Летний день долог. Но и ему приходит конец, как только Хорс-Солнце завершит свой извечный путь по небосводу и опустится на покой в пылающее море. Отликовали посады и улицы по случаю избавления от власти хазар и возвращения в Киев ее законных властителей. Но еще не отвыли свое бабы по погибшим мужьям и братьям, сыновьям и внукам, а те лежат в домовинах, ждут своего срока, когда отправятся в дальний путь, очищенные от всего земного погребальным костром. Иной дед ладил домовину для себя, а пришлось укладывать в нее кому внука, кому сына, кому зятя, а кому невестку или сноху. Да и ликование киевлян было сдержанным, с оглядкой, потому что одно дело – побить хазар в Киеве, и совсем другое – одолеть их неведомую силу, которая таится где-то там, в хазарских степях, над которыми встает по утрам Солнце.
Вот и князь Святослав о том же самом:
– Се есть начало избавления! – сказал он, стоя на возвышении среди толпы киевлян, сплотившихся на площади близ детинца. – Впереди нас ждут тяжкие испытания. Вострите мечи и копья! Учитесь ратному уменью. Знайте: придет день жестокой сечи, которая решит, быть или не быть Руси свободной от ига козар! Пора положить предел их гнету, который многие годы высасывал из Руси ее живые силы. Каждый должен внести свою долю в общее дело. Кто мечом, кто своим имением. Купно это даст нам такую мощь, которая сможет сломить мощь наших врагов. Только тогда мы утвердимся в своем праве быть безраздельными хозяевами своей отчины. – Князь помолчал, оглядывая море голов и лиц, обращенных к нему, затем продолжил зычным голосом: – А в нынешнюю ночь мы должны свершить тризну по убиенным нашим мужам и женам, как то повелось исстари. И принести жертвы богам, чтобы они и дальше шли впереди наших ратей, устрашая врагов и насылая на них одоление и смерть!
Ночь выдалась темная, хоть глаз коли, хотя звезд высыпало над головой превеликое множество. Но куда им тягаться с Хорсом-Солнцем, повелителем всех светил, больших и малых! Лишь тонкий серпик месяца, точно одинокая ладья, плыл среди таинственно перемигивающихся звезд, ничего не освещая на земле, тревожа людей своим непостоянством. Множество звезд срывалось вниз с черного неба то поодиночке, то сразу целыми стаями, оставляя за собой острый, как сабля кочевника, и длинный след, гаснущий так быстро, что глаз человеческий едва успевает проследить за ним. О чем предупреждают бессмертные боги смертных росов перед грядущим испытанием? А ну как и в прошлые времена одолеют хазары русскую рать? Не накличем ли на себя еще большую тягость? Жили под ними многие годы, стерпелись, приноровились, можно было бы жить и дальше. Ан нет, пришел молодой князь, и мнится ему, что если он бивал северные рати, то сладит и с прочими. А сладит ли? Его дед тоже пытался, а что из этого вышло? И сам сгинул на чужой стороне, и на Русь накликал беду еще большую. Ох, не к добру эти знамения, не к добру. И двинулся народ в скорбном молчании вслед за князем Святославом, изливаясь из северных ворот города, освещая себе путь факелами, точно река огненная потекла вверх по склону, извиваясь среди дубравы. Несли на плечах домовины с их насельниками, гнали следом пленников, связанных друг с другом одной бечевой, точно ожерелье, которое кладут рядом с упокойником напоминанием о земной жизни. Бесконечную процессию замыкает дружина княгини Ольги. Хотя княгиня давно не молится многочисленным богам, которым молились ее предки-варяги, однако не может оставаться в стороне от общей скорби. Ее паланкин колышется среди мерцающих в свете факелов копий, шорох тысяч и тысяч ног сливается с бряцанием оружия.
В Священной роще, на большой поляне, вкруг которой стоят изваяния богов, уже сложено из сухих еловых, сосновых и дубовых стволов огромное кострище. На него и устанавливают домовины с их хозяевами. Когда установлены последние, на кострище загнали пленников, раздев их догола, привязали к столбам. Жены иудейские воют и стенают, мужи их, а также хорезмийцы, молятся своим богам, упрашивая их, не исполнившего последнего ритуала, впустить рабов своих в сады райские на вечное поселение. Некоторые жены киевские изъявили желание отправиться в мир иной вместе со своими мужьями. Все они либо не имели детей по причине бесплодия, либо дети их выросли и в своих матерях особой нужды не испытывали. Их привязали к домовинам, и они вплели свои вопли в общее стенание. Но тяжелые удары палиц заставили их замолчать, чтобы в огненную купель они вступили, соединившись со своими мужьями раньше, чем пламя разметает их души в разные стороны.Рокочут барабаны и бубны, воют и скулят рожки, жалейки и боевые рога. Волхвы выкрикивают заклинания, огневщики подкладывают хворост, обливают бревна горячей смолой. Главный Жрец Киевский стоит на вершине кострища, белые одежды его окрашены багровым цветом горящих факелов. Он вскидывает руки к небу, что-то выкрикивает, но звуки его голоса тонут в плаче и вое.Князь Святослав и княгиня Ольга занимают отведенное им место на возвышении в стороне от кострища.Все громче рокот барабанов и вопли рогов и рожков.Главный Жрец, выкрикнув последние слова, обращенные к богам, сходит вниз, поддерживаемый волхвами в белых одеждах.Огневщики подносят факелы сразу с четырех углов кострища. С треском вспыхивает хворост, пламя с алчностью голодного зверя кидается на смолу, ворчит, огненными вихрями обнимает бревна, расползается во все стороны, щупая желтыми языками домовины и голые тела, и вдруг с гулом устремляется вверх, ревет, заглушая предсмертные вопли пленников, принесенных в жертву кровожадным богам, взирающим с неба глазами бессчетных звезд.Еще пылал погребальный костер, а уже по всему лесу возгорали другие костры, вокруг которых начиналась тризна по душам, возносящимся в небеса. Пили меды, ячменное пиво, заедая обжаренным на кострах мясом. Тонкими голосами плакали жалейки, народ водил хороводы вокруг костров, веселился – и потому что жив, и потому что провожал в лучший мир павших в жестокой сече. Да будет путь их туда усыпан полевыми цветами! Да примут их боги с милостью и проводят в вечно цветущие райские кущи, в которых жизнь течет мирно и беспечно, и каждый занимает отведенное ему место, вкушая райские яблоки!