Я улыбалась, улыбалась, улыбалась… И улыбка моя становилась шире, шире, шире… Пока не превратилась в оскал.
Я пальцем поправила верхнюю губу, прилипшую к десне, и помахала мужу рукой.
Славка тотчас ответил: закивал, заулыбался, вскинул руку.
Все-таки, он очень у меня хороший, мой Славочка. Я сглотнула ком в горле и, растянув губы в улыбке, оскалилась с новой силой.
Пусть Слава думает, что я счастлива.
Таможенный контроль пройден, муж остался среди провожающих, а оттуда, из-за стеклянной перегородки мой жалкий оскал вполне возможно выглядит счастливой улыбкой.
Помнится, когда я занималась хореографией, преподавательница характерного танца учила:
— Сыр, девочки, сы-ы-ыр!!! Растягиваем губы и говорим про себя: сы-ы-ыр!!! На сцене надо улыбаться так, чтобы щеки болели, тогда зрителям, сидящим в зале, ваша улыбка будет казаться естественной и непринужденной, а не вымученной.
Ах, как было бы хорошо, если бы мы с Алсуфьевым отправились в Китай поездом. Сидели бы сейчас развалясь на мягких диванах в уютном купе. На окне накрахмаленные занавесочки, за окном мелькают знакомые пейзажи питерских пригородов: Колпино, Поповка, Саблино… Колеса мирно стучат: ту-ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту…. В руках хороший детектив, на столе жареная курочка, огурцы, помидоры, яйца, сваренные вкрутую… Проводница чай принесет. Красота!
Зачем только придумали эти самолеты?!! Кто их придумал?
Я так мечтала об этой поездке, так ждала, когда же наступит день вылета, так боялась, что произойдет какой-нибудь форс-мажор, и я не смогу поехать с Алсуфьевым на конференцию…
И вот, пожалуйста! На календаре четырнадцатое сентября, и дома, и на работе все в порядке, а лететь мне никуда не хочется.
Не хочется, и все тут!
Я боюсь!!! Да, боюсь. Элементарно боюсь такого долгого перелета.
Шутка сказать — десять часов в воздухе! Да еще посадка в Новосибирске!
Авиакатастрофы чаще всего и случаются во время взлета или посадки.
Я с удивлением наблюдала за Алсуфьевым, готовящим наш багаж к регистрации.
Перетаскал все чемоданы к стойке, занял очередь. Никакой нервозности. Неужели ему ни капельки не страшно? Впечатление такое, что он готовится к поездке на трамвае, а не к десятичасовому перелету.
Вот тебе и человек не от мира сего. Ученый до мозга костей!
Кто б мог подумать, что в лихорадочной толчее аэропорта неприспособленный Алсуфьев будет чувствовать себя как рыба в воде.
Во всяком случае, суетился, круша все вокруг и непрерывно извиняясь, мой приятель не более чем обычно.
— Виноват, — это свирепой толстухе, получившей от него тычок в спину.
— Извините, пожалуйста, — стоящему в соседней очереди старичку, запнувшись о чемодан которого, едва не навернулся секундой ранее.
— Прошу прощения, — проходящим мимо блондинкам, которым он, неожиданно шарахнувшись в сторону, умудрился наступить на ноги, причем сразу обеим.
— Ты чо, ка-азе-ел! Ваще в натуре! — свирепо пролаяли гламурные дивы, недвусмысленно покрутив пальцем у виска. — Смотреть надо!
Алсуфьев вспыхнул. От растерянности у него даже веснушки покраснели.
— Еще раз простите великодушно, — пробормотал он, растерянно поправляя очки.
В ответ молодые нахалки злобно ощерились и презрительно фыркнули.
— Сережа! — Я шагнула к нему, окинув девиц неприязненным взглядом, дескать, что это люди себе позволяют?
Поражаюсь, как можно так неприкрыто надменно относиться к незнакомому человеку.
Да, я согласна, в толпе Алсуфьев выглядит слегка странновато. Он рассеян, неловок, постоянно погружен в себя и, наверное, поэтому бывает временами чрезмерно суетлив. Про таких говорят: «тридцать три несчастья».
Ну и что? Если человек не похож на вас, это не значит что он хуже. Он просто другой, со своими особенностями.
Разве можно над ним так откровенно подсмеиваться?
Если хотите знать, мой Алсуфьев умница! У него острый аналитический ум и прекрасная память. Он классный профессионал, энциклопедически образован, знает несколько европейских языков, он добрый, честный, порядочный, хорошо воспитанный человек…
В отличие от некоторых!
Да, я согласна, перед этими молодыми особами он виноват — наступил им на ногу. Кому это понравится?
Но он ведь извинился! Извинился искренне, а не вскользь, формально.
К чему оскорбления? К чему эти смешки?
Давно пора успокоиться.
Я взяла Алсуфьева под руку.
Пускай не думают, что он путешествует один, и за него некому заступиться. Еще слово, и я в долгу не останусь.
«Зеркалить» хама — дело нехитрое.
Они еще пожалеют, что со мной связались.
С деланным недоумением я демонстративно оглядела обидчиц Сергея с головы до ног.
Что ж, суду все ясно. Тот самый случай, когда деньги есть, ума не надо.
Три килограмма золотых украшений, а в голове полторы извилины. Причем на двоих. Это я про извилины.
Деньги эти искательницы приключений раздобыть каким-то способом умудрились (я даже знаю каким), а об уме не позаботились, равно как и о хороших манерах.
Да и деньги у них, похоже, случайные. Гламурный лоск молодых особ при ближайшем рассмотрении оказался дешевкой.
Тот самый случай, когда увлекаясь косметикой декоративной, пренебрегают косметическими средствами по уходу за кожей. «Наштукатурились» девоньки сверх всякой меры, не лица, а маски, но под слоем тональной пудры все равно прыщи видны.
Да уж, девочки явно не сторонницы здорового образа жизни, не чувствуется в них холености.
Вон и целлюлит «верхних ножек», спасибо коротким юбчонкам, просматривается, и осанка у обеих далеко не безупречна.
Скупятся девочки тратить денежки на фитнесс и массаж, предпочитая вкладываться в золотые украшения и удушливый парфюм.
Девицы между тем времени даром не теряли и профессиональным оценивающим взглядом в четыре глаза рассматривали меня.
Я не без удовольствия наблюдала за тем, как они отметили дорогую дорожную сумку Cacharel, замшевые мокасины Louis Vuitton и изящные наручные часики Longines, были неприятно удивлены наличием обручального кольца на безымянном пальце правой руки.
Только теперь я поняла, какие же эти стервочки еще молоденькие. Даже мысли свои скрывать не научились. Все эмоции на лице и налицо.
Стоят обе столбом, глазами хлопают, и, не скрывая зависти и разочарования, оценивают, что почем. Постояли этак пару минуток, прикинули, чего я, по их понятию, в этом мире стою, и сочли для себя за благо ретироваться, не ввязываясь в драку.
Вот и славно, не люблю конфликты. Худой мир лучше доброй ссоры.
— Сережа, — я протянула приятелю свой паспорт с билетом.
— Виноват, Наташечка.
Мы переглянулись и, не сдержавшись, прыснули со смеху. Хорошо, когда тебя понимают без слов.
Алсуфьев успокоился. Паспорта и билеты сдал на регистрацию. Чемоданы поставил на весы.
Улыбнулся регистратору, смутился, пожевал губами и попросил, чтобы места нам дали рядышком, в середине салона и поближе к иллюминатору.
Похоже, Сергей всерьез воспринял Славкино пафосное заявление, что отныне и до окончания поездки он отвечает за меня головой, то бишь, не за меня, а за мою безопасность.
Я поскучнела. Какая в самолете безопасность?! О чем он думает? Какая Алсуфьеву разница, где сидеть?
Если самолет грохнется, все равно ведь не выживем. Что в хвосте будем сидеть, что в середке — абсолютно никакой разницы.
И завещания у меня нет. Так и не удосужилась сходить к нотариусу и составить завещание. А ведь собиралась, честное слово себе давала. Год назад, когда мы со Славой и Ниночкой летали отдыхать в Турцию.
Удивительная беспечность! Вспоминаю про завещание, только когда собираюсь куда-нибудь лететь.
Пока гром не грянет, мужик не перекрестится!
Хорошо еще, что лечу одна. Без Славки. Если не дай Бог что, будет кому позаботиться о детях.
А если нет? Если он женится? Мой Славочка?! Возьмет и женится. Погорюет, погорюет и…
Не век же ему вдовствовать?
Жить-то надо! Все проходит. Живой о живом и думает!
А новая Славина жена? Будет ли мадам Фадеева номер два любить наших детей? Вдруг она окажется злой, бессердечной стервой и станет сживать наших крошек со свету.
— Наташа! На-та-шеч-ка-а…
— А?! — Я с трудом оторвалась от созерцания виртуального образа будущей мачехи своих детей.
— Наташечка…
Две пары глаз. Алсуфьев смотрит сочувственно, с пониманием, молодая регистраторша с бейджем «Анна» — раздраженно.
— Эту сумку ты тоже сдаешь в багаж?
— Какую? Эту? Эту не-ет!!! — Я коршуном кинулась к транспортеру и стащила с него свою красную дорожную сумку. — Ты что?! Ни в коем случае. Эту сумку я беру с собой. Она мне нужна.
— Ух, ты! — крякнул Сережа, забирая у меня сумку. — Тяжеленная какая. Что у тебя там? Золото, бриллианты?!
— Кирпичи! — в тон ему огрызнулась я и, деланно рассмеявшись, заговорщицки улыбнулась регистраторше.
Дескать, все мужики — идиоты. Что с них возьмешь? Им бы все шуточки.
Похоже, Алсуфьев, действительно здорово поглупел. Ишь, развеселился.
Врач, называется. Психотерапевт. Никакого понятия!
Видел ведь, в каком состоянии я заполняла таможенную декларацию. Я же никакая была, просто никакая! Вся на нервах!
Могла я ошибиться? Могла. Запросто!
Алсуфьев должен был это спрогнозировать. Знает ведь, какая я неуравновешенная.
А он: «Золото! Бриллианты!»
А я как раз про золото и про бриллианты указать в декларации и запамятовала. Нет, те драгоценности, что надеты на мне, я таки в соответствующую графу вписала. Ума на это у меня хватило. А вот про прабабушкины александриты и дорогущий парадный комплект от Cartier, что лежат на дне красной сумки, забыла.
Верите, забыла начисто!
Кошмар какой! Мне для полного счастья только проблем с таможней не хватает.
Вон регистраторша уже стойку сделала, позовет сейчас таможенника, тот попросит открыть мою сумку, а там, под папкой с докладом, лежат две бархатные коробочки с драгоценностями.
— У меня там доклад! — громко, хорошо поставленным голосом возвестила я всем присутствующим. — Я собиралась над ним еще немного поработать в дороге.
Алсуфьев хмыкнул, регистраторша поскучнела, стоящие в очереди на мое заявление вообще никак не отреагировали.
Я же при воспоминании о докладе вконец потеряла самообладание.
Немного поработать. Ничего себе «немного»! Я ведь даже толком прочитать доклад не удосужилась.
Все дела, дела, дела… В брачном агентстве, дома, на даче…
Одних продуктов только закупила и перетаскала на себе целую тонну, наверное. Не меньше!
А что вы хотите? Славе с мальчиками пить, есть без меня надо? Надо!
И на дачу продукты мы возим из Питера. Наши бабушки местным лавочникам не доверяют.
Обрекать мужа на хождение по магазинам и давать ему тем самым еще один повод для упреков в свой адрес, я не хотела, поэтому забила продуктами все три холодильника до отказа.
К тому же мне надо было подготовиться и к самой поездке. Продумать в чем буду читать свой доклад, в чем слушать доклад Алсуфьева, что надену на фуршет в первый день, во что наряжусь на торжественный ужин по случаю завершения конференции.
Это, знаете ли, все не так просто. Один лишний бантик на блузке, и вот уже в глазах мирового психотерапевтического сообщества ты выглядишь не серьезным ученым, а легкомысленной особой.
Вот и получилось, что на сам доклад времени у меня не хватило. Единственное, что успела сделать, — это распечатать его крупным шрифтом. На дискете, что дал мне Алсуфьев, был четырнадцатый кегль, а я переделала на двадцать четвертый.
Количество печатных страниц, конечно, значительно увеличилось. Доклад получился, прямо скажем, неподъемный, и это не слишком удобно. Ну, да ничего страшного, переживу.
Зато теперь я смогу прочитать его без очков.
Должна признаться, очки меня не красят. А если уж быть до конца честной, в очках я смахиваю на озабоченную мартышку. Самую малость. Чуть-чуть. Но отдаленное сходство все-таки есть!
Мне это надо? Нет! Поэтому я предпочла неподъемный доклад.
Что поделаешь, если жизнь устроена так, что из двух зол нам всегда приходится выбирать меньшее.
Нет, это невозможно! Зачем я согласилась на эту аферу?
Идиотка несчастная!
Это же авантюра чистой воды.
Доклад по клинической психологии! Неизвестная, совершенно непонятная мне область знаний, в которой я ни ухом, ни рылом… Ни в зуб ногой… Вообще ничего, ничегошеньки не понимаю, не понимала, и не буду понимать никогда, хоть вы меня стреляйте.
Чужой, малознакомый язык. Да, именно малознакомый! Будем смотреть правде в глаза.
Последний раз я читала книгу на английском, когда работала в Публичке.
А разговаривала… Кошмар какой! Я вообще затрудняюсь вспомнить при каких обстоятельствах, с кем и когда говорила по-английски. Те несколько расхожих фраз, которыми пользуешься в зарубежных поездках, в данном случае меня не спасут.
Кому нужны мои примитивные «How much?» и «Tell me please…?»
Благими намерениями вымощена дорога в ад.
Соглашаясь на предложение Сергея, я была уверена, что успею подготовиться. Ведь у меня было в запасе семь дней. Семь! Это целая неделя!
Господь за неделю сотворил мир.
А тут какой-то доклад. Я предполагала, что за оставшуюся неделю успею выучить этот доклад наизусть. Причем на двух языках сразу. На русском и на английском!
Благими намерениями…
Может, мне лучше уйти? Прямо сейчас. Развернуться и молча выйти. Пока муж не уехал.
Слава поймет. Он привык к моим выкрутасам.
Сядем с ним вместе в машину, приедем домой. Я приготовлю ужин: салат, котлетки, пиво холодное… Скоро уже сериал начнется.
Господи, господи, господи… Что я делаю?! Ну, куда? Куда я иду?! Зачем?! Это же паспортный контроль. Граница!
Вот перешагну сейчас через желтую черту, зайду в стеклянную будочку, и…
— Здравствуйте, — прошептала я помертвевшими губами пограничнику.
— Счастливого пути.
— Спасибо. До свидания.
Все! Назад дороги нет!
И зачем только я согласилась ехать в этот Китай. Я ведь уже бывала там. Два года жила. Хватит.
Ну и что ж такого, что ничего не помню. Можно было бы китайские фотографии в семейном альбоме посмотреть, книги о Китае почитать, глядишь, что-нибудь и припомнила бы.
На свете есть множество стран, в которых я вообще никогда не была. Вспоминай не вспоминай, вспомнить нечего. Англия, Бельгия, Греция… И все они тут, под боком, в старой доброй Европе.
Такую даль лететь в этот Китай! Ужас!
А тут еще Верочка со своей шпионской теорией и «мама в законе» со своими рассказами.
Всю душу мне маман Фадеевскими семейными преданиями растравила.
— Не знаю, не знаю, Наташа, — завела под вечерок свою песню свекровушка, мирно покачиваясь в гамаке. — И чего так тебя в этот Китай тянет? Не знаю. Я б на твоем месте, лучше б в Париж поехала. Или бы в Рим, например. И дешевле, и спокойнее. Медом там тебе, что ли, в этом Китае намазано? Не понимаю. Заладила как попугай, честное слово: «Китай, Китай, Китай…». А как по мне, так этот твой Китай — самое гиблое место на земле. Очень даже. Дядя Вася наш когда еще уехал в этот твой Китай, а так ведь и не вернулся. Мать ждала, ждала от него весточки, надеялась. Не дождалась. Так и умерла не повидавшись.
— Какой дядя Вася? — удивилась я и отложила в сторону тяпку, которой рыхлила землю возле кустов жасмина.
— Как это «какой дядя Вася»? — Обиженно поджала губы маман. — Наш дядя Вася. Фадеев. Василий Максимович Фадеев. Старший брат моего Николая Максимовича, царство ему небесное. Родной дядюшка Славика и Валерки. А Миша с Кириллом получаются ему уже внучатые племянники.
— Родной дядя Славы?! Наталья Васильевна, родной Славин дядюшка живет в Китае?!!
— Ну, да, — секунду поколебавшись, подтвердила свекровь, — живет.
— Я вас умоляю! Я и не знала. Вы же не говорили никогда.
— Не говорила, — тяжело вздохнула она. — А чего говорить? Я и сама мало что знаю. Знаю только, что живет он где-то в Китае. То ли в Харбине, то ли в Шанхае. Не знаю. По началу он будто бы в Харбин поехал и жил там, а потом будто бы переехал в Шанхай, и живет там. А может, и не живет. В том смысле, что нет его уже на этом свете. Не знаю. Скорее всего, что Василий Максимович уже умер. Прости, господи, мою душу грешную, спаси, сохрани и помилуй. — Размашисто, с удовольствием перекрестилась маман. — Нехорошо так говорить про живого человека, только жизнь есть жизнь. И в Китае люди умирают, а Василию уже много лет должно быть. Он ведь намного старше моего Коли. Лет двадцать у них разница, а то и все тридцать. Не знаю. И спросить теперь не у кого. Коля мой самый младший в семье был, Василий наоборот, — самый старший. У них в семье девять человек детей всего было. Когда Коля мой на свет появился, в самый что ни на есть канун революции, старшие братья уже отдельно от родителей жили. Своими домами, что называется. Василий из них был самый состоятельный. Очень даже. Бизнесом, как теперь говорят, занимался. То ли предприятие у него свое было, то ли по коммерческой части, точнее не скажу. Знаю только, что дело у него свое было. А тут революция… Великая Октябрьская социалистическая! Вася революцию не принял и подался в Китай. В эмиграцию. Туда в двадцатые годы много русских эмигрировало. От коммунизма бежали. И дворяне, и буржуазия, и интеллигенция, и офицеры разгромленной Белой армии. Наш-то Василий Максимович с красными не воевал. Упаси бог, крови на нем не было. Так, уехал просто, и все. Не захотел жить под Советской властью. Один он из всех Фадеевых уехал. Остальные все здесь остались.
Свекор мой, дед Максим, от дел к тому времени уже отошел. Он ведь всю жизнь управляющим у Саввы Морозова проработал. А перед самой войной в отставку вышел. Перед Первой мировой. Люди они были зажиточные, рассчитывали пожить в свое удовольствие на покое. Какой уж тут покой? Покой нам только снится! Ну, значит, как только вся эта революционная катавасия началась, дед Максим жену и младших ребятишек в охапку и из Москвы прочь. В Мансурово подался, в Подмосковье. До революции они туда только на лето выезжали, на дачу как бы. Грибы, ягоды, сама понимаешь, речка. Очень даже. А так постоянно в Москве жили. В каком месте, правда, не скажу. Не знаю. Не любили они об этом вспоминать. У них ведь до революции в Москве дом свой был, ну а после семнадцатого года, сама понимаешь… Кому охота воспоминаниями душу травить? Свекровь у меня разумная женщина была. Умница! Вот ты смотри, Наташа, как интересно получается, ты ведь у нас в семье уже третья будешь. Я — Наталья, ты Наталья и свекровь у меня тоже была Наталья. Не иначе это судьба такая. Не забыть Мише сказать, что ему тоже надо обязательно на Наталье жениться.
— Ну, это вряд ли, Наталья Васильевна. Среди девушек его возраста Наташ практически не встречается. Во всяком случае, я не встречала. Ни в школе, ни в институте у Миши ни одной Натальи не было. Все больше Ани да Маши. Не модное у нас с вами имечко.
— Тогда пусть Кирилл женится на Наташе, — упорствовала маман. Ее не так то легко сбить с толку. — Это еще и лучше. Коля мой тоже в семье младший был. Знаешь, Наташа, я тебе так скажу, Мише вообще уже пора женится. Кирке надо еще университет закончить, а этому нужно сказать: пусть женится. Интересно ведь посмотреть, кто у него родится: мальчик или девочка. Давно у нас в семье девочек не было.
— А Ниночка?
— Что Ниночка? Ниночка совсем другое дело. Она мне внучка. Приемная, правда, но ты же знаешь, люблю ее как родную. Я тебе про правнуков толкую. Очень мне хочется на правнуков посмотреть. Очень даже. Вот свекровушка моя, царство небесное, так детишек Василия и не увидела. Не привелось.
— У него были дети?
— Какая ты смешная, Наташа! Говорю же тебе: не знаю. Не знаю я про Василия ничего. Ровным счетом ничегошеньки. Может, и были. Как не быть! Мужчина он был видный. Фадеевы все видные. Очень даже. Женился, поди, в Китае, и дети, должно быть, были. Живой человек. Очень даже. Как без детей? Наверняка были. Чего б тогда их свекровь дожидалась, если б их не было?
— Они переписывались?
— Кто?
— Василий с родителями.
— Может, и переписывались. Нерегулярно, конечно, но весточки из Китая от него приходили. Это я знаю наверное. Пока родители живы были, связь между ними какая-то была. Только не особенно старики на эту тему распространялись. Боялись другим своим детям и внукам жизнь испортить. Рудольф в Министерстве иностранных дел работал, Коля мой, сама знаешь, замполитом полка был, а тут родственник заграницей. Родной брат! Не успеешь оглянуться, как и сам в «нежелательные элементы» попадешь или еще куда подальше. Говорю же тебе: не принято было про прошлое вспоминать. Времена такие были. Это сейчас, после перестройки, модно стало. Все кинулись себе родословные выправлять, корни искать дворянские. А раньше этого не было. Раньше про такие дела молчок. Мы ведь с Николаем Максимовичем моим сразу после войны поженились, а Мао Цзэдун к власти только в пятидесятые годы пришел, сама знаешь.
— В сорок девятом, — поправила я. Меня не так то легко сбить с толку. — Китайская Народная Республика была провозглашена в 1949 году. Коммунистическая армия победила в гражданской войне с националистами, Чан Кайши бежал на Тайвань, и к власти пришел Мао Цзэдун. Это было в сорок девятом.
— В сорок девятом или в пятидесятом — какая разница? — возмутилась свекровь. — Я ведь тебе про другое совсем толкую. Наши-то русские, которые после революции в Китай эмигрировали, после окончания Второй мировой войны потихоньку на Родину возвращаться стали. Вертинский, например, Александр Николаевич. Ваши пальцы пахнут ладаном… Помнишь? Какой чудесный был романс. Я вообще все романсы в его исполнении очень люблю. Очень даже. Так вот он вернулся в Советский Союз со всей своей семьей. Жена и две маленькие девочки. Марианна и Анастасия. Тоже потом артистками стали. Ну да ты сама знаешь. Они много раньше в кино снимались. Красивые такие. Прелесть! И жена у него, между прочим, тоже актриса была. И тоже очень, очень красивая. Очень даже. Она, помнится, еще в детском фильме играла. В этом… В… Как его? Забыла название. Да ты видела этот фильм. Не могла не видеть. Папа у нее там жабой был. Толстый такой, неприятный мужчина. Фамилию его я, конечно, не помню. А правду сказать, никогда и не знала. Неинтересно мне это было. Очень уж он там неприятный. Удивляюсь я, Наташа, как артисты на такие роли соглашаются. Такой страшный, жуть прямо, а фильм сам по себе очень даже хороший, вот только название не помню. На языке вертится, а сказать не могу. Прямо беда у меня, Наташа, с памятью стала. Вроде и помню все, все, все, а вроде и не помню ничего. Вот теперь вот мучиться буду, пока не вспомню.
— «Королевство кривых зеркал», — сжалилась я. — Вы говорите про фильм «Королевство кривых зеркал». Только папа у нее там не жабой был, а то ли ястребом, то ли орлом. В общем, птицей какой-то.
— Точно, точно, — согласно закивала маман, — птицей. Носатый такой. Это я хорошо помню. Очень даже. Породистый такой мужчина. Тоже, наверное, из эмигрантов. Белая косточка. Многие тогда на Родину после войны возвратились. А Василий наш, видишь ты, не приехал. Ни в сороковые, ни в пятидесятые не приехал. В пятидесятые годы, когда Мао к власти пришел, свекровь все глаза проплакала. Все Васю своего ждала, надеялась повидаться перед смертью. Не дождалась, умерла. Вскоре за ней и отец умер. С их смертью связь с Василием совсем оборвалась. Мы ведь с Колей в Прибалтике жили, потом в Ленинграде, сама знаешь, а родители Колины в Москве. Честно сказать, так я свекровушку свою всего два раза в жизни и видела. Один раз вскоре после свадьбы мы к ним в гости ездили, другой раз — когда Славик родился. Так что я мало что знаю про Василия-то Максимовича. Коля мой, царство ему небесное, вообще не любил на эту тему говорить. А может, и самому ему мало что было известно. Говорю же тебе, родители у него хорошие люди были, разумные, оберегали своих детей от неприятностей. Ничего лишнего им не рассказывали. Знаешь, Наташа, я свекровь свою, царство ей небесное, очень даже понимаю. Очень даже! Сама мать. Только у меня всего двое детей, Славик да Валерка, а у нее их девять человек. Почти столько же, сколько пальцев на руках. Ну-ка, попробуй, резани ножом по любому, одинаково больно? То-то и оно. Так и с детьми. За каждого душа одинаково болит. И за Василия Максимовича у нее вся душа изболелась, и за других своих детей переживала. Потому и не рассказывала им ничего лишнего. Все молчком. Хотя, конечно, интересно. Интересно было бы мне посмотреть, какие они из себя наши китайские родственники. Вдруг он на китаяночке женился. Василий-то? А что? Очень может быть. Очень даже. Среди китаянок очень даже красивые попадаются. Вон статуэтки фарфоровые какие красивые у мамы твоей в горке стоят. Руки у них очень даже изящные, и черты лица тонкие, и платья такие необычные, и прически. Прелесть! Я слыхала, смешанные браки не такая уж большая редкость в те годы была. Особенно в Харбине. У нас соседка была, еще до войны в одном доме на Удельном проспекте жили, так вот она тоже родилась и выросла в Харбине. Отец у нее строитель был и строил Китайскую Восточную железную дорогу. Еще при царе строил. Так вот эта тетя Маня, помнится, вспоминала, что у них в школе училось много ребятишек от смешанных браков. Отец, например, китаец, мать русская, это чаще встречалось. Отец русский, мать — китаянка, это реже было. Но ведь было же. Может, и наш Василий на китаянке женат? Представляешь, если у нас в Китае и сейчас родственники живут. Идешь ты себе по Пекину, гуляешь, ни о чем таком и не помышляешь, а навстречу тебе Славикин двоюродный брат идет. Или сестра, например. Интересно ведь, правда же? На-ка вот! — «Мама в законе» достала что-то из кармана передника и протянула мне. — Возьми, пока не забыла.
Я с подозрением посмотрела на знакомую темно-фиолетовую баночку. От нехороших предчувствий заныло сердце.
Этот дорогущий швейцарский крем для лица Слава подарил мне еще на Новый год. Пользоваться же им я начала лишь пару недель назад.
До этого все жадничала. Жалко мне было такой дорогой крем на себя тратить.
Пока глянула как-то утром в зеркало и ужаснулась. Караул! Вылитая черепаха Тортилла.
Вот тогда-то я и решилась вскрыть бесценную баночку. В порыве отчаяния.
Пес с ними, с деньгами!
— Что это? — упавшим голосом поинтересовалась я у «мамы в законе».
— Баночка из-под крема.
— Из-под крема?!! То есть, вы хотите сказать, она пустая? А где же крем? — Меня не так-то легко сбить с толку.
— Кончился. — Охотно пояснила маман. — Там было всего-ничего. Один раз пятки помазать.
— Пятки? — Я боялась поверить в случившееся.
— Хороший крем, — с чувством глубокого удовлетворения сказала свекровь. — Жирный. Хорошо помогает. Очень даже. Один раз как следует, густо так, с желанием намазала, и порядок. Все прошло. У меня знаешь, Наташа, пятки с возрастом сохнуть стали. Особенно, когда босиком похожу. А ведь охота другой раз по травке босиком походить. Очень даже! И полезно. Я сама читала. Через босые ноги все лишнее электричество, которое в организме оседает, в землю уходит. А ноги болят!
— Наталья Васильевна, я вас умоляю, есть же специальный крем для ног. На нем так и написано: «Крем для ног». В красном тюбике. Я недавно вам покупала.
— Так он же в тюбике, сама говоришь.
— Ну и что?
— Как это что? Голова твоя садовая! В тюбик ведь землю не положишь. Говорю же тебе, мне баночка нужна была. Я поискала, поискала, вначале у себя, потом у Екатерины Федоровны спросила — ничего нет. Ничего подходящего. Потом у тебя в комнате посмотрела, гляжу — стоит. По размеру вроде подходит, симпатичненькая такая. Ну, я ее заранее и подготовила. А то у вас вечно, на охоту собираться, собак кормить. На-ка вот, пока руки в грязных перчатках, положи земельки туда. В Китай поедешь, с собой возьмешь. На всякий случай. Может, доведется тебе Василия Максимовича нашего разыскать, так отдашь ему от меня, скажешь, сноха ваша, Наталья Васильевна, вдова брата вашего покойного Николая Максимовича, просила Вам передать, дескать, это земля с Родины. Ему приятно будет. А если поздно, сама понимаешь, если преставился наш Василий Максимович, так ты в могилку к нему эту земельку подсыплешь. Все ж таки, что бы там кто ни говорил, а всякому человеку охота в родной земле покоится.