— Прошу меня простить, Ваше Величество, но всё это звучит… странно.

Убелённый сединами старец на троне поджал губы. Затем вернул их в первоначальное положение, на чело вновь опустилось выражение горделивого превосходства:

— Я понимаю, Конан, что во всё, что я тебе рассказал, поверить трудно. Особенно тому, кто не жил в наших землях, не встречался сам с демонами воздуха. И не выплачивал им дани. Ну а мы — привыкли. И «россказни» о бестелесных существах нам не кажутся досужими домыслами старого маразматика, как наверняка сейчас думаешь ты!

Конан смутился. Не думал он, что его недоверие и скепсис так заметны. Да и определение, которое подобрал для себя старый король было лишь чуть-чуть мягче, чем дал ему (Про себя, разумеется!) сам варвар.

Значит, придётся лучше следить за мимикой: брови не хмурить, и рот в пренебрежительно-ироничной усмешке не кривить!

— Прошу прощения, Ваше Величество, если своим видом дал понять, что не… э-э… Скажем лучше так: верю не всему, что вы мне рассказали. Как вы без сомнения знаете, я — киммериец. То есть — варвар. А мы, варвары, люди простые. Так уж устроены, что пока сами не увидим, не пощупаем руками, не понюхаем, не откусим и не прожуём — не поверим.

И ещё кое что: обычно мои наниматели платят мне вполне конкретные деньги за вполне конкретные дела! А тут складывается, как бы это выразиться, по-меньшей мере странная ситуация: я должен пойти туда, не знаю куда, подняться на невидимые взору простого смертного пространства невесомого и неощутимого царства, и отрубить голову… Которую тоже не видно!

Как же я смогу сделать это? А потом и доказать вам, что работа выполнена? Более того: как я сам узнаю, что отрубил именно то, что надо?! И именно у того, у кого надо?

— Ну, с тем, отрубил ли ты то, что надо, у того, у кого надо, проблем быть не должно. Поскольку Король Тумсс Восьмой двойников не признаёт, и никому не позволяет сидеть на своём троне. Так что можешь быть уверен: тот, кто окажется в его тронном зале на троне — и есть Тумсс Восьмой. Но ты прав: проблема есть. Проблема, как сделать твоё нахождение на небесных землях, или лучше сказать — пространствах, возможным. А главное: как его обитателей сделать видимыми. Для тебя. И — ощущаемыми. Потому что мы-то их видим. И ярмо на своей шее уж ощущаем… — человек на троне зябко поёжился.

— Прошу прощения ещё раз, Ваше Величество. Вы сказали, что они тут — везде! — Конан подумал, что за время этого странного разговора он только и делает, что извиняется. Потому что — ну совершенной чушью представляется то, о чём ему поведал король крохотного пограничного королевства Турсинии, Павел Третий, — Так не хотите ли вы сказать, что и сейчас здесь кто-то из них есть?!

— Нет, Конан-киммериец. Иначе мы с тобой не вели бы этот разговор. Мы — в защищённой заклинанием и пентаграммой, как бы — камере. Сюда не могут проникнуть агенты и демоны Тумсса. И никому кроме нас ничего из сказанного нами не слышно.

— Но почему бы тогда вам не поступить гораздо проще, чем нанимать меня? Почему не распространить действие такого защитного заклинания на всё ваше королевство, сделав его так же недоступным, как нашу «камеру»?

— Это, к сожалению, невозможно, Конан. Даже после часа поддержания весьма маленького пространства вне зоны доступа демонов воздуха мой придворный чародей вынужден неделю отлёживаться и отсыпаться: на такое уходит слишком много сил!

Конан выразил обуревавшие его чувства традиционно: почесал в затылке.

Человек, сидевший на троне с весьма обшарпанными занавесями-драпировками на заднем плане, тяжко вздохнул. Повёл рукой:

— Да, Конан. Никто кроме нас, турсинийцев, демонов воздуха не видит. И поэтому дани им не платит. Для остальных людей они — фантомы, несуществующие и нереальные призраки! Сказочные существа, которых придумали, и про которых рассказывают турсинийцы. Страшилки, годные только для того, чтоб ими пугать на ночь непослушных детей!

А вот для нас они — вполне конкретное зло! Могущее навредить, наказать, а то и — убить непокорных. Или отказавшихся платить дань. А для обеспечения совсем уж… покорности, они и берут в заложники или заложницы детей правителя и аристократии. В моём случае — мою дочь. Далайну. И ещё пятерых дочерей — моих графов и баронов.

Конан подумал, что вероятно, баронетством, дающим в таком крохотном королевстве право на громкий титул, считается надел… Который может обработать, скажем, одна семья землепашцев. Смехотворно. Но это — не его дело. Его дело — договориться о цене, как бы по-идиотски не выглядела работа. И выполнить её.

— Вот это ты и должен будешь сделать: освободить из того места, где содержатся заложницы, наших дочерей, и для гарантии предотвращения угнетения нашего народа в будущем, убить короля Королевства воздуха. А лучше бы — и всех его приближённых.

Демонов.

— Но как они хотя бы выглядят, эти… Демоны?

— Выглядят они почти как люди, Конан. Есть, конечно, и кое-какие отличия. Например, все демоны, да и сам король, куда меньше нас ростом. Головы у них непропорционально большие — как у карликов. А, да — зубов у них во рту не тридцать два, как у нас, а сорок восемь. (Впрочем, может их и больше — никто точно не сосчитал!) И устроены эти зубы, как у волков, или тигров: острые, крепкие. Такими хорошо рвать и откусывать куски от добычи. Вот этого-то мы и боимся больше всего, Конан: что они съедят, как едят и коров и баранов, которыми мы платим им дань — и наших детей! Именно такое наказание они предпочитают для непокорных и строптивых: съесть человека, и всю его семью, заживо! Причём — на глазах свидетелей!

— Хм-м… Жестоко. Но, вероятно — наглядно и действенно? — Конан смотрел в чёрные глаза короля, горящие теперь неукротимой яростью. Своему лицу придал каменно-равнодушное выражение. Он знал, что это-то выражение у него неплохо получается. Король Павел Третий…

Перестал играть желваками на скулах. Вздохнул. Моргнул. И чуть откинулся в кресле. Постарался расслабить спину. Сказал:

— Ты прав, Конан-киммериец. Это и правда — действенно. Даже слишком действенно. Желающие бунтовать, или уклоняться от дани у нас быстро перевелись. И вот, почитай, уже двадцать восемь лет мы — покорные и кроткие… рабы. Выращивающие скот и птицу для прокорма своры… Бездельников и мерзких выродков!

— Понятно. — Конан вступил в разговор, убедившись, что король, вновь сжавший подлокотники своего кресла так, что побелели костяшки пальцев, больше ничего не скажет, — Я вот ещё что хотел бы знать: может быть, вашему Величеству известно, хотя бы приблизительно, сколько этих… Подданных короля Тумсса сейчас обитает там, в его «землях»?

— Э-э… Никогда особо не интересовался этим вопросом, но сейчас, когда ты спросил… Думаю — немного. О! Мы можем примерно подсчитать их количество косвенным путём: по съедаемому за месяц оброку. Так вот: им требуется двадцать коров и сто баранов. И около двух сотен кур и уток каждый месяц. Это получается, если исходить из того, что они чуть мельче людей, и едят только мясо…

— Не больше трёхсот человек. Тьфу ты — демонов!

— Думаю, Конан, ты близок к истине. Мы никогда не видели их больших скоплений. Но они всегда ходят группками: по пятнадцать-двадцать демонов. Чтоб и недоимки собрать, и, при необходимости, и наказать нерадивых. Они не столь сильны, как обычный человек, но берут числом и умением. Во владении оружием им равных нет. Ну, тут, у нас!

Конан представил, как землепашцы и пастухи пытаются сладить с обученным и хорошо вооружённым отрядом профессионалов, и невольно усмехнулся. Про себя. Вслух же спросил:

— Но как же их королевство сообщается с вашими землями, если они живут… В воздухе?

— Они живут не только в воздухе, а и под землёй тоже. Но не беспокойся, Конан. Дорог или проходов туда — много. Даже слишком много. Дело в том, что их земли — не все находятся в воздухе или под землёй. Кое-где они пересекаются и соприкасаются с нашими: так, что можно свободно переходить из Королевства Воздуха к нам, в Турсинию. Или наоборот — но нам это категорически запрещено. А тебе — нет! Но…

Ты и сам всё отлично увидишь, когда выпьешь Зелье.

— Какое ещё зелье, Ваше Величество? — Конан насторожился. Мало ли каких заколдованных напитков ему не подсовывали! От некоторых он падал буквально замертво, сморённый колдовским сном. А от других и правда — начинались такие галлюцинации!..

Впору и самого Повелителя Недр Мардука увидать!

— Зелье, которое уже приготовил для тебя мой чародей. Оно даст тебе возможность увидеть то, что мы видим с рождения. И начать ощущать ту реальность, что существует здесь, рядом с нашей. Как объяснил мне мой маг, у нас, живущих здесь, в этих местах, появился как раз лет тридцать назад в пище и воздухе некий элемент, которого нет в других местностях. К нам в тело он попадает через дыхание, и с пищей, и молоком матери.

Но у тебя в теле, как у чужака, прибывшего издалека, его наверняка нет. (И вряд ли ты захочешь, чтоб раз попав, он остался в тебе надолго!) Поэтому к тебе в тело он попадёт через Зелье Видимости. Он, этот элемент, как нам кажется, больше нигде в Ойкумене не встречается. Но этот-то элемент и даёт нам… И наверняка даст и тебе — возможность контакта. С Королевством воздуха и его обитателями.

Должен предупредить тебя сразу, Конан! Маг сказал, что действие Зелья очень непродолжительно. Всего три дня! Потому что после этого его составные элементы… э-э… Покинут твоё тело. — Конан ничего не сказал, но прекрасно понял намёки, которые дал король: всё зелье выйдет из… Ну, словом, обычным путём!

— И чтобы потом снова видеть их земли и самих демонов, придётся пить новую порцию Зелья. А это очень опасно! Неподготовленный с детства, не имеющий такой привычки, то есть — иммунитета к этому яду, человек, может попросту умереть! Поэтому, если возьмёшься за эту работу — тебе придётся всё делать быстро. Очень быстро!

— Понятно, Ваше Величество. Но… Хотелось бы узнать: насколько велико это Королевство Воздуха?

— Та его часть, что находится на поверхности, совсем не велика, Конан. Размером с небольшой город. Именно там и находится замок Тумсса. Про ту же, что уходит под землю, мы ничего не знаем. А ещё мы знаем — из случайных фраз и косвенных улик! — Королевство Воздуха построил какой-то там древний маг. Для себя. Но его убили, и он не успел расширить его границы на всё Средиземье. И вот так уж сложилось, что это именно нам повезло граничить с этим, — Павел третий дёрнул плечом, — Королевством!

— Что ж, Ваше Величество. Задача вполне понятна. Главная цель — убить короля Королевства Воздуха. И освободить заложниц. Живыми. А если получится — поубивать и всех подручных короля, и обитателей этого… Королевства Воздуха.

— Да, Конан. Именно так. А теперь, когда ты знаешь всё, дай свой ответ: согласен ты выпить Зелье, и сделать эту работу?

— Ответ, Ваше Величество — прошу простить мне мою прямоту и конкретную постановку вопроса! — зависит только от вас. То есть — от той цены, что вы готовы заплатить!

— Хм-м… Вот теперь я понимаю, почему тебя называют королём наёмников, — человек на троне чуть улыбнулся, — Да, риск велик. И работа непривычна. Потребует напряжения всех сил, и боевых навыков… Но всё это можно компенсировать с помощью звонких, блестящих, и чертовски нужных для жизни, золотых кругляшек! Знаешь что, Конан?

Думаю, будет лучше, если ты сам назначишь цену!

— Как прикажет Ваше Величество. — Конан назвал цену.

— Пусть будет так! — Павел Третий даже не сделал попыток поторговаться, чем иногда не брезговали люди и побогаче и породовитей его. Из этого варвар сделал вывод, что король и правда — в отчаянии. Хотя владеет собой прекрасно, — Такую сумму я смогу набрать в нашей подистощившейся казне! А сейчас скажи, когда ты сможешь приступить.

— Приступить, Ваше Величество, я готов хоть сейчас!

Конан, отлично позавтракавший бараньей ногой и двумя кружками пива в главном зале местного постоялого двора, справедливо считал, что раз уж чародей Павла Третьего создал вокруг них непроницаемый кокон, об их встрече, и об этом Коконе уже наверняка известно и шпионам Тумсса Восьмого. Стало быть, скоро об их сделке так и так узнает и король Королевства Воздуха.

А поскольку слава киммерийца именно как наёмника зачастую сильно обгоняет его самого, Тумсс Восьмой наверняка и без дополнительных подсказок догадается, что за дела у Павла Третьего с могучим северянином. И, значит, чем скорее варвар начнёт саму «работу», тем меньше возможностей будет у врагов, чтоб успеть подготовиться достойно и капитально.

— И, думаю, Ваше Величество, что вы и сами так считаете.

— Ты прав, Конан. Тумсс Восьмой вовсе не дурак. И он сейчас наверняка уверен, что вопрос — только в цене…

Так что вот оно: Зелье! — Павел Третий достал ис-под складок мантии немаленький кубок, и протянул киммерийцу. Тот подошёл, и, не колеблясь, взял кубок.

— Здоровье Вашего Величества!

— Благодарю, Конан.

На вкус, да и на запах Зелье напоминало растворённый в помоях птичий помёт. Но выбирать особо не приходилось.

Конан, стараясь не морщиться, выпил жёлто-зелёную вонючую жидкость до дна. Кубок поставил на ступеньку трона. Покачнулся, потому что в глазах потемнело. Да и в голове зашумело: словно тысячи волн накатываются на прибрежные утёсы! Затем звук усилился до рёва, но вдруг пропал вообще, и остался только мерзкий привкус во рту.

Но тут Конану пришлось опуститься на колено — потому что зал вокруг него начал раскачиваться, совсем как старый добрый «Вестрел» в шторм! И вращаться… Человек на троне молчал — только смотрел, вроде как с сочувствием. Затем…

Не было никакого затем: навстречу глазам вдруг ринулся ковёр, устилавший пол тронного зала, и варвар провалился в чёрную звенящую пучину забвения!

Голова разламывалась.

Ого! Вот так похмелье! Где это он вчера так…

А, нет! Он не кутил, как обычно, в каком-то из местных кабаков, и даже ни с кем не дрался: это ему дали какое-то Зелье…

И он его выпил.

Проклятье.

Пришлось выплыть из дебрей небытия, и заставить отступить от сознания головокружение и тошноту. Ну вот: дышать стало легче! Но вот встать… Пока не получилось!

— Я рад, Конан-киммериец, что ты так быстро и безболезненно пережил Зелье Видимости. — голос человека на троне вроде, не изменился, но звучал теперь… Как-то искажённо. Словно говорил не человек, а… Дракон! Хрипло, глубоким тембром, и очень громко: словно рыча. Однажды Конан имел удовольствие (Или — неудовольствие: это как посмотреть!) общаться с ящером, говорящим по-человечески. Но сейчас, бросив взгляд на трон, откуда доносился голос, киммериец не обнаружил зверя. Король Павел Третий не изменился внешне. Только голос… Стал как бы утробным, зычным — подобным тысяче труб. Но король продолжил:

— Не волнуйся, что ты слышишь меня теперь по-другому. А, возможно, и видишь. Это тот самый элемент в Зелье придаёт твоим чувствам как бы дополнительную остроту и глубину. А полностью Зелье наберёт свою силу минут через десять. Тогда тебе и станет видно Королевство Воздуха. И его обитателей.

Король замолчал. Но Конан и не думал отвечать. Он пытался хоть как-то прийти в себя: руки и ноги дрожали, словно пять суток кряду грузил мешки на «Вестрел», или сражался с полчищами Марлона Великолепного! Да и голова… Всё ещё кружилась.

Однако через пару минут варвар почувствовал облегчение. И смог даже сесть, а затем и подняться на ноги. В голове прояснилось, и в виски перестали стучать молоты отвратительных демонов подземелья Неграла. Руки и ноги покрылись потом, но…

Но из непослушных дряблых тряпочек вновь превратились в тренированные мускулистые орудия! И снова слушались его.

Конан с явным облегчением потянулся. Вздохнул. Поморгал. Спросил:

— Долго я был без сознания, Ваше Величество?

— Нет, Конан. Буквально несколько минут. Прости, что не предупредил тебя о тех… э-э… эффектах, которые сопровождают приём этого зелья! Немного нашлось смельчаков, захотевших принять его во второй раз! Возможно, и ты бы мог, узнав о них…

— Отказаться?! Вот уж нет! Это не в моих правилах — взявшись за работу, спасовать перед небольшим… Похмельем!

— Я рад, что ты относишься к ситуации с юмором. А сейчас — к делу.

Готов ли ты?

Конан покрутил головой. Сжал-разжал кисти, проверил, легко ли вынимается меч.

— Да, Ваше Величество. Я — в полном порядке!

— Отлично. В таком случае приготовься. Сейчас я прикажу снять Кокон.

Король хлопнул в ладоши.

Из-за трона донёсся явственный вздох облегчения — Конан поразился, что теперь ему отлично слышно и сиплое, с присвистом и надрывом, дыхание того, кто скрывался там, за постаментом и занавесями. А вот и замогильный шёпот! Читают явно какое-то заклинание!

И вдруг будто разбились тысячи хрустальных ваз — с оглушительным звоном и грохотом! Вокруг, словно выпав из окон и стен тронного зала, будто упали наземь груды блестящих радужными переливами осколков, и свет — ослепительный свет! — ударил варвару в глаза! С непривычки он прикрылся рукой.

— Ничего, Конан, это скоро пройдёт и глаза привыкнут. Так же, как слух привыкнет к тому, что обычному человеческому уху недоступно: слушать, как шипит, испаряясь под утренними лучами солнца, роса. Ощущать треск и шорох, когда полевое семя пробивается первым ростком сквозь землю, раздвигая её сухие комья. Понимать, что оглушительный гомон — всего-навсего перекличка весёлых воробьёв в лесу.

И видеть, как вокруг воздымаются мрачные утёсы Королевства Воздуха.

Всё это — непривычно, но неизбежно. Мы здесь живём так уже долгие годы.

— Я… Понял, Ваше Величество. — Конан, оглядев тронный зал, обнаружил, что и правда: видит теперь буквально с соколиной остротой зрения. Мельчайшие детали вышивки на покрывавших стены старых гобеленах — ему оказались видны потёртости, дырочки, и даже узелки, особенно, когда он сосредотачивал зрение на каком-то узоре или детали изображения. Оказалось слышно и как под троном что-то грызут: словно там завелись мыши или крысы. Странно было и наблюдать, как что-то вроде туч — но не тучи! — закрывает иногда солнце, и сразу становится гораздо темней, и… словно уютней.

Единственное, что напрягало, так это то, что всё вокруг словно не имело цвета!

Вернее, оно его имело, но цвет этот был фиолетовым: от густо-тёмного, насыщенного, там, в тени за троном, и до очень светлого, почти белого — так оказалось окрашено теперь небо…

— Повторяю: ты привыкнешь быстро. Нужно только использовать эти новые сверхспособности и сверхчувства, пока Зелье ещё действует. Задача не так сложна, как может показаться на первый взгляд. Потому что дворец Тумсса находится всего в получасе ходьбы от моего. А для начала тебе придётся «разобраться» с нашими «любимыми» шпионами и слухачами — вон они, лезут и бегут! Сейчас меня, возможно, опять попытаются наказать. За то, что снова применил Зелье, и Заклинание непроницаемости.

Как именно «наказать» Павла Третьего собираются с десяток зловещего вида криво— и коротконогих карликов, бегущих от двери и лезущих через окна, Конан спросить не успел: в него полетело пущенное чьей-то умелой рукой копьё, и ему пришлось пригнуться, потому что бросок был точным, и нашёл бы свою цель — его сердце! — если б не отменная реакция киммерийца.

Ну и почти тут же пришлось действительно выхватить меч, и поотрубать руки, головы и прочие части тела, оказавшиеся в непосредственной близости к телу Конана, потому что орава взбешённых его реакцией на бросок негодяев одновременно кинулась на него, размахивая саблями, палицами, цепями с шипастыми шарами, и клевцами!

Но звон оружия, крики и вопли раздавались в тронном зале не более нескольких секунд.

— Надо же. — это подал голос Павел Третий, когда вся куча поверженных врагов у ног киммерийца уже не подавала признаков жизни, поскольку Конан, наученный горьким опытом, безжалостно добил тех, кто ещё пытался хоть как-то достать его своим оружием, — Похоже, не зря о тебе идёт молва, как о первом воине Ойкумены. После того, как ты увернулся от копья я начал считать про себя — успел дойти лишь до восемнадцати.

А у твоих ног уже девять… трупов!

— Да, Ваше Величество, я не играю больше в «благородство» и «милость к врагам». Я безжалостно добиваю поверженных, и пусть про меня думают всё, что угодно. Я редко беру себе напарников. Но хочу, чтоб моя спина была в безопасности. Меня… Слишком многому научили прошлые ошибки.

Возможно, именно потому, что я сделал для себя кое-какие выводы, я и жив до сих пор!

— Я не это имел в виду, Конан-киммериец. А то, насколько быстро и эффективно ты сражаешься. Никаких эмоций. Ни одного лишнего движения. Удары выверены и точны. А уж скорость!.. Жаль, что не удалось посмотреть, как ты действуешь в «естественном», так сказать, виде. То есть — с не подстёгнутыми Зельем инстинктами и реакциями.

— Ах, вот оно в чём дело. А я и сам немного удивился: вроде, только успел подумать: и вот уже вон тот тип располосован от горла до паха, а этот — без руки с булавой! Значит, это Зелье «видимости» делает меня ещё и быстрей?

— Да, Конан.

— Неплохо, клянусь селезёнкой Кашшагет… Но враги всё же почему-то казались… Словно неуклюжими. — Конан подумал про себя, что это не слишком хорошо согласуется с тем, что говорил о профессиональных навыках маленьких бойцов Павел Третий, но вслух этого не высказал, — Ладно. А скажите мне ещё вот что, Ваше Величество. Если б я не видел этого копья, и оно попало бы в меня — тогда, ну, пока я ещё не выпил Зелья…

Что было бы?

— Ничего, Конан. Ты бы… Просто не воспринял его. А копьё просто пролетело бы насквозь: через твоё тело, как через пустое место. А ты, повторяю, не почувствовал бы даже малейшего ветерка или прикосновения! Для тебя это копьё было бы, словно — вот именно: воздух! Невесомо, неощутимо.

А вот то, что ты видишь его и можешь теперь и потрогать — действие Зелья. Зелье не только делает видимым их мир. Оно ещё даёт возможность взаимодействовать с тамошними материальными предметами. Потому что какой был бы смысл — видеть, не имея возможности — отреагировать, отразить атаку, убить врагов?! А так ты можешь действительно — реагировать. И ощущать обитателей, и предметы Мира Воздуха. Трогать. Ходить по их полям и лесам. Подняться к ним на их Холм.

Убивать.

— Понятно, Ваше Величество. Собственно, я именно так всё про это Зелье и понял. Значит, говорите, в получасе ходьбы?

— Да, Конан. Я дам тебе в провожатые и для подмоги взвод своих воинов. Это практически всё моё войско. Вернее — «личная охрана». Войско мне держать запретили. — на чело короля вновь словно набежала тучка: Конан заметил её своим новым обострённым зрением.

Конан подумал, что это наверняка унизительно — не чувствовать себя хозяином в своём же доме и вотчине. Но сказал другое:

— Нет, Ваше Величество. Не нужно воинов. Нет, — он поднял руку, заметив, как вспыхнуло лицо короля, став, как он понимал, красным, а точнее, сейчас — густо-фиолетовым, — Это вовсе не потому, что я считаю их неумелыми, или плохими солдатами. Дело в том, что раз уж я поубивал всех осведомителей-шпионов, и приставленных к вам контролёров, и некому рассказать о том, что вы меня всё-таки наняли, и я уже приступил к работе, будет лучше, если вы дадите мне просто — проводника. Отлично знающего Королевство Воздуха. И мы с ним спокойно, и тихо, не привлекая внимания бодрым строевым топанием и бряцанием оружия, проберёмся в логово врага.

Я хотел бы… Провести предварительно разведку, и выяснить — что и как.

Да так оно, наверное, будет лучше и для безопасности заложниц.

— Я… Понял тебя, Конан. Теперь я убедился и в том, что ты — не только лучший в Средиземье воин-наёмник, но и… Отличный стратег и тактик.

Возможно, со временем, когда тебе наскучат эти игры, и риск за чужие деньги и дела, ты и сам станешь королём! И, думаю — неплохим.

— Спасибо на добром слове, Ваше Величество. Поживём — увидим.

А пока — дайте мне кого-нибудь понеприметней. И поопытней.

«Неприметным» проводник Конана действительно был — во всех отношениях.

Главный егерь Павла Третьего, Кудим Хромой, не отличался ни высоким ростом, ни упитанностью комплекции. Худощавый суровый охотник с тёмным, вероятно, загорелым до черноты, а сейчас — густо-фиолетовым, лицом, покрытым глубокими морщинами, явно разменявший пятый десяток, но сохранивший кошачью гибкость движений, и бесшумность лёгкой поступи, сразу понравился Конану. Коллега, так сказать! Он действительно немного прихрамывал, но вскоре Конан перестал обращать на это внимание: под умелой ногой ни разу не хрустнула ни одна ветка!

Вёл Кудим киммерийца, иногда оглядываясь, чтоб убедиться, что тот успевает за ним, преимущественно лесами и прогалинами, заросшими густым подлеском.

От дворца они отдалились не более чем на полмили, когда проводник остановился возле одного из толстых дубов, за которым брезжило что-то вроде обширного светлого пространства, и жестом дал Конану знак приблизиться. Шёпот в приближенное после ещё одного жеста мужчины ухо варвара был почти бесшумен даже с новым обострённым слухом киммерийца:

— Здесь это начинается. Их земли как бы… пересекаются с нашими. Зрелище, конечно, дикое, кто не привык, но это — не страшно. Просто имей в виду, Конан: на самом деле их земли куда обширней, чем видно, только в северной своей части уходят под землю. И оттуда они доставать нас не могут. Как и мы их. Для них — высоко, для нас — запрещено. Так что, чтобы достать нас, им и приходится вначале подниматься там, у себя, до вот этой границы, и уж потом только перебираться сюда. К нам. Но осмотрись получше. Потому что высовываться нам пока всё равно нельзя. За прогалиной выставлены караулы.

Конан медленно и осторожно лёг на сухую хвою и полусгнившие листья лесной подстилки, и прополз оставшиеся шаги до кромки леса: так же, как это сделал и сам Кудим. Ветви подлеска и стебли папоротника киммериец старался не отгибать, и вообще — ничего не трогать. Собственно, он, как профессиональный охотник и следопыт, выполнял всё автоматически, отмечая про себя, что его провожатый делает всё куда бесшумней: очевидно, сказывается привычка, и рефлексы приучены к тому, что здесь всё слышно куда лучше, и двигаться нужно гораздо осторожней и тише.

Зрелище и правда — потрясало.

Словно в плоскую и ровную поляну врезалась под небольшим углом на полной скорости ещё одна, такая же плоская, поляна. Да так и застряла, сохранив в целости всё то, что росло и обитало на ней: цветы, траву, лес невдалеке, и даже сине-фиолетовых бабочек, порхавших над цветами, густо покрывавшими — что траву нормальной, что траву «врезавшейся», поляны. Граница «входа» поляны в поляну казалась очень длинной: линия стыка уходила куда-то за лес, и там терялась из поля зрения. Конан подумал, что Павел Третий прав: мест перехода из Мира в Мир — достаточно.

Сам лес примерно в ста шагах за полянами казался вполне обычным: сосны, ели, берёзы и клёны мирно шелестели на лёгком ветерке, наполняя ещё неприспособившиеся уши мощным гулом и скрежетом. Но сами деревья размерами не отличались от обычных, и издали киммериец не смог бы сказать — какие принадлежат их миру, а какие — миру Тумсса Восьмого. Однако, разумеется, все эти представители царства Флоры переливались всеми оттенками всё того же фиолетового: от шершавой, старой и отслаивающейся, почти чёрной коры, до голубовато-сиреневых молоденьких листьев и иголок.

Конан приблизил лицо к уху проводника:

— И — что? Если б я не выпил Зелья, я бы не видел их леса? И склона Холма?

— Нет, Конан. Ты бы прошёл здесь, сквозь их лес и Холм, словно сквозь воздух! И даже не заметил бы их. Ну, как не заметил тогда, когда подъезжал к нашим границам. Дорога из Аквилонии идёт вон оттуда. — еле слышный шёпот и осторожный жест не могли выдать их любому, даже сверхчуткому, уху.

Конан кивнул. Он и сам отлично помнил, что действительно, проезжал всего-то в паре миль от этой поляны. И никакого Холма, сейчас воздымавшегося вверх не менее чем на полмили в верхней своей части, не видел!

— А что — Павел Третий? Раньше не пробовал нанять какой-нибудь отряд? Ведь это обошлось бы ему, — Конан хмыкнул, — куда дешевле?

Проводник долго смотрел Конану в глаза. Затем всё же решился:

— Думаю, теперь не будет большого вреда, если я скажу тебе. Да, наш повелитель пытался нанять взвод головорезов из Коринфии. Однако когда они узнали, что враги и их земли — невидимы, а чтоб их увидеть, нужно выпить Зелье, категорически отказались.

С чёрным колдовством и волшебными тварями никто не хочет иметь дела!

Конан несколько секунд переваривал ответ. Затем вздохнул, и обернулся снова к прогалине, проворчав:

— Ладно, я только хотел убедиться в том, что мне теперь видно и наш лес, и их.

Пикет охранников Конан обнаружил довольно быстро: двое уже знакомых по внешнему виду коротышек, действуя тоже вполне профессионально, лежали умно: не у самой кромки прогалины-поляны, а — чуть в глубине, в тени, за густыми зарослями кустов ежевики. Их кафтаны и штаны не бросались в глаза, и по расцветке вполне сливались с зеленью (вернее — фиолетовостью) вокруг. Выдавали сторожей лица. Вот они — выделялись: бледные, словно белёсые, пятна, среди насыщенной цветом растительности!

Конан отполз чуть назад, сделав жест проводнику. Когда их срыли заросли папоротника, киммериец, приспосабливая голос к новым условиям, прошептал на ухо Кудиму:

— Почему их — только двое?

— Ну, Конан, это-то — просто. Никто из наших сам сюда не суётся. Никогда. Научены горьким опытом!

Конан кинул взгляд вниз: на слегка вывернутую ногу пожилого мужчины:

— Это эти тебя — так?..

— Нет, Конан, не эти. И — не за это. Нога — наказание за то, что пытался… — желваки на скулах проводника так и заходили, а голос стал хриплым и злым, — помешать забрать корову. А без молока коровы умерла бы с голоду грудная дочь — у жены пропало своё…

Мужчина замолчал, лицо стало, как и Павла Третьего, когда Конан отказался от эскорта, густо-фиолетовым. Но Конан только кивнул:

— Можешь не продолжать. Я понял.

Некоторое время длилось молчание. Затем варвар спросил:

— Я так понимаю, сейчас ты одинок?

— Да, Конан. — мужчина не стал вдаваться в подробности, а Конан не стал уточнять. Ему и так было понятно, что нет больше у Кудима ни жены, ни дочки. И, значит, они оба понимают, что терять ему нечего.

— Ты метко стреляешь?

— Да, Конан, — проводник похлопал по древку лука, что словно влитой сидел за плечами мужчины всё это время, — Я — один из лучших охотников. И егерей.

— Сможешь попасть отсюда — в одного из сторожей?

— Смогу. Но — только если он встанет на ноги.

— Ну, с этим-то проблем не будет. Смотри: план такой…

Зрелище мчащегося на них, словно взбесившийся носорог, огромного варвара, возникшего словно ниоткуда, могло бы повергнуть в трепет и панику и не только карликов-коротышек! Разумеется, они отреагировали именно так, как Конан и предполагал: заорали, разделились, и кинулись бежать в разные стороны!

Тот, что кинулся влево, однако, тут же словно споткнулся, и упал, ткнувшись носом в куст папоротника: стрела, вонзившаяся под лопатку, возделась к небу. Другого, ринувшегося направо, Конан настиг сам — буквально через сто шагов по лесу Мира воздуха! Склон был крутой, но варвар всё равно бежал куда быстрее коротконогого воина!

Церемониться с врагом киммериец не стал: просто ухватил за ворот, и треснул по голове кулаком! Карлик обмяк. Конан поторопился подойти и ко второму малышу, и схватить за ворот куртки и его. На перебегание поляны в обратном направлении ушло не более полуминуты. В глубине «своего» леса Конан остановился. Подошёл и Кудим:

— Сработало. Быстро ты их…

— Ну, что-что, а хлопот с часовыми у меня возникало… Хм. Достаточно много. Так что владеем кое-какими приёмами! — Конан встряхнул обеих коротышек, словно терьер — убитую крысу.

— Отлично. Ну что? Попробуешь допросить?

— Да.

Однако когда отлично связанного по рукам и ногам пленного привели в чувство, полив на него воды из фляги проводника, и похлопав по щекам, ничего вразумительного изо рта, оскалившегося всеми сорока восемью — действительно очень крепкими и острыми! — зубами, не излилось. Даже когда Конан указал на мирно лежащий рядом труп, и чуть ли не проорал шёпотом в заросшее густой щетиной треугольное ухо: «Хочешь отправиться туда же, куда и он?!», на него только в очередной раз злобно оскалились.

Только убедившись, что его сверкающий «неподдельной» злобой взор, и тон, перед которым трепетали даже легионеры короля Вездигдета, славящиеся своей безудержной храбростью и дисциплиной, не оказывают никакого действия, так же как и увещевания на всех знакомых варвару языках, Конан отступился, недоумённо почесывая в затылке:

— Знаешь что, Кудим, если б я не знал, что он — человек, я бы подумал — что тупое животное! Смотри: в глазах нет даже признака того, что он хотя бы понимает, о чём я его спрашиваю! А только голод и злоба! И дело — не в незнании языка! Уж такой-то «намёк» — Конан кивнул в сторону трупа, — не поймёт только вот именно — животное!

— Возможно, ты недалёк от истины, Конан. Многие из нас, ну, тех, кто близко сталкивался с этими… тварями… Тоже считают, что они, скорее, твари, чем люди. И наш язык, да и вообще — язык! — просто не понимают. Поэтому они и ходят, я думаю, группами. Там всегда есть один карлик, владеющий нашим языком. Более умный, чем остальные солдаты. Руководящий их действиями. Офицер, как я полагаю.

— Интересно. Но тогда получается, мы только зря теряем время, пытаясь «вразумить» и «разговорить» этого… Тваря. — Конан ещё раз внимательно рассмотрел лицо пленного, вертя его на вытянутых руках перед собой. Вдруг брови киммерийца нахмурились, — Подожди-ка…

— Что, Конан?

— Да это же… — могучая лапа Конана, опустившаяся на лицо человечка, вдруг сжалась, и убралась назад, унося с собой… Это самое лицо!

Кудим коротко вскрикнул:

— Ящерица!

Конан, внимательно вглядывавшийся в то, что открылось его взору, покачал головой:

— Нет, Кудим, не ящерица. Ящер. Очень похожий на тех, что вымерли ещё до зарождения человечества. Я иногда… Сталкивался. В отдалённых странах, или на необитаемых островах. Неудивительно, что он не говорит: да и как говорить с таким ртом. Вернее — пастью!

Пасть, действительно оказалась ничего себе — от уха до уха. И когда морда ящера осталась без маски, тот не придумал ничего лучше, как в очередной раз угрожающе зашипеть, разинув её во всю ширину: голова барана туда уж точно влезла бы целиком!

— Чего ж удивляться, что они питаются только мясом. А выращивать злаки не смогли бы при любом раскладе, — Конан не без усилия сдёрнул вместе с верёвками и муляжи рук: под ними оказались коротенькие когтистые лапки! — Давай-ка, Кудим, перезавяжем наши верёвки на передних и задних! А то как бы паршивец не улизнул! Я подержу его.

Держать оказалось нетрудно: в силе мышц яростно извивавшаяся тварь всё равно явно уступала могучему киммерийцу. И вот уже пленник лежит перед ними во всей «красе»: жалкий, тощий, и глухо подвывающий монстр, опасливо косящий на своих обидчиков огромным чёрным глазом!

— Странно, что вы не обнаружили этого раньше.

— Твоя правда, Конан: обидно. Но… Если уж случалось в схватке завалить тварь-другую, их товарищи сразу же забирали трупы. Мы не могли их пристально изучить.

— Понятно. Ладно, прикинь-ка его вес. Сможешь донести до дворца?

Кудим попробовал взвалить на закорки ящера, челюсти которого они на всякий случай тоже стянули ремнями: чтоб не выл и не кусался. Покряхтел, приноравливаясь:

— Не пушинка, конечно, но с человеком не сравнить. Скорее, с бараном. Да, донесу.

— Отлично. Неси сразу к королю. Покажи, с кем вы на самом деле имеете дело. Думаю, при таком раскладе его Величество и сам надумает, что приносить дань таким уродам… Никуда не годится. Это же — не люди!

Куда проще один раз собрать всех способных носить оружие мужчин, и сразиться с ними в открытом бою. Раз и навсегда отделавшись от унизительного положения. Потому что после того, как у них во дворце побываю я, и мы с их войском порубимся в своё (Вернее — в моё!) удовольствие, не думаю, что этих тварей останется слишком уж много. Живых. Разве что женщины и дети.

Тьфу ты — самки и детёныши!

— Похоже, ты прав, Конан. Унизительно. Платить такую цену даже не людям, а — ящерицам навроде крокодилов… Пусть и древним. Но…

Как ты узнал? Мы здесь с ними уже почти тридцать лет, а так и не догадывались!

— Я тоже не догадывался, пока не понял, что наш друг, — Конан небрежно похлопал по мешком лежащему на плечах проводника телу, которое сразу возмущённо дёрнулось, — Не понимает ни слова ни на одном из известных мне языков!

— А-а, так вот почему ты говорил с ним так странно…

— Да. Я повторил на семи языках, что убью, если не заговорит. И понял только то, что он и не сможет. Поскольку не понимает меня. И говорить… не умеет. А окончательно я догадался в чём дело, когда взглянул повнимательней ему в рот. Язык-то… Раздвоен!

— Бэл его задери! Надо же. — проводник поцокал зубами, — Правда, мы-то в рот к ним никогда…

— Ну, теперь-то — сможете рассмотреть во всех подробностях. Ладно: попрощаемся. Возможно, встретиться уж не доведётся. — они пожали друг другу руки.

— Конан. Ещё одно. — проводник, отойдя уже на десяток шагов всё же остановился и обернулся назад, — Почему ты думаешь, что они будут ждать тебя… Всем войском?

— Как — почему? Не совсем же они дураки! Понимают, что раз уж Павел Третий вызвал в страну, а затем и во дворец знаменитого на всю Ойкумену наёмника, и приказал даже наложить Заклятье Непроницаемости на тронный зал, то дело — серьёзное. И скоро «безжалостный, могучий и сребролюбивый» варвар придёт к ним. Думаю, стоило мне переступить порог вашего дворца, лазутчика с донесением тут же послали!

— То есть, ты думаешь, что они уже знают…

— Разумеется. И я не особо торопился добираться до дворца Тумсса только потому, что давал им время. Стянуть побольше сил. Для защиты их короля.

— И теперь ты хочешь…

— Да. — Конан так сверкнул очами, что Кудим не стал продолжать расспросы. И без того всё понял. Что киммериец и правда — хочет отплатить за годы унижений и жертв людей мерзким ящероподобным тварям. Поубивав как можно больше воинов. То есть — самцов.

— Но Конан! У них тоже есть луки со стрелами! Они смогут…

— Нет. Взгляни ещё раз на эти лапки. Расположены близко, и коротки. Они просто не позволяют растянуть хороший боевой лук так, как надо!

С этим Кудим спорить не стал: зачем отрицать очевидное!

— Ну, удачи тебе, Конан. Да хранит тебя Мирта Пресветлый!

— Спасибо, Кудим. И тебе — долгих лет жизни!

Дворец Тумсса Восьмого казался вблизи ещё безобразней, чем издали: беспорядочное нагромождение стен, галерей, переходов, башен, и комнат-клетушек: словно поколения неумелых строителей пытались кое-как приляпать побольше жилых и хозяйственных помещений к основному зданию в центре. Причём даже не давая себе труда огородить всё это положенным рвом и достойной крепостной стеной: та стена, что имелась, даже не была замкнута в цельное кольцо, оставляя почти незащищёнными восточную и южную стороны замка!

Отделённое от опушки, где варвар прятался, нешироким, в полсотни шагов, пустым пространством вырубленной прогалины, нагромождение строений казалось нелепой пародией на дома и сооружения людей. Но то, что оно стояло на самой верхушке пресловутого Холма, казалось киммерийцу непонятным: любой дворец в первую очередь — крепость! И, значит, должен располагать колодцем — чтоб на случай осады всегда была вода! А здесь…

Колодец понадобился бы глубиной чуть не в полмили!

Киммериец разглядел ещё много чего: низкие, явно отстроенные недавно, помещения с покатыми крышами. Крытыми землёй, (!) явно уложенной на что-то вроде толстых связок камыша. Отметил грубую кладку стен этих пристроек: из даже неотёсанных камней, и без строительного раствора. (Как такие вообще держатся друг на друге?!) Узкие окна-бойницы…

Но Конан не стал разглядывать всё очень уж подробно и долго, или ждать, когда солнце двинется по небосводу вниз: тогда оно светило бы ему прямо в глаза, поскольку он собирался напасть на здание с незащищённой стеной стороны: с востока. Пробраться по чаще фиолетового леса Мира Воздуха туда, откуда он наметил начать штурм, оказалось нетрудно: охраны или секретов в чащобе не имелось. И не потому, что они оказались искусно спрятаны-замаскированы. Они просто не были выставлены!

Выводы киммериец для себя сделал, но всё же совсем беззащитным и неготовым к нападению дворец не был: все наружные ворота и калитки оказались заперты, а на стенах дежурила стража: через каждые десять шагов стояло по солдату. Вооружение от уже знакомого варвару не отличалось. Но теперь-то Конан понимал, почему его враги предпочитают клевцы, палицы, и шипастые шары на цепях. Крохотными лапками саблей не больно-то навоюешь!

Киммериец кинулся вперёд стремительно, двигаясь так, как умел: словно большая бесшумная кошка! Он выбрал момент, когда двое ближайших охранников вполголоса переговаривались между собой — звуки разговора казались странными, гортанно-завывающими. Да он, собственно, от ящеров других и не ждал!

Его заметили, только когда половина прогалины осталась позади. Теперь-то стражи заверещали во всю силу своих ящеричных лёгких!

Но пока толпа со стен ринулась к той точке, куда он бежал, Конан уже успел, цепляясь за неровности камней стены, оказаться на крыше одной из пристроек, раздвинул могучими руками связки соломы, и… Просто спрыгнул вниз — в комнату!

В ней никого не было, поэтому он тут же нырнул в узкий низкий лаз, не забранный даже дверью, и оказался в центральном дворе! Здесь пока обнаружилась лишь охрана ворот в составе семи воинов-карликов, хотя теперь-то Конана их внешний вид обмануть не мог!

Не задерживаясь ни на мгновение он кинулся к ним. Семь ударов мечом, и через пару секунд горе-воинство, истошно вереща, и подбирая отрубленные конечности или выпущенные кишки, корчилось на земляной площадке, оказавшейся вместо вымощенного булыжником или камнем, пространства двора, а киммериец скрылся в отверстии, ведущим в одну из сторожевых башен!

Сладить с одиноким охранником, охранявшим её лестницу, оказалось делом ещё одного удара: он рассёк хрупкое тельце, не защищённое даже кольчугой, до пупа, если б таковой у ящерицы имелся. Даже не замедлив бега, варвар молнией взлетел по узким и неудобным ступеням наверх — к проходу вдоль гребня стены, где только что находились стражники. Пробегая по этому проходу, оказавшемуся не больше шага в ширину, киммериец порубил в салат, или поотрубал головы примерно дюжине теперь дружно вопящих и пытавшихся чем-то в него ткнуть, или ударить, стражников. Закончился пробег по стене нырком во вторую имевшуюся здесь сторожевую башню.

Почти не касаясь её ступеней, Конан слетел снова на уровень двора, и кинулся прямо в дверной проём центрального, самого крупного строения так называемого «замка».

Тут имелись даже ковры и гобелены! И в держаках на стенах торчали светильники в виде фонарей. Конан про себя усмехнулся: значит, не только коровами и баранами брали дань чёртовы ящерицы! Но зачем им — ковры?! Может — «престиж»?!

А перед кем хвастаться? Возможно ли, чтоб здесь, в мире воздуха, были ещё «короли», кроме пресловутого Тумсса? И чтобы эти монархи навещали друг друга с дипломатическими «визитами»?.. И с целью сватовства «коронованных» отпрысков: для династических браков.

Все эти вопросы он задавал себе, даже не останавливая стремительного бега, и рубя на ходу всех тех воинов, стражей, слуг, что выскакивали ему навстречу с оружием в руках из десятков комнатёнок и клетушек, попадавшихся на пути. Действовал Конан быстро, эффективно, и безжалостно: никого не добивал, но ущерб старался сразу нанести максимальный: чтоб поражённый его мечом враг сражаться больше уж точно не смог!

Нельзя сказать, что от этого он получал наслаждение, или хотя бы удовлетворение: всё-таки тоже живые существа. И лично ему ничего не сделали…

Но работа есть работа!

И делать её нужно на совесть!

За всё время стремительного рейда через Дворец варвар получил лишь две царапины, да и то: одна, на шее, осталась от осколка камня, когда рядом с его ухом в стену врезался шипастый шар, а другая, на щеке — тоже от осколка, но уже — тарелки, которую запустил в него «человечек» потолще, и в белом переднике — не иначе, «повар»!

Его Конан рубить не стал: просто наподдал ногой так, что толстячок улетел назад в кухню, сквозь дверной проём, и уже там заревел во всю глотку, поскольку врезался в какую-то, сразу опрокинувшуюся на пол, кастрюлю с чем-то кипящим! Заорали и остальные пятеро совсем уж крошечных существ, оказавшихся рядом с ним: поварята-ученики даже не были «замаскированы» под людей!

Конан, чертыхаясь, вбежал в кухню, и за шиворот поднял всех малышей, усадив на что-то вроде полки, чтобы убрать их подальше от ещё разливающейся густой и шипящей жидкости. Это задержало его на пару секунд, но ему повезло: из кухни имелся и второй выход: наверх! Вероятно, непосредственно в покои его «ящерейшего» величества! Обрадовавшись, что не надо искать других проходов, варвар кинулся сразу туда.

Вход в королевскую половину, однако, охранялся. Перед запертой дверью стояло около отделения злобно ощерившейся острыми зубами охраны: десять самого грозного вида стражников! Эти уже были в кольчугах и даже имели щиты!

Помогло это им, как же…

Дверь оказалась не заперта. И от толчка могучей рукой просто открылась настежь.

Киммериец уже не торопясь прошёл к восседавшему на троне существу.

Существо выглядело необычно: не человек, но и не совсем ящер. Во-всяком случае, не такой гротескно-замаскированный ящер, которого они с Кудимом «разоблачили».

Нет, на ящерицу король почти не походил: скорее, так мог бы выглядеть предок человека, если б человек произошёл от тех тварей, что остались сейчас лежать на плитах коридора у двери. Высокий лоб, небольшой сравнительно рот, умные глаза. Даже руки-лапы оканчивались не когтями, а чем-то вроде зачатков ногтей!

Однако если правитель Королевства Воздуха рассчитывал своим внешним видом поразить киммерийца, то этой цели он не достиг.

Напротив трона Конан остановился. Некоторое время они просто рассматривали друг друга. Конан заговорил первым:

— Не могу пожелать Вашему Величеству здоровья и долгих лет жизни. Не буду вас обманывать: сейчас я просто убью вас.

— Спасибо за откровенность, Конан-варвар. — голос звучал громко, тембр оказался приятным, а дикция — отменной, — Я нисколько не сомневаюсь, что как человек слова ты так и поступишь. Но я не боюсь смерти. Я боюсь… другого!

— Чего же, Ваше Величество? — Конан решил, что хотя бы из вежливости должен дать королю высказаться. Враг-то он, конечно враг… Но как король достоин хотя бы внимания. А убить ящера он успеет всегда!

— Я боюсь несправедливости.

— Какой ещё несправедливости? — Конан нахмурил брови.

— Присаживайся. Рассказ займёт несколько минут. — ящер вполне любезно указал своему будущему убийце на кресло, пододвинутое к подножию трона, и хлопнул в ладошки. Из дверцы сбоку трона вбежал невысокий даже по местным меркам ящер. Одетый в подобие ливреи. Король что-то быстро сказал ему на гортанном наречии и сделал жест, словно кого-то или что-то отодвигал прочь. Лакей убежал. Король снова обернулся к варвару. — Даю слово, нам никто не помешает. И тебя за время рассказа не будут пытаться коварно убить!

Конан хмыкнул: хотел бы он посмотреть на тех, кто попытался бы его «коварно» убить! Почти все такие «желающие» давно почили с миром… Или не очень с миром.

Однако он сел, и даже приготовился слушать.

— Мы не пользуемся летоисчислением местного, поверхностного, населения. То есть — мы отсчитываем время по нарождению Царицы Ночи. Ты… примерно представляешь, как оно происходит? — Конан кивнул. Король продолжил, — Четыреста сорок восемь циклов Царицы назад в наших краях появился человек. Что само по-себе было удивительно: никогда прежде мы не знали, что на свете существуют такие… Странные и злобные создания!

Человек сказал, что он — высшее существо, что зовут его Кепкуруй, и предложил нам сразу покориться ему и признать своим Повелителем. Мы, разумеется, отказались!

Но оказалось, что человек — маг. И у него есть… э-э… способы заставить слушаться себя! — Конан представил эту картину легко. Уж про что-что, а про методы беспринципных чёрных магов он знал не понаслышке! Ну а тут мысли мага понять и вовсе нетрудно: не люди же! Можно свирепствовать в своё удовольствие!

Между тем Тумсс продолжал свою невесёлую повесть:

— …ультиматум! Все наши дети и женщины теперь оказались в заложницах! Что нам оставалось?! Мы поклялись священной клятвой Румисса. Вот так наш гордый и независимый народ и оказался покорён и порабощён магом-человеком.

Король сделал паузу, очевидно, полагая, что Конан должен задать напрашивающийся вопрос. Однако киммериец этого не сделал, просто кивнув: ему ситуация была вполне понятна. Ну, хотя бы в общих чертах! Очередной «Властелин Мира и его окрестностей» решил завоевать народы и земли Ойкумены с помощью странного, но вполне боеспособного, войска!

— Разумеется, не обошлось без попыток сбросить ярмо! Наш народ и его короли, мои предки, оказались очень свободолюбивы и упрямы, но…

Но чародей оказался очень жесток. И поскольку от нашей непокорности и попыток убить или свергнуть тирана страдали и умирали наши дети и женщины, (Разумеется! — подумал Конан, — ведь для этого ящера они и правда — «женщины!», а не самки!) мы вынуждены были, чтоб совсем без них не остаться, окончательно покориться воле мага.

Когда чародей убедился, что урок нами усвоен, и усвоен навечно, он приступил к тому, для чего и завоевал нас: чтобы захватить ту, другую, землю. Верхний Мир. Захватить нашими руками. Ну, точнее — лапами! — король протянул их вперёд, и Конан снова кивнул — он-то давно всё это понял. Но перебивать короля не стал — невежливо.

Да и пусть лучше расскажет сам. В подробностях!

— Я по глазам вижу, что ты отлично понял всё это. — а в уме и деловом подходе этому Тумссу Восьмому не откажешь! — Да, маг мог жить одновременно в обеих мирах — нашем и вашем! И он знал способ как сделать доступным и нашим отрядам ваши земли! Правда, на это ушло время. Магу для этого пришлось соорудить… Некое волшебное, устройство. Он называл его «Арегат». Как бы тебе это… Ладно: словом, он построил — а вернее, наши плотники, кузнецы, и каменщики! — построили под его руководством некое устройство, которое и делает то самое вещество, что материализует, так сказать, ваш мир — в нашем.

Или — наоборот: это уж как посмотреть.

Словом, теперь и нам доступен ваш мир — вернее, его часть! — и вам — наш! Но!

Арегат оказался очень капризным, и маг его долго отлаживал. Чинил, ругался. Наказывал нас — хотя наказывать-то было не за что: никто даже из лучших мастеров так и не понял, как работает эта штуковина! Иначе у нас не было бы проблем… — голова короля на какое-то мгновение оказалась опущена к подножию трона, но он быстро пришёл в себя от печальных воспоминаний. Конан невольно подумал, что лишь несколько часов назад точно так же склонял голову «наземный» король — Павел. — Словом, чародей не довёл свой труд до конца.

Его машина включена. Но включена не полностью. Поэтому «проникновение» нашего мира в ваш — не завершилось до конца. А имеет весьма чётко очерченные границы.

Область, так сказать, взаимопроникновения наших миров — всего около двух квадратных миль: да ты сам видел те наши владения, что воздвигаются над вашим лесом, обрываясь, словно срезанные ножом! А вот ваш мир для нас, вуррихидов, «преобразован» полностью!

В этом-то и состоит наша проблема: ваш мир, располагаясь прямо над нашим, и став материальным, (То есть, для нас — видимым!) полностью затеняет от нас свет солнца!

Мы не можем ни выращивать злаки и траву, которыми раньше питались сами, и кормили наши огромные стада, ни даже различать — где у нас что: над нашей страной царит теперь вечная Ночь! Да что говорить: мы и отсчёт времени по Ночной Царице можем вести теперь лишь отсюда, с поверхности!

И самое страшное, Конан, что мы не можем что-либо сделать с самим Арегатом.

И он так и продолжает работать в том положении, в котором его оставил маг. То есть, наш мир — проник, но не до конца, в ваш, а ваш — полностью закрыл от нас солнце.

Конан почесал в голове. Тумсс Восьмой воспринял этот жест своеобразно:

— Знаю, ты так просто не поверишь. Ты же — практик и прагматик. Воин. Но если желаешь, и располагаешь хотя бы парой часов — я предоставлю тебе и доказательства. Факты.

— Сомневаться в ваших словах, Ваше Величество, у меня оснований нет. А вот с фактами и арегатом…

Хотелось бы действительно ознакомиться!

Спуск по Холму и вход в уже подземное Царство много времени не занял.

Единственное, с чем возникли проблемы — это сам «проход» сквозь странно выглядящую границу перехода. Однако Конан, преодолев сомнения и чувство дикости происходящего, стиснул зубы, и прошёл сквозь двойное изображение земли: опускавшейся в Мире ящеров, и простиравшейся плоско в Мире людей. Но когда глаза опустились ниже «земной» земли, стало полегче: просто спуск и спуск!

Король Тумсс Восьмой, презрев своё «королевское» величие, просто быстро полз впереди варвара, высоко державшего отлично горящий факел, по тёмному пространству, сквозь которое они теперь шли. Конан просто старался не отставать, поглядывая вниз под ноги: дорога как дорога: грунтовая, утоптанная. Только петляющая чаще чем надо.

По бокам широкой просеки, по центру которой дорога вела, стояли теперь и сосны и ели, и имелось что-то вроде полян и лугов. (Видно, правда, их даже его новым зрением было плоховато: не дальше десяти-пятнадцати шагов.) Но с одним существенным отличием: сосны и ели стояли в виде голых скелетов — лишь сухие корявые стволы и голые ветви! А от лугов осталась лишь буро-фиолетовая труха на земле.

А ещё тут везде царил странный запах: вроде того, что бывает на болоте, если наступить на трясину, и выпустить из её глубин булькающий болотный газ…

Конан подумал, что и правда — для мира «Воздуха» — хотя теперь, как он видел, правильнее было бы назвать его Миром Вечной Ночи! — последствия чёрного чародейства и работы «Арегата» оказались куда страшней и разрушительней, чем для мира на поверхности! Не иначе, как маг не планировал позволять жить кому бы то ни было в мрачных катакомбах этого подземелья! И хотел всех слуг и рабов вытащить наверх.

Чувствуя, что пауза затянулась, и атмосфера стала совсем уж зловещей и пессимистичной, Конан спросил:

— А где сейчас ваши женщины и дети, Ваше Величество?

— Они здесь, Конан-киммериец. Внизу. Мы теперь бережём их изо всех сил. Потому что после стараний чародея по подавлению нашего свободолюбия их осталось не больше нескольких десятков. Поэтому никто из них никогда не показывается на поверхность: стоит только кому-то из людей увидеть их, или наших воинов — в настоящем облике, и — всё!

Вся наша маскировка, и попытки выжить — закончатся!

Люди просто загонят нас вниз, под землю, и больше не позволят выйти оттуда!

И мы будем обречены на смерть от голода, во мраке вечной Ночи!

Конан благоразумно промолчал о том, что с «разоблачением» он уже справился. Но ему стало по-своему жаль этих странных подземных бедолаг: ведь жили же, и никого не трогали! А если сейчас вынуждены требовать дань продуктами — так получается, только от безысходности ситуации!

И виноват во всём этом безобразии, как обычно, маг-человек!

И что прикажете думать наивным, но свободолюбивым ящерам об остальном человечестве, делая свои выводы по одному единственному мерзавцу?!

Вот уж аппетиты и магические приёмы и методы амбициозных сволочей, желающих захватить власть над Миром, или Мирами любой ценой — поистине безграничны!

Но что же самому Конану теперь делать?!

Получается, он уже обрёк бедолаг-ящеров на голодную смерть! Потому что теперь-то люди их точно…

— Вот оно, Конан. Священное Здание. Там, внутри, и расположен Арегат.

Конан переступил порог массивного сооружения из, даже, насколько он видел, необожжённых саманных кирпичей, сверху крытого всё так же: связками соломы и землёй.

Всё верно: вот они стропила из брёвен, на которых лежат доски настила, и проглядывают в щели толстые пуки-связки чего-то вроде камыша. Но не на них, и не на толстых глинобитных стенах задержал надолго свой взор киммериец.

Вот он, странный предмет в центре: слабо жужжащий «Арегат».

Сильно похож на самый обычный деревянный ящик. Только очень большой. Не иначе, маг хотел спрятать его начинку от посторонних взглядов за защитным кожухом. Разумно, конечно.

В глаза бросалось, что при работе над ящиком сверху образуется что-то вроде сиренево-фиолетового тумана, быстро, впрочем, уходящего наружу из окон-проёмов под самой крышей. Никакого сомнения в том, что это именно тот самый «элемент», который и позволяет двум мирам взаимно «проникать», и экстракт из которого ему намешали в «Зелье», у варвара не было. Как и в том, что перед ним то, что называли в некоторых хорошо развитых странах — машиной. То есть, механизмом, работающим вполне самостоятельно.

Киммериец не торопясь обошёл гудящую машину кругом.

Вот оно в чём дело. Вот почему Тумсс говорил о том, что они ничего не могут сделать. А ведь пытались: оно и видно.

На полу у торчащего из недр машины наружу длинного рычага лежало восемь сморщенных, иссохших, и скрюченных, словно в страшных муках, тел — ящеров.

И ещё одно тело висело на этом самом рычаге, судорожно обхватив его.

Тело человека.

Почерневшего и превратившегося в словно сморщенный сухофрукт лица Конан не узнал. Да и очень удивился бы, если б узнал: не может же он знать в лицо всех негодяев-магов Ойкумены! Зато он порадовался, что хотя бы не придётся очередного претендента на роль Повелителя Вселенной, и Светоча Мудрости — убивать. Всё уже сделано до него.

Но вот что делать с убившим Хозяина «Арегатом»…

Ясно одно: если он хочет освободить людей от «ига» ящеров, и сделать их проникновение в мир людей невозможным в будущем, нужно машину остановить. Выключить.

А как это сделать?

Вероятней всего — с помощью вот этого самого, торчащего наружу, железного рычага. Его судя по всему маг и поднимал, чтоб довести дело до конца.

И эта же мысль явно приходила в головы, как сама собой разумеющаяся, не только Конану. Но — вон они, лежат на полу. Те, кто «додумался».

— Ваше Величество. Когда машину… Тьфу ты — Арегат, только построили, но ещё не включили — в каком положении был вот этот рычаг?

— В нижнем, Конан, в нижнем. Отец рассказывал, что маг только с большим трудом поднял рычаг до середины, и тут его словно пронзила молния! Вспышка была видна за три мили, а грохот — как от удара молнии! Отец тогда потерял сознание, как и все наши, кто при этом присутствовали. А маг умер прямо на месте. Мгновенно. Я понимаю ход твоей мысли: да, мы тоже считали, что если опустить рычаг снова вниз — этот ужасный ящик перестанет работать, и всё вернётся на свои привычные места!

Ваш мир снова растает, словно дурной сон, и живительный свет солнца снова озарит нашу священную землю!

Конан хмыкнул. Но возражать против такой трактовки не стал. Тем более что думал примерно так же: появление мира ящеров здесь, в Турсинии, отдалённой провинции Коринфии, людьми — тоже воспринимается как дурной сон!

— Значит, эти храбрецы… — Конан рукой указал на мумифицированные иссохшие тела.

— Да, Конан. Пытались опустить рычаг!

— А почему они не подумали, что если мага убило, то может убить и их?

— Они подумали, Конан. Но они были готовы отдать жизни за наш народ, за его будущее! Счастливое будущее.

Конан подумал, что быть патриотом — это одно…

А быть умным патриотом — совсем другое.

— Неужели пример тех, кто попробовал раньше — не впечатлил последовавших за первыми героями?

— Впечатлил. Но они все — добровольцы. Они готовы были пожертвовать жизнями, лишь бы постараться довершить начатое Пробурном Четвёртым!

— Значит, первого храбреца звали Пробурном?

— Да, Конан. Это был мой отец.

— Мои соболезнования, Ваше Величество. — Конан почувствовал невольное уважение к отпрыску столь храброго, хоть и не отличавшегося, похоже, особым умом, ящера. — Но почему тогда никто не пробовал просто — разрушить сам Арегат?

— Мы боялись, Конан. Что если разрушим его во время работы, всё так и останется, и фиолетовый Чаги, — Король указал на сиреневый туман, — всё равно будет вырабатываться! За счёт только одного волшебства!

Конан подавил ироничный смешок. Всё верно: очевидно, что именно эту мысль и должен был постараться внушить наивным простакам земной, прожженный и коварный, чародей! Что он — непобедим! И его колдовство — «самое колдовское колдовство!»

Но что же Конану делать с Арегатом?

Разумеется, нужно сломать механизм, и разнести по винтикам и колёсикам. (Если они там есть!) Но до этого всё же нужно чёртову хреновину обязательно выключить.

То есть — опустить рычаг вниз!

Но до этого нужно сделать и ещё кое-что…

— Ваше Величество. Прикажите отпустить заложниц. Я собираюсь устранить э-э… Несправедливость. То есть — выключить эту… Проще говоря — опустить этот рычаг. И не уверен, что наши миры останутся после этого в… соприкосновении — надолго. Будет лучше, если человеческие женщины и дети покинут ваше Царство как можно раньше! До того, как ваш — вернее, наш! — мир исчезнет!

— Это… М-м… Разумно! — король снова хлопнул в ладошки. На этот раз маленького ящера не было, но вместо него возник крупный — относительно! — и свирепый на вид ящер в кольчуге. На приказание своего повелителя похлопал глазами, и даже попробовал задать вопрос на своём гортанном языке. Тумсс Восьмой, однако, быстро попытку неповиновения или проявления неуместного любопытства пресёк, выставив в оскале все свои замечательно острые зубы, и скорчив такую гримасу, что, будь такое возможно, испугался бы и Конан. Рык, сорвавшийся с языка короля, заставил офицера отдать честь и быстро ретироваться.

— Женщин сейчас отпустят. Я распорядился, чтоб их довели до границы наших миров — без этого они не найдут дороги! Ну, темно же! — ящер, как бы извиняясь, пожал плечами. Смотрелось это несколько гротескно, но было почти по-человечески понятно.

Конан кивнул: всё верно. Темно действительно, будь оно неладно, словно в …аднице у сотни обитателей Чёрных Королевств!:

— Благодарю, Ваше Величество. А сейчас одна, могущая показаться странной, просьба: не могли бы вы подержать факел, пока я буду…

Рубить подходящее дерево!

На то, чтоб выйти наружу в лес, выбрать подходящий, не слишком толстый, ствол, и срубить его мечом, ушло минут десять. Конан пока не беспокоился о сроке действия Зелья: похоже, если всё пойдёт как надо, он не будет торчать здесь три дня. Разве что ему совсем уж нечем будет заняться на поверхности…

А ему будет. Если он выполнит свою миссию, и Павел Третий расплатится, прогуливать плату за работу в лучших кабаках Юдении можно будет не меньше пары месяцев!

Но на всё, как говорится, воля Крома!

У срубленного сухого ствола с его бедро толщиной Конан отрубил и верхушку, оставив только бревнышко примерно в свой рост длинной. Очистил от боковых побегов. Прикинул вес. Вроде, то, что надо!

Тумсс Восьмой, кажется, понял, что собирается сделать киммериец, и даже предложил:

— Конан! Может, позвать тебе на подмогу двоих-троих моих людей?

— Спасибо, конечно, Ваше Величество, но… Лучше не надо! У вас сейчас и так буквально каждый… э-э… человек на счету! — Конан, теперь не без стыда осознавал, что в этом есть и его доля вины. — Пусть уж лучше вот эти жертвы будут последними! — он кивком указал на сморщенные мумии у подножия рычага, про себя думая, что ему помощь «людей», конечно, не помешала бы, но только — вот именно — людей!

Прислонив бревно к стенам в углу, Конан первым делом оттащил мумии ящеров к дальней стене. Труп чародея трогать не стал — пусть себе повисит. Встав напротив рычага, киммериец поднял своё «орудие» обеими руками повыше, прикинул, где его центр тяжести. И почти нежно сбросил с высоты примерно фута на конец рычага.

Рычаг дёрнулся, и чуть сдвинулся вниз. Череп горе-покорителя Вселенной, оказавшийся при этом на пути бревна, раскололся, как гнилой орех. Изнутри высыпалась похожая на песок жёлтая труха. Конан хмыкнул, и подобрал бревно с пола. Кинул теперь с чуть большей высоты, придав и ускорение. Рычаг явственно сдвинулся вниз, внутри что-то щёлкнуло, и сиреневого дыма стало выделяться меньше.

— Думаю, Конан, ты на верном пути! Нужен ещё один бросок! Как говорил отец, там, в Арегате, всего три положения рычага. И до последнего чародей не смог довести!

Конан, пыхтя и потея, снова подобрал бревно, и кинул в третий раз.

Рычаг опустился вниз почти до самого пола, тело мага соскользнуло с него, и изнутри Арегата донеслось что-то вроде «Бум-м-м…»

Выделение дыма сверху ящика прекратилось. Тумсс Восьмой облегчённо вздохнул — похоже, во время действий киммерийца он и дышать-то забыл!

Конан перехватил бревно, и, как тараном, ударил теперь в боковую сторону деревянной обшивки. Полетели щепки, но кожух не пробился насквозь.

Варвар зарычал: «Ах вот ты как!..»

Когда с содержимым злополучного Арегата было покончено, и Конан расплющил и превратил в труху все различимые глазу детали, оказавшиеся внутри, Тумсс Восьмой спросил:

— Не мог бы ты сказать, почему тебе пришло в голову воспользоваться бревном?

— Да всё очень просто, Ваше Величество. Какое бы там колдовство не имелось, рычаг явно был заговорён на живых. Ну а бревну-то — что сделается?! Оно же — уже мёртвое!

— Надо же, как всё просто. И разумно… Но Конан! Я вижу опасный признак! Ты начинаешь становиться… Словно прозрачным! И наверху. — палец с кривыми ногтями вскинулся к небу, — снова становится светлее! Думаю, это появляется… Солнце!

— Бэл его раздери! Значит, получилось!

— Да, точно! Но… Если не хочешь застрять здесь, под землёй, беги наверх! Скорей: хватай меня на руки: я буду указывать тебе дорогу!

Предложение оказалось очень разумным!

Потому что без света развевавшегося вдоль их пути огненного росчерка, в который превратился огонь факела, зажатого в руках Тумсса, не видно было бы ни зги! А без указаний короля, куда сейчас свернуть, и когда приналечь, Конан ни за что не догнал бы странную процессию: пятерых девочек и одну девушку.

Когда они поравнялись с удивлённо воззрившимися на них, и начавшими что-то истошно кричать девочками, Тумсс Восьмой крикнул, махнув лапой-рукой:

— Брось меня! Теперь вы должны успеть: вон: дорога уже только прямая!

Конан опустил короля наземь, радуясь, что действительно: стало куда светлее, и дорогу уже почти видно! Зато теперь ему пришлось заорать на человеческих самок:

— Если хотите жить — замолчите! — после этого он сунул факел, перехватив его у ящера, в руки девушке, свирепо буркнув, — Ты — Далайна? Держи повыше, и — бегом за мной!

Возражений не последовало, зато все, очевидно, напуганные его грозным видом и тоном, очень быстро заткнулись. Кивнув, и примерившись, Конан схватил трёх младших — не больше четырёх-пяти лет! — девочек буквально в охапку, и ринулся вверх по склону холма, по которому пролегала дорога.

— Бегом, говорю! Быстрее!

Две девочки постарше, лет десяти, сразу смекнули, в чём дело, и, приподняв повыше подолы платьев, ринулись за Конаном! Далайна, воздев кверху руку с факелом, последовала за ними, тоже задрав повыше подол, и держась так, чтоб освещать путь впереди киммерийца.

Конана вдруг догнал голос Тумсса Восьмого:

— Конан! Я должен, как человек чести, напомнить тебе: ты обещал убить меня!

Конан, приостановившись, обернулся. Тумсс Восьмой вовсе не шутил: он, похоже, действительно был удивлён. Конан усмехнулся:

— Да, я помню про своё Слово! Обещаю вам, Ваше Величество: непременно сдержу его. Но!

При нашей следующей встрече!

Они едва успели: стоило Конану и его спутницам выбежать на поляну, по которой проходила граница с Холмом, силуэт самого Холма, угрюмой скалой возвышавшийся над лесом Турсинии, исчез. Растаял в воздухе, словно дурной сон. Кошмар.

Или мираж.

Конан, выдохнув: «Ф-фу!», опустил малышек на землю. Твёрдую и осязаемую, а не такую странную, что была, когда они с королём входили в подземные чертоги Мира Воздуха.

Самая младшая девочка завопила:

— Хочу снова на ручки!

Конан воззрился на неё, но Далайна, подошедшая сзади, уже подхватила малышку на руки:

— Хорошо, Мина! Я возьму тебя!

— Не-ет! Я хочу на ручки к дяде варвару!

Конан хмыкнул. Но — почему бы и нет?!

Он подошёл и перехватил девочку, посадив себе на сгиб левого локтя:

— Так — нормально?

— Да, так хорошо. А как тебя зовут, дядя варвар?

— Конан, Мина. Конан-киммериец. И сейчас, думаю, вам самое время вернуться к мамам и папам. Ну что? Идём?

— Идём!

— Конан-киммериец! Это мой отец послал тебя? — Далайна, которой при ближайшем рассмотрении оказалось не больше тринадцати, держалась тем не менее с большим достоинством, и осанкой уже напоминала королеву.

— Да, это он послал меня. За вами.

— Спасибо! — это его за руку, на которой сидела малышка Мина погладила одна из десятилетних, — А я — Лизандра!

— Очень приятно, Лизандра.

Стали называть себя и остальные девочки. Конан приветливо — в меру сил! — улыбался, и кивал. Он, если честно, не знал, как вести себя с детьми. Тем более — с девочками. Они же — не женщины из портовых и столичных городов, с которыми ему было привычно: система проста: «товар — деньги!»

Поэтому он и предложил всем идти скорее прямо к замку Павла Третьего: наверняка родные и близкие заложниц сейчас уже там. Его предложение было встречено с энтузиазмом: криками и плачем. Но уже — счастливым. Конан вздохнул:

— Ну, теперь вы все свободны, и эти коротышки больше никогда не появятся.

Хотя в Конане жила твёрдая уверенность, что кошмар Туринсии закончился, он не мог удержаться: раза три всё равно оглядывался на то место, откуда они «вышли».

Но оглядывались и девочки. Они и переговаривались, и вздыхали. Зябко подёргивали худенькими плечиками, и плакали. Нет, не взахлёб: слёзы просто текли из покрасневших и опухших глаз. Но они держали себя в руках: осанка — горделивая, плечи расправлены, походка величавая и плавная. А молодцы. Сразу видно: порода! Положение обязывает!

И — всё верно: в освобождение из унизительного плена, как и в то, что все мучения и унижения наконец позади, так просто поверить очень трудно!

Киммериец мог их понять: такое не скоро забудется!

Цвет лиц, которые сейчас похожи, скорее, на белёсое брюхо барракуд, изменится под лучами солнца, и перейдёт в здоровый загар. Тела от полноценной, а не только мясной, диеты, быстро вновь наполнятся силой.

Но не скоро закончатся те кошмары, что наверняка ещё будут им снится!..

Но кошмары — всего лишь сны. А вот с Королевством Воздуха и его воинами народ Турсинии наверняка распрощался навсегда!

Как и жители остальной Ойкумены, так и не узнавшие, какой опасности они подвергались. Если подумать: доведи проклятый Кепкуруй положение рычага своего Арегата до верхнего — и!..

Так что киммериец пришёл вовремя.

Но это и есть работа Конана: спасать и защищать!

И, если задуматься, получаемые за неё золото и прочие сокровища — не слишком хорошая плата. Ведь золото — слишком быстро тает, подобно тому, как только что растаяло Королевство Воздуха!

Нет — Конану нужно своё Королевство и корона!

И спасать и защищать он хочет — свой народ!

И свою королеву.

Любимую королеву!