Возможность покинуть «Аксьон» представилась через два месяца. Чиче Одльякофф решил приобрести каменный карьер, принадлежащий его отцу, но который тот из‑за отсутствия средств собирался закрыть. Карьер находился вблизи шоссе 101, которое от аэропорта Карраско ведет в Пандо. С капиталом, составленным из выходного пособия и отпускных в газете, а также из небольшой финансовой помощи агентства, я вступил в дело. Томас одобрил мой план: уже настало время работать под видом респектабельного дельца. Томас не знал о неустойчивом положении предприятия, зато это как раз подходило для моих планов.

Со стороны Одльякоффа было, конечно, авантюрой привлечь меня в компаньоны. Мои капиталовложения были равны почти нулю. Нехватку капиталов я должен был компенсировать, помогая Чиче в административных делах. Пятьдесят процентов предприятия принадлежало Микале, так как он сумел заручиться кредитами, необходимыми для приобретения оборудования и налаживания работы.

Я всегда полагал, что Микале, воспользовавшись своей властью, захватил себе львиную долю, но никаких размолвок между моими компаньонами не успело возникнуть, так как через короткий промежуток времени мы оказались банкротами. Банкротство было неизбежным. Продукцию мы вынуждены были продавать из‑за долгов за наличный расчет, и делали это почти по ее себестоимости, так как и оптовые и розничные покупатели хорошо знали о наших финансовых затруднениях.

Мы с Чиче поселились в карьере, но наши усилия оказались напрасными. Одльякофф вновь занял свой пост в полиции города Мело, в департаменте Серро — Ларго. Между тем события, о которых я рассказывал в другой главе, заставили Микале покинуть министерство. Он попросил отпуск на неопределенный срок, что ему давало возможность на следующий год уйти на пенсию.

Под предлогом ликвидации имущества и заработка на жизнь я пока продолжал работать в карьере, но в действительности я старался форсировать одно решение, которое позволило бы ускорить осуществление моих планов.

Дело в том, что я не смог проникнуть в американскую сеть в Уругвае и даже установить личность моих связных. Меня использовали таким образом, что я не мог их нейтрализовать. Конечно, я передавал то, что мне казалось важным, я получил полное представление о положении в Уругвае и познакомился с закулисной стороной политической драмы. Но не для этого я был сюда послан.

Для меня настали тяжелые времена, но, наконец, благодаря хлопотам Микале, который хотя и впал в немилость, но сумел сохранить дружбу с Саенсом, я стал получать переводы в миссии АИД.

Томас идею одобрил. Банкротство с карьером ограничило мой доступ в те общественные круги, для которых они меня предназначали. Вот так я вошел в лабиринт. Это было уже что‑то.

Работа в АИД дала мне возможность иметь более полное представление об американском вмешательстве в Уругвае. Для меня это оказалось нетрудным. Я вращался в правительственных, политических и экономических кругах, а вернее, за кулисами этих кругов, где грим и отблеск канделябров никого не могут обмануть.

Мои связи охватывали представителей двух традиционных партий. Я знал, в какой форме действует Хорхе Батлье и его группа, а также знал механизм по подготовке военного переворота. Я был знаком с национальными советниками, сенаторами, губернаторами, начальниками полиции.

Я был активным участником вечеринок в министерстве внутренних дел. Со мной делились интимными подробностями о частной жизни главных действующих лиц на национальной сцене. Бывали вещи, которые казались непонятными или нелогичными, но они откладывались в памяти. Затем они вставали на свое место, и вот наступил момент, когда, пожалуй, никто не мог сравниться со мной в знании страны.

В этом смысле мне очень помогли мои различные обязанности, которые я выполнял по приказу американцев. Весь их разведывательный аппарат строго разбит на отделы, но так как я работал в различных отделах, то у меня сложилась общая картина о деятельности янки в Уругвае, о их методах проникновения и о способах использования сознательных и невольных союзников. Мне помог также мой опыт общения с ЦРУ на Кубе и в США.

Позднее я подробно расскажу о том, как ЦРУ проникло в полицейский аппарат. Что касается использования средств и лиц, то, как я узнал, ЦРУ действует другим способом. ЦРУ интересуют анализы и оценки. Когда через два года я стал делать переводы конфиденциальных документов, то их большую часть составляли именно аналитические справки о прессе, о профсоюзном движении, о студентах, церкви, партиях и т. д. Большое внимание уделялось психологическому анализу общественных деятелей и членов их семей. Все эти справки составляли наверняка уругвайцы или лица, много лет живущие в стране. Некоторые истории личной жизни или непосредственное знакомство с людьми оказывались очень показательными.

В 1964 году, незадолго до президентских выборов в США, в редакции «Аксьон» обсуждался вопрос о командировании меня в Соединенные Штаты для изучения методов политической пропаганды и использования средств массовой информации в предвыборной кампании.

У нас было мало времени, а, кроме того, мы боялись, что застрянем с хлопотами о визе. Хорхе позвонил по прямому телефону американскому послу и попросил ускорить оформление визы в консульстве. В отношении выдачи виз этот отдел имеет полную самостоятельность. Хотя моя поездка и не состоялась — на это были другие причины, — но этот прямой телефонный звонок показал своеобразный характер отношений между Хорхе и американцами.

В моей квартире в Поситос — в действительности эта квартира принадлежала Микале — Оддьякоффу и Эвиа — состоялось короткое совещание. Присутствовали мы трое и управляющий Трансатлантическим банком Уругвая (ТБУ) депутат Дупетит, который сделал интересное предложение. Оно заключалось в следующем. Каменоломня, которую, как я писал выше, мы хотели пустить в эксплуатацию, переходила в собственность акционерного общества, составленного из нас самих. Финансовое обеспечение общества гарантировал заем в 50 тысяч долларов, который нам предоставлял Трансатлантический банк Уругвая.

Даже включая одежду Микале, мате и термос Чиче и мою зубную щетку, это была слишком щедрая оценка карьера. Он не стоил и 5 тысяч долларов. Конечно, нам выдадут только 20 тысяч, через некоторое время мы объявим себя банкротами и поделим прибыль с банком.

Одльякофф колебался. Карьер все еще был записан на имя его отца, и он боялся, что если разразится скандал, то в него будет втянут старик. У него был хороший нюх, и он отверг предложение, тем самым он спас нас, и мы не оказались в числе знаменитых компаньонов ТБУ в момент полумошеннического банкротства этого предприятия.

Этот эпизод, возможно, и не заслуживал бы упоминания, если бы Саенс однажды не заметил шутливо, что я был близок к тому, чтобы попасть в скандал. Откуда он об этом узнал? Думаю, что не от моих компаньонов Чиче и Микале.

Через несколько дней после банкротства ТБУ Микале попросил меня увидеться с женой находящегося в тюрьме Канесса Пандо, который был замешан в скандале. Сам Микале старался избегать супругов, так как дело получило большую огласку и обстановка была накалена.

Я поговорил с ней. Она хотела побеседовать также с Микале или с Хорхе Батлье, но они уклонялись от встреч. Дама намекала, что у нее имеются конфиденциальные данные, которые могут помочь ее мужу. В ее голосе звучала скрытая угроза.

Я проконсультировался по этому вопросу с бухгалтером Этчеварреном, который посоветовал мне не соваться в эти дела. Слишком уж большое количество людей из двух партий фигурировало в черных списках банка. И хотя скандал частично затрагивал лишь политических деятелей из партии «Бланко», включая директора банка «Република» Марио Фульграффа, положение оставалось неясным.

Я держался подальше от этого дела, но Саенс через два года дал понять, что он был в курсе всех внутренних перипетий и даже знал о моих контактах с женой Канесса Пандо.

Министра труда Гусмана Акоста — и-Лара перепутали с одним его родственником, который совершил поездку на революционную Кубу. Был еще один родственник, племянник министра, носивший ту же фамилию. Этот племянник вместе с одним помещиком по имени Дамбориарена снимал на паях холостяцкую квартиру над рестораном «Эль Малекон». Но помещик не был готов делить на паях свою любовницу, и это привело к боксерскому поединку между ними. Этот инцидент тоже был зарегистрирован американцами, и о нем вспомнили, когда Гусман был назначен министром.

Путаница с именами трех родственников создала небольшой хаос, но положение было быстро исправлено. У нового министра не возникло проблем с изданием своего дневника, выход в свет которого финансировал отдел по изучению трудовых вопросов посольства США. Возможно, это дело имело одно лишь незначительное последствие: какой‑то перепутавший имена американский бюрократ был послан во Вьетнам.

Сами по себе эти примеры не имеют большого значения, но в совокупности со многими другими они дают представление об обстановке. У американцев разработан механизм, при помощи которого они могут непосредственно вмешиваться в дела Уругвая. Они контролируют также все разведслужбы и широкие секторы полиции. Дополняется это шпионской сетью, которая регистрирует сведения, начиная от государственных тайн и кончая похождениями какого — либо министра, директора или жены депутата. Кроме того, у них есть сеть проверки и контрпроверки поступившей информации и ее источников. Это как карусель, где каждая задняя лошадка следит за находящейся впереди, которая в свою очередь берет под наблюдение следующую. И над всем этим, контролируя «карусель», находятся Центральное разведывательное управление и политический отдел посольства.

Я не берусь судить уругвайцев, которые содействуют реализации этих действий и наличию этого господствующего аппарата. Однако мне думается, что система легких подкупов не может объяснить все случаи. Я считаю, что имеются более тонкие мотивы, суть которых заключается в следующем: волей — неволей они принимают Соединенные Штаты как неоспоримого хозяина на Американском континенте.

Все подобные коллаборационисты могут быть разделены на три группы. Одни думают, что они очень хитрые и смогут воспользоваться поддержкой янки для достижения своих личных целей, и кончают тем, что запутываются в сетях. Другие считают, что перед лицом общей опасности нужно занять определенную позицию, и, делая вид, что они презирают джонни, готовы на все, чтобы освободиться от «красной опасности». К третьей категории относятся лица вроде Рауля и господина депутата Милтона Фонтанна . Они и радиостанция «Радио Карве» не продались янки. Они просто по натуре янки.