Ложный след

Манкелль Хеннинг

Сконе

16–17 сентября 1994 г.

 

 

Эпилог

В пятницу, 16 сентября, в южное Сконе вдруг пришла осень. Она пришла нежданно, и люди все еще цеплялись за воспоминание о лете, жарче и суше которого, казалось, никто не видел.

В то утро Курт Валландер проснулся очень рано. Он резко открыл глаза, будто кто-то толкнул его в бок. Он лежал в темноте не двигаясь и пытался что-то припомнить. Но в голове отдавалось только далекое эхо событий, которые уже умчались прочь и больше никогда не вернутся. Он повернул голову и взглянул на часы, стоявшие у кровати. Стрелки поблескивали в сумраке. Без четверти пять. Валландер повернулся на бок, собираясь снова заснуть. Но мысли о предстоящем дне не давали ему покоя. Он встал и пошел на кухню. Уличный фонарь перед окном одиноко раскачивался на ветру. Валландер взглянул на градусник: ртутный столбик съежился. За окном было всего семь градусов. Валландер вспомнил, что меньше чем через двое суток будет в Риме. Улыбнулся. Сейчас там, наверное, еще тепло. Валландер сел за кухонный стол, налил себе кофе. Он мысленно перебирал все приготовления к отъезду. Несколько дней назад он навестил отца и наконец починил дверь, которую пришлось высадить этим летом, когда у отца случилось помутнение рассудка: он заперся в мастерской и начал жечь свои ботинки и картины. Несколько дней назад Валландер также впервые увидел его новый паспорт. Путевки лежали в кухонном ящике. Валландер уже наменял в банке итальянских лир, запасся книжечкой дорожных чеков. Билеты на самолет он заберет в турбюро после обеда.

Сегодня его последний рабочий день, потом он уходит в недельный отпуск. На Валландере все еще висело дело об экспорте угнанных машин в страны бывшего соцлагеря. Он подумал, что скоро будет год, как он занимается этой бандой. Недавно полиция Гетеборга накрыла одну из мастерских, где угнанные машины обретали новую внешность и документы, прежде чем погрузиться на паромы и покинуть пределы страны. Но в этом запутанном деле многое еще оставалось неясным, и после недели отдыха Валландера снова ждала неблагодарная работа.

Если не считать угонов, последний месяц в Истадском полицейском округе выдался тихий. Валландер заметил, что его коллеги уже навели порядок на письменных столах. Огромное напряжение, которым сопровождалась погоня за Стефаном Фредманом, наконец начало спадать. Матс Экхольм предложил, чтобы несколько психологов исследовали реакцию полицейских на сильнейший стресс, пережитый ими за время расследования. С Валландером беседовали несколько раз, и он снова оказывался лицом к лицу с воспоминаниями. Долгое время он чувствовал себя подавленным и страдал от депрессии. Ему до сих пор была памятна одна ночь в конце августа: тогда он никак не мог заснуть, вышел на улицу и поехал на пляж в Моссбю. Он шел вдоль берега, в голове крутились мрачные мысли. В какое же время, в каком же мире он живет? Доступно ли это человеческому пониманию? Бедные девушки, которых обманом доставляют в бордели Европы. Торговля несовершеннолетними, от которой ниточки прямиком ведут в потайные комнаты на самых высоких этажах общественного здания. Ни одна тайна не выйдет за пределы этих стен. Их похоронят в архивах, и они никогда не станут достоянием гласности. Портрет Густава Веттерстедта так и будет висеть в кабинетах, где отдаются директивы высшим полицейским чинам страны. В это мгновение Валландеру показалось, что он почти чувствует власть серых кардиналов, которой, как он думал, уже пришел конец; теперь он видел, что их власть возвращается. От этой мысли ему стало не по себе. И еще из головы у него не шел рассказ Стефана Фредмана. Рассказ о том, как Стефан стащил ключи и не раз приходил в квартиру Валландера, собираясь убить и его, и Линду. Узнав об этом, комиссар уже не мог смотреть на мир прежними глазами.

Однажды ночью он стоял на побережье и слушал шум тысяч невидимых перелетных птиц, которые уже потянулись на юг. Это была минута великого одиночества и красоты, словно уверение в том, что теперь все переменится. Валландер почувствовал, что почва еще не совсем ушла у него из-под ног.

Ему вспомнился один из последних разговоров с Экхольмом. К тому времени убийца был уже давно пойман.

Экхольм приезжал в середине августа, чтобы еще раз просмотреть материалы дела, и снова собирался в Стокгольм. В последний вечер Валландер пригласил его к себе на спагетти. Они проговорили до четырех утра. Валландер купил виски, и оба они опьянели. Валландер раз за разом задавал ему один и тот же вопрос: как так получилось, что молодой человек, почти ребенок, оказался способен на такую жестокость? Ответы Экхольма раздражали его, так как тот все сводил к рассуждениям о человеческой психике. Валландер настаивал, что сегодня все больший груз вины ложится на социальную среду, на неотвратимые процессы деформации, которым подвергается каждый человек в мире, который стало невозможно постичь. Экхольм отвечал, что их время не хуже любого другого. Да, шведское общество скрипит и качается. Но этим не объяснить существования таких людей, как Стефан Фредман. Швеция по-прежнему остается одним из самых стабильных обществ в мире. Одним из самых чистых обществ — Экхольм несколько раз повторил эти слова. Стефан Фредман — лишь исключение, которое ничего не доказывает. Он — сам по себе, и второй такой человек вряд ли найдется. В ту августовскую ночь Валландер пытался рассказать Экхольму, скольким детям сейчас приходится туго. Он разговаривал с ним так, будто ему больше и не с кем было поговорить. Его мысли становились сумбурными. Но за ними стояло подлинное чувство, и никто не мог этого отрицать. Валландеру было неспокойно. Будущее пугало его. Пугали те силы, которые собирались и крепли, оставаясь незримыми для глаз.

Он часто думал о Стефане Фредмане. Думал о том, почему так упорно шел по ложному следу. Он отказывался верить, что за всеми убийствами стоит четырнадцатилетний мальчик. Отказывался — хотя, когда он в первый раз переступил порог квартиры в Розенгорде и увидел Стефана, он уже нутром почувствовал, что очень близок к страшной разгадке. Валландер знал это, но шел по ложному следу, так как не в силах был принять такую правду.

В четверть восьмого Валландер захлопнул дверь и спустился к машине. Было прохладно. Он застегнул «молнию» на куртке и, поежившись, сел за руль. По дороге в управление он думал о встрече, которая предстояла ему в то утро.

Ровно в восемь Валландер постучал в кабинет Лизы Хольгерсон. Услышав ее голос, открыл дверь. Она кивнула, приглашая его сесть. У Валландера мелькнула мысль, что прошло всего три недели с тех пор, как Лиза Хольгерсон стала их начальницей, заняв место Бьёрка, и тем не менее ее присутствие уже заметно отразилось и на работе, и на общем настрое подчиненных.

Поначалу многие скептически отнеслись к женщине, которая пришла к ним из Смоландского полицейского округа. Вдобавок Валландера окружали люди, которые еще держались за старые предрассудки и считали, что женщинам вообще не место в полиции. Да еще на руководящей должности. Однако Лиза Хольгерсон быстро доказала свою профессиональную пригодность. Она поразила Валландера цельностью натуры, смелостью и умением делать образцовые по своей стройности доклады, о чем бы в них ни говорилось.

Накануне Лиза Хольгерсон предложила Валландеру встретиться. Но даже теперь, сидя в ее кабинете, он не знал, с какой целью она его пригласила.

— На следующей неделе вы уходите в отпуск, — сказала она. — Я слышала, что вы с отцом едете в Италию.

— Он мечтал об этой поездке, — ответил Валландер. — Возможно, такой случай больше не представится. Моему отцу почти восемьдесят лет.

— Моему восемьдесят пять. Бывают дни, когда голова у него совсем ясная. А бывает, он меня не узнает. Но я поняла, что от родителей все равно никуда не деться. Неожиданно замечаешь, что вы поменялись ролями. И они из родителей превратились в твоих детей.

— Примерно то же приходило в голову и мне, — сказал Валландер.

Она переложила на столе какие-то бумаги.

— Никакого определенного дела у меня к вам, собственно, нет, — произнесла она. — Но я вдруг поняла, что у меня так и не было случая поблагодарить вас за работу, проделанную этим летом. То расследование может считаться образцовым во многих отношениях.

Валландер смотрел на нее в недоумении. Неужели она говорит серьезно?

— Не могу с вами согласиться, — сказал он. — Я допустил много ошибок. Увлек расследование по ложному следу. Я мог провалить все дело.

— Хороший следователь тем и хорош, что умеет в нужный момент сменить ногу, — возразила она. — Вернуться к версии, которую уже сбросили со счетов. Ваша работа достойна подражания. Так же как и ваша выносливость. Умение нестандартно мыслить. Я хочу, чтобы вы знали об этом. Мне говорили, что начальник Госполиции несколько раз при случае выражал свое удовлетворение в связи с этим делом. Возможно, вам предложат прочитать о нем цикл лекций в высшей полицейской школе.

Валландер сразу заартачился.

— Я не могу, — сказал он. — Попросите кого-нибудь другого. Я не могу выступать перед незнакомыми людьми.

— Мы еще поговорим об этом, когда вы вернетесь, — сказала она и улыбнулась. — Сейчас мне было важно сказать вам, как я вас ценю.

Она поднялась из-за стола, давая понять, что встреча подошла к концу.

Валландер шел по коридору. Похоже, Лиза Хольгерсон говорила искренне, подумал он. Ее похвала заметно подняла ему настроение, хотя он старался себе в этом не признаваться. Скорее всего, они сработаются.

Он отправился в столовую и взял кофе, спросил Мартинсона, как идут дела у его дочери: девочка болела ангиной. Вернувшись в свой кабинет, Валландер позвонил в парикмахерскую и записался на стрижку. Потом положил перед собой список дел на сегодня, который составил накануне вечером. Он рассчитал, что должен выйти из управления около двенадцати, чтобы успеть покончить с последними приготовлениями.

Валландер как раз закончил подписывать накопившиеся бумаги, когда зазвонил телефон. Звонила Эбба из дежурной части.

— К тебе пришли, — сказала она. — По крайней мере, мне так кажется.

Валландер наморщил лоб.

— Кажется? — переспросил он.

— Здесь стоит какой-то мужчина. Он не говорит по-шведски, но имеет при себе письмо. На английском языке. На конверте стоит твое имя. Одним словом, он хочет тебя видеть.

Валландер вздохнул: времени у него было в обрез.

— Я сейчас спущусь, — сказал он и вылез из-за стола.

Мужчина, ожидавший его внизу, оказался невысокого роста. У него были темные волосы, на щеках — густая щетина. Одет он был очень просто. Валландер подошел и поздоровался. Мужчина ответил то ли по-испански, то ли по-португальски и тут же протянул конверт.

Валландер прочел письмо, и его сразу охватило чувство собственного бессилия. Он посмотрел на человека, который стоял перед ним. Затем взял за руку и отвел в свой кабинет. Принес еще кофе.

Письмо написал католический пастор Эстефано. Имя Валландера ему сообщили в Интерполе.

Пастор просил комиссара уделить часть его драгоценного времени Педро Сантане, который несколько месяцев назад потерял дочь при столь трагических обстоятельствах.

В письме рассказывалась трогательная история простого человека, который хотел побывать на могиле дочери, похороненной в далекой северной стране. Чтобы собрать деньги на дорогу, он продал большую часть того, что имел. К сожалению, Педро Сантана не говорит по-английски. Но пастор уверен, что это не помешает им понять друг друга.

Они пили кофе, ничего не говоря. Валландеру было не по себе. Они вышли из управления. Начинался дождь. Отцу Долорес Марии было холодно. Он шел рядом с Валландером, едва доставая ему до плеча. Валландер отвез его на кладбище. Пройдя мимо маленьких низких надгробий, они остановились перед холмиком, где покоилась Долорес Мария Сантана. В холмик был воткнут колышек с номером. Валландер кивнул и отступил назад.

Мужчина опустился на колени. Заплакал. Приблизив лицо к сырой земле, он жалобно заговорил с дочерью. Валландер не понимал слов, но чувствовал, что у него в глазах тоже стоят слезы. Он смотрел на человека, который прилетел с другого конца земли, и вспоминал девушку в рапсовом поле — как она испугалась его, а потом вспыхнула, словно факел. Валландер чувствовал, как сильный гнев зреет у него в душе.

У варварства всегда человеческое лицо, подумал он.

Именно это и делает варварство столь бесчеловечным. Валландер прочитал это в какой-то книге. Теперь он убедился, что это действительно так.

Вот уже почти пятьдесят лет, как он живет на свете. За это время общество изменилось, и вместе с ним изменился сам Валландер. Но только теперь он понял, что видел лишь часть этих драматических перемен. В обществе совершались еще какие-то процессы, которые пока были скрыты от их глаз. Общественное развитие имело свою теневую сторону: его сопровождали незримые процессы распада. Словно вирусное заболевание, которое долгое время может не иметь явных симптомов. Когда-то давно, когда Валландер только начинал работать в полиции, считалось, что любой конфликт можно решить мирным путем, применяя силу лишь в самом крайнем случае. Затем как-то незаметно оформилась группа проблем, которые стали все чаще решаться именно силовыми методами. И теперь это постепенное сползание вниз завершилось.

Неужели сегодня без применения силы уже ничего не добиться?

Если так — а именно этого Валландер боялся все больше и больше — то будущее страшило его. Обернувшись вокруг собственной оси, однажды общество предстанет перед ними в облике чудовища.

Малыш со спичечной этикетки, льняные волосы, тюбик с икрой…

Старая добрая Швеция…

Все это, конечно, так. Но не совсем.

Через полчаса мужчина поднялся с земли, перекрестился и посмотрел на Валландера. Тот потупил взгляд. Ему было тяжело смотреть в глаза этому человеку.

Он отвез Педро Сантану на Мариягатан. Предложил ему принять горячую ванну. Отменил визит в парикмахерскую.

Пока тот мылся, Валландер осмотрел его карманы и нашел там паспорт и билет на самолет. В воскресенье Педро Сантана уже летел назад, в Доминиканскую Республику. Валландер позвонил в управление и попросил Эббу разыскать Анн-Бритт Хёглунд. Анн-Бритт выслушала его, не задавая никаких вопросов, и обещала сделать все, как он сказал.

Через полчаса она стояла у него в прихожей. Она привезла Валландеру то, что он просил.

— Все это незаконно, — сказала она.

— Разумеется. Но ответственность я беру на себя.

Педро Сантана сидел на диване, неестественно вытянувшись. Она поздоровалась с ним и заговорила на своем скудном испанском.

Затем Валландер передал ему медальон, найденный в рапсовом поле. Педро Сантана долго смотрел на него. Затем поднял глаза на Анн-Бритт и Валландера и улыбнулся.

Они простились в прихожей. Педро Сантана переезжал на квартиру к Анн-Бритт.

Она обещала проследить, чтобы он не пропустил свой самолет в воскресенье.

Из окна кухни Валландер видел, как Педро Сантана садится в ее машину. Внутри у Валландера бурлил гнев.

В ту же минуту он понял, что только теперь дело можно считать по-настоящему закрытым. Стефан Фредман находится на лечении. Он будет жить. Луиза, его сестра, погибла. Она лежит в могиле, как и другая девушка — Долорес Мария Сантана. Расследование окончено.

Остался только гнев.

В тот день Валландер уже не стал возвращаться в управление. Встреча с Педро Сантаной вновь заставила его пережить события тех дней. Валландер сложил вещи, едва сознавая, что делает. Несколько раз он подходил к окну и рассеянно смотрел на улицу. Дождь усиливался. Лишь ближе к вечеру Валландеру удалось стряхнуть с себя апатию. Но гнев не утихал. Валландер чувствовал это. В четверть пятого он отправился в турбюро за билетами. Потом зашел в винный магазин и купил маленькую бутылку виски. Вернувшись домой, позвонил Линде. Сказал, что пришлет ей из Рима открытку. Линда куда-то спешила, но он не хотел ее ни о чем расспрашивать. Он постарался задержать ее у телефона подольше: рассказал о Педро Сантане и о долгом пути, который тот преодолел. Но Линда как будто не понимала его, или у нее действительно не было времени слушать. Разговор прервался слишком скоро.

В шесть часов Валландер позвонил Гертруд и спросил, все ли у них в порядке. Она сказала, что предстоящее путешествие очень взволновало отца и он едва может усидеть на месте. Валландер обрадовался — почти как в старые времена. Он отправился на машине в центр, пообедал в одной пиццерии. Вернувшись на Мариягатан, позвонил Анн-Бритт.

— Он очень приятный, — сказала она. — Уже успел поладить с детьми. Они и без языка прекрасно понимают друг друга. Он пел им песни. И танцевал. Должно быть, многое кажется ему здесь странным.

— Он что-нибудь говорил о дочери? — спросил Валландер.

— Долорес Мария была его единственным ребенком. Ее мать умерла вскоре после родов.

— Не рассказывай ему всех подробностей, — попросил Валландер. — Самого страшного ему лучше не знать.

— Я уже думала об этом, — сказала Анн-Бритт. — Я и так стараюсь говорить как можно меньше.

— Правильно.

— Счастливого тебе пути.

— Спасибо. Отец радуется, как ребенок.

— Да и ты, наверно, тоже.

Валландер не ответил. Но потом, уже положив трубку, он подумал, что Анн-Бритт права. Неожиданный приезд Педро Сантаны расшевелил задремавшие воспоминания, но теперь они снова обрели покой. Валландер заслужил свой отдых. Он налил в стакан виски и разложил перед собой карту Рима. Он никогда не бывал там. И не знал ни слова по-итальянски. Но ведь нас двое, подумал он. Отец тоже путешествовал по Риму только в мечтах. И тоже не знал итальянского языка. Вместе мы не пропадем.

Повинуясь внезапному импульсу, Валландер позвонил в метеорологическую службу Стурупского аэропорта. Спросил знакомого диспетчера, какая сейчас погода в Риме.

— В Риме тепло, — сказал диспетчер. — Сейчас там восемь часов десять минут. Двадцать один градус. Ветер юго-восточный, сила ветра — один метр в секунду, то есть почти безветренно. Зато есть легкий туман. По нашим прогнозам, в ближайшие двадцать четыре часа погода не изменится.

Валландер поблагодарил за помощь.

— Ты собрался путешествовать? — спросил диспетчер.

— Еду в отпуск вместе с отцом.

— Ну что ж, это хорошо. Я попрошу копенгагенских коллег, чтобы они поаккуратнее вывели вас на курс. Ты летишь на «Алиталия»?

— Да. В десять сорок пять.

— Буду о тебе думать. Счастливого пути.

Валландер еще раз посмотрел, все ли он взял. Проверил деньги и документы. В одиннадцать он позвонил Байбе, но вспомнил, что они уже попрощались накануне вечером. Сегодня Байба собиралась к родственникам, у которых нет телефона.

Валландер расположился в комнате со стаканом виски и поставил «Травиату». Музыка играла тихо. Ему вспомнилась поездка в Скаген. Он встретил Байбу в Копенгагене усталый и потрепанный, похожий на небритое привидение. Валландер чувствовал, что Байба разочарована, хотя ничего ему не сказала. Только когда они приехали в Скаген и он хорошенько отоспался за несколько ночей, он ей все рассказал. После этого они уже были по-настоящему вместе.

Когда до конца поездки оставалось всего несколько дней, Валландер спросил, выйдет ли она за него замуж.

Байба сказала, что нет. По крайней мере, не теперь. Прошло еще слишком мало времени. Ее муж, капитан Карлис, которого знал и Валландер, все еще жил в ее памяти. Его смерть неотступно преследовала Байбу. Но больше всего она боялась, что не сможет второй раз стать женой полицейского. Валландер понимал ее. Но ему хотелось ясности. Сколько времени ей потребуется, чтобы все обдумать?

Он знал, что Байба его любит. Он убедился в этом.

Но достаточно ли ее любви? А что же он сам? Действительно ли он хочет, чтобы под одной крышей с ним жил другой человек? Он этого не знал. Байба спасала Валландера от одиночества, которое преследовало его с тех пор, как он развелся с Моной. Отношения с Байбой были для него серьезным шагом. Но, может быть, на этом и стоит остановиться? По крайней мере, пока?

Валландер лег во втором часу. Он думал о том, спит ли сейчас Педро Сантана.

На следующий день, семнадцатого сентября, за ним заехала Гертруд. Было семь часов. Дождь не прекращался. Отец сидел на переднем сиденье, одетый в элегантный костюм. Перед поездкой Гертруд его постригла.

— Мы едем в Рим, — радостно сказал отец. — Подумать только!

Гертруд довезла их до мальмёской железнодорожной станции, там они пересели в аэропортовский автобус, следовавший через Лимхамн и Драгор. На пароме отцу непременно захотелось выйти на палубу, хотя дул сильный ветер. Он показал рукой в сторону шведского берега — на какую-то точку к югу от Мальмё.

— Вон там ты вырос. Помнишь?

— Конечно, как я могу забыть.

— У тебя было очень счастливое детство.

— Я знаю.

— И у тебя ни в чем не было недостатка.

— Да, ни в чем.

Валландер думал о Стефане Фредмане. О Луизе. Об их младшем брате, который пытался выколоть себе глаза. Обо всем, чего недоставало этим детям и чего они были лишены. Но он отогнал грустные мысли. Валландер знал, что они никуда не денутся, они будут возвращаться. Но сейчас он едет путешествовать вместе с отцом, и теперь это — самое главное. Все остальное может подождать.

Ровно в десять сорок пять самолет поднялся в воздух. Отец сидел у окна, Валландер посередине.

Он наблюдал за ним, пока самолет набирал скорость и медленно отрывался от земли. Отец прильнул к стеклу.

Валландер видел, что отец улыбается.

Это была улыбка старого человека.

Которому снова довелось испытать радость ребенка.