Пеларгония метельчатая, пеларгония головчатая и пеларгония розовая дают прелестное масло, похожее на розовое. Оно имеет желтоватый, коричневатый или зеленоватый цвет, только масло из Реюньона обладает красивым зеленым цветом.

Паула ринулась вперед, запуталась в лианах, упала, поднялась и помчалась дальше. В ее ушах этот стон превратился в какофонию, в стоголосый хор. Какое помешательство привело ее туда? Кто так поступил с ней? Ей нужно бежать. Ее юбка, подол которой она подобрала, чтобы бежать быстрее, пропиталась холодным потом. Все ее тело превратилось в неприятно стучащий барабан: прочь, только прочь, прочь, прочь!

Из глаз полились слезы, ей стало плохо, очень плохо. Такого ужаса она никогда прежде не видела, даже в тот день, когда чуть не умерла. «Умерла, — стучало ее сердце, — умерла!» Она снова упала, с трудом перевела дыхание и осталась лежать, в ее ушах все еще звучал этот стон, который то усиливался, то стихал, как предостерегающий хор в трагедии.

Но она была жива. Она не умерла, она была жива и все чувствовала. Она чувствовала жжение в руке, ощущала мягкую влажную почву под своим телом. Она оперлась головой о руки и попыталась вернуть контроль над собой. «Дыши медленнее, — приказала она себе, — дыши! Паула, не беги, тебе надо подумать, что делать».

Ты не сможешь это забыть, ты никогда это не забудешь, и не важно, как быстро ты будешь бежать. И даже если ты никому об этом не расскажешь, ты все равно будешь это знать.

Ты будешь это знать.

Ты это видела и слышала.

Оно стонало.

Оно живое.

Оно чувствует.

Паула встала на колени, и ее стошнило, ее тело содрогалось в судорогах, обед вышел из нее. Она вытерла рот рукавом и поднялась. Стон в ее голове прекратился и освободил место таинственной тишине. Все еще дрожа, она попыталась выровнять дыхание.

Что она наделала?

Она, должно быть, сумасшедшая, джунгли свели их всех с ума. Ей срочно нужно возвращаться! Она оглянулась, обнаружила свои следы, которые образовали просеку среди листьев, и побежала обратно. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. И в тот момент она уже проклинала тишину, желая опять услышать стон. Она в надежде остановилась, прислушалась, но тишина была неизменна.

«Я должна это найти. Я должна». Она замедлила шаг, чтобы не заблудиться, рассмотрела почву и ветки на следах и нашла наконец дорогу назад.

Вернувшись туда, она наклонилась, сделала глубокий вдох и голыми руками вырыла из муравейника, кишащего огромными красными муравьями, грудного ребенка.

Она сразу же почувствовала бесчисленные укусы: муравьи защищали свое сокровище, залезали ей в рукава, под мышки, вверх к шее, они атаковали ее десятками. Паула сцепила зубы, достала ребенка и испугалась, когда увидела пульсирующую, ужасно толстую и распухшую пуповину. Затем она поняла, что пульсация вызвана кишащими там муравьями, которые были намерены съесть пуповину. Она сглотнула, поспешила избавиться от муравьев и испугалась, когда пуповина вдруг отвалилась.

Это был ее шанс. Она освободила ребенка от оставшихся муравьев, взяла его на руки, отряхнула и встала, чтобы стряхнуть муравьев и с себя. Ей нужно было уходить от муравейника, потому что эти бестии начали атаковать ее ноги. Шагая, она пыталась сбросить с себя оставшихся муравьев и раздавить их. И возле ручья ей это практически удалось. Задыхаясь, она остановилась и внимательнее посмотрела на ребенка.

Это был мальчик. Возле самого пупка виднелись красные открытые раны от укусов, но он, скорее всего, выживет. Одной рукой она оторвала кусок ткани от своего подола, в который запеленала мальчика. Когда она взяла его на руки, он показался ей удивительно легким. В этот момент он открыл глаза. Она увидела огромные черные зрачки, затем его веки опустились. Паула с облегчением подумала о том, что муравьи не тронули его глаза. «Сейчас нужно сосредоточиться и найти дорогу назад», — подумала она и удивилась, как легко ей удалось подавить все чувства в зародыше. Она запретила себе думать о том, какое значение будет иметь ее находка для нее и ее попутчиков.

Когда Паула наконец нашла место со следами Ласло, она поняла, что ей придется привязать ребенка к себе, чтобы снова взобраться вверх.

Она оторвала еще два куска ткани от своей юбки, связала их узлом, привязала мальчика к животу и пошла вверх по скользкому и каменистому склону.