В тронном зале, где потолки и стены покрыты сусальным золотом, а полы – бухарскими и персидскими коврами, где все блестит и сверкает в свете майского дня, проникающего сквозь узкие, но многочисленные окна, под шелковым балдахином восседает на золотом троне каган Хазарский, толстый хазарин с раскосыми глазами, широким плоским лицом, редкими усами и бородой. На нем золотая корона, усыпанная алмазами, изумрудами и рубинами, длинные черные волосы заплетены в толстую косу, перевитую золотыми нитями, парчовый халат заткан жемчугом, сапоги искрятся драгоценными каменьями. По бокам от кагана стоят два евнуха, очень похожие на своего господина, с такими же равнодушными и сонными лицами.

Чуть ниже трона кагана стоит другой трон, не менее роскошный. На нем сидит каганбек Иосиф, но в более скромном наряде.

Вдоль стен стоят князья иудейские, воеводы, начальники гвардии, командиры отдельных отрядов, книжники, судьи, раввины – все в весьма скромных одеяниях; перед каганом и царем сидеть никто не имеет права.

В трех шагах от трона, на коленях, лицом вниз, полулежит на ковре, вытянув вперед руки, посол, ибн Эфраил, сын Манасии.

– Ты еще прошлой осенью уверял нас, презренный, что каган Руси Святослав пошел со своей дружиной на север, чтобы избежать нашей кары, – цедил сквозь зубы слова каганбек, глядя с брезгливостью на плешивую голову посла. – Ты уверял, что обещание кагана Святослава придти к Итилю с войском было пустой похвальбой молокососа. Что скажешь ты на этот раз?

– О Великий! Мне нет прощения! Но позволь доказать тебе, что в моих словах не было вымысла и желания принести хотя бы малейший вред тебе и возглавляемому тобой царству! – воскликнул ибн Эфраил плачущим голосом, приподнимая голову. – Свои сообщения и выводы я основывал на донесениях лазутчиков и соглядатаев, которые сидят в Киеве и которым мы платим деньги. Один из них, хорезмиец, близкий к изменнику беку Феридуну, – да сотрется имя его, да постигнет кара его еще на этом свете! – уверял меня, будто в Киеве царит паника, будто каган Святослав на совете у матери-княгини Хельги сказал, что его войско не сможет противостоять войску твоего величества, что речь может идти лишь о спасении княжеского рода и Киевского каганата. Еще он будто бы сказал, что идет на север, в Невогород, чтобы собрать дань с подвластных ему народов для твоего величества, что ворота Киева будут открыты, если ты пожелаешь осчастливить этот город своим посещением. Я не мог не поверить этому человеку, сообщившему мне о настроениях среди властителей Киевского каганата и княжеской дружины. Тем более что другие соглядатаи так или иначе подтверждали сказанное. А послы кагана Святослава, посланные им во все стороны света, вернулись, как я тебе уже докладывал, ни с чем: никто не захотел вступать с ним в сговор против твоего величества, – да продлится твое царствование на многие годы! Но я, если ты помнишь, позволил себе выразить предположение, что сведения, полученные из Киева, могут быть ложными, а слухи могут распускаться из дворца самого кагана Святослава, чтобы направить наши мысли и поступки по ложному пути.

Посол замолчал и замер, вновь уткнувшись лицом в бухарский ковер.

– Ты забыл, презренный, что коназ Святослав убил наместника твоего царя, нашего родственника, незабвенного Самуила бен Хазар, брата нашего родителя, – да будет он принят в царствии божьем с почетом и милостью! Ты забыл, что гои истребили всех иудеев, наших подданных, пребывающих в Киеве! Паршивый пес! Разве ты не знаешь, что должен делать тот, кто приносит нам ложные сведения и слухи, кто с их помощью, вольно или невольно, направляет наши помыслы и дела во вред царства Израильского, данного нам в этой части Айкумены Всемогущим Богом на вечные времена?

– Я знаю, мой повелитель, – да дарует Всевышний тебе мудрость и волю, чтобы преодолеть все преграды на пути Израиля! Но если позволишь, всемилостивый, я выскажу, прежде чем исполнить твою волю и волю Господа, Бога нашего, еще одно – последнее – предположение?

– Говори.

– Войско урусов не впервой идет этим путем, но не затем, я думаю, чтобы напасть на твою столицу, – да хранит ее Всевышний тысячу лет! – а для того, чтобы, с твоего всемилостивейшего соизволения, проследовать в море Хазарское, ограбить города исмаильтян за Дербентской стеной, как они привыкли это делать в прошлом по своему варварскому обыкновению, и отомстить им за гибель своего войска и князя Хельги. Столица твоя непреступна для варваров, под ее стенами они найдут себе могилу. И каган Святослав это знает. Надо послать к нему навстречу послов и потребовать от него ответа, по какому праву он идет к Итилю, не испросив твоего, мой повелитель, всемилостивейшего соизволения. Если он скажет, что идет на исмаильтян, то взять у него в заложники его сыновей, потребовать половину добычи, а там Всевышний подскажет тебе, мой повелитель, что делать дальше с войском урусов и как отомстить им за их своеволие. Я все сказал, мой повелитель, – да будет имя твое прославлено в веках среди Израиля! А я весь в твоей власти.

– Хорошо. Может быть, ты и прав. К тому же вестник кагана Булгар не говорит, с какой целью и куда направляется каган Святослав. В таком случае поезжай ему навстречу и спроси у него о том, о чем ты здесь говорил. Возьми заложников и возвращайся. Только в этом случае я прощу тебя. Иди.

– Позволь еще раз припасть к твоим ногам, мой повелитель, – да восславится среди Израиля твоя мудрость, как восславилась среди него и среди гоев мудрость царя Соломона! – и ибн Эфраил, сын Манасии, прополз на коленях и локтях к трону и поцеловал носок сапога каганбека, затем, не вставая с колен, попятился прочь от трона, на ноги встал только у самой двери, вышел, согнувшись, и лишь за дверью перевел дух и мысленно возблагодарил Всевышнего, что встреча с каганбеком, не сулившая ему ничего хорошего, закончилась все-таки вполне благополучно. А там он как-нибудь выкрутится: не впервой.

– Что будем делать? – спросил каганбек у своих мудрых советников, едва за послом закрылась дверь.

Но никто ему не ответил на этот вопрос, ибо о том, что надо делать, первым должен высказаться сам каганбек: так заведено испокон веку. А уж потом наступал их черед, и каждый, в соответствии со своей должностью, обязан доложить, что он собирается делать, чтобы исполнить повеление царя наилучшим образом. Но приближение русского войска решало судьбу не какого-то племени, подвластного Итилю, определяло не количество дани, получаемой с варваров, и даже не одного сражения, а судьбу всего государства, их власти над другими народами и даже их существования на этом свете.

И тогда от стены неожиданно отделился молодой воевода Песах, сын Ахава, правнук того воеводы Песаха, который когда-то разгромил войска печенегов и угров, взял Киев и заставил русов сложить перед собой свои мечи в знак покорности. Молодой Песах вышел на середину зала и поднял руку, прося слова. Это было нарушением традиции и большой дерзостью, но каганбек понимал, что сейчас не до церемоний.

– Говори, – сказал он, когда стих едва слышный ропот хаберов, более знатных, обладающих большей властью и положением.

– За два дня мы можем успеть собрать лишь пятьдесят тысяч пешего войска, мой повелитель, и тысяч десять-пятнадцать конного из печенегов, кочующих поблизости, – говорил Песах с наглой уверенностью, не подобающей его положению. – Еще столько же можем вооружить всякого сброда из Хазарана и окрестных селений и выгнать этот сброд на поле битвы, но мы не можем надеяться, что сброд этот будет хорошо драться. Если же сзади сброда поставить дружины из иудеев, чтобы они убивали всех, кто попытается бежать, то в этом случае можно рассчитывать и на них. Пока русы перебьют сброд, их мышцы ослабеют, и наши дружины встретят русов подобающим образом…

– Чепуха! – воскликнул воевода Манасия, отделяясь от стены и тоже выходя на середину зала. – Полнейшая чепуха, мой повелитель! Его прадед, давший жизнь его деду, а тот его отцу, не дал ни своим сыновьям, ни внукам и десятой доли разумения, особенно в военном деле, которым его наградил Всевышний, – да возвысится Он еще больше! Русы сильные воины и ратоборцы. Свою силу они не раз доказывали на полях брани. Они разгромили печенегов прошлой весною, а у хана Иргиза было большое войско. Если русы нажмут так, как они умеют это делать, то сброд побежит и сомнет наши дружины, как это ни раз случалось во всех битвах, известных из истории войн. Я думаю, что лучше сброд распределить равномерно среди наших дружин, пообещать им хорошую плату, тогда результат будет другим: им придется выбирать между смертью от меча руса или от меча иудея и возможностью заработать хорошие деньги. Еще я думаю, что войско надо поставить на возвышенности, что тянется напротив Саркела, тогда русы будут у нас как на ладони и мы сможем использовать гвардию наилучшим образом и метательные машины. А за войском на некотором расстоянии надо выстроить жен, сестер и матерей всех воинов, которые будут сражаться с русами. Русы подумают, что у нас еще много войска, не принимающего участия в сече, а сброд и все остальные будут знать, что если они побегут, то они тем самым обрекут своих близких на верную гибель.

– Это хорошая мысль, – одобрил каганбек. – А если русы все-таки одолеют наше войско? – спросил он.

– Тогда, мой повелитель, мы сможем отойти по мосту в Саркел и драться на его стенах. В наших кладовых достаточно пшеницы и других продуктов для ведения осады в течение двух-трех недель. К тому времени подойдут аланы, угры, булгары, куманы и гурганцы, к которым надо срочно послать вестников. Они окружат войско русов и перебьют всех до единого. Надо только посулить варварам хорошую плату за победу над русами.

– Кто еще имеет сказать свое мнение? – спросил каганбек у своих советников.

– Русы не так просты, как думают некоторые, – произнес один из книжников. – Они наверняка имеют среди нашего войска лазутчиков и соглядатаев…

– Надеяться на аланов и прочих варваров – пустая затея, – вторил ему другой седобородый книжник. – Собака, которую часто бьют, кусает своего хозяина…

– Мы еще только решаем, как быть, а многие уже бегут из города, не веря в нашу победу! – вскричал один из князей. – В том числе иудеи.

По залу пробежал глухой ропот негодования и страха, точно порыв ветра по верхушкам вековых сосен.

И тогда вышел на середину главный раввин, огладил пышную седую бороду и заговорил, протянув руки к каганбеку:

– Великий, – да продлится твое царствие на многие десятилетия! да благословит Всевышний тебя на великие подвиги! да прострет Всеблагой над твоим войском и твоим народом свою могучую мышцу! Под твоим началом войско Израиля не раз одерживало победы. Сомнение, которое звучит в словах некоторых слабодушных из нас, есть первые шаги к поражению. Они забыли о Господе нашем, который дал нам право владеть этой землей и этими народами! Все эти годы мы ни на шаг не отступали от воли Всевышнего и Всеблагого, всегда чтили субботу и пророчества, записанные в книгах, приносили на алтарь обильные жертвы. Поэтому у нас не должно быть оснований для сомнений в нашей победе над презренными варварами, посмевшими поднять руку на священный народ, следовательно, и на самого Господа! Укрепите в себе мужество, сыны Израиля, и смело идите навстречу опасностям! А Бог наш укрепит вашу мышцу и пойдет впереди нас, умерщвляя врагов его, Господа нашего, и твоих, великий царь, мечами твоих воинов! Ибо сказано у Всеблагого: «Ибо есть ли какой великий народ, к которому боги его были бы столь близки, как близок к нам Господь, Бог наш, когда мы призовем его? Ибо ты народ святой у Господа, Бога твоего; тебя избрал Господь, Бог твой, чтобы ты был собственным его народом из всех народов, которые на земле… И что Он поставит тебя выше всех народов, которых Он сотворил, в чести, славе и великолепии, и что ты будешь святым народом у Господа, Бога твоего, как Он говорил». «Ибо, – как сказано далее, – Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный, Который не смотрит на лица и не берет даров от врагов избранного им народа своего». «В семидесяти душах пришли отцы твои в Египет», как мы пришли малым числом в эту землю, добавлю я от себя, ибо все повторяется, и продолжу по священной книге: «а ныне Господь, Бог твой, сделал тебя многочисленным, как звезды небесные». Нам ли бояться врагов своих? – вопросил раввин, вскинув вверх руки. – Нам ли отступать перед ними, если над нами Господь, Бог наш Великий и Страшный для врагов наших? Завтра, великий царь, ты увидишь спины своих врагов, бегущих от разящего меча твоего. И царство твое укрепится еще больше, еще больше народов преклонят свои колени перед Господом, Богом нашим, и народом его. Но после победы над войском урусов, ты должен стереть с лица земли Киев, ибо он есть зараза, расползающаяся во все стороны, острый шип, жалящий царство Израиля между ребер его, тяжкий камень на его шее. Мы должны предать заклятию всех, живущих в этом городе и окрест его, как завещал нам Господь, Бог наш Всемилостивый и Всемогущий. Да будет так! Что касается тех, кто потерял голову от страха и кинулся бежать, их надо поймать и отрубить им головы. И родителям их, и женам их, и детям их, не щадя ни малых, ни старых. Ибо Господь, Бог наш, страшен в гневе своем и требует исполнять законы, данные им Моисею на горе Синай. Да будет так! Аминь.

– Ами-инь! – повторили вслед за раввином остальные.

С золоченого стула, на котором восседал выше всех каган, послышался храп крепко спящего человека. Но никто не обратил на это внимания. Решение готовиться к сече, если Русь действительно ополчилась на Израиль, было принято, и все покинули Тронный зал, и каждый знал, что ему делать. Ибо сказано в пророчествах древних, что только тот, кто видит перед собой великую цель и знает, как ее достигнуть, может рассчитывать на помощь Всемогущего и Всеблагого.

В тот же день на главной площади Хазарана рубили головы тем, кто, охваченный страхом и паникой, бросил своего господина, царя, на произвол судьбы, спасая свою голову, чтобы все прочие подданные царя, как иудеи так и гои, видя их конец, прониклись единым духом, следуя заветам мудрых: раба надо не только кормить, но время от времени сечь, ибо противоположное, сходясь в одной точке, ведет к благоденствию как самого раба, так и его господина.

Отрубленные головы насадили на шесты и выставили вдоль берега под стенами Хазарана. Здесь можно было видеть не только головы зрелых мужей, но и жен, и дев, и малых детей.