правительства.

Начавшиеся переговоры о прекращении русско-японской войны заставили германскую дипломатию взять более примирительный тон, и 8 июля было достигнуто предварительное соглашение об условиях созыва международной конференции. В Париже поддержке со стороны России на предстоящей конференции придавали большое значение. Рувье в беседе с Нелидовым дал понять, «хотя и очень издали, — как сообщал посол, — что поддержка, оказываемая его правительством русскому финансовому кредиту во Франции, является и проявится еще в будущем как бы оплатой за добрые услуги России в марокканском вопросе». Получив уведомление от Витте, что Россия полностью поддержит Францию на конференции, Рувье устроил России аванс в 100 млн. руб. в счет будущего займа. 11 января русский министр финансов Коковцев подписал соответствующее соглашение.

С 15 января по 7 апреля 1906 г. проходила Альхесирасская конференция с участием 11 европейских государств, США и Марокко. Германия оказалась полностью изолированной на конференции, если не считать слабой поддержки со стороны Австро-Венгрии. Русский представитель на конференции граф Кассини, получив соответствующие инструкции, поддержал все притязания Франции. Он сообщал Ламздорфу: «Я делаю все от меня зависящее, чтобы оказать поддержку Франции». Заключительный акт конференции от 7 апреля 1906 г. признал формальную независимость Марокко и экономические свободы для всех держав. Однако Франция получила преобладающую и руководящую роль в финансовых и военных делах и, в частности, право руководить марокканской полицией.

Марокканский кризис закончился победой французской дипломатии и привел к более тесному сближению Франции, России и Англии. В январе 1906 г. начались переговоры между французским и английским генеральными штабами. После пятилетнего перерыва весной 1906 г. возобновились совещания генеральных штабов Франции и России.

Колониальные захваты Франции в конце XIX в.

 

Подъем рабочего движения в 1905–1906 годах и влияние Первой русской революции

В связи с подъемом массового рабочего движения с начала XX в. усилилось стремление рабочего класса к созданию единой пролетарской партии. В 1901 г. гедисты и бланкисты объединились в единую Социалистическую партию Франции. В 1902 г. другие социалистические группировки во главе с Жоресом, Брианом и Вивиани, объединившись с аллеманистами и поссибилистами, образовали Французскую социалистическую партию. Таким образом создались две крупные партии социалистов, которые продолжали действовать независимо друг от друга.

Решение Амстердамского конгресса II Интернационала в 1904 г. о создании единых национальных социалистических организаций явилось одной из причин объединения французских социалистов. Важнейшим фактором, ускорившим это объединение, было также влияние русской революции 1905 г. В апреле 1905 г. на конгрессе в Париже была создана Французская объединенная социалистическая партия (СФИО), куда вошли все ранее существовавшие социалистические партии и группы. При объединении всеми группами совместно была выработана «хартия единства», в которой подчеркивалось, что «социалистическая партия… полностью поддерживая осуществление немедленных реформ, требуемых рабочим классом, является не партией реформ, а партией классовой борьбы и революции».

«Хартия единства» заставила значительную часть бывших независимых социалистов, например Бриана, Вивиани, Жеро-Ришара, отказаться войти в новую партию, что было, конечно, положительным для нее фактором. Однако в целом объединение французских социалистов произошло не в результате разгрома оппортунистов, а в силу компромисса с ними. Новая партия не стала однородной ни в классовом, ни в идейном отношении. Руководящая роль в ней постепенно перешла к Жану Жоресу и его сторонникам.

Жан Жорес (1851–1914) был выдающимся политическим деятелем, чуждым карьеризму, искренне и глубоко преданным рабочему классу и социалистическому движению. «Я имею право сказать, — писал он, — что с тех пор, как занимаюсь общественной деятельностью… моим идеалом всегда была социальная республика, республика организованного и суверенного труда. И именно за нее я боролся с самого первого дня, со всей своей неопытностью и незнанием».

Этот невысокий, плотный и коренастый человек, который, спускаясь с верхних скамей левой, шел к парламентской трибуне тяжело, «как маленький слон», был превосходным оратором. Он начал свою деятельность как представитель левой буржуазной партии и никогда до конца не понимал марксизма. Но он шел в течение своей политической жизни справа налево, мужественно сражаясь против сил реакции. Он поддерживал идею всеобщей стачки, хотя принимал ее только как наименьшее зло и только как средство воздействия на правительство для проведения реформ. «В пылу борьбы против крайне реакционных правительств, — писал Жорес, — которые нам угрожали и собирались выбросить нас из республики, отлучить от права на национальную жизнь, я обращался с призывом к бурной энергии пролетариата, как я сделаю это в любой момент, если правительство попытается запретить коллективизму и рабочему классу свободную и легальную эволюцию». Жорес был также искренним противником войн. Но убеждение, что войны при капитализме не являются неизбежными, даже в условиях того времени, порождало у него иллюзии, и поэтому он приветствовал создание англо-французской Антанты 1904 г. и укрепление франко-русского союза.

В первое время после создания объединенной партии гедисты и бланкисты критиковали жоресистов. Но, поскольку сами они в ряде вопросов не были последовательными марксистами, через несколько лет они приняли многие оппортунистические положения реформистов, постепенно отказываясь от революционной тактики, а в конечном счете и от борьбы за диктатуру пролетариата, выдвигая тактику парламентаризма в качестве основного метода борьбы.

В погоне за голосами крестьянства на выборах серьезные ошибки оппортунистического характера гедисты допустили еще в 90-х годах в аграрной программе, разработанной в основном Лафаргом, и в аграрном вопросе вообще. Весьма серьезные ошибки сектантского характера были у них и в вопросе о взаимоотношениях социалистической партии с профессиональным движением рабочего класса. Они не поддерживали идею всеобщей стачки, за которую выступали широкие массы, и отрицали ее революционное значение. А группа бланкистов во главе с Эд. Вайяном считала всеобщую стачку основным средством революционной борьбы.

Несмотря на то, что во Франции в начале XX в. в связи с ухудшением положения трудящихся и обострением классовой борьбы наблюдался заметный рост профсоюзного движения, только в 1902 г. на съезде ВКТ в Монпелье было осуществлено окончательное слияние федерации бирж труда с основным профсоюзным объединением и была создана единая организация ВКТ. Это явилось несомненным успехом французского рабочего класса и сопровождалось быстрым ростом числа профсоюзов и увеличением числа их членов.

После 1902 г. общее количество членов ВКТ значительно увеличилось, деятельность ее организаций активизировалась. Она превратилась в руководящую силу французского забастовочного движения. Однако роль и значение ВКТ в борьбе французского рабочего класса ослаблялись тем, что руководство ею перешло в основном в руки анархо-синдикалистов, не стремившихся к объединению значительной массы пролетариата. В эти годы большая часть французского пролетариата вообще не входила в синдикаты. Наибольшее количество организованных рабочих имелось среди горняков, передовой части французского пролетариата, наименьшее — среди сельскохозяйственного пролетариата.

История международного, и в том числе французского, рабочего и социалистического движения в эпоху II Интернационала была историей борьбы, как отмечал В. И. Ленин, «двух основных тенденций в рабочем движении, революционного и оппортунистического социализма». Гедисты, олицетворявшие революционную тенденцию во французском социализме, не смогли понять особенностей новой эпохи — эпохи перехода к империализму, не поняли, что новой и основной задачей французского пролетариата становилась борьба за подготовку социалистической революции, поскольку объективные условия для ее осуществления, т. е. необходимые материальные предпосылки, к началу XX в. вполне сложились в стране. Гедисты не сумели в начале XX в. объединить французский рабочий класс вокруг программы и тактики марксизма, не уяснили, что их очередная задача, как сознательного авангарда в рабочем движении, «уметь, — по замечанию В. И. Ленина, — подвести широкие… массы к… новому их положению, или, вернее, уметь руководить не только своей партией, но и этими массами в течение их подхода, перехода на новую позицию».

Если в первые годы XX в. французской буржуазии в общем удавалось справляться с рабочим движением путем отвлечения пролетариата от борьбы за его насущные классовые интересы активной антиклерикальной политикой, то в условиях нового подъема революционного движения во Франции в 1905–1906 гг. и влияния русской революции 1905 г. этого оказалось недостаточно. Русская революция встретила широкое сочувствие среди огромной массы рабочих, служащих и значительной части передовой интеллигенции. В январе — марте 1905 г. по всей Франции происходили многочисленные демонстрации, митинги и собрания солидарности с русской революцией. Об этом свидетельствуют многочисленные статьи в газете «Юманите». Об этом сообщал также в совершенно секретной депеше крайне обеспокоенный событиями русский посол в Париже Нелидов [961]«Красный архив», 1925, т. 9, стр. 40.
. Особой силы движение солидарности достигло в феврале, когда на многочисленных митингах выступали в защиту русской революции Жорес, Гед, Вайян, Анатоль Франс и многие другие. В один из февральских дней митинги и демонстрации состоялись одновременно в 39 городах. В феврале 1905 г. передовая интеллигенция и левые политические деятели создали Общество друзей русского народа во главе с Анатолем Франсом. Активными членами общества были также профессор Сеньобос, Э. Реклю, Псишари, писатели Поль и Виктор Маргерит, Октав Мирбо, художник Стейнлен и др. Общество организовало многочисленные собрания и митинги в защиту русской революции, издавало брошюры, воззвания и выступало против предоставления займа России. «Юманите» выступила инициатором повсеместного сбора средств для оказания помощи русским революционерам.

Росло число стачек. Стачечная борьба все чаще стала принимать политический характер и доходить до открытых вооруженных столкновений. В апреле были введены войска в Лимож для расправы с забастовавшими рабочими фарфоровых заводов. Летом вооруженное столкновение имело место в Лонгви. В ноябре происходила забастовка рабочих портовых арсеналов Шербура, Бреста, Тулона.

Рост революционного движения во Франции, усиленный влиянием русской революции, предопределил и окончательное решение вопроса об отделении церкви от государства. Министерство Комба было сменено кабинетом республиканца-оппортуниста Мориса Рувье — представителя финансового мира, связанного с банком Ротшильда. Правительство Рувье, вынужденное считаться с настроением масс, провело внесенный Комбом законопроект об отделении церкви от государства, хотя сам Рувье был против этого законопроекта. Палата поддержала законопроект; Бриан с блеском защищал его. По новому закону, обнародованному 9 декабря 1905 г., государство прекращало с 1 января 1906 г. денежное субсидирование церкви, но свобода религии не затрагивалась, и все церкви могли беспрепятственно продолжать свою деятельность.

Развитие стачечного движения поднялось на высшую ступень; в 1906 г. развернулось массовое движение за 8-часовой рабочий день.

Революционное движение 1905–1906 гг., особенно готовившаяся к 1 мая всеобщая стачка, напугало правящие классы. Началось паническое бегство парижан на юг и за границу, капиталы стали утекать из страны. Накануне 1 мая Париж был окружен воинскими частями, а в столице находились 45 тыс. солдат, в том числе 4 пехотных полка, 4 кавалерийских и 10 драгунских. Министр внутренних дел Жорж Клемансо, вызвав руководителей ВКТ, заявил им, что «1 мая Париж будет буквально в состоянии осады». Ряд руководителей ВКТ был арестован.

Первомайская забастовка успешно началась в Париже, где бастовало около 200 тыс. человек, и в ряде других промышленных городов. Движение продолжалось в мае и в июне, но уже с гораздо меньшей силой. Это позволило правящим классам в основном преодолеть кризис.

 

Министерство Клемансо

Еще в марте 1906 г. министерство Рувье было сменено кабинетом радикала Сарьена, в состав которого вошли политически столь различные деятели, как Клемансо, Бриан, Пуанкаре. Такой кабинет не мог быть жизнеспособным. После его отставки в октябре 1906 г. новый президент республики Арман Фалльер назначил премьер-министром «престарелого дебютанта» Клемансо, достигшего тогда 65-летнего возраста. Клемансо в то время был крупнейшей политической фигурой. За ним недаром закрепилось прозвище «тигра» и «свергателя министров».

Клемансо, несмотря на свою очень левую позицию в 70-90-х годах, оказался твердым и решительным защитником интересов буржуазии. Его кабинет бессменно продержался почти три года. В. И. Ленин писал в 1908 г.: «Расстрел рабочих войсками, действующими по приказу „радикального“ правительства, — при Клемансо стал едва ли не более частым явлением, чем прежде» .

Используя в тот период в качестве главного метода борьбы с революционным движением вооруженную расправу, Клемансо одновременно применял и свои обычные демагогические приемы. Формируя кабинет, он создал новое министерство труда и гигиены, во главе которого поставил бывшего социалиста Рене Вивиани, а военное министерство поручил дрейфусару Пикару. Прах Золя был торжественно перенесен в Пантеон. С первых дней министерство Клемансо заявляло о стремлении к демократии и о решимости провести реформы. Но это были слова, дела были иными. Правительство Клемансо стало на путь решительного подавления забастовочной борьбы пролетариата и крестьянского движения.

В 1906 г. продолжалась массовая борьба пролетариата за 8-часовой рабочий день. Но в июле 1906 г. рабочие добились лишь принятия закона о еженедельном отдыхе. Впрочем, в тексте закона допускалось такое большое количество изъятий, что фактически всю вторую половину 1906 и весь 1907 г. французские трудящиеся боролись за его применение. В 1906–1907 гг. стачки продолжались. В 1907–1909 гг. началось движение государственных служащих, вызванное их низкой зарплатой и отсутствием права создавать свои профсоюзы.

В 1905–1909 гг. в стране развивалось и революционное движение крестьянства.

В начале XX в. резко ухудшилось положение мелких крестьян, владельцев парцелл, и особенно крестьян-виноделов в южных департаментах страны: Эро, Гар, Од и Восточные Пиренеи. Крестьяне-виноделы тяжело страдали от резкого снижения цен на вино и от трудностей его сбыта. Они не могли выдержать конкуренции крупных капиталистических хозяйств и разорялись. К этому добавлялись новые расходы, связанные с возобновлением виноградников, пострадавших от филлоксеры. Все это вызвало к жизни широкое массовое движение крестьян, направленное против крупных винодельческих фирм, производивших ради удешевления вин их подслащивание сахаром, т. е. фальсификацию. Крестьяне-виноделы юга избрали демонстрации и бойкот налогов в качестве методов борьбы за свои требования. В 1907 г. была организована первая демонстрация в городе Безье, в которой участвовало около 150 тыс. человек. Не менее крупные демонстрации состоялись и в других городах южной Франции: в Перпиньяне, Каркасоне, Ниме и особенно в Монпелье. В Нарбонне демонстрация кончилась столкновением с вооруженными силами правительства. Но солдаты 17-го пехотного полка, подавляющее большинство которых оказалось крестьянами — уроженцами здешних мест, перешли на сторону восставших. Они силой овладели правительственным пороховым складом, запаслись боеприпасами и дружно двинулись на Безье, отбрасывая войска правительства, посланные против них. Во Франции была сложена песнь о солдатах 17-го полка, которая стала одной из любимых песен В. И. Ленина. Правительство вскоре подавило движение.

Ж. Клемансо

Итак, первые годы XX в., особенно после 1905 г., во Франции характеризовались широким массовым движением рабочего класса, мелких служащих и крестьян. Происходили прямые военные столкновения стачечников с войсками правительства, что свидетельствовало о резком обострении классовой борьбы.

В. И. Ленин, который с декабря 1908 г. по июль 1912 г. жил во Франции, был связан с французскими деятелями социалистического движения Полем и Лаурой Лафарг и др., присутствовал на рабочих собраниях и внимательно следил за развитием классовой борьбы. Он подчеркивал в эти годы, что во Франции «„мирная“ обстановка парламентской борьбы сменяется сценами настоящей гражданской воины».

Правительство радикалов взяло на себя задачу подавления революционного движения методом грубой вооруженной расправы. Обращаясь к стачечникам, Клемансо откровенно говорил: «Я первый среди полицейских шпиков». Радикальной партии усиленно помогали ренегаты социализма Бриан и Вивиани. «„Радикальносоциалистическое“ министерство Клемансо-Бриана насильничает не хуже юнкерски-консервативного министерства Бюлова», — писал в 1908 г. В. И. Ленин.

Однако к лету 1909 г. стачечное движение пошло на убыль. Расправа со стороны правительства, отсутствие единства рабочего класса, слабость социалистической партии, широкое распространение среди рабочего класса анархо-синдикализма с присущей ему революционной фразой и левацкими ошибками — все это временно помешало развертыванию массового движения во Франции.

Действия правительства радикалов резко критиковали социалисты, особенно Жорес, который, отказавшись от своей прежней поддержки радикалов, решительно разоблачал истинный характер политических маневров Клемансо. В «Юманите» Жан Жорес каждодневно освещал ход борьбы пролетариата, его ожесточенные схватки с буржуазией. Будучи прекрасным оратором, отличным публицистом, неутомимо борясь за интересы трудящихся и применяя иногда гибкую умелую тактику, Жорес все же придавал чрезмерное значение завоеванию большинства в парламенте.

Гедисты в объединенной партии не играли своей прежней роли левого крыла социалистического движения, хотя они и критиковали некоторые реформистские ошибки большинства партии. Лично Гед не шел на соглашения с представителями буржуазии. Но он не смог извлечь уроков из опыта русской революции 1905–1906 гг. Гедисты, страдая догматизмом, не смогли наметить и поддержать новые формы внепарламентской борьбы. Гедизм перерождался в центризм, прикрывающий по сути реформизм своей формальной критикой оппортунизма. Догматизм неизбежно приводил к сектантству, отрыву от масс, что особенно сказалось в вопросе об отношении гедистов к профсоюзному движению. Наиболее левую позицию среди гедистов занимал Поль Лафарг, который еще раньше, во время дела Дрейфуса, протестовал против тактики «скрещенных рук», проводившейся Ж. Гедом.

Отказ социалистической партии от руководства профсоюзами предоставил простор анархо-синдикализму, бывшему в некоторой мере реакцией на господство реформизма. Неправильное отношение социалистов к массовому рабочему движению неизбежно приводило к малочисленности партии. В момент объединения партия насчитывала 35 тыс. членов, в ноябре 1906 г. — 43000 и в 1908 г. — 49 300 членов.

В условиях подъема классовой борьбы в партии возникали левые течения. Они отражали революционное настроение и протест рядовых членов против реформизма и догматизма. Но слабое и неоформленное левое крыло не могло изменить политику партии. И потому объективные условия, создававшие возможность наладить в это время союз пролетариата и крестьянства и готовить их к решающим классовым боям, не были использованы накануне первой мировой войны.

Реформизм жоресистов и догматизм гедистов толкали часть французского пролетариата к анархизму. Но в основе сильного распространения анархо-синдикализма во Франции лежали причины социально-экономического порядка. Они крылись в особенностях экономического развития Франции, сохранявшего в конце XIX и начале XX в. все еще в значительных размерах мелкое производство и, следовательно, большое количество ремесленников, т. е. именно тот слой, который больше других восприимчив к анархо-синдикализму. Среди французского пролетариата имелся, конечно, слой рабочей аристократии, однако он не был столь широк и многочислен, как в Англии. Несмотря на разницу между ними, оба эти слоя пролетариата легко поддавались влиянию буржуазной и мелкобуржуазной идеологии. Критический анализ различных анархистских и анархо-синдикалистских теорий показывает, как отмечал В. И. Ленин, что «миросозерцание анархистов есть вывороченное наизнанку буржуазное миросозерцание».

Впервые анархо-синдикалистские идеи были высказаны еще на II конгрессе французских профсоюзов в Лионе в 1878 г., но особенно широкое распространение они получили с момента создания федерации бирж труда, во главе которой стал один из видных деятелей анархо-синдикализма, Фернан Пеллутье, с 1895 г. и до своей смерти в 1901 г. занимавший пост секретаря федерации. В основе идей Пеллутье лежало эклектическое сочетание прудонизма и анархизма. Политическую деятельность он считал ненужной и вредной для рабочего класса, отвергал необходимость захвата пролетариатом государственной власти, высказывался за мирную, легальную всеобщую стачку, которую противопоставлял вооруженному восстанию. Буржуазию он призывал «предотвратить грозу» и сделать уступки с целью «умиротворить толпу, которая приходит в раздражение».

Анархо-синдикалисты считали, что единственной пролетарской организацией, способной совершить социалистическую революцию, являются профсоюзы (синдикаты), а не политическая партия пролетариата, которая не должна вмешиваться в деятельность синдикальных организаций. В Амьенской хартии, программном документе анархо-синдикализма, принятом в 1906 г. на съезде ВКТ, указывалось, что Всеобщая конфедерация труда «объединяет, вне зависимости от какого-либо политического направления, всех трудящихся, являющихся сознательными сторонниками борьбы за уничтожение наемного труда».

Классовой борьбе под руководством политической партии пролетариата анархо-синдикалисты противопоставляли так называемое «прямое действие» против буржуазии и буржуазного государства непосредственно самих рабочих без какого бы то ни было вмешательства парламента и политических партий. В. И. Ленин, решительно критикуя подобного рода теории, писал: «… анархисты во всех странах, указывая на ошибки с.-д. парламентариев, зовут бросить „нерасчетливую возню с буржуазным парламентаризмом“ и сосредоточить „все эти силы“ на „прямом действии“ организации. Но это ведет к дезорганизации и подмене широкой и всесторонней работы выкрикиванием „лозунгов“, бессильных в своей оторванности». Основными формами «прямого действия» анархо-синдикалисты считали стачки, бойкот, саботаж. Вершиной этой тактики признавалась всеобщая стачка.

Однако вожди анархо-синдикализма, исходя из теории «активного меньшинства», не создавали массовых синдикатов и растрачивали силы авангарда пролетариата на неподготовленные выступления. Такими были призывы ко всеобщей стачке в 1908 г. после провокаций Клемансо и в мае 1909 г. в помощь забастовавшим почтовикам в Париже и в департаменте Сены. Этот призыв встретил решительное сопротивление правореформистских руководителей некоторых синдикатов и не нашел отклика в широких массах. После этой неудачи руководители ВКТ больше не решались призывать ко всеобщей стачке.

Другим существенным способом прямых действий анархо-синдикалисты считали саботаж, утверждая, что это чисто пролетарский метод борьбы. Идеи саботажа проповедовал в газете «Ла гер сосиаль» Гюстав Эрве. В газете всегда отмечались акты саботажа под общим весьма красноречивым заголовком: «Есть чему порадоваться молодцам». Решительным сторонником метода саботажа был также Пуже, который посвятил этому вопросу брошюру.

В. И. Ленин отмечал, что тактика анархо-синдикалистов, «сводящаяся к отрицанию политической борьбы, разъединяет пролетариев и превращает их на деле в пассивных участников той или иной буржуазной политики, ибо настоящее отстранение от политики для рабочих невозможно и неосуществимо» . Позже В. И. Ленин писал: «Анархо-синдикалист отвергает „мелкую работу“, особенно использование парламентской трибуны. На деле эта последняя тактика сводится к поджиданию „великих дней“ при неумении собирать силы, создающие великие события». В. И. Ленин подчеркивал, что между анархо-синдикализмом и старым «экономизмом» русских социал-демократов имеется «не мало черт сходства».

Анархо-синдикализм в период своего расцвета имел и теоретических «попутчиков», в том числе известного социолога Жоржа Сореля, «путаника», по определению Ленина. В 90-х годах он был сторонником ревизионизма, а затем перенес свои симпатии на синдикализм.

Должен быть также отмечен и Юбер Лагарделль, выступивший первоначально как ученик Пеллутье. В своем основном произведении «Рабочий социализм» Лагарделль выдвинул теорию «социализма учреждений», доказывая, что при помощи синдикатов, борющихся против государства и хозяев, пролетариат постепенно создаст рабочее государство внутри государства капиталистического. Таким образом, Лагарделль отказывался от революционной борьбы и принижал роль политической партии пролетариата. Лагарделль попытался обосновать свои ложные теоретические положения ссылками на Маркса, грубо искажая при этом основные идеи марксизма. Руководимый Лагарделлем журнал «Мувман сосиалист» систематически занимался в 1905–1908 гг. ревизией марксизма. По существу это был, как писал Ленин, «ревизионизм слева». Не случайно Лагарделль позже стал социал-шовинистом, а в 1942 г. министром правительства Виши.

К числу теоретиков синдикализма относился и известный анархист Эмиль Пуже — один из первых анархистов, призывавших к ведению работы в синдикатах. Он заявлял, что борьба против существующего строя по плечу не всему рабочему классу, а лишь его «сознательному меньшинству», которое «обязано действовать не считаясь с остальной массой». Большинство пролетариата, по мнению Пуже, представляет собой серую массу, на которую «преобладающее влияние» оказывают «избранные элементы рабочего класса».

Анархо-синдикалисты в сущности не могли и не хотели объединить широкие массы французского пролетариата.

Следует, однако, отметить, что в обстановке обострения классовой борьбы в стране и господства реформизма в социалистической партии Всеобщая Конфедерация Труда в эти годы получила поддержку и со стороны революционных слоев французского пролетариата в ряде отраслей индустрии (металлисты, строители, железнодорожники и т. д.), которые искали новых форм внепарламентской борьбы.

Огромное большинство рабочего класса находилось накануне первой мировой войны вне профсоюзных организаций, а значительная часть последних не входила в ВКТ, несмотря на то, что ее деятельность расширялась и число членов увеличивалось. Слабое развитие профсоюзного движения и отсутствие руководства со стороны социалистической партии не давали возможности для осуществления через синдикаты широкой связи между передовыми и отсталыми слоями пролетариата, между рядовой массой рабочего класса и его авангардом. В целом, однако, вся многолетняя пропаганда социалистических идей, проводившаяся партией, ее центральным органом «Юманите», виднейшими ее представителя·? ми Ж. Жоресом, Ж. Гедом, Э. Вайяном, П. Лафаргом, М. Кашеном и др., давали свои плоды. Идеи социализма все шире проникали в рабочие массы и в крестьянские районы. Непрестанно росло количество социалистических избирателей.

 

Министерство Бриана и рабочее движение

Сменивший Клемансо на посту премьер-министра Аристид Бриан (1862–1932) начал свою политическую деятельность в рядах социалистов и выдвинулся как ярый пропагандист всеобщей стачки. В. И. Ленин справедливо писал о Бриане: «Он изменил рабочему классу и продался буржуазии» . В 1906 г. Бриан впервые вошел в правительство. 24 июля 1909 г. Бриан сформировал «министерство трех ренегатов», включив в него бывших социалистов Мильерана и Вивиани. Представляя свой кабинет депутатам палаты, Бриан покаялся в своем революционном прошлом и заявил: «Во мне родился новый человек — человек, который желает достойно выполнить возложенные на него обязанности».

Пытаясь оправдать доверие буржуазии, Бриан стремился проводить политику сглаживания классовых противоречий путем подчинения рабочего класса буржуазному влиянию. Его правительство в этих целях провело 5 апреля 1910 г. давно обсуждавшийся закон о пенсиях для рабочих и крестьян, устанавливавший обязательное страхование всех низкооплачиваемых лиц наемного труда с 65-летнего возраста. Но этот закон, как сказал Гед, «предоставлял пенсии лишь покойникам», и рабочие встретили его враждебно. Орган синдикатов, газета «Ла батай синдикалист» охарактеризовала закон как «жульнический» и обвиняла государство в краже собранных с рабочих налогов на пенсии в сумме 14 млрд. фр., которые будут фактически употреблены не на улучшение положения трудящихся, а на подготовку «к войне гражданской и международной».

Проходившие в апреле-мае 1910 г. парламентские выборы показали сдвиг влево. Из 597 мест радикалы и радикал-социалисты получили 252, независимые социалисты — 30, а Объединенная социалистическая партия провела в палату 74 депутата вместо 55 в 1906 г. Новая палата оставила у власти кабинет Бриана, проголосовав 404 голосами против 121 за доверие.

Полевение народных масс выразилось не только в результатах голосования, но и в усилении с апреля 1910 г. стачечного движения. Оно продолжалось до осени, когда после увольнения председателя федерации машинистов и кочегаров Тоффена национальный синдикат железнодорожников 11 октября объявил всеобщую стачку на всех железнодорожных линиях Франции.

Всеобщая стачка железнодорожников продолжалась всего восемь дней. Рабочие выступили дружно и держались твердо, но не на всех железных дорогах; там, где были сильны реформисты, стачка не была поддержана. Чрезвычайную энергию проявил и Бриан, фактически переведший железнодорожников на положение мобилизованных. Военными силами правительства были заняты все важнейшие пункты Северной железной дороги. «По существу, — писал в „Юманите“ Жорес, — политика главы правительства сводится к милитаризации бастующих рабочих». Армия была двинута на обслуживание железных дорог, и всем, кто не вернется на работу, пригрозили увольнением. Стачечный комитет, заседавший в помещении «Юманите», был арестован.

25 октября вопрос о стачке обсуждался на чрезвычайной сессии палаты. Социалисты требовали отставки кабинета, а Гед предложил предать суду премьер-министра за злоупотребление армией. Бриан защищался, ссылаясь на необходимость национальной обороны, и патетически восклицал: «Посмотрите на мои руки — они не запятнаны ни единой каплей крови» [992]«Annales de la CLambie des Deputes, 10 Legislature. Debats parlementaires. Session extraordinaire de 1910», t. unique. Paris, 1911, p 99, 113, 124, 126.
. Он, однако, не упомянул о многочисленных беззаконных арестах. Бриан получил большинство в 146 голосов. 2 ноября он подал в отставку, а на следующий день уже составил новый кабинет. Но второе министерство Бриана, в котором явно усилились правые, оказалось недолговечным и 27 февраля 1911 г. было опрокинуто. Таким образом, ренегаты социализма накануне войны возглавляли буржуазные правительства и проводили политику французской монополистической буржуазии.

Жан Жорес на антивоенном митинге в Пре-Сен-Жерве

Объявление о выступлении В. И. Ленина в Париже

Неудача стачки железнодорожников привела к предвоенному кризису синдикализма. Часть лидеров ВКТ во главе с А. Жуо стала проводить политику «исправления прицела» и начала переходить на сторону реформизма. Но стачечное движение продолжалось особенно в связи с резким ухудшением материального положения рабочего класса. С 1910 г. начали значительно повышаться цены на хлеб, мясо, сахар и другие продукты первой необходимости при сохранении номинальной заработной платы на прежнем уровне. На 1 мая 1911 г. ВКТ назначила демонстрацию, однако новое правительство радикала Мониса (2 марта — 23 июня 1911 г.) силой помешало ее проведению. Летом того же года началось движение крестьян-виноделов в Шампани, куда в связи с этим направили войска, которые были выведены лишь несколько месяцев спустя. Обострение классовой борьбы проявлялось, как отмечал В. И. Ленин, — «в особенно бурных, резких, частью прямо революционных взрывах, когда затаенная ненависть пролетариата к его угнетателям вырывается с внезапной силой».

 

Внешняя политика Франции

Французская дипломатия, заключив договор об Антанте с Англией, предприняла меры к тому, чтобы содействовать ускорению заключения англо-русского соглашения. Во время совещания генеральных штабов в 1906 г. русский генерал Палицын задал вопрос, может ли Россия рассчитывать на помощь Франции в случае войны с Англией, как это было установлено на предыдущем совещании генеральных штабов в 1901 г. Французский представитель генерал Брен уклонился от ответа. Но на этот вопрос ответил новый министр иностранных дел Франции Леон Буржуа, когда в беседе с Нелидовым сказал: «При существующих ныне между Францией и Англией дружеских сношениях и при явном стремлении лондонского кабинета к сближению с Россией нет оснований для обсуждения мер, которые отнюдь не оправдывались бы обстоятельствами».

Альхесирасская конференция, как говорилось выше, показала сотрудничество России и Франции с Англией. В годовом отчете министерства иностранных дел России за 1906 г. отмечалось, что на этой конференции «впервые проявилась новая группировка Европейских держав (России, Англии и Франции), при которой Германия с Австро-Венгрией остаются в изолированном положении».

Эта новая группировка окончательно оформилась 31 августа 1907 г. с подписанием англо-русского соглашения по урегулированию разногласий обеих держав в Персии, Афганистане и Тибете.

Теперь окончательно определились два враждебных блока держав. В. И. Ленин замечал по поводу русско-английского соглашения 1907 г.: «…делят Персию, Афганистан, Тибет (готовятся к войне с Германией)».

Действительно, это было так. Клемансо, давая 28 июля 1908 г. инструкции новому французскому послу в Петербурге Жоржу Луи, говорил: «Я думаю о войне и нахожу, что она неизбежна… Нам надо держаться наготове, и при поддержке, которую мы получим со стороны Англии и России… и, может быть, также при поддержке Италии… мы можем победить. Во всех случаях это будет война за существование. Если мы будем побеждены, нас раздавят».

В эти годы продолжались демонстрации укрепления франкорусского союза, как это было, например, во время посещения президентом Фалльером Ревеля в 1908 г. и в период пребывания в 1909 г. в Шербуре царской четы. Во Франции, как писал в 1910 г. министру иностранных дел Сазонову поверенный в делах Неклюдов, «все понимают, что русско-французский союз — особенно при наличности нашего соглашения с Англией — есть единственная база, на которую может опираться французская политика и которая обеспечивает Франции безопасность и сохранение мира без ущерба ее достоинства».

Политику всемерного укрепления франко-русского союза продолжал проводить и бывший министр иностранных дел Извольский, назначенный послом в Париж в 1910 г. Правда, Извольский, по мнению французов, был слишком жаден к личному успеху, слишком любил закулисные дипломатические комбинации и, «может быть, даже не был безразличен к финансовому влиянию», как осторожно пишет П. Ренувен. Но его назначение расценивалось в Париже как факт особого внимания России к своему союзнику.

После Альхесирасской конференции французская дипломатия предприняла ряд мер к овладению Марокко, в результате чего в сентябре 1908 г. возник франко-германский инцидент в Касабланке. Но два месяца спустя германская дипломатия согласилась передать разбор конфликта в гаагский трибунал, который решил дело в мае 1909 г. в основном в пользу Франции. 9 февраля 1909 г. в Берлине было подписано Жюлем Камбоном и германским дипломатом Кидерлен-Вехтером соглашение о Марокко. В нем говорилось о независимости Марокко и о равенстве договаривающихся держав в отношении коммерческой и промышленной деятельности в этой стране. Но за Францией признавались «особые политические интересы, тесно связанные с укреплением порядка и внутреннего мира». Проникновение Франции в Марокко продолжалось.

В мае 1911 г. французские войска вступили в Фец. Первые недели германская дипломатия хранила молчание. Зато немецкие газеты решительно требовали либо прямого раздела Марокко, либо компенсации за счет других колоний Франции.

Во Франции были обеспокоены. Жозеф Кайо, министр финансов в кабинете Мониса, попытался начать тайные переговоры с Германией. Действуя через доверенное лицо, директора пароходной компании в Конго Фондера, Кайо предложил Германии в качестве компенсации часть французского Конго. Начались длительные закулисные переговоры. Тем временем 1 июля 1911 г. в Агадир вошла германская канонерская лодка «Пантера».

Этот неожиданный «прыжок „Пантеры“» произвел ошеломляющее впечатление. В Англии его расценили как прямую угрозу. Английский флот в Средиземном море и часть «внутреннего флота» получили условный приказ: «Будьте наготове». 21 июля министр финансов Д. Ллойд Джордж произнес речь, в которой сделал серьезное предупреждение Германии. Французская пресса горячо приветствовала речь Ллойд Джорджа. Газета «Журналь де Деба» писала, что она «имеет такое же значение, как посылка крейсера в марокканские воды». Зато пангерманская печать бесновалась.

Именно после этой речи германская дипломатия решила воспользоваться предложением Кайо, ставшего с конца июня премьер-министром, о неофициальных переговорах. Они шли через Фондера и О. Ланкена. Но 18 августа переговоры были прерваны.

Война не разразилась в тот момент потому, что к ней не были готовы главные участники конфликта. Еще не была окончательно готова Германия, а тем более ее союзники — Италия и Австро-Венгрия. Русское правительство стремилось в период Агадирского кризиса к мирному разрешению конфликта, о чем Извольский говорил де-Сельву 19 августа. Фактически реорганизация русской армии началась лишь в 1908 г. и России нужно было не менее двух лет, чтобы она была в состоянии «выдержать войну с Германией с уверенностью в успехе».

4 сентября 1911 г. переговоры между Францией и Германией возобновились. 14 октября соглашение о Марокко было парафировано, а 4 ноября договор был подписан в Берлине Жюлем Камбоном и Кидерлен-Вехтером. 28 ноября крейсер «Берлин», сменивший «Пантеру», получил приказ вернуться в Германию. По договору Франция уступила Германии 250 тыс. кв. км в Конго взамен 1–5 тыс. км в Камеруне и признания ее протектората над Марокко. В декабре 1911 г. договор был ратифицирован 393 голосами против 36. Социалисты во главе с Жоресом и Вайяном решительно выступили против политики колониальных захватов, но все буржуазные партии ее защищали.

Режим протектората был официально признан султаном Мулай-Гафидом 30 марта 1912 г. в конвенции, подписанной в Феце. 28 апреля генеральным резидентом в Марокко был назначен генерал Лиоте. Спустя несколько месяцев враждебный Франции султан Мулай-Гафид был заменен его более сговорчивым братом Мулай-Юсефом. Франция приступила к энергичному освоению захваченной богатейшей добычи. 27 ноября 1912 г. состоялось подписание договора о Марокко между Францией и Испанией, который лишал последнюю многого, что ей было обещано в 1904 г.

Агадирский кризис вызвал во всех странах огромную волну шовинизма и особенно усилил гонку вооружений. Политика соглашения с Германией, проводившаяся Кайо, встретила резкую критику. Кайо вынужден был подать в отставку, и премьер-министром стал Раймон Пуанкаре.

 

Предвоенные годы

Французская буржуазия накануне войны упорно стремилась к сплочению своих сил. «Против социалистического пролетариата, — говорил В. И. Ленин, — все теснее сплачивается вся буржуазия, от радикальной до реакционной, и все больше стираются границы между той и другой… Такое сплочение — верный признак крайнего обострения классовых противоречий».

Стирание граней между буржуазными партиями накануне войны представляло характерную особенность тех лет. Общее полевение в стране привело на целое десятилетие левобуржуазные партии радикалов и «республиканских социалистов» к власти. Хозяином в стране оставалась монополистическая буржуазия. Находясь у власти, радикалы и «независимые» социалисты проводили все более реакционную, правую политику.

Накануне войны французская буржуазия стремилась использовать все свои резервы, в том числе католическую церковь. Восстановление связей с Римом, утверждал Пуанкаре, сохранит и поднимет на высшую ступень «коллективное самосознание и единство национального чувства, составляющее славу и бессмертие народов».

Перед первой мировой войной во Франции явно активизировалась деятельность реакционно-националистических элементов. Их новая организация «Аксьон франсез» («Французское действие») создала свои боевые вооруженные отряды «Королевские молодчики». С 1908 г., когда еженедельный орган «Аксьон франсез» становится ежедневной газетой, деятельность этой реакционной группы расцветает пышным цветом. Руководители газеты и организации Шарль Моррас, Леон Доде и др. считают необходимым «установление традиционной, наследственной, антипарламентской и децентрализованной монархии».

Процветавшее и ранее в Третьей республике преклонение перед армией с начала XX в. превратилось в подлинное восхваление милитаризма. «Вокруг идеи армии, — пишет французский историк Рауль Жирарде, — создавалось единство Франции». В стране существовал культ армии. Все большее внимание уделялось вооружению армии и строительству морского флота и авиации.

В 1911 г. палата подробно обсуждала вопрос о верховном командовании армии, 59-летний генерал Жоффр был назначен главой генерального штаба Франции [1011]«Memoires du marechal Joffre (1910–1911)», t. I. Paris, 1932, p. 29–40.
. Еще большее внимание военным проблемам уделяло правительство Раймона Пуанкаре (январь 1912 г. — январь 1913 г.), принявшее закон от 29 марта 1912 г. о реорганизации воздушного флота и морскую программу от 13 февраля 1912 г., согласно которой французский флот к 1 января 1920 г. должен был иметь 28 линкоров, 10 эскадренных разведчиков, 52 миноносца.

Культивировавшийся во Франции милитаризм имел две стороны — внешнюю и внутреннюю. Он имел сугубо классовый характер и предназначался для подавления рабочего движения. Милитаризм служит, подчеркивал В. И. Ленин, «главным орудием классового господства буржуазии и политического подчинения рабочего класса». Кроме того, милитаризм неизбежно связан с подготовкой к войне.

Стремление французской дипломатии консолидировать силы Антанты, связанное с усилением агрессивности германского империализма, представляло характерную черту всей предвоенной внешней политики Франции. В первую очередь политические деятели Франции заботились об установлении самых тесных отношений с Россией в области военно-стратегической. Уже с 1909 г. ежегодно в различные военные округа России откомандировались французские офицеры, а с 1911 г. начались регулярные командировки русских офицеров во французскую армию. Еще большее внимание уделялось усилению контакта между генеральными штабами обеих стран. Если за 18 лет, с 1893 по 1911 г., состоялось всего шесть совместных совещаний штабов, то с 1911 г. они становятся ежегодными. В августе 1913 г. в Красном Селе состоялось девятое совместное совещание генеральных штабов, принявшее решение о том, что «теперь еще больше, чем раньше, ввиду значительного увеличения относительного военного могущества Германии в Тройственном союзе поражение немецких войск остается первой и основной целью союзных армий».

Параллельно между Россией и Францией велись переговоры о заключении военно-морской конвенции, имевшей целью установление согласованных действий флотов. 16 июля 1912 г. русско-французская морская конвенция была подписана адмиралом Аивеном и морским министром Григоровичем со стороны России, Делькассе и начальником морского штаба Обером — со стороны Франции. Эта секретная конвенция предусматривала совместные действия морских сил, совещания начальников морских штабов обеих стран; срок ее действия был приравнен к сроку действия военной конвенции 1892 г. Одновременно Ливен и Обер подписали «Конвенцию об обмене информацией между русским и французским флотом». «Эта конвенция, — писал Пуанкаре, — отныне устанавливает между нашими флотами постоянный и систематический контакт, и я имею честь сообщить, что правительство республики ее одобряет».

О чрезвычайной заинтересованности французского правительства в укреплении связей с Россией свидетельствует также поездка премьера Пуанкаре в августе 1912 г. в Петербург. В Париже были обеспокоены медленными темпами подготовки России к войне. Пуанкаре имел ряд бесед с русскими политическими деятелями по основным вопросам международной политики. Французская пресса весьма сочувственно отнеслась к поездке Пуанкаре и с удовлетворением отмечала общность интересов обеих стран. А сам Пуанкаре по возвращении в беседе с журналистами подчеркивал «сердечность оказанного ему приема и прочность существующих между обеими странами отношений». Однако Пуанкаре не мог не прийти к выводу о крайней медленности подготовки России к войне и о необходимости оказать ей помощь путем предоставления нового займа. Вскоре были начаты переговоры по этому вопросу.

Консолидация сил Антанты предусматривала также укрепление франко-английских отношений. Вскоре после 1904 г. начались, как называл их Эдуард Грей, военно-морские «собеседования». Несмотря на отсутствие письменных соглашений, Англия и Франция установили тесную связь в целях подготовки предстоящей войны против общего врага — империалистической Германии. В августе 1912 г. Пуанкаре, будучи в Петербурге, сообщил Сазонову, что между Францией и Англией имеется устное соглашение о поддержке английскими войсками Франции в случае нападения на нее Германии.

Однако французская дипломатия стремилась связать свою союзницу более определенными обязательствами, и вскоре для этого представилась благоприятная возможность. Обеспокоенная ростом германского военно-морского флота, Англия сочла необходимым сосредоточить свои военно-морские силы в Северном море. Но это вызывало необходимость усилить флот Франции в Средиземном море, где проходили важнейшие коммуникации Британской империи. Французское правительство не возражало против снятия части своего флота с побережья Ла-Манша, но лишь при условии формального соглашения. Последнее было заключено в форме обмена письмами 22–23 ноября 1912 г. между Э. Греем и П. Камбоном. В эти дни хорошо информированный Извольский писал, что «существующие военные и морские соглашения в самое последнее Время получили еще большее развитие, так что в настоящую минуту англо-французская военная конвенция имеет столь же законченный и исчерпывающий характер, как такая же франкорусская конвенция». Вскоре во Францию приехал начальник английского генерального штаба генерал Вильсон для обсуждения ряда вопросов, связанных с возможными военными действиями. Визит Вильсона был секретным, и о нем, как и о самом обмене письмами, были информированы лишь несколько человек во Франции, в Англии и в России [1020]Письма Э. Грея и П. Камбона были впервые зачитаны в палате общин 3 августа 1914 г. и во французской палате депутатов — на следующий день. До этого они хранились в тайне.
. 8 марта 1913 г. была заключена секретная морская конвенция между Англией и Францией, содействовавшая дальнейшему укреплению Антанты.

Визит Пуанкаре в Россию совпал с обострением борьбы на Балканах. Французские правящие круги особенно интересовались вопросом о заключении Союза между Сербией и Болгарией, как средстве увеличения сил Антанты в предстоящей войне с Германией. После оформления 13 марта 1912 г. этого союза Пуанкаре приветствовал его «как фактор усиления военной мощи балканских государств», но вместе с тем выразил свои опасения по поводу возможных в этой связи осложнений, поскольку Франция не желала вступать в войну ради интересов балканских государств. В это время во Франции вообще господствовало мнение, что Турция значительно сильнее Балканских стран.

Но в октябре 1912 г. началась первая балканская война, в которой Турция быстро потерпела поражение. Это вызвало резкое изменение позиции Франции. Если в начале войны французское правительство не собиралось поддерживать Россию в случае ее вынужденной войны с Австро-Венгрией из-за Балканских стран, то с декабря 1912 г., когда ясно выявились высокие боевые качества болгарской и сербской армий, оно стало проявлять весьма воинственные настроения. В то время как еще недавно, писал Извольский в Петербург, — «французское правительство и здешняя печать были довольно склонны обвинять нас в подстрекательстве сербов и доминирующей нотой была фраза: „La France ne veut pas faire la guerre pour un port serbe“ („Франция не хочет воевать за сербский порт“) ныне здесь с недоумением и нескрываемым опасением относятся к кажущемуся нашему равнодушию перед фактом австрийской мобилизации. Опасения эти не только высказываются французскими министрами в разговорах со мною и нашим военным агентом, но проникают также в широкую публику и в газеты самых разнообразных оттенков». Правящие круги Франции даже пытались оказать давление на Россию с целью использовать в 1912 г. силы всех балканских государств против Германии, пока Балканский союз еще не распался, чего они явно опасались.

В ноябре 1912 г. Турция запросила перемирия и начались трудные и длительные переговоры. В январе 1913 г. военные действия возобновились, но Турция опять потерпела поражение. После сложных переговоров 30 мая 1913 г. мирный договор между Турцией и Балканскими странами был подписан.

Первая балканская война привела к еще большему обострению противоречий как между империалистическими державами в борьбе за гегемонию на Балканах, так и между самими Балканскими странами. 29 июня 1913 г. болгарские войска начали вторую балканскую войну, разрушив непрочный Балканский союз. Румыния присоединилась к Сербии, Турция — к Болгарии. Но в конце июля потерпевшая поражение Болгария вынуждена была сдаться. 30 июля началась мирная конференция в Бухаресте между Болгарией, Сербией, Грецией, Румынией и Черногорией. Великие державы на ней не присутствовали, но практически оказывали влияние на все ее решения.

10 августа 1913 г. Бухарестским миром закончилась вторая балканская война, которая привела к новой расстановке международных сил. Ослабленная Турция и разгромленная Болгария отходили в лагерь Тройственного союза, Сербия и Черногория оставались в лагере Антанты, Греция, получившая с помощью Франции значительные территории, и Румыния занимали колеблющуюся позицию. Балканские войны не привели к мировой войне, так как великие державы еще не были к ней готовы.

Особенно важное значение в канун первой мировой империалистической войны приобрел вопрос об отношении профсоюзов и социалистических партий к войне и милитаризму. Еще в начале XX в. гедисты и жоресисты решительно осуждали милитаризм и войны. Социалисты и профсоюзы вели антимилитаристскую пропаганду, которая находила распространение не только среди трудящихся, но и в некоторых интеллигентских и мелкобуржуазных кругах.

После объединения партии в вопросе об отношении к войне и милитаризму стали намечаться три течения: оппортунистическое большинство (жоресисты и бланкисты), центристское (гедисты) и «ультралевое» (эрвеисты). Ни Жорес, ни Гед, ни Вайян не рассматривали вопросы войны и милитаризма с единственно правильной, марксистской точки зрения.

Гедисты не понимали необходимости борьбы против надвигавшейся опасности мировой войны. Они не только не разъясняли рабочему классу ее империалистический характер, поскольку сами его не поняли, но и считали ненужной антимилитаристскую деятель-, ность на том основании, что войны при капитализме неизбежны, и следовательно, нужна борьба против капитализма, а не против милитаризма. Эту мысль Гед высказывал на конгрессах в Лиможе и Нанси, а также на Штутгартском конгрессе II Интернационала в 1907 г.

«Ультралевые» позиции отстаивал Гюстав Эрве, который требовал борьбы с военной опасностью и призывал «ответить на всякое объявление войны, откуда бы оно ни исходило, военной забастовкой и восстанием» . Критикуя эту резолюцию, В. И. Ленин писал: «…приняв эрвеистскую тактику, пролетариат обрек бы себя на бесплодную работу: всю свою боевую готовность (ведь говорится о восстании) он употребил бы на борьбу с следствием (войной), оставляя существовать причину (капитализм)» . Совершенно ошибочным было также утверждение Эрве, будто пролетариату безразлично, в каком отечестве он живет. «Пролетариат, — подчеркивал В. И. Ленин, — не может относиться безразлично и равнодушно к политическим, социальным и культурным условиям своей борьбы, следовательно, ему не могут быть безразличны и судьбы его страны. Но судьбы страны его интересуют лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с. — д. „патриотизма“». Перед самой войной Эрве отказался от своих взглядов и с первых дней войны стал ультрашовинистом.

Несмотря на то, что лидеры социалистов продолжали призывать к борьбе против милитаризма и войны, в действительности они все больше сосредоточивали свое внимание на парламентских формах деятельности и сами начинали постепенно переходить на позиции буржуазного патриотизма. Французские социалисты занимали очень нечеткие позиции в период балканских войн 1912–1913 гг. Призывая пролетариат протестовать против вмешательства держав в эти войны, реформисты вместе с тем считали необходимым заключение соглашения между Англией, Францией и Германией. Гедисты в своем журнале «Сосиалисм» вообще почти не касались этой проблемы.

Но революционные тенденции в рабочем и социалистическом движении, развивавшиеся в стране в это время и связанные с подъемом стачечной борьбы, вызвали к жизни массовое выступление против балканских войн. Особенно внушительной была 100-тысячная демонстрация 17 ноября 1912 г. в Париже. В других городах Франции состоялись народные антивоенные демонстрации. «Вероятно еще долго, — писала газета „Правда“, — Париж будет вспоминать этот красный день 17 ноября». Антивоенные настроения народа с новой силой проявились в 1913 г., когда встал вопрос о продлении срока военной службы.

В связи с приближением войны буржуазия стремилась найти человека, способного подготовить страну в морально-политическом и военно-техническом отношении к надвигавшейся схватке. Не случайно поэтому в январе 1913 г. президентом республики был избран Раймон Пуанкаре. Хотя в палате было радикальное большинство и наряду с Пуанкаре был выдвинут радикальный кандидат Паме, Пуанкаре получил большинство голосов благодаря поддержке правых депутатов. В третьем туре Паме получил 323 голоса, а Пуанкаре только 309. Пуанкаре отказался от требования Комба и Клемансо снять свою кандидатуру в пользу Памса и в четвертом туре, после закулисного сговора, был избран 429 голосами. «…Карьера Пуанкаре, — говорил В. И. Ленин, — типичная карьера буржуазного дельца, продающего себя по очереди всем партиям в политике и всем богачам „вне“ политики».

Став президентом, Пуанкаре прежде всего занялся политической подготовкой страны к войне. «Для французского правительства, — говорил он русскому послу, — весьма важно иметь возможность заранее подготовить французское общественное мнение к участию Франции в войне». Второй важнейшей задачей нового президента республики была военно-техническая подготовка Франции к войне, которая выразилась в увеличении срока военной службы.

Подготовку к проведению закона о трехлетней военной службе Пуанкаре начал еще будучи премьер-министром. Став президентом, Пуанкаре 4 марта 1913 г. созвал Высший военный совет, который единогласно высказался «в пользу трехлетней воинской повинности, для всех абсолютно одинаковой и без всяких льгот».

6 марта военный министр внес на утверждение парламента срочно разработанный законопроект. В нем предусматривалось увеличение численного состава французской армии в мирное время примерно на 160 тыс. человек и немедленное применение нового срока службы с оставлением в армии солдат призыва 1911 г. В борьбу за проведение закона сразу включилась буржуазная пропаганда. Газеты самых разнообразных направлений требовали новых ассигнований на армию и закона о трехлетней военной службе.

В 1913 г. Объединенная социалистическая партия и ВКТ выступили против закона о трехлетней военной службе, рассматривая его как братоубийственный шаг, ведущий к новой войне. Против нового закона в Париже и в провинции прошло несколько крупных стихийных демонстраций. В середине мая начались волнения среди солдат. Они охватили парижский гарнизон и десятки полков на германской границе, например в Туле, Бельфоре и др. Солдаты демонстрировали по улицам городов под лозунгом «Долой трехлетнюю службу!», пели «Интернационал» и «Слава 17-му полку».

Решительно боролся против закона Жан Жорес. Руководимая им газета выделила специальный раздел «Против трехлетней военной службы», в котором призвала всех подписать «Народную петицию протеста» [1034]«L’Humanite», 4; 5; 8; 9.IV 1913.
и помещала сведения о ходе народной борьбы по всей Франции. Одновременно против нового закона активно боролись во главе с Жоресом депутаты социалистической партии в самом парламенте. Жорес выдвинул свой проект об уменьшении срока казарменной службы и военном обучении молодежи, составленный на основе его книги «Новая армия». В свою очередь Вайян выдвинул проект о всеобщем вооружении народа и замене постоянной армии народной милицией. Но эти, как и другие проекты социалистов были отклонены. Эта энергичная кампания против трехлетней военной службы значительно повысила авторитет социалистической партии в самых широких массах.

Положение в стране складывалось столь напряженное, что новый премьер-министр Луи Барту (21 марта — 3 декабря 1913 г.) готовил жестокие репрессии не только против солдат, но и против социалистов и ВКТ, которую он даже грозил распустить в связи с поддержкой, оказанной Конфедерацией антимилитаристской деятельности учителей.

Несмотря на мощную кампанию протеста, 19 июля закон о трехлетней военной службе был принят палатой. Социалисты, однако, добились, что призывники 1911 г. не были оставлены на третий год.

1914 год характеризовался обострением напряженности во внутренней жизни Франции. Учитывая полевение масс, партия радикалов еще на съезде в 1913 г. избрала Жозефа Кайо своим новым председателем и выдвинула в программе требования об отмене закона о трехлетней военной службе и о введении прогрессивноподоходного налога. Министр финансов в кабинете Думерга Жозеф Кайо при обсуждении бюджета на 1914 г. предложил установить налог в размере 2,5 % на капиталы, превышающие 30 тыс. фр. Эта мера должна была дать правительству 190 млн. фр. в год. Предусматривавшийся, кроме того, налог на ренту дал бы дополнительно еще 150 млн. фр. Бюджетная комиссия палаты приняла предложение Кайо, но сенат категорически отверг его.

Правые партии — выразители интересов финансовой олигархии, резко выступая против налогов на ренту и капитал, начали травлю Кайо. Особенно отличался на этом поприще редактор газеты «Фигаро» Кальметт. 13 марта 1914 г. «Фигаро» опубликовала компрометирующие Кайо личные документы. Доведенная до отчаяния, жена Кайо 17 марта, явившись на свидание с Кальметтом, убила его. Кайо вышел в отставку.

Выборы, проходившие 26 апреля и 10 мая 1914 г., показали значительный сдвиг влево. Они ознаменовались победой социалистической партии, собравшей 1385 тыс. голосов и получившей 102 места в новой палате; радикалы получили 136 мест, независимые социалисты и республиканцы-социалисты — 30 мест. Таким образом, левые партии располагали в новой палате 268 местами из 602. Реакционные партии собрали всего 42 места. Буржуазные партии центра все вместе получили 290 мест. Но партии центра не составляли единой компактной группы и фактически по большинству вопросов стояли на правых позициях.

Все 102 депутата-социалиста в новой палате голосовали против кабинета Вивиани, поскольку он согласился с законом о трехлетней военной службе. Жорес еще раз выступил в палате против этого закона. Социалистическая фракция голосовала и против предоставления правительству займа в 805 млн. фр., предназначенного на подготовку к войне.

14 и 15 июля в Париже проходил чрезвычайный конгресс социалистической партии, на котором Жорес повел за собой основную часть делегатов. За его предложение о всеобщей стачке против войны было подано 1690 мандатов, а за предложение Жюля Геда, высказавшегося против стачки, только 1174 мандата. Партийные массы видели во всеобщей стачке средство активной борьбы против войны. Незадолго до конгресса, на конференции социалистов департамента Сена 364 голосами против 58 была принята резолюция о необходимости «пропагандировать всеобщую стачку в качестве решительного средства борьбы с опасностью войны». Активная антивоенная деятельность Жореса вызывала тревогу среди правящих классов.

Агадирский кризис и балканские войны значительно усилили международную напряженность. Оба враждебных империалистических лагеря готовились к войне.

Впереди в этой безудержной гонке вооружения шла Германия. Ее представители требовали реванша за марокканское поражение. Жюль Камбон уже слал тревожные донесения в Париж о воинственных настроениях в Германии. 27 марта 1911 г. рейхстаг принял закон об увеличении вооруженных сил. 14 июня 1912 г. новый закон дополнил военную программу Германии. В результате численность германской армии в мирное время доводилась до 645 тыс. Увеличивались военно-воздушные части и строительство военно-морского флота. Документы свидетельствуют, что Германия стремилась закончить все приготовления, чтобы начать войну в 1914 г. Так, русский военный агент в Швейцарии Гурко сообщал в апреле 1913 г.: «Насколько я лично убежден в том, что Германия не допустит войны до начала 1914 года, настолько же я сомневаюсь в том, чтобы 1914 год прошел бы без войны, в том случае, если Россия не успеет своевременно увеличить свои вооруженные силы» .

Уже с начала 1913 г. немецкая печать усилила свои враждебные выступления против Франции. Празднование юбилея 1813 г. — освобождение Пруссии от наполеоновского господства — превратилось в антифранцузскую демонстрацию, сопровождавшуюся замалчиванием роли России в освобождении Пруссии. А 7 апреля германский канцлер Бетман-Гольвег произнес вызывающую речь в рейхстаге о вражде германцев и славян и о росте антигерманских настроений во Франции.

Страны Антанты также вооружались быстрыми темпами и готовились к войне. В 1912–1913 гг. во Франции была проведена реорганизация и увеличение армии. Численность французской армии в 1913 г. увеличилась на 31,6 %. В 1910 г. расходы на армию, флот и на все вооруженные силы составляли 935 932 тыс. руб.; в 1911 г. они достигли 978 170 тыс. руб.; в 1912 г. — 1 007 834 тыс. руб. и в 1913 — 1 196 552 тыс. руб.

Особенно волновало французское правительство неудовлетворительное состояние военной подготовки России. Готовясь к войне, французское правительство рассчитывало на помощь русской армии, без которой, как это все понимали, Франция, конечно, не надеялась победить Германию. Пуанкаре, став президентом, принял срочные меры и оказал непосредственное давление на Россию с целью ускорить ее подготовку к войне. Ей был предоставлен новый заем. Кроме того, в марте 1913 г. послом в Петербург вместо «ничем не примечательного бюрократа» Жоржа Ауи был назначен Теофиль Делькассе. Это свидетельствовало о чрезвычайном значении, придаваемом во Франции отношениям с Россией.

О подлинных целях нового посольства писал Пуанкаре в личном письме царю. «Доверяя знаменитому политику, специально посвятившему себя изучению международных вопросов, — писал Пуанкаре Николаю II, — миссию представлять себя у вашего величества, правительство Франции искало случая еще раз скрепить союз наших двух сторон… Большое военное усилие, к которому французское правительство намеревается прибегнуть, чтобы поддержать равновесие европейских сил, делает сейчас особенно неотложными соответствующие мероприятия, насчет необходимости которых пришли к соглашению генеральные штабы обеих союзных стран. Г-н Делькассе будет держать в курсе дела ваше величество и свое правительство относительно этих вопросов, как и всех остальных, которые касаются деятельности союза». Делькассе пробыл в России на посту всего несколько месяцев. В январе 1914 г. в Петербург был назначен новый посол, Морис Палеолог, бывший начальник кабинета Делькассе в бытность последнего министром.

Каждый новый заем, который Франция предоставляла России, был безусловно выгоден для французских банкиров. Но по мере ослабления царской России французский капитал, предоставляя ей займы, выдвигал все более кабальные требования. Заем 1913 г. оказался очень обременительным, ибо его финансовые условия были гораздо более тяжелыми, чем условия предыдущих займов, предоставленных России.

В декабре 1913 г. в связи с прибытием в Константинополь германской военной миссии Лимана фон Сандерса начался новый международный конфликт. Поскольку явное усиление германского влияния в Турции могло сделать Германию хозяйкой проливов, в Петербурге решительно выступили против миссии Лимана фон Сандерса. Франция в общем соглашалась поддержать Россию, хотя не в ее интересах было содействовать переходу проливов к России. Между двумя союзницами имелись серьезные противоречия по вопросу об их влиянии в Турции. О позиции Франции позже Делькассе писал Палеологу: «Говоря о французских интересах в Турции, действительно было бы трудно указать, где их нет». Французская дипломатия опасалась непосредственных переговоров по вопросу о миссии Лимана, которые велись между Россией и Германией, и старалась сорвать их[1044]«Livre Noir. Diplomatie d’avant guerre d’apres les documents des archives russes». Preface par R. Maichand, t. I. Paris, 1922, p. XV; Liman von Sanders. Cinq ans de Turquie. Paris, 1923.
. После совместного выступления стран Антанты 16 января 1914 г. конфликт был урегулирован. Лиман был назначен маршалом, освобожден от командования корпусом в Константинополе и не имел в прямом подчинении воинских частей. Но это была лишь формальная уступка требованиям России. По существу Германия сохранила решающее влияние на военные дела в Турции.

Итак, французское правительство накануне первой мировой войны активно к ней готовилось и старалось урегулировать и закрепить в дипломатических документах и соглашениях свои взаимные обязательства как с Англией, так и с Россией. Но германский империализм со своей непрерывно возраставшей агрессивностью обгонял в вооружениях своих противников и вскоре привел Европу и мир к военному конфликту.

Мировая империалистическая война 1914–1918 гг.

 

11. Первая мировая война

Министра из их путешествия в Россию, приняло меры, чтобы быть готовым к любым событиям. В поденной записи МИДа России было указано: «Французский посол по поручению своего правительства заявил министру иностранных дел о полной готовности Франции исполнить, если понадобится, свои союзнические обязательства». В три часа ночи 1 августа Пуанкаре лично сообщил Извольскому, что совет министров еще раз подтвердил свое решение «самым полным образом выполнить обязательства, налагаемые на Францию союзным договором».

1 августа Германия объявила войну России, но Франция, продолжая заверять свою союзницу в верности, не объявляла войны Германии. Правда, в этот день приказом президента республики все французские сухопутные и морские силы были мобилизованы. Днем 1 августа на дверях мэрий появились приказы о мобилизации, во всех церквах и монастырях ударили в колокола. Но официально первым днем мобилизации во Франции считается воскресенье, 2 августа.

2 августа немецкие войска вступили в Люксембург, а отдельные части местами перешли французскую границу. И тем не менее ни Франция, ни Германия не объявляли друг другу войны, несмотря на то, что германское командование давно этого требовало, а германский канцлер Бетман-Гольвег уже 1 августа составил текст ноты с объявлением войны Франции.

Германский посол во Франции барон Шён с 24 июля пытался добиться разъединения России и Франции в предстоящем конфликте. 31 июля в 7 часов вечера Шён явился на Кэ д’Орсе, сообщил о германском ультиматуме России и предложил французскому правительству сохранять нейтралитет в случае войны Германии с Россией. Предложение носило ультимативный характер: Шён заявил, что срок ответа-13 часов следующего дня. При этом Шён умолчал, что получил инструкции из Берлина в случае согласия Франции на нейтралитет «заявить французскому правительству, что в качестве залога нейтралитета мы должны требовать передачи крепостей Туля и Вердена, которые мы заняли бы». Согласие на эти требования означало бы добровольную капитуляцию Франции.

В назначенный срок Щён явился к Вивиани, который отказался обещать нейтралитет Франции, но и не объявил о войне на стороне России, не желая представлять Францию виновницей войны с Германией. Несмотря на вызывающий характер своих требований, Шён в свою очередь не заявил о войне и даже не взял свои паспорта. Он явно искал повода для разрыва отношений с Францией в такой форме, которая позволила бы объявить ее виновницей войны. Но французское правительство принимало все меры, чтобы не дать ни малейшего повода противнику, и само не объявляло войны, продолжая проводить мобилизацию.

Наконец, уступая требованиям генерального штаба, германское правительство вынуждено было взять на себя инициативу объявления войны Франции. 3 августа в 18 часов 45 минут Шён явился к Вивиани и объявил войну Франции под предлогом, будто французские летчики сбросили бомбы на немецкие железнодорожные пути в районе Нюрнберга. Не выслушав возражений Вивиани, Щён вернулся в посольство и спустя полчаса советник германского посольства вручил французам официальную ноту. «Ввиду указанных ранее агрессивных действий, — говорилось в этом документе, — Германия считает, что она находится в войне с Францией по вине последней» . Война считалась объявленной в 19 часов 30 минут 3 августа. В тот же день германское посольство выехало из Франции.

Предлог для объявления войны, изобретенный немцами, был неправдоподобен и фактами не подтверждался. «Когда 3 августа 1914 г., — писал позже бывший германский канцлер Бюлов, — за объявлением войны России последовало объявление нами войны Франции, это было мотивировано ложными основаниями. Французам было нетрудно доказать, что французские летчики не бросали никаких бомб на железнодорожный путь Нюрнберг — Ингольштадт» .

Чем объяснялось такое упорное нежелание Франции и Германии первыми объявлять войну? Подлинная причина этого заключалась в стремлении обмануть народные массы и представить войну империалистическую войной справедливой. Необходимость участия в войне многомиллионных народных масс заставляла буржуазию учитывать моральный фактор. В этом смысле первая мировая империалистическая война систематически подготовлялась задолго до ее начала. «Громадный, чудовищный аппарат лжи и хитросплетений, — писал В. И. Ленин, — был пущен в ход … чтобы заразить массы шовинизмом».

Однако рабочий класс был настроен против войны. В конце июля начались антивоенные выступления французского пролетариата, против которых правительство приняло решительные меры. 26 июля официальный орган ВКТ «Батай синдикалист» напечатал крупным шрифтом: «На всякое объявление войны трудящиеся должны немедленно ответить революционной всеобщей забастовкой». На 29 июля намечался антивоенный митинг в Париже, но он был запрещен правительством . 30 июля были арестованы 100 социалистов и анархо-синдикалистов, активно боровшихся против войны и участвовавших в антивоенных манифестациях. Но не так легко было справиться с Жоресом, который решительно отказывался от всех предложений войти в правительство и прекратить борьбу против войны. Он призывал пролетариат всех стран к единству и выражал уверенность в его будущей победе.

25 июля Жорес произнес в Вез, рабочем квартале Лиона, перед избирателями свою последнюю речь, ставшую его политическим завещанием. Гневно обрушившись на тайную дипломатию капиталистических держав, в том числе Франции, он призывал бороться против надвигающейся войны. «Граждане, — говорил он, — если буря грянет, мы, социалисты, тотчас же примем меры, чтобы спасти всех нас от преступления, которое совершают наши правители, а пока, если у нас есть какие-либо средства, если у нас остается еще хотя несколько часов, мы удвоим усилия, чтобы предотвратить катастрофу». Единственным шансом сохранить мир оставалось, по мнению Жореса, «объединение всех своих сил пролетариатом» Франции, Англии, Германии, Италии и России и их борьба против войны.

Поведение Жореса вызывало яростную ненависть националистически настроенных буржуазных кругов. В июльских номерах некоторых реакционных газет, например «Пари-Миди», почти открыто призывали к убийству Жореса, клеветнически заявляя, что он «продался немцам» и «губит национальное дело». Руководимая Шарлем Моррасом «Аксьон франсез» писала: «Мы никого не хотим призывать к политическому убийству, но пусть г-н Жорес трепещет».

Опасаясь массового антивоенного выступления, 27 и 28 июля военный министр Мессими потребовал ареста виднейших деятелей социалистического и профсоюзного движения на основании заблаговременно составленного особого «списка Б», включавшего 3 тыс. имен, а министр внутренних дел Мальви попытался договориться с лидерами социалистов и профсоюзов о поддержке ими правительства. 29 и 30 июля Мальви начал тайные переговоры по этому вопросу.

Но не было никакой надежды договориться с наиболее популярным лидером социалистов Жаном Жоресом. 28 июля социалисты потребовали созыва палаты для обсуждения вопроса о войне. 31 июля Жорес в сопровождении друзей отправился на Кэ д’Орсе к Вивиани с целью уговорить его предотвратить войну. Жореса принял Абель Ферри. Жорес заявил ему, что социалисты будут продолжать борьбу против войны. «Люди слишком возбуждены… — предостерег его Ферри. — Вы рискуете, может случиться самое худшее». На это Жорес ответил: «Хуже войны ничего не будет!»

Вечером, как обычно, Жорес отправился обедать в кафе «Круассан» на углу улицы Монмартр. Неожиданно раздались два выстрела. Стреляли с улицы через открытое окно. Направленные в затылок пули смертельно ранили Жореса. Его убийца роялист Рауль Виллен был оправдан в марте 1919 г. Подлое убийство из-за угла заставило замолчать народного трибуна, которого так опасалась французская буржуазия.

Но правящие классы Франции старались договориться с рядом лидеров социалистов и Конфедерации труда и использовали убийство Жореса в своих целях. 1 августа Мальви уже беседовал с Жуо и другими социалистическими и профсоюзными лидерами и предложил им войти в состав правительства, на что тогда они не решились из опасения вызвать недовольство народных масс, все еще стоявших за всеобщую стачку против войны. Но тем не менее переход социалистических и профсоюзных вождей на позиции социал-шовинизма уже произошел. Революционно настроенные массы трудящихся были дезориентированы, что способствовало быстрому распространению шовинизма. Активность масс резко упала.

2 августа в парижском зале Ваграм состоялось закрытое собрание представителей социалистической партии, обсуждавшее единственный вопрос — о войне. Резко сказалось отсутствие Жореса. Секретарь партии Дюбрейль в своем выступлении признал войну справедливой для Франции: «Печальная судьба насильно приводит нас к оборонительной войне», — заявил он. Вслед за ним в духе шовинизма высказались Вайян, Лонге, Компер-Морель, Самба и др. Старый бланкист Эдуар Вайян, еще недавно выступавший за всеобщую стачку против войны, опубликовал статью, в которой призывал социалистов выполнить до конца свой долг солдата «ради Франции, ради Республики, ради Человечества!» С начала войны и Жюль Гед перешел на позиции оборончества, а затем вместе с Марселем Самба вступил в буржуазное правительство.

2 августа руководство ВКТ тоже открыто перешло на позиции социал-шовинизма, предав интересы пролетариата, превратившись в прислужников буржуазии. В изданном ВКТ манифесте руководство перекладывало вину за свое предательство на плечи трудящихся масс, не сумевших, по его мнению, проявить единодушия в борьбе против войны. Измена руководства ВКТ имела крайне отрицательные последствия для французского народа, она ослабила рабочее движение и способствовала усилению капиталистической эксплуатации. Лидеры социалистов и ВКТ помогли французской буржуазии даже похороны Жореса превратить в патриотическую манифестацию.

После смерти Жореса руководство газеты «Юманите» перешло к Пьеру Реноделю. Это знаменовало резкий поворот в ее политической линии, она превратилась в одну из многих социал-шовинистических газет. 4 августа в ее передовой, написанной Реноделем, говорилось, что все социалисты будут голосовать за военные кредиты, требуемые правительством.

В тот же день это и произошло на торжественном объединенном заседании французской палаты депутатов и сената. Это чрезвычайное заседание было проведено как яркая демонстрация «единства» французской нации. Социалисты вместе с депутатами других партий единогласно голосовали за военные кредиты, введение военного положения и цензуры, т. е. за уничтожение тех буржуазно-демократических свобод, которые существовали в стране до войны. Продемонстрировав наличие «национального единства», парламент отсрочил свои заседания на неопределенное время.

Благодаря измене социалистов и лидеров профсоюзного движения французская буржуазия с легкостью провела всеобщую мобилизацию. Вопреки пессимистическим предположениям французских военных, на сборные пункты не явилось всего от 1 до 3 % мобилизованных.

Во Франции целью войны была объявлена защита независимости страны, свободы и прав всех народов Европы. В действительности же вопрос о том, какая группа империалистических держав нанесла первый военный удар, или первая объявила войну, не имел значения при определении тактики социалистов. Фразы о защите отечества, об оборонительной войне были обманом народа, служили лишь прикрытием ее подлинных целей.

Административный аппарат Французской объединенной социалистической партии, ВКТ, кооперативных и муниципальных организаций был поставлен на службу буржуазной пропаганды шовинизма. Значительная часть народных масс была настроена против войны, но оказалась не подготовленной к революционной антивоенной борьбе. Антимилитаристская пропаганда до 1914 г. колебалась между бесплодным анархизмом, эрвеизмом и мелкобуржуазным пацифизмом реформистов. Даже те из левых СФИО и синдикатов, которые возмущались предательством реформистов и центристов, в начале войны не нашли в себе силы, особенно после убийства Жореса, громко заявить о своем протесте.

Вследствие измены социалистов французский рабочий класс был временно дезорганизован. Но в массе своей он остался верен принципам интернационализма и классовой борьбы. Перед ним стояла задача создания своей пролетарской марксистской партии, партии нового типа. После краха II Интернационала, проявившегося не в разрыве международных связей, а в измене вождей социал-демократических партий идеям революционного социализма, единственной партией, оставшейся до конца верной пролетарскому интернационализму и выдвинувшей правильные лозунги борьбы, была партия большевиков. «Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну, — писал В. И. Ленин, — есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны…»

 

Первые месяцы войны. Битва на Марне

Начиная войну, германское правительство использовало момент наиболее выгодного для него соотношения сил. После 1914 г. положение могло измениться в пользу Антанты, поскольку с 1915 по 1917 г. намечалось выполнение больших программ перевооружения русской и французской армий. «Немецкая буржуазия, распространяя сказки об оборонительной войне с ее стороны, — писал В. И. Ленин, — на деле выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для войны, используя свои последние усовершенствования в военной технике и предупреждая новые вооружения, уже намеченные и предрешенные Россией и Францией».

Цели участников войны 1914–1918 гг. были империалистическими. Подобно империалистам Германии, Австро-Венгрии, Англии, Италии и России, французская буржуазия преследовала захватнические цели. Французская империалистическая буржуазия стремилась не только вернуть Эльзас и Лотарингию, но и добиться отторжения от Германии земель по левому берегу Рейна, присоединить Саарскую область, разрушить военное, экономическое и политическое могущество Германии и установить свою гегемонию в Европе. Она стремилась расширить свою колониальную империю путем захвата Сирии, Палестины, других арабских территорий, а также колоний Германии. «Ведет войну Франция буржуазная, — писал В. И. Ленин, разоблачая утверждения французских социал-шовинистов о справедливом характере войны, — Франция реакционная, союзница и друг царизма, „всемирный ростовщик“… защищающий свою добычу, свое „священное право“ на колонии, на „свободу“ эксплуатировать мир при помощи своих миллиардов, отданных взаймы слабым или менее богатым народам».

Идя на развязывание мировой войны, империалисты рассчитывали укрепить свое положение. Империалисты во Франции, как и в других странах, не ожидали тех последствий, которые она в действительности принесла, и не предполагали, что она породит Великую Октябрьскую революцию в России.

Военные планы противников были разработаны задолго до начала войны. В основе стратегии Германии лежал план, окончательно разработанный еще в 1905 г. генерал-фельдмаршалом графом Шлиффеном. Согласно этому плану, в начале войны Германия должна была на Восточном (русском) фронте оставить только завесу, а все свои силы сосредоточить на Западном, нанести молниеносный удар, окружить и взять Париж.

Однако германские правящие круги, приняв план Шлиффена, допустили ряд существенных просчетов. Германский генеральный штаб не обеспечил необходимого для его осуществления перевеса сил. К началу войны Германия располагала армией в 1600 тыс. человек, тогда как у Франции и Англии имелось 1570 тыс. солдат. Кроме того, план Шлиффена, разрабатывавшийся в основном в конце XIX и в самом начале XX в., исходил из факта резкого ослабления России и не предусматривал войну против Англии, мощный экономический и военный потенциал которой оказался на стороне Франции. И, наконец, германский генеральный штаб слишком переоценил качественное превосходство своих сил и недооценил боевые качества противника, особенно русской армии, и значение Восточного фронта вообще.

Альбер Тома выступает перед рабочими завода Крезо

Французский генеральный штаб, подобно германскому, в течение более 40 лет разрабатывал план операций в предстоящей войне. Последний из разработанных французским генеральным штабом план № 17 носил пассивно-выжидательный характер и отличался противоречивостью. План в целом до начала войны не был известен никому даже из высшего командования. Жоффр утверждал, что планом операции является основная идея, которая вынашивается в голове главнокомандующего, но не запечатлевается письменно. Лишь из директивы № 1 главнокомандующего генерала Жоффра от 8 августа 1914 г. высшее командование узнало о задачах армии .

Германское командование не случайно планировало молниеносную войну. Лишь при этом условии Германия имела некоторые шансы одержать победу в войне на два фронта, ибо общее превосходство сил было не на ее стороне. Страны Антанты располагали значительно большими ресурсами, запасами продовольствия и военного сырья. По окончании мобилизации Антанта в целом имела почти 11-миллионную армию, в том числе 5 460 955 в России, 3 781000 — во Франции и около 1 млн. — в Англии. Германия располагала армией в 3 822 000 человек и Австро-Венгрия — 2 300 000 человек. По численному составу команд военно-морского флота и по количеству судов Антанта значительно превосходила Германию. Перспективы дальнейшего развертывания сил и соотношение экономических ресурсов были также более благоприятны для стран Антанты. Но германская армия была лучше подготовлена к войне, и германское командование рассчитывало использовать свои преимущества: более быстрое развертывание, большую подвижность и некоторое превосходство в технике, особенно в тяжелой артиллерии.

Первые недели войны действительно выявили временные преимущества германской армии и показали, что спасение Франции таилось в провале немецкого плана молниеносной войны. В начале августа 1914 г. в Европе образовалось три фронта: Западный фронт протяжением в 700 км от Северного моря до Швейцарии, русский, или Восточный, растянувшийся на 1200 км от Балтийского моря до румынской границы, и Балканский — вдоль Дуная и Савы.

Военные действия начались 2 августа, когда передовые части германской армии заняли Люксембург. Затем в течение полутора недель немцы захватили Бельгию, а спустя еще 7 дней начались непрерывные бои с французами.

Воздушный бой в небе над Парижем

Пограничное сражение, развернувшееся на 250-километровом фронте между реками Мозелем и Шельдой, окончилось поражением французов. 1-я армия генерала Клука, которая, согласно плану Шлиффена, должна была обойти Париж, 24 августа перешла франко-бельгийскую границу и быстро надвигалась на столицу Франции. Немецкая кавалерия подходила к окрестностям Парижа, а самолеты систематически бомбили город. Английский посол в Париже 30 августа записал в своем дневнике: «Бои идут в Компьене, и немцы имеют такое подавляющее численное превосходство, что через несколько дней могут оказаться в Париже…» Быстрое вторжение немецкой армии в пределы Франции способствовало распространению в стране «добросовестного оборончества» и облегчало буржуазии проведение политики «единства нации».

После первых серьезных поражений на фронте, желая поддержать престиж правительства, социалисты вошли в его состав. 26 августа Рене Вивиани с помощью Бриана переформировал свой кабинет, образовав, по выражению Клемансо, «косоглазое» министерство и включив в него Жюля Геда в качестве министра без портфеля и Марселя Самба — министра общественных работ. Наряду с социалистами в министерство вошли Рибо, Мильеран, Делькассе и Бриан, который фактически стал его главой. Бриан предложил пост и Клемансо, но тот резко отказался войти в правительство, «не внушающее ему доверия». Несколько позже, в мае 1915 г. социалист Альбер Тома занял в правительстве пост государственного секретаря по военному снабжению.

28 августа социалисты выпустили манифест, подписанный их парламентской группой, постоянной административной комиссией партии и административным советом «Юманите», в котором подчеркивалось, что «речь идет о будущем нации, о жизни Франции. Партия не знает здесь никаких колебаний». Таким образом, французская социалистическая партия стала политическим отрядом буржуазии, проводником ее влияния в рабочем движении. «Гигантскую силу оппортунистам и шовинистам, — писал В. И. Ленин, — дал их союз с буржуазией, правительствами и генеральными штабами».

Со 2 на 3 сентября все правительственные учреждения, парламент, совет министров, а также дипломатический корпус срочно выехали из столицы в Бордо. Отъезд из Парижа был подготовлен в рекордно короткие сроки — в течение 4 часов — и скорее походил на паническое бегство.

Оказавшись в тяжелом положении, французское правительство и командование стали возлагать особенно большие надежды на помощь со стороны русской армии. Опираясь на франко-русскую военную конвенцию и последующие решения генеральных штабов обеих стран, французское правительство с первых дней войны напоминало России о необходимости бросить свои основные силы против Германии, а не Австро-Венгрии. «Военный министр, — писал 31 июля русский военный агент, — просил меня подтвердить надежду французского генерального штаба, что все наши усилия будут направлены против Германии…». Чрезвычайно активно действовал в Петербурге в этом направлении энергично инструктируемый в соответствующем духе из Парижа посол Палеолог, который уже 4 августа настойчиво спрашивал у русского главнокомандующего вел. кн. Николая Николаевича: «Через сколько дней, ваше высочество, Вы перейдете в наступление?». 18 августа Игнатьев сообщал в Петербург, что французский военный министр «совершенно серьезно полагает возможным для нас вторжение в Германию и движение на Берлин со стороны Варшавы» и напоминает о принятом совместно решении начать наступление на русско-германском фронте на двадцатый день мобилизации.

Битва на Марне

Русская армия развернулась на северо-западном фронте против Германии и на юго-западном против Австро-Венгрии. Но в первые недели войны ее главной трудностью были слишком быстрые сроки начала наступления, предусмотренные военным планом, — на 14-й день мобилизации — на Восточную Пруссию и на 19-й день — на Галицию. В сущности эти сроки были нереальными, ибо к этому времени могла быть готова лишь 1/3 русских вооруженных сил при почти полной неготовности тыла.

Крайне неудачный для Антанты ход военных действий на Западном фронте заставлял французское правительство особенно настоятельно требовать немедленного наступления на Восточном фронте. И русское командование вынуждено было начать две крупнейшие операции фронтового масштаба — Восточно-прусскую и Галицийскую, хотя еще не было закончено сосредоточение войск и не были устроены тыловые учреждения. Этим был облегчен важнейший стратегический результат военной кампании 1914 г. — поражение германских армий на Марне.

Ради спасения 8-й армии, потерпевшей поражение от русских войск в Восточной Пруссии, германское командование вынуждено было ослабить ударное крыло своих армий на Западном фронте в самый критический для Франции момент. Об этом писали в своих мемуарах Пуанкаре, Эррио и многие другие политические деятели Франции. Действительно, когда немецкие армии шли непосредственно на французскую столицу, в ночь с 28 на 29 августа генерал Мольтке дал приказ снять гвардейский резервный корпус, 11-й армейский корпус и 8-ю кавалерийскую дивизию с Западного фронта и срочно переправить их на Восточный фронт. Эти части были сняты именно с правого фланга немцев, обходившего Париж, вследствие чего армия генерала Клука, будучи ослабленной, вынуждена была изменить направление движения с юго-западного на южное, и с 30 августа она уже шла не на Париж, а на Мо, и к вечеру 3 сентября главные силы ее стояли на реке Марне. Французы получили драгоценное время, чтобы оправиться от первых поражений и подготовить контрнаступление. Французский посол в России Палеолог писал 29 августа о Восточно-прусской операции: «Каков бы ни был окончательный результат, достаточно уже того, что борьба продолжается, что английские и французские войска имеют время переформироваться в тылу и продвинуться вперед». Кроме того, для отправки в Восточную Пруссию в эти дни был задержан в тылу в районе Меца, еще один корпус германских войск, который ранее направлялся для укрепления ударного крыла на Западном фронте.

Воспользовавшись самоотверженной помощью русской армии, французский главнокомандующий Жоффр принял меры к усилению левого фланга своих армий — между 4-й и 5-й армиями развернулась 9-я армия генерала Фоша, а в районе Амьена начала составляться новая, 6-я армия генерала Монури. Одновременно военным генерал-губернатором Парижа был назначен известный своей энергией генерал Галлиени. 4 сентября Жоффр, подталкиваемый Галлиени, поставил перед армиями союзников новую задачу. Она заключалась в осуществлении двойного охвата немцев — левым флангом в районе Парижа, правым — У Вердена.

С 5 по 9 сентября на равнинах между Верденом и Парижем развернулось генеральное Марнское сражение, в котором участвовали 6 англо-французских и 5 германских армий, т. е. более 100 пехотных и кавалерийских дивизий, или около 2 млн. человек. К исходу 8 сентября ясно выявилось поражение немцев. 9 сентября правофланговые германские армии начали отход на реку Эн, а затем отступили и армии центра.

Главной причиной поражения германских войск был недостаток сил, их несоответствие грандиозному по размаху плану Шлиффена. И в этом отношении большое влияние на исход Марнского сражения оказали действия русской армии, которые заставили в решающий момент германское командование перебросить крупные силы на Восточный фронт. Тем самым германское командование не могло обеспечить на Западном фронте необходимый перевес сил. Действительно, в битве на Марне немцы располагали 44 пехотными и 7 кавалерийскими дивизиями, а у англичан и французов имелось уже 56 пехотных и 10,5 кавалерийских дивизий.

Но после марнской победы французское командование не использовало имевшихся возможностей для дальнейшего развития успеха. Сражение на реке Эн, проходившее с 13 по 15 сентября, принесло ему лишь частичный успех. В октябре и ноябре имели место кровопролитные сражения во Фландрии, но силы сторон истощились, уравновесились и к середине ноября активные операции прекратились. На Западе началась позиционная война.

В течение всех этих месяцев русская армия продолжала, сражаясь на Восточном фронте, оказывать огромную помощь своему союзнику. Почти одновременно с Восточно-прусской операцией русский юго-западный фронт начал 18 августа Галицийскую операцию, которая после занятия Львова 3 сентября открыла дорогу на Венгрию. В результате этой блестящей победы русских австро-венгерские армии были разгромлены. Но к середине декабря и на Востоке установился позиционный фронт.

В целом военная кампания 1914 г. явилась первым этапом поражения германской коалиции, ибо немцам удалось отразить наступление русских армий в пределы Германии лишь ценой тяжелых потерь и неудач на Марне и во Фландрии. Австрийская армия была разбита в Галиции и в Сербии, турецкая — у Сары-камыша. План молниеносной войны провалился. Неизбежно вставала перспектива длительной войны на два фронта, в которой шансов у Германии было значительно меньше, чем у Антанты.

 

Французская дипломатия во время войны

После первых поражений на Западном фронте дипломаты Антанты поторопились достичь соглашения о дальнейшем укреплении своей коалиции. 29 августа Пуанкаре записал в своем дневнике: «Сэр Эдуард Грей сказал Полю Камбону, что он, как и мы, считает, что союзники должны обязаться друг перед другом не заключать сепаратного мира…»

5 сентября 1914 г. в Лондоне английским министром Греем, русским послом Бенкендорфом и французским — Полем Камбоном была подписана совместная «Декларация о незаключении сепаратного мира» [1079]Ю. В. Ключников и А. Сабанин. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях, ч. II. М., 1926, стр. 19, док. № 13.
. Этот документ укрепил Антанту и свидетельствовал о намерении ее участников вести войну до победы.

Первостепенное значение для французской дипломатии имело поддержание тесных и дружественных отношений с Россией. «Отрываясь от России, — писал французский посол в Петербурге, — мы потеряли бы необходимую и незаменимую опору нашей политической независимости».

С самого начала и до конца войны общая численность русских вооруженных сил значительно превосходила силы Франции. В России было призвано не менее 13 300 000 человек и не более 15 128000 человек (по разным официальным источникам), тогда как во Франции — 8 317 000 человек.

Союзники России не оказали ей поддержки в боевом снабжении в той мере, как на это рассчитывали в генеральном штабе и как это было выгодно им самим. Об этом позже откровенно писал английский премьер-министр Ллойд Джордж: «Мы могли бы лучше всего помочь России, если бы мы отправили ей часть того военного снаряжения, которое мы без толку растрачивали в боях, не приводивших ни к чему, кроме и без того огромных потерь в рядах собственных войск».

Мало того, французское правительство и командование, не удовлетворяясь уже оттягиванием на русские фронты огромных сил противника, потребовали отправки на территорию самой Франции сотен тысяч отборных русских солдат.

Для этого французское правительство направило в Петербург бывшего министра и председателя палаты депутатов Думера. Его главной целью было «добиться посылки во Францию русских солдат». Он требовал ежемесячной отправки на французский фронт 40 тыс. русских солдат. Русское командование вынуждено было направить во Францию две бригады, которые прибыли туда в 1916 г. и вступили в бой в составе 4-й французской армии.

Не успели еще эти войска прибыть во Францию, как французское правительство, обеспокоенное слухами о возможном заключении Россией сепаратного мира, направило весной 1916 г. в Петербург новую миссию во главе с Тома и Вивиани. Вивиани, рассказывая французскому послу Палеологу о целях миссии, заметил, что им поручено настаивать на отправке во Францию 400 тыс. русских солдат, партиями по 40 тыс. человек.

В ином плане складывались взаимоотношения между Францией и Англией. Основные силы на Западном фронте составляли французские войска. Англия выставила в первые дни войны всего восемь полевых, три кавалерийские и две пехотные индийские дивизии, и это количество войск сохранялось до конца 1914 г. Несмотря на крайнее недоверие к французам командующего английской армией фельдмаршала Френча, англичане приняли участие в Марнском сражении. Однако это не способствовало установлению тесных связей между союзниками. Лорд Берти в феврале 1915 г. констатировал: «В настоящее время нет достаточной координации между армиями союзников, что дает преимущество германскому командованию».

Координация военных действий Франции, России и Англии была самым слабым местом во взаимоотношениях союзников.

Одной из важнейших задач французской дипломатии являлась борьба за привлечение нейтральных держав. Между Францией и Германией шла жестокая дипломатическая борьба за Италию.

26 апреля 1915 г., выторговав большие территориальные уступки, а также обещание Англии предоставить заем в 50 млн. ф. ст., Италия заключила секретное соглашение со странами Антанты. Соглашение из 16 статей было подписано в Лондоне Греем, Полем Камбоном, русским послом в Лондоне Бенкендорфом и итальянским послом Империали. В нем указывалось, что по мирному договору Италия удовлетворит свои территориальные притязания за счет Австрии. Выторговав и другие выгодные условия, 3 мая итальянское правительство расторгло договор о Тройственном союзе, а спустя 20 дней объявило войну Австро-Венгрии. Но до конца августа 1916 г. Италия формально оставалась в мире с Германией. Вступление в войну Италии не дало Антанте тех выгод, на которые она рассчитывала.

Не менее ожесточенная борьба между Антантой и Тройственным союзом шла за вовлечение в войну Болгарии, Румынии и Греции. 14 октября 1915 г. Болгария вступила в войну на стороне Германии, пообещавшей ей территориальные приобретения за счет Сербии.

Но в отношении Румынии, вступление которой в войну не одобрялось русским верховным командованием, Франция проявляла исключительную энергию. Колебания Румынии кончились лишь 17 августа 1916 г., когда она заключила договор с державами Антанты, обязавшись объявить войну Австро-Венгрии взамен обещания передать ей Трансильванию, часть Буковины и Банат. 28 августа Румыния вступила в войну, но после того, как германская армия нанесла ей серьезное поражение, уже в октябре России пришлось взять на себя румынский фронт.

Вступления в войну Греции дипломатия Антанты добилась лишь в 1917 г. В том же году вступили в войну и США. К этому времени борьба за нейтральные державы потеряла свою остроту.

Империалистические цели участников войны, включая Францию, находили свое выражение с начала мирового конфликта прежде всего в переговорах о дележе будущей добычи, иными словами — в обсуждении условий будущего мирного договора.

Несмотря на взаимное недоверие и противоречивые империалистические интересы, страны Антанты могли решать проблемы будущего мира только совместно. Первым контуры будущего мира попытался наметить Сазонов. 14 сентября 1914 г. он изложил французскому и английскому послам свои «неофициальные» предложения. Эти предложения были в основном одобрены Англией, однако Грей решительно возражал против передачи Франции Рейнской области. Уже с этого времени наметились резкие противоречия между Францией и Англией по германскому вопросу. «Политика в отношении Рейнской области в том виде, какой придавала ей Франция, — писал Андре Тардье, — с самого начала не понималась британскими министрами».

В связи с вступлением Турции в войну на стороне Германии перед Антантой возникла проблема империалистических притязаний к этой стране. Зная о давнишних намерениях царской России в отношении Константинополя и Проливов, французская дипломатия в контакте с английской попыталась опередить восточного союзника. 3 января 1915 г. было принято решение о совместной англо-французской операции против Дарданелл, которая началась 25 февраля. В эти дни английский посол в Париже сделал в своем дневнике характерную запись: «Здесь… считают целесообразным, чтобы Англия и Франция (в этом вопросе Англия ставится впереди Франции) заняли Константинополь раньше России, дабы Московит не имел возможности совершенно самостоятельно решать вопрос о будущем этого города и Проливов». Но Дарданелльская операция окончилась неудачей для союзников.

4 марта 1915 г. Сазонов направил французскому и английскому послам памятную записку с просьбой дать формальные обязательства удовлетворить требования России в отношении Турции. Французы не торопились с ответом. Они не давали никакого письменного обязательства в Петербурге, а Делькассе в беседах с Извольским отделывался отговорками. Определенные круги французской буржуазии, имевшие финансовые интересы в Турции, требовали интернационализации Константинополя и нейтрализации Проливов.

Но 12 марта Англия согласилась принять требования России. И все же только 10 апреля французское посольство в Петрограде направило вербальную ноту на имя Сазонова о том, что правительство республики дает согласие на памятную записку от 4 марта о Константинополе и Проливах, но «при условии, что война будет доведена до победного конца, и при условии осуществления Францией и Англией их планов на Востоке, равно как и в других и о местах, как это сказано в русской памятной записке».

Но в русской памятной записке ничего подобного не говорилось, и Делькассе допустил неточность, впрочем весьма выгодную для Франции. Сазонов не возражал против явного искажения смысла своей памятной записки, в которой говорилось лишь об обещании проявить «сочувствие осуществлению планов» союзников после овладения Россией Проливами, тогда как, согласно французскому тексту, сначала должно было произойти осуществление планов союзников на Востоке, а затем уже — приобретение Россией Проливов.

При этом планы Франции на Востоке были весьма обширны. В середине марта 1915 г. Делькассе уведомил русское правительство о притязаниях Франции на Сирию, причем Палеолог утверждал, что «в понятие „Сирия“ входит и „Палестина“». В течение последующих месяцев между Францией и Англией шли сложные и трудные переговоры о разделе Азиатской Турции. В начале 1916 г. в Лондон с этой целью был направлен французский уполномоченный Жорж Пико, который обсуждал эту проблему и вопрос о создании независимого арабского государства с английским уполномоченным Сайксом.

В январе 1916 г. союзные армии окончательно покинули район Дарданелл и были сосредоточены в салоникском лагере. И вдруг в феврале, неожиданно для союзников, русская армия перешла в наступление на кавказском фронте и заняла крупнейшую крепость Эрзерум, откуда шли пути на Трапезунд и Багдад. Затем русская армия, разделив отступающих турок на три части, двинулась к югу в месопотамском направлении. В апреле русские заняли Трапезунд.

Успешное и широкое наступление русских войск заставило Францию ускорить переговоры с Англией, дабы совместно попытаться ограничить возможные приобретения России, все ближе продвигавшейся к Мосульскому нефтяному району. В конце февраля 1916 г. Пико и Сайкс были направлены в Петроград для согласования с Россией притязаний своих стран. Чрезмерные требования Франции и Англии вызвали ряд возражений в России, и лишь после длительного обсуждения 26 апреля Сазонов вручил Палеологу записку, в законченной форме подводившую итоги переговоров. В тот же день в ответной ноте на имя Сазонова Палеолог повторил текстуально пункты, указанные в записке Сазонова. Таким образом состоялось подписание франкорусского соглашения. 9 и 16 мая по тому же вопросу между Францией и Англией произошло подписание «соглашения Сайкс — Пико». Франция добилась согласия на присоединение Сирии, Малой Армении, Киликии, значительной части Курдистана и даже части восточной Анатолии. Кроме того, в качестве сфер влияния за ней признавались часть Аравии, расположенная к северу от границы Неджда, и Мосульская область с ее нефтеносным районом.

С октября 1915 г. министром иностранных дел стал Аристид Бриан и тогда же был создан на Кэ д’Орсе генеральный секретариат во главе с Жюлем Камбоном. После объявления Италией войны Германии итальянскому послу в Лондоне в октябре 1916 г. были переданы документы, касающиеся соглашения об Азиатской Турции. В 1917 г. Италии была «выделена» значительная территория в южной и юго-западной Анатолии, включая Адалию, Конью, Айдин и Смирну.

В последующие годы все более лихорадочно велись дополнительные тайные переговоры между Францией и другими странами Антанты относительно будущего раздела захваченной добычи. Но до победы Антанты было еще далеко.

 

Военные действия и внутреннее положение в 1915–1916 годах

В течение 1915 г. на Западном фронте не было крупных боев. Это стало возможным потому, что германское командование приняло решение перенести в 1915 г. главный удар своих армий на Восточный фронт, чтобы вывести Россию из войны и заставить после этого западные державы, которые окажутся один на один со всеми силами германской коалиции, пойти на уступки.

В 1915 г. русский фронт стал основным. С начала войны до апреля 1915 г. немцы перебросили с Западного фронта на Восточный 14 пехотных и 6 кавалерийских дивизий. Кроме того, из общего числа вновь сформированных дивизий против России были направлены 8. Россия притянула на себя также всю австро-венгерскую армию в составе 46 пехотных дивизий.

Не удивительно, что во второй половине 1915 г. немецкие армии, пользуясь превосходством сил и крайне тяжелым состоянием русских войск, лишенных вооружения и снаряжения, добились значительных успехов и заняли территорию Польши, Прибалтики и Галиции. Но главной своей цели — выхода России из войны — германское командование все же не добилось.

25 сентября началась крупная операция французов в Шампани и англичан — в Артуа. Но союзникам не удалось прорвать фронт противника, несмотря на большие потери.

Не оправдала надежд союзников и вступившая в войну Италия. В 1915 г. итальянские войска провели четыре сражения на реке Изонцо, но не добились успеха из-за низких боевых качеств итальянской армии и ее слабого технического оснащения. Огромным разочарованием для Франции и Англии явился провал Дарданелльской операции. В декабре 1915 г. Галлиполи был эвакуирован. В октябре того же года войска союзников высадились в Салониках (64 тыс. французов и 86 тыс. англичан).

Несмотря на неудачный для союзников ход военных действий, военная кампания 1915 г. все же не привела к осуществлению планов германской коалиции в войне, ибо, приняв на себя главный удар армии противника, Россия отступила, но из войны не вышла и обеспечила Франции и Англии время для развертывания их сил и ресурсов.

Война принимала все более затяжной характер, и это оказало значительное влияние на всю внутреннюю политическую жизнь Франции. После окончательной стабилизации фронта 22 декабря 1914 г. французские официальные учреждения вернулись в Париж. В тот же день состоялось заседание палаты депутатов, принявшей решение не прерывать деятельности парламента до конца войны и заседать два-три дня в неделю.

Французская экономика оказалась не подготовленной к такой длительной войне. Правительство не сумело быстро и четко приспособить к условиям войны ни работу промышленности, ни сельское хозяйство, ни деятельность административных государственных учреждений. В феврале 1915 г. в совете министров не могли выяснить, сколько же во Франции имеется ружей.

В то время как значительная часть народа жертвовала жизнью в этой империалистической войне, правительство помогало всякого рода предпринимателям и просто проходимцам безудержно на ней наживаться. Так, например, акционерная компания Гочкис, поставлявшая пулеметы для армии и располагавшая к началу войны акционерным капиталом в 4 млн. фр. и реальным в 6100 тыс. фр., объявила свои прибыли за два с половиной года войны в размере 42 475 тыс. фр. За вычетом 23 337 тыс. фр., согласно установленному позже налогу, это составило среднюю прибыль за год в 7700 тыс. фр., тогда как за 1911–1913 гг. ее средняя ежегодная прибыль не превышала 697 тыс. фр. Таким образом, во время войны компания получила прибыли в 11 раз больше довоенных.

Общество «Гном и Рона», производившее авиационные моторы, продавало до 31 августа 1916 г военной администрации части мотора по цене в 7,10 и 21,7 фр… в то время как в действительности после пересмотра цен оказалось, что они стоят 4,5 и 6,25 фр. На этом общество заработало в 1915 и 1916 гг. за всеми вычетами 24 200 тыс. чистой прибыли. Другая авиационная фирма «Сальмсон», основанная в 1913 г. с капиталом в 2400 тыс. фр., получила в 1914–1916 гг. чистой прибыли 30 млн. фр.

Конечно, несмотря на вопиющие злоупотребления, военная промышленность развивалась. 1 апреля 1915 г. Мильеран заявил в палате, что производство снарядов увеличилось на 600 %. Но оно могло бы развиваться с гораздо меньшими затратами, в конечном счете падавшими на плечи трудящихся масс.

В первый же год войны из-за оккупации части территории и мобилизации в армию значительной части деревенского населения снизилось производство по всем видам сельскохозяйственной продукции. Если в 1913 г. Франция произвела 87 млн. ц пшеницы, то в 1915 г. — лишь 60 млн. Примерно в той же пропорции упал урожай овса и других видов зерновых культур. Значительно снизился урожай картофеля: со 135 млн. ц в 1913 г. до 93 млн. в 1915 г. Поголовье скота сократилось. Если в 1913 г. во Франции имелось 3 200 000 лошадей, то в 1915 г. их насчитывалось лишь 2 200 000. За то же время поголовье крупного рогатого скота уменьшилось на 2 млн. голов, поголовье овец — на 4 млн. и свиней — на 2 млн. Недостаток продуктов привел к резкому повышению цен на них, против чего власти не приняли никаких мер.

Французское правительство постепенно теряло авторитет. Президент республики Пуанкаре не смог направлять деятельность правительства, хотя и неизменно руководил его заседаниями. Прибывший с фронта Абель Ферри в феврале 1915 г., потрясенный неосведомленностью министров, тут же на заседании записал: «Это ужасно, на какой неопределенности покоится судьба народов. Кто из наших солдат, которые идут на смерть, мог бы вообразить подобную бездну?»

Министерский кризис, давно назревший, начался 13 октября 1915 г. с уходом в отставку Делькассе. 30 октября был объявлен состав нового кабинета, возглавленного Брианом, взявшим и портфель министра иностранных дел. В состав кабинета вошли ряд бывших премьеров и видные деятели Франции Комб, Дени Кошен, Фрейсине, Леон Буржуа, Гед, Вивиани, Рибо и др. В министерской декларации Бриан назвал новый кабинет «правительством национального единения», объявляя его целью победу, а непосредственным лозунгом — «все для войны». За доверие правительству проголосовало 515 депутатов, 25 — воздержались и 1 был против.

Французская социалистическая партия продолжала прежнюю политику полной поддержки буржуазного правительства. Гед, Самба и Тома входили в правительство, как и раньше. Конечно, старый социалист Гед, сидя рядом с крупным капиталистом Рибо, чувствовал себя далеким всему этому. «Обычно он остается неподвижным и молчаливым во время заседаний совета министров, — замечал Ферри, — и в то же время скованным и пристально наблюдающим». Но если Гед плохо разбирался в практических вопросах, то Самба и Тома чувствовали себя в подобной обстановке как рыба в воде. Альбер Тома продолжал с большой энергией заниматься военной промышленностью и вопросами снабжения.

Социалистическая партия, перейдя на позиции шовинизма и «классового мира», решительно высказалась против стачечного движения.

Аналогичную позицию «мира в промышленности» заняли и лидеры профсоюзного движения. Но этот отказ от борьбы не только за политические, но и экономические требования трудящихся неизбежно приводил к еще большему ухудшению их положения.

А положение французского народа со времени начала войны резко ухудшилось. Прикрываясь патриотической шумихой, правящие классы создали в стране военный режим для трудящихся, ликвидировав в сущности буржуазно-демократические свободы. Рабочий день, особенно на военных предприятиях, доходил иногда до 12 часов. Средняя реальная зарплата французского рабочего понизилась. Если принять ее за 100 в 1900 г., то в 1914 г. она составляла 105, а в 1915 г. упала до 95. Война приостановила подъем рабочего движения, профсоюзы потеряли вследствие мобилизации более половины своих членов, а ряд мелких союзов и федераций распался. Стачечное движение почти прекратилось.

И все же в первые годы войны некоторая часть рабочих выступала против «классового мира», предъявляя свои требования и отказываясь безропотно принять на себя все издержки войны. Так, парижские землекопы 1 мая 1915 г. приостановили работы, несмотря на грозившие военные репрессии. В 1915 г. уже насчитывалось 98 стачек с общим охватом 9344 человек.

Еще осенью 1914 г. начались первые выступления против войны. Против политики «классового мира», проводимой руководителями ВКТ во главе с Жуо, выступил ряд синдикалистов, в основном руководители журнала «Ви увриер», в том числе П. Монатт и секретарь федерации металлистов А. Мерргейм. Голоса протеста начали раздаваться и в социалистической партии. В мае 1915 г. одна из крупнейших в СФИО федерация Верхней Вьенны приняла резолюцию, осуждавшую пропаганду шовинизма и милитаризма, а департаментская газета партии «Попюлер дю сантр» критиковала в том же духе лидеров партии. В той или иной мере позицию федерации Верхней Вьенны поддержали федерации Роны, Изеры и Парижа (сторонники Лонге). Так возникло движение меньшинства, занимавшее центристскую позицию, но все же заявившее о стремлении «возродить и укрепить Интернационал» и добиться мира.

На проходившей в сентябре 1915 г. в Циммервальде международной конференции социалистов, где левое крыло делегатов возглавлял В. И. Ленин, Францию представляли секретарь Союза металлистов А. Мерргейм и секретарь Союза бочаров социалист Бурдерон. Французские делегаты, примкнув к большинству конференции, отвергли программу циммервальдской левой, но подписали общую декларацию вместе с немецкими делегатами и одобрили манифест к пролетариату Европы, в котором говорилось о классовом долге рабочих и выставлялось требование мира без аннексий и контрибуций на основе права народов на самоопределение. Объективно тем самым французские делегаты вместе со всем циммервальдским большинством делали «шаг вперед к действительной борьбе с оппортунизмом, к разрыву и расколу с ним».

Оппортунистическое руководство СФИО, намеренно замалчивавшее Циммервальдскую конференцию, 9 ноября 1915 г. на заседании Постоянной административной комиссии партии решительно осудило Мерргейма и Бурдерона. Пьер Ренодель, руководивший «Юманите», практически не давал возможности французским циммервальдистам излагать свои взгляды на страницах партийной газеты, называя меньшинство партии «пораженцами».

Хотя центристское меньшинство в партии не решилось присоединиться к циммервальдским резолюциям, оно все-таки усиливало свою оппозицию шовинистическому руководству. На конгрессе социалистической партии в декабре 1915 г. впервые за время войны вскрылись серьезные разногласия внутри СФИО по общей политике партии. Бурдерон выступил с настоящим обвинением против Постоянной административной комиссии и парламентской группы. Он критиковал участие социалистов в буржуазном правительстве и заявил, что отныне в партии есть «непримиримое меньшинство». Вокруг федерации Верхней Вьенны сгруппировалось меньшинство из федераций Изеры, Роны, Буш-дю-Рон, Воклюз и Верхней Марны. Бурдерон отказался примкнуть к резолюции большинства, и циммервальдцы получили на конгрессе 76 голосов. Идеи интернационализма, хотя и медленно, но все же получали распространение среди рабочих масс и начали проникать и в армию. Но в 1916 г. Францию ожидали тяжелые испытания.

Германское командование, придя к выводу о невозможности добиться полной капитуляции России, приняло решение нанести поражение Франции. Объектом наступления стала крепость Верден — опора правого фланга французского фронта, захват которой открыл бы немцам путь на Париж.

С 21 по 25 февраля немецкие войска попытались штурмом овладеть Верденом, но все их массированные удары оказались тщетными Затем они еще в течение нескольких месяцев старались овладеть крепостью, но опять безуспешно. Французы оказали героическое сопротивление. Дорога от Бар-Ледюк до Вердена протяжением в 75 км и шириной в 7 м получила название «священной», ибо по ней с февраля до октября 1916 г. во время боев за Верден, беспрерывно курсировали машины, подвозившие солдат, продовольствие и снаряды. За 24 часа по ней проходило до 6 тыс. автомашин, т. е. в среднем каждые 14 секунд. 18 марта, согласно просьбе французского командования, русские войска начали наступление у озера Нарочь. Эта операция сковала силы немцев на востоке, и атаки против Вердена были ослаблены.

Защищая Верден, французское командование в согласии с английским готовило крупную, технически хорошо подготовленную, контрнаступательную операцию на р. Сомме, начавшуюся 1 июля. После упорных двухнедельных боев немцы все же удержали фронт. Но еще 4 июни, чтобы помочь Франции и Италии, на русском юго-западном фронте началась одна из наиболее значительных операций — так называемый Брусиловский прорыв. Она показала высокие боевые качества русской армии и вынудила немецкое командование в самый ответственный для него момент снять 11 дивизий у Вердена и направить на Восток. Австрийское командование также сняло с итальянского фронта 6 дивизий для отправки против России. Английский военный историк Лиддел Гарт, касаясь событий 1916 г., справедливо писал: «В последний раз Россия пожертвовала собой ради своих союзников, и несправедливо забывать, что союзники являются за это неоплатными должниками России».

Итоги кампании 1916 г. выявили явные преимущества Антанты, общее превосходство ее сил, особенно в связи с применением новой техники. 15 сентября англичане пустили танки, что оказалось полной неожиданностью для немцев. Германская коалиция в 1916 г. перешла к стратегической обороне на всех фронтах.

Однако военные действия на Западном фронте, значительно активизировавшиеся по сравнению с 1915 г., привели Францию к серьезным материальным потерям в технике и живой силе. К ноябрю 1916 г. Франция потеряла убитыми и умершими от ран больше 1100 тыс. человек и 250 тыс. французских солдат находилось в плену. Это вызвало серьезное недовольство деятельностью главнокомандующего Жоффра, которого значительная часть палаты депутатов уже давно обвиняла в неудачном ведении и затягивании войны.

27 декабря 1916 г. Жоффр был отстранен от командования, но получил звание маршала Франции, специально для него восстановленное в декабре 1916 г. Премьер Бриан назначил новым главнокомандующим генерала Нивеля, не имевшего даже тех скромных положительных качеств, которыми обладал Жоффр.

 

Нарастание кризиса

В 1916 г. продовольственное положение Франции чрезвычайно ухудшилось. Производство зерна, которого требовалось ежегодно 86 млн. т, упало до 58 млн. Вследствие резкой нехватки товаров необходимо было прибегнуть к ввозу их из-за границы, а расширение импорта вызвало кризис транспорта, усилившийся в связи с подводной войной, уничтожившей многие французские суда. Страна испытывала крайнюю нужду в угле.

Недостаток товаров вызвал повышение цен, что повело к снижению средней реальной зарплаты. Одновременно удлинился рабочий день, были введены ночные смены и сверхурочные часы, особенно на военных предприятиях.

Состав французского рабочего класса за время войны изменился. Наряду с женщинами и подростками, заменившими мобилизованных, широко использовался труд иностранных рабочих. Но все же ядро пролетариата сохранилось, особенно за счет квалифицированных рабочих, отзываемых с фронта для оборонной промышленности, и несмотря на усиление репрессий, рабочее движение в стране развивалось. В 1916 г. произошло уже 314 стачек (общее количество участников — 41409 человек и 235907 потерянных рабочих дней) [1109]Ю. Кучинский. История условий труда во Франции, стр. 262.
. Особенно крупной была декабрьская стачка парижских металлистов и рабочих Обервилье. Кроме требований повышения зарплаты и ограничения прибылей капиталистов забастовщики выступали против правительства и особенно против министров-социалистов. В годы войны углубился также разрыв между руководящей верхушкой ВКТ и трудящимися массами, среди которых постепенно росли антивоенные настроения.

О растущем революционном сознании в армии и народных массах свидетельствовало и появление знаменитой книги Анри Барбюса «Огонь», написанной в окопах в 1916 г. Эта «простая и беспощадно правдивая», по словам М. Горького, книга будила ненависть к поджигателям войны и указывала революционный выход. Недаром она была встречена в штыки французской реакцией.

Продолжал свою работу и Комитет по восстановлению международных связей, возникший после Циммервальдской конференции. Он, правда, отказался признать необходимость создания III Интернационала и заявил, что его основная задача — бороться за мир. Лозунги Комитета вызвали критику В. И. Ленина, считавшего, что «борьба за мир без революционной борьбы есть пустая, лживая фраза… единственный путь к избавлению от ужасов войны заключается в революционной борьбе за социализм». Вместе с тем В. И. Ленин поддерживал связь с Комитетом, и для помощи парижской группе большевиков в распространении взглядов циммервальдской левой была направлена в Париж Инесса Арманд.

Желая «от всего сердца сделать что-нибудь для французских левых», В. И. Ленин в феврале 1916 г. написал письмо о задачах оппозиции во Франции. Письмо было отпечатано в Женеве на французском языке и нелегально распространялось во Франции. Ленин требовал от циммервальдцев ясного определения их отношения к социал-шовинистам и центристам, он критиковал Бурдерона и Мерргейма за боязнь раскола, он уверял, что французы быстро научатся новым условиям нелегальной работы и систематической подготовке революционного движения масс. «Я верю в французский революционный пролетариат, — писал В. И. Ленин. — Он подтолкнет и французскую оппозицию». Ленин показал французским левым путь дальнейшей борьбы за подлинно пролетарскую партию.

На национальном совете СФИО, собравшемся 9 апреля 1916 г., выявились, с одной стороны, рост оппозиции, с другой — ее слабые стороны. Циммервальдцы объединились с центристами — сторонниками Лонге и вместе собрали 960 голосов против 1996голосов оппортунистического большинства.

На международную Кинтальскую конференцию, проходившую с 24 по 29 апреля 1916 г., прибыли от Франции три депутата-социалиста: Александр Блан, Пьер Бризон и Раффен-Дюжанс. Все трое принадлежали к группе Лонге и по прибытии на конференцию предупредили, что не являются уполномоченными меньшинства и могут отвечать лишь за свои личные действия. Однако они приняли манифест Кинтальской конференции, обязывавший социалистов не участвовать в правительстве и не голосовать за военные кредиты. А вернувшись из Кинталя, Бризон стал выпускать первую еженедельную газету меньшинства «Ла ваг», которая получила широкое распространение. В июне все трое кинтальцев голосовали в палате против военных кредитов, подвергаясь жестоким нападкам со стороны националистов.

Социалистическое движение во Франции к этому времени раскололось на три течения. Первое — социал-шовинистов, представителями которых были Тома, Самба, Ренодель и др. Это течение стояло на позиции классового сотрудничества. Второе течение — центризм Прежние центристы в условиях войны превратились в социал-пацифистов. Вождями этого течения были Лонге, Прессман, П. Фор и др. Социал-пацифисты высказывались против раскола с социал-шовинистами и тем самым прикрывали их измену делу рабочего класса.

Третье течение — левое. Оно начало формироваться вокруг Комитета по восстановлению международных связей и включало в себя группы социалистов, оставшихся верными делу классовой борьбы (Ф. Лорио и др.). К этому течению примыкали лучшие представители синдикального движения, а также революционной интеллигенции, принимавшие непосредственное участие в войне, такие как Раймон Лефевр, Анри Барбюс, Поль Вайян-Кутюрье и др.

Эти три группы в левом течении опирались на пролетариат, особенно на металлистов, и на французское крестьянство и солдатские массы. Дезорганизованный вследствие измены руководства СФИО и ВКТ рабочий класс постепенно возвращался к идеям интернационализма и классовой борьбы.

Назревание революционного кризиса — рост недовольства и возмущения масс — явилось одной из причин поворота империалистических стран от политики империалистической войны к политике империалистического мира .

Действительно, в конце 1916 — начале 1917 г. появился ряд конкретных предложений о заключении мира между воюющими коалициями. Однако все они выдвигали грабительские империалистические условия. Особенно упорно свои тайные демарши, имевшие целью заключение империалистического мира, осуществляла Германия. Главное внимание ее было обращено на Россию, которую неоднократно пробовали принудить к сепаратному миру, серьезные попытки были предприняты и в отношении Франции.

Но ни тайные, ни явные переговоры о мире в то время не были завершены, поскольку ведущие империалистические группировки не считали себя побежденными и не соглашались на компромиссные условия мира. Поэтому империалистическая война продолжалась в условиях нарастания революционного кризиса в странах обеих коалиций.

Во Франции обострение политического кризиса вызвало резкие нападки депутатов на правительство Бриана за недостаточно активную деятельность как во внутренней, так и во внешней политике. 7 декабря в палату были внесены 18 различных, в основном резко критических, резолюций о деятельности правительства. За доверие было подано 344 голоса, против — 160, в число которых входили и 43 голоса социалистов.

С целью упрочить положение кабинета Бриан переформировал его еще 13 декабря 1916 г. Он вывел из правительства «достопочтенных старцев» — Фрейсине, Комба, Мелина, Геда, а также Леона Буржуа, Пенлеве, Марселя Самба и генерала Рока. Он назначил военным министром генерала Лиоте (руководившего колонизацией Марокко), министром общественных работ, транспорта и снабжения — Эдуарда Эррио, и оставил министрами: Вивианн. Мальви, Рибо, Лаказа, Тома, Клемантеля и Думерга. Получив вотум доверия, он дополнил кабинет девятью заместителями, в числе которых оказался и быстро нажившийся на военных заказах капиталист Лушер.

Но попытки Бриана удержаться у власти не увенчались успехом. В конце января 1917 г. он подвергся суровой критике в связи с французской политикой в Греции 14 марта в результате секретного заседания палаты, где обсуждался вопрос о тяжелом состоянии французской авиации, произошло падение кабинета Бриана. 20 марта новое правительство было сформировано Рибо. Бриан в него не вошел, но почти все его министры остались.

Новое правительство оказалось перед лицом важнейших событий — в России началась буржуазно-демократическая революция. Монархия была свергнута и образовано Временное правительство во главе с Львовым. 26 марта новый министр иностранных дел Милюков заявил о сохранении прежних союзов, в том числе с Францией. Февральская революция в России оказала существенное влияние, наряду с другими причинами, на вступление в войну США.

В таких условиях готовилась (с ноября 1916 г.) французским командованием новая наступательная операция между Реймсом и Суассоном. Ее должны были осуществить в феврале 1917 г. французские и английские армии одновременно с готовившимся наступлением на русском, итальянском и салоникском фронтах. Вследствие неподготовленности операция была перенесена на апрель.

Как рассказывал на секретном заседании палаты, специально рассматривавшей в июле 1917 г. вопрос об апрельском наступлении, его участник Ибарнегаре, битва началась в 6 часов утра 16 апреля, а уже в 7 часов она была проиграна. Спустя 15 минут после начала наступления открыли огонь тысячи немецких пулеметов, уничтоживших десятки тысяч французских солдат. Несмотря на то, что командованию стало известно, что план операции Нивеля попал в руки немцев, битва, получившая название «бойни Нивеля», продолжалась до 5 мая. «Наступление Нивеля, — записал в своем дневнике английский посол в Париже, — обошлось в 140 тыс. жертв убитыми, ранеными и пленными, его армии совершенно деморализованы и отказываются сражаться». 15 мая Нивель был отставлен, его пост передан генералу Филиппу Петэну, руководившему защитой Вердена, а впоследствии обесславившему себя капитуляцией перед Германией в 1940 г. и предательством национальных интересов Франции. Генерал Фош был назначен начальником французского генерального штаба.

Провал наступления Нивеля послужил непосредственным толчком к началу массового восстания во французской армии. Глубокими причинами восстания явились: все ухудшавшееся положение страны в тылу и на фронте, непрерывные мобилизации в армию, а также влияние русской Февральской революции и движения русских солдат во Франции, организовавших Советы в своих частях.

Положение русских экспедиционных войск во Франции, составлявших около 90 тыс. человек, было чрезвычайно тяжелым. Французское командование не обеспечило им даже самых элементарных жизненных условий. Сражались русские части очень стойко. 1-я и 3-я бригады участвовали в боях под Реймсом: их бросили на штурм форта Бремон, и они прошли 26 линий проволочных заграждений. Погибло более 70 % личного состава бригад.

После штурма Бремона оставшихся русских солдат перебросили в лагерь Ля Куртин, где и вспыхнуло восстание. В целях его подавления французское командование осадило лагерь и систематически его обстреливало. Лишь после долгой обороны 20 сентября 1917 г. истощенные голодом 8515 русских солдат вынуждены были сдаться. 110 из них были преданы суду, 600 сформированы в две безоружные маршевые роты и направлены в лагеря, остальные — на салоникский фронт. Другие восставшие бригады русского экспедиционного корпуса также были расформированы по приказу Клемансо от 24 декабря 1917 г.

В мае — июне 1917 г. после поражения Нивеля создалось угрожающее положение во французской армии, охваченной революционными настроениями. 20 мая солдаты ряда воинских частей отказались идти на фронт и потребовали немедленного прекращения войны и заключения мира без аннексий и контрибуций. 30 мая солдаты 36-го и 129-го полков двинулись на помощь рабочим, забастовавшим в Париже, но были встречены артиллерийским огнем правительственных войск. 7 июня главнокомандующий Петэн восстановил смертную казнь для нарушивших дисциплину солдат. Восстание охватило 75 пехотных, 12 артиллерийских полков и 23 стрелковых батальона.

Одновременно с революционным движением в армии развернулось широкое забастовочное движение во многих городах Франции.

По сравнению с предыдущими годами войны в 1917 г. забастовочное движение было особенно сильным. Только на июнь падало 285 стачек с количеством участников свыше 108 тыс. человек. Всего же в этом году бастовало 293 810 человек с общим количеством потерянных дней в 1 481 621. В 1918 г. при диктатуре Клемансо общее число стачечников составило 176 187 человек, а число потерянных ими рабочих дней — лишь 979 634. Стачечное движение охватило не только Париж, но и Руан, Лион, Ренн, Нант, Сен-Назер, Тулузу и другие города. Рабочие выдвинули требования о повышении зарплаты, улучшении условий труда, сокращении рабочего дня.

Положение трудящихся действительно резко ухудшалось. Цепы на хлеб и другие товары возрастали. Были введены карточки на хлеб. Через несколько месяцев новый министр снабжения Виолетт ввел два постных дня в неделю и карточки на сахар. Ощущался резкий недостаток продуктов. Огромные очереди стояли у магазинов.

Но одновременно стачечное движение приобретало и политическую окраску. 1 мая 1917 г. ВКТ выпустила воззвание, приветствовавшее русскую революцию. Федерация металлистов, число членов которой с 1914 по 1917 г. возросло с 7 тыс. до 200 тыс. человек, призывала рабочих выступать против войны: «Мы сумеем, если потребуется, объединиться с нашими русскими и немецкими товарищами, чтобы выступить единым фронтом с трудящимися всего мира против захватнической войны». Комитет по восстановлению международных связей организовал митинг в честь русской революции, на который явилось 10 тыс. человек, была принята резолюция, в которой говорилось, что «революция в России — сигнал к мировой революции». Комитет защиты профсоюзных свобод раздавал рабочим прокламацию: «Повсюду восставшие народы должны освободиться от своих классовых врагов для того, чтобы поставить на их место депутатов от рабочих и солдат, перешедших на сторону народа». Левые синдикалисты выступили против политики классового единения.

Таким образом, в 1917 г. во Франции назревал революционный кризис, положение французской буржуазии становилось угрожающим. Лишь с большим трудом правительству удалось путем репрессий, с одной стороны, и частичных уступок — с другой, ослабить стачечное движение. Поражение революционного движения в тылу и на фронте было связано прежде всего с его стихийностью, с отсутствием руководства со стороны профсоюзных организаций и со стороны социалистической партии.

Революционные события усилили разногласия в социалистической партии и заставили ее занять более левые позиции, чтобы не потерять влияния на массы. Поэтому, когда 13 сентября 1917 г. было образовано министерство Пенлеве, социалисты в него не вошли, хотя им был предложен ряд портфелей. Формально не входя в кабинет, социалисты по существу продолжали прежнюю политическую линию и поддерживали буржуазное правительство. Но кабинет Пенлеве просуществовал всего месяц. В исключительно напряженной обстановке буржуазия предпочитала иметь у власти человека, способного на диктаторские действия, а на эту роль Пенлеве не подходил. 13 ноября, после того как во Францию проникли известия об Октябрьской революции в России, Пенлеве был заменен Жоржем Клемансо, установившим в стране подлинную диктатуру и осуществлявшим ее железной рукой.

 

Великая Октябрьская Революция в России. Окончание первой мировой войны

Придя к власти, 76-летний Клемансо в первой же своей речи в палате заявил: «Я выступаю перед вами с единственным помышлением о ничем не ограниченной войне. Всех пораженцев — к военному суду! Никакой пацифистской кампании! Ни измены, ни полуизмены! Мой девиз: везде я веду войну, во внутренней политике я веду войну, во внешней политике я веду войну. Я продолжаю вести войну и буду продолжать вести ее до последних минут, которые будут принадлежать нам». В декабре 1917 г. он начал судебное дело по обвинению в «сообщничестве с неприятелем». Обвиняемым был Мальви, который входил во все министерства с августа 1914 г. до сентября 1917 г. и сослужил большую службу буржуазии своим умелым подходом к социалистическим и синдикалистским лидерам. Клемансо добился осуждения и изгнания его из Франции на пять лет. Он добился также осуждения Жозефа Кайо.

В условиях перехода к открытой диктатуре буржуазии проходило дальнейшее усиление революционных настроений во Франции.

Большое влияние на французское революционное движение оказала Великая Октябрьская социалистическая революция.

Французская империалистическая буржуазия заняла резко враждебную позицию по отношению к русской революции, а затем приняла самое активное участие в организации интервенции против Советской России. Французские империалисты надеялись таким образом вернуть вложенные в России капиталы и предохранить свою страну от революционного влияния. Для французской дипломатии вообще выгодно было иметь прежнюю Россию, где французские империалисты благодаря своим капиталовложениям могли бы принимать закулисное, но решающее участие в направлении политики.

Французское правительство, исходя из этих соображений, явилось одним из первых инициаторов вооруженной интервенции в Советскую Россию. Франция через своего посла Нуланса поддерживала движение белогвардейцев и различные контрреволюционные правительства на территории Советской России.

В мае 1918 г. по прямому заданию французского генерального штаба начался мятеж 40 тыс. пленных чехословаков в Сибири. Действия французских империалистов в России закончились организацией интервенции в районе Черного моря. Антисоветская политика правящих классов встречала резкое противодействие со стороны французского пролетариата, который со всей решительностью выступил на стороне Советской России.

Путем жесточайшего террора Клемансо временно добился в 1918 г. некоторого снижения стачечного движения. Революционное движение в армии и среди французского пролетариата беспощадно подавлялось правительством, однако были случаи, когда даже ему не удавалось одержать верх. Так, когда по приказу Клемансо был арестован секретарь синдиката металлистов Андриё, в ответ забастовали рабочие прилуарских территорий, и «французские солдаты отказались выступить на фронт в самый опасный момент из-за ареста т. Андриё, которого пришлось правительству освободить, чтобы двинуть войска».

После вступления США в войну во Францию к февралю 1918 г. прибыло 200 тыс. американских солдат, а к июню того же года их численность достигла примерно 1 млн. Но большинство американских солдат не было направлено на фронт, хотя положение французской армии было очень тяжелым, а сосредоточено в одном месте с тем, чтобы американская армия сама нанесла немцам решающий удар.

В таких условиях война продолжалась. К 1918 г. ясно обозначилось преобладание военно-экономической мощи Антанты, особенно в связи с вступлением в войну США. Поэтому немецкое командование спешило нанести удар противнику до прибытия войск из США. К началу 1918 г. у Антанты насчитывалось 274 дивизии, а у германской коалиции 370; Германия еще сохраняла превосходство в артиллерии, хотя в отношении авиации и танков перевес был на стороне войск Антанты. Замысел немецкого командования заключался в том, чтобы направить удар против английских войск между Аррасом и Ла-Фером и, разъединив англичан и французов, отбросить английские силы к Ла-Маншу.

Но эта операция была заранее поставлена под удар, ибо, располагая лишь незначительным превосходством сил, немцы после заключения Брест-Литовского договора оккупировали Украину, что удерживало по-прежнему значительную часть германских войск. В марте 1918 г. немецкое командование держало на востоке. 70 дивизий, из которых 43 были германские, а летом 1918 г., в разгар боев на Западном фронте, против России продолжали действовать 50 дивизий, из них 33 — германские .

Нерешительная тактика Антанты позволила Германии в 1918 г. активно развернуть военные действия. В марте началось немецкое наступление на Амьен, и немцам удалось продвинуться на 60 км. С 9 по 30 апреля военные действия были перенесены из Пикардии во Фландрию, в долину реки Лис. Немцы продвинулись на 65 км, но опять не добились прорыва фронта. 27 мая началась новая операция против французов в Шампани между Реймсом и Суассоном. Немецкие войска достигли реки Эн и форсировали ее. 30 мая их центр вышел на р. Марну, но не смог ее перейти. К 7 июня бои прекратились. Однако 15 июля они снова были возобновлены германским командованием с целью нанесения последнего удара. Как объяснили солдатам, это было «сражение за мир».

И тогда последовал контрудар со стороны 10-й французской армии генерала Манжена. 18 июля из леса Виллер-Коттре внезапно, без артиллерийской подготовки, двинулись под прикрытием огневого вала 1500 орудий 340 танков, за которыми шли 16 дивизий пехоты. Наступление сопровождалось действиями 40 авиаэскадрилий. Немцы остановили вскоре продвижение французов, но моральное впечатление от этого удара было очень велико. Именно за эту операцию Фошу, назначенному в марте 1918 г. главнокомандующим войсками союзников, было присвоено звание маршала Франции.

8 августа войска Фоша, опять внезапно, атаковали немцев у Амьена и отбросили их на старые позиции. С 26 сентября армии Антанты перешли в общее наступление. 28 сентября начальник германского штаба генерал Людендорф потребовал от своего правительства заключения перемирия. Немецкие войска продолжали медленно отступать. На 14 ноября Фош наметил вторжение своих войск в Лотарингию и Рейнскую область.

Но 7 ноября 1918 г. в 9 часов вечера автомобиль под белым флагом с германским уполномоченным Эрцбергером пересек линию траншей, подъехал к местечку Ордруа и был окружен французскими солдатами. Германская делегация пересела в вагон с опущенными шторами, и 8 ноября их поезд подошел к станции Ретонд в Компьенском лесу, где стоял вагон Фоша. Не теряя времени на переговоры, Фош предъявил немцам условия перемирия и дал им 72 часа на размышления, с правом сноситься со своим правительством. При этом он заявил, что если к 11 часам утра 11 ноября перемирие не будет подписано, военные действия немедленно возобновятся. Но в Германии в это время уже произошла революция. Монархия была свергнута, и император бежал из страны.

11 ноября в 12-м часу дня в Париже раздался первый из 101 выстрела, возвестивших об окончании первой мировой войны. Война длилась 4 года, 3 месяца и 26 дней. Она стоила человечеству свыше 10 млн. убитыми и 20 млн. изувеченными, а также миллионов гражданского населения, погибшего от голода и эпидемий.

Франция вступила в новый период своего исторического развития. Народные массы, миллионы солдат, возвращавшихся с фронта, вдохновлялись примером Великой Октябрьской социалистической революции, надеждами, что над Францией взойдет заря социального освобождения. 1919–1920 годы стали годами небывалого обострения классовой борьбы в стране.