– А я думал, что актриса у нас Максин. – Они подошли к аттракциону «выиграй золотую рыбку», где Джош и Элла увлеченно забрасывали резиновых лягушек в листья лилий. – Если будешь продолжать в том же духе, вполне можешь стать звездой туалетной рекламы.

Дженни усмехнулась. У Александра было непередаваемое выражение лица. Жаль, Гаю не удалось заснять его на пленку.

– Ты первый начал.

– Не мог сдержаться. Боже, что он тебе говорил! Неудивительно, что ты не доверяешь мужчинам. – Он покачал головой. – Должен сказать, у тебя очень странные знакомые.

Хорошо хоть он не знает, как она познакомилась с Александром, порадовалась Дженни. Один раз он подловил ее на этом, и хватит.

– Мои чертовы лягушки все время падают в воду! – пожаловалась Элла, не подозревая, что Гай стоит позади нее.

Он похлопал ее по плечу.

– Ой, прости, пап. – Она одарила его ангельской улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов.

– Ну и хорошо. – Гай подмигнул Дженни. – Нам все равно не нужна чертова золотая рыбка.

– У меня ноют ноги, – пожаловалась Дженни, когда они шли к машине двумя часами позже.

Джош и Элла, нагруженные воздушными шарами, меховыми игрушками и огромным надувным кальмаром, убежали вперед. Элла старалась не отставать от брата, хотя щупальца кальмара совершенно перепутались с ее ногами.

– А у меня ноет бумажник, – ответил ей горестным взглядом Гай. – Я банкрот. И все только потому, что моя дочь влюбилась в кальмара.

– А тебе, значит, не хотелось его выиграть? Мне показалось, тебе очень понравилось бросать эти кольца.

– Понравилось бы еще больше, если бы столбики не торчали во все стороны. Пятнадцать фунтов за кальмара, – простонал он. – А завтра мне будет не разогнуться.

– Прекрати ныть. Ты отлично провел время.

– Ну хорошо, может, и так. – Он сверкнул зубами. В следующую секунду он схватил ее за руку и дернул в сторону, так неожиданно, что она едва не потеряла туфлю.

– Что?..

– Прости, на тротуаре было собачье дерьмо, – романтично сказал Гай. – Ты чуть в него не наступила.

– Мой герой, – прощебетала Дженни, потому что он помог ей обрести равновесие, но руку не отпускал. Высвобождаться было бы глупо – в конце концов, это не самый романтический поступок десятилетия, – но в то же время ее волновало, что подумают Джош и Элла, если обернутся. Зачем, смущенно подумала она, он делает это? Почему ничего не говорит? И почему не отпускает руку?

Гай был погружен в раздумья. Обычно его трудно было сбить с толку, но сейчас с ним что-то происходило – что-то неожиданное, – и это требовалось обдумать.

Камнем преткновения, понял он, было печальное прошлое Дженни. После того что с ней произошло, ей меньше всего нужно заводить отношения, которые причинят еще больше боли. Если не уверен в себе, лучше не начинать, думал Гай. Ведь он сам говорил ей несколько дней назад, что все его связи заканчиваются слезами, как он ни стремится этого избежать. И, видимо, виноват всегда он. А страдают всегда другие.

Но теперь Гай сообразил, что обманывает сам себя. Всю прошлую неделю он твердил себе, какая Дженни замечательная няня. А на самом деле, понял он, замечательной была она сама.

Однако самое большое ее преимущество было и самой большой помехой, и эта ситуация была ему незнакома. Дженни не флиртовала, и он не знал, ее натура тому причиной или просто он сам не вызывает у нее такого желания. До сих пор их отношения оставались сугубо платоническими. За эти месяцы, хоть и случалось всякое, они определенно подружились. Но он не знал, как на самом деле к нему относится Дженни.

А знать это неожиданно стало очень важно. Ему не давала покоя мысль, что она может не разделять его чувства. С такой проблемой он ни разу не сталкивался: он хотел нравиться Дженни, но как, ради всего святого, он узнает правду?

Гай запоздало сообразил, что по-прежнему держит ее за руку. Теперь он почувствовал себя полным дураком. Держать и дальше, посмотреть, не будет ли она против? Или отпустить как ни в чем не бывало? Такие дилеммы скорей должны ставить в тупик подростков.

На помощь пришла его дочь. Элла, пытаясь выпутать ноги из щупалец кальмара, споткнулась о край тротуара и свалилась, громко взвизгнув, прямо в канаву.

Она испугалась, но не поранилась. Поставив девочку на ноги и вытаскивая сухие листья из ее волос, Гай вспомнил тот день, несколько лет назад, когда повстречал Вероник. Она тоже не флиртовала с ним, подумал он; она оставалась самой собой и предоставила все решать ему. А он влюбился в нее так быстро, так легко, и никогда бы не подумал, что ему придется столько ждать, когда это случится снова. Но оказалось, встретить новую любовь совсем не просто.

– Ничего не случилось, – сказала Дженни, нежно стирая одинокую слезу со щеки Эллы. – Нигде не больно, правда, солнышко? Кальмар смягчил удар.

– Он шипит. – Элла перестала плакать и прислушалась. – Слышите?

– Это потому что он герой, – серьезно сказала Дженни. – Он проколол щупальце, когда спасал тебя. Не волнуйся, дома мы заклеим его пластырем.

Когда они добрались до машины, Гай принял решение. Он не хотел испытывать судьбу, пока Дженни присматривает за детьми. Но в воскресенье вернется Максин, и у него появится прекрасный повод пригласить Дженни на ужин в субботу вечером: он же должен поблагодарить ее за поддержку. Это значит, у него есть в запасе два дня, чтобы сочинить речь…

На главной улице движение было ограничено, и он свернул налево, на дорогу, ведущую за город мимо магазина Дженни. Он поведет ее в особенное место, решил он; может, в этот новый ресторан, о котором столько говорят. Интересно, марочное шампанское удивит или напугает ее? Ехать на машине или лучше заказать такси? А если предложить ей слетать в Париж, не подумает ли она, что он выпендривается? Не будет ли слишком…

– Стой! – закричала Дженни. – Боже, останови машину!

Он настолько погрузился в свои мысли, что ее слова не сразу дошли до его сознания. Гай ударил по тормозам и с визгом остановил машину. Дженни, побледнев, смотрела на темный магазин. Гай проследил за ее взглядом; что-то, очевидно, было не так, но он не понимал, что. Окна целы, дверь заперта, дом не объят пламенем…

– Что случилось?

Он протянул руку, но Дженни уже отстегивала ремень безопасности, не в состоянии вымолвить ни слова. Когда она взялась за ручку двери, он заметил, что руки ее трясутся.

– Дженни, что произошло? – резко спросил он. Джош и Элла тянули шеи с заднего сиденья, стараясь разглядеть, что ее так разволновало.

– Это болгарин? – взволнованно спросил Джош. Он различил одинокую фигуру, сидящую на крыльце под запертой дверью, но болгары, подозревал он, обычно не присаживаются передохнуть.

– Это не болгарин, – сипло ответила Дженни. Ручка двери никак не хотела сдаваться. – Ты не откроешь мне дверь?

– Кто это? – спросил Гай, хотя уже знал ответ.

– Мой муж. Алан. Это… мой муж.

Она явно была в глубоком шоке. Гай колебался, не зная, что делать. Он сомневался, что Дженни в состоянии стоять, не говоря уже о том, чтобы перейти через дорогу.

Еще он почувствовал непреодолимое желание самому перейти через дорогу и стереть Алана Синклера в порошок. Потому что он не умер, даже не думал умирать, а значит, не имел права на два года превратить жизнь Дженни в ад, при этом оставаясь в живых.

– Может, тебе лучше подождать здесь? – сказал он ей, словно ребенку. – Посиди в машине, а я с ним поговорю.

Но Дженни посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Что?

Джош и Элла на заднем сиденье слушали в гробовом молчании.

– Я сказал, посиди в…

– Я слышала, – ответила она сквозь зубы. – Я просто не могла поверить, что тебе придет в голову такое. Если бы ты увидел свою жену, Гай, что бы ты сделал? Ждал в машине, пока я переговорю с ней?

Это был удар ниже пояса, но Дженни даже не успела сообразить, что говорит.

– Вероник умерла, – прошептал Гай. – А твой муж жив.

– Конечно, он жив, – яростно крикнула Дженни. – Вот почему я хочу увидеть его, ты, тупой ублюдок, но ни черта не могу, потому что ты не хочешь открыть чертов замок чертовой двери!

Он нажал на кнопку.

– Пожалуйста. Дженни, я только прошу тебя, будь осторожна. Спроси себя, почему он ушел и почему решил вернуться.

Но было поздно. Она уже выскочила из машины.

– Папа! – завопила Элла, когда он завел мотор. – Это же так интересно! Давай останемся и посмотрим!

– Нет. – По лицу Гая невозможно было понять, что он чувствует. – Нельзя.