Приближаются сумерки. Весенний ветер становится все холоднее и холоднее. По опустевшим улицам Мюнхена, не торопясь, идут профессор Байер и его ассистент Рихард Вильштеттер. Увлеченные разговором, они иногда останавливаются, жестикулируя, что-то объясняют друг другу и двигаются дальше.
Профессор Байер — среднего роста, поседевшие волосы аккуратно подстрижены, в синих глазах — юношеский блеск.
Вильштеттер время от времени потирает рукой лоб — признак того, что он чем-то обеспокоен. Уже больше часа разговаривают они с профессором, а перейти к главному никак не удается.
— Профессор Байер, — нерешительно начинает Вильштеттер, — приближается ваше семидесятилетие. Мы собираемся устроить торжественное чествование. Кроме того, ваши ученики занялись подготовкой издания полного собрания ваших сочинений.
Байер останавливается и удивленно смотрит на собеседника.
— А что же взял на себя эту нелегкую задачу?
— Несколько человек — Гребе, Фишер, Либерман… Хотелось бы, чтобы туда вошел краткий очерк о вашей жизни и деятельности. — Вильштеттер, помолчав, продолжает: — Никто лучше вас этого не сделает. Мы все просим вас написать воспоминания о своей жизни.
Байер задумывается, потом в комическом отчаянии прижимает руку к груди:
— Писать воспоминания! Да это настоящая инквизиция! Нет, эта идея неосуществима.
Они пересекают площадь и выходят на улицу Арцисштрассе, на углу которой находится дом профессора Байера. В запущенном саду, поросшем бурьяном, прыгают черные дрозды.
— Мои друзья уже проголодались! — Байер с нежностью смотрит на птиц. Попрощавшись с Вильштеттером, он входит в дом. Из окна кабинета бросает горсть зерен дроздам, затем закрывает окно и, облокотившись на подоконник, возвращается мыслями к разговору с Вильштеттером.
«70 лет! Как быстро они пролетели! Ну, с чего бы я начал?» Байер берет лист бумаги, присаживается к столу и выводит первые строчки.
«Воспоминания о моей жизни. 1835–1905.
Я, Иоганн Фридрих Вильгельм Адольф Байер, родился 31 октября 1835 года в Берлине, Фридрихштрассе, 242…»
Перед глазами ученого одна за другой встают картины его детства.
…Вот обширный деревенский двор в Мюльгейме — маленькой деревушке, расположенной юго-западнее Берлина, где жил его дед. Каждое лето маленький Адольф приезжал сюда вместе с сестрами Эммой и Кларой. Дети бегали по лугам, ловили бабочек, жуков, а найдя выпавшего из гнезда птенца, мчались показать его матери. Мать рассказывала им, как птицы заботятся о своем потомстве, как они высиживают птенцов, как кормят их… Адольф любил слушать эти рассказы, они пробуждали у него интерес к природе. Он начал собирать коллекции насекомых, растений, минералов.
Потом профессор Байер вспоминает дом другого деда, отца матери. Здесь, в одной из комнат на втором этаже, Адольф хранил свои гербарии и коллекции насекомых и минералов. Он с удовольствием подолгу оставался один, рассматривая новые образцы растений или насекомых. Он не торопился спускаться в гостиную, где его дед, писатель Юлиус Хитциг, часто устраивал многолюдные литературные вечера. Здесь собирались самые выдающиеся представители немецкой литературы и искусства того времени.
Счастливые дни детства Адольфа Байера были омрачены большим несчастьем — во время родов умерла мать. Старший из детей, Адольф, сильнее других чувствовал тяжелую утрату и был безутешен. При мысли, что никогда уже мама не поведет его по цветущим лугам, не будет рассказывать чудесные истории о растениях и животных, восьмилетний мальчуган испытывал приступы недетского отчаяния.
Воспитанием детей теперь занимались гувернантки и учителя.
Отец, специалист по геодезии, большую часть года проводил в путешествиях. По возвращении он некоторое время жил дома, а потом вместе с Адольфом отправлялся в Мюльгейм.
Каждый раз отец привозил деду книги, и Адольф запомнил одну из них, потому что именно с нее начался интерес к химии. Подавая книгу, отец сказал:
— Написана каким-то профессором химии Либихом. Автор утверждает, что если удобрять землю минеральными солями, то урожаи станут значительно лучше.
— Интересно, — ответил дед. — Это, пожалуй, надо проверить.
Адольф попросил у деда книгу, прочитал ее и решил ставить свои опыты. Он посадил финиковые косточки в горшках с землей и ждал, когда появятся ростки. Когда появились первые побеги, Адольф приступил к опытам. Растение в одном горшке он поливал раствором поваренной соли, в другом — молоком, в третьем — водой.
Заметив интерес сына к экспериментам, полковник Байер подарил Адольфу в день его рождения книгу Штокгарда «Учебник химии». Вскоре после этого в крохотном коридорчике перед спальней Адольфа появились пробирки, колбы, ступки, штативы, реактивы…
Прочитав книгу, Адольф захотел сам поставить описанные в ней опыты, но исследовательская работа требовала «средств».
Каждую субботу он получал 15 пфеннигов на сладости. Теперь Адольф экономил каждый пфенниг и, скопив небольшую сумму, покупал необходимые химикаты. Временами опыты не удавались, но Адольф упрямо повторял их, меняя каждый раз условия. Эти первые опыты принесли первые успехи, хотя они остались науке неизвестными. Однажды Адольф, работая с растворами соды и сульфата меди, получил светло-синий осадок. Через десять дней на дне сосуда появились синие кристаллы. Адольф установил, что в них содержатся натрий, медь, углекислый газ и вода. Описания подобного соединения он не нашел ни в одном справочнике. Не смог ответить на этот вопрос и профессор Эйльгард Митчерлих, друг его отца.
— Эта соль неизвестна, — сказал Митчерлих, рассматривая синие кристаллы. — Опиши мне точно условия, при которых ты получил ее.
Адольф рассказал. Митчерлих просмотрел книги и справочники, но такой соли не нашел. Это открытие юного исследователя оставалось неизвестным науке до тех пор, пока три года спустя эта же соль (двойная соль — карбонат меди и натрия) не была получена и описана другим исследователем — Струве.
В гимназии учитель Шельбах, отличный математик и физик, преподававший также и химию, активно поддерживал интерес Адольфа к физике и химии. Мальчик учился с исключительным усердием, поэтому Шельбах сделал его своим помощником в химической лаборатории. Адольф с удовольствием проводил демонстрации опытов в аудитории, по еще важнее для его становления как химика имели опыты, которые он проводил в своей домашней лаборатории. Прочитав руководство по органической химии Вёлера, Байер еще больше увлекся интересной, загадочной и малоизученной областью науки — химией. Теперь Адольф приступил к более сложным опытам. Часто по дому разносился неприятный запах, родные выговаривали ему, а сестры шутили:
Адольф еще экономнее стал тратить выдаваемые ему пфенниги — он копил деньги, чтобы покупать химикаты. Однажды за два гульдена он купил два грамма индиго и начал исследовать это вещество. В Индии тысячи гектаров отводятся под растение индигофера, из стеблей которого извлекают краску, придающую красивый синий цвет хлопчатобумажным тканям. Молодой Байер задумался над строением этого вещества.
Уроки математики и физики все больше увлекали Адольфа, и он много времени посвящал этим предметам. Закончив гимназию, он решил поступить на физико-математический факультет Берлинского университета.
После окончания третьего семестра Байер был призван в армию. Целый год проходил службу юноша в восьмом берлинском полку. Для него это было тяжелое время — ведь за год ему не удалось даже открыть книгу. Но наконец, отслужив положенный срок, Байер вернулся домой и встал перед необходимостью решать, чем заниматься дальше.
В конце концов он решил поступить в Гейдельбергский университет и начать работу в лаборатории профессора Бунзена. Обучение в университете не ограничивалось чтением лекций, уже с начала учебного года студенты готовились к исследовательской работе. Молодые химики, приехавшие в Гейдельберг, чтобы работать под руководством известнейшего мастера эксперимента Роберта Бунзена, с трудом размещались в лаборатории.
Бунзен специализировался в области физической химии. В его лаборатории впервые был получен алюминий путем электролиза, разработан метод спектрального анализа, открыты щелочные металлы — рубидий и цезий. Бунзен требовал от практикантов исключительной точности и старания, сам педантично следил за проведением даже самых простых опытов и был нетерпим к ошибкам и оплошностям в работе.
Г. Р. Кирхгоф, Р. Бунзен и Г. Э. Роско. Манчестер, 1862 г.
Байер начал заниматься качественным и количественным анализом. Уже на первых занятиях он почувствовал, какую огромную пользу принесли ему опыты в домашней лаборатории. За один семестр он сумел сделать столько, сколько начинающие студенты успевают за три. Ассистент остался доволен работой Байера, да и Бунзен заметил успехи способного студента. В конце мая он пригласил Адольфа в свой кабинет. В точно назначенный час Адольф постучал в дверь.
— Рад, что вы так точны, — начал Бунзен. — Еще больше меня радует ваша успешная работа в лаборатории. Я думаю, что вы станете отличным исследователем. Хочу предложить вам самостоятельную работу.
Байер от смущения не нашел слов, чтобы выразить свою благодарность наставнику.
— Ну, как? — спросил Бунзен. — Начнем работу?
— Конечно! Ваша похвала мне так радостна, я с детства мечтаю о научной деятельности.
— Что ж, отлично. Недавно мы с профессором Роско закончили исследование фотохимического взаимодействия равных количеств хлора и водорода. Оказалось, что в первые минуты освещения смесь не взрывается — этот период назван нами индукционным. Лишь по истечении определенного времени начинается бурный процесс. Однако остался ряд невыясненных вопросов: какова роль света, как влияет интенсивность светового потока и другие. Вы хотели бы заняться этими вопросами?
— Можно мне воспользоваться вашей старой методикой?
— Нет, следует внести некоторые изменения. Вместо хлора возьмем бром. Он реагирует медленнее, и процесс легче будет контролировать.
Бунзен детально описал условия работы.
Через несколько месяцев молодой химик закончил порученную ему работу и написал свою первую научную статью для «Анналов» Либиха. Байер добился отличных результатов, но не был удовлетворен работой, потому что тема для исследований была задана Бунзеном, а самого Байера она не слишком интересовала. Он хотел заниматься органической химией, веществами, которые создала природа.
От решения основных проблем органической химии зависит развитие всей науки, считал Байер. Учение Жерара, новые взгляды Кекуле… Нет, решительно, самая интересная область — это органическая химия. Но как сказать об этом Бунзену? На помощь пришел случай. Однажды, когда Адольф разбирал прибор для перегонки, к нему подошел практикант, работавший за соседним столом, Леопольд фон Пебаль. Он был явно чем-то расстроен.
— Шеф ругал? — спросил Байер.
— Нет, но он предложил тему для исследований, которая мне просто не по нутру.
Байер вопросительно посмотрел на товарища.
— Бунзен синтезировал бромистый метил с точкой кипения — 17°С. В качестве исходного вещества он использовал какодиловую кислоту. Если за исходное вещество взять метиловый спирт, то получаемый бромистый метил кипит при +13°С. Моя задача — выяснить, чем обусловлены разные точки кипения. Видимо, дело здесь в изомерии.
— Так это же очень интересно! О такой теме я просто мечтаю.
— Но меня-то не интересует органическая химия. Если шеф не будет возражать, я с удовольствием уступлю тебе эту тему.
К счастью, Бунзен не возражал.
Наступили дни напряженной работы, дни ожиданий и надежд. Байер работал с хлором и получил соответствующие хлорные производные. В качестве исходных веществ он использовал какодиловую кислоту и метиловый спирт, продукт реакции оказался тот же — хлористый метил.
Существует лишь один хлористый метил и один бромистый метил. Соединение, полученное Бунзеном, обладало более низкой точкой кипения потому, что было загрязнено примесями, — сделал вывод Байер, рассказывая о полученных результатах своему коллеге по лаборатории Л. Н. Шишкову.
— Твои выводы полностью согласуются с теорией радикалов.
— Этот же взгляд разделяет и Марселей Бертло. Ты читал его статью в «Анналах»? — Байер открыл шкаф и достал две большие банки с белым кристаллическим веществом.
— Какодиловая кислота?
— Да.
— Почему бы тебе не попробовать провести реакцию с пятихлористым фосфором? — посоветовал Шишков.
— Это идея! — Байер оживился. — Спасибо за совет! Сейчас же и начну.
Он ставил одновременно по нескольку опытов и на следующий день проверял результаты. Однажды в одной из склянок он заметил красивые блестящие кристаллы, которых раньше не видел. Новое соединение? Но почему оно образовалось только здесь? Нужно повторить опыт. Несколько раз Байер ставил повторные опыты, но кристаллы больше ни разу не появились.
Работа с органическими соединениями требовала специальных методов, а они не были известны в лаборатории Бунзена. Здесь никто не мог помочь Байеру, никто не мог дать совет. Его по-прежнему больше всего интересовали природные органические вещества. Он давно хранил дома индиго и терпеливо» ждал дня, когда, вооружившись знаниями и опытом, он попытается раскрыть тайну строения. Мысль искать другую лабораторию для работы становилась все более настойчивой. Он упорно думал об этом, даже в те минуты, когда сидел вечерами с друзьями за кружкой пива, рассказывал и слушал веселые истории, пел студенческие песни. Однажды, после такой дружеской пирушки, Байер вышел вместе с Кекуле подышать свежим воздухом. Была поздняя ночь. Они разговорились и незаметно перешли к теме, которая занимала их мысли постоянно, — к органической химии. Кекуле сообщил, что недавно он открыл небольшую лабораторию. Конечно, быть приват-доцентом и работать в собственной лаборатории — не самое надежное и выгодное занятие, но из любви к науке Кекуле пошел на это. А в этот вечер у него появился и первый практикант — Байер с восторгом принял предложение.
Лаборатория была тесной и скудно оборудованной. Однако Байер нашел в лице Кекуле превосходного учителя, который отлично владел методикой экспериментальной работы по органической химии, а еще лучше — теорией. Под руководством Кекуле исследования пошли быстро и весьма успешно. Взяв в качестве исходного вещества какодиловую кислоту, Байер за короткое время синтезировал новые, неизвестные до того времени соединения — метилированные хлориды мышьяка.
…Байер восстанавливал какодиловую кислоту смесью сернистого газа и йодистого водорода и, пропустив через полученное вещество хлористый водород, перегонял полученную смесь. В приемнике собралась бесцветная жидкость, которая вскоре образовала два слоя. Байер открыл склянку и перелил жидкость в делительную воронку. По лаборатории разнесся едкий раздражающий запах, пары сильно действовали на слизистую оболочку. Байер начал задыхаться, по лицу потекли слезы. Он почувствовал острую боль в глазах и в груди. Не добежав до выхода, Байер покачнулся и упал, потеряв сознание.
Когда Кекуле вошел в лабораторию, Байер не подавал признаков жизни. Почувствовав острый запах, Кекуле понял, в чем дело, быстро вытащил пострадавшего в соседнюю комнату и открыл окна. Байеру пришлось пролежать в постели несколько дней, кожа на его лице покраснела и сильно воспалилась.
Как ни грустно было Кекуле расставаться с талантливым ассистентом, он сам посоветовал Байеру продолжать начаты» исследования в лаборатории Эрленмейера, где условия была значительно лучше.
Хотя изучение метилхлорарсинов представляло большую опасность вследствие их ядовитости, Байер горел желанием продолжать эту работу. Он впервые испытывал истинное удовлетворение, так как это было его первое самостоятельное исследование. Байер синтезировал и изучил диметилхлорарсин, метилдихлорарсин и ряд других производных. В начале 1858 года он закончил экспериментальные исследования и принялся за обобщение полученных результатов, которые легли в основу его докторской диссертации.
К моменту отъезда Байера в Берлин на весенние каникулы рукопись диссертации «De arsinicicum methylo conjunctionibus» («О соединениях мышьяка с метилом») была готова. Байер представил свою работу в Берлинский университет на соискание докторской степени.
В качестве официальных оппонентов на защите диссертации выступили Эйльгард Митчерлих, Генрих Розе и Густав Магнус. Никто из них не занимался органической химией, поэтому их вопросы диссертанту были настолько отвлеченны и так далеки от рассматриваемой проблемы, что чуть было не провалили защиту. Но все-таки Байер получил ученую степень доктора, хотя его разочарованию не было конца.
— В Берлине никто не разбирается в органической химии. Я не могу остаться здесь!
— Неужели снова уедешь и будешь кочевать по чужим городам? Сиди-ка лучше дома, — советовал ему брат.
— Нет, Эдуард. Я буду работать с Кекуле. Мне нужно немедленно ехать. По пути в Гейдельберг заеду в Эльберфельд повидаться с Эммой.
В честь приезда брата Эмма организовала маленькое семейное торжество. На вечере присутствовали близкие друзья, среди которых был химик Адольф Шлипер, владелец небольшой ситценабивной фабрики. Байер сразу почувствовал симпатию к этому человеку; уединившись, они вели оживленный разговор.
— Славные были времена, господин Байер, но с тех пор прошло много лет. В лаборатории Либиха я изучал соединения бензола, получил несколько производных пикриновой и мочевой кислот, но все это в прошлом. Теперь фабрика отнимает все мое время.
— И вы так и не опубликовали результаты исследований?
— Нет, они остались незаконченными. В моем кабинете до сих пор хранятся склянки с синтезированными мной препаратами.
— Вы не могли бы дать мне некоторые из них? В школьные годы в Берлине у меня была домашняя лаборатория, где я исследовал, в частности, и мочевую кислоту. Может быть, среди полученных вами веществ есть и еще не известные.
— Даже наверняка. Хотите, я отдам их вам все?
— Если я чего-нибудь добьюсь, опубликуем совместную статью.
На следующий день Шлипер передал Байеру большую коробку, наполненную склянками с препаратами. Настоящее сокровище для исследователя!
Приехав в Гейдельберг, Байер узнал, что Кекуле пригласили работать в Гент. Без колебания он направился вслед за Кекуле.
В Генте Байер приступил к исследованию производных пикриновой кислоты и производных мочевой кислоты… Исходя из новой теории строения органических веществ, в создании и становлении которой большая роль принадлежала Кекуле, Байер описал и систематизировал разнообразные, часто противоречивые данные, относящиеся к производным пурина. Этой работой была подготовлена база для полного определения их структуры, которое позже удалось сделать Эмилю Фишеру.
В Генте у Байера не было самостоятельного заработка, он жил на деньги, которые ежемесячно получал от отца. Известный ученый-геодезист, теперь уже генерал Байер, мог позволить себе содержать сына, но отец все настойчивее советовал Адольфу самому подумать о своем будущем.
«Может быть, в Берлине легче найти работу. Впрочем, тебе решать: промышленность или университет. Если тебя привлекает академический путь, тогда приезжай в Берлин и начинай работать в качестве приват-доцента. Будешь пока без жалованья, но зато у тебя будет крыша над головой, и, самое важное, — перспектива», — писал молодому Байеру отец.
В начале 1860 года Байер приехал в Берлин. Экзамен на приват-доцента он выдержал блестяще и начал подготовку к предстоящим лекциям. Для экспериментальной работы в берлинских лабораториях не было никаких условий. Оборудовать собственную лабораторию у Байера не было средств. Оставалось только одно — теоретические проблемы.
После смерти деда в доме Байеров, как и прежде, собирались известные ученые, писатели, искусствоведы. На этих вечерах нередко бывал и друг старого Байера, тайный советник Бендеманн, который почти всегда приходил со своей дочерью Адельгейдой (Лидией). Она подружилась с сестрами Адольфа — Кларой и Жанеттой. А когда Адольф приехал в Берлин, красивая, образованная подруга сестер сразу же привлекла его» внимание. Однако, живущий на средства отца, Байер не мог и помышлять о браке. Нужно было как можно скорее найти работу с постоянным заработком. И счастье улыбнулось ему. В 1860 году в ремесленном училище, будущем Высшем техническом училище, была введена новая дисциплина — органическая химия. Байер согласился на должность преподавателя органической химии, хотя жалованье ему полагалось небольшое и половину его нужно было отдавать ассистенту, который совсем ничего не получал.
По настоянию Байера началось строительство лаборатории, а через год уже в ней можно было проводить исследования.
Уже первые научные публикации Байера привлекли внимание. В его лаборатории появились стажеры. Здесь же Байер» сделал свои первые открытия: открыл качественную реакцию на двойную и тройную связи в органических соединениях, получил метилсалициловую кислоту, разработал метод нагревания органических веществ с цинковой пылью, который принес ученому славу.
В течение нескольких лет под руководством Байера работали известные химики Карл Гребе и Карл Либерманн. Гребе начал свои исследования с хинной кислоты и продукта ее окисления — хинона. Вместе с Либерманном он изучал природный краситель ализарин, который по химическим свойствам походил на хиноны.
— Несомненно, ализарин — производное хинона, — утверждал Гребе.
— Вам нужно дойти до основного соединения, — углеводорода, — сказал Байер. — Если будет известно, какой углеводород» лежит в основе ализарина, то синтез этого вещества трудности не представит.
— Пока мы знаем, что исходный углеводород — ароматический, но не известно, какого ряда — бензола или нафталина.
— А почему бы вам не попытаться провести нагревание-с цинковой пылью? Ведь благодаря тому, что я применил этот способ, структура индиго в общих чертах стала понятна: в результате окисления индиго получается изатин, который после восстановления цинком переходит в индол, соединение, не содержащее кислорода. Попытайтесь и вы.
Гребе поблагодарил за совет и пошел в лабораторию, где работал Либерманн.
— Что тебе посоветовал Байер? — спросил Либерманн.
— Предлагает нагревание с цинком. Но мне кажется это «бесперспективным. Чего он добился, получив индол? Вопрос -с индиго остается нерешенным.
— Возможно, ты и прав, — согласился Либерманн. …Прошел месяц. Как-то Байер, обсуждая с ассистентами полученные результаты, обратил внимание на колбу, в которой кипела красная жидкость.
— Ну, так как же дела с дистилляцией?
— А мы ее не проводили, — сконфуженно признался Гребе. Байер резко выпрямился, покраснев от гнева.
— Гребе, пока вы мой ассистент и должны выполнять все распоряжения. Мои указания вполне определенны — примените нагревание ализарина с цинковой пылью! — Рассерженный Байер вышел из лаборатории.
Пришлось подчиниться. Гребе и Либерманн без особого удовольствия выполнили указание Байера, но уже через несколько дней они восхищенно прославляли гениальную интуицию ученого. В результате перегонки получился продукт антрацен, который после окисления и образовал ализарин.
— Это фантастично! — ликовал Гребе. — Теперь ализарин станет самым дешевым красителем. Ведь антрацен — побочный продукт переработки каменноугольного дегтя, который до сих пор просто выбрасывали.
Известие о синтезе ализарина было воспринято по-разному. Ученые радовались выдающемуся открытию, у крестьян, выращивавших на громадных плантациях лекарственное растение — красильную марену, из корней которого извлекали краситель, эта весть породила панику. Но как бы то ни было, в лаборатории Байера был найден способ, при помощи которого можно было из отходов получать сотни тонн ценного ализарина.
Открытый Байером метод восстановления органических веществ путем нагревания их с цинковой пылью имел огромное значение для науки и промышленности. И хотя, подчеркивая заслугу Гребе и Либерманна, часто забывали упомянуть его имя, Байер утешался мыслью, что он все же был первым, кто дал решающий толчок осуществлению такой практически важной научной проблемы.
Престиж его лаборатории чрезвычайно возрос. Молодым ученым интересовались не только исследователи, но и промышленники. Доходы Байера значительно увеличились. Теперь можно было подумать о семейной жизни.
8 августа 1868 года состоялась свадьба Адельгейды Бендеманн и Адольфа Байера. Молодая жена не только умело взяла на себя заботы о хозяйстве, но и помогала мужу вести переписку. Байер не любил писать. Даже научные статьи, в которых он подводил итоги своих исследований, Байер писал с большой неохотой.
Проблема синтеза индиго оставалась неразрешенной и постоянно занимала мысли ученого.
«Гребе и Либерманну повезло. Производство антрацена стоит очень дешево, его легко можно получать в больших количествах… Путем окисления и восстановления индиго превращается в индол. Ненцкий по моему совету попробовал окислить индол и получил изатин. Нужно найти способ превращения изатина в индиго», — размышлял Байер. Он отставил пробирку и вздохнул. «Ну, а чего мы этим добьемся? Получается какой-то заколдованный круг. Надо найти способ синтеза индиго из других исходных веществ, дешевых и легкодоступных». Он опустил в пробирку несколько оранжево-красных кристалликов изатина, перемешал их с пятихлористым фосфором, затем осторожно нагрел. Вещество расплавилось, он поставил массу охлаждаться. Через некоторое время в пробирке появились кристаллы. С волнением Байер приступил к анализу кристаллов. Кроме углерода, водорода, азота и кислорода, новое-вещество содержало хлор. «Хлорное производное изатина! Попробуем нагреть его с цинком». Байер залил уксусной кислотой смесь порошка цинка с дихлоридом изатина. Реакция проходила бурно. Жидкость пенилась, но никаких других изменений заметно не было… Байер вылил смесь в стакан и оставил ее на ночь. Следующий день принес ему неожиданный сюрприз — на дне стакана виднелся темно-синий осадок. Неужели индиго? Байер разделил темно-синее вещество на несколько пробирок и начал анализ. Реакции подтвердили его предположение — индиго!
— Индиго! Индиго! Наконец-то успех.
Байер решил еще несколько раз повторить опыт и выяснить структуру соединений. Конечно, получение индиго — большой успех, но как синтезировать изатин? Единственный способ получения этого вещества — окисление индиго.
В один из зимних вечеров 1872 года в доме Байера появился Фрейгерр фон Рогенбах. Он привез долгожданное приглашение.
— В Страсбурге открывается университет. Меня просили узнать, не согласились бы вы занять место профессора химии. Правда, условия на первых порах будут нелегкими. Город сильно пострадал от войны, но мы постараемся помочь вам.
— Мне надо посоветоваться с женой. Адельгейда не сомневалась ни минуты.
— Ординарный профессор химии — должность очень престижная. Предложение нужно принять.
И Байер дал согласие.
Тяжело ему было расставаться с лабораторией, со своими учениками… Но решение было принято.
Осенью 1873 года в Страсбургском университете начались занятия. Руководство отделением неорганической химии Байер предоставил ассистенту Ф. Розе, отделением органической химии руководил сам Байер. Вместе с ним работать в Страсбургском университете приехал из Берлина практикант Ян Грабовский.
В Страсбург стали приезжать молодые химики, стажироваться в лаборатории большого ученого, овладевать искусством эксперимента в органической химии.
Байер продолжал изучать молекулярное строение индиго, барбитуровой кислоты, фталеинов, хлораля. Десятки удивительных красителей впервые появились в колбах самого Байера. Опыты продолжали его сотрудники, уточняли условия, получали вещества в больших количествах, анализировали, изучали свойства, чтобы в конечном итоге установить структуру их молекул.
В лаборатории Страсбургского университета Байер впервые получил фенолфталеин. В щелочной среде бесцветный раствор этого белого кристаллического соединения приобретал малиново-красный цвет. Вскоре фенолфталеин стал широко применяться в химии как индикатор. Байер определил его молекулярное строение и приступил к серии синтезов других красителей с подобной структурой.
Особенно большую известность получил краситель, синтезированный из фталевого ангидрида и резорцина. Его водный раствор был бледно-зеленого цвета, а при освещении отсвечивал желто-зеленым. С этим веществом, названным флуоресцеином, в лаборатории было много хлопот. Слуга часами мыл пробирки и склянки, но стекающая вода продолжала флуоресцировать. Вскоре весть о странных особенностях этого вещества разнеслась по Страсбургу. Все началось с того, что капли раствора случайно попали на волосы Эмиля Фишера. Несколько часов Фишер мылся в городской бане, — но все напрасно — с него продолжала стекать зеленоватая, сильно флуоресцирующая вода. В течение трех дней вода, вытекающая из сливных труб бани, тоже была желто-зеленой. Даже воды полноводного Рейна начали флуоресцировать. На берегу толпился народ. Люди удивлялись, восхищались и тревожились.
За это время у Байера появилось много друзей. Иногда после работы сотрудники лаборатории собирались на квартире ученого, благо дом, в котором жил Байер, находился рядом с лабораторией. За большим и шумным столом рассказывались веселые истории, шутки, пелись песни. Адельгейда любила эти веселые компании и умела оживлять их своим искусством отличной хозяйки. Эти молодые, влюбленные в науку люди сплотились в одну большую семью, в центре которой был профессор Байер.
Три года прожил ученый в Страсбурге. Но в начале 1875 года он получил приглашение занять место умершего профессора Либиха в Мюнхене и вскоре перебрался туда со всей семьей.
Устройство дома на улице Арцисштрассе Байер целиком яре доставил жене, а сам занялся (в который раз!) устройством лабораторий. Они размещались рядом с его домом и соединялись узким коридором с кабинетом ученого. Во дворе располагалась частная лаборатория Байера. Эта очень скромно оборудованная лаборатория впоследствии стала местом многих выдающихся открытий. В 1878 году Байер наконец добился заветной цели — синтезировал индиго. Еще в Страсбурге он был на пороге этого открытия. Байер нашел способ получения изатина из изатогеновой и о-нитрофенилуксусной кислот… А способ превращения изатина в индиго был известен давно.
В Мюнхен переехали двоюродные братья Эмиль и Отто Фишеры, чтобы закончить исследования, начатые в Страсбурге. Вскоре лаборатория Байера уже не вмещала всех практикантов, молодых химиков, приехавших работать под руководством большого ученого. Байер следил за работой каждого стажера, читал лекции, проводил собственные исследования.
В выходной день он вместе с женой и детьми бродил по окрестностям Мюнхена. Любимым местом были Баварские озера. Всей семьей бродили по лугам, ловили рыбу, купались теплыми летними днями в прозрачной воде. На время летних каникул отправлялись обычно в Альпы и снимали какой-нибудь дом в горах.
Лето 1881 года проходило, как обычно, весело и беспечно, и никто не подозревал, какой трагедией оно закончится. Байеры жили в маленькой швейцарской деревушке и каждый день совершали экскурсии в горы. Ганс и Отто были еще слишком малы для длительных прогулок и оставались дома, а Евгения и Франц ходили вместе с родителями. Но как-то Франц не захотел лазать по горам и тоже остался дома. В отсутствие родителей никаких происшествий не было, если не считать того, что какая-то собака укусила Франца. Никто не обратил внимания на незначительную ранку. Мать прижгла ее одеколоном, и об этом случае все забыли. Но спустя месяц Франц почувствовал себя плохо. Он с трудом глотал, у него болел затылок, глаза лихорадочно блестели.
— Немедленно возвращаемся в Мюнхен, — сказал Байер с тревогой. — Может быть, еще не поздно.
— Что с ним? — спросила жена дрожащим голосом.
— Боюсь, что это симптомы бешенства.
Но и в Мюнхене помочь Францу было невозможно. Болезнь быстро прогрессировала, и он умер в страшных муках. Родители не находили себе места от горя.
…Только спустя четыре года была найдена вакцина против бешенства. Луи Пастер заслужил вечную признательность человечества.
Но даже горе не могло заставить ученого прекратить работу. Байер упорно продолжал опыты по синтезу индиго. Он разработал методы получения красителя и даже пытался организовать промышленное производство, хотя синтетическое индиго «стоило пока очень дорого. Однако установленная структура молекулы индиго давала возможность искать и другие методы «го получения. Позже Карл Хойман разработал два новых метода синтеза индиго, и через несколько лет выращивать индигоферу перестали совсем, поскольку дешевый краситель можно было получать синтетическим путем.
Байер синтезировал и изучил ряд соединений, которые получаются при конденсации фенолов с альдегидами, аминами и другими соединениями. Много белых пятен оставалось к тому времени в области изучения структуры фталеиновых красителей и свойств ненасыщенных соединений. После того как Байеру удалось осуществить конденсацию соединений с двойной и тройной связью, у него родилась идея последовательно провести «многоступенчатую» концепцию с целью получения длинной цепи углеродных атомов, соединенных последовательно тройными и одинарными связями. Такая цепь, по его предположению, не могла содержать других элементов, следовательно, должна получиться новая полиморфная форма углерода — «гремучие алмазы». «Гремучих алмазов» Байер, конечно, не получил, но, применив представления Вант-Гоффа о пространственном строении углеродных атомов, создал свою знаменитую теорию напряжения. Согласно этой теории, самыми стабильными являются соединения с пятью и шестью атомами в углеродном кольце. Эта теория дала объяснение особенностям химических свойств соединений, в молекуле которых атомы связаны в кольцо.
При дальнейшем развитии теории и сравнении свойств ароматических соединений, Байер пришел к выводу, что ни одна из созданных до тех пор формул не отражает полностью и точно свойства основного представителя ароматических веществ — бензола. Тогда он предложил новую формулу бензола.
Этот период жизни Байера был особенно напряженным, часто мучительным, сопровождающимся многими «зигзагами» — длительными возвращениями к уже пройденному, «прыжками» вперед… И одновременно обычная трудовая жизнь — лекции, занятия со студентами, экзамены. Лекции Байера совсем не походили на изысканные по форме лекции его предшественника — Юстуса Либиха. «Я бросаю людей в море, и пусть выплывают кто как может», — образно говорил Байер, когда речь заходила о его лекциях. Он давал детальное описание сложных органических синтезов, множество формул. Байер хорошо знал: чтобы понять сложный процесс превращения органических соединений, необходимо зрительное представление. Поэтому его лекции сопровождались многочисленными демонстрациями. Часто Байер приводил смешные сравнения, комические аналогии. Но все это помогало студентам понять и запомнить материал. Например, в лекции о крахмале, затронув вопрос о его гидролизе различными ферментами, Байер сказал самым серьезным тоном:
— Такой фермент содержится и в слюне. Если в течение нескольких минут жевать рисовую кашу, в ней можно обнаружить вещество, полученное при гидролизе крахмала, — глюкозу. Сейчас вы сами сможете убедиться в гидролитической способности фермента слюны. Думаю, наш лаборант господин Бернард не откажет в любезности и продемонстрирует нам это.
Бернард подошел к кафедре. Байер достал из-под стола большое фарфоровое блюдо с рисовой кашей и протянул Бернарду.
— Сейчас господин Бернард хорошенько прожует кашу, а мы потом убедимся, что в ней содержится глюкоза.
Это было настолько необычно, что студенты не могли удержаться от смеха.
Овладевать тонкостями химической науки приезжало в; Мюнхен все больше и больше молодых химиков не только из Германии, но и из Европы. В лаборатории синтезировали новые вещества, разрабатывали экономические методы их получения, изучали структуру, а вечерами, как и в Страсбурге, собирались в доме Байера. Адельгейда приглашала на эти вечера не только химиков, приходили художники, поэты, философы, ученые.
…Годы шли незаметно. Старшая дочь Евгения давно вышла замуж за профессора Оскара Пилоти. Ганс и Отто тоже нашли свою дорогу в жизни. Появились внуки…
Шел 1905 год. На чествование семидесятилетия выдающегося ученого в Мюнхен съехались десятки учеников Байера, теперь уже известных ученых. Торжественная церемония, обед в большом зале. Со всех концов мира приходили поздравления. В дни празднования было получено сообщение о том, что за заслуги в области органической химии Байеру присуждена Нобелевская премия.
В следующем году Байер оставил преподавательскую работу. В доме на Арцисштрассе поселился его заместитель Рихард Вильштеттер, а Байер с женой перебрались в свой дом в Штарнберге. И там Байер продолжал свои исследования новых органических соединений. Новые синтезы, новые успехи!
В доме звенели детские голоса, согревавшие сердце старого ученого. Правда, иногда внуки заходили в своих шутках слишком далеко. Так, однажды, когда Байер гулял в саду в ожидании приезда известного английского ученого Резерфорда, озорники сделали соломенное чучело и, усадив его в кресло в гости-пой, сообщили деду, что гость давно приехал и ждет в доме. Байер поспешил в гостиную и, кланяясь, начал долго и учтиво извиняться, что не заметил гостя. Один из внуков притаился за стулом и слегка покачивал чучело. Когда обман был обнаружен, Байер страшно рассердился, тем более что Резерфорд действительно приехал и ждал хозяина в саду.
Байер поддерживал личные контакты со многими выдающимися учеными Европы. Почти не ведя переписки, он всегда находил время посетить своих коллег, побеседовать с ними, узнать о их достижениях, рассказать о своих. Его уважали и повсюду встречали как дорогого гостя. Профессорские кафедры во многих городах Европы занимали его ученики. Они сохраняли привязанность к старому учителю и, приезжая в Мюнхен, прежде всего навещали знакомый дом.
Последние годы жизни ученого были омрачены начавшейся мировой войной. Народ Германии нес все тяготы кровавой бойни, и Байер тяжело переживал это. Он стал быстро дряхлеть, часто задыхался от сухого кашля, а вскоре и совсем слег. 20 августа 1918 года Адольф Байер умер. Ушел из жизни выдающийся ученый, один из создателей классической немецкой школы химиков-органиков.