К шести тридцати стало ясно, что выставка будет иметь огромный успех. Атмосфера в зале, до отказа набитом посетителями, была оживленная, и импровизированная смена места проведения выставки только добавила дополнительный градус к общему возбуждению. Тесса видела, что назревает настоящая веселая вечеринка. Она искренне радовалась, когда слышала, как хвалят ее картины, и радость ее возросла еще больше, когда она поняла, что хвалят их всерьез. Картины ее уже вовсю покупались как профессиональными скупщиками, так и частными коллекционерами, которых не смущали цены, установленные Россом и Маркусом Девенишем. Самой же Тессе цены эти казались просто запредельными.

— Ты этого стоишь, — уже в десятый раз за вечер втолковывал ей Росс, когда она впадала в панику, боясь, что картины останутся не раскупленными. — Тесса, все убеждены, что так и надо, и поверь, цены не такие уж высокие, это плата за твой тяжелый труд и награда за талант, не говоря уже о том, — закончил он, похотливо подмигнув ей, — что сюда заложены и мои комиссионные.

И, к огромному облегчению Тессы, страхи ее действительно оказались безосновательными. В зале тут и там на рамах картин появлялись красные таблички с надписью «Продано», и к ней все время подбегала Холли, чтобы пересказать какую-нибудь скандальную сплетню или с гордым видом поведать о том, кто что купил.

— Ну, что, теперь ты счастлива? — спросил Росс, опираясь на свою черную тросточку и весело глядя на Тессу. В своем темном костюме, с почти черными волосами, он был так красив, что у Тессы перехватило дыхание. Невозможно было даже представить, что он мог остаться инвалидом на всю жизнь, оказался бы заключенным в этом бесконечно совершенном, но неподвижном теле. Она была так счастлива… они были так счастливы…

— Очень счастлива, — призналась Тесса, обняв Росса за талию, — хотя, конечно, это может быть из-за шампанского.

— А может быть, из-за того, что эти торговцы с Бонд-стрит, которые стоят вон там, называют тебя новым талантом, — проговорил он, так как только что бессовестно подслушал их разговор. — Ну, давай, новый талант, поцелуй меня.

Когда теплые губы Росса коснулись ее губ, вокруг засверкали вспышки фотоаппаратов, и этот интимный момент был запечатлен для потомства, а также для утренних газет. Представители прессы, явившиеся сюда в огромном количестве, нюхом чуяли сенсацию, знали, где ее найти.

— Как жаль, что так произошло с Друмлаханом, — прошептала Тесса, касаясь губами мочки уха Росса, — замок продали с молотка на прошлой неделе какому-то лондонскому консорциуму.

Росс склонил голову набок и искоса посмотрел на нее, на лице его было самое невинное выражение.

— Хм, ну, ничего, — загадочным тоном произнес он, — будут и другие замки.

Тесса, однако, не могла оставить эту тему.

— Скажи, — произнесла она медленно, как бы сомневаясь, задавать или нет свой вопрос, — ты бы и правда остался в Шотландии, чтобы наблюдать за работами?

Росс не мог удержаться, он разразился хохотом. «Это, — подумал он радостно, — не давало ей покоя несколько недель».

— Конечно нет, милая. Для такой работы нанимают людей. Я так сказал, просто чтобы посмотреть, как ты отреагируешь. — Затем, пока она не успела ответить какой-нибудь колкостью, он ее снова поцеловал, очень пылко.

— На нас же смотрят, — сказала Тесса, отстраняясь от него и пытаясь вернуться в русло соблюдаемых в обществе приличий. Она раскраснелась и приглаживала свои волосы. — А где Оливия?

— Последний раз я ее видел с Эдамом, и она размахивала красной биркой, я думаю, что ее продали.

«Ага, значит, Эдам здесь», — подумала Тесса и улыбнулась в душе, надеясь, что судьба вмешается и расставит все на свои места. Холли была здесь и производила впечатление одинокой девушки, у которой нет никаких забот, но которой кто-то нужен. А Эдам все-таки очень приятный человек.

В это мгновение чья-то загорелая рука обвила талию Тессы, и на ухо искусительным голосом зашептали: «Ну, так каково это — чувствовать себя знаменитой?»

Тесса резко обернулась, не обращая внимания на выражение лица Росса, и расцеловала Доминика в обе щеки.

— Я думала, ты не приедешь.

— Разве я такое пропущу? — спросил он, обведя жестом зал. — Разве могу я сказать: «А, черт с этим, как я доберусь из Корнуолла до Бата, если у меня нет денег даже на автобус». Кроме того, — продолжал он сценическим шепотом, — со мной сейчас моя очередная будущая жена, она довезла меня сюда на своем «лотусе». Она, кроме того, что красива, еще и…

Росс, который продолжал относиться к Доминику с недоверием, отошел в сторону. Тогда Доминик обнял Тессу за талию покрепче.

— Ну как, ты правда счастлива?

Помня о том, что волосы ее уже выбились из-под гребешков, Тесса сдержанно кивнула и еще раз обняла Доминика.

— Счастлива, — заверила она его. Временные беспокойства, которые иногда возникали у нее… Антония… тревога, что она может не удержать Росса… его многочисленные предыдущие женщины… все это сейчас не имело значения. — Счастлива, — повторила Тесса. — Никогда не подозревала, что можно быть такой счастливой, но только боюсь, не слишком ли я самодовольна.

Чувствуя, что Росс по-прежнему наблюдает за ними издали, и думая, что на самом деле ему не в чем их упрекнуть, Доминик посмотрел на Тессу взглядом, полным обожания.

— Ну, если ты уверена, дорогая, что ты действительно счастлива, а не изображаешь счастье из благодарности, тогда все нормально. Никто не заслуживает быть счастливым больше, чем ты.

…………………………………………..

Эдам передал Оливию Холли и пожалел, что не может взять на руки и ее. Вид у Холли был слегка усталый, в глазах застыло напряжение, но в остальном выглядела она просто замечательно в своем платье из тафты, розовом, цвета жвачки, с фиолетовыми вкраплениями. Будучи человеком наблюдательным, Эдам заметил, как старательно Холли держится подальше от Макса, и это очень сильно его приободрило. Но он также понимал, что, ухаживая за ней, должен вести себя осторожно: прежние попытки завоевать ее, действуя как бульдозер, оказались совершенно неудачными. И сейчас было очевидно, что девушке нужнее не целый воз комплиментов, а сочувствие.

— Милая, у тебя такой усталый вид, что мне кажется, тебе будет полезно проспать, как минимум, неделю, — сказал Эдам, подводя Холли к креслу и беря два бокала шампанского с подноса проходившей мимо официантки. — Ты так много работала.

Холли, которая была рада, что подвернулся случай посидеть, ловко высвободила свой бокал из ручек Оливии и уныло улыбнулась Эдаму.

— Ты хочешь сказать, что я плохо выгляжу?

— Ну, не будь глупой, ты же заметила, что твой портрет продан. — Эдам кивнул в ту сторону, где висела картина, этот необычный, в ярких тонах портрет Холли с длинными рыжими золотистыми кудрями, подвязанными изумрудным платком, где она сидит на полу, поглощенная тем, что красит ногти на ногах.

— Правда? А кто его купил? — В ней вдруг взметнулась надежда, может быть, это сделал Макс.

— Я купил.

«Да, это не очень ее воодушевило», — подумал Эдам, увидев в удивительных серых глазах разочарование.

— Интересно, зачем?

Он пожал плечами и сказал просто:

— Мне нравится на тебя смотреть.

Холли, которая была не в состоянии удержаться, оглядела зал в поисках Макса, вон он, смеется, стоя рядом с Каролин Ньюман, и явно получает удовольствие от ее близости. Было очевидно, что чувство утраты испытывает только Холли. Макс же, не тратя времени даром, ищет ей замену. И мысль о том, что ей придется наблюдать за этой процедурой, как и за всеми последующими процедурами, — становилась все более непереносимой.

Эдам, для которого ее молчаливое горе было так же невыносимо, не мог больше молчать.

— Милая, да он относится к тебе, как к грязи. Он тебя недостоин. Ты должна уйти, ты же не можешь видеть его день изо дня в день и мучить себя без всяких причин.

— Еще как могу, — машинально ответила Холли, но тут же глаза ее заблестели от слез. — Мне нравится тут работать.

— Тебе может понравиться работать и где-нибудь в другом месте, вдали от Макса Монагана, — сказал Эдам прямо. — Каждый раз, когда ты его видишь, это тебе причиняет боль. Если ты хочешь поскорее забыть его, тебе нужно порвать с ним полностью.

Несколько последних бессонных ночей Холли твердила себе то же самое. Резко порвать отношения — это жестоко, болезненно, но очень эффективно; именно это она и должна сделать. Но, как оказалось, чтобы окончательно расстаться с Максом, требуется намного больше храбрости, намного больше, чем она думала и чем у нее не было. Холли все-таки не суперженщина. Она просто Холли, известная своими яркими одеждами, большой грудью и неумением разбираться в мужчинах.

Холли поцеловала темную головку Оливии, не имея сил посмотреть Эдаму в глаза.

— Я знаю, что должна это сделать, но я никак не могу решиться.

— Нет, можешь, — сказал он настойчиво. — Послушай, я только что купил ресторан в Альгарве, ты бы могла там работать, заведовать баром. Я серьезно, Холли, это прекрасная возможность. Ты будешь в своей стихии…

Мысль была настолько нелепой, что Холли громко рассмеялась.

— Но я не смогу заведовать баром в Португалии.

— А почему?

На несколько секунд она снова стала прежней Холли. Похлопав Эдама по руке и склонившись вперед, чтобы шепнуть ему на ухо, она медленно произнесла:

— Потому что, дурачок, я не говорю по-португальски.

…………………………………………..

— Если это не мое дело, так и скажи, — проговорил Росс, — но я не мог не заметить вчера, что со времени прошлой нашей встречи ты пополнела. Я спросил об этом Грейс, и она мне сказала, что ты ждешь ребенка.

В ответном взгляде Мэтти сквозила грусть. Последний раз она была в «Мызе» в тот вечер, когда встретила Ричарда. И сегодня, когда она шла к отелю по залитой светом дорожке, на нее нахлынули воспоминания. Мэтти так и не смогла выкинуть то розовое платье с прожженной сигаретой дыркой на рукаве.

— Я также спросил ее, от кого, — сказал Росс мягко.

Мэтти внимательно посмотрела на него.

— И Грейс сказала?

— Но я же ее отец, естественно, она мне сказала. Мэтти, я не очень горжусь своим прошлым романом с Антонией. Ричард был хорошим человеком. Я просто не представляю, каково было тебе, когда ты услышала, что он умер… и сейчас, хотя в этом нет твоей вины, ты оказалась в той же ситуации снова.

— Ну, не совсем в той же ситуации, — спокойно заметила ему Мэтти, глядя через его плечо на выполненный углем портрет Оливии. — Я знаю, что Ричард меня любил. Иногда, когда я думаю об этом, я переживаю еще больше, но все-таки чаще это, наоборот, меня утешает.

— Вместе вам было бы очень хорошо, — сказал Росс, понимая, что это действительно так. Мэтти обладала достоинством, излучала тепло и была способна на истинное сострадание. Она совсем была непохожа на Антонию, ничем и ни в чем.

— Послушай, меня не было рядом, чтобы помочь, когда родилась Грейс, и я понимаю, что я опоздал на восемнадцать лет. Но я буду очень благодарен, если ты позволишь мне помочь тебе на этот раз. Пожалуйста, не возражай, я связался со своими адвокатами, и кое-что мы устроили. Тебе не придется беспокоиться о своем финансовом положении.

Мэтти нахмурилась.

— Я не нуждаюсь в благотворительности…

— Это не благотворительность, — строго перебил ее Росс, — это оплата долга, который уже давно пора было вернуть. Кроме того, — добавил он более веселым тоном, — это может обойтись недешево — вырастить умного молодого счетовода. К трем годам он будет кричать, требуя новые батарейки к своему калькулятору, а на день рождения в четыре года уже попросит компьютер.

— Да, — сказала Мэтти, улыбаясь, — вполне возможно.

…………………………………………..

Воспользовавшись тем, что Мэтти и Росс были заняты, Грейс робко подошла к Тессе.

— Привет.

— Грейс! Я так рада, что ты смогла прийти, — подтвердив свои слова объятием, Тесса затем сделала шаг назад. Взглядом художника, да еще при такой хорошей подсветке сзади, она могла разглядеть сходство между отцом и дочерью, которое Росс был не в состоянии заметить. Конечно, общий тон был совершенно другим, но четкий контур лица и эти рельефные скулы совершенно одинаковы, и — хотя это была уже не физическая характеристика — их целеустремленность, упорство в достижении того, чего они хотят, тоже было явно их общей чертой.

— Как странно снова находиться здесь, — промолвила Грейс, не зная, что сказать. — Мне все время кажется, что я должна убирать посуду со столиков.

— Наслаждайся. Я, например, наслаждаюсь. И, кроме того, Грейс, — сказала Тесса, немного понизив голос, — я хочу, чтобы ты знала, как я счастлива, что вы с Россом между собой разобрались. Я была поражена, когда он вчера рассказал мне, но я уже начинаю привыкать к этой мысли. Как там между вами обстоят дела?

— Ну, думаю, не совсем плохо. — Грейс пожала плечами, затем улыбнулась. — Если учесть, что мне надо отучиться называть его «мистер Монаган».

— Да, это будет трудно, — посочувствовала Тесса, пытаясь приободрить ее, — вам обоим. Росс еще толком не успел свыкнуться с мыслью, что он отец Оливии, а теперь вдруг у него обнаружилась и взрослая дочь. Дай ему время. Не ожидай слишком многого слишком скоро, вот и все.

— Я и не ожидаю, — просто ответила Грейс, — я понимаю, что ему нелегко, но я просто счастлива, что он теперь все знает.

…………………………………………..

— Несколько слов для прессы? — попросила одна из журналисток с зазывной улыбкой. Макс Монаган был еще лучше в жизни, чем по телевизору, когда он выступал, рекламируя свою очередную книгу. Эта мрачная красота вкупе с таким явным высокомерием действовали просто безотказно и делали Макса неотразимым. — Что на самом деле происходит между вами и Франсин Лалонд? Вы ездили в Швейцарию, чтобы встретиться с ней? Какие у вас планы на будущее?

Краем глаза Макс заметил Холли, которая была увлечена разговором с Домиником, ее яркие волосы были окружены светящимся ореолом от света, падающего на нее сзади из дверного проема. Максу даже показалось, что он чувствует запах ее духов. Он снова повернулся к журналистке.

— Я написал сценарий фильма. Франсин его читает. Я ожидаю, что она приедет сюда через несколько недель… но пока скажем только, что мы хорошие Друзья.

— Как скучно, — надула губки журналистка и протянула бокал, чтобы его снова наполнили. — Ну, давайте, Макс, выкладывайте. Со мной вы можете быть нескромным. Вы собираетесь пожениться?

Макс пил уже с двух часов, так как, сделав на компьютере пятьсот рекламных листовок для Тессы, ощущал сильную жажду. Он прекрасно понимал, что находится на грани того, чтобы быть нескромным. «Хотя, — подумал он, — какая, собственно, разница». Он любит Франсин, а Франсин любит его, она ведь ему так и сказала, когда он звонил ей несколько дней назад. С легкой улыбкой он ответил журналистке:

— Ну, я бы не исключал такой возможности…

…………………………………………..

— Что со мной? — переспросила Холли, не зная, смеяться ей или плакать. — Да ничего особенного. Я люблю Макса, который относится ко мне, как к чему-то, что прилипло к подметке ботинка. По его мнению, я всего лишь одна из тех, с кем разок переспал и даже имя помнить не надо. Я сказала ему, что не хочу его больше видеть, а ему просто пришлось изобразить разочарование. Думаю, я больше не смогу здесь работать на него, и мне уже предложили работу за границей. Но, похоже, я не решусь и на это, потому что тогда я больше не увижу Макса. А если не считать этого, — закончила она устало, — то я в полном порядке.

Доминик почти не встречался с Холли с той самой ночи, которую они провели вместе в ее квартире, а когда они случайно сталкивались в домике Тессы после этого, в отношениях между ними всегда чувствовалась напряженность, если не сказать больше, так как с неудачей в половой жизни они оба столкнулись впервые. Доминик вспомнил о том унизительном положении, в которое попал. Холли пришла к заключению, что по привлекательности ее можно сравнить с садовым слизняком, в результате получилась самая несчастная ночь. Холли настаивала, что во всем виновата она, но это была их взаимная неудача, которая оставалось их общей тайной, мрачной и постыдной. Во всяком случае, Доминик очень надеялся, что все это останется тайной. Если только Холли посмеет открыть рот, он просто не будет с ней больше разговаривать. Но сейчас ее минорное настроение и ее несчастный вид скрадывали ту неловкость, которая была между ними, так что Доминик даже сочувствовал Холли.

— Ну, ему явно нравилось твое тело, — сказал он, криво ухмыльнувшись, — хотя бы это должно тебя утешать.

— От этого только хуже, — заявила с несчастным видом Холли. — Макса интересовал только секс, когда он бывал у меня. Я чувствовала себя так, словно я — резиновая женщина. Это было ужасно.

— Ну, тогда уходи.

— Я не хочу уходить.

— Ну, в таком случае, — сказал Доминик, начиная слегка раздражаться, — оставайся.

— Как я могу оставаться, — проныла Холли, вылив белое вино на рукав джинсовой рубашки Доминика, — он же меня не любит. Это еще хуже.

…………………………………………..

Холли совершенно затолкали, пока она пробиралась через душный, забитый народом зал. Макс сейчас разговаривал с Сильви и Колином, а Каролин Ньюмен по-прежнему крутилась возле него. Наконец Холли открыла двери, которые вели на террасу, и вышла наружу. Холодный ночной воздух обдул ее горячие щеки. Залитые ярким светом лужайки, которые уходили вниз и терялись дальше в темноте, напомнили ей о том, что она собирается сделать широкий шаг в неизвестность.

Через несколько секунд к ней уже присоединились Тесса и Эдам, который, предусмотрительно прихватив с собой бутылку, наполнил для них бокалы.

— Ну, мне, пожалуй, хватит, — сказала Тесса, — если я напьюсь, то могу сказать Максу, что я о нем думаю.

— Постыдись, — пошутил Эдам. — Он же только что простит тебя за то, что ты изобразила его на той картине, которую писала для Росса.

«Вечеринка» была единственной картиной на выставке, не предназначавшейся для продажи. Картина по-прежнему привлекала очень много внимания покупателей, критиков и простых любителей живописи. Если бы Росс хотел, он мог бы продать ее уже двадцать раз. Гесса не стремилась замыкаться в каком-то стереотипе, но тем не менее понимала, что именно такой стиль людям очень нравится. Охотнее всего они приобретали картины вроде «Вечеринки». «И сам того не желая, — подумала Тесса с грустной улыбкой, — Росс снова предопределил мое будущее».

— А, это неважно, — сказала Холли, осторожно примостившись на краешке стола и почувствовав, как холодный металл врезался в бедро. — Эдам, а в это время года в Альгарве тепло?

В темноте он не видел ее лица и, стараясь не переусердствовать, просто ответил:

— Да.

— А португальский выучить не очень трудно?

— Нетрудно. — Во всяком случае, Эдам так полагал. Какая разница, трудно это или нет. Если Холли поедет с ним в Португалию, то остальное уже неважно, но на всякий случай он соврал: — Конечно, нетрудно, это самый легкий язык в мире.

— Хм. — Холли сделала паузу и отпила из своего бокала. — Ну, в таком случае я, наверное, смогу его кое-как выучить.

— Ты едешь в Веламуру? — воскликнула Тесса, которая была явно аи fait в этой ситуации. «Черт, — подумала Холли. — Может быть, мне лучше подумать о работе во Франции?»

— Ну, если Эдам действительно не возражает, — сказала она, чувствуя непривычную для себя робость.

«Возражает?» — Эдам ненадолго задумался над словами Холли, покачал головой и улыбнулся в темноте. Может быть, наконец, когда Макс уберется с пути, у него появится возможность склонить ее на свою сторону, завоевать ее любовь и доверие.

— Ну, думаю, я смогу вынести твое общество.

Тесса обняла Холли.

— Ты поступаешь правильно, — заверила она подругу. — Но я буду ужасно скучать. Так когда ты уезжаешь?

Холли, опьяненная тем, что приняла наконец это судьбоносное решение, сказала:

— Завтра. — Затем помолчала и прикусила губу. — Ну, завтра было бы хорошо, но я полагаю, что мне надо отработать по договору две недели.

В дверях появилась Грейс с утомленной Оливией на руках. У Грейс и Тессы одновременно возникла одна и та же мысль, но озвучить ее первой Грейс не смела.

Тесса сумела, однако, сразу найти тактичный выход.

— Ну, поговорим с Россом, — сказала она, взяла раскапризничавшуюся дочку из рук Грейс и обменялась с ней заговорщицкой улыбкой. — Думаю, кое-что можно сделать.