Утром рука Полины выглядела как новенькая. Ну, вернее, почти как новенькая: только тоненький волосяной шрам остался от припухлости и гноящегося разреза. Керк хмыкнул. Потом бросил размотанный бинт и всё остальное в угол:
— Спасибо за лечение. И — извините, уважаемые господа. Вы же не поставили нам урну для мусора!
Они с Рахель переглянулись. Женщина кивнула ему. Он пошёл в ванну. Затем туда прошла Рахель. Полина всё это время лежала, отвернувшись к дальней от проёма стене.
Керк потопал ногой по полу. Рахель поцокала губами.
Полина, так и не повернув к ним лица, заявила:
— Никуда сегодня не пойду. Пусть мне подадут мой шарик прямо сюда, в постель.
Керк почесал в затылке. Ему не хотелось говорить в десятый раз, что они не в том положении, чтоб капризничать, выдрючиваться, и т. п. Не видел он смысла и в очередной раз призывать быть сплочённой командой: зачем призывать, если они и так — команда?
Проблему решила Рахель:
— О, мой многоуважаемый господин. Посмотрите: ставлю вас перед фактом: младшая жена подзалетела, и теперь пытается действовать с позиции силы!
Полина, резко развернувшись, вспыхнула:
— Ничего я не подзалетела! Да и как бы это я узнала, что подзалетела, если у нас нет никаких пробников… Да и сексом мы начали заниматься только где-то с неделю?!
— Тогда к чему эти капризы и выдрючоны?
— Ну… Я вот подумала: что если нам попытаться действительно оставить кого-то здесь, а двое попробуют пройти очередную фиговину, да и вернутся сюда?
— Полина, — Керк говорил спокойно, хотя сам этого спокойствия не ощущал: неужели их такой сплочённый и эффективно действующий коллективный механизм начал разваливаться?! — Мы же вчера практически подтвердили, что мы — не возвращаемся. Комнаты для отдыха каждый раз новые. И если разделимся — то уж навсегда! Или… Я вам, — от волнения он снова перешёл на «вы», — уважаемая, не нравлюсь? И вы хотите чтоб я стал… моногамным самцом?
Полина взъерошила шикарную шевелюру на голове:
— Ну уж …! Про моногамию забудьте, дорогой «господин»! Младшие любимые жёны так просто на милость победительниц не сдаются! Сейчас пойду умоюсь.
И не вздумайте соваться в лифт без меня!
Когда женщина, выглядевшая, как отметил Керк, уже не больше чем на тридцать лет, скрылась в ванной, он переглянулся с Рахель. Та буркнула:
— Бунт на корабле. Правда, не думаю, что это по вредности или дури.
— А почему тогда?
— Гормоны. Похоже, у Полины-то — ПМС…
— С чего ты взяла?!
— По себе сужу. Соски отвердели, низ живота тянет. И тебя хочется: не то — удушить, не то — зацеловать до смерти. Нюську этакого. Сволоча.
Керк выпучил глаза:
— Чтоб мне провалиться!.. И как это я сам… Ну правильно: раз у меня климакс отработал назад, то и у вас должен. А раз так — яйцеклетки снова там, — он показал рукой на живот Рахель, — внутри!
— Должна признаться, не ждала такого. Чуда.
— Верно. Это — чудо. Но… — он потрясённо заткнулся было, но решил уж довысказаться:
— Если это и правда так, то всё ещё хуже, чем я себе представлял.
— Это почему?
— Ну как же! Тогда нам действительно предстоят опыты по размножению!
И что будут делать с нашим потомством, если мы и правда его родим — даже трудно себе представить! Мы… Как мы сможем защитить его от… — он не договорил, но показал глазами на потолок, и Рахель кивнула: сама отлично всё поняла!
— Согласна. Никак. Но только… Думаю, воспитывать это поколение, если мы действительно его родим, придётся всё-таки нам. Эти же гады — хитрые. Самое тяжёлое — куда там …реновым тестам! — это как раз вот это!
Воспитание и обеспечение всем нужным — детей!
Ответ Керка предотвратило появление из ванны Полины:
— Ладно, садисты-издеватели. Я готова тащиться дальше!
В комнате за лифтом их ждал очередной сюрприз: сапоги до колен!
И — всё!
Керк убрал руку от затылка, постаравшись выглядеть поумнее:
— Понятно. Ни стрельба, ни какой другой способ уничтожения врагов не предусмотрен. Нам нужно будет просто пройти мимо них, а вот эта толстая кожа по-идее должна защитить нас. От укусов.
— А почему ты думаешь, что именно — от укусов?
— Ну как же! Иначе нам не дали бы ничего. А так — мы защищены. От врагов, явно ползающих по земле, не имеющих крыльев, но зато оснащенных, если мне позволят так выразиться, мощными приспособлениями для кусания!
— Клещи, что ли?
— Вряд ли. Те слишком малоподвижны, и не создали бы нам нужной «остроты ощущений». А так — думаю, нам предстоит побегать, и побегать быстро.
Вероятно, это будут муравьи.
Могу со всех ответственностью заявить — это опасные ребята. У них имеется и химическое оружие: муравьиная кислота, которую они обожают разбрызгивать из брюшка в глаза жертве, и огромные сильные жвала. Способные прокусить даже кожу подошв.
Шнуруйте надёжней сейчас. Там, похоже, для этого возможности не будет.
Он угадал.
Но от этого не почувствовал никакого удовлетворения: едва они попали снова на поверхность — на этот раз на подобие пустыни, с настоящими барханами и чахлыми кустиками саксаула! — за ними устремилась в погоню огромная стая муравьёв!
— Мы для них — желанная добыча! — Керк бежал не слишком быстро, подстраиваясь под скорость Рахель, самой среди них медленной, — И если не сможем выдерживать такую, крейсерскую, скорость достаточно долго, нас рано или поздно настигнут. И — «мементо мори»!
— Проклятые… х-х… твари! — Рахель уже не оглядывалась поминутно, предоставив это тому, кто бежал быстрее, и мог себе позволить тратить лишние силы, — Я так долго… реально не выдержу! Х-х!..
— И я!
— И я! Но должен вам сказать, милые дамы, что смерть от расчленения на полтора миллиона кусочков — крайне болезненная штука!
— А… почему… х-х… на полтора… миллиона?
— Не знаю. Просто — так придумал. Сам. Чтоб придать вам бодрости духа!
На него взглянули так, что Керк подумал, что если их и не догонят чёртовы упёртые преследователи, то там, «дома», его уж точно сегодня ненаказанным не оставят!
— А… Что это… за муравьи?..
— Похоже, марабунта. Странствующие муравьи. Отличаются огромным (Ну, сравнительно!) размером, фанатичной упёртостью в преследовании, и крайне свирепым характером!
— А… х-х… почему?!
— Ну, во-первых — они странствуют. — он тоже задыхался, и старался говорить фразами покороче, — То есть — их кормовая территория всё время меняется. Поэтому они заинтересованы в любой добыче. Которая окажется в пределах досягаемости. Им же — кормить прожорливую матку… И всех чёртовых личинок… — Керк, уливаясь потом на полуденном солнце, которое упрямо торчало прямо в зените, и не думая сдвигаться оттуда ни на миллиметр, думал, что проклятые устроители точно знают, что делают: похоже, их прибавившихся сил только-только должно хватить! — А во-вторых…
— Н-ну?!..
— А во-вторых они все — воины! Здесь, в колонне, догоняющей нас, нет ни «нянек», ни «рабочих», ни строителей. Только воины!
— Ты откуда… х-х… так хорошо знаешь эту… как её… Мирмекологию?!
— Да не знаю я её… Когда у нас в зданиях под снос находились муравьи, мы их просто… травили инсектицидами. А про марабунта смотрел какой-то фильм. Фантастика. По-моему, так и назывался: марабунта.
— Э-эх… Нам бы… Инсектицидов…
— Поберегите дыхание. Если мы правильно бежим, нам ещё с полчаса пилить.
Полчаса растянулись на добрых полтора. Но наконец они прибежали куда надо: высокое здание, вернее, его каркас-скелет, где только несущие балки показывали, каким было обширное строение, оказалось прямо перед ними. Но снизу уже не было видно огромного флага, который и послужил им ориентиром, возникнув прямо перед глазами на горизонте, когда они «прибыли», и не сверкало что-то, похожее на огромный отражатель.
К этим ориентирам они и бежали, логично посчитав, что раз в бесконечности блекло-жёлтых песков вокруг больше ничего нет, то и нужно добраться именно туда — к руинам того, что осталось от неведомо как и когда сгинувшей с этой планеты цивилизации.
Про то, что они по-прежнему на земле, не заикалась уже даже всегда оптимистично-бодрая Полина.
— Чёрт. Мы… не оторвались!
— Нет. Но, думаю, сейчас оторвёмся. Потому что переться придётся наверняка на последний этаж!
— Скотина. Хоть бы раз что-нибудь… х-х… ободряющее сказал! Муж называется! — Полина на него снова так посмотрела, что Керк даже поёжился.
Рахель же… Выглядела плохо. Лицо пошло серыми пятнами, пот снова покрывал всё тело, и одышка чуть ли не выворачивала лёгкие женщины наизнанку.
— Ладно, разборки, и наказание меня, поганца чурбанообразного, прибережём до возвращения. Благополучного. А сейчас надо вот именно — вернуться. Ну-ка, хватай нашу любимую старшую жену с той стороны, и попёрлись! Вон — лестница!
— Старшую! Сказал бы — старую! Вон, смотри: она и дышит… Как загнанная кляча: с сапом и присвистом! Может, бросим её здесь, на растерзание?
Вдруг тогда эти гады отстанут?
Рахель, у которой, похоже, действительно ушли все силы, и которая сейчас стояла, упёршись кистями в колени, и действительно с хрипом дышала, даже не подняла головы, не говоря уж о том, чтоб достойно оценить и ответить на «тупой солдафонский юмор», как она обычно обозначала манеру младшей жены шутить.
— Так. Раз она не может достойно огрызнуться, это сделаю я.
ПОЛИНА, … твою мать!!! Если не хочешь навсегда остаться без приятного расслабляющего массажа, повышающего иммунитет секса, да и просто: без мужа — ну-ка, быстро хватай!!!..
Переть массивную женщину на восемнадцатый этаж оказалось ещё трудней, чем бежать по вязкому песку. Керк взмок, как мышь, так, что рука Рахель постоянно норовила выскользнуть из захвата, и даже сил ругаться уже не осталось. Проклятые марабунта, вместо того, чтоб отстать, как он надеялся, на лестницах, двигались по ним словно даже быстрее!
На площадке восьмого этажа им пришлось сделать передышку: у Полины, что бы там она ни говорила, и как бы не прикалывалась, от усилий на шее и лбу вздулись вены, и она просто рухнула под тяжестью Рахель на колени, застонав! Хорошо хоть сознание, как всерьёз опасался Керк, не потеряла!
Но даже и так Керк подумал, что приехали.
Обеих ему не донести!
Но надо же что-то делать!
Он метнулся к пролёту, и двинулся вниз, работая что было сил подошвами: под тяжёлыми сапогами тельца проклятых тварей приятно для слуха похрустывали, и ему удалось попередавить отряд первых, наиболее шустрых, преследователей!
Жутко завоняло муравьиной кислотой — словно попал в химилабораторию…
На краешке сознания сверкнула мысль, что это настоящее счастье — что их преследователи идут только по следу, не догадавшись пока, что можно лезть прямо по колоннам, напрямую, чтоб отрезать их от возможного пути спасения!
Или твари надеются, что им и так не уйти?..
Однако передышка оказалась недолгой: снизу уже лились настоящей рекой чёрные валы, высотой ему по щиколотку, из более крупных и тяжёлых насекомых: длина телец, как ему показалось, достигала размера большого пальца!
И точно: его самые худшие подозрения оказались верны! Этих раздавить, просто топча, почти не удавалось: только подпрыгивая, и обрушиваясь с высоты десятка дюймов, он мог добиться привычного для уха хруста!
Однако пока он прыгал, ругаясь и шипя про себя, чтоб не расходовать дыхание и силы зря, несколько отрядов обошло его с флангов — по колоннам и поперечным балкам! И он, чтоб не оказаться отрезанным, отступил: назад, к своим женщинам.
Но пара наиболее шустрых муравьёв всё-таки допрыгнула до него с перекрытий каркаса, куда они каким-то образом успели забраться.
Керк оказался прав: боль от укусов оказалась чудовищной: словно руку и плечо обдали кипятком! Удовольствия от своей правоты он не почувствовал: с диким криком оторвав с кусками своей плоти вцепившихся тварей, он отбросил их прочь, продолжая отступать, и прыгать по скользким чёрным панцирям. Заорал:
— Хватит разлёживаться! Если не убежим — отдыхать придётся вечно!
Причём — в аду!!!
Подействовал ли его окрик, или женщин устрашил вид кровоточащих дыр с обрывками плоти в его теле, но возражений типа, что «сил нет!», или «ноги не шевелятся!», не последовало, и они тем же порядком ломанули по следующему пролёту.
Каким чудом им удалось преодолеть остальные десять этажей, Керк не знал: к концу марафона он почти ничего не видел из-за пота, заливавшего глаза, и чёрного тумана, взявшегося откуда-то в пустоте перекрытий… В уши что-то надсадно бухало, дыхание, казалось, огненными потоками обжигало лёгкие, и ноги конкретно заплетались — теперь-то он отлично понимал, что означает это образное выражение!..
Помнил он только, как Полина заорала: «Да!!! Наконец-то!!! Сюда!», и дотащил себя и какую-то многотонную махину на своём плече до какого-то очерченного круга…
После чего вселенная вокруг него разомкнула объятья, и он куда-то провалился.
— Ну, порядок, что ли? — чей это такой настороженно-сердитый голос?
А-а, это Рахель.
Погоди-ка, а кто такая эта… Рахель? Откуда он это имя…
О! Старшая жена! А ещё у него есть где-то здесь и любимая…
Так. Порядок. Он вспомнил.
Открыл глаза: ага, вот они обе! Живы, и, судя по виду, целы.
Но отчаяния и страха в глазах не заметил бы только слепой. А почему…
А-а, вот они и заулыбались!
— Ну ты и скотина! Мы уж боялись, ты отправился назад — на старую землю!
Он хмыкнул, снова прикрыв опухшие глаза, и ловя себя на том, что улыбается, как последний идиот:
— Нет уж, милые мои, — попытка «сладко» потянуться, впрочем, кончилась куда хуже: он сразу скривился и невольно застонал: все мышцы лица, да и всего остального тела жутко болели! — Так просто вам от моих сексуальных домогательств не отвертеться!
— Смотри, — Рахель обратилась к Полине, — Пытается шутить. Значит, не так плохо, как мы боялись, — и, уже к Керку, — …рен тебе с маслом — секс! Теперь тебе надо хотя бы пару дней отлежаться! Ну, или пару целебных шариков сожрать… Давай, поднимайся: пора в любимый лифт!
— Ага, иду. — он перевернулся на бок, подтянул колени к груди. Нет, всё, вроде цело: даже дырки в плече и руке исчезли. Вот и хорошо: не придётся их мазать левомиколем! Да и опухоль глаз исчезала, словно снег под лучами майского солнца…
— Идёт он… Скажи лучше: не «иду», а — ползу!
— А ты вообще помалкивай, младшая. Думаешь, я не помню, как ты предлагала меня бросить на съедение?!
— Ну, это было в порыве отчаяния! — деланного раскаяния в голосе не заметил бы только лифт. (Впрочем, может, как раз он-то всё и замечает!) — А кроме того, тебя-то им хватило бы надолго!
— Блинн… Я всегда говорила, что вот нет в тебе уважения к солидным женщинам, всю жизнь проработавших старшими, а затем и ведущими, бухгалтерами крупнейшей компании… А сейчас руководящей пусть маленьким, но сплочённым коллективом идиотов, ищущих себе на …опу приключений в хреновом Лабиринте.
— Может, ты ещё и всю нашу отчётность подготовишь к окончанию финансового полугодия?
— И подготовлю. Вот: дебет: одна дура, мнящая себя юмористкой. (Правда, с неплохой фигурой. Этого не отнять.) И один раздолбай, мнящий себя …барем-террористом, и сейчас находящийся из-за этого в нерабочем состоянии… Подлежат списанию? Впрочем, нет: капитальный ремонт с помощью секса ещё возможен.
Вставай давай, иначе придётся начать чинить-ласкать тебя прямо здесь!
Керк, молча посмеивавшийся себе в усы во время очередной шутливой перепалки, ставшей чем-то вроде традиции, подумал, что и правда — они, эти перепалки, стали чем-то привычным. Родным. И раз его женщины снова способны шутить, всё — в порядке!
И слава Богу! Он уж и не представлял себе своей жизни без них.
И, если быть честным — хотя бы с самим собой! — и жизнь бы за них отдал.
Вот так, просто и буднично: влюбился, как юный баран!..
Да ещё и в двоих!
После привычно спокойного и вдумчивого приёма пищи и воды, Керк позволил затащить себя в ванну.
Тут его долго и бережно намыливали, утешая шутками и приколами, типа того, что «до свадьбы всё заживёт», и что «пить надо поменьше — а то пот воняет спиртом!».
Он помалкивал, и даже улыбку удерживал внутри: старательно делал вид, что окончательно расслабился и обессилел.
Дамы, убедившись, что собеседник он никакой, перетащили его на постель, после чего вернулись в ванну, и явно занялись друг другом: до него донеслись сдерживаемые и скромные вначале, а затем всё более откровенные и громкие «А-ах-ахх!!!» и «О-о-о, да! Да! ДА-А-А!!!..» Недвусмысленно сладострастные вздохи и стоны, а затем и крики восторга сказали Керку, что не мужчиной единым могут довольствоваться женщины.
Он, кряхтя, и держась за спину, проковылял к дверному проёму, и заглянул.
Обе паршивки стояли в ванной, подбоченясь (Рахель), и поставив точёную ножку на борт ванны (Полина), и, обратив лицо ко входу, стенали и вздыхали что было сил.
Рахель прокомментировала:
— Я же сказала: больше двух минут он не выдержит.
— Точно. Ох уж эти мужчины. Всё бы им подглядывать за нами, бедняжками!
— Ага. Бедняжки. — Керк, понимая, что ему хотели просто «прибавить бодрости духа», не сердился, как пытался было показать: его душил смех, — Я отлично понял, что вы все бедняжки, когда одна из моих бывших окно в ванной комнате закрасила как раз до того места, с которого её ванну было видно всем пяти этажам дома напротив.
— Ага. Всё ясно. Стало быть, ты жил в доме напротив?
— Точно. Да и остальные её три бойфренда попались на крючок именно таким образом… А вообще-то я хотел сказать: спасибо Полина. Что затащила нас обеих в круг.
— Да ладно. Чего не сделаешь для любимого мужа. И старшего экономиста.
Локоть Рахель снова дёрнулся, Полина ойкнула. Потом сердито шлёпнула Рахель ладонью по широкой оконечности спины:
— Бессовестная! Больно же! У меня на рёбрах нет такой жировой прослойки, как у некоторых!
— У меня нет ни грамма лишнего жира! И вообще я удивлена, чего наш муж находит в такой селёдке? Подкормить бы тебя. Да научить основам бухгалтерского учёта…
— Хватит прикалываться, очаровашечки мои. Долго ещё мне придётся ждать тёплых тел, что согреют и успокоят моё… э-э… сильно помятое и уставшее тело?
— Нет. Сейчас домываемся и идём.
Словно в подтверждение, они начали демонстративно изгибать тела, принимая позы: ну прямо одна пикантней другой, и намыливать друг друга — Керк отметил походя, что откуда-то словно сама собой взялась вторая мочалка!
На него «девочки» поглядывали томно и хитро.
Керк обнаружил, что усталость мышц и ломота в теле как-то незаметно… рассосались! А то, чему полагалось отдыхать, уже вовсе отдыхать не намерено, воспрянув к жизни. И деятельности.
Сопя и вожделея, он направился к ванне.
Дамы с деланно страстными, но от этого не менее соблазнительными эротическими стонами и причмокиваниями раскрыли объятья…
Через час он начал подумывать, что лучше бы достался на растерзание марабунта!