– В конце концов, – рассеянно проговорила герцогиня, – есть вещи совершенно очевидные. Правота и несправедливость, хорошие манеры и незыблемые моральные устои – у всего этого есть четко очерченные границы.

   – То же самое, – отвечал Реджинальд, – можно сказать о Российской империи.

   Реджинальд и герцогиня посмотрели друг на друга с обоюдным недоверием, смягченным, впрочем, некоторым любопытством. По мнению Реджинальда, герцогине предстояло еще многому научиться; в частности, ей не следовало бы выбегать из гостиницы «Карлтон», будто она боится опоздать на автобус. Женщина, равнодушная к тому, какое впечатление производит на окружающих ее выход из гостиницы, может покинуть город до начала ежегодных скачек, а то и умереть в неподходящий момент от какого-нибудь немодного недуга.

   По мнению герцогини, Реджинальд, как того и требовали обстоятельства, не выходил за рамки приличий.

   – Разумеется, – гораздо живее продолжала она, – теперь модно верить в нескончаемые перемены, непостоянство и всякое такое, а также в то, что человек – всего лишь улучшенный вид первобытной обезьяны; и вы, разумеется, сторонник этой теории?

   – Пожалуй, она опередила свое время; многим из тех, кого я знаю, весьма далеко до завершения процесса превращения в человека.

   – А вы, должно быть, еще и закоренелый атеист?

   – О, вовсе нет. Сейчас в моде держаться римско-католического направления и иметь агностические убеждения; в этом случае приобщаешься к средневековой образности, тогда как последствия вполне современны.

   Герцогиня хотела было презрительно фыркнуть, но сдержалась. Она относилась к англиканской церкви с покровительственной симпатией, словно это было нечто такое, что растет в саду.

   – Но существуют ведь и другие вещи, – продолжала она, – и они, полагаю, до некоторой степени священны и для вас. Патриотизм, например, империя, ответственность перед ней, «кровь не вода» и все такое прочее.

   Прежде чем ответить, Реджинальд задумался на пару минут, а лорд Римини меж тем на время завладел вниманием аудитории.

   – Вот чем плоха трагедия, – заметил он, – самого себя не слышно. Разумеется, я принимаю имперскую идею и ответственность перед ней. В конце концов, я бы то же самое сказал, живи я, скажем, на материке. Но в один прекрасный день, когда кончится лето и у нас будет больше времени, вам придется разъяснить мне, в чем же именно суть кровного родства, или как там это называется, которое якобы объединяет французского канадца, умеренного индуса и йоркширца, например.

   – А, ну конечно, – «царить над пальмой и сосной»,– с надеждой на понимание процитировала герцогиня. – Разумеется, нам не следует забывать, что все мы являемся частью великой англосаксонской империи.

   – Которая, в свою очередь, быстро становится пригородом Иерусалима. Согласен, весьма симпатичным пригородом совершенно очаровательного Иерусалима. Но все же пригородом.

   – Как можно говорить о том, что живешь в пригороде, когда известно, что мы распространяем достижения цивилизации по всему миру! Филантропия – полагаю, по-вашему, это всего лишь умиротворяющее заблуждение; и тем не менее даже вы должны признать, что где бы ни случились нужда, несчастье или голод, будь то в далеких или труднодоступных краях, мы тотчас оказываем помощь в самом широком масштабе и в случае надобности распространяем ее в самые далекие уголки земли.

   Герцогиня сделала паузу, предвкушая окончательную победу. То же самое она уже говорила как-то своим гостям, и ее слова были восприняты тогда необычайно тепло.

   – Интересно, – спросил Реджинальд, – а вам никогда не приходилось зимней ночью гулять по набережной?

   – Помилуйте, нет, конечно, дитя мое. А почему вы об этом спрашиваете?

   – Я вовсе не спрашиваю; просто мне интересно. Но даже у вашей филантропии, распространяемой по миру, который живет по законам конкуренции, должны быть статьи расхода и прихода. Воронята поднимают крик, когда хотят есть.

   – И им дают пищу.

   – Именно. А это значит, что кто-то все-таки питается за чужой счет.

   – О, да вас это попросту раздражает. Вы начитались Ницше, и у вас совсем нет представления о нормах нравственности. Могу я спросить – вы вообще какими-нибудь законами в жизни руководствуетесь?

   – Существуют определенные твердые правила, которым человек следует ради собственного благополучия. Например: никогда не будь непочтительно груб по отношению к безобидному седобородому незнакомцу, которого можно повстречать в сосновом бору или в курительной комнате какой-нибудь гостиницы на материке. Вполне может статься,что это король Швеции.

   – Всякого рода ограничения весьма, должно быть, обременительны для вас. Когда я была помоложе, юноши вашего возраста были симпатичны и невинны.

   – Теперь мы только симпатичны. В наши дни ценится узкая специализация. В связи с этим я вспомнил историю про человека, о котором как-то читал в одной священной книге. У него спросили, чего он более всего желает. Но поскольку он не просил ни титулов, ни почестей, ни званий, а только огромного богатства, то и все остальное ему также досталось.

   – В священной книге вы такого прочитать не могли.

   – Еще как мог; к тому же имя этого человека занесено в книгу пэров.