Следовательно, в данном случае вновь складывается ситуация, которую можно очень часто наблюдать в истории мышления и в социальной истории39, а именно: партия, совершающая какое – либо открытие, является лишь пионером в данной области, и принцип конкуренции очень скоро заставляет и другие партии воспользоваться сделанным открытием. Внезапно стало очевидным, что марксизм открыл и последовательно разработал такой подход к сознанию и мышлению (этот важнейший вклад марксизма в историю духа оспорен быть не может), который постепенно подготавливался в течение всего ХIХ в. и применение которого не может быть связано с какой – либо одной позицией. Весь этот процесс, разыгравшийся на наших глазах, мы непосредственно наблюдали и отрицать его поэтому невозможно.

Интересно отметить, что в результате этого широкого распространения понятия идеологии конституируется принципиально новый аспект сознания. Здесь речь действительно идет уже не о количественном изменении феномена. Именно на этом примере можно отчетливо показать, в чем состоит смысл диалектики, которая, к сожалению, слишком часто используется в чисто схоластических целях, ибо здесь количество действительно переходит в качество. С того момента, когда в принципе все партии обретают возможность анализировать мысль противника в аспекте ее идеологичности, происходит качественное изменение всех значимых элементов, и слово «идеология» опять получает совершенно новое значение. Вместе с ним преобразуются и все те факторы, которые мы рассматривали в связи с произведенным нами выше историческим анализом значения этого слова: проблема ложного сознания, проблема действительного и пр. обретают совершенно новый смысл. Если проследить эту связь до ее логического конца, то окажется, что под этим углом зрения преобразуется вся наша аксиоматика, онтология и теория познания. Мы ограничимся здесь рассмотрением того изменения, которое претерпевает понятие идеологии.

Мы уже проследили переход от понятия частичной к понятию тотальной идеологии. В настоящее время эта тенденция к преобразованию не только сохраняется, но и углубляется. Стремление выявить заблуждения противника на психологическом уровне все больше вытесняется тенденцией подвергнуть социологической критике всю структуру его сознания и мышления40. Однако до той поры, пока в рамках этого критического анализа собственная позиция не вызывает сомнения и рассматривается как абсолютная, а эти идеи противника рассматриваются как функции его социальной позиции, решительный шаг к следующей фазе, которая находится в центре нашего внимания, еще не сделан. Теперь, правда, уже работают с понятием тотальной идеологии (ибо функциональный характер придается уже не отдельным высказываниям противника, а всей структуре его сознания), однако, поскольку здесь социологическому анализу подвергаются только утверждения противника или противников, дело ограничивается таким применением этой теории, которое мы назовем особым. Переход от этого особого применения понятия тотальной идеологии ко всеобщему41 совершается лишь в том случае, если мы обладаем достаточным мужеством для того, чтобы подвести под понятие идеологии не только позицию противника, но и все возможные позиции, в том числе и свою собственную.

Это понятие тотальной идеологии в его общем применении, согласно которому мышление всех партий и всех эпох идеологично, трудно обойти. Вряд ли существует такая мыслительная позиция (марксизм не составляет в этом смысле исключения), которая не претерпевала бы изменений в ходе исторического развития и в которой и теперь нельзя было бы выявить социально обусловленные различия. В марксизме также существуют различные направления, социальную обусловленность которых без труда определит каждый марксист. С появлением понятия тотальной идеологии в его всеобщем применении то, что было только учением об идеологии, превращается в социологию знания. Из арсенала духовной борьбы42 одной партии изымается открытое ею общее правильное положение, которое, однако, применяется ею в своем частном значении, – положение об «обусловленности» любого мышления «бытием» – и превращается в тему исследования в области истории духа43. Целью этого социологического исследования в области истории духа должен быть свободный от какой бы то ни было партийной предвзятости анализ всех факторов, связывающих в каждом данном случае мышление с социальной ситуацией. Эта социологически ориентированная история духа поможет современному человеку переосмыслить весь исторический процесс.

Очевидно, что в этой связи обретет новое значение и понятие идеологии. Тем самым возникают две возможности. Первая состоит в том, чтобы с настоящего момента полностью отказаться в своем исследовании идеологии от стремления к «разоблачению» (это тем более необходимо, что для разоблачения чужой позиции необходимо абсолютизировать собственную – мыслительный акт, которого данное «свободное от оценки» исследовательское направление стремится, по возможности избежать) и ограничиться тем, чтобы повсеместно выявлять связь между социальным положением и высказываемой точкой зрения. Вторая возможность состоит в том, чтобы все-таки соединить эту «свободную от оценки» позицию с позицией гносеологической. Рассмотрение проблемы истины может на этой ступени в свою очередь привести к двум различным решениям: либо к релятивизму, либо к реляционизму, что следует строго различать.

Релятивизм возникает в тех случаях, когда современное историко-социологическое понимание того, что историческое мышление всегда обусловлено данной конкретной социальной позицией, сочетается со старой теорией познания, которая по существу еще не постигла связь между бытием и мышлением, еще не определила свое отношение к этому феномену; поэтому, ориентируясь на статическую мыслительную парадигму (типа 2х2 = 4), эта теория познания неотвратимо приходит к выводу о несостоятельности всякого социально обусловленного знания, поскольку оно является только «относительным». Релятивизм возникает здесь, следовательно, в результате несоответствия между новым пониманием действительной структуры мышления и еще не овладевшей этим пониманием теорией познания.

Для того чтобы освободиться от этого релятивизма, следует с помощью социологии знания прежде всего понять, что в данном случае суждение об определенном типе мышления высказывает не теория познания как таковая, а лишь та теория познания, которая находится на определенной исторической стадии своего развития; ведь теория познания в такой же степени входит в поток становления, как и все наше мышление, и прогресс ее заключается именно в том, что она постоянно преодолевает те сложности, которые процесс становления выявляет в структуре мышления. Современная теория познания, учитывающая соотнесенность любого исторического знания, должна, таким образом, прежде всего исходить из того, что есть сферы мышления, где нельзя себе даже представить наличие ни с чем не соотнесенного и не обусловленного социальной ситуацией знания. Даже Господь не мог бы сформулировать историческую точку зрения в соответствии с парадигмой 2 х 2 = 4, ибо все то, что доступно пониманию, может быть в каждом данном случае сформулировано лишь в соотнесенности с постановкой проблемы и с концептуальной системой, которые сами возникают в потоке исторического преобразования. Как только мы поймем, что историческое, социально обусловленное знание по самой своей природе реляционно, т.е. может быть сформулировано лишь в соотнесении с определенной позицией, перед нами, правда, вновь возникнет проблема истины, ибо неизбежно появится вопрос, какая же позиция оптимальна для постижения истины; однако на этой стадии мы во всяком случае уже оставим позади веру в то, что истина может быть свободна от какой – либо соотнесенности с исторической и социальной ситуацией. Поставив таким образом проблему, мы, конечно, еще далеко не решим ее, однако перед нами откроется широкая перспектива для более свободного осмысления возникающих перед нами актуальных проблем. Далее, решающим является то обстоятельство, что на стадии общего применения понятия тотальной идеологии мы должны различать подходы двух типов: 1) свободный от оценочного суждения; 2) оценочно (гносеологически и метафизически) ориентированный; при этом мы еще не ставим вопрос, приведет ли второй подход к релятивизму или к реляционизму.

Остановимся сначала на свободном от оценки понятии тотальной идеологии в его всеобщем применении.

Это понятие идеологии применяется прежде всего в тех исторических исследованиях, где временно для упрощения проблемы вообще не ставится вопрос о «правильности» рассматриваемых «идей», а в каждом данном случае все дело сводится к установлению связей, существующих между структурой сознания и социальной ситуацией. Здесь неизбежно будет возникать вопрос, как определенная структура бытия приводит к определенной интерпретации этого бытия. Таким образом, на данной стадии идеологичности человеческого мышления не рассматривается более как неправда, ложь и т. д., но, как уже было указано, находит свое объяснение в обусловленности мышления бытием. Человеческое мышление конституируется не в свободном парении внутри социального вакуума; напротив, оно всегда уходит своими корнями в определенную социальную сферу.

Однако этот факт никоим образом нельзя рассматривать как источник заблуждений. Совершенно так же, как чело- век, жизненно связанный с другими людьми или с условиями их существования, способен более глубоко понять их в научном отношении, и социальная обусловленность определенной точки зрения, определенного категориального аппарата создает именно благодаря этой связи с реальной жизнью большую силу проникновения в определенные сферы бытия (мы видели, как в нашем примере пролетарско–социалистическая позиция по самой своей сущности заключала в себе возможность выявить идеологичности мышления своего противника). Однако социальная обусловленность создает не только возможности, но и препятствия. Определенное социальное положение не позволяет достигнуть необходимой в том или ином случае широты перспективы. (Мы уже видели, как, например, идеология в ее социалистическом аспекте сама по себе никогда не достигла бы уровня социологии знания.) По-видимому, одно из проявлений смысла жизни состоит в том, что жизнь в процессе своего развития стремится преодолеть частичный характер и границы, которые она создала для одной позиции с помощью других, противоположных позиций. Исследовать частичный характер подобных позиций и их взаимную соотнесенность в рамках всей социальной действительности и является задачей «свободного от оценки» исследования идеологии. Тем самым перед исследователем возникает неисчерпаемая задача проанализировать всю историю сознания – начиная от определенных позиций мышления до форм переживания – в свете ее социальной обусловленном и показать, как все это меняется в самой тесной взаимосвязи. Так, например, в области морали будет исследован не только тот факт, что люди постоянно отличались по своему поведению, но и то, что в своем поведении они постоянно ориентировались на различные нормы. Вопрос будет поставлен еще более радикально, если нам удастся показать, что само возникновение морали и этики связано с определенной ситуацией, что их основные понятия – долг, проступок, грех – не всегда существовали, что они являются коррелятами определенных социальных условий44.

Господствующая в настоящее время философия неприемлема даже в ее модифицированном виде, когда она, соглашаясь с тем, что содержание всегда исторически детерминировано, с тем большей цепкостью держится за форму ценности и шкалу «формальных ценностей». Признание исторической детерминированности содержания означало уже известную уступку историзму, который все более затруднял абсолютизацию современных ценностей. Теперь же наступил момент, когда придется отказаться от предпосылки, что общественная, культурная жизнь мыслима лишь при наличии определенных ценностных сфер (формальных ценностей), подобно этике, искусству и т.п.; в нашем видении они являются просто гипостазированием структуры нашей культуры, подобно тому как парадигма «значимого» переживания «образов культуры» является лишь выражением в определенных категориях исконного типа переживания в области «культуры» – прототипом его послужило, вероятно, правовое понятие, а отчасти также понятие ценности в экономике, которое было затем обобщено. Однако нельзя же утверждать, что исконное обращение человека к искусству в каком-то смысле связано с нормативностью или что ориентированный на традицию человек (преобладающий тип человека в докапиталистическую эпоху), который действует просто в привычных этических рамках, может быть наиболее адекватно понят, если представить себе его поведение как результат сознательного следования определенным нормам. Видение всей культурной жизни в целом как некоей ориентации на объективированные нормы является типичным для современности рационализированным сокрытием исконных структур, в рамках которых отношение человека к своему «миру» значительно более исконно. То обстоятельство, что культура вообще рассматривается sub specie45 «значимости», «ценности», свидетельствует не о вневременном характере нашего мышления, а именно об обусловленности его временем. Однако даже если на мгновение принять эту формулировку, то появление определенных ценностных сфер, а также их конкретная структура станут понятны только в связи с той конкретной ситуацией и с тем материалом переживания, для которых они «значимы» («hingelten», как пишет Э. Ласк)46 следовательно, и формальная значимость (формула значимости) не может быть в качестве некоего вневременного элемента оторвана от исторически меняющегося содержания.

То же выявление непостоянства в содержании и форме будет темой исследования в области истории мышления. В настоящее время уже не вызывает сомнения, что в различные исторические периоды и в различных культурных кругах мышление всегда было различным. Надо полагать, что постепенно утвердится точка зрения, согласно которой эти различия распространяются не только на содержание мышления, но и на категориальный аппарат. Однако вопрос о том, что господствующие формы мышления как в прошлом, так и в настоящем, сменялись новыми категориями именно тогда, когда терял свою устойчивость или трансформировался социальный базис групп, которые их создавали, может быть поставлен лишь теперь и, надо надеяться, будет исследован со всей точностью современных методов.

Исследование такого рода в области социологии знания уже потому достигнет высокой степени точности, что нигде полная взаимозависимость в изменении смысла не может быть фиксирована с такой точностью, как в области мышления, ибо мышление представляет собой своеобразную сверхчувствительную мембрану. В каждом значении слова, именно в актуальной многозначности каждого понятия, вибрируют полярности, имплицитно предпосланные в нюансах этого значения жизненные системы, которые и здесь враждебно противостоят друг другу в своей борьбе, но существуют одновременно47.

Ни в одной области социальной жизни нет доступной столь точному постижению взаимозависимости и изменяемости, как в области значения слов. Слово, значение является подлинной коллективной реальностью, мельчайшее изменение в мысленной системе может быть обнаружено в отдельном слове и в переливающихся в нем смысловых гранях. Слово связывает со всем многообразием прошлого и отражает всю совокупность настоящего. Слово устраняет оттенки и различия в значении в том случае, если говорящий ищет общения с другими в некоей единой плоскости; однако оно готово также содействовать любой нюансировке, может подчеркнуть, если это необходимо, индивидуально-неповторимое, исторически впервые возникшее, используя для этого новые краски в шкале значений. В ходе решения всех этих исследовательских задач будет использовано понятие тотальной идеологии в его всеобщей формулировке и в его первом, «свободном от оценки» значении.