«Друзья» «преуспели» весьма неплохо.

Под всей носовой частью бота яма была вырыта на глубину не менее четырёх метров. Свежие и отблёскивающие льдинками комья земли высились двухметровыми отвалами по обе стороны кораблика, почти погребя под собой ближайшие стволы и пеньки чащобы. Роджер поразился: всё казалось сделано аккуратно и с расчетом: чтоб закапывать было быстрей и удобней. Гады.

— Обалдеть. — в голосе Пенелопы чувствовался неподдельный ужас, — А хорошо, что они не догадались начать с кормы — мы тогда и выйти-то не смогли бы!..

— Точно. — Роджер не стал уточнять, что вероятней всего они не то что выйти, а и просто выжить не смогли бы: ещё бы! С почти метровым слоем земли над головой! И люком, впирающимся в промёрзлую землю!

— Ну, муж мой, опора моя и надежда, что делать-то будем?

— Странный вопрос. Ты что, забыла, где у нас хранятся лопаты?

— Блинн… Проклятущие твари. Вот уж поработали от души… — теперь в тоне женщины преобладали здоровый пессимизм и злость. А ещё бы!

Закапывать предстоит явно долго!

Закапывали до рассвета.

Роджер, конечно, впахивал как конь. Но и на долю Пенелопы пришлось никак не меньше пяти-шести кубометров.

Когда яма оказалась засыпана, и они остановились, утирая пот со лбов, и разминая затекшие поясницы, Пенелопа мрачно буркнула:

— Проклятье. Устала. Да и ты выглядишь похлеще, чем после очередного боя.

— Ну и ладно. Главное — живы. И целы. Ну, сравнительно. Сейчас снова обмоемся в любимом озере. А потом и нормально помоемся. Поедим. А потом и в постельку: отсыпаться. И отъедаться: крыс у нас хватит ещё дней на пять. — он нагло подмигнул.

Пенелопа вскинулась:

— Ты хочешь сказать, что ещё способен на секс?!

— Нет. Расслабься. Это была только дурацкая шутка. — Роджер, помассировав снова дико ломящую поясницу, подумал, что и правда: секс сейчас — последнее в списках его приоритетов. Да и ладно — никто их в шею не гонит с «приятным досугом». Человек предполагает — Господь располагает. Никуда ведь не денешься от реальных фактов и обстоятельств. И, похоже, такие обстоятельства у них здесь будут складываться весьма часто. Так что работа сейчас — на первом месте. А приятные развлечения — на последнем.

Они же — «первые люди на Земле»! И в первую очередь обязаны исполнить Долг перед возрождаемым Человечеством! То есть — банально выжить.

За завтраком, уже после мытья, которое совсем разморило Роджера, и явно нисколько не взбодрило и его напарницу, они помалкивали. Поскольку Роджер оказался не в силах готовить, пришлось жевать НЗ: концентраты и консервы.

Пенелопа закончила есть первой. Откинулась на табурете так, чтоб опереться спиной на переборку:

— Уф-ф… Вот теперь я понимаю, что такое — настоящее мясо. Если б закапывать яму пришлось на таких, — она кивнула на столик, — харчах, точно не справилась бы.

— Справилась бы. Для себя ведь старались. — Роджер кушал аккуратно, методично, и тщательно пережёвывая то, что полагалось пережёвывать. И даже пальцы облизал, — Нам очень повезло. Что не встретили этих тварюг раньше. В-смысле, не провалились в одну из их действующих ям-ловушек, которых тут наверняка понатыкано.

— Каких ещё ям-ловушек? — заметно было, что Пенелопа насторожилась.

— Да таких, как пещерные люди ставили на мамонтов. Или тигров. Глубокая яма, метра в четыре-пять. А сверху — только тонкий слой почвы. Мы же видели. Уже сработавшую. — Пенелопа опять побледнела, но ничего не сказала. Роджер продолжил мысль, — Думаю, чёртовы кроты так отлавливают чёртовых варанов.

— Вот умеешь же ты вселить бодрость и оптимизм в свою девушку!..

— Ну… Стараюсь. Делаю, что могу. С другой стороны и вараны сюда явно неспроста наведываются. Не было бы тут чего, как ты изящно выражаешься, «пожрать», не совались бы небось. Наверняка мы ещё не все звенья местной «пищевой цепи» обнаружили!

— Вот уж не горю желанием…

— Разумеется. Не сейчас. Сейчас единственное, что нам надо — здоровый и крепкий сон. Ложись. Первая вахта — моя.

Роджер честно отстоял пять часов, добросовестно «бдя», и не забывая оглядывать «периметр» через видеокамеры с термовизором, одну из которых они установили на самой верхней точке корпуса. Затем растолкал Пенелопу:

— Хватит наслаждаться объятиями Морфея. Я тоже спать хочу.

— Ладно уж. Подожди только — я схожу куда надо, да ополосну лицо.

Как прошла её вахта, Роджер не знал: отключился сразу после того, как голова опустилась на подобие подушки — они свернули валиком один из запасных комбезов, и затолкали в чехол от автомата — так спать было, конечно, удобней, чем на упаковке гигиенических салфеток.

Его, конечно, мучили кошмары, а один раз даже показалось, что Пенелопа с кем-то разговаривает, причём — шёпотом, и явно злясь, но стоило перевернуться на другой бок, и лечь поудобней, как это ощущение пропало.

Разбудил его снова вкусный запах. Ага: его жёнушка научилась, похоже, нарезать и обжаривать крыс сама! Впрочем, вставать на ноги Роджер не спешил. Взъерошил короткие волосы на макушке, развернулся лицом к плите. Сказал:

— Кстати, я вот подумал… У нас есть, чем стричь волосы?

Пенелопа отвела на секунду внимательный взор от сковородки:

— С чего это ты спрашиваешь про волосы?

— Да понимаешь, какое дело. У нормального мужика волосы растут очень быстро. И если не состригать, и не брить, через три-четыре месяца я превращусь в настоящего пещерного троглодита. И буду некрасивый.

Пенелопа рассмеялась:

— Вот уж не в красоте твоё главное достоинство!..

— Я знаю. — он «скромно» улыбнулся, — Но не хотелось бы ходить как неряха. Да и мало ли: вдруг здесь где-нибудь можно набраться бекасов. — на её непонимающий взгляд он пояснил, — Ну, вшей. Например, у тех же кротов.

— Успокойся. Я смогу тебя, если что, обкорнать. У нас есть лазерный пистолет. На малой мощности он отлично режет тонкую органику.

— Ага. Уже неплохо. Только вот я не люблю подгоревшие или секущиеся кончики.

Пенелопа снова кинула на него взор, полный огня:

— Молчи уж, молодящийся шестидесятилетний старикашка. Оторвавший себе шикарную молодуху. Чего ты там можешь знать про уход за волосами!..

— Ха! Да всё! Всё я могу знать про уход за волосами. Моя вторая бывшая работала парикмахершей. В каком-то там навороченном и элитном салоне. С интернета скачивала себе и учебники и пособия всякие. И рекомендации. По уходу.

— Не впечатлил. Я к трёхсотлетним старухам не ревную.

— Да и правильно. Я и сам с ней прожил всего года три… Ну, что там — крысы?

— Готовы. Только, — она чуть прикусила губу, переворачивая что-то на сковороде с помощью большого охотничьего ножа, — не получилось у меня так аппетитно, как у тебя.

— Да и ладно. Всё равно же — съедим!

Действительно — съели. Сегодня его девушка ела даже ещё быстрее его. Роджеру пару раз даже пришлось попенять:

— Не жуй так быстро — мало ли! Мелкие…

— Да, знаю! Я навострилась их прощупывать заранее — пальцами!

— А, вот так… Логичный подход. Надо попробовать.

Роджер, правда, на этом методе не остановился. Ему не понравилось, что кусок после «прощупывания» выглядит не как кусок мяса, а как истрёпанная старая тряпка. Ну и ладно. У каждого — свои предпочтения. В области гастрономии и эстетики.

— Ну — что? Сегодня можем продолжить разведку?

— Можем. Что там у нас с солнцем?

— Не вышло. Сегодня — тучи.

— Блинн… Да и ладно: рассеянный свет даже лучше для наших целей. Не будет контрастных теней.

— Сильно сказал. «Контрастных теней». Теперь скажи, что твоя третья работала в фотостудии.

— Нет, в бухгалтерии. Третью брал специально — с таким расчетом, чтоб не страдала. Избытком воображения, да разными «творческими порывами». Хотел создать, наконец, нормальную, уравновешенную и спокойную, семью. Наивно, да?

Пенелопа снова фыркнула, дёрнув плечом так, что оттуда даже соскочил комбез, который она как раз одевала:

— Пошляк. Незачем напоминать мне лишний раз, что у тебя было полно баб. И так мы — в курсе.

Тут она почему-то опять прикусила губу, но Роджер тоже — опять не стал заострять, сразу переведя разговор:

— Я сегодня гранатомёт не возьму. Потому что огнемёт и легче и эффективней. Для отпугивания. А ты потащишь УЗИ.

Однако на ус себе он странное поведение и слова напарницы намотал.

Что это — неужели она… Снова проговорилась?!

Обход «периметра» решили теперь начать с противоположного края «своей ямы».

Пробраться сквозь уже привычный частокол торчащих стволов и пеньков оказалось нетрудно, и чувствовали они себя почти как «дома» — обламывали то, что мешало, рубили мачете сохранившиеся торчащими палки и сучья, ворчали, ругались почти вслух.

Пробираться пришлось долго: до дальнего, южного, края оказалось почти полтора километра. Так что с неизбежным перелезанием через поваленные стволы и обходом подозрительных мест ушло больше часа.

«Подозрительные» места Роджер научился выделять быстро: расположение ям-ловушек от кротов-охотников отличалось стандартным, если так можно сказать, исполнением: только наподобии полянок, и — только с ровной, словно специально расчищенной, площадкой сверху. Роджер усмехнулся:

— Похоже и правда: никого умней варанов здесь не ошивается. Только совсем уж тупые не догадались бы, что тут, раз расчищено — что-то не так…

— Зато обо что угодно готова спорить, что эти тщательно взлелеянные «крышки» ничем не пахнут! А вараны явно ориентируются на запах.

— Точно. Более того: скажу тебе, что они и видят-то плохо. Да и глаза у них расположены низко над землёй. Нет перспективы, кругозора, оценки, как говорится, с высоты. Так что повторю — только на безмозглых. Пресмыкающихся.

— А что — пресмыкающиеся? — она спросила так, словно ей было за этих самых пресмыкающихся обидно. Будто он покусился на их добродетели и достоинства.

— Они — потому и пресмыкающиеся. — он подумал, что ни этологию, ни общую биологию она явно не проходила в должном объёме, — Отличаются. Хотя бы устройством мозга. (Мало там коры!) Поэтому эти зверушки страдают примитивностью мышления, да ещё с преобладанием стереотипов поведения, рефлексов, и образом жизни, базирующемся больше на инстинктах. Ну, типичные представители — динозавры. Помнишь, те громадные и зубастые, вроде наших, местных, ящерицы? Которые вымерли.

— Ага, вот как, стало быть. — она запыхалась, и была рада приостановиться для разговора, — А как насчёт их пищевых приоритетов?

— Тут придётся тебя огорчить. Только мясо. Так что бди внимательней: нам должен попасться некто, кого они тут приходят сожрать!

— Уж постараюсь. — нет, она за ящеров точно обиделась. Или просто устала. Или…

Роджер проглотил готовый сорваться с губ вопрос — про то, когда у его девушки начнутся «эти дела». Когда начнутся — он и сам узнает! И поймёт. Было ли странное поведение и непонятные обиды «предменструальным синдромом».

Они двинулись дальше, радуясь, что впереди, всего в пятидесяти шагах, виднеется, наконец, стена «ямы». А вот кротовин-проходов, или дыр, или просто — ниш, в ней не наблюдалось. Роджер, собственно, не удивился: этот край ямы-изолята — верхний. И дренажа для отвода талой воды тут может и не быть — она прекрасно стечёт куда надо и по поверхности. С другой стороны — совсем без воды тоже нельзя. Иначе здесь ничего не росло бы: раньше катаклизма, и не будет позже. Ну, когда изолят окажется достаточно прогрет.

— Пенелопа.

— Что?

— Вот мы высадились в той половине планеты, которая от Станции на противоположной стороне. Южней экватора. Отлично, конечно. А какое здесь сейчас время года?

— Зима. Вроде. Поскольку не знаю, имеет ли значение этот факт для зон возле экватора.

— Имеет. Правда, всё-таки не столь большое, конечно, как в более высоких широтах. Но раз зима — здесь скоро будет теплее. Ну, в нашей яме. По-идее.

— Хорошо бы. Правда, сейчас я и так вся взмылилась, а тут ещё и мачете это чёртово… — Пенелопа три раза подряд пыталась справится с какой-то непокорно-упругой веткой, но та каждый раз возвращалась в исходное положение, напоследок хлестнув женщину по лицу, — Вот ведь сволочь! Не рубит ни хрена!

— Это — не мачете виновато. Просто ты не совсем правильно выбираешь точку удара. Бери ближе к основному стволу, и руби — вдоль этого ствола. Тогда прогибаться не будет.

— Ага. Ты прав. Так лучше. — ветка, наконец, перерубилась, повиснув на тоненькой полоске коры, но проход освободив, — Ну что? Двинемся вдоль стены?

— Да. Думаю, к обеду как раз доберёмся до «крысиной» норы, и закончим на сегодня. А завтра — обойдём ту сторону окружности нашей ямы. — он кивнул головой.

— Ваш план, господин майор, устраивает. Начинаем фазу «А». — она облизала губы, затем вытерла лоб рукавом комбеза, — Чёрт. Никогда бы не поверила, что будет так жарко.

— Попей воды из фляги. Только — мелкими, очень мелкими глоточками. И высуни язык. Собаки всегда так делают, чтоб усилить теплоотдачу организма. Ну, вернее, делали. Пока водились. — он не торопясь двигался впереди, на неё даже не оглядываясь: хватало и других потенциально опасных моментов прямо по курсу, — За тобой как всегда — тыл и правый фланг.

— Вот спасибо, так спасибо. Значит, на твой взгляд — я — не полезней собаки?!

Он остановился. Повернулся к ней, постаравшись сделать взгляд максимально нейтральным. Спросил:

— У тебя когда в последний раз были месячные?

Вопрос явно поставил Пенелопу на какой-то миг в тупик. Затем она сообразила:

— А-а, думаешь, у меня ПМС, раз я «кидаюсь» и ворчу?! Был скотина прагматичная, скотина и остался.

— А что? Разве ты не придираешься сегодня по пустякам, и не пытаешься спровоцировать скандал на ровном месте? Вот, скажем, вопрос про собак и полезность… Тебе как ответить — честно или дипломатично?

Пенелопа прикусила изуродованную верхнюю губу — Роджера резануло по сердцу от её растерянно-беззащитного вида — и на какой-то миг отвела взгляд в сторону. Роджер буквально видел, как вертятся шарики в её маленькой головке. Вертятся на форсаже.

Проследить и вычислить ход её мыслей было нетрудно. Тем более, что цепочка рассуждений очень быстро закончилась на итоговом выводе. А именно таком: «Нужно сделать всё, как было. Чтоб этот гад успокоился и не догадался!» И вот её ротик открылся:

— Милый. Прости меня пожалуйста. Это не ПМС. Мне до следующего раза больше недели. Я просто… Волнуюсь очень. Сержусь. Сама, правда, не знаю на что. — она глупо хихикнула. — И ещё мне непривычна вот именно — спартанская простота нашего быта. Вся наша чёртова кабина словно насквозь провоняла потом и калённым маслом, я вся липкая и вонючая от собственного пота и пыли, а мыться нужно всего двумя литрами воды! Это, это…

— Ах, ты бы хотела, конечно, персональную пещеру с кондиционером, ванну с горячей водой, и огромный плазменный телевизор на стену. И чтоб там шли мелодраматические латиноамериканские сериалы, а ты бы только посуду загружала в посудомоечную машину, да кнопочки нажимала на панели автоповара и стиральной машины? Да палочки подкидывала в костёр, чтоб очаг не погас?

— Н-нет… И не нужно так иронизировать. — она снова посмотрела в сторону, — Я прекрасно помню, что это я тебя сдёрнула. С тёплой и мягкой постелиАдминистраторши. Я, конечно, спасла тебе жизнь… Но — старалась-то… Больше для себя! И я знаю, что ты сейчас тоже стараешься. Сделать так, чтоб мы и правда — выжили. Я… Буду молчать.

Он не посчитал нужным подтвердить то, что она сказала — уже понял, что по части рационализма и прагматизма она ему нисколько не уступает. Когда способна мыслить логично.

Но это же — женщина!!! А у каждой женщины такие моменты логичного мышления можно пересчитать по пальцам одной руки… В остальное же время…

Как говорится — туши свет, бросай гранату. Зато вот по части изворотливости, им, женщинам, равных нет. Поэтому она сейчас так легко подобрала нужные слова и объяснения. Но он не собирается устраивать дознание, и обличать, и разоблачать подлый План.

Ещё не время.

Поэтому вместо ответа он только кивнул:

— Извинения приняты. А теперь, солнышко моё ненаглядное, постарайся шуметь поменьше — я видел впереди уж больно подозрительное пустое пространство.

— Поняла. Затыкаюсь. — она сделала жест, словно застёгивает рот застёжкой-молнией.

Он хмыкнул:

— Ставлю на три секунды.

— Что — ставишь?!

— Условный доллар. На то, что обещания хватит ровно на три секунды. И вот он у меня в кармане — виртуальный доллар.

— Кобель …ренов! — теперь её тон и взор лучился неподдельным восхищением, — Подловил-таки!

Очевидно, она считала это — ругательством. Этаким мужским эквивалентом выражения «С-сучка с…аная!». Но поскольку даже ругательства в её исполнении звучали не как оскорбления, а, скорее, как признание его достоинств, он только ухмыльнулся:

— И я тебя люблю. Ладно, выдвигаемся.

Подозрительно ровное пространство действительно выглядело очень подозрительно. Во-первых, хотя бы тем, что до сих пор они здесь столь большой — с доброе футбольное поле! — прогалины, почти полностью очищенной от поваленных стволов, не видели.

Из-за спины Роджера донеслись треск и шипение: это Пенелопа наступила на хрустнувшую ветку. Но Роджер не обернулся, а поднял руку в предупреждающем жесте:

— Стой там. Не приближайся.

Сам же очень медленно и осторожно двинулся к куче земли, видневшейся в паре десятков шагов — такие же, примерно ему по колено, кучки, были здесь, на прогалине, навалены везде, буквально через каждые три-четыре шага. Гранатомёт Роджер снял и положил наземь, поближе к Пенелопе, буркнув только: «Пригляди. Если что — прикрывай!» После чего передвинул любимый УЗИ на грудь, и даже снял с предохранителя.

Однако стрелять пока не пришлось: к кучке он подобрался без проблем.

А вот её осмотр заставил его действительно напрячься, и побыстрее, аккуратно ступая по своим следам, вернуться назад — к кромке того, что осталось от джунглей, и где его с опасливым нетерпением поджидала напарница.

— Ну, что там?

— Ладно, можешь перейти на нормальный тон. — он больше не видел смысла говорить шёпотом. — Те, кто оставили эти кучи, слухом не сильны. Зато сильны чувством вибрации. Но здесь, среди массы несгнивших пока корней, да ещё за слоем «вечной мерзлоты», они, я думаю, нам не опасны.

— Что?! О ком ты говоришь?! Кто там?!

— Дождевые черви.

— Кто-о?!

— Черви, говорю. Дождевые. Ну, или очень близкие им по виду, твари. Подземные. Кучки состоят из характерных только для них шаровидных сегментов. Ну, почва, прошедшая через пищеварительный тракт, и выделившаяся с того, — он снова кивком указал, — конца. С остатками, так сказать, пищеварительных ферментов и слизи. Хотя таких больших «фекальных» шариков я отродясь не видал. Не удивлюсь, если сами черви — метров по пять-шесть длинной. Да и толщиной, наверное, соответствуют. Чего ты на меня моргаешь? Ты же сама говорила, что видела этих червей?!

— Э-э… Да, видела. Но ты говоришь, эти — пять-шесть метров. А я-то видела — всего лишь метровых. Ну, примерно в руку толщиной.

— Нет. Судя по всё тем же кучкам, тут метром не отделаешься. Но — тише. — он присел сам, заметив движение в подлеске, и сделал жест напарнице, — Сейчас, похоже, состоится охота. Кое-кого на кое-кого. Ну-ка, ложись. Да-да, прямо сюда. — он указал на неопрятно выглядящую, а точнее — просто грязную яму у основания одного из оставшихся пока стоящими, стволов, — Глянь-ка туда: во-он, видишь?

— Да. Да, вижу. — Пенелопа даже не брякнув какую-нибудь глупость, типа того, что «опять потом комбез стирать в луже», медленно и без резких движений опустилась вниз, и вскоре Роджер и сам прилёг рядом, не забыв предварительно внимательно оглядеться. Но в тылу пока было «чисто». Отлично. Надеемся…

Пятиметровый варан между тем то ли храбро, то ли — глупо забрёл уже почти прямо в самое сердце прогалины, тычась рылом в каждую из встреченных по дороге кучек. Варан почему-то был один, и не похоже было, что он и сам хорошо понимает, что он тут делает, и чего собирается достичь. Но Роджер подумал, что это сугубо его личное, субъективное и предвзятое, мнение. И вовсе незачем приписывать животным чувства и эмоции, свойственные только человеку. Антропоцентризм, так сказать.

Варан между тем начал принюхиваться, и вдруг с азартом принялся передними лапами разрывать одну из кучек, выглядящих потемней — очевидно, свежую: сырую.

Тут-то всё и началось!

Земля под ящером буквально вскипела!

Вверх вокруг варана взлетели фонтаны трухи и чернозёма, и откуда не возьмись из-под земли повыскочили огромные, толщиной с человеческое бедро, чёрные, и очень подвижные не то — шланги, не то — трубы! Один из «шлангов» оказался развёрнут к ним передним концом, (Ну, не называть же это место — лицом или даже мордой!) и Роджера проняло: острые зубки, натыканные правильным кольцом по периметру почти полуметровой раззявленной пасти, впечатляли! К таким невольно проникнешься уважением!

Пенелопу, похоже, тоже потрясло: её крепкие пальцы так и вцепились Роджеру в предплечье, и он невольно подумал, что там наверняка останется синяк! Или пять. Ну и ладно — главное, чтоб она не кричала, и не привлекла таким образом тех десятерых или больше ящеров, что сейчас ломанули из подлеска со всех лап к месту сражения!

— Похоже, они только этого и ждали! Ловля, так сказать, «на живца»! — он приблизил губы к её уху, и старался только говорить на выдохе, без басовитых обертонов. — А что — грамотно. И рационалистично. Такую же тактику применяют обычно и крысы: заставляют сожрать приманку с возможным ядом — самую низшую по иерархии особь. И если та не подохнет, едят уже всей семьёй. Готов поспорить, эта пятиметровая монстра — самая слабая. И находится на последних ступенях иерархии стада варанов. Конечно, мало шансов, что эта особь выживет… Но если что — думаю, они съедят и её.

Зато вот добытых на такую наживку червяков всё племя будет жрать добрый месяц. Причём — без ограничений. Так сказать — от пуза! Туши не испортятся: затащат в холодные пещеры. Там, небось, и живут эти гады…

— Роджер. Как ты можешь на это смотреть?! — в глазах Пенелопы, когда она наконец подняла их от земли, застыли боль и жалость.

— Странный вопрос. А как же я смотрел на выпущенные кишки и отрубленные конечности всех моих противников там, на Арене?! — он кивнул головой за спину, — Так что посмотреть мне — можно. И нужно. Хотя бы для того, чтоб знать, какими приёмами они тут предпочитают убивать несчастных червяков, и прочих врагов!

Червяков между тем, и правда, убивали. Но не всех, разумеется, а лишь тех двоих, что в пылу азарта позабыв об осторожности, всё-таки пытались затащить под землю отчаянно орущего и упиравшегося варана, размером только вдвое им уступавшего, и пропустивших из-за этих стараний начало атаки. Теперь же, когда кольцо из двенадцати — Роджер пересчитал! — восьмиметровых сухопутных крокодилов сомкнуло кольцо вокруг жертв, отрезав пути к спасительным дыркам-норам, положение бедолаг стало заведомо проигрышным: противопоставить зубам и когтям бронированных нападавших они могли лишь зубки в пастях! Но этого явно оказалось недостаточно.

И вскоре трупы буквально на куски разорванных десятиметровых червей споро и деловито тащили к дебрям на опушке прогалины, оставив выбираться своими силами несчастную «наживку» с полностью откушенной задней лапой, и перебитой передней. Однако Роджер вынужден был констатировать, что дух коллективизма всё же свойственен стае варанов: двое из собратьев проковыляли неспешно к раненному собрату. Но вовсе не для того, чтоб, как он посчитал, прикончить и тоже сожрать, а для того, чтоб, двигаясь сзади, и внимательно поглядывая по сторонам, прикрывать его медленное и мучительное отступление от новых поползновений червей.

А грамотно. Потери минимальны, а еды теперь чёртовым пресмыкающимся хватит надолго. Возможно, что на обильной диете и пострадавший оклемается. Хотя бы частично. Хотя… Роджер смутно помнил, что регенерация — то есть, отращивание новых конечностей взамен утраченных — свойственна как раз ящерицам. Зря, получается, он их…

— Зря ты назвал их тупыми пресмыкающимися. — ну вот. Они уже и мыслят почти параллельно! — Оказывается, они могут охотиться стаями. Организованно. С продуманным планом. Как львы. Как волки. Или гиены.

— Признаю: был неправ. Впрочем, это их наверняка «изменившиеся внешние обстоятельства» заставили отказаться от привычного свойственного им поведения. Думаю я и вот о чём: в ближайшие две-три недели мы в этот район нашей ямы — ни ногой!

Не знаю, как ты, а я всё, что хотел узнать — узнал.

На боте всё было привычно. Мерно гудели дежурные механизмы, шумел вентилятор отопительной системы… Благодать, казалось бы!..

Но Роджер всё не мог успокоиться, и мерил крохотное пространство нервными порывистыми шагами. Пенелопа не мешала, а только иногда поглядывала, полёживая себе на их импровизированной постели, и почёсывая туго набитый очередной крысой животик. Приготовил её Роджер, и даже сам себе порадовался: а неплохой из него мог бы получиться кулинар!.. Ну, там, в той жизни…

— Может, хватит зря расходовать драгоценные калории, и пора заняться более приятным и полезным делом?

Он оглянулся на неё. Нет, таких авансов не заметить, конечно, невозможно… Да и пикантно-точёные ножки, что она приоткрывала сейчас, неторопливо стаскивая с них казённое зелёное одеяло, могли бы завести и импотента… А эти глубокие, в поллица, томно прикрытые глаза с хитринкой, чуть искоса мечущие на него… Эротизм в его вещественном воплощении!

Он сглотнул ставшую почему-то вязкой слюну.

Всё, вроде, у них так. Ему спасли жизнь, умыкнули, если можно так сказать, на «необитаемый остров» в виде целой, и сейчас находящейся в их безраздельном владении, планеты. Его приглашают. Продолжить благородное дело по восстановлению человечества. Какого же …я ему неймётся?!

Он знает, какого.

Но не время сейчас проявлять свои знания. Выпячивать догадки. И задавать простой исполнительнице неуютные вопросы.

Не-ет, он должен, если и правда хочет получить ответы, найти другой вариант, кроме расспросов своей напарницы!

А пока действительно — хватит дурью маяться, девушка ждёт.

Как написано в каком-то из русских романов, «Барышня легли и просють!»

«Барышню» свою сегодня Роджер реально зат…ахал.

То ли от того зрелища, что им выпало сегодня увидеть, то ли от натурального мяса, то ли — от внутренней неудовлетворённости, но Роджер по выражению Пенелопы, «свирепствовал», как никогда. Буквально до позднего вечера. За что удостоился очередного — не то — комплимента, не то — ругательства: «Кобелина призовой!..»

Пенелопа даже отказалась от ужина. Но Роджер всё равно приготовил себе полкрысы — знал, что восполнить потерю сил нужно. Завтра им предстоит обход другой половины изолята. Мало ли! Готовым нужно быть ко всему. И если бы из каких-то неведомых глубин их ямы, или проломов в её периметре полезли мамонты и шерстистые (Как дань глобальному похолоданию!) носороги, он не удивился бы. Но вот с разделкой туш…

Да, здесь ему нужно что-то придумать. Потому что холодильник у них действительно маленький — примерно на пятьдесят литров. А туша даже варана по самым скромным прикидкам — килограмм триста. Не влезет. Да и кроты, попадись они снова им на пути, весьма аппетитны, если правильно их разделать. Но тянут уже на добрых полтонны. И мясо крота наверняка уж повкусней, чем жилистое и вонючее мясо пресмыкающихся — теплокровные же. Вроде даже — млекопитающие. Что же делать?

Может, стоит хранить мясо в типа погребе — скажем, выкопав в грунте яму с горизонтальной полкой там, где проходит как бы слой вечной мерзлоты? Хм-м… Вряд ли. Разроют те же вараны. Или кроты. Или ещё кто-нибудь, не слишком нуждающийся в свете солнца, кто исхитрился выжить здесь под почвой, схоронившись от заморозков и кромешной тьмы первых нескольких лет ядерной зимы.

Тогда, может, соорудить какой-нибудь лабаз на высоких шестах — как делают (ну, делали) охотники сибирской тайги? Тоже — нет. Ведь днём — температура плюсовая. Лучи солнца будут нагревать крышу, и, соответственно, и мясо. Оно протухнет или прогоркнет.

Проклятье. Вот блин: они, вроде, нашли, кого могут тут заготовлять и кушать, так теперь получается — им негде хранить запасы мяса. Вот хорошо было древним пещерным троглодитам: завалили того же мамонта, да сразу сожрали — столько, сколько в пузо влезло! И ещё три дня так жрали. А оставшееся недоеденным да требуху — просто выкидывали, не парясь с сохранением: на фига, если мамонтов вокруг — несчитано-немеряно?!

В их случае так не получится. Потому что изолят — крохотный. Здесь и вараны, и кроты, и даже крысы и черви — наверняка и считаны и меряны. Популяции не могут быть слишком большими — иначе они просто вымерли бы, сожрав все ресурсы пищи…

Значит, нужно убивать местную живность — с расчетом. Или уж тогда базироваться на тех тварях, что сохранились где-то снаружи. Правда, Пенелопа сказала, что там шишь кто сохранился… Нужно бы просмотреть записи на флэшках, оставшихся там, на Станции, да в памяти «Матери». Уж там-то должно быть всё конкретно и документально — кто где повымер, кто где сохранился. Может, где-то есть ещё выжившие растения. Или хотя бы их семена? Потому что без растительной поверхностной биомассы не будет травоядных: сусликов, мышей, или привычных зебр-антилоп. И, соответственно — хищников. Порвётся пищевая цепочка. Вот уж постарался человек…

Правда, Роджер слышал или читал где-то, что таких, глобальных, катастроф, с тотальным вымиранием девяноста процентов видов, случалось на памяти Земли — четыре или пять. Одна такая, самая, конечно, известная — случилась семьдесят пять миллионов лет назад — когда в Мексиканский залив грохнулся чудовищный булыжник-астероид. И динозавры вымерли. А млекопитающие, имевшие тогда размеры как у мыши — выжили. Именно потому — что были крохотными. И смогли найти, чем прокормиться…

А, может, таких «глобальных» вымираний-катастроф было и больше. Однако не хотелось думать, что в хотя бы некоторых виновато, вот именно — очередное человечество, добравшееся до ядерной энергии, и в очередной раз решившее доказать самому себе, что ядерная зима ему нипочём.

А вот — почём.

Что он сейчас здесь и наблюдает.

И его прямая и непосредственная задача — ликвидировать последствия недавней катастрофы, открыв своими потомками Шестую Эру жизни на планете Земля…

Ладно, хватит о грустном. Нужно спать. Хотя бы для того, чтоб завтра, с новыми силами и надеждами, продолжить обход выделенной ему ямы.

Чтоб и правда — возродить чёртово человечество в шестой, или какой там, раз…

Он поёрзал, устраиваясь поудобней. Головка Пенелопы чуть сдвинулась, и он снова замер, придержав её ладонью: пусть себе спит. Она сегодня «ухайдакана» от души. А у него на груди, судя по-всему, ей очень даже комфортно. И ему это, если честно, нравится — девушка почти ничего не весит, приятна на ощупь, да и доверяет ему. Когда расслаблена сном, и мирно посапывает ему в ключицу или ухо — мягкая и тёплая. Хотя не самом деле жилистая, и, как он имел возможность убедиться, сильная и выносливая.

Идеальная боевая подруга.

Даже слишком идеальная.

С этой мыслью он и заснул.