На рассвете, перед тем как проснуться, Курт Валландер увидел сон.

Он вдруг обнаружил, что одна рука у него черная.

Но она была вовсе не в перчатке. Сама кожа потемнела, и рука стала как у африканца.

Во сне Валландера попеременно обуревал то страх, то удовлетворение. Рюдберг, давний коллега, которого уже почти два года не было в живых, неодобрительно поглядел на эту руку и спросил, почему почернела только она одна.

«Нынче утром что-то должно случиться», — ответил во сне Валландер.

Проснувшись и вспомнив сон, он не стал сразу вставать, лежал в постели и размышлял над ответом, который дал Рюдбергу. Что он, собственно, имел в виду?

Потом все-таки встал, посмотрел в окно — первый майский день в Сконе обещал быть безоблачным и солнечным, но очень ветреным. На часах было шесть утра.

Спал он всего два часа, но усталости не чувствовал. Сегодня утром они наконец узнают, есть ли у Стига Густафсона алиби на прошлую пятницу, когда, по всей вероятности, была убита Луиза Окерблум.

Если преступление будет раскрыто уже сегодня, дело окажется на удивление простым, думал он. Поначалу зацепки вообще отсутствовали. А потом все завертелось очень быстро. Дознание редко следует будничному ритму. У него своя жизнь, свое движение. На часах дознания время искривлено, оно то останавливается, то мчится во весь опор. Предсказать это заранее невозможно.

В восемь все собрались в управлении, и Валландер взял слово.

— У нас нет причин привлекать датскую полицию, — начал он. — Если верить сводной сестре Стига Густафсона, он прилетит в Копенгаген ровно в десять рейсом «Сканэйр». Ты, Сведберг, это проверишь. Далее, у него есть три возможности добраться до Мальмё. Паромом через Лимхамн, судном на подводных крыльях или САСовским, на воздушной подушке. Наблюдение надо установить повсюду.

— Старый судовой машинист небось выберет большой паром, — сказал Мартинссон.

— Может, паромы ему как раз и надоели, — перебил Валландер. — Стало быть, причалов три, выставим у каждого двоих сотрудников. Тогда мы наверняка его задержим и объясним, в чем дело. Конечно, толика осторожности не помешает. Потом доставим его сюда. Думаю, лучше всего, если я сам с ним побеседую.

— Не маловато ли — по два человека? — сказал Бьёрк. — Может, на всякий случай хоть патрульную машину прихватим?

Валландер уступил.

— Я говорил с коллегами из Мальмё, — продолжал Бьёрк. — Они готовы обеспечить любую помощь. Сами договоритесь там, каким образом ребята из паспортного контроля предупредят о его появлении.

Валландер посмотрел на часы:

— Если вопросов нет, пора выезжать. Лучше добраться до Мальмё заблаговременно.

— Самолет может и опоздать на сутки, — заметил Сведберг. — Погодите, я проверю.

Спустя четверть часа он сообщил, что самолет из Лас-Пальмаса ожидается в Каструпе уже в двадцать минут десятого.

— Он сейчас в воздухе, — сказал Сведберг. — И ветер попутный.

Они тотчас выехали в Мальмё, потолковали там с коллегами и разошлись по местам. Валландер взял на себя терминал, где причаливали суда на воздушной подушке; помогал ему практикант, новенький, по фамилии Энгман. Его прислали вместо Неслунда, которого Валландер не раз привлекал к оперативной работе. Уроженец острова Готланд, Неслунд мечтал вернуться в родные места и, когда появилась вакансия в полиции Висбю, без колебаний перевелся туда. Иногда Валландер скучал по нему, ведь люди с таким ровным и веселым характером встречаются нечасто. Мартинссон и еще один коллега отвечали за Лимхамн, а Сведберг — за суда на подводных крыльях. Связь между собой держали по рации. К половине десятого все было отлажено. Валландер даже достал у коллег на терминале кофе для себя и практиканта.

— Первый раз участвую в задержании убийцы, — сказал Энгман.

— Мы пока не знаем, убийца ли он, — отозвался Валландер. — В нашей стране человек считается невиновным, пока не предъявлены неопровержимые улики. Не забывай об этом.

Он с неудовольствием отметил, что говорит назидательным тоном. Надо бы сгладить неприятное впечатление, сказать что-нибудь хорошее. Но в голову ничего не пришло.

В половине одиннадцатого Сведберг и его напарник тихо-спокойно задержали Стига Густафона. Он оказался невысоким, худым, лысоватым, загорелым после отпуска.

Сведберг сказал, что его подозревают в убийстве, надел ему наручники и сообщил, что допрос состоится в Истаде.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Стиг Густафсон. — Почему вы надели мне наручники? Зачем мне ехать в Истад? И кого это я якобы убил?

Сведберг отметил, что Густафсон, похоже, искренне удивлен. И у него мелькнула мысль, что, быть может, машинист Стиг Густафсон ни в чем не виноват.

Без десяти двенадцать Валландер вошел в помещение для допросов Истадского полицейского управления и сел напротив Стига Густафсона. К этому времени он уже проинформировал прокурора Пера Окесона о задержании.

Прежде всего комиссар спросил, не хочет ли Стиг Густафсон кофе.

— Нет, — ответил тот. — Я хочу домой. И хочу знать, почему я здесь.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, — объяснил Валландер. — И поедете вы домой или нет, будет зависеть от ваших ответов.

Начал он с самого начала. Записал анкетные данные Стига Густафсона, пометил, что второе имя у него Эмиль и что родом он из Ландскруны. Густафсон явно нервничал, на лбу выступили капли пота. Но это еще ничего не значит. Люди подсознательно боятся полиции, точно так же как боятся змей.

Приступая к собственно допросу, Валландер решил говорить прямо и посмотреть, какова будет реакция.

— Вы здесь для того, чтобы ответить на вопросы в связи с жестоким убийством, — сказал он. — Убийством Луизы Окерблум.

Густафсон оцепенел. Он что же, не рассчитывал, что труп обнаружат так скоро? — подумал Валландер. Или потрясен совершенно искренне?

— Луиза Окерблум исчезла в прошлую пятницу, — продолжал он. — Ее труп найден несколько дней назад. Вероятно, она была убита вечером в день исчезновения. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Это та Луиза Окерблум, которую я знаю? — спросил Стиг Густафсон.

Теперь он был заметно испуган.

— Да. Та самая, с которой вы познакомились у методистов.

— Ее убили?

— Да.

— Какой кошмар!

У Валландера тотчас зародилось мучительное ощущение, что здесь что-то не сходится, совершенно, черт побери, не сходится. Потрясенный ужас Стига Густафсона казался неподдельным. Хотя комиссар знал по опыту, что иные преступники, у которых на совести самые что ни на есть жуткие преступления, умеют весьма достоверно разыграть невинность.

Но ощущение несообразности не исчезало.

Может, они шли по изначально холодному следу?

— Я хочу знать, что вы делали в прошлую пятницу, — сказал Валландер. — Во второй половине дня.

Ответ застал его врасплох.

— Я был в полиции, — сказал Стиг Густафсон.

— В полиции?

— Да. В Мальмё. На следующий день собирался лететь в Лас-Пальмас. И неожиданно обнаружил, что паспорт недействителен. Ну и поехал в полицию, чтобы получить новый. Паспортный стол уже закрылся, когда я пришел. Но тамошние сотрудники вошли в мое положение и не отказали. В четыре я получил новый паспорт.

В глубине души Валландер уже понял, что Стиг Густафсон не имеет отношения к убийству. Но он словно бы не желал с этим примириться. Ведь им так нужно раскрыть это загадочное преступление, и чем скорее, тем лучше. Вдобавок личные эмоции во время допроса совершенно недопустимы.

— Машину я оставил у Центрального вокзала, — добавил Стиг Густафсон. — Потом зашел в пивной бар и выпил кружечку пива.

— Кто-нибудь сможет подтвердить, что в прошлую пятницу сразу после четырех вы были в этой пивной? — спросил Валландер.

Стиг Густафсон задумался.

— Не знаю, — в конце концов сказал он. — Я сидел один. Может, бармен запомнил меня? Но вообще-то я редко захожу в эту пивную. Я там не завсегдатай.

— Вы долго там пробыли?

— Час, наверно. Не больше.

— То есть примерно до половины шестого? Так?

— Думаю, да. Я хотел успеть в винный магазин, пока там не закрыли.

— В какой именно?

— За универмагом «Нурдиска компаниет». Название улицы не помню.

— И как, успели?

— Успел. Взял пару банок пива.

— Кто-нибудь может подтвердить, что вы туда заходили?

Стиг Густафсон покачал головой:

— У кассира была рыжая борода. Хотя, может, у меня остались чеки. На них ведь указан день и час, верно?

Валландер кивнул:

— Дальше.

— Потом я пошел на парковку, сел в машину и поехал в супермаркет «Б&В», что возле ипподрома Егерсру. Хотел купить дорожную сумку.

— Там кто-нибудь сможет вас опознать?

— Сумку я не купил, — сказал Стиг Густафсон. — Цены оказались очень высокие. И я решил обойтись старой. Увы.

— А потом вы что делали?

— Съел гамбургер, неподалеку от супермаркета, в «Макдоналдсе». Но там обслуживают молоденькие ребятишки. Наверняка ничего не вспомнят.

— У молодых людей часто хорошая память. — Валландер подумал о банковской кассирше, которая несколько лет назад здорово помогла дознанию.

— Я еще кое-что вспомнил, — сказал Стиг Густафсон. — Это было в пивной.

— Что именно?

— Я спустился в уборную. И там поболтал с одним мужиком. Он жаловался, что у них там нет бумажных полотенец, руки нечем вытереть. Мужик был чуточку навеселе. Но не слишком. Сказал, что его зовут Форсгорд и что у него цветочный магазин в Хёэре.

Валландер записал:

— Это мы проверим. А теперь вернемся к «Макдоналдсу», что возле Егерсру. Вы были там, видимо, около половины седьмого.

— Пожалуй, — согласился Стиг Густафсон.

— Что вы делали потом?

— Поехал к Ниссе, и мы играли в карты.

— Кто это — Ниссе?

— Старый плотник, мы с ним плавали вместе много лет. Ниссе Стрёмгрен. Живет на Фёренингсгатан. Иногда мы играем в карты. Этой игре мы выучились на Дальнем Востоке. Очень сложная, но интересная, когда умеешь. Там нужно копить валетов.

— И как долго вы у него пробыли?

— Домой я уехал около полуночи. Поздновато, конечно, ведь наутро нужно было встать ни свет ни заря. Автобус-то с Центрального вокзала отходит ровно в шесть. Я имею в виду автобус до Каструпа.

Валландер кивнул. У Стига Густафсона есть алиби, думал он. Конечно, если все, что он сказал, правда. И если Луизу Окерблум убили действительно в пятницу.

Но сейчас нет никаких оснований требовать ареста Стига Густафсона. Прокурор санкции не даст.

Это не он, думал Валландер. Если даже я начну давить на то, что он преследовал Луизу Окерблум, мы все равно ни к чему не придем.

— Подождите здесь. — Валландер встал и вышел из комнаты.

Собранные на совещание сотрудники уныло выслушали его информацию.

— Надо проверить его показания, — сказал Валландер. — Но честно говоря, думаю, это не он. След оказался тупиковым.

— По-моему, ты опережаешь события, — вмешался Бьёрк. — Мы ведь не знаем точно, что она действительно умерла в пятницу во второй половине дня. Стиг Густафсон вполне мог поехать из Ломмы в Крагехольм после того, как расстался со своим приятелем-картежником.

— Вряд ли, — сказал Валландер. — Что могло задержать там Луизу Окерблум до такого позднего часа? Не забывай, на автоответчике она сказала, что вернется домой к пяти. Мы должны исходить из этого. С ней что-то случилось до пяти часов.

Все молчали.

Валландер огляделся:

— Мне нужно поговорить с прокурором. Если нет вопросов, я отпускаю Стига Густафсона.

Возражений никто не имел.

Курт Валландер прошел в другую часть здания, где располагалась прокуратура, и доложил Перу Окесону о допросе. Каждый раз, бывая у Окесона, комиссар ужасался немыслимому беспорядку, царящему в кабинете. Столы и стулья завалены кучами бумаг, мусорная корзина переполнена. Но работать с Пером Окесоном было одно удовольствие. Толковый прокурор, вдобавок и в халатном отношении к важным документам его не упрекнешь.

— Арестовать его мы не можем, — сказал Окесон, когда Валландер закончил свой доклад. — Я полагаю, вы сумеете быстро проверить его алиби?

— Да. Честно говоря, думаю, это не он.

— Другие зацепки есть? — поинтересовался Окесон.

— Очень слабые. Вдруг он кого-нибудь нанял, чтобы убить ее. Прежде чем продолжить дознание, мы все тщательно проверим. Но иных зацепок по конкретным людям у нас нет. Будем пока работать в широком спектре. Если что, я сообщу.

Пер Окесон кивнул и, прищурясь, посмотрел на Валландера:

— Как у тебя со сном? По-моему, паршиво. Глянь на себя в зеркало! Смотреть страшно!

— У меня и самочувствие соответствующее. — Валландер встал.

Вернувшись в свое крыло, он снова вошел в комнату для допросов.

— Мы отвезем вас в Ломму, — сказал он. — Но наверняка придется вас еще побеспокоить.

— Я свободен? — спросил Стиг Густафсон.

— А вы и были свободны. Давать показания вовсе не значит быть арестованным.

— Я ее не убивал, — сказал Стиг Густафсон. — Не понимаю, как вы могли подумать такое.

— Вот как? Но ведь вы неоднократно ее преследовали.

На лице Стига Густафсона мелькнула тень тревоги.

Что ж, пусть знает, что нам это известно, подумал Валландер.

Он проводил Стига Густафсона в дежурную часть и распорядился отвезти его домой, в Ломму.

Больше мы не увидимся, думал он. Можно его вычеркнуть.

После обеда они вновь собрались на совещание. В перерыве Валландер успел съездить домой и перекусить.

— Куда подевались обыкновенные воры? — вздохнул Мартинссон, когда все расселись по местам. — Ведь эта история смахивает на чистой воды грабеж. Все, чем мы располагаем, — это мертвая женщина, прихожанка независимой церкви, брошенная в колодец. И отрубленный черный палец.

— Я с тобой согласен, — сказал Валландер. — И как бы нам ни хотелось, мы не можем отмахнуться от этого пальца.

— Ниточек много, а толку от них чуть, — с досадой сказал Сведберг, почесывая лысину. — Надо суммировать все, что у нас есть. Прямо сейчас. Иначе мы никогда не сдвинемся с мертвой точки.

Валландер угадывал в словах Сведберга подспудную критику своей манеры вести дознание. Но даже и сейчас ему казалось, что это несправедливо. Всегда есть опасность слишком поспешно сосредоточиться на какой-то одной зацепке. Пожалуй, Сведберг все-таки просто дал выход своему замешательству.

— Ты прав, — сказал Валландер. — Итак, давайте посмотрим, что у нас есть. Луиза Окерблум убита. Где и кем, мы в точности не знаем. Но знаем приблизительно когда. Неподалеку от того места, где был впоследствии найден ее труп, взрывается якобы пустующий дом. На пожарище Нюберг обнаруживает детали мощной радиостанции и обгорелую рукоять пистолета. Такие пистолеты выпускают по лицензии в ЮАР. Там же во дворе мы находим отрубленный черный палец. Далее, кто-то пытался спрятать в пруду автомобиль Луизы Окерблум. По счастливой случайности мы скоро его обнаружили. То же и с ее трупом. Далее, нам известно, что она убита выстрелом в упор и что все это похоже на расправу. Перед совещанием я позвонил в больницу. На сексуальное преступление ничто не указывает. Ее просто застрелили.

— Все это надо рассортировать, — сказал Мартинссон. — Добыть побольше материала. Насчет пальца, радиостанции, пистолета. Необходимо немедля связаться с тем адвокатом из Вернаму. В доме наверняка кто-то был.

— Задачи распределим в конце, — сказал Валландер. — У меня лично есть только два соображения, с которыми я хочу вас ознакомить.

— С них и начнем, — кивнул Бьёрк.

— Кто мог застрелить Луизу Окерблум? Прежде всего насильник. Однако, по предварительной оценке патологоанатома, эта версия не имеет под собой почвы. Следов насилия нет, следов веревок или наручников тоже. Врагов у нее нет. А это наводит на мысль, что она стала жертвой недоразумения. Ее убили по ошибке, вместо кого-то другого. Вторая возможность — она случайно увидела или услышала что-то такое, чему свидетелей быть не должно.

— В эту версию вписывается и дом, — заметил Мартинссон. — Он находился неподалеку от усадьбы, которую она собиралась посмотреть. И в этом доме явно что-то произошло. Она что-то увидела и была убита. Петерс и Нурен съездили в ту усадьбу, которую она хотела посмотреть. Ну, которая принадлежит вдове Валлин. Оба говорят, что на тамошних дорогах очень легко заблудиться.

Валландер кивнул:

— Продолжай.

— Да в общем я уже все сказал. По какой-то причине некто лишился пальца. Если, конечно, не при взрыве. Но это вряд ли. При таком взрыве человека разносит в пыль. А палец целехонек, если не считать, что он отрублен.

— Я мало что знаю о ЮАР, — сказал Сведберг. — Ну разве только, что это расистская страна, где господствует насилие. Швеция не поддерживает с ЮАР дипломатических отношений. И в теннис мы с ними не играем, и никаких дел не ведем. По крайней мере официально. И я, черт побери, совершенно не могу понять, почему какие-то нити из ЮАР ведут в Швецию. Они могли бы вести куда угодно. Но не сюда.

— Может, как раз поэтому, — пробормотал Мартинссон.

Валландер тотчас зацепился за эту реплику:

— Что ты имеешь в виду?

— Да ничего. Просто мне кажется, в этом деле необходим совершенно новый подход и новая логика, иначе мы так и будем топтаться на месте.

— Целиком и полностью согласен, — вмешался Бьёрк. — Прошу всех завтра утром представить мне свои соображения в письменном виде. Посмотрим, может, если спокойно поразмыслим, что-нибудь да получится.

Они распределили задачи. Адвоката из Вернаму Валландер взял на себя, пусть Бьёрк лучше поторопит экспертов с предварительным заключением насчет пальца.

Валландер набрал номер адвокатской конторы и попросил к телефону адвоката Хольмгрена, по срочному делу. Хольмгрен так долго не брал трубку, что Валландер уже начал терять терпение.

— Дело касается недвижимости в Сконе, которая находится под вашим управлением, — начал Валландер. — А точнее, сгоревшего дома.

— Случай совершенно необъяснимый, — сказал Хольмгрен. — Но я проверил, страховка покрывает убытки. Полиция уже выяснила, как все это произошло?

— Нет, — ответил Валландер. — Но мы работаем. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, прямо сейчас, по телефону.

— Надеюсь, это не займет много времени. Я очень занят.

— Если по телефону вам неудобно, вернамуская полиция вызовет вас в участок, — сказал Валландер, нисколько не смущаясь собственной резкости.

Адвокат секунду помедлил, потом сказал:

— Задавайте ваши вопросы. Я слушаю.

— Мы до сих пор ждем по факсу список имен и адреса наследников.

— Я прослежу, чтобы его выслали.

— Далее, меня интересует, кто непосредственно отвечает за эту недвижимость.

— Я. Но мне не очень понятен вопрос.

— За домом нужно присматривать. Чинить крышу, истреблять мышей. Этим тоже занимаетесь вы?

— Один из наследников проживает в Волльшё. Он и присматривал за домом. Его зовут Альфред Ханссон.

Валландер записал адрес и телефон.

— Стало быть, дом пустовал целый год?

— Больше года. Наследники не могли договориться, продавать его или нет.

— То есть там никто не жил?

— Конечно.

— Вы уверены?

— Не понимаю, куда вы клоните. Дом был заколочен. Альфред Ханссон регулярно звонил мне и говорил, что там все в порядке.

— Когда он звонил последний раз?

— Откуда же я могу помнить?

— Не знаю. Но я хочу услышать от вас ответ.

— Кажется, под Новый год. Но поручиться не могу. Разве это так важно?

— Для нас пока важно все. Спасибо за информацию.

Закончив разговор, Валландер открыл телефонный справочник и сверил адрес Альфреда Ханссона. Потом встал, схватил куртку и вышел из кабинета.

— Я еду в Волльшё, — сказал он, заглянув к Мартинссону. — Странно все как-то с этим взорванным домом.

— По-моему, тут вообще все странно, — заметил Мартинссон. — Кстати, я только что потолковал с Нюбергом. Он говорит, что сгоревшая радиостанция, вероятно, русского производства.

— Русского?

— Он так говорит. Я не знаю.

— Еще одна страна, — вздохнул Валландер. — Швеция, ЮАР и Россия. Где все это кончится?

Через полчаса он въехал во двор усадьбы, где проживал Альфред Ханссон. Дом довольно современный, совершенно не под стать соседним старинным постройкам. Овчарки в вольере бешено залаяли, когда Валландер вышел из машины. Было уже полпятого, и он вдруг почувствовал, что здорово проголодался.

Мужчина лет сорока открыл дверь и прямо в носках вышел на крыльцо. Волосы у него были всклокочены, а подойдя ближе, Валландер почуял запах спиртного.

— Альфред Ханссон? — спросил он.

Мужчина кивнул.

— Я из Истада, из полиции.

— Черт! — буркнул мужчина, прежде чем Валландер успел назваться.

— Простите?

— Кто ж это натрепал? Не иначе как Бенгтсон. Вот сволочь!

Валландер выдержал паузу:

— Не могу вам сказать. Полиция защищает своих информаторов.

— Наверняка Бенгтсон. Я что, задержан?

— Давайте-ка сперва потолкуем.

Ханссон провел комиссара на кухню. И тот мгновенно учуял слабый, но вполне отчетливый запах самогона. Вон оно что! Теперь все понятно. Альфред Ханссон гнал самогон и решил, что Валландер приехал брать его с поличным.

Ханссон плюхнулся на кухонный стул, почесал в затылке и вздохнул:

— Вечно не везет.

— О самогоне потом, — сказал комиссар. — Я к вам еще и по другому делу.

— По какому?

— Насчет сгоревшей усадьбы.

— Я ничего не знаю.

Валландер сразу заметил, что он забеспокоился.

— О чем не знаете?

Дрожащими пальцами Ханссон закурил мятую сигарету.

— Вообще-то я по специальности лакировщик. Но не выходит у меня, чтоб вкалывать каждое утро! Чтоб продрать глаза — и в семь за работу. Вот я и надумал сдать эту развалюху, если найдется желающий. По мне, дом надо продать. А родня уперлась, и все тут.

— Кто же изъявил желание?

— Мужик один из Стокгольма. Ездил тут по округе, искал помещение. Потом случайно увидал тот дом, аккурат такой, как ему нужно. Я до сих пор диву даюсь, как он умудрился на меня выйти.

— Как его звали?

— Назвался Нурдстрёмом. Но мне что-то не верится.

— Почему?

— По-шведски он говорил хорошо. Но с акцентом. А иностранец разве может прозываться Нурдстрём?

— Стало быть, он решил снять дом?

— Ага. И деньги хорошие предложил. Десять тысяч крон в месяц. Только дурак откажется. Да и какой от этого вред? — подумал я. Подзаработаю маленько, зря я, что ли, смотрю за домом. А наследникам и Хольмгрену из Вернаму вовсе и знать об этом не надо.

— И на какой же срок он снял вашу недвижимость?

— Приезжал он в начале апреля. И рассчитывал снимать домишко до конца мая.

— Он сказал зачем?

— Для художников. Им, дескать, надо поработать в тишине и покое.

— Для художников, значит.

Валландеру вспомнился отец.

— Ага, для художников. И выложил денежки на стол. Я, понятно, ударил с ним по рукам.

— Вы позже видели его?

— Нет.

— Нет?

— Он поставил как бы негласное условие, что я буду держаться в стороне. Ну, я и держался. Дал ему ключи, и вся недолга.

— Он вернул ключи?

— Нет. Сказал, вышлет по почте.

— И адреса его у вас нет?

— Не-а.

— Можете описать этого человека?

— Жутко толстый.

— А еще?

— Как, черт возьми, прикажете описать толстяка? Волосы редкие, красномордый, жирный. Коли я говорю «жирный», значит, жирный и есть. Как бочка.

Валландер кивнул.

— От тех денег что-нибудь осталось? — спросил он имея в виду отпечатки пальцев.

— Ни единого эре. Потому я и взялся сызнова гнать самогонку.

— Если вы сегодня же прекратите, в Истад я вас не заберу, — сказал Валландер.

Альфред Ханссон не поверил своим ушам.

— Вы не ослышались, но я проверю, прекратили вы или нет. И вылейте все, что успели наварить.

Валландер вышел, а Ханссон, разинув рот, остался сидеть за столом.

Служебный проступок, думал комиссар. Но мне сейчас недосуг разбираться с самогонщиками.

Он поехал обратно в Истад и, сам не зная почему, завернул на автостоянку возле Крагехольмского озера. Вышел из машины, спустился к воде.

Что-то во всем этом дознании и в смерти Луизы Окерблум пугало его. Словно было лишь началом какой-то долгой истории.

Мне страшно, думал он. Черный палец словно тычет прямо в меня. Я влез во что-то такое, в чем не могу разобраться, — нет ни единой зацепки.

Валландер сел на камень, хоть тот и был сырой. Но усталость и уныние вдруг отняли у него все силы.

Он смотрел на озеро, думая, что нынешнее дознание и чувство, гложущее его изнутри, чем-то глубоко сродни друг другу. Он ни собой управлять не мог, ни ходом дознания. С тяжелым вздохом, который даже ему самому показался патетическим, он подумал, что запутался и в собственной жизни, и в расследовании убийства Луизы Окерблум.

— Как быть дальше? — сказал он вслух. — Я не желаю иметь дела с беспощадными, презирающими жизнь убийцами. Не хочу заниматься насилием, которого мне никогда в жизни не понять. Может, следующее поколение полицейских в этой стране приобретет иной опыт и потому станет иначе смотреть на свою работу. Но для меня уже слишком поздно. Какой есть, таким я и останусь. Более-менее дельным полицейским в не слишком большом полицейском округе Швеции.

Он встал, проводил взглядом сороку, взлетевшую с верхушки дерева.

Все вопросы остаются без ответа, думал комиссар. Всю мою жизнь я стараюсь задерживать и сажать за решетку людей, виновных в совершении тех или иных преступлений. Порой мне это удается, но чаще нет. А когда в один прекрасный день я уйду, то, значит, я потерпел неудачу в самом важном расследовании. Вечная и странная загадка — жизнь.

Надо непременно повидаться с дочерью. Иногда мне до боли ее не хватает. Надо поймать чернокожего человека без пальца, особенно если именно он убил Луизу Окерблум. У меня есть к нему вопрос, на который я должен узнать ответ: зачем вы убили ее?

Надо присмотреть за Стигом Густафсоном, не выпускать его пока из поля зрения, хоть я и уверен, что он не виноват.

Валландер вернулся к машине.

Страх и недовольство не пропадали. Палец по-прежнему тыкал в него.