Треффэ находился в полубессознательном состоянии. Один из офицеров полиции продолжал механически его пинать. Другой обыскивал квартиру. Сидя в кресле отца Треффэ, Гоемон с раздражением смотрел на своего пленника, лежавшего на полу и больше не реагировавшего на удары. Он встал и прошел на кухню, где его подчиненный заканчивал общий осмотр квартиры.
– Он ничего не сказал? – спросил подчиненный.
Гоемон покачал головой.
– Надо попытаться вырвать ему яйца.
– Это уже пытка, – сказал Гоемон. – У нас пытка запрещена законом. Однако попробуем, если он будет продолжать упрямиться. Вы что-нибудь нашли?
Офицер полиции кивнул и разложил на кухонном столе некоторые предметы. Набитую свинцом дубинку. Десяток совершенно новых чековых книжек на разные имена. Записную книжку.
– Чековые книжки краденые, – сказал он.
– Этого мало.
– Держу пари, что они украдены "Левыми пролетариями" во время ограбления Народного банка в мае семидесятого.
– Я за это не поручусь, – сказал Гоемон, – но возможно, что вы и правы. Нам это мало что дает. Лучше посмотрим записную книжку.
Книжка была пустая, но в самом конце ее был список адресатов. Комиссар с интересом изучил его и обнаружил адреса Андре Эполара и Буэнвентура Диаза.
– Позвони в полицию, – сказал Гоемон. – Пусть проверят все адреса из этого списка и людей, которые там живут. Под благовидным предлогом.
– Благовидный предлог среди ночи! – воскликнул офицер полиции.
– Пусть найдут.
– А что делать с адресами из провинции?
– Пусть все проверят. Провинция может подождать до завтрашнего утра. Я сам улажу это в министерстве.
– Хорошо.
Офицер полиции пошел в прихожую звонить. Гоемон вернулся в салон. Он не ужинал и чувствовал себя усталым. Треффэ по-прежнему лежал на полу. Другой офицер полиции снял свой пиджак и курил сигарету.
– Ты подумал? – спросил Гоемон Треффэ.
– Я положил на тебя... мразь, – прошептал Треффэ.
Офицер полиции лениво пнул его ногой.
– Ты что, не понимаешь, что мы их возьмем в любом случае? Тем более что Диаза и Эполара мы уже взяли. Но ты мог бы нам помочь выиграть время. Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы признать себя побежденным. Ты признаешь? Я называю это реализмом. Если ты нам поможешь, мы поможем тебе.
– Ты мне уже помог, мразь.
"Хорошо, – подумал Гоемон, – Он уже начал говорить, это прогресс". Комиссар стал жевать свои усы.
– Я накормлю вас дерьмом, это я вам обещаю, – сказал Треффэ слабым голосом, – если вы настоящие полицейские. Я ни в чем не виноват, а вы пытали меня. Неприятности я вам гарантирую.
– Бедный ягненок, – сказал Гоемон. – Он говорит о пытке, даже не представляя себе, что это такое.
– Вы ничего не сможете мне пришить, потому что я ничего не сделал, – сказал Треффэ угасшим голосом.
– Пока достаточно укрытия ворованных чековых книжек. Потом рассмотрим посягательство на государственную безопасность и соучастие в убийстве. Я буду держать тебя столько времени, сколько мне понадобится для того, чтобы ты разговорился.
– В таком случае арестуйте меня, – сказал Треффэ. – Вы не имеете права оставаться в моей квартире и удерживать меня здесь.
– Право, – сказал Гоемон, – я сам даю его себе.
– В таком случае... – сказал Треффэ и завопил во всю глотку.
Гоемон подскочил к нему и заткнул ему рот своей подошвой. Подбежал другой полицейский. Треффэ удалось на секунду вырваться, и он снова закричал во всю глотку. Гоемон достал из кармана бычий нерв и наотмашь ударил им по голове молодого человека. Тот сразу умолк и обмяк. Где-то внизу недовольные шумом жильцы колотили по батареям.
– Что будем делать? – спросил офицер полиции. – Заберем его?
– Придется, хотя зацепиться не за что. Подержим немного и отпустим.
– Я думаю, что рискованно сажать его к политическим, – сказал офицер полиции.
– После этого, – сказал Гоемон, – можешь мне поверить, он обо всем забудет.