Тесса потерпела полную неудачу в попытке навязать Тео Панайоту хоть какое-то расписание — люди, самолеты, как выяснилось, все его ждут, — и скоро поняла, что обещанных сеансов позирования просто не будет. Находясь в постоянном движении, Тео редко мог уделить ей более десяти минут. Тесса также начала думать, что мобильный телефон пришит к его уху.

— Извини, — говорил он ей, пожимая плечами и мило улыбаясь, — но так я работаю. Бизнес есть бизнес, Тесса. А к концу недели мне надо вернуться в Афины. Если тебе действительно нужно столько времени проводить со мной, то, боюсь, тебе придется перемещаться по миру следом за мной и ловить меня между деловыми встречами.

Это ни в коем случае не было идеальным решением проблемы, но Тесса понимала, что Тео прав. Он не создавал трудности нарочно, у него на самом деле не было времени.

— А как же Оливия? — спросила она. — Я ведь не могу оставить ее одну.

— Бери ее с собой, — ответил Тео, взмахнув рукой. — Нет проблем: места у нас полно. Кроме того, — добавил он, подмигивая, — может быть, она, как и ее отец, захочет заняться гостиничным бизнесом. Для нее это будет хорошей школой, как думаешь?

Вот поэтому на следующее утро Тесса стояла, облокотившись о балюстраду замка Друмлахан, а Тео с непринужденностью человека, имеющего четырнадцать племянников и племянниц, держал Оливию на руках. Он учтиво спросил:

— Скажи мне, Оливия, стоит ли, по твоему мнению, вкладывать капитал в это предприятие? Что ты думаешь на этот счет?

Как и следовало ожидать, Оливия скривилась и заорала. Тесса отметила, с какой быстротой плачущая дочь была ей возвращена. Тео, решила она, нравится общество только тех женщин, которые его обожают.

В этот момент у подножия широкой каменной лестницы снова появился Росс.

— В реке полно лосося, — радостно поведал он. — А на той стороне пасутся олени. Территория здесь просто мечта туристов.

— Но не сантехника, — поморщившись, заметил Тео. — Росс, здесь потребуется очень много сделать. Более того, за работами придется наблюдать. Нам понадобится, чтобы кто-то постоянно находился здесь. Ты можешь кого-нибудь порекомендовать?

— Могу, — ответил Росс, закурил и сощурился от дыма. — Себя.

— Что?! — воскликнула Тесса, которая была так поражена, что выпалила это, даже не успев подумать. Последние полтора часа она провела вместе с Тео и Россом за осмотром замка и прекрасно понимала, сколько нужно вложить труда, чтобы довести здесь все до ума. Территория вокруг, может быть, и замечательна, но сам замок, который до этого находился в частном владении, пришел в ужасное состояние. — Ведь на это уйдет несколько месяцев!

Росс кивнул.

— Думаю, восемь или девять. Может быть, и год, если помешает погода. — Он пожал плечами. — Но нам нужен кто-то, знающий в этом деле толк, а «Мызой» в мое отсутствие будет управлять Макс. По-моему, лучшая кандидатура — я.

Тесса, больше ничего не говоря, отвернулась. Заявление Росса поразило ее, словно удар кувалдой по голове. Она сама была удивлена тому, как сильно ей не хотелось, чтобы все сложилось так. Она уже привыкла, что Росс всегда рядом, и даже не предполагала, что он — по собственной инициативе — захочет удалиться из ее жизни.

«Мой бог, — подумал Росс, увидев выражение лица Тессы в тот момент, когда она отворачивалась, потом он еще отметил, как она гордо расправила плечи. — Ее это действительно задело. Вот так штука. Чудеса, оказывается, бывают…»

— Я же не насовсем тут останусь, — продолжил он, незаметно подмигнув Тео. — Я бы мог иногда прилетать на несколько дней в Бат. Я ведь не хочу, чтобы Оливия забыла, кто я такой.

— Ладно, — тихо промолвила Тесса, не решаясь больше ничего говорить. Ей казалось, что от нее отсекли какую-то часть. Это было очень страшное ощущение, однако оно на многое раскрыло ей глаза. Она явно гораздо сильнее эмоционально привязана к Россу, чем способна в этом признаться, даже самой себе.

…………………………………………..

— Извини, — сказал Ричард. Он побледнел, но говорил решительным тоном. — Я хочу развестись.

Смешно, но первой мыслью Антонии было, что только Ричард может проявить себя таким вежливым, таким педантичным, чтобы извиниться перед тем, как вонзить нож в сердце. Это для него типично.

Второй мыслью было: «Он, должно быть, шутит».

— Дорогой, — произнесла Антония, снисходительно улыбаясь, — ты что, пьян?

Но Ричард только помотал головой.

— Естественно, нет. Послушай, Антония, нам надо взглянуть фактам в лицо. Из нашего брака ничего не получилось. Я не хочу всю оставшуюся жизнь сожалеть о том, что у меня не хватило духа это признать и что-нибудь с этим сделать. Я хочу развестись.

Они сидели за обеденным столом. Ричард так и не притронулся к своей вареной на пару семге с брокколи. Антония увидела, что, набираясь храбрости, чтобы сделать свое заявление, он так и не прикоснулся к еде. Свое же блюдо она почти уже прикончила. «Все очень напоминает эти английские пьесы», — решила она.

— Но, дорогой, — вежливо сказала Антония, накладывая себе еще картошки из горшочка и стараясь не капнуть масла на белоснежную скатерть. — Совершенно не понимаю, зачем. Я считала, что у нас все просто замечательно. Но если у тебя возникали такие мысли, почему ты раньше ничего не говорил?

Естественно, за этим неожиданным бунтом стоит другая женщина. Раньше у него никогда не было романов, так что сейчас Ричард увлечен своими чувствами. Это он испытывает ее.

Постепенно успокаиваясь, Антония долила воды в свой бокал и улыбнулась Ричарду. Сейчас, когда первое потрясение прошло и она оценила ситуацию, Антония поняла, что может с ней справиться. «Чего бедный Ричард явно сделать не в состоянии», — подумала она, чувствуя что-то вроде жалости: ее супруг сильно потел и по-прежнему был белый, как простыня.

— Я это сейчас говорю, — сказал он. — И незачем на меня так смотреть, Антония. Я абсолютно серьезен.

Антония покачала головой, даже не пытаясь скрыть улыбку и наслаждаясь мыслью, что она его раскусила.

— Нет, Ричард. Ты просто сильно увлекся какой-то другой женщиной. Ты всегда вел размеренную жизнь, а сейчас тебя обуревают чувства. Понимаешь, мне ведь все известно о твоем маленьком романчике, — добавила она мягким тоном, — и я понимаю. Такое случается. Но ты совершишь ошибку, если воспримешь его слишком серьезно. Конечно, дорогой, надо веселиться, пока есть возможность. Но развод это такое неинтересное — и такое дорогое — времяпрепровождение, что я бы тебе не советовала этим заниматься. Все закончится слезами, я тебя уверяю. Я так не люблю, — добавила она вдруг со злобой, — когда взрослый мужчина плачет.

Ричард резко встал, почувствовав, что ни минуты больше не может оставаться в этом доме. У него не хватало сил на то, чтобы одолеть острый ум и беспощадный язык Антонии, — он был застигнут врасплох, потому что она, оказывается, знала о Мэтти, — поэтому ему надо было убраться отсюда немедленно.

— Я ухожу, — отрезал он. — Я дам распоряжение своему адвокату немедленно начать бракоразводный процесс. И не волнуйся, Росса я не втяну. Основанием для развода станет нарушение супружеской верности мной.

В этот момент до Антонии наконец дошло, что ситуация и впрямь критическая, и у нее от страха заурчало в животе. Ричард, конечно, не супермен, но стабильность, которая была ей так нужна в жизни, зависела от него. Он был ее долготерпеливый, всепрощающий папочка, который закрывал глаза на ее аморальное поведение и подставлял жене страховочную сеть, без чего она не смогла бы наслаждаться жизнью как следует. Без него она просто пропадет, зачахнет в одиночестве.

— Ричард, прости. — Горько сожалея о своем легкомыслии, Антония побежала за ним наверх по лестнице и попыталась ухватить мужа за рукав. Он выдернул руку, и тревога Антонии возросла. Ричард не шутит. Он и вправду хочет порвать с ней.

— Дорогой, мне не следовало так говорить, — начала она, — я знаю, я была стервой, но я тебя люблю. Ты же не можешь просто взять и…

— Всё так, — коротко ответил он, открыл двери гардероба и стал швырять рубашки, костюмы и свитеры на кровать с совершенно не свойственным для него безразличием. — И я могу просто взять и уйти. И я ухожу. Я хочу уйти.

Вещи были быстро засунуты в два чемодана, и Ричард уже тащил их к лестнице. Антония, посмотрев на опустевший шкаф — Ричард даже не закрыл дверцы, — поняла вдруг, что не знает, что ей делать дальше. Легкое снисхождение не помогло. Задобрить мужа запоздалыми извинениями тоже не удалось. Ричард уходил от нее — действительно уходил, — и она просто не знала, как его остановить.

Антония все еще сидела на краю кровати и вдруг услышала, как хлопнула входная дверь. От этого звука в ней вскипела злоба, и она вскочила на ноги. Подбежав к открытому окну спальни, Антония остановилась, чувствуя, как злоба приближается к точке взрыва.

Ричард, загружавший чемоданы в багажник, даже не оглянулся.

— Да ты скотина, козел гребаный! — заорала она, упершись в подоконник. — Ты будешь жалеть об этом до конца своей жалкой жизни! Я устрою так, что ты пожалеешь, что вообще родился!

По-прежнему не обращая на нее внимания, Ричард захлопнул багажник и поправил очки. Вспотел он так сильно, что очки соскользнули с переносицы. Медленным, размеренным шагом он подошел к дверце со стороны водителя.

— Я тебе отомщу, — верещала его жена сверху. — Я этот дом сожгу… я у тебя последний пенни отсужу… я такое устрою, что ты даже не поймешь, что с тобой произошло!

Ричард по-прежнему не оглядывался. Схватив первый попавшийся тяжелый предмет, стеклянное пресс-папье, Антония что есть сил швырнула его вниз, надеясь, что оно разобьет лобовое стекло и Ричард ринется назад в дом. Она не даст ему уйти… он должен остаться и драться… за нее…

Но пресс-папье блеснуло на солнце, упало на крышу автомобиля и отскочило, оставив на металле небольшую вмятину, затем осыпалось осколками на капот. Ричард, который вел себя так, словно ничего не произошло, включил зажигание и передачу. Затем, даже не взглянув в сторону Антонии, газанул и поехал от дома прочь.

Далеко он, однако, не уехал. Напряжение тяжело на него подействовало: ладони были холодные и мокрые, и ядовитые слова Антонии все не выходили у него из головы, терзали его совесть и в то же время вызывали дрожь облегчения. Ему было жарко и холодно одновременно, и дышал он отрывисто и часто.

Когда грудь стало давить сильнее, так что напряглись мышцы плеч, Ричард понял, что у него что-то вроде запоздалого шока. Дышать становилось труднее: надо свернуть с дороги и отдохнуть несколько минут, успокоиться и прийти в себя перед тем, как встретиться с Мэтти. Вместе с тем ему не терпелось рассказать ей, что он действительно сделал так, как собирался, — навсегда ушел от Антонии.

Но надо остановить машину, пока он не попал в аварию. Увидев впереди на краю склона придорожную стоянку, Ричард заставил свои сопротивляющиеся мышцы произвести необходимые действия: он посигналил, переключил передачу и повернул руль налево. Боже, как это трудно… но, по крайней мере, машина теперь стоит. Остается только восстановить дыхание и подождать, пока не отпустит боль в груди. Если откинуть кресло, то тогда можно будет вытянуться, и он почувствует себя лучше.

И вдруг боль усилилась, как будто резанули ножом, и тогда Ричард понял, что это совсем не стресс. Происходит что-то очень серьезное. Боль стрельнула в левую руку, тело охватил озноб, хотя он был весь мокрый от пота, и звук концерта Рахманинова в колонках поплыл, заглушаемый звоном в ушах. Ричард скорчил гримасу от нового приступа боли и понял, что ему надо выбраться из автомобиля, привлечь к себе внимание, позвать на помощь… но у него на это уже не было сил. Злобные слова Антонии смешались в голове с музыкой Рахманинова, и хотя глаза Ричарда были закрыты, он явственно увидел Мэтти, милую Мэтти в розовом платье, которая улыбается ему и говорит, что ничего страшного, это всего лишь дырочка от сигареты и не стоит волноваться…

…………………………………………..

Антония, рассмотрев свое лицо в зеркале, с гордостью и облегчением отметила, что слезы не оставили никаких следов. Плакать она не любила, так что ее слезы лились всего несколько минут — как раз столько, чтобы поупражнять свою злобу и отчаяние. Ричард большего и не заслуживал.

И теперь, когда она чувствовала себя лучше, увидев, что глаза ее совсем не покраснели и не опухли, она могла улыбнуться своему отражению и начать составлять план мести. Антония решила, что если она действительно хочет уязвить Ричарда, задев его самое больное место, и одновременно порадовать себя, то лучше всего развлечься с кредитными карточками. Сколько, интересно, можно купить безбожно дорогих платьев на милую старую «Американ-Экспресс»?