Около двух тысяч лет назад на плоскогорьях и выжженных солнцем берегах Красного моря, на территории нынешних Эритреи и Эфиопии, процветала великая африканская империя. Ее столицей был Аксум.

Этот город стал мифическим. Легенды, посвященные этому месту, чрезвычайно многочисленны и рассказывают об огромном количестве событий, разворачивая перед нами одновременно захватывающий и ускользающий эпос, в котором главное место занимают короли со своими воинами, монахи и святые. Что, впрочем, и не слишком необычно для столицы могучего африканского царства, места пребывания «царя царей» и одного из первых городов в мире, принявшего христианство. Поэтому такие знаменитые библейские персонажи, как царица Савская и Кандакия, правительница Эфиопии, занимают центральное место в мифах Аксума наравне с апостолами Матфеем и Филиппом. Огромные древние каменные монументы города, среди которых стоят самые большие монолиты, когда-либо воздвигнутые человеком, сами по себе достаточно впечатляющи и загадочны для того, чтобы породить собственную мифологию. Богатство имперской столицы стало материалом для большого количества преданий более позднего времени. В «Книге Аксума» рассказывается, как однажды на город «девять дней и ночей лился дождь из золота, жемчуга и серебра…».

Как для мифологии, так и для повседневной жизни этого города центральным является старое здание с зубчатыми стенами, церковь Марии Сионской. Множество легенд, связанных с этим священным местом, записано в древних эфиопских папирусных рукописных книгах, но одна из них затмевает все. Если верить священникам Аксума, то в часовне рядом с церковью хранится вещь, которую многие считают самым значимым религиозным артефактом всех времен и народов, — ковчег Завета. На древнем эфиопском языке, языке геэз, он называется tabota Seyon, таботом Сиона, ковчегом Сиона.

Популярность и загадочность ковчега Завета объясняется не только тем, что про него постоянно пишут. Его значение, мистические силы, якобы заключенные в нем, его таинственное исчезновение и тот «заговор молчания», который окружает этот факт в Библии, дали повод для бесчисленных предположений и догадок. Как мог центральный объект поклонения всех правоверных иудеев, источник двух мировых религий — ислама и христианства — исчезнуть без следа и даже без какого-либо подобия легенды?

Естественно, эта тайна не осталась неисследованной. Было создано множество более или менее достоверных теорий, объясняющих данный факт. Голландско-еврейский философ XVII века Барух Спиноза писал в своем «Теолого-политическом трактате», что он находит «странным то, что Писание ничего не говорит о судьбе ковчега Завета; но нет никаких сомнений в том, что он был разрушен или сгорел вместе с храмом». Кое-кого не удовлетворяло такое простое объяснение, и появилось множество других: ковчег находится под Храмовой горой в Иерусалиме в особом секретном тайнике; верховный священник Уцци спрятал его в горе Геризим; он был увезен в Аравию; пророк Иеремия скрыл его в какой-то пещере. Некоторые говорят, что пророк Иеремия увез ковчег в Ирландию, где он стал священным артефактом королей Тары.

Сегодня можно найти еще более экстравагантные версии. Несколько интернет-сайтов заявляют, что ковчег найден, но они еще не могут его продемонстрировать. Существует множество рассказов, описывающих поиски нацистами ковчега, для того чтобы завладеть его разрушительной силой, — это показано в фильме Стивена Спилберга «В поисках потерянного ковчега». На множестве сайтов можно найти информацию, что ковчег действительно хранится в Аксуме, с более или менее живописными добавлениями к данной легенде — например, что Израиль планирует перевести его в восстановленный Третий Храм в Иерусалиме. Поэтому неудивительно, что уважающие себя ученые не берутся за исследование данной темы.

То, что мы находим в Эфиопии, особенно в Аксуме, — это совершенно другой случай. Ковчег здесь не мучительная загадка прошлого, а повседневная реальность. Церковь Аксума — это единственное место на Земле, в котором, как говорят, действительно хранится подлинный ковчег Завета. В этом контексте его история еще не рассмотрена, несмотря на большое количество литературы, посвященной Эфиопии. Странно, еще ни один ученый не взялся за это исследование, несмотря на то что в Эфиопии существует книга Кебра Нагаст (Kebra Nagast), или «Слава Царей», напрямую связанная с историей ковчега.

Она крайне важна для понимания религиозных и политических идей Эфиопии, по крайней мере для тех, что были официально признаны в определенный период. Кебра Нагаст (в дальнейшем КН) — это национальный эпос, шедевр эфиопской литературы, легендарный текст, сравнимый только с древнегреческими мифами. Он несколько раз публиковался на современных европейских языках и часто цитируется в Интернете. Этот текст начинает создавать вокруг себя свою собственную мифологию. В одном из современных «переводов», в котором практически каждое слово списано с перевода сэра Уоллиса Баджа 1922 года, издатели утверждают: «веками сокрытая, эта книга открывает нам подлинные величественные секреты далекого прошлого. Она была изъята указом короля Якова из Библии в 1611 году». В совсем недавно вышедшей книге «Кебра Нагаст. Потерянная Библия растафарианской мудрости и веры» переводу Баджа приписывается невероятное: «единственные уцелевшие копии… находятся в Британском музее и в нескольких частных коллекциях». Ни одно из этих утверждений не является подлинным. Они часть современной мифологии КН, созданной для большего эффекта и ауры недостижимости и элитарности. Переводчики, жившие во время короля Якова, скорее всего ничего не знали об этой книге, тогда как перевод Баджа часто встречается в списках бестселлеров. Он не только был переиздан, второе издание увидело свет в 1932 году.

КН недвусмысленно утверждает, что ковчег Завета был перевезен в Эфиопию из Иерусалима во время правления царя Соломона его сыном, полуэфиопом, мать которого, согласно преданию, была не кем иным, как легендарной царицей Савской. Его имя было Эбна Лахаким или, как это определили уже в наше время, Менелик. Миллионы христиан Эфиопии сегодня, принимая официальную позицию их церкви по данному вопросу, до сих пор верят, что ковчег — это тот же самый предмет, в котором лежали скрижали Моисея, принесенный царем Давидом в Иерусалим, хранимый в храме царя Соломона и возвращенный Эбна Лахакимом в Эфиопию. Теперь он находится в святилище столицы древней империи, в Аксуме.

Из-за преобладания КН в литературе Эфиопии и поскольку императорская династия Эфиопии, последний император которой Хайле Селасси отрекся от престола в 1974 году, согласно официальной версии, ведет свое происхождение от Соломона и царицы Савской, рассматриваемый мною предмет достаточно спорадически встречается в научных работах, посвященных Эфиопии. В любом случае касается ли дело непосредственно переводов КН, книг, посвященных иудейским тенденциям, фалашам (или эфиопским «черным евреям») или христианству Эфиопии, исследования, посвященные ковчегу, центральной теме КН, встречаются редко и крайне непрофессиональны.

Претензия на обладание самым знаменитым религиозным символом никогда не рассматривалась серьезно европейскими учеными. Даже в нашей недавней книге «Ковчег Завета» моему коллеге и мне было позволено привести только краткий пересказ истории ковчега из Аксума. То, что мне кажется самым интересным и интригующим, — поиск документов, связанных с ковчегом Аксума и его историей, и выяснение реальных фактов, скрывающихся под этой легендой, — было оставлено для этой книги.

«НЕЛЕПАЯ НЕБЫЛИЦА»?

Миллионы членов эфиопской ортодоксальной церкви — по подсчетам это около 25 миллионов человек, данные же церкви говорят нам, что их число в скором времени будет доведено до 34 миллионов, — полностью принимают версию КН. Тем не менее есть несколько выдающихся исключений — ряд современных эфиопских ученых, которые рассматривают историю, связанную с ковчегом, как легенду. Фалашский историк Тамрат Амануэль, умерший в 1963 году, отрицал связь царицы Савской с историей Эфиопии. Он страстно обличал духовенство и правителей за то, что они держат людей в неведении и выдают миф за реальную историю. Кидане Уолд Кифле, умерший в 1944 году, говорил, что это не только вопрос гордости и престижа, так как история про Менелика только дискредитирует ее авторов в глазах образованных людей. Другие современные эфиопские историки также отрицают ее вместе со своими единомышленниками, покинувшими лоно официальной церкви. При жизни императора Хайле Селасси многие писатели предпочитали безопасный путь середины: они упоминали о версии происхождения эфиопской династии от царя Соломона, но не акцентировали внимание на ней. Не было смысла испытывать терпение абсолютного правителя страны, ставя под сомнение легенду, в которую он сам верил настолько, что даже включил в конституцию.

Подобная же неясность в освещении вопросов, касающихся ковчега, типична для книг, посвященных церкви Эфиопии. Такая картина наблюдается даже в трудах, созданных непосредственно внутри страны под руководством самой церкви. Но есть исключения. Несмотря на то что во время интервью с местными священниками бросается в глаза их нежелание распространяться на тему ковчега, один эфиопский клирик, Кефьялю Мерахи, в своей книге 1997 года отстаивает версию нахождения подлинного ковчега в Аксуме в крайне напыщенных выражениях. Хотя за самим Мерахи ощущается поддержка нынешнего патриарха Эфиопии, Абуна Паулоса.

Эфиопская православная церковь сама значительно изменилась, относительно недавно установив собственную автокефалию с центром в Аддис-Абебе после 1600 лет контроля со стороны Александрии. В Средние века египетские епископы, назначенные в Эфиопию, вели бесприютную жизнь, следуя за царской свитой. Только с 1630-х годов, когда Гондар стал относительно постоянной столицей, эта ситуация изменилась. Некоторые епископы, противостоящие властям, отсылались обратно в Египет, но обычно они были достаточно близки императору и находились под жестким контролем. Центрами религиозных споров в Эфиопии были монастыри, так как царской власти было трудно держать их под своим постоянным присмотром. Порки, жестокие наказания, ссылки не могли смирить эту грозную оппозиционную силу, которая иногда брала верх над самой монархией. Споры различных религиозных течений, представляемых разными монастырями, происходили в присутствии самого царя и затрагивали самые разные стороны Писания. Подобные дебаты не считались второстепенными и ненужными. Для современников они были крайне важны и постоянно цитировались в царских хрониках, где можно встретить страницы извлечений из Библии и подробные отчеты о религиозных дискуссиях. Поразительно то, что, несмотря на постоянное подтверждение права на ковчег, который предположительно был «знаком и печатью» Божественного права эфиопских христиан на Новый Иерусалим, данный артефакт не фигурирует в этих дебатах, хотя некоторые темы и связаны с ним. В первую очередь данные споры касались соблюдения субботы, поклонения Марии и Святому Кресту и обвинений против еретиков-христиан, которые, как говорилось, были «подобно евреям» — крайне интересная инвектива для нации, гордящейся своим израильским наследством. Позднее, после того как внутренняя жизнь страны стала открыта для иезуитской аргументации, эфиопские религиозные споры сосредоточились на сложных определениях природы Христа.

Полное неприятие истории о Соломоне, царице Савской и ковчеге всегда было стандартным для иностранных авторов, не озабоченных бредовой идеей имперского предназначения. В предисловии А. Мюррея к знаменитой книге Джеймса Брюса о поиске истоков Нила можно найти следующие строки: «невежественный монах сочинил нелепую историю, чтобы порадовать своих соплеменников». Для других авторов главными в легенде о ковчеге были религиозные, расовые и эмоциональные моменты. В современных произведениях ковчег рассматривался как откровение, средство идентификации африканского Сиона или как цель своего собственного поиска.

Грэм Хэнкок — единственный писатель, который более или менее полновесно рассмотрел проблему ковчега Аксума, утверждал, что существование ковчега — это реальность, «единственная древняя, глубокая правда, скрытая под наслоениями мифов и магии» Славы Царей. Ирония заключается в том, что, несмотря на подтверждение Хэнкоком легенды о ковчеге в Аксуме, я не встречал ни одного эфиопа, который хвалил бы эту книгу. Были ли они верующими, агностиками или скептиками, но книга, переполненная тамплиерами, франкмасонами и так далее, оставляла у них ощущение недоверчивости и раздражения.

Восприятие эфиопами легенды в той степени, в какой она играет роль политического манифеста, поддерживающего претензии правящей фамилии, гораздо менее распространено, чем думают те, кто описывает ее как «национальный эпос». Эфиопия, что бы ни писали разные авторы, никогда не была монолитным обществом. «Соломонская» монархия (это современный термин, обозначающий тех правителей, которые вели свое происхождение от легендарного царя Израиля) даже в зените своей власти всегда имела политическую и религиозную оппозицию, включающую целые слои населения, а иногда даже провинции. Центробежные тенденции всегда были сильны. Несмотря на то что КН действительно пользовалась огромной популярностью в XVII веке, надо помнить, что это были в основном клерикальные и правящие классы. Написанная на языке Аксума, геэз, КН была доступна только для образованных слоев населения, которые составляли малую часть эфиопского общества.

Выдающееся положение рассматриваемый текст занял во время правления так называемого «царя Сиона», императора Йоханнеса IV Эфиопского (1872–1889). Он прибыл из Тигре, где находилась древняя столица, Аксум. Разумеется, КН была известна до этого, например во время правления императора Иясу I (1682–1706), но упоминания о ней были крайне редки. Йоханнес IV же был северянином, преданным Аксуму и церкви Марии Сионской, где был коронован в 1872 году и, согласно священному ритуалу, наречен царем Сиона Эфиопии. Данный титул стал частью его печати. По-видимому, он также испытывал интерес и к эпосу, созданному в этом священном городе, к КН. Его заинтригованность была настолько велика, что он написал письмо в Великобританию с просьбой вернуть копию данного текста из Британского музея, куда она попала после разграбления Макдалы в 1868 году. Дело было совершенно неслыханное. Британский музей никогда не уступал кому-либо свои экспонаты. Для решения проблемы потребовался парламентский акт. В своем письме император писал, что без этой книги его народ не будет ему подчиняться, и, возможно, именно отсюда пошла та слава КН, которой она пользуется сегодня. Но уже в этом есть странность. Несмотря на то что Бадж и другие исследователи часто приводят эту фразу, ее нет в оригинале письма императора. КН стала подлинно пропагандистским трактатом только во время правления преемника Иоанна, императора Менелика II (1889–1913).

Мы знаем, что КН была создана в северной провинции Тигре, правда, для подтверждения своей вселенской власти ей воспользовалась династия, происходящая из более южной провинции Амхара. По-видимому, мы должны относиться к данному тексту как к национальному эпосу народов, проживающих на территории провинции Тигре. Он был написан главой духовенства Аксума под покровительством местного правителя, и как бы ни менялся КН со временем, чтобы соответствовать укреплению положения той или иной династии, несомненно то, что происходит он из Тигре. Здесь до сих пор можно найти впечатляющее разнообразие преданий, скорее локальных, чем национальных, где причудливо смешались местная царица, змей, великий волшебник царь Соломон и такие христианские мотивы, как ковчег (не один), Мария и местные святые. Здесь, как нигде в Эфиопии, города, деревни, реки тесно связаны с легендами.

Вдобавок в КН определенные слои населения находят подтверждения мифу о своем происхождении. Они с гордостью возводят историю своих родов к спутникам Соломона и царицы Савской. Это тоже по большей части феномен северных областей. Древнее христианство Аксума, очевидно, незначительно проникло в южные области Амхары и Шоа до времен Соломона, Когда оно достигло той территории, которая сейчас является центральными регионами Эфиопии, то в нем уже были элементы, впоследствии давшие жизнь легенде о ковчеге. Парадоксально то, что цари Амхары подтверждали свою легитимность в Аксуме с помощью КН, создавали свою родословную и проходили — впрочем, достаточно редко — обряд помазания на царство в церкви Марии Сионской, а священная реликвия, ковчег Завета, только один раз удостоилась пространного описания в царских хрониках. Это случилось во время правления Иясу I.

РАСПУТЫВАНИЕ СЕТИ

Сейчас, в третьем тысячелетии, ковчег предположительно до сих пор находится в церкви Марии Сионской в Аксуме. Более того, каковы бы ни были выводы ученых о природе священной реликвии, хранящейся в этом храме, ковчег, в мистическом, символическом смысле, действительно до сих пор здесь: «Для тех, кто видит, шатры Израиля до сих пор ярко светят в Аксуме». Вера большого числа христиан укоренена в ковчеге, а он, в благодарность, хранит их и защищает. Такая уверенность может показаться полностью иррациональной. Эфиопия — одна из беднейших стран мира, пережившая в недавнем прошлом десятилетия голода и войны, но люди, пострадавшие от бедствий худших, чем те, что могут нанести природа и человек, вместе взятые, до сих пор верят, что присутствие Бога хранит и защищает их. Для веры такой силы аргументы ученых подобны каплям воды на скале. В духовном смысле ковчег действительно хранится в церкви Марии Сионской в Аксуме. Это единственная надежда в жизни многих людей. Она крайне важна не только для их веры, но и для их ощущения идентичности. Присутствие ковчега — повод для гордости как духовенства, так и паствы. Это чувство гордости видно прежде всего в самом Аксуме, с несколько меньшим жаром оно проявляется вне города, но везде, где можно найти ортодоксальных христиан Эфиопии, ковчег и его содержимое, скрижали Моисея — это неотъемлемая часть Аксума, его истории, Тигре, Эритреи, какова бы ни была правда о его истинной природе.

Как бы невероятно ни звучала легенда о ковчеге, но она связана с Аксумом на протяжении трехсот лет. К ней надо относиться так же, как мы относимся к религии Эфиопии, ее языку, археологии, архитектуре, хронологии, то есть пристально изучить ее историю, применить серьезный научный подход к данной проблеме. До сих пор ничего подобного не было сделано. В качестве темы научного исследования эта проблема не рассматривалась — иногда из-за очевидной сенсационности, а иногда, как думает большинство исследователей, из-за нежелания заниматься банальным политическим мифом. Одно упоминание царя Соломона, царицы Савской, ковчега Завета в комбинации с африканской страной переносит нас в сферы исторического романа или альтернативной истории. Элементарная экзотичность рассматриваемой проблемы отталкивала многих исследователей. Или, и в этом есть смысл, подобное исследование не проводилось из-за того, что оно задевает слишком чувствительные струны. Поставить под сомнение данную проблему — значит подвергнуть испытанию базисную установку веры целой древней национальной церкви.

Хронология развития истории ковчега в Эфиопии темна и запутанна. В ней есть очень большие провалы. Ковчег приходил и уходил. Разные части легенды появлялись, исчезали, оживали вновь, изменялись или умирали с течением времени или из-за сохранности источников. Все здесь не то, чем оно кажется. Эфиопы записывали одну часть истории, иностранцы — другую. К тому же данное исследование постоянно пересекается с другими сюжетами, с восхождением и упадком династий, с историей эфиопских евреев или «Соломонской» династией императоров. Часть исследования касается эфиопских таботов, повсеместных алтарных скрижалей, которые можно найти в любой церкви, — что само по себе представляет отдельную тему. Другие части данной головоломки касаются легенд о святых, собранных эфиопскими образованными людьми, и радикальной перестройки поздней истории Эфиопии и Аксума. По отношению к современности ковчег, легенда о Соломонской династии, закончившейся правлением Хайле Селасси, и мечта об африканском Сионе получила пристальное внимание как неотъемлемая часть растафарианской веры.

Что же действительно находится в церкви скрижалей Моисея в Аксуме? Кем впервые этот предмет был атрибутирован как ковчег Завета? Посвятив себя решению этой тайны, я потратил несколько лет, исследуя документы, посещая сам Аксум, прежде чем пришел к каким-либо выводам. Результаты были совершенно неожиданными и полностью противоположными тем, что предложены бывшим журналистом Грэмом Хэнкоком. Исследование было воистину трудным и сложным. Читатели поймут мою осторожную подачу некоторых материалов. Иногда, казалось бы, основательные факты и теории растворялись и исчезали, подобно воде на песке, при их анализе. Из них невозможно было создать хотя бы подобия прочной основы для дальнейшей работы. Многое из того, что вроде бы было древним, — покрытые благородной сединой обычаи и верования, происхождение которых велось с незапамятных времен, — в действительности оказывалось максимум двухвековой давности.

Для примера, когда я цитирую тексты XIII или XIV века, на самом деле это позднейшие копии. Мы можем быть абсолютно уверены, что они были аккуратно переписаны, но всегда есть возможность ошибки, описки, вкравшейся в текст. В некоторых случаях мы можем проследить изменение текста, если уцелели более давние копии. Новые версии считались аутентичнее старых, они были палимпсестом идей, который принимался с той же уверенностью, как если бы человек имел дело с оригиналом. Для нас это может показаться странным, даже неприемлемым, но для прошлого «научный», аналитический образ мышления был нетипичен. В других документах явная двусмысленность текста диктует крайнюю осторожность в интерпретации. Я акцентирую внимание на этих трудностях, чтобы читатель мог трезво оценить ценность предоставляемой ему информации. Неспособность верифицировать информацию источников может привести к искажению реальной истории, что происходит сплошь и рядом.

В исследованиях подобного рода, когда для построения гипотез крайне важна правильная датировка источников, установление точной даты того или иного документа может привести к изменению всей теории. Подобное происходило несколько раз, пока я проводил данное исследование. Мои построения менялись по мере аккумулирования фактов. Я столкнулся с несколькими сюрпризами. Там, где предварительный анализ источников позволил мне выстроить достаточно стройную теорию, касающуюся хронологии пребывания ковчега в Аксуме, последующие изыскания завели меня совершенно не в ту область, в которую я предполагал.

Для меня открытие подлинной сущности ковчега Аксума не представлялось неразрешимой загадкой. Постепенно раскрывая разные стороны данной проблемы, мы можем узнать правду. Новые доказательства могут качественно изменить картину; в конце концов, исследователь всегда ограничен количеством доступных источников, а они, как известно, имеют тенденцию увеличиваться. Или, возможно, появится их качественно новая интерпретация. Я представляю читателю исследование, посвященное завораживающей истории Сиона и ковчега Завета от времен царя Соломона до начала третьего тысячелетия.