Наталья, оставшаяся в лагере, стала свидетелем того, как возвращались на Поляну первые из тех, кто пошёл с утра с Евграфием на Лысую, но не удостоился чести попасть в отряд контактёров, а был отправлен на процедуры «водного крещения». Среди них был Володя, который, вернувшись на Поляну, демонстративно выбросил в горящий костёр свои буддистские чётки из желудей и возопил ко всем, кто в это время находился в лагере и его окрестностях:

— Я, наконец, понял! Нам всем надо покаяться! Мы ведь все — православные! А мы забыли об этом! — и он полез в палатку и достал довольно большую икону Божией Матери.

— На колени, дочь моя! — завопил он, глядя на тётю Розу. Та удивилась, но осенила себя крестом и бухнулась на колени. А следом — и подбежавшие Зоя, Галя, Зина и бабушка Валентина. Они целовали лик Богоматери, а затем и руки, протянутые им Володей, спешно крестились, судорожно глотая слезы.

— Ты — чистый парень, тебе — дано! Тебе — канал идёт! — возгласила Зоя, — всем нам, тем, кто на Поляне, надо покаяться, чрезмерно мы гордые — Россию, мол, спасаем! Надо сначала всем очиститься, помолиться, покаяться — всем, обязательно! Мы должны знать, что наша сила — в православии, и не забывать об этом! В нем — наша вера и наши корни! И — прости нас, Боже, за гордыню нашу!

К ним стали подходить и другие люди — и тоже бухаться рядом на колени.

Наталье почему-то не хотелось ползать на коленях, целовать руку Володе и каяться. И она — бочком, бочком, сторонкой — и пошла отсюда прочь. Куда? Наталья решила пойти по дороге, уводящей от Поляны вверх. Но свернуть не к дольмену, а раньше, там тропка шла и сворачивала в низину. Где-то там, говорят, была так называемая эзотериками «белая река», ещё более чистая и прозрачная, чем та, что протекала неподалёку от Поляны и называлась эзотериками «зелёной».

Дорога, круто свернув в низину, дошла до небольшого ручья и там раздвоилась. Наталья свернула направо и пошла вдоль ручья по узкой тропке. Было здесь прохладно и довольно темно, поскольку тропа шла довольно долго низиной, всё время полого спускаясь, окружённая густыми деревьями. Наконец, тропа отклонилась от ручья и всё же вышла на открытое место. Отсюда Наталья увидала впереди небольшую речку. Здесь ярко светило солнце, на берегу реки цвели крупные ромашки, такие же, как на поляне, и летали бабочки. Неподалёку был брод, а на другой стороне реки, чуть поодаль, шла грунтовка куда-то в сторону моря, ниже которой был обрывистый высокий берег, а выше — стеной нависали слоистые скалы. Было жарко, и немного парило. Наверное, воздух был очень влажным.

После того, как она немного искупалась, спустившись к мелкой после брода реке, Наталья пошла прямо по воде речушки вниз по течению. По берегам с двух сторон внезапно пошли слоистые ступенчатые скалы, на которых росли дикие цветы и травы, такие, каких она раньше нигде не встречала. Ей даже пришлось перелезть через груду больших, упавших одна на другую, плит, перегородивших дорогу. Затем, пройдя ещё некоторое время совершенно без дороги, по руслу реки, она, наконец, вышла на открытое пространство, где была только мелкая речная галька, застилающая пологий берег. Противоположный же оставался крутым, и там из-под земли в реку пробивались отчётливо видные небольшие родники. Пройдя ещё дальше, за излучиной, Наталья обнаружила открытое место, сплошь заполненное небольшими, хорошо омытыми водой, камнями. Посидев немного на берегу на поваленном и вынесенном сюда разливом реки дереве и послушав говорливую речку, Наталья перешла её вброд и пошла по грунтовке. От дороги тоненькая тропка уклонилась вверх, и Наталья, поднявшись по ней, обнаружила на небольшом открытом пространстве между деревьев яркий, выложенный белыми обточенными рекой камнями, круг.

Наталья присела на краю обрыва, созерцая сверху реку, лес, облака над горами. Но, вместо спокойного созерцания, она неожиданно вошла в странное состояние экстаза, в некое молитвенное исступление, когда, после произнесения некоторых знакомых молитв и велений, после обращений к силам божественным, она вдруг, слегка покачиваясь, начала произносить слова на незнакомом ей языке, проговаривая одно и то же, несколько раз, не останавливаясь, будто войдя в некий энергопоток, вовлеченная им в некое действо:

Потом она умолкла, легла на землю и закрыла глаза. Ей виделся берег моря, белые гребни волн, солёные брызги, огромное солнце над морем и три огромные белые чайки, кружащиеся высоко в небе.

* * *

В это время, покинув стоянку анастасиевцев, все, кто пришёл туда с Андреем, и женщина из местных, Светлана, вышли из лагеря. Небольшое расстояние вдоль реки, до перекрестка дорог, они прошли вместе, а потом Светлана, направляясь домой, в поселок, прежде остановилась и показала Андрею камень, который вынула из кармана юбки:

— Вот, сегодня змеевик нашла. У меня у самой уже есть, а этот — не знаю, кому предназначен. Может, из вас кому? — сказала она, держа камень на ладони. Он был розоватый, с врезавшимися в него чёрными прожилками, и аккурат занимал выемку на ладони, будто и предназначаясь для того, чтобы его держали в руке.

— Подари его Сергею. Я думаю, ему он пригодится, — посоветовал Андрей, — Камень снимает негатив и болезни, если его держать в руке или прикладывать к больному месту. А пользоваться должен им только ты сам или кто-то из самых близких тебе людей, — пояснил он Сергею.

— Только, после каждого использования змеевик нужно класть в стакан с водой, а воду обязательно выливать, — продолжила Светлана, — Возьми. Он действительно твой.

Светлана ушла, устремившись от реки к дороге в сторону посёлка, а дядя Юра сказал:

— Пойду и я, дать, восвояси — к своей палатке. По дороге ещё парочку дольменов по-быстрому проведаю.

— С Богом, Юра! Думаю, мы ещё встретимся. Познал — познался, — кивнул ему Андрей.

Дальше Юра пошёл поверху, по дороге, идущей от посёлка к морю.

В небе, до поры солнечном и светлом, постепенно сгустились тучи, вдалеке даже сверкнула молния. Где-то неподалеку, видать, проходила гроза, неожиданно потемнело.

Андрей предложил:

— Арей, возьми-ка ты мою сумку с хлебом и отнеси в лагерь. Хлеб к столу дорог. К ужину. Да и, того гляди — промокнет, если дождь пойдёт. А мы ещё немного прогуляемся с Сергеем — не сахарные, не растаем, если что. Но, скорее всего, основная гроза стороной пройдет. Может, краем только слегка зацепит.

Арей взял холщовую сумку, накинул её на плечо и зашагал бесшумно и быстро.

— Ходит, как заправский колдун! — усмехнулся Андрей. Они с Сергеем пошли прямо, вдоль реки, по узкой, еле заметной тропке и, немного погодя, оказались у речной излучины. Ещё издали они приметили сидящую на поваленном, вынесенном рекой дереве, Наталью, чья футболка выделялась белым пятном.

— Вот это — неожиданность! Ты будто специально нас здесь ждёшь! — изумился, подходя к ней поближе, Андрей, — А задумалась о чём?

— Мне недавно то ли молитва какая шла, то ли заклинание… На непонятном мне языке. Никогда раньше такого со мной не было, — ответила Наталья, — Об этом и думаю.

— А я-то не мог понять, что за женский образ был к нам подключён и помогал всё это время, — то ли серьёзно сказал, то ли пошутил Андрей, — Ну, давай тогда всё рассказывай!

— Я чувствовала, что будто через меня идёт энергетическая волна, очень сильная. Зрительно видела, как уплывает из-под ног земля, качаясь; видела — то море, то земля, берег, и — чайки над водой, кружатся, кружатся… Всё ближе. Три чайки. Летают кругами, кричат.

— Чайки? — воскликнул Сергей.

— Да видели мы тут посланных тобой чаек! Три чайки описали несколько кругов над Сергеем — и улетели, — сказал Андрей.

Наталья была сильно удивлена.

— А ты войди снова в то же состояние, вспомни по свежим следам и воспроизведи слова! А мы переведём. Сергей переведёт.

— Я почти ничего не помню…, - начала Наталья.

— Вспомнишь! — воскликнул Андрей, — Начинай!

Наталья встала, внутренне сосредоточилась, а Андрей, зайдя да спину Сергея, сидящего на валуне, обхватил руками его голову.

Наталья произнесла нараспев:

— Переводи! — вдруг резко заорал Андрей.

— Но я — не умею… Я даже не знаю, на каком это языке, — пытался оправдываться Сергей.

— Не важно, на каком. Хоть на сензаре. Здесь и сейчас — можешь! Переводи! От этого зависит твоя будущая жизнь! — грозно произнес Андрей.

Сергей напрягся. Он подумал, что сейчас сойдет с ума от отчаяния. Разве это возможно? С ходу, с незнакомого языка… Быть может, не существующего вовсе. Он закрыл глаза. Вдруг ему стало всё совсем безразлично. Ну, произнесет он сейчас какую-нибудь чушь, полную бессмыслицу… Ну и что? Пусть. И вдруг сам собою, без подключения ума, заработал язык, и Сергей начал произносить приходящие ему слова, всё более вдохновляясь. Вначале приходили лишь слова, очертания слов, и лишь потом — начинал доходить их смысл. Так выплывают после наступления рассвета окружающие предметы, возникая будто бы из небытия.

— Ну вот! Видишь, как всё просто! — радостно воскликнул Андрей, — мы с тобой сейчас такой ментальный блок сняли! Теперь у тебя есть возможность развить способности к языкам. И к творчеству. А у Натальи интересный канал прорвало. Я с таким не сталкивался. А язык — латинский.

— Латинский? А я, по ощущению, решила, что это — канал каких-нибудь друидов или этрусков…

— Пойдёмте-ка, прогуляемся немного, тут неподалеку есть одно энергетически сильное место. Мы там посидим немного, закрепим полученный результат, — предложил Андрей.

Они прошли ближайший лесочек и оказались в странных местах со множеством небольших холмов, а затем — на пригорке с несколькими небольшими, древними валунами, образующими круг. На эти валуны они и присели.

Непонятно было потом, сколько времени они просидели молча. Не было восприятия времени. Потом Наталья начала то ли причитать, то ли петь…

И Сергей всё это время переводил синхронно:

Когда последнее слово было сказано, наступила тишина. Только звучали, всё отдаляясь, раскаты грома и ветер пробегал по лесу, шелестя листьями деревьев.

— Существовал у некоторых народов обычай огненного погребения, — наконец, раздался в тишине проникновенный голос Андрея, — По их вере, только если нет материальных останков, то возможно новое воплощение человека в новом теле, а предварительно душа отправляется к предкам, где умерший, одновременно с тризной по нему на земле, совершает возлияние — пьет некую небесную амриту, несущую забвение земного и приобщающую его к сонму душ, достойно прошедших свой земной путь. Он поёт, то есть, и сам становится вибрацией, и именно в этот момент тело покойного, облачённое в белые одежды, вспыхивает мгновенно на костре ярким пламенем. Чтобы облегчить умершему его путешествие, любя его, нужно было устранить стенания и плач, а, посредством выпивания «земной амриты», совершить вхождение в необходимое состояние, чтобы в последний раз встретиться с душой умершего. Своими действиями участники обряда не только помогали душе умершего уйти в бессмертие, освободиться от всей земной тяжести, но и радовали покоящегося бога — ликующего и возлюбленного, наблюдающего за ними, и приносили ему дары, которые должны были быть ему доставлены вместе с умершим…

* * *

Сергей, Наталья и Андрей возвращались к палаткам. Они ещё помнили летающих в облаках чаек, своё необычное состояние, странные информационные каналы… Никогда раньше Наталья не могла себе и представить, что её вдруг «вынесет» на канал… Это казалось ей чем-то никогда не достижимым.

Тем временем, гроза прошла стороной. В низине, по которой они теперь шли, солнце уже закатилось за горы, но было ещё совсем светло и странно тихо.

При подходе к лагерю, в какой-то момент что-то резко изменилось. Наталья почувствовала, что, в буквальном смысле, еле переставляет ноги, которые будто не хотят идти в эту сторону. В голове появился неясный шум, будто под действием звуковых волн, находящихся вне слышимости человека, в каком-нибудь инфразвуковом диапазоне.

Андрей взял её за руку и сказал мягко:

— Держись! Входим в зону неприятеля!

Затем он предложил Сергею стать с другого бока от Натальи, так, чтобы она положила руки им обоим на плечи. Так они и пошли вперёд.

— Мы сейчас идём очищенные, и вот тут-то не стоит расслабляться: надо препятствовать тому, чтобы к тебе стала прилипать всякая ментальная дрянь. Расправьте крылья — я имею в виду лёгочные центры — и дышите позвоночником. Идите смело. Ничего не бойтесь. Никто нас не тронет.

Наталья ощутила, будто у неё и в самом деле отрастают крылья.

Неожиданно, уже на Поляне, неподалеку от костра, Андрей, будто уловив что-то новое, сказал:

— Я отлучусь ненадолго. Смелее! Идите пока к костру.

А сам он пошёл вдоль стекающего вниз, с пригорка, ручья с чистой родниковой водой, из которого на Поляне брали воду.

Наталья и Сергей осмотрелись. За время их дневного отсутствия палаточный лагерь ещё сильнее разросся. Наверняка приехало много новых, самых разных, людей.

Но у костра сейчас только по-прежнему дефилировала довольная, как сыр, катающийся в масле, Матушка Мария, доедавшая свою обеденную кашу. Увидев подходивших сюда Наталью и Сергея, она просто расцвела и начала с места в карьер:

— Вы обед-то свой давно прогуляли, между прочим. А надо всё делать вовремя. А потому, когда поедите, дождитесь, когда и остальные опоздавшие к обеду всё съедят. Потом помойте кастрюлю и сварите на вечер каши, любой. Я сегодня дежурная, но сегодня, как сказал Евграфий, день особый, очень сильный Магнит ожидается. А потому, я хочу быть на нём обязательно. А вам, наверное, всё равно, вы сегодня всё где-то бродите. Эх, молодость! Не налюбитесь, видать, всё никак. Иначе, где можно так долго пропадать? Ничего! Со временем духовно повзрослеете, выкинете из головы всякую там любовь и цветочки. Займетесь более серьезными вещами. Духовная работа — дело сложное и ответственное, вы ещё не созрели для неё. Небось, у вас один секс на уме. Кто занимается сексом — не попадет в шестую расу. Это я вам серьезно говорю. Духовная работа требует большой ответственности и напряжения всех духовных и телесных сил, и энергию нельзя растрачивать понапрасну. И чем больше духовный рост, тем большую ответственность на тебя возлагают и больше с тебя потом спросят. Так-то. Ну, да ладно, голубки. Пока! Варите кашу на вечер! Ладно? А я пойду готовиться к Магниту! — неожиданно игриво улыбнувшись, она, таким образом завершив тираду, пошла в сторону поляны.

Немного погодя, все в лагере засуетились у своих палаток. Кто-то подготавливал себе постель на ночь: потом, в темноте, это будет сделать значительно труднее. Это касалось, конечно, только тех, кого привезли сюда на машине и у кого была эта самая «постель». Кто-то заранее искал фонарик и свечи. Чья-то собака — привезённый с собой из города белый пудель — утащила тапочек тети Розы, и та вылезла из палатки и безнадёжно всплеснула руками. Потом, доскакав на одной ноге до бревна, лежащего неподалёку от костра, уселась на него, совершенно расстроенная. Она не понимала тех людей, которые принципиально ходили исключительно босиком. Появился и Владимир Сергеевич, сел на камень напротив Натальи, и глядя, как она насыпает в котелок кашу, заливает её водой из пятилитрового пластикового баллона и вешает котелок на крюк над огнём, нравоучительно произнёс:

— Человек — это не то, что в него входит, а то, что из него выходит.

Глубокомысленно изрёкши этот пассаж, подняв вверх указательный палец, он, не спеша, удалился.

— Он хотел сказать, что все мы — дерьмо. Но так тонко… Так по-французски, — не выдержала, не оставив фразу без своего комментария, Наталья.

Тётя Роза хихикнула.

В это время к сидящим у костра подошла пожилая худенькая женщина в белом платочке и с печальными умными глазами глубокого синего цвета. Она вела за руку мальчика лет семи.

— Можно, мы здесь, на бревне, около костра посидим? — спросила она, — А то, сейчас около палаток — так шумно. Да и мешаем мы, не одни же в палатке живём. Вот и посидим здесь пока, чтобы под ногами не путаться.

— Конечно, можно, — сказала Наталья.

— Когда-то я сюда первый раз приехала, чтобы духовное общение получить. Научиться внутренней работе. А сейчас просто потому, что очень мне тяжело. Так получилось, что я одна с внуком управляюсь. Никого у нас больше нет, — она немного помолчала, — И приехала я сюда теперь уже совсем за другим…

— А зачем? — спросил Сергей.

— Терпению научиться, — ответила бабушка, — Бывает, сижу в четырёх стенах, внука жду из школы… Он у меня хороший, только очень буйный, резвый. Многие считают — невоспитанный. Гуляет подолгу во дворе. Выдумщик — страсть какой. Все ребята вокруг него толпами ходят, ждут, какую он ещё игру придумает. И талант большой у него есть — рисовать очень любит. Каждый день что-либо рисует, и хорошо получается… Так вот, сижу я, значит, дома, внука жду. Молитву тихую совершаю. Обед готовлю, рукоделием каким занимаюсь, а, как надо выйти — страшно становится. В магазин сходить, мусор вынести… Выхожу из подъезда — как на пытку иду. Как на казнь: сквозь строй соседей. Они вслед смотрят, шепчутся. Гордячкой кличут. За что? Злобно так смотрят. Выискивают, чем бы зацепить, что бы обидное сказать. Может, я что-то не так делаю, что люди ко мне так плохо относятся? Что-то надо менять в жизни, так я решила. А то и Дениске будет через меня плохо. Не примут и его люди. Я, наконец, почувствовала тревогу и подумала, что в моём поведении что-то болезненное есть. Я уже стала как можно реже в магазин ходить. И мусор выносить только рано-рано утром. Бывает, выглянешь за дверь, прислушаешься — вроде нет никого. И — бегом! Если никого так и не встретится, то бурную радость испытываешь. Но, чаще всего, будто специально подстерегают. Обязательно кто-нибудь тоже высунется. Но, как-то же другие люди, которые тоже любят уединение, живут? И я поняла, что мне не просто нужно что-то менять, но менять резко, немедленно, безоговорочно. А потому, собралась, взяла Дениску — и вот мы здесь, сюда приехали. Потом уже поняла, зачем: терпению научиться.

— Да, для этого здесь — хорошая школа, — улыбнулась Наталья.

— Только вы здесь не всех слушайте. Особенно, когда дают советы, как воспитывать внука, — заметил Сергей.

— Да это я знаю, — ответила бабулька, — Худо-бедно, но научилась я на старости лет немного в людях разбираться. Многих насквозь вижу. Но, молитву в душе творю — и улыбаюсь всем в ответ. А Дениску в обиду не дам. Ты вот чему лучше меня научи: как медитировать… Не сейчас, а потом, когда-нибудь. Ты ведь, наверное, умеешь, — вдруг попросила она Сергея.

— Уметь-то немного умею… Востоком увлекался, какую-то связь внутреннюю со всем этим чувствую. Но, вот чтобы кого-нибудь научить… Не могу, наверное. Да и вы, скорее всего, о медитации больше моего знаете, — смутился Сергей.

— Может, и знаю. Но ведь истинность чувств своих чувствами других людей всяк проверять должен. Иначе можно впасть в прелесть всякую. Мне надо знать, на верном ли я пути. А вы, я вижу, люди искренние, честные. Поделиться с вами хочется своим, задушевным.

— Ну, что ж… Может, сведёт нас ещё когда-нибудь судьба и выйдет этот разговор, про медитацию, — улыбнулся Сергей.

— Ну, мы пока пошли. Мы с Дениской каждый вечер у реки немного сидим — размышляем, созерцаем, молитву совершаем. А потом — пора будет ему уже и спать.

Бабушка с внуком ушли потихоньку.

— Святая простота, — произнес Сергей.

— Нет, просто святая бабулька. Хотела бы и я на старости лет быть такой бабулькой. Тихой и кроткой. Но очень выносливой. Держать за руку внука или внучку и идти — где-то в горах, в лесу, к речке. Умываться при закате солнца. И чтоб — знаешь? — так, будто никогда-никогда — именно это — не повторится… И капельки воды стекают по детским щекам…