Lavandula Vera D.C. Истинное лавандовое масло бесцветное или имеет слегка желтоватый цвет, оно жидкое, обладает очень сильным, особенно при достаточном разжижении, необыкновенно прекрасным запахом лаванды и острым, пряным горьким вкусом.

Паула споткнулась, шагая вслед за Вильневом, который тем временем вместе с Мортеном помогал Нориа и Ласло прокладывать дорогу через заросли. Она была насквозь мокрая от пота, от дождя, и ее одежда прилипала к ней, как вторая кожа. И при этом приходилось постоянно пить воду из фляги, потому что у нее было такое чувство, что она обезвожена.

Ребенок давил ей на грудь, как мешок муки. Она постоянно теряла равновесие, потому что одной рукой должна была крепко держать свой узел, который несла через плечо, причем тот постоянно качался из стороны в сторону, а второй рукой прикрывать мальчика от острых краев пальмовых веток и колючек. Ей нужно было передохнуть, перевести дыхание, перераспределить вещи.

Но в ближайшее время перерыв не намечался, потому что они все еще отчетливо слышали напевы своих преследователей, которые звучали уже отнюдь не радостно, а как объявление о нападении. Звук флейты сменился монотонным биением в барабан. Сколько они еще выдержат?

— То, что мы делаем, просто бессмысленно! — тяжело дыша, сказала Паула. Из-за влажной жары ей было сложно дышать, в ее легкие поступало недостаточно липкого воздуха. — Подождите, послушайте меня минуту.

Мортен, Нориа и Ласло неохотно повернулись и остановились.

— Нет, у нас нет времени, нам нужно идти дальше! — приказал Вильнев и упрямо продолжил свой путь. — После божьего суда еще никто не оставался в живых.

— Но если мы будем продолжать в том же духе, они нас догонят. Мы оставляем след, такой явный, как после кавалерии, и идем слишком медленно. — Паула больше задыхалась, чем говорила, но она хотела образумить остальных.

Вильнев остановился и сделал по направлению к ней пару шагов.

— Измученные стоны — это последнее, в чем мы сейчас нуждаемся. Нам нужно смотреть вперед. — Затем он снисходительно вздохнул. — Вам плохо, или речь идет только о том, чтобы я взял ваш багаж?

Учитывая то, что он уже нес немалый груз, это было великодушное предложение, но его тон стал для Паулы последней каплей. Ее пульс заметно участился.

— Нет, а сейчас подумайте немного. Мы не можем все время идти, тем более с таким багажом. Мы должны действовать как-то иначе, не так ли, Нориа?

Нориа посмотрела на них, затем кивнула ей.

— Все выглядит так, будто наши преследователи не собираются сдаваться.

— А что, если мы проложим ложный след? — Паула вспомнила об охоте с Йоханнесом Карлом. — Мы обведем их вокруг пальца и используем время, чтобы увеличить наше преимущество.

— Замечательная идея. — Ласло умоляюще посмотрел на своих попутчиков. — Так и сделаем. Нам нужно разделиться. Женщины пойдут с Вильневом дальше, но вы должны быть внимательны и не оставлять просеку. Мы с Мортеном оставим большой широкий след.

— А как вы нас потом найдете? — спросил Вильнев. — И, прежде всего, сколько вы намерены их задерживать?

— Минуточку! — выкрикнул Мортен. — Я вообще не хочу прокладывать никакой ложный след, я хочу остаться с Нориа. Я могу безнадежно заблудиться, кроме того, у меня нет таких сил. Я должен думать о том, как двигаться вперед. — Он вытер лоб, единственный из них, кто нес сундук на плечах, и лицо его было очень красным. — «Когда слепой ведет слепого, они оба упадут в яму». Матфей 15, стих 14.

Пауле он казался жалким.

— Тогда я пойду с Ласло, вместе мы справимся.

— Это просто невозможно, и вы прекрасно это понимаете. Вы умрете. — Голос Вильнева на этот раз звучал мягче. — Я пойду с Ласло.

— Нет, ни в коем случае, — возразила Паула. — Никто из нас не сможет нести такой груз, как вы, и никто не знает, сколько еще придется идти, пока мы достигнем цели. Поэтому вам нужно идти со всеми нашими вещами в правильном направлении. У меня и у Ласло вещей немного, поэтому мы можем идти быстрее, затем мы вас догоним. — Паула откашлялась. Она была рада, что никто не мог прочитать ее мысли или услышать ее внутренний голос, который в этот момент очень громко и злобно смеялся. — И, что еще лучше, так это то, что я знаю, как мы вас найдем.

Паула сняла мешок, присела и нашла ароматические масла, перебирая при этом в голове все ароматы и думая, какой подойдет наилучшим образом. Это должно быть что-то такое, что не вызовет подозрений, кроме того, это должен быть не европейский запах, значит, не роза и не сирень, но она должна хорошо его узнавать. Единственное, что отвечало всем этим требованиям, это масло жасмина, одно из ее самых ценных масел. Для того, чтобы произвести литр жасминового масла, необходимо переработать тысячу пятьсот килограмм цветков жасмина. Ей было непросто пожертвовать именно этим маслом, она любила жасмин. Его аромат был для нее чем-то вроде летящего цветочного ковра, который мог справиться с ее тоской.

— Нам нужно поторапливаться! — настойчиво сказал Мортен и вырвал Паулу из ее грез. — Вы разве не слышите наших преследователей? Они идут за нами по пятам!

Все замерли и прислушались. Действительно, они значительно приблизились.

— Я готова! — Паула заторопилась.

— Но это невозможно, они никогда нас не найдут.

Нориа присела возле Паулы и сказала:

— Вспомните о том, что мы говорили о запахе земли.

Паула кивнула, взяла жасминовое масло и быстро упаковала вещи. Затем она протянула Нориа бутылочку.

— Вы правы, поэтому я даю вам это масло. Оно очень сильное, и вы должны его использовать как можно более экономно. Достаточно, если вы будете капать по одной капле на запястье каждый час, и при этом каждые три шага будете касаться им ствола дерева или пальмовых листьев. Так я смогу вас найти.

Нориа открыла бутылочку и понюхала масло. От удивления она закрыла глаза.

— Хм.

— Ну хватит уже. Давайте двигаться! — Мортен топнул ногой, чтобы придать убедительности своим словам, что напомнило Пауле припадки ярости ее младшего брата Густава. Куда же подевался неуклюжий веселый Мортен?

— Минуточку, Мортен. Госпожа Келлерманн, если вы будете так ориентироваться, тогда вам придется вернуться сюда, только отсюда вы можете пойти по нашему следу. — Вильнев помассировал виски. — Это займет у вас очень много времени. А мы не знаем, когда наши преследователи сдадутся.

«Или когда они нас догонят», — подумала Паула и сразу же запретила себе такие мысли.

— Нам взять ребенка на это время?

Паула посмотрела на Вильнева, который, кроме своих вещей, нес еще и все кухонные принадлежности, а также палатки, продукты и оружие, затем на Мортена с его тяжелым сундуком и на Нориа, которая должна была с помощью ножа прокладывать дорогу, потому что она была единственной, кто знал, куда идти.

— Нет, я думаю, если я уже не смогу его нести, Ласло мне поможет.

— Почему он не может пойти один? Это безответственно! Разве вы не видите, что госпожа Келлерманн уже практически без сил? — протестовал Мортен, который все еще был весь красный, как раздавленные цветы гибискуса.

— Ласло не может идти один, потому что наши преследователи это заметят. Одного человека слишком мало. Когда идут двое, то значительно сложнее определить, сколько человек прошло по дороге, — объяснила Нориа Мортену.

— Тогда пойдемте, нам нельзя больше терять время. У меня плохое предчувствие относительно того, что вы идете вдвоем, но ничего лучше я придумать не могу. — Вильнев кивнул Пауле и собрался идти.

Когда он развернулся, у Паулы появилось странное чувство. Она не понимала, что это было: страх или облегчение, беспокойство или паника, и она была рада, что у нее нет времени думать об этом. Ей наконец следовало идти дальше.

Ласло и Паула немного подождали, затем прошли несколько шагов по следу остальных и свернули влево, в дремучий лес. Ласло рубил двумя ножами, Паула одним, они старались оставлять заметный след. Они работали молча и тяжело дыша.

— А как мы найдем дорогу обратно к тому месту, где мы разделились? — спросил Ласло, когда они остановились, чтобы немного передохнуть и выпить воды из фляги.

Паула подумала: стоит ли ему рассказывать, что она смогла по запаху понять, где он ходил? Тогда ему захочется знать еще больше, а она не сможет рассказать ему, что он пахнет черной амброй.

— Я сумею, — уверила она его, пошла дальше и срубила прогнившую, поросшую мохом лиану толщиной в палец, пытаясь при этом притоптать как можно больше листьев. Она надеялась только, что младенец не проснется и не выдаст их своим плачем.

— Это была хорошая идея — разделиться, точно так же, как и идея с делегацией кайзера в Амбохиманге. Иногда необходима маленькая ложь, чтобы преодолеть маленькие препятствия. Я восхищаюсь такими людьми, как вы, которые не сдаются сразу, а ищут альтернативу. Вы можете этим гордиться, и иногда вам стоит улыбнуться. Жизнь — это не только горе и боль. Мне кажется, нет ничего, что могло бы заставить вас улыбнуться или сделало бы вас счастливой. — Ласло продвигался вперед, как машина, и при этом еще находил время болтать с Паулой.

Но Паула ничего ему не ответила. Ему следовало бы оставить ее в покое. Она ведь ни разу его не спрашивала, кто его так разукрасил, когда она впервые увидела его на Нуси-Бе в лазарете, с поломанными ребрами, ушибами и ранами.

— Госпожа Келлерманн, вы для меня остаетесь загадкой. Вы ищете земельный участок своей бабушки, но я думаю, это не так. Вы ничего не ищете, в действительности вы от чего-то бежите. — Запыхавшись, он остановился, вытер лоб и посмотрел ей прямо в глаза. Он больше не улыбался, это была скорее широкая ухмылка. — И у вас действительно это неплохо получается.

Надломленные листья пальм с острыми краями требовали от Паулы всего внимания, она не могла понять, как ему еще удавалось говорить. Напевы преследователей постоянно приближались, и она хотела только идти вперед. Несмотря на то, что она чувствовала каждую косточку своего тела, укусы муравьев распухли и снова начали чесаться, а ребенок с каждым шагом становился все тяжелее. Она тихонько вздохнула.

Ласло взял болтающийся узел с ее плеча и подвесил к своему мешку. У Паулы не было сил спорить. Наслаждаясь облегчением, она покрутила освобожденными плечами, чтобы расслабить их, и постаралась идти быстрее.

— Как вы собираетесь назвать ребенка? — был его следующий вопрос.

— Если бы я знала, что вы такой болтун, я молилась бы о том, чтобы со мной пошел Мортен.

— Мне кажется очень странным тот факт, что вы рисковали своей и нашими жизнями, чтобы спасти ребенка, а теперь мы просто говорим «ребенок» или «мальчик», что звучит так, будто это «стул» или «кровать». Это лишает ребенка человеческого облика. Вы должны дать ему имя!

Паула посмотрела на грязный сверток у себя на груди и поняла, что он прав. Действительно, этот малыш был для нее скорее вещью, нежели человеком, она ничего не чувствовала, когда смотрела на него. Хотя он и висел на ней, но он ей не принадлежал, он был для нее чужим. Этот мальчик временно оказался на ее попечении. У нее не будет больше детей. Никогда больше. Никогда.

Ласло все еще ждал ответа.

— Это подождет, — в конце концов ответила она. — Может, остальные захотят дать ему имя? Или вы хотите?

— Нет, вы теперь его мама. Он обязан вам жизнью, значит, вы должны это сделать.

— Обойдемся без патетики, это произошло абсолютно случайно. — Паула хотела бы никогда не слышать этот стон. — Ребенок ничем мне не обязан. — Картинка с голубыми бабочками пронеслась у нее перед глазами, как мерцающие лучики. Она покачала головой. Безумие.

— Вы это слышите? — спросил Ласло.

— Что? — Паула прислушалась, но уловила только пение птиц, жужжание насекомых и звук воды, постоянно капавшей с листьев. — Ничего.

Ласло подмигнул ей.

— Именно. Они перестали петь.

— И что это значит?

Ласло пожал плечами.

— Точно это знает только Нориа, но я могу предположить, что наши преследователи готовят ночлег. Солнце скоро совсем сядет.

Паула вздохнула. Солнце! Ее постоянно окружал этот сумеречный свет, она никогда не могла понять, утро сейчас или полдень. Он был прав, а это значило, что на сегодня они в безопасности.

— Значит, мы сделаем здесь привал, не так ли?

И в ту же секунду, как она задала свой вопрос, Паула поняла, что у них нет с собой ни еды, ни чего-либо, чтобы развести огонь. Об этом она прежде не задумывалась, все ее мысли были только о ценном жасминовом масле. Никто об этом не подумал.

— Огонь мы все равно не смогли бы развести, это привлекло бы внимание наших преследователей, поэтому я предлагаю идти дальше, пока не устанем.

Паула вдруг осознала масштаб последствий своей роковой идеи.

— Если они целыми днями будут идти за нами, как же мы собираемся без еды вернуться назад и догнать остальных?

— Я тоже только сейчас об этом подумал. — Ласло зачесал свои мокрые волосы назад и вздохнул. — Нам нужно как-то остановить их.

— Как, например?

— Фади… — Ласло воодушевленно хлопнул в ладоши, его усталое лицо засветилось.

— Как вы себе это представляете?

— Нам нужно заставить их решить, что предки не хотят, чтобы они нас преследовали.

— Логично, — вынуждена была признать Паула. У этого красавчика тоже идеи ничего. — Но мы же не знаем, что в этой деревне является фади.

— Есть такие табу, который действуют на территории всего острова. Нельзя убивать крокодилов и дронго, а лемуров — ни в коем случае.

— Если мы такое сделаем, разве они не захотят нас наказать?

Ласло побледнел.

— Это тоже логично.

— А может, они также верят, что мертвое животное означает: их предки не согласны с преследованием. Прежде всего, если они не узнают, что это мы убили зверя. — Чем больше Паула об этом думала, тем большей уверенностью она наполнялась. — Мы должны хотя бы попробовать.

— Но оружие осталось у Вильнева. У нас только ножи. — Ласло, казалось, пришел в отчаяние. — С ними мы не сможем поймать и убить ни крокодила, ни лемура.

— Тогда остаются птицы. — Паула считала, что убийство птицы не ради пищи также достаточно скверное дело. — И хорошо, если на птице не будет раны, она будет просто лежать мертвой по непонятной причине, как немой укор.

— Но как мы ее поймаем? — Ласло прикусил губу. — Хотя я и умею лазить по деревьям, но пока я туда залезу, птица уже улетит.

Они молча шли дальше. Паула судорожно обдумывала, как это сделать, и именно муравьиные укусы натолкнули ее на мысль.

— Москитная сетка! Мы положим сетку и будем ждать, пока туда попадет дронго.

Ласло засмеялся.

— А почему они должны идти к нам в сетку?

— Мы их заманим, они любят насекомых.

— Дронго редко спускаются на землю.

Паула вздохнула.

— Чем дольше я об этом думаю, тем сложнее мне представить, как мы убьем птицу, не понимая, поможет нам это или нет. К тому же священную птицу. Нет, это не очень хорошо, нам надо забыть об этом. Должен быть другой способ.

В этот момент раздался знакомый стон из связки на ее груди.

— Он голоден. — Никто из них прежде не подумал о ребенке.

Мальчик кричал громче, Паула нежно качала его, отчаянно обдумывая, что делать.

— Он… — Ласло запнулся и лукаво посмотрел на нее. — Если вы дадите ему имя, я соображу что-нибудь поесть.

— Назовите его, как хотите, только сделайте что-нибудь, чтобы он прекратил плакать.

— Вы самая странная женщина из всех, которых я когда-либо встречал. — Ласло взял у нее из рук мальчика и, тихо что-то напевая, положил его себе на плечо.

Странная! Это были как раз те слова, которые ей говорил муж, которые любила повторять ее мать, а затем врач и судья.

Странная, слова на С. Странная, строптивая, скованная.

Слова Ласло вонзились в ее тело, как удары кинжала, рассекали еще не зажившие шрамы, ядом растекались по ее телу, образуя волну боли, не давая Пауле дышать. Она согнулась, прикрывая живот, на котором длинный шрам стал пульсировать, упала как подкошенная на сырую землю, в ушах у нее гудело, и она снова почувствовала эту ужасную боль.

Боль, которая охватила ее, после того как муж приказал разрезать ей живот, чтобы спасти его ребенка. Сначала врач отказывался, потому что она была еще жива, но муж, как всегда, настоял.

И они вырезали ребенка. Младенец, который выглядел как маленький монгол, который практически не мог дышать, и чье сердце перестало биться спустя три дня. О да, она была странной, страждущей и скованной.

Она раскачивалась на коленях взад-вперед, ее живот судорожно сжимался. Неужели это никогда не прекратится? Разве она не уничтожила все воспоминания об этом? Сухое рыдание вырвалось из ее глотки, у нее сжалось горло. Она не видела никакого выхода, так может, преследователи придут и накажут ее.

Ласло присел возле Паулы, обнял ее и попытался успокоить.

— Мне очень жаль, — пробормотал он.

Она стряхнула его руку. Да что он знал? Этот смешной красавчик не имел малейшего представления…

Тем не менее он продолжал сидеть рядом с ней, и Паула постаралась успокоиться. Ей было ужасно неловко, что она до такой степени потеряла контроль над собой. Но ей не удалось снова взять себя в руки, Ласло открыл шлюз. Она еще никогда не позволяла себе вспоминать тот день. Тот запах камфоры, эфира, крови, внутренних органов и соли. Она все это прогнала из своей памяти и заглушила другими запахами. И она была так уверена, что все осталось в прошлом, в Европе, в ее старой, такой ненавистной жизни. Этому безумию не было места здесь, в джунглях, где нужно решать более важные проблемы. Сухое рыдание перешло в беззвучный плач, слезы текли ей на колени.

Странная, странная, странная.

Ласло перестал говорить, распеленал ребенка, положил его голого на руки Пауле и сжал их крепко, чтобы она не могла уронить мальчика. И вот ее слезы капали уже на щеки ребенка, который молча и испуганно смотрел на нее своими большими глазами. Инстинктивно она вытерла его лицо.

— Что случилось, то уже в прошлом. Но если вы будете за него цепляться, оно никогда вас не покинет, оно будет мешать вам жить. И это действительно ненормально. Посмотрите на этого ребенка. Он уже умер бы, его съели бы муравьи или другие животные, которых привлекло бы его маленькое тело. И какой он красивый, — прошептал Ласло. Его голос был таким же нежным, как у ее старшего брата Йо, когда он хотел соблазнить ее на то, что вызывало у нее страх, как это было тогда с плаванием. Она не могла ничего сказать, только смотрела на мальчика. Йоханнес Карл.

Непроизвольно она наклонилась ближе к ребенку. От него исходил свежий запах, напоминающий табак, но затем она сосредоточилась: после первого впечатления его кожа источала сладость, которая вытянула из нее всю горечь и оставила только что-то очень нежное и мягкое. Сначала она была не уверена, но затем поняла.

— Уд, — прошептала она.

Уд, так его называли арабы, а японцы говорили киара — ароматная древесина, алойное дерево, или райское дерево, и масло, полученное из его смолы, было дороже золота.

— Уд? — спросил Ласло, который ослабил свои объятия. Паула крепко держала ребенка. — Странное, но красивое имя.

Паула снова спокойно дышала. Она еще немного принюхалась к аромату мальчика и задумалась. У этого ребенка не было ничего общего с ее братом, но Йоханнес Карл — это хорошее имя. Сильное. А этот ребенок должен быть сильным.

— Его имя должно быть привычным на этом острове.

— Хорошая мысль, и как нам его пока называть?

Паула сделал глубокий вдох, и вдруг ей все стало ясно. Йоханнес Карл — это слишком длинное имя для малыша, но вот Йо — это то, что нужно.

— Йо.

— Йо, — повторил Ласло и улыбнулся ей. — И это было совсем не сложно.

Она посмотрела на Йо. Он все еще был ей чужим, но она больше не ненавидела его. С удивлением она признала, что действительно ненавидела его. Паула крепче прижала Йо к груди, и ей стало стыдно.

Ласло поднялся и начал что-то искать в своем мешке.

— Так как с именем все решено, вот кусочки корня солодки, я купил их вчера в деревне. Он пососет их и успокоится. Но сейчас нам нужно еще подумать, как быть с дронго. Солнце уже село, скоро станет совсем темно.

Паула была не в состоянии о чем-то думать, она чувствовала себя так, будто только что перенесла жар, ей хотелось только одного: прилечь куда-нибудь, свернуться калачиком и заснуть.

Она посмотрела на Ласло. Его лицо, которое всегда было гладким, казалось помятым, голубого цвета глаза глубоко запали. Одежда у него тоже была влажной и грязной, как и у нее, а на ладонях виднелись кроваво-красные мозоли от работы ножом.

Его брови вопросительно поднялись вверх.

— Я устала, я не думаю, что могу отчетливо соображать. Нам нужно поспать, а завтра утром мы будем думать дальше.

Ласло пожал плечами и протянул Пауле пеленку Йо, чтобы она снова закутала его.

Затем они соорудили место для ночлега из москитной сетки и циновок. Поскольку это было проще, они устроились под одной сеткой, и никто из них даже не задумался, было ли это прилично. Йо они положили между собой, а с внешних сторон положили ножи.

Ей казалось, что она сомкнет глаза, как только ляжет, но она была слишком взволнована, кроме того, ей очень хотелось есть. Завтра им нужно найти решение, чтобы как можно быстрее присоединиться к остальным. Остальным. Она была удивлена, насколько незначительным стало для нее то, что Ласло присутствовал при ее истерике. И она знала, что он никому об этом не расскажет. Услышав тихий храп, она поняла, что он уже заснул. Она завидовала ему, потому что он так легко справился со всем этим напряжением, но что-то в этом пугало ее. И когда она наклонилась к нему, чтобы почувствовать его запах, она поняла, что боится не его, а за него. Помимо черной амбры, там было что-то еще — трудно уловимое, некий серый запах, который она учуяла у своего брата незадолго до того, как тот умер. После этого она уже не могла заснуть, лежала, прислушиваясь к звукам джунглей, и только спустя несколько часов провалилась в беспокойный сон.