Пролог

Душно. Невыносимо душно было в тесной больничной палате. А за окном шумел ветер. Пятна света от уличного фонаря скользили по стойкам капельниц, по верблюжьим одеялам, скомканным на двух койках, и исчезали в дальнем углу. Постанывал больной, нарушая сонную тишину.

Возле одной из кроватей дежурила девушка. Уже которую ночь она ютилась на неудобном стуле, поглядывая на часы: когда же утро? Пойти бы поспать на диван в холле, да нельзя — проспит дедушкину процедуру. Каждые полчаса приходилось откачивать жидкость из трубки, торчащей из его живота. Дедушка дернулся во сне — что-то беспокойное ему снилось. «Хороший мой, не выдернул бы дренаж», — вздохнула девушка. Проверила — нет, все на месте.

Голова гудела. «Ничего, зато деда выздоравливает…».

Чтобы размять ноги, девушка подошла к окну — во дворе диспансера поблескивала золотом маковка церкви, построенной на пожертвования больных. Небо начало сереть. Ветер перебегал по листьям и касался стекла тонкими ветками березы. Дина вздохнула. Хотелось на воздух — почувствовать свежесть утра, увидеть, как на востоке рождается майский день. А потом туда, где парад на площади соберет зевак, воздушные шары и букеты тюльпанов в руках прохожих раскрасят улицы яркими мазками, а в домах накрытые столы порадуют гостей…

Но здесь все будет так же, как вчера: отвратительные запахи лекарств, уколы, каша с ложечки и посещения родственников. И немыслимая духота.

Из угла послышался хрипящий голос:

— Девочка! Как тебя? Лина? Дина? Иди сюда.

— Дина, — тихонько ответила девушка и подошла к больному.

— Подойди ближе, — пробормотал он.

. «Только б деда не разбудил!». Дина приблизилась и в проникающем из коридора свете разглядела полубезумные глаза на пергаментном лице. Костяные пальцы до боли сжали кисть.

— Что? Там за окном? Церковь? — спросил тот, волнуясь.

— Да, церковь, Густав Карлович. Скоро доктор разрешит вам вставать, и пойдем с вами к окну, сами увидите…

— Нет, — перебил он. — Какая?

— … обычная, православная, и колокольня рядом. Хорошая церковь.

— Я так и знал, церковь здесь не та, не та. Не выздоровею… Не выздоровею! Он все подстроил. Scheisskerl!

Дикая злоба сверкнула в глазах изможденного больного. Дине стало не по себе, она попыталась аккуратно высвободить руку, но тот держал крепко. Клещами.

— А ты слушай, — рассердился он, — внимательно! Меня обманули… Проклятые камни… Видишь? И церковь эта…

«Бредит», — подумала Дина и попыталась его успокоить:

— Ну что вы! Обычная церковь. Красивая. Хотите, я медсестру позову, она укол…

— Halt die Klappe! Молчи и слушай! Думал, я сам…Дурак. А нужна была девчонка… Убили меня они… Или он…Проклятый рак!

Он потянул ее руку к себе, чтобы Дина наклонилась — в лицо пахнуло зловонием болезни. Дина с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться. Больной продолжил:

Он торопливо выплевывает слова, словно боится не успеть.

— Я дам тебе камни. Из праматерии… Возьми в руку — усилят все, что есть! Они катализатор. Ты справишься! — И вдруг на его обтянутом кожей лице появляется злорадная улыбка. — А он пусть поищет… Не отдавай, поняла? Ни за что! Ему не отнять… Пообещай!

— Хорошо-хорошо, — пробормотала Дина, решив, что бедолаге вкололи слишком большую дозу наркотика. Впрочем, здесь можно было услышать и не такое.

Костлявая рука, царапнув длинными ногтями, опустила Дине в ладонь коробок:

— Думай о хорошем… — выдавил он, и хватка ослабла.

Еле сдерживая желание вымыть руки, Дина торопливо положила его в карман джинсов.

Больной захлебнулся в кашле, переходящем в рвоту и больше не мог произнести ни слова. Дина поторопилась подать судно, машинально сунув коробочку в карман брюк. Но Густав Карлович страшно захрипел, и зеленоватые пузыри появились на жидкой всклокоченной бороде. Худые длинные ноги вырвались из-под простыни и застыли в неестественной позе. Тщедушный человечек обмяк, как пустая, сдутая оболочка.

Дина впилась в него глазами, ощущая внутри до-странности холодное спокойствие. «Это первый человек, который умер у меня на руках». В комнату заглянула медсестра.

— Он, кажется, умер…, - сказала Дина, начиная дрожать всем телом.

Та бросилась к пациенту. Не нащупав пульса, подтвердила хмуро:

— Отмучился бедняга.

Запах смерти отравлял невыносимо. У Дины закружилась голова. На улицу! Сейчас же на улицу! Дина взглянула на своего дедушку, он также спал. Она еще успеет до следующей процедуры! На улицу! К горлу подкатил отвратительный привкус тошноты. Дина накинула куртку и поспешила вон из палаты, где засуетились над покойником медсестра и дежурный врач. Голову сдавило чугунным обручем. Дина побежала по коридору, свернула на пустую лестницу, а затем вниз, по пролетам.

Кто-то шел ей навстречу, гулко бухая подошвами по мраморным ступеням. Дина подняла глаза и встретилась с отчаянно мрачным взглядом высокого парня. Поравнявшись с ней, он резко схватился за перила. Другая рука взметнулась, ища поддержку в воздухе. Дина, не задумываясь, подставила плечо. Незнакомец рухнул на нее. Под внезапной тяжестью Дина и сама упала, больно ударившись о ступени. Заколка соскочила с ее волос, и волнистые каштановые пряди рассыпались по спине.

«Боже мой! Что делать?!!» Дина оглянулась вокруг — ни души. Слишком рано.

— На помощь! — закричала она сдавленным голосом. — На помощь! Кто-нибудь! Помогите!

Похоже, ее услышали. Да-да, кто-то идет. Дина всмотрелась в бледное лицо: «Умер?! Нет, дышит. Потерял сознание. О, ужас! Господи, Господи, помоги этому человеку! Пусть не умирает! Пусть выздоравливает! Не умирай! Ну, пожалуйста!».

Она сидела и молилась, поддерживая ладонями почти лысую крупную голову, не отрывая глаз от пульсирующей венки на виске, пока не показался кто-то из медперсонала:

— Что здесь случилось?

— Тут человек потерял сознание!

— Это ваш больной?

— Нет, я проходила мимо…, - ответила девушка.

В это мгновение он пошевелился и приоткрыл глаза.

— Пришел в себя, — сказала санитарка. — Побудьте с ним пару минут, я за врачом.

— Конечно, побуду.

Парень медленно поднял голову, колючим ежиком волос скользнув по ее ладони:

— Что со мной? — еле слышно спросил он.

— Вы упали. Сейчас врач придет. Как вы себя чувствуете?

Лицо его начало проясняться и тут же исказилось чувством ужасной неловкости.

— Я в порядке. Простите меня, — нащупав рукой ступень, он осторожно сел.

— Ничего, ничего. Бывает…, - попыталась успокоить его девушка.

Он открытым ртом поймал волну воздуха, прокатившуюся глубоким вдохом в широкую грудь. Споткнувшись о жалость в ее глазах, молодой человек закусил губу:

— Извините.

Подоспели врачи и санитары, высокие, строгие, как военные. Подхватив парня под руки, они помогли ему подняться до каталки в пролете. Незнакомца шатало, но он обернулся:

— Спасибо. Извините меня…

— Поправляйтесь! Все будет хорошо! — ободряюще произнесла Дина, стараясь улыбаться так, чтобы он в это поверил.

А в голове летело: «Джинсы запачкал… Боже мой! Такой молодой! Наверное, и тридцати-то нет, а уже рак! Какой ужас! Помоги ему, Господи! Выдержу я это утро?! На улицу! Дышать! На улицу!!!»

Дину вынесло вон из больницы. Под деревянной беседкой за кустами сирени она разрыдалась. «Когда же все это кончится?! Как страшно!»

Запах смерти кружил вокруг, а цветущие каштаны только усиливали его, вызывая отвращение.

Не дав опомниться, чуть слышно запищал таймер в мобильнике — пора возвращаться прокачивать дренаж… Борясь с ватным телом, Дина поволокла его к главному входу. В подернутом белыми перьями лазурном небе кружили сизые голуби. «Хорошо им!» — позавидовала она.

Долгожданным спасением вдалеке показался спортивный силуэт тети, идущей ей на смену. Дина повернула навстречу.

— Привет! Что у тебя с лицом? — забеспокоилась Рита. — Дед в порядке?

— Да, дедушка нормально. А вот сосед его, Густав Карлович, умер только что, — у Дины непроизвольно вздрогнули плечи. — Мне до сих пор не по себе.

— Жаль его…, - вздохнула Рита. — Он совсем был плох. Я только надеялась, что мы выпишемся раньше.

— Он…, - хотела было рассказать Дина о наследстве, но запнулась. «Потом». И вместо этого пробормотала. — Я должна выспаться. С ног валюсь. Вечером поболтаем.

— Иди, конечно, — поцеловала ее тетя.

Дина поспешила от больницы прочь, не в силах забыть бледное лицо незнакомца, испуганное, как у ребенка. И измученные болью глаза.

 

Глава I. Камни несущая

Дома Дина сразу бросилась в душ. Под прохладными струями стало легче. Она вышла из ванной, завернувшись в полотенце. Успокоиться ей, наконец, удалось, но грусть, обволакивающая все вокруг и переполняющая изнутри, осталась.

Дина вспомнила о коробочке в кармане джинсов и осторожно достала ее. Хриплый предсмертный бред далеким эхом зазвучал в ушах. Отливающая желтизной, шкатулка была покрыта странными письменами со всех сторон. Под толстой крышкой лежал кожаный мешочек. Дина встряхнула его и, потянув за ремешок, перевернула над письменным столом — от гладкой поверхности отскочили пять кубиков и застыли в беспорядке. Они были похожи на старинные игральные кости, вылепленные из глины. То ли солнце отражалось от лакированного стола, то ли уставшие за ночь глаза не могли уже четко различать предметы, но, казалось, что рыжеватые кубики с непонятными знаками на гранях окружены мягким, едва уловимым свечением. Дина наклонилась над ними, прикрыв рукой от солнца, — в тени голубоватое сияние стало ярче. «Да нет. Показалось, — решила она. — Самоцветы, наверное, какие-то… Все! Пора спать!». Дина собрала ладошкой все пять костей и бросила в мешочек, не заметив, как под ее пальцами крошечные кубики внезапно стали прозрачными, засияли, как бриллианты.

Куда их? А! В большом «ларце с воспоминаниями», почивавшем на стеллаже в изголовье дивана, им самое место. Здесь Дина хранила всякие мелочи, которые казались ей символичными: тонкий серебряный крестик, бронзовую монетку с изображением Афродиты, ракушки, красивую большущую пуговицу, пластикового эльфа без крыла, выброшенного кем-то на асфальт — «Как я», — подумала тогда Дина и подобрала. Крышка деревянного ларца захлопнулась, скрыв «сокровища», а девушка снова отправилась в ванную — еще раз помыть руки.

Она вернулась в комнату — теперь только спать! Едва коснувшись щекой мягкой подушки, Дина провалилась в пуховую перину сна.

* * *

За секунду до пробуждения она летала над океаном, а потом с удовольствием погрузилась в теплые волны. Было хорошо и спокойно от ощущения поддержки и мягкой уверенности — рядом кто-то плыл. Размытая большая фигура излучала любовь. И невысказанные вслух слова лились со всех сторон: «Камни несущая! Ты готова! Твой путь начался сегодня, пройди его до конца!». Дина попыталась оглянуться, но ничего не смогла разглядеть сквозь яркое, искрящееся облако света. А вода, обнимая ее тело ласковыми бирюзовыми руками, выталкивала на поверхность. Хотелось понежиться еще немного в этом восхитительном чувстве. Но нет — она проснулась.

Телефон на тумбочке трезвонил, как оглашенный. Дине не удалось снять трубку сразу — не смогла дотянуться. Пытаясь достать рукой телефон, девушка уголком глаза скользнула по отражению в зеркале напротив и ахнула. Ее тело не лежало, как обычно, а зависло над диваном почти в метре. Махровая простыня свисала с ног, как занавеска. «Быть не может. Наверное, я еще сплю», — подумала Дина. Телефонный звонок умолк, и она тихонечко опустилась вниз. «Приземлилась». Да, теперь и зеркало отражало то же самое. Не зная, что и думать, девушка свесила ноги на пол, обратив внимание, что левая рука сжимает пять крошечных камней. «Мистика! Я же помню, как спрятала их…». Замешательство прервал мобильный — звонили из редакции. Стараясь, чтобы голос не казался сонным, Дина серьезно произнесла:

— Я слушаю.

— Привет! Ну, и куда ты там пропала? — на том конце послышался знакомый грубоватый голос. — Звоню тебе, звоню…

— Здравствуй, Света! Я прошу прощения, никак не доделаю иллюстрации, — повинилась Дина, — у меня дедушка сейчас в больнице. Приходится дежурить ночью, а днем отсыпаюсь.

— Надеюсь, ничего серьезного у дедушки? — вежливо, но сухо спросила заказчица.

— У него рак, — вздохнула Дина.

— О, Господи! — у Светланы смягчился голос. — Не дай Бог! Ужас какой! Ну, тогда не буду тебя дергать, хотя сама знаешь, иллюстрации к статье подождут еще максимум неделю, а потом надо сдавать журнал в верстку.

— Да-да, конечно.

— Ты скажи, если не можешь, я отдам работу еще кому-нибудь.

— Нет, что ты! Я доделаю, — поспешила ее заверить Дина, — мне совсем немножко осталось! Дедушку со дня на день выпишут.

— Договорились, — сказала Светлана. — Делай, но не затягивай. А то с меня начальство три шкуры сдерет. Я вот и в выходные пашу.

— Пару дней, и иллюстрации будут у тебя! Спасибо, что понимаешь!

— Да, ладно! Ты там держись. Пока!

— До свидания! — Дина с облегчением положила трубку. Не потерять бы работу! И так лишних денег не водилось. А с журналом «Занимательная наука» работать — одно удовольствие: включай фантазию и твори от души. Куда интереснее, чем сухие вывески и баннеры для рекламных агентств!

Дина еще раз недоверчиво посмотрела на зеркало — ей приснилось или она парила на самом деле?

Открыв крышку ноутбука, Дина принялась колдовать над иллюстрациями. Вдруг она вспомнила об эскизах, которые делала еще в прошлом году, тогда заказ отменили, а теперь они наверняка подойдут! Подставив стул, Дина потянулась за альбомом на верхней полке стеллажа, но тот выскользнул из рук. Из-под картонной обложки рисунки выпорхнули, как мотыльки из банки. Времени было в обрез, и Дина, досадуя, начала собирать их с ковра: рисованные лица, наброски и черновики. Последним она подняла рисунок, о котором давно старалась забыть. При взгляде на портрет юноши кольнуло сердце — несколько лет назад она нарисовала своего будущего сына…

* * *

В среднерусском городе Задонске, напоенном сладким воздухом и родниковой водой, в Соборе мужского монастыря Дина увидела «Спаса Нерукотворного». На иконе за высокой колонной Иисус был необычным, совершенно живым — будто не из-под кисти иконописца возник лик на дереве, а кто-то сфотографировал его. Чистый взгляд с образа светился искренностью. Время растворялось в безмолвной полутьме храма, погруженного в запах свечей и благовоний. В восхищении Дина надолго задержалась возле «Спаса».

А потом, по дороге домой в раскаленном от жары поезде она постаралась перенести на бумагу то лицо. Юноша на Динином портрете вышел не таким, как на иконе, но художнице понравился. Даже в простом карандашном рисунке взгляд получился особенным, наполненным духом. И она решила: «Таким должен быть мой сын…, когда вырастет».

Дина считала, что главное для женщины — быть матерью. Но если это невозможно, что делать? Она не знала. Материнство как высшее предназначение женщины ей было не дано. Приговор врачей сначала показался просто словами. В тот день их смысл, их безнадежность Дина осознавала постепенно. И в груди разливалась свинцовая тяжесть, просачиваясь в живот, стекая по спине. «Этого не может быть со мной», — думала Дина, изо всех сил отбиваясь от невыносимой реальности. «Если я не могу, то зачем мне так хочется родить? Зачем?! В чем смысл?!…» Ненадолго тонким лучиком осветила мысли хрупкая, глупая надежда: «А вдруг случится чудо?! Бывают же на свете чудеса?! Бывают! Почему не со мной?!» Но под серым небом ноября мечта о волшебстве потухла, уступив место воющей тоске. А потом ее оставил муж: «Наш брак не имеет смысла. Прости! Я хочу иметь своих детей!» — объяснил Дине обожаемый Пашка, полоснув по сердцу. За ним захлопнулась дверь, и мир обрушился.

Дабы не сойти с ума и не быть похожей на женщину, раз вот такая она — «полуженщина», Дина состригла роскошную косу. На помойку полетели платья, юбки и косметика. Больше года после развода ее видели только в бесформенных джинсах, мужских свитерах и грубых ботинках, угрюмую, с посеревшим худым лицом. Но со временем она начала оттаивать, смиряясь со своей участью.

Сейчас на Дину обрушились воспоминания — горькие, ноющие. Ей почти тридцать, и нет никакой надежды. А с портрета все смотрит этот прекрасный мальчик, который мог бы появиться, если… Нет в ее судьбе «если»! Она вздохнула: «На все Воля Божья», поцеловала портрет, казавшийся родным с первой минуты, и спрятала снова.

Дина выбрала нужные эскизы и пошла на кухню, чтобы успокоить себя чашкой чая и чем-нибудь сладким. А то всю колотит, и опять ночь не спать…

* * *

Выйдя на улицу, Дина удивилась — в своих переживаниях она совсем позабыла, что в городе праздник. Подгулявшая молодежь веселилась во дворе. На столбах вдоль дорог загоралась иллюминация, георгиевские ленточки развевались на антеннах проезжающих мимо машин и на дверях киоска на остановке. По дороге в онкодиспансер Дина купила у добродушной старушки традиционный букет из тюльпанов и сирени — поздравить деда.

В ухоженном больничном дворике группки больных и посетителей грелись на лавочках под вечерним солнцем. Гулкие коридоры, казалось, вот-вот опять столкнут ее с тем незнакомцем. Но нет. Почудилось. Десятая палата встретила привычной духотой и улыбкой дедушки в ответ на поздравления с Днем Победы:

— Спасибо, внученька! — и деда не преминул похвастаться. — А мне разрешили вставать.

— Замечательно! Мы с тобой походим немножко, да? — искренне обрадовалась Дина.

— Как хорошо, что ты раньше пришла. Я уже устала, — поприветствовала племянницу Рита, готовая сдать свое дежурство. — Ты деда контролируй, а то он слишком рвется в бой.

Ничто в палате не напоминало об ушедшем на рассвете Густаве Карловиче. На его кровати появился кто-то новый, опутанный дренажами, капельницами, окруженный родственниками. Рита поманила племянницу кивком из палаты. В коридоре она зашептала:

— Что все-таки утром произошло?

— Густав Карлович позвал меня. Потом начал бредить о церкви, что не та, мол, поэтому и выздороветь не сможет…

— Представь, а он-то, оказывается, иностранец… — не дослушала тетя, сделав большие глаза, — … в смысле был. Я думала, он просто из русских немцев.

И отвечая на вопрошающий взгляд Дины, продолжила:

— Сегодня его вещи приходил забирать мужик из Интерпола, огромный брюнет с шикарной выправкой. Та-акой мужчина! Допытывался, никто ли ничего не слышал. Расспрашивал о последних словах.

— А ты ему про меня сказала? — почему-то забеспокоилась Дина.

— Ага. А что тут такого? — развела руками Рита. — Сказала, что утром дежурила племянница. Дала ему твой телефон. Не звонил?

— Пока нет.

— Я ему сказала, что ты отсыпаешься. Может быть, позже позвонит. — Тетя пожала плечами. — Ты знаешь, видимо, Густав был какой-то серьезной шишкой. Этот красавчик-азиат с парочкой помощников устроили здесь настоящий переполох.

— Странно, — заметила Дина, — не производил он впечатления иностранца, да еще и важного. Мы думали, никому не нужный старик.

— Точно, — кивнула Рита, — я ему вчера за свой счет всякие мелочи в аптеке покупала, а когда они его пожитки собирали, медсестра нашла портмоне с целой кучей евро!

— Патологическая жадность, что ли? У него даже приличной простыни не нашлось за эти два дня, только те, что санитарки принесли. Штампованные.

— Врач интерполовцу сказал, что у Густава снесло крышу, и он все время бредил, — поведала тетя.

«Вот уж наверняка», — подумала Дина, вспоминая подробности этого утра, но вновь промолчала, размышляя, стоит ли что-нибудь говорить представителю из посольства, если тот позвонит.

— Ну ладно, я буду собираться, — сказала тетя.

— Ты сильно торопишься? — спросила Дина.

— Относительно. А что?

— Я отлучусь минут на пятнадцать? Подежурь еще немного?

— Ладно, беги. Посижу, — согласилась Рита, а потом спохватилась. — Да, забыла сказать — тот дренаж, который мы качали, сегодня сняли. Так что ночью можешь вздремнуть.

— Ура! — обрадовалась Дина и отправилась к сестринской. По дороге в больницу она решила узнать что-нибудь о парне с лестницы. Он не выходил у нее из головы.

К сожалению, ни на одном из этажей никто не слышал о потерявшем утром сознание больном. Все, кто дежурил в первой половине дня, сменились, а вечерние об этом не знали. На вежливые расспросы девушки все смотрели непонимающе и отрицательно мотали головой.

Дина вернулась в палату. Дедуля заигрывал с молоденькой медсестрой, снимавшей ему капельницу. Дина улыбнулась: в свои 85 деда был полон жизни и энергии. Даже странно, что он оказался здесь, его бурлящей натуре в больнице явно не место — да и рак у него обнаружили случайно, когда он пытался продлить водительские права. Благо, вовремя спохватились, и на поправку дедушка шел быстро. Теперь истосковавшийся по движению дед с нетерпением подгонял Дину. Не успела она застегнуть на его похудевшей талии бандаж, как он сам начал садиться.

— Деда, держись за меня! Не торопись!

— Нет-нет. Сам. Я сам! — упорный дедушка сел, осматриваясь вокруг себя.

— Голова не кружится? — поинтересовалась Дина.

— Все нормально, — буркнул дедушка, недовольный, что с ним возятся, как с ребенком. — Сейчас буду вставать!

— Только обопрись об меня, а дренажи я подержу.

— Хорошо, — кивнул дед и медленно встал на ноги, отвыкшие от нагрузки, но не покачнулся, удержался стойко. Оглянулся вокруг, размял кисти рук, шею с явным удовольствием. Истребовав штаны и рубашку, дедушка сначала неуверенной, а потом уже быстрой походкой принялся бороздить коридоры отделения. Он таскал свои дренажи в пакете с ручками, перешучиваясь со всеми и кокетливо кивая на пакет: «Пошел за пивом!». Люди смеялись и приговаривали: «Дед — молодец!».

Позже Дине все-таки позвонили. Незнакомый мужчина принялся дотошно расспрашивать о последних минутах Густава Карловича. Дина рассказала обо всем подробно, не упоминая лишь о «наследстве». Не хотелось почему-то. Дина постаралась завершить разговор быстрее, сославшись на усталость.

— Позвоните, если вспомните что-нибудь еще, — недовольно, но вежливо сказал товарищ из Интерпола.

— Обязательно, — заверила его Дина, краснея от собственной лжи.

Наутро деду сняли оставшиеся трубки и выписали — выздоравливающему нечего занимать места, на которые скопилась очередь новых больных! Усаживая дедушку в такси, Рита сказала Дине: «Раз у нас все нормально, повезу его в деревню. Там скорее восстановится!» Дина не возражала. Она была счастлива за дедушку и с радужным настроением отправилась домой, уверенная, что ничего плохого с ним больше не приключится…

 

Глава II. Ты веришь в играющего в кости Бога?

Дина вернулась домой с потрясающим, парящим настроением, совсем как в детстве. В те минуты, когда она прикорнула на диванчике в холле, ей опять снился полет!

«Ох, как хорошо! И спать совсем не хочется!» — Дина, приплясывая, отправилась умываться. «Ура! Есть время на пробежку!» — вспомнила она и за минуту, как солдат, облачилась в заброшенный на пару недель спортивный костюм. Дина выходила из дома, когда зазвонил оставленный на журнальном столике мобильный телефон:

— Привет! — это был Денис.

— Привет, братик!

— Ты уже дома?

— Нет. Выхожу в парк — побегать, — довольно сообщила Дина. — У деда все хорошо. Его выписали.

— Знаю. Только что видел их с Ритой. Я вот о чем: тут у меня в машине целая куча твоих дисков. Давай отдам?

— Хорошо.

— Тогда до встречи! Буду минут через сорок! Оки?

— Ага. Я как раз пробегу свои пять кругов. Ты найдешь меня в парке?

— Конечно!

Дина решила показать странное приобретение старшему брату, и в карман брюк опустился кожаный мешочек с артефактами.

Переступив границу, за которой начинался парк, Дина поняла, как соскучилась по его тенистым аллеям, окутанным весенними запахами. Желто-бело-синие цветочки кокетливо улыбались из зарослей сочной, не подстриженной травы. Нежное голубое пространство неба снизу казалось морем, подернутым изумрудной рябью юных листочков акаций, вытягивающих кроны ввысь. Там, где начинался парк, права города заканчивались. В пении птиц и шорохе листвы, в невидимой, но хорошо ощутимой лесной атмосфере растворялись звуки не слишком отдаленного проспекта — не главные здесь, не нужные, они проплывали мимо ушей. В гостеприимный зеленый оазис стекались студенты, мамочки с колясками, владельцы разнопородных собак, пенсионеры и любители самостоятельного спорта. В отличие от унылых коридоров больницы, в парке всё радовалось жизни: и тоненькие травинки, и раскидистые деревья, и люди, и крошечные божьи коровки.

К десяти утра беговые дорожки опустели. Лишь две старушки в несуразных беретах, какие обычно вязали крючком по схемам советских журналов, расположились на скамейке неподалеку. Они зацепились взглядами за бегунью, но Дине было все равно.

Глубокий вдох наполнил легкие свежим майским воздухом. Хорошо-то как! Ноги привычными движениями сами пустились в неторопливый бег. Дина чувствовала настоящее удовольствие от ощущения своего тела, как будто еще вчера не могла ходить — и вот — бежит! В плеере звучал волшебный, неугомонный рояль Дэкса Джонсона. Почти не чувствуя сопротивления воздушных потоков, Дина бежала, едва касаясь ногами тропинки, а ветерок поспешно и ласково целовал разрумянившееся лицо. Заходя на новый круг, она оттолкнулась от встретившейся кочки и понеслась дальше, ускоряя темп. Удивительно — двигалась Дина все легче и легче, будто не стройные ноги несли ее, а поток воздуха подхватил тело и нес, подчиняясь заданному направлению. Из эйфории бега, продлившейся каких-то несколько секунд, ее вывели лица старушек, в ужасе подхватившихся с лавочки. В это мгновение Дина осознала, что на самом деле не касается земли, а парит над ней. Дина мягко приземлилась, с волнением и какой-то беззаботной детской веселостью наблюдая за поспешно ретирующимися пенсионерками.

На этот раз полет явно не был сном! В первые мгновения по телу разлилось счастье — она летала! Летала?!

Вспомнилось, как в четырехлетнем возрасте Дина пыталась доказать родителям, что все люди летать умеют, но не помнят как. Ей так хотелось вспомнить! Она часто летала во сне, уже став взрослой. И вот «несбыточная мечта», сказкой сияющая над суматошными буднями, сбылась?! На бесшабашную радость Дины набросилась взбунтовавшаяся логика: «Этого не может быть!…»

Увидев видеокамеру на столбе, черным объективом следящую за беговыми дорожками, а затем и широкоплечего парня в костюме, замершего на аллее от удивления, Дина предпочла не задерживаться «на месте преступления». По дороге домой она аккуратно, акцентируя, ставила стопу на землю, чтобы опять случайно не оторваться от нее, и продолжала перебирать в голове все возможные и невозможные объяснения.

Дома, сняв кроссовки, Дина поспешила в зал. Перед большим зеркалом она осторожно подпрыгнула. Ее отражение в голубом костюме зависло над разноцветным ковром, и Дина опустилась вниз. Еще раз с силой оттолкнулась от пола. Поднимаясь вверх, она ощутила пробегающее по телу легкое сопротивление пространства, будто ныряла, но не в воду, а в воздух. Через секунду она коснулась белого потолка пучком высоко собранных на голове волос. «Чуть не ударилась» — подумала Дина, едва не захлебываясь от восторга и удивления. «Интересно, а могу я, как во сне, летать горизонтально?» Она неуклюже наклонилась и быстро стала снижаться.

Мягко упав на ковер, она засмеялась, смущенная, не зная, как же воспринимать происходящее. Артефакты напомнили о себе, когда Дина задела рукой карман спортивных брюк. Она в который раз извлекла их на свет — «кости» казались живыми: светящиеся, излучающие вибрирующую мощную энергию. «Как там говорил Густав:…усиливают все, что есть?… Это катализатор?! И мысли материализуются… А, может быть, мечты? Если так, о чем мечтал бедный Густав Карлович, что в итоге умер от рака? И чем ему не угодила православная церковь?»

Артефакты на ладони дарили состояние эйфории — они, казалось, обменивались с ней теплом или чем-то еще. На этот контакт щекочущих потоков энергии тело отвечало приятным волнением и сотней разбегающихся мурашек. В голову Дине прокралась пугающая мысль: «А вдруг это и, правда, опасно? И все, что говорил Густав — вовсе не бред? Может, они, как наркотики, усиливают одно, а другое разрушают? Сложно, как все сложно! Кто бы помог мне разобраться?»

Будто отвечая на мысленный вопрос, зазвонил телефон. «Я совсем забыла о Денисе!» — зажмурилась Дина, нажимая зеленую кнопочку:

— Дениска! Я дома! Прости, что не дождалась! — произнесла она виновато.

— А я тут брожу, как дурак, в акациях, — пробурчал Денис. — Чего это ты?

— Тут у меня кое-что случилось!

— Ты цела? — обеспокоился Денис. — Тебя никто не обидел?

— Нет-нет, все нормально. Заходи ко мне, а?

— Мне уже ехать надо! Встреча с дистрибьютером, — Денис все еще сердился.

— Ну, пожалуйста, очень надо посоветоваться! — взмолилась Дина.

— До вечера подождет? — уточнил он.

— Ага. Только заезжай обязательно!

— Главное, чтобы ты дома была…

— Буду-буду. Когда я тебе расскажу, сильно удивишься.

— Не интригуй, и так заеду. До вечера!

— Целую, — чмокнула Дина в трубку, и сама себе сказала, — а я пока выясню, что такое «праматерия». Благо, Интернет под рукой!

Ах, да! Иллюстрации надо отправить в журнал. В мгновение ока Дина набросала последние штрихи в заказе, и он отправился в редакцию оптоволоконными путями.

Дине не терпелось узнать все, что можно о праматерии, из которой, по словам Густава Карловича, и состояли камни, зажатые сейчас в левой руке и обжигающие любопытством. Как только не называли праматерию бесчисленные источники в Интернете — воздухом, эфиром, мужчиной и женщиной, Принципом! Но Дина поглядывала на артефакты в руке и, занимаясь философским самообразованием, не находила удовлетворительного ответа. Наиболее применимым к пяти камням, вибрирующим в ладони, оказалось учение Платона, в котором говорилось, что Демиург из одухотворенной Первичной материи создал Вселенную, сформировав четыре элемента: огонь, воду, воздух и землю. А его ученик, Аристотель, добавил пятый элемент — квинтэссенцию. Что есть эта квинтэссенция? Алхимики всех времен мучились над этим вопросом с тех самых пор, как Платон и Аристотель дали жизнь своим теориям, а воины Александра Македонского, ученика Аристотеля, обнаружили надгробные плиты Гермеса Трисмегиста, возможно, первого известного в истории алхимика.

* * *

Денис быстро поднимался на третий этаж хорошо сохранившейся, чистенькой хрущевки. В одной руке — пакет с фруктами, в другой — ключи от машины. Элегантный светлый костюм, дорогие туфли, аккуратная стрижка и уверенный взгляд серо-зеленых глаз — хоть сейчас на обложку журнала «Эсквайр» или «Men». Денис любил бывать у сестры, особенно, когда хотелось поговорить по душам. Он был женат и по-своему счастлив, хотя иногда задавался вопросом: «Бывает ли на свете любовь с большой буквы?» Когда-то Денис искренне жалел, что Динка была только сестрой — идеальная бы жена из нее получилась. Он даже ее спросил: «Дуська! Где таких, как ты, встречают?» — Дина только рассмеялась в ответ, хотя вопрос был не совсем шуточным. А, впрочем, Денис с женой жили хорошо, почти не ссорясь, одинаково любили комфорт, повеселиться с друзьями и с ветерком потратить деньги, которые у них, как правило, водились.

Дина открыла сразу, будто караулила под дверью:

— Я почувствовала, что ты идешь! — девушка поцеловала брата. — Приветики!

— Привет, сестренка! Я тут фруктов купил, — Денис протянул ей переполненный пакет.

— Спасибо! Ой, как много ты всего принес! Я же не слоник! — улыбнулась Дина.

Денис повесил пиджак на спинку кресла и потянулся:

— У тебя, как всегда, хорошо.

— Стараюсь!

В ее светлой квартире недостаток мебели и евроремонта скрашивало обилие комнатных растений, рукоделий и ощущение женского тепла. Дина жила в большой комнате — в зале, а в крохотной спаленке разместилась мастерская, заполненная картинами, красками, подрамниками и всем, без чего не может обойтись художник. Денис заглянул туда:

— Не рисуешь?

— Пока некогда, я же была с дедушкой.

— Ну да, — кивнул Денис, прислонившись к косяку пастельно-зеленой кухни. Брат повел носом:

— Вкусно пахнет. А кофе будет?

— Как же я тебя без него оставлю? — хмыкнула Дина. — Обязательно. Только сначала кушать!

— Ты прямо, как мама.

— Ага. Мой руки.

Глядя, как ее симпатичный брат, чуть ли не урча от удовольствия, расправляется со второй порцией фирменного плова, Дина завела разговор на животрепещущую тему:

— Денис, слушай, а ты еще поддерживаешь с кем-нибудь отношения в университете?

— А тебе зачем?

— Ну, как сказать… Со мной стали происходить довольно странные вещи.

— В смысле?

Дина подлила Денису в стакан минеральной воды:

— Помнишь соседа из дедушкиной палаты, который умер?

— Того бородатого?

— Ага, Густава Карловича, — волнуясь, сказала Дина. — Он мне подарил камни-артефакты…

Денис перестал жевать.

— …прямо перед смертью. Сказал, эти камни его и убили. И велел их хранить. Вроде бы бред, да? А, может, и не совсем. Прикинь, пару дней назад проснулась и обнаружила, что вишу над кроватью где-то в полуметре от постели.

— Да ну! И что потом?

— Потом потихоньку опустилась.

— Ты, наверное, еще спала, — засмеялся Денис и переключился на дымящуюся чашечку кофе.

— И я так подумала, — сказала Дина. — Но сегодня я из парка ушла потому что, когда бегала, вдруг перестала касаться земли — начала парить, представляешь?! Бабулек каких-то напугала и прохожего. Знаешь, если бы не их реакция, я решила бы, что у меня галлюцинация такая. Но ты бы видел их лица!

— Ну, даешь! — недоверчиво потянул Денис. — Мистика! Покажешь камни-то?

Дина достала коробочку, а потом высыпала из мешочка содержимое на журнальный столик:

— Вот они.

Денис принялся рассматривать «глиняные кости». Дина, довольная интересом брата, многообещающим тоном добавила:

— А сейчас я свет выключу!

Едва уловимое свечение исходило от камней, как и в первый раз, когда Дина знакомилась с ними. Стоило ей прикоснуться, и камни начинали сиять, становились прозрачными, испуская переливающийся голубой свет. Денис зашептал:

— Обалдеть…

Дина включила обычное освещение и, взяв камни в руку, воскликнула:

— Смотри!

Денис, раскрыв рот, наблюдал, как она осторожно поднимается над полом, отталкивается от воздуха и летит дальше, будто в замедленном прыжке продвигаясь по комнате. Затем сестра опустилась на гладкий паркет и шагом вернулась к столику. Денис запустил пятерню в густые темные волосы и недоуменно покачал головой:

— Я в шоке…

Посерьезневший Денис заметил:

— Слушай, а не лучше ли их сплавить куда-нибудь — от греха подальше? Или хотя бы проверить, что это за ерунда?

— Проверить как раз хочу. Теперь понимаешь, зачем мне нужны твои университетские связи? — констатировала Дина и продолжила:

— Я в Интернете прочла, что можно определить приблизительный возраст предмета. По-моему, протонным магнитометром. В нашем университете может быть такой аппарат? Ты случайно не знаешь?

— По-моему, есть, — кивнул Денис.

— Радиоактивность бы их измерить. И вообще как можно больше выяснить про эти камешки.

— А можно я попробую полетать? — прищурился Денис.

— Давай.

Денис сгреб камни на ладонь и почему-то перекрестился. В этот момент он был больше похож не на успешного бизнесмена, а на мальчишку с взъерошенной шевелюрой и заговорщицким выражением лица. Брат и сестра замерли в ожидании, но ничего не происходило. Дина предложила:

— А ты подпрыгни чуть-чуть!

— Как-то не верится, — замялся Денис, но послушался. Его прыжок был самым обычным — ничего особенного. Стукнув пятками об пол, он растерянно посмотрел на сестру:

— Что бы это значило? Только ты, что ли, у нас порхать можешь?

— Не знаю, — сказала Дина. — У меня спонтанно получается. Само собой.

— Жалко! — огорчился Денис. — А я уже полетать собрался…

Он вернулся в кресло:

— Если бы только что не видел своими глазами, что ты вытворяешь, ни за что бы не поверил!

— То-то и оно. Хорошо бы найти того, кто все сможет объяснить! — согласилась Дина и напомнила об университете. — Так ты поможешь мне с анализом камней?

— Да, конечно, — ответил насупленный Денис. — Мой друг-физик работает в нашем университете — Витя Миллер. Мы учились на одном курсе. Он немного странный. Знаешь, эдакий «маньяк» от науки. Его 217-я какими только приборами не напичкана, любой ученый обзавидуется! Мы, правда, давненько не общались.

Денис размашисто написал на обратной стороне визитки номер мобильного:

— Вот телефон. Скажи, что от меня. Не откажет.

— Спасибо, братик! — Дина поцеловала его в щечку и добавила весело. — Еще кофе?

— Да нет, хватит. Поеду домой, жена меня, наверное, уже потеряла.

— Ты, пожалуйста, не рассказывай ей про камни, ладно? И вообще никому не говори!

— Не волнуйся. Все равно никто не поверит, — Денис обнял сестру на прощанье. — Ты тут с ними поосторожней! И мне позвони, как только новости будут.

— Договорились, — и Дина помахала ему на прощанье. — Спокойной ночи!

— Пока!

На следующее утро Дина долго крутила в руках бумажку с номером. Так и не решив, с чего лучше начать, она быстро пробежала пальцами по кнопкам телефона. Почти сразу приятный баритон ответил:

— Я слушаю.

— Здравствуйте, могу я услышать Виктора Миллера?

— Это я.

— Меня зовут Дина. Ваш телефон мне дал Денис Соболев, мой брат.

— Денис? Понятно. Вы что-то хотели?

Дина продолжила:

— Он сказал, что у вас в лаборатории есть протонный магнитометр, он не ошибся?

Судя по краткой паузе, собеседник удивился, но вежливо спросил:

— Могу ли я поинтересоваться, для чего он вам нужен?

— Дело в том, что ко мне случайно попали некие предметы, вероятно достаточно древние. По телефону их описать трудно. Если бы у вас нашлась свободная минутка, и вы помогли мне разобраться, я была бы очень благодарна! Конечно, если это возможно…

Не раздумывая, Миллер ответил:

— Хорошо. Приходите, пожалуйста. Когда вам удобно?

— Я бы могла прямо сейчас.

— Извините, сейчас я немного занят. Зачеты принимаю, знаете ли, — голос изменился, будто Миллер улыбнулся, — но после четырех милости прошу.

— Спасибо большое! — обрадовалась Дина. — Денис сказал, что вы работаете в 217 кабинете, правильно?

— Да, в 217-м. Подходите. Всего хорошего!

— До свидания!

Дина положила трубку, радуясь, словно все секреты уже были раскрыты. Бывший однокурсник Дениса со взрослым серьезным голосом виделся Дине лохматым, убеленным сединами профессором в белом халате и роговых очках. Да вот только он не мог быть седым — Денис-то старше ее лишь на три года!

От дома до университета рукой подать, но, не желая опаздывать, Дина вышла из подъезда почти за полчаса. Несмотря на хорошее настроение, девушка волновалась, как перед экзаменом, и в животе разливался приятный холодок. Майский ветер шевелил густые волосы, и Дина, стараясь идти как можно медленнее, то и дело заправляла за уши непослушные длинные пряди. Солнышко пригревало почти по-летнему, но пока еще ласково, нежно.

Безлюдные коридоры университета встретили ее гулким эхом. Студенты разбрелись по домам, да и утомленные ими преподаватели по одному проходили к выходу. Дина без труда нашла 217-ю аудиторию. Дверь была открыта — ее ждали.

Девушка вежливо постучалась и вошла в кабинет. Широкоплечий мужчина в темном костюме, стоящий у окна, обернулся и застыл, увидев ее. Дина тоже на мгновение остановилась в нерешительности — перед ней был тот самый незнакомец с пустынной лестницы, чью голову она держала в ладонях всего неделю назад. Неловкое молчание парализовало пространство комнаты. Наконец, он произнес:

— Добрый вечер. Вы ко мне?

Смущенная, Дина ответила:

— Здравствуйте. Я ищу Виктора Миллера.

— Это я. Вы — сестра Дениса?

— Да. Я — Дина Соболева.

Ее взгляд коснулся пульсирующей венки на левом виске Миллера.

После краткой паузы Миллер сказал, бледнея:

— Это вы… Я хотел бы еще раз принести извинения за тот инцидент в больнице. Мне очень неловко.

— Что вы, — попыталась успокоить его Дина, — не стоит. Я надеюсь, вы лучше себя чувствуете?

— Да, да, я в порядке, — ответил Виктор и быстро перевел тему. — Что вы хотели мне показать?

Радуясь, что можно больше не говорить о случайной встрече, и что она все-таки его нашла, Дина достала из сумки коробочку с камнями и протянула Миллеру:

— Видите ли, один человек отдал мне эти вещицы и сказал, что это артефакты — древние предметы, созданные из праматерии. К сожалению, его самого я уже ни о чем спросить не могу. Он умер, — вздохнула Дина и продолжила сумбурную речь. — Я посмотрела в Интернете, что такое «праматерия» или «первоматерия», но толком ничего не нашла… Знаете, когда я прикасаюсь к этим камням, кажется, что от них что-то исходит, какое-то излучение, вибрация, поэтому я хотела бы с помощью счетчика Гейгера измерить хотя бы их радиоактивность.

Миллер внимательно слушал, изумленно приподняв левую бровь. Глядя на его лицо, посетительнице казалось, что только природная вежливость не позволяет ему прервать ее нескладный рассказ. Дина перевела дух и добавила:

— И еще я узнала, что современная наука позволяет определить возраст предмета. Если не ошибаюсь, это называют радиоуглеродным анализом, поэтому я спросила вас о протонном магнитометре.

— Да, есть несколько способов сделать такой анализ, — согласился Миллер, осторожно взяв мешочек из рук Дины. — Позвольте взглянуть?

— Да-да, конечно.

Пять камней рассыпались по кафедре, возле которой они стояли, как студентка и профессор.

— «Ты веришь в играющего в кости Бога, а я — в полную закономерность объективного сущего…» — задумчиво пробормотал Миллер.

— Что вы сказали? — переспросила Дина.

— Эти слова писал Эйнштейн Бору, своему знаменитому оппоненту. Просто пришли на ум…

— Понятно.

Пока Миллер знакомился с необычными предметами, Дина тайком рассматривала его самого. Подтянутый и сдержанный, Виктор был достаточно красив. Высокий, немного выпуклый лоб над глубоко посаженными глазами легко хмурился, и сейчас ровная привычная складка вертикально легла по центру. Как художник Дина отметила про себя прекрасно соблюденные пропорции в его чертах, фигуре, форме головы. Выразительные глаза, явно чувствительные к свету, постоянно щурились. Тонкая полоска шрама, пересекающего верхнюю губу, была проведена идеально посередине. Яркий рисунок точно очерченных, плотно сжатых губ, упрямый мужской подбородок напомнили Дине изображения римских патрициев, однако нос Виктора римским назвать было нельзя — слишком закругленный, как у мулата. Ничто в его внешности не говорило о болезни, разве только едва заметные синеватые тени-круги под глазами. Несмотря на хмурую серьезность, в лице физика было что-то мальчишеское.

«Сколько ему лет? — подумала девушка. — Как Денису, тридцать два? Выглядит моложе. И морщин совсем нет».

Миллер вертел в руках «камни», а Дина засмотрелась на его кисти — умные, подвижные, гибкие с длинными утонченными пальцами, глядя на которые приходило на ум слово «аристократ».

Голубоватое сияние «костей» усиливалось с каждым прикосновением Виктора и угасало, стоило ладоням отдалиться от кубиков с непонятными знаками на гранях. Любопытно! Впрочем, у Миллера больший интерес вызывали отнюдь не артефакты, а то «Чудо», которое стояло перед кафедрой и сбивчиво рассуждало о радиоуглеродном методе. Неделю назад при случайной встрече она ему показалась ангелом, возникшим из тумана на лестнице, с широко распахнутыми глазами, вбирающими его боль, как свою, с белоснежной кожей, тонкой и прозрачной, как фарфоровая чашка, и отдающими ему тепло маленькими руками. Быстро исчезнувшее видение печального утра! И вот это нежное чудо в облаке кудрявых каштановых волос стоит здесь, перед ним. И ей что-то нужно. И он может помочь, пусть она и говорит глупости, но даже если бы попросила сделать для нее портативный ядерный реактор — не важно! Он постарается — лишь бы осталась!

Дина несмело поинтересовалась:

— А вы сможете сделать радиоуглеродный анализ этих камней? — заметив колебание на его лице, она добавила. — Я заплачу за все, что нужно.

Этими словами девушка лишь вогнала его в краску:

— Ну что вы! Не нужно никаких денег! — Миллер поднял на нее глаза и сразу отвел в сторону, смущенный, как подросток. — Эти предметы, как мне кажется, сделаны не из органического материала, а с помощью радиоуглеродного анализа можно исследовать только органику. А значит, нужно использовать электронно-спиновой резонанс, но результаты при этом получаются не слишком точными, погрешность в сотню-другую лет. Хорошо только то, что сам материал не уничтожается. Ведь вам это важно?

— Да… — кивнула Дина, — конечно, да! А много времени надо? Я читала, что для радиоуглеродного метода требуется около суток.

— Совершенно верно, однако здесь трудно говорить о сроках. Нужно будет поместить объект в искусственно созданное переменное магнитное поле и наблюдать за откликами… — спохватившись, Виктор спросил. — Как скоро вам нужен результат?

— Честно говоря, мне неудобно занимать ваше время, но хотелось бы узнать что-нибудь поскорее, — искренне призналась Дина.

— Понятно, — сказал Виктор. — Я постараюсь сделать всё, что могу, хотя это зависит от качества материалов.

— Конечно, я понимаю, — Дина и не ожидала, что ученый так легко согласится на ее авантюрную просьбу. — Я оставлю вам свой телефон. Позвоните, пожалуйста, когда сможете.

— Я сохранил ваш номер, — Виктор напомнил. — Вы звонили мне утром.

— Ах да… Спасибо вам огромное! Вы так любезны! Денис говорил, что вы не откажете.

— Рад вам помочь, — неожиданной улыбкой оттаял Миллер. — Я позвоню завтра.

— Еще раз спасибо! — Дина подумала, что не следует злоупотреблять вниманием этого милого человека. — Я, наверное, пойду.

И хотя Виктор проговорил бы с ней до утра, он лишь ответил:

— Да, конечно. Всего хорошего!

— До свидания, Виктор! — Дина одарила его светящейся улыбкой на прощание. — Спасибо вам! — и дверь за ней закрылась.

Дина вышла из университета с удивительно радужным настроением — все так легко получилось с этим добродушным физиком, только на первый взгляд кажущимся большой темной тучкой. «Хорошая у него улыбка!» — вспомнилось ей по дороге к остановке. Сегодня она свободна — от артефактов, от заказов, от больничных забот! Самое время попить кофе с пирожными в каком-нибудь приятном кафе. Дина набрала номер подруги и договорилась о встрече.

 

Глава III. «О нем»

Дина прошлась по центральной улице, заглядываясь на витрины — ее больше интересовали не манекены, а собственное отражение. Сегодня она себе определенно нравилась. В уютном магазинчике, она купила изысканный бирюзовый шарф — под цвет глаз. Дина небрежно набросила его, и мягкий шелк приятно коснулся шеи.

У входа в кафе она чуть не столкнулась с каким-то широкоплечим молодым человеком, лицо которого, как ей показалось, она уже где-то видела. Но он, не удостоив ее ни вниманием, ни извинением, прошел вглубь кафе. «На москвича из редакции похож… Да нет, наверное, не он», — подумала Дина и забыла о нем. Устроившись в уголке возле окна, она принялась изучать меню. Не прошло и пяти минут, как в дверях показалась Юля, стройная и высокая, как модель, в очередной раз с новой стрижкой и цветом волос. Дина помахала ей рукой.

— Какая ты сегодня красулишна! — заметила Юля.

— Спасибо, Солнышко, — просияла Дина. — Ты тоже чудесно выглядишь, впрочем, как всегда! А дела как?

— Все супер! — счастливо вздохнула подруга. — Даже боюсь сглазить. У нас так хорошо все с Сашей.

— Не бойся, — улыбнулась Дина. — Я думаю, скоро будем гулять на вашей свадьбе. Вы так друг другу подходите!

— Считаешь? — Юля не скрывала удовольствия. — А как ты? Есть какие-нибудь изменения на личном фронте?

— Пока нет… — произнесла Дина с такой неуверенностью в голосе, что подруга хитро сощурилась:

— А ты, по-моему, темнишь. Я права? Ну, Динка, рассказывай, наконец!

— Да нет, ничего особенного. Просто мне понравился один человек… очень даже понравился.

— Ура! — вскрикнула Юля, и все посетители кафе обернулись на всплеск эмоций. Она добавила потише. — А то я уже думала, что ты вечно будешь занудной и требовательной, как Синий Чулок. Сколько можно быть одинокой! Ну, а он…?

— Что ты, Юленька! Между нами совсем ничего не было, — призналась Дина, — только пара случайных встреч. Он, может, на меня и внимания не обратил…

— Н-е-е-ет! — Юля замотала головой, и длинные сережки протанцевали в такт. — Мой внутренний голос подсказывает, что у тебя должно случиться что-то хорошее.

В этот момент прибыла на серебристом подносе запотевшая бутылка бордового французского вина. Разлив ароматное содержимое по тонконогим бокалам, юный официант в длинном переднике и крахмально-белой рубашке зажег свечу на столе. Вскоре на скатерть опустилось блюдо с ассорти из маленьких румяных пирожков, и второе — с крошечными пирожными. Разговор клеился, алкоголь приятно расслаблял, а сладости таяли во рту вместе со временем. Девушки не замечали, что все это время за ними следила пара внимательных глаз из дальнего уголка кафе. Наконец, Дина с блестящими глазами, рассказала подруге о встречах с Виктором, вскользь упомянув о старинных предметах. Не ожидая услышать рассказ о подобном избраннике, Юля тихо уточнила:

— Динуль, а ты уверена, что готова к отношениям с таким больным человеком?

— Что ты говоришь?!

— Может, это просто жалость? Знаешь, как комплекс медсестры?

Дина с горячностью возразила:

— Нет! Я глаз его не могу забыть с той секунды, как увидела! Они такие… глубокие… Постоянно ищу его на улице, как будто должна встретить… Я не знаю, что это — просто интерес или любовь? Но точно не жалость! — будто пытаясь доказать самой себе, Дина повторила. — Нет, не жалость! У меня возникло ощущение, что я знаю его давно, какое-то родное, странное… Раньше я никогда подобного не испытывала, даже с Пашей.

— Тебе виднее.

— Да ты не переживай! Возможно, для него я — случайный прохожий…

Но подруга подумала: «Вряд ли». А Дина вновь мысленно прокрутила день, когда она встретила Виктора и внезапно вспомнила безумный взгляд Густава Карловича, его трясущиеся руки и слова: «Меня они убили… Проклятый рак!»

«У Виктора, наверное, тоже рак…, - Дина похолодела от ужаса, — ему же нельзя прикасаться к камням!»

Легкий хмель сразу выветрился из головы. Дина поспешно достала из сумки мобильный телефон. Время близилось к двенадцати. Надо срочно забрать камни. Какой там анализ! Не навредить бы!

Непонимающе наблюдая за изменившимся настроением Дины, Юля коснулась ее руки:

— Кисуля, ты что? Из-за моих слов расстроилась? Не обращай внимания! Просто ты, как обычно, выбрала самый сложный вариант…

— Нет. Что ты! Я — совершенная идиотка! — лицо Дины отражало панику. — Мне пора бежать! Прости, это срочно!

Дина достала купюру из кошелька и положила ее возле недопитой чашки кофе:

— Это за меня! Пока! — она вылетела из кафе к сгрудившимся на стоянке такси.

Мимо столика, где осталась сидеть недоумевающая Юля, быстро прошел к выходу широкоплечий парень в белом костюме.

— К университету, пожалуйста! — торопливо попросила Дина пожилого таксиста, не прекращая набирать номер Миллера.

Долгие гудки сменялись короткими — он не отвечал. У входа в университет Дина вышла, сама не зная почему, уверенная в том, что Миллер здесь. Поднимаясь по ступеням широкого крыльца, Дина придумывала версию для охранников, чтобы ее впустили. За спиной послышались шаги. Она обернулась — это был Виктор. Он поразился встрече не меньше, чем сама Дина.

— Вы?! — взметнулась кверху левая бровь.

— Да, я, — смущаясь, кивнула Дина. — Здравствуйте!

— Доброй ночи! Что вы делаете здесь так поздно?

— Я ошиблась, — покраснела от неловкости Дина. — Мне надо забрать камни…

— В каком смысле? — не понял физик.

Дина не знала, как объяснить все так, чтобы не оскорбить его. Она помялась, потом все же вымолвила негромко:

— Человек, отдавший мне камни, умер от рака.

Виктор нахмурился. А Дина, кусая губы, продолжила:

— Возможно, вы тоже… больны. Я не подумала об этом сразу, но сейчас поняла, что камни для вас могут быть опасны, — и совсем тихо прибавила. — Извините меня, пожалуйста.

Лицо Виктора смягчилось:

— Не стоит. Спасибо вам!

— За что?! — не поверила своим ушам Дина.

— За то, что пришли сюда ночью. Из-за меня.

На молодых людей налетел невесть откуда взявшийся ветер, подхватив полы его пиджака, запутав концы ее длинного шарфа в волосах. Дина поежилась, а Виктор спохватился:

— Холодно. Давайте пройдем в лабораторию. Я отдам камни.

В тускло освещенном коридоре Дина заметила, что у него перебинтована ладонь:

— Что это с вами? — обеспокоилась она.

— Я в порядке. Небольшой взрыв, — усмехнулся Миллер и на ходу пояснил, — пришлось сбегать в круглосуточную аптеку поблизости.

— Может, это тоже из-за камней?

— Все нормально, не переживайте!

Виктор отпер дверь в лабораторию и пропустил ночную гостью вперед. Она зашла в просторное помещение, напичканное всевозможной техникой. Дине сразу бросилось в глаза странное громоздкое устройство: в наклоненном под углом в сорок пять градусов металлическом «ящике» расположились друг напротив друга два огромных цилиндра. Над ними на подставке возвышалась пара серебристых блоков. Сложная сеть проводов вела к компьютеру.

— Что это? — спросила Дина.

— Это как раз и есть аппарат для электронно-спинового резонанса. Вы угадали, — ответил Миллер. — Нет-нет, не нужно к нему прикасаться. Я совсем недавно его отключил. Так что в любом случае вы можете камни забрать.

Виктор резко повернулся к столу, на котором красовались объекты анализа, и нечаянно смахнул рукавом один из артефактов. Тот с шумом упал на пол. Виктор и Дина наклонились одновременно и с двух сторон коснулись гладкой поверхности и друг друга. Ощущение легкого электрического разряда поразило обоих. Они мгновенно отдернули пальцы, и между ними аркой образовался ореол света, напоминающий игрушечную радугу. И Дина, и Виктор ощутили то же самое: из ладоней к сердцу пронеслась легкая, приятная волна, покалывающая сотнями крошечных иголочек. На секунду в ушах зашумело, ритм сердец сбился, а потом опять все стало обычным.

— Мы светимся?! — спрашивая и одновременно утверждая, сказала Дина.

— Несомненно, — подтвердил Виктор, взглянув с недоумением на девушку. — Что бы это значило?

— Я должна была вас предупредить, что это не совсем простые камни.

Виктор рассмеялся, и обстановка разрядилась:

— Я уже догадался. Вы в сумочке не носите что-нибудь еще более экстравагантное?

— Нет, только вот эти «сокровища», — улыбнулась Дина и подняла-таки камень, — и те достались случайно. А вам удалось определить их возраст?

— Я полагаю, что полученная дата далека от правды. Приборы указывают на 18 миллионов лет. Это невозможно, потому что тогда на Земле жизни не было.

— Может быть, историки ошибаются? — лукаво заметила Дина. — Или камни попали на Землю с метеоритом или астероидом?

— Над их огранкой явно поработали люди…

— А, может, и не люди? — предположила девушка и перевела тему. — А вы верите в чудеса, в сверхъестественное?

Виктор посмотрел на нее снисходительно, как на маленькую:

— Все явления можно объяснить так или иначе. Я себя к мистикам не отношу.

— А как, по вашему — могут люди летать? Сами, просто так?

— Вы меня удивляете, Дина, — ироничная улыбка не сходила с его лица, — почему вы спрашиваете?

— Только, пожалуйста, не считайте меня сумасшедшей! — взмолилась Дина. — Конечно, все сумасшедшие так говорят… Одним словом я сначала покажу, а потом буду рассказывать. Возможно, с научной точки зрения это поддается какому-либо объяснению…

Стряхнув со стола камешки в ладонь, будто хлебные крошки, Дина спокойно, со знанием дела поднялась над полом лаборатории.

Лицо Виктора вытянулось:

— Что вы делаете?

— Левитирую, — заявила Дина и опустилась на твердую поверхность. Ее пальцы разжались, и на ладони засверкали таинственные камни. — Не пугайтесь, я не умею это делать без камней. Но, как только они попали ко мне, способность проявилась сама собой.

Виктор слушал ее, широко раскрыв глаза, а девушка продолжала, как на духу, рассказывать о том, что парила над кроватью, взлетела во время бега в парке, что с детства считала все это возможным, и вот теперь счастлива.

Поистине «чудо» к нему явилось. Миллер пробормотал:

— И вы хотите объяснить это?

— Разум требует чего-то логичного, хотя душе и так хорошо, — честно призналась Дина.

— Вы не против, если я сделаю кое-какие измерения?

— Пожалуйста, — кивнула Дина.

Виктор заметался по лаборатории и из недр аппаратуры вытащил нечто, напомнившее Дине внушительный пульт от телевизора со встроенными лампочками.

— Это измеритель напряженности электромагнитных полей, — пояснил Виктор и поспешно подсоединил прибор к ноутбуку на столе. — Я хочу зафиксировать данные.

С интересом наблюдая ученого за работой, она вспомнила слова брата. «Маньяк от науки? Пожалуй, так», — мысленно согласилась с ним Дина.

Виктор поколдовал над камнями отдельно, потом попросил Дину взять их в руку и подняться в воздух.

— Невероятно, — шептал он себе под нос. — Потрясающе!

Прибор жалобно запищал, вместо зеленых огоньков панически вспыхнули красные.

Дина с нескрываемым любопытством ждала вердикта физика, завозившегося с приборами, что-то отмечавшего в компьютере. Наконец, его внимание вернулось к ней:

— Я пока не могу определить вещество, из которого сделаны эти «камни», но, очевидно, они являются сверхпроводящим магнитом. Он вступает во взаимодействие с вашим электромагнитным полем, образуя мощный электромагнитный генератор… Может быть, это общее поле заставляет левитировать воду в вашем организме, поэтому вы поднимаетесь в воздух, — предположил Виктор и с забавной гримасой на лице добавил, — совсем недавно западные физики заставили с помощью магнита левитировать лягушку… Извините, за неуместное сравнение.

Дина хмыкнула, а Миллер продолжил размышления:

— В современной технике электромагнитные поля давно используются для того, чтобы заставить предметы парить. Возьмем для примера хотя бы поезда на магнитной подушке, ведь по сути дела они левитируют в заданном направлении благодаря диамагнетизму. Интересно было бы выяснить химическую структуру этих камней…, - Виктор «разговаривал» руками, активно жестикулируя, словно поддерживая или подчеркивая каждую фразу.

— Как вы считаете, почему подниматься в воздух с камнями получается не у всех? К примеру, у Дениса ничего не вышло? — спросила Дина.

Виктор задумчиво почесал кончик носа и предположил:

— Вероятно, все дело в электромагнитном импульсе, который посылает мозг. Ваше сознание «настроено» на левитацию, вы же сами рассказывали, что с детства считаете, что человек может летать, а сознание других — нет, — он развел руками. — Это пока единственное, что пришло мне в голову.

— Я раньше летала только во сне…, - задумалась Дина и продолжила: — Мне сказали, что камни все усиливают… Наверное, имеются в виду скрытые возможности человека. В первый раз я подлетела, еще не проснувшись, когда не контролировала себя.

— Гм… Не знаю. Конечно, на грани сна и пробуждения мозг человека вырабатывает альфа-волны, уникальные по своей сути. Но, знаете ли, предположений можно выдвинуть массу и затратить всю жизнь на исследования, — усмехнулся Миллер, — а еще забавнее будет то, что официальная наука признает всё фальсификацией и наложит анафему, как это происходит постоянно с теми, кто выходит за рамки признанных постулатов. Вы слышали что-нибудь о торсионных полях?

— Так, краем уха. На самом деле я очень далека от физики.

— Академия наук создала целую комиссию по борьбе с лженаукой, в том числе и с теорией торсионных полей.

— Правда? — удивилась Дина, пристроившись на студенческой «парте».

— Да. Но все равно физики постоянно сталкиваются с ограниченностью существующих знаний. Многие из светлейших умов пытаются создать теорию единого поля, как ее еще называют с иронией «Теорию Всего», потому что и теория относительности, и квантовая физика, и остальные направления не способны объяснить все сразу. — Виктор принялся загибать пальцы. — По сути дела Ньютоновский закон гравитации ограничен пространством Земли, квантовая механика работает лишь в мире атомарных величин, а общая теория относительности подходит для больших скоростей и пространств.

— То есть неувязочка выходит? — пошутила Дина, покачивая ногой в воздухе. — Нет такой теории, которая объяснила бы все полностью?

— Да, — кивнул Виктор совершенно серьезно, — еще в свое время Дирак говорил, что в физике требуются совершенно новые идеи. Некоторые американские физики разрабатывают Теорию струн, и тот же Эйнштейн весь остаток жизни пытался найти теорию, которая могла бы одновременно объяснить все фундаментальные взаимодействия в природе.

— И ему удалось?

— Нет. По крайней мере, если он что-то и обнаружил, то выводы оставил при себе. Существует множество слухов о том, что когда Эйнштейн докопался до сути вещей, он решил, что человечество к этим знаниям не готово.

— Я нечто похожее слышала о Никола Тесла.

— Если это действительно так, то, думаю, они поступили правильно — этическая сторона человечества оставляет желать лучшего, — поморщился Виктор, — люди не слишком далеко ушли от пещерных предков. Ими правит потребность выжить, захватить власть и насытить желудок.

— А вы не любите людей, — отметила Дина.

— Есть за что! — сверкнул глазами Виктор. — А вы разве всех любите?

— По крайней мере, стараюсь…, - пожала плечами Дина, — стараюсь понять, а понять — практически значит полюбить.

— Разве? — недоверчиво спросил Виктор. — Не согласен.

— Ваше право, — сказала Дина и горячо продолжила: — А я думаю, что каждый, даже самый ужасный поступок имеет оправдания, точнее причины, из-за которых человек его совершает. В определенный момент он считает, что это лучший для него вариант. Просто люди живут как бы с завязанными глазами в плену социальных штампов, подсознательных блоков, приобретенных в детстве или в прошлой жизни. Многими движут не собственные желания, а навязанные, потому что в их сознании существует такая сеть вставок, что они действуют, как марионетки, неосознанно. А собственное сознание… — ведь у каждого есть чистое, высшее сознание — остается не услышанным.

— Интересная точка зрения, — заметил Виктор с сомнением в голосе.

— Вы в Бога верите? — спросила Дина.

— Как вам сказать, — помялся Виктор, — я просто знаю, что Он есть. Мне не нужно верить. Только для меня Бог — не старик с бородой на облаке, как Его изображают в церквях, а Абсолют, Высшая сила, энергия. В общем, на мой взгляд, человеческими словами объяснить Бога невозможно. Но Он есть.

Дине ответ пришелся по душе, и она добавила:

— Я верю, что частица Бога или Его энергия, как вам больше нравится, присутствует в каждом человеке. Бог познает себя через нас.

— Если Бог — абсолютен, для чего ему познавать себя? — критически сощурился Виктор.

— Вам, как физику, изучающему всевозможные законы природы, лучше знать, что все существует в движении, в развитии, — сказала Дина. — Возьмите, к примеру, океан. Разве он не совершенен? Но он постоянно меняется, находится в непрерывном движении. Он порождает круговорот воды в природе: дождь падает на землю, его капли испаряются с росой или попадают в реки, те несут воду в море, потом в океан, затем испаряются опять и вновь возвращаются на Землю с дождем или снегом. Вот если принять, что Бог — это океан, то капли воды — это наши Души. Они стремятся вернуться в океан, и в каждой есть часть этого океана, даже если самой капле это и невдомек.

— Разумно, — сказал Виктор, — но всех любить я все равно бы не смог. Это слишком абстрактно.

— Что ж, — согласилась Дина, — может быть вам и не нужно. Знаете, что я сейчас подумала о Теории Всего? Ее можно будет доказать, если ученые найдут связь между духовным и материальным, между мыслью, временем и пространством. Нельзя же ограничиваться только материей? Я хоть и не сильна в физике, но мне только что пришло в голову, что мысль не имеет массы, однако обладает огромной скоростью и движущей силой, а также инерцией. Почему же ученые, работа которых как раз заключается в том, чтобы «мыслить», упускают ее из виду?

По лицу Виктора скользнула улыбка:

— По-моему, Дина — вы гениальны.

— Что вы! — смутилась Дина. — Я — самая обычная.

— Не согласен. Вы не боитесь выйти за рамки общепринятого. На мой взгляд, гениальность заключается именно в умении взглянуть на вопрос шире — не так, как все.

— Меня нельзя сильно хвалить, — кокетливо улыбнулась Дина, разрумянившись. — Я могу загордиться…

— Можно, — шепотом воспротивился Миллер.

За окном на небе разлились розово-желтые пастельные краски восхода, с каждой минутой становящиеся ярче и насыщеннее. Темно-синяя ночь внезапно и сразу уступила место утренней феерии света, спешившей раскрасить Землю. Облака на востоке зарумянились, провожая взглядом отходящую ко сну, еще не растаявшую луну.

— Красиво как! — Дина подошла к окну и открыла его. В лабораторию ворвался запах свежести и птичий гомон, торжественными песнями приветствующий новый день.

— Красиво, — согласился Виктор, чуть прикрыв веки, — так быстро ночь кончилась…

Он посмотрел сквозь ресницы на девушку, и ему показалось, что пространство комнаты вокруг тоненькой фигурки светится радужными красками, отражаясь от рассветных небес, и помещение наполняется необычным, не ухом уловимым звуком.

Она почувствовала его взгляд и тихо замерла под ним, как котенок, клубочком свернувшийся на руках, — ей было хорошо, и не хотелось словом или движением спугнуть это волшебное чувство.

Щелканье ключа в замке и металлический грохот прервали их безмолвный диалог, молодые люди одновременно обернулись, вздрогнув от неожиданности В дверь ввалилась уборщица в казенном халате, уронившая ведро на пол — она не ждала застать кого-нибудь в лаборатории.

— Чего это вы тут спозаранку?! — вскрикнула она недовольно. — Или ночь всю сидели?

Не дождавшись ответа, тетка заворчала увереннее: — Начальству буду жаловаться. Порядок нарушают. Людям работать не дают.

— Здравствуйте, — спохватился Виктор и вежливо попросил: — Извините, вы не могли бы убрать здесь позже?

— Нет уж, — уборщица возмутилась, — у меня порядок! У вас свое расписание, у меня свое! Мне еще семь аудиторий вымыть надо!

Виктор засуетился, будто не чувствовал себя хозяином в собственной лаборатории. Пасуя перед бестактностью, он шепнул Дине:

— Возможно, мы выйдем?

— Да, — согласилась девушка, — мне, наверное, пора домой.

— Позвольте вас проводить?

— Спасибо, если вы не устали…

— Совсем нет, — улыбнулся Миллер.

Виктор помог Дине надеть куртку и снял со стула пиджак.

— Я заберу камни, — потянулась к артефактам Дина.

— Конечно.

Они вышли из лаборатории, оставив бурчащую тетку елозить шваброй по паркетному полу. Вмешательство уборщицы разрушило что-то рождающееся между ними, и вместо тонкой, как паутинка, связи возникла неловкость, неуклюжая, как заштопанный носок.

Они шли и молчали, перекидываясь незначительными фразами. Виктор вдруг решил, что навязывается, и его собеседница устала от разговоров. А Дина, при свете дня увидев его темные круги под глазами, думала об ужасной болезни, и радость общения сменила тревожная, почти мучительная тоска в груди. Ее сердце сжалось: «Сколько он проживет? Как серьезна его болезнь? Почему он?»

Благо, до ее дома было совсем близко. Перед тем, как вежливо распрощаться, они еще раз дотронулись друг до друга взглядами, и от этого воздушного прикосновения на душе у обоих опять стало тепло.

 

Глава IV. Сей час

Дина быстро дошла до своей двери и остановилась, заметив, что она приоткрыта. Девушке стало не по себе: ключ был только у нее и у Дениса. Что мог делать здесь брат в такой ранний час? Почему не закрыл дверь? Не решаясь зайти, дрожащими пальцами она набрала номер Дениса. Неживой женский голос ответил: «Абонентский номер выключен или находится вне зоны действия сети».

Услышав позади торопливые шаги, Дина обернулась — то был запыхавшийся Виктор:

— Дина, извините, я решил проверить. Мне показалось, у вас что-то случилось.

Она с облегчением вздохнула:

— Как хорошо, что вы пришли! Кажется, дверь в квартиру взломали. Страшно заходить одной.

Миллер коснулся ручки входной двери:

— Позвольте, я зайду первым…

— Да, пожалуйста, — отстранилась Дина.

Виктор осторожно вошел, она скользнула за ним. В квартире было тихо, но что-то неузнаваемое, не родное появилось в ее запахе. Девушка не поняла сначала, что это, но, войдя в зал, ужаснулась: здесь царил жуткий беспорядок, вещи из шкафов были вывернуты наружу, как после обыска в кино. Казалось, ее дом изнасилован. На глаза хозяйки навернулись слезы:

— Что за…? — всхлипнула она и облокотилась о косяк двери. — Кто это сделал?

Убедившись, что в помещении никого нет, Виктор обернулся к ней:

— Слава Богу, вас не было дома ночью! Здесь что-то искали. Первое, что приходит на ум — ваши необычные камни.

Дина всхлипнула громче. Виктор неловко положил ей руку на плечо, явно не зная, как себя вести, когда женщина плачет:

— Успокойтесь, Дина. Мы разберемся… Главное, вы в порядке!

Дина постаралась сдержать слезы:

— Спасибо! А что теперь делать?

Виктор обвел глазами комнату:

— У вас что-нибудь пропало?

Дина бросилась к шкатулке, в которой у нее хранились деньги и пара золотых украшений. Все на месте. Ноутбук стоял на письменном столе, нетронутый, телевизор тоже, картины в мастерской так же стояли у стен, а больше ничего ценного у Дины не было.

— По-моему, ничего не взяли…

— Значит, взломщики точно искали ваши камни.

— Наверное, надо позвонить в полицию?

— А что вы им скажете?

— Не знаю, — растерялась Дина.

— Давайте я помогу вам все убрать? — неожиданно предложил Виктор.

— Лучше я сама, — возразила Дина.

— Думаю, вам небезопасно оставаться здесь одной, раз кто-то так усиленно интересуется этими камнями.

— Вы считаете?

Виктор посмотрел на часы:

— У меня есть время до зачета. Я все-таки помогу вам, а потом, может быть, вы позовете кого-нибудь или к брату поедете?

— Да, наверное, — согласилась Дина, — но вы ведь совсем не спали!

— Пустяки, — махнул рукой Виктор, — мне не привыкать!

Он стал поднимать распластавшиеся на полу книги, возвращая их на стеллаж:

— Сюда ставить?

Дина кивнула:

— Спасибо.

Они удивительно быстро справились с беспорядком. В душе Дины расцвела благодарность и какое-то детское доверие к этому едва знакомому человеку, в чертах и движениях которого она постоянно искала и находила что-то почти родное. Ей не хотелось, чтобы он уходил. Она предложила Виктору позавтракать. Он не отказался.

* * *

Вернувшись из кухни в залитую светом комнату, Дина принесла Виктору кофе и бутерброды, красиво разложенные на блюде. Он сидел на диване, задумавшись о чем-то. Дина отошла к окну, чтобы поправить шторы. Виктор взял было чашку со стола, но, передумав, поставил обратно и тихо заговорил:

— Знаете, Дина, я никогда не был счастлив в личной жизни. Конечно, женщины у меня были… Я думал, что то самое, настоящее случится потом. Когда-нибудь. Но ничего такого не происходило. Я даже решил однажды, что любовь к женщине вообще не для меня. Есть наука и много чего другого…

Дина обернулась, изумленная внезапной откровенностью. Виктор посмотрел ей в глаза, не отрываясь, словно боялся, что она прервет его:

— Но в последнее время я словно попал в вакуум. Было так ужасно… одиноко. Я взмолился, чтобы Бог послал мне подругу, которая могла бы понять меня. А через пару дней выяснилось, что я болен. Жить мне осталось не больше года. Вместо благословения — проклятие! Я впал в настоящую ярость: кричал на Него, разбивал кулаки о стены. — Миллер сглотнул и перевел дух. — Мне казалось, что меня предали. Я стал терять сознание: один раз, другой… Вот так. Насмешка судьбы…

Дина с трудом сдерживала подступивший к горлу комок, волнение из груди невидимой дрожью расходилось по всему телу. Виктор продолжил, почему-то перейдя на «ты»:

— И вдруг ты пришла снова, как второе дыхание. Я понял, что ты и есть моя надежда на любовь, у которой нет права на жизнь, нет времени… Просто надежда…

Виктор посмотрел на нее с видом осужденного на казнь. Не сомневаясь ни секунды, будто ждала этого, Дина села рядом с ним и, смущенная, прошептала:

— Я думаю, не только надежда…, - и почувствовала, как растворяется в нежности его поцелуя, блаженного и такого естественного, что казалось — это может быть именно так и никак иначе.

Когда она приоткрыла вновь ресницы, ее осветил блеск его восторженных глаз.

— Дина…, - взволнованно прошептал он, кончиками пальцев лаская ее волосы и шею. Он прикасался к ним с таким трепетом, будто не верил, что все это настоящее и не исчезнет, как мираж.

И она, всегда склонная соблюдать правила, решила: «Я — взрослая женщина. Я могу себе это позволить».

Утро? День? Вечер? Им было все равно…

* * *

Через пару часов Виктор осторожно встал с кровати, чтобы не разбудить Дину, сделал шаг и чуть не упал — все закружилось, комната растянулась и поплыла, как в кривом зеркале. Боль в голове пронзила изнутри и также быстро исчезла. Зайдя в ванную, Миллер увидел, как из носа потекла густая струйка крови. Пока он старался привести себя в порядок ледяной водой из-под крана, уколы дикой остервенелой боли в голове повторялись снова и снова. Ее мгновенные приступы лишали силы, он присел на край ванны.

«Черт! Что я делаю?!» — зазвучал внутренний голос, бивший молотом по наковальне. — «Я позволю ей наблюдать, как стану совсем никчемным? Как умру? Катать меня в коляске через пару месяцев и выносить судно?!» Ему в красках представилась вся картина его унизительной беспомощности и лицо Дины, переполненное жалостью. «Нет! Не надо!» — мысленно кричал Виктор, а где-то фоном неслось отчаяние: «А-а-а-а-а-а-а!», как будто он падал в пропасть, и ничто не могло его остановить.

Отдышавшись немного в ванной, Виктор тихонько вышел и стал одеваться. Он решил уйти. Совсем. Так лучше. Сердце колотилось, заходясь от муки. Потянувшись из коридора за пиджаком, оставшимся на стуле, он еще раз с тоской взглянул на спящую Дину. Попрощаться.

Стараясь запомнить, он жадно впитывал ее образ: солнце нежно покрывало позолотой каштановые волосы, разметавшиеся прядями по подушке, расслабленное безмятежное лицо, молочно-розовое ото сна, теплые, чуть припухшие от его жадных поцелуев губы, тонкие руки, изящное тело. Он собрался с духом, но… расстаться по-английски не удалось, Дина почувствовала его взгляд и открыла глаза. Часто моргая, как ребенок, которого только что разбудили, она улыбнулась, еще не понимая, что происходит. Но через секунду вскочила с кровати:

— Ты уходишь? — она подбежала к нему.

— Прости, — Виктор смотрел себе под ноги. — Я не должен был… Я… Я — ужасный эгоист… Я… не имел права… так поступать с тобой. Ты заслуживаешь лучшего…

Дина онемела, но секунду спустя ее начало трясти от возмущения, смешанного с яростью:

— Не смей! Слышишь?! Я не позволяю тебе говорить эти слова! Я их не-на-вижу! Сколько раз мне говорили: «Ты заслуживаешь лучшего»! Как будто я фарфоровая кукла, которую боятся запачкать, тронув пальцем. Я — обычная женщина. С огромной кучей недостатков! А я уже решила, что все настоящее… Идиотка!

Виктор не ожидал, что она может быть такой: с горящими, как у кошки глазами, дрожащая всем телом, не контролирующая себя. Казалось, что даже волосы ее вот-вот встанут дыбом. Молодой человек попробовал успокоить ее:

— Прости меня! Я не хотел тебя обидеть.

Секундная вспышка ярости погасла, и Дина, ссутулившись, села на край стула. Она захлюпала носом, как маленькая:

— Мой первый парень сказал: «Я не достоин тебя, ты заслуживаешь лучшего.» И второй…, и третий заявил: «Ты… заслуживаешь лучшего! Я слишком грубый. Мне кажется, что с тобой я в кирзовых сапогах хожу по тюльпанному полю.»… — Дина подняла на Виктора обиженные глаза. — Мне показалось, ты — особенный! Но и ты — туда же. Так и скажи, не трусь, что ошибся. И уходи! Не буду тебя задерживать! Да и вообще, что со мной церемониться?

Виктор опешил, но через секунду бросился целовать ее руки, лоб, щеки:

— Прости! Прости! Я — дурак! Ты — совершенство, а я — абсолютный дурак! Я не хотел, чтобы ты видела, как я…

— Умираешь? А я верю, что ты будешь жить! Чудеса случаются! Ты просто посмотри, что происходит рядом с тобой! Твоя беда, что ты не можешь поверить в чудо! Но ведь оно будет! Я знаю!

Виктор растерялся, внутренне он уже смирился с мыслью о смерти:

— Но…

— А ты не думал, что Бог или Судьба так учит тебя ценить секунды, каждое мгновение, сказав тебе, что на все остался только один год? Увидеть ценность мелочей? Понять что-то новое? Кого-то простить? А ты решил уйти от всех и зарыться в своей беде? Тебе должно быть стыдно!

— Не говори так! — Виктор вскочил и заметался по комнате. — Ведь ты не знаешь, что я чувствую!

— Нет, только знаю, что чувствую я. И если ты не понимаешь ценности этого урока, то я — понимаю. Жить здесь и сейчас и не думать о завтрашнем дне! Мы все не знаем, что будет с нами завтра, но мы можем быть счастливы! Потому что счастье от слова сей час, — успокоившись, Дина встала перед ним и твердо повторила: — Счастье — это Сей Час.

Виктор крепко прижал ее к себе:

— Да. Да.

Все вокруг них успокоилось, как море после бури. Повисли звуки в воздухе, объятые тишиной и усталостью. Несколько минут спустя, Дине пришла в голову идея:

— Погоди-ка! — она отпустила его руку.

Взяв из шкатулки заветные камешки, девушка вновь обняла Виктора, и пара медленно, осторожно поднялась в воздух. Подобного Виктор еще не испытывал! Он недоуменно смотрел то на Дину, то вниз, на удаляющийся пол, ощущая вместе с ней, как «ныряет вверх». Она засмеялась, видя недоумение на его лице:

— Вот они! Чудеса! — и закружилась с ним, зависая где-то посреди зала.

Вся тяжесть, грусть и сомнения Виктора угасали в этом танце, в котором они парили, как два мотылька. Охваченный эйфорией, молодой человек засмеялся вместе со своей волшебницей-возлюбленной. Увлекшись, они поднялись до потолка, немного стукнулись головами о белую гладь, и, хохоча, быстро опустились на пол.

— Прошу тебя! Поверь мне, — серьезно сказала Дина.

— Хорошо. — Виктор посмотрел ей в глаза и чуть слышно добавил. — Ты знаешь, я… я… люблю тебя!

Без лишних слов Дина ответила:

— И я…

* * *

Он взглянул на массивные часы на запястье:

— У-у, я опоздал на зачет!

— Теперь я тебя отпускаю, — согласилась Дина.

Они вышли на улицу вместе, держась за ручку, как школьники. На углу дома Дина поцеловала его и свернула к супермаркету. Сияющая. Ее вселенная перевернулась, преобразившись за несколько часов. День-праздник улыбался ей, щекоча нос солнечными зайчиками. Прохожие засматривались на идущую мимо женщину-девочку в джинсах и легкой куртке, заражаясь ее хорошим настроением. С мороженым в руках она присела на лавочку полюбоваться цветущими кустами персидской сирени.

Какой-то мужчина средних лет, весь в белом, сел рядом с ней. Дина инстинктивно отодвинулась и хотела было встать, но внезапно прозвучал голос, тихий и очень убедительный:

— Закройте глаза.

Дина непонимающе посмотрела на незнакомца. Темные едкие глаза спокойно и жестко собирались вывернуть душу наизнанку.

— Вы что, гипнотизируете меня? — спросила Дина, а сама подумала: «Ни за что! Перебьешься!», — и напряглась, но не уступила.

— Закройте глаза, — повторил металлический голос, откликаясь гудящим состоянием в теле Дины.

«Ага! Только шнурки поглажу!» — Дина сопротивлялась, как могла. По спине потекли струйки холодного пота, руки покрылись мурашками. Дина собрала все силы, как штангист, готовый поднять рекордный вес, и глаза не закрыла. «Я не поддаюсь внушению! Ненавижу, когда меня заставляют! Отвали.» — мысленно грубо и вызывающе заявила она. Лицо мужчины исказилось от злобы и раздражения. Он усилил давление, а Дина чувствовала, что если поддастся, ее воля больше ничего значить не будет — делай, что хочешь! Если бы кто-нибудь рядом мог увидеть эту странную схватку, она напомнила бы армрестлинг между накачанным культуристом и девчонкой, которая почему-то не сдавалась. Похоже, и сам «культурист» начал выдыхаться, не в силах переломить волю хрупкой на вид жертвы. Сине-зеленые глаза рассмотрели в карих наметившуюся слабину, и Дина с радостью поняла, что тот «готов». Под ее ликование гипнотизер отвел взгляд и быстро ушел вдоль по аллее. На побледневшем Динином лице расцвела торжествующая улыбка: «Получил?!» Удаляющийся гипнотизер явно почувствовал этот посыл, но не обернулся. Он не понимал, как эдакий птенец с прозрачной шейкой и ясными глазами смог устоять перед ним, привыкшим подчинять и управлять.

«Что странного еще приключится со мной сегодня?», — подумала Дина и набрала телефон брата:

— Привет! Занят?

— Не-а. Сижу в офисе, в игрушку играю, — мечтательно ответил Денис.

— Денчик, я забегу к тебе? — предложила Дина.

— Оки, прибегай. Когда тебя ждать?

— Минут через пятнадцать, сажусь в маршрутку.

— Жду.

Дина запрыгнула в маршрутное такси, пригревшееся на остановке. Блестящий черный джип вывернул со стоянки в сквере и последовал за ней.

* * *

Дина просунула голову в дверь ультрасовременного кабинета Дениса.

— Да здравствуют менеджеры высшего звена!

— И тебе не болеть!

Денис оторвался от компьютерного боя и встал навстречу Дине. Она пошутила:

— Вот чем заняты высокооплачиваемые менеджеры иностранных компаний в разгар рабочего дня.

— Ой, куда уж нам до вас, свободных художников, — засмеялся в ответ брат. — Рассказывай, чего вся светишься?

Дина с удовольствием плюхнулась в мягкое кожаное кресло для гостей и восторженно пропела:

— Я влюби-и-лась!

— Ого! И в кого же? — полюбопытствовал Денис, параллельно набрав секретаря на интеркоме: «Леночка! Нам два кофе, пожалуйста, и конфет каких-нибудь».

— Ты не поверишь, — сияла Дина, — в Витю Миллера!

Денис вытаращил глаза:

— Ты же никогда не любила «ботаников».

— А теперь… вот, — довольно констатировала Дина, — люблю.

И кратко поведала о том, что произошло между ними, а потом рассказала и о ночных посетителях.

— Как же ты квартиру оставила? — обеспокоился Денис. — И вообще тебе теперь одной быть там опасно!

— Да нет, — мотнула головой Дина, — все обойдется. Со мной ничего плохого не случится!

— Не уверен.

— А! Забыла сказать — меня только что на улице загипнотизировать хотели, но я не поддаюсь внушению, ты же знаешь, — спокойно добавила Дина, разъяснив пораженному Денису, как все случилось.

— Слушай, тебе надо избавиться от этих камней, — заявил Денис. — Я думаю, все это с ними связано. Отдай их тому дядьке, что покойником интересовался.

— Не хочется, — призналась Дина, — мне так летать нравится…

— Ох, попадешь ты по-крупному с этими древностями! Хоть охранника к тебе приставляй!

— Но ведь скучно просто жить, как марионетки, не думая, есть, пить, ходить на работу, смотреть телевизор и умереть. Я так не хочу!

— Ну и чего же ты тогда хочешь?

— Мне всегда казалось, что нужно духовно расти, развиваться.

— «Духовный рост»? Это ведь просто два слова, которые можно трактовать, как угодно.

— Знаешь, у меня с возрастом понимание духовности все время меняется, но думаю, что правильным было первое, детское. Мне было года четыре или меньше… Я постоянно летала во сне, а, просыпаясь, была уверена, что могу на самом деле летать и еще много всего делать, только не помнила как. Тогда я решила, что надо вспомнить это, сделать себя совершеннее.

— Ну, я тоже в детстве часто летал во сне и думал, что это по-настоящему. У детей нет границы между сном и реальностью. Я вырос, и все прошло.

— А я не хочу, чтобы проходило! Позже мне стало казаться, что духовно расти — значит медитировать, читать литературу по религии и эзотерике, ходить на семинары по развитию личности или в церковь… А сейчас я понимаю, что все это вовсе не так. И вообще хочется получить когда-нибудь настоящее Озарение! Испытать на себе, как это может быть! В книгах это описывается так замечательно…

— Вряд ли там правду пишут, а ты всему веришь, — вставил брат, а Дина, не слушая его, продолжила:

— А еще я не хочу, чтобы мной кто-то манипулировал. От этого становится противно.

— Но в этом мире мы все манипулируем, влияем друг на друга… И не только манипулируем, учим. Учителем может быть и дворник, и начальник, да вообще кто угодно.

— Понимаю, но я не об этом. Я не хочу подчиняться чужим приказам. Я люблю свободу. Вот сегодня меня передернуло от этого наглого гипнотизера. Просто в голове мутится, если думаю — ба! Возможно, это не моя мысль. Действительно ли я хочу делать то, что делаю, или это мне кем-то навязано?

— Да ты не парься! Так можно с ума сойти. Даже, если что-то навязано, просто ориентируйся на чувства. Если тебе хорошо, значит все в порядке, если плохо, значит надо что-то делать с этим.

— Но…

— А так можно, как в «Матрице», выбрать «красную» таблетку и выяснить, что живешь в мире, управляемым машинами. Что тогда будешь делать? Или выбрать «Синюю» и долбиться ей в психиатрической больнице всю жизнь. Просто обращай внимание на то, что чувствуешь. И перестань бояться манипуляций! Ты же знаешь: чего больше всего боишься, то и притянется.

— Ага, — вздохнула Дина, — я стараюсь с этим справиться. Но пока это сильнее меня.

Пока брат с сестрой обедали вместе в кафе рядом с офисом, Денис продолжал настаивать, чтобы Дина перебралась к нему, но она отказалась, надеясь на встречу с Виктором. Их беседу прервал звонок. «Это босс», — шепнул Денис и помчался отчитываться недовольному чем-то начальнику в стеклянное здание в стиле хай-тек, а Дина направилась к остановке.

Танкообразный внедорожник притормозил прямо перед ней. В следующую секунду верзила в кожаной куртке втолкнул Дину затемненный салон, и в шею вонзилось тонкое жало укола.

Перед тем, как отключиться, она увидела лицо гипнотизера из парка. Картинка погасла, послышался тяжелый голос: «Она „фонит“, как радиолокатор! Глушите скорее…»

И пустота.

* * *

В аудитории, переполненной студентами, внезапно стало тихо. Виктор не понял, что произошло — тишина была не физической, а какой-то другой, особенной. Неуклюжий очкарик перед ним все также уныло, спотыкаясь, рассказывал тему по билету. Две некрасивые студентки на задней парте перешептывались, за окном громыхал транспорт. Но Виктор сказал бы, что стало тихо, несмотря на все эти звуки — звенящая вибрация воздуха, наполненная Диной, вдруг исчезла. Не дождавшись, когда зачетник прекратит вещать, Миллер остановил его и, поспешно поставив оценку, бросился в коридор. Студенты с радостью потянулись к шпаргалкам и «медведям». Долгие гудки в телефоне Дины сменились автоответчиком: «Телефон выключен или находится вне зоны действия сети, попробуйте перезвонить позже». Странно. Виктор набрал еще раз. И еще. Пространство молчало. Он нашел телефон Дениса Соболева в списке контактов.

— Алло! — послышался знакомый голос. — Привет, Витя! Сколько лет, сколько…

— Привет, Денис, — торопливо перебил его Виктор, чувствуя, что беспокойство хлынуло наружу, как вода в прорвавшейся плотине, — Ты не знаешь, где Дина? Она почему-то не отвечает на звонки.

— Мы только что обедали вместе. Все нормально. Минут пять назад расстались, — сказал друг и добавил с хитрецой. — А зачем тебе она?

— Да так… — замялся Виктор. — Я тебе позже перезвоню.

Миллер вернулся в аудиторию. Шелест, шорох и шепот, царившие во время его отсутствия, прервались, как по мановению волшебной палочки. Списывали все. Почти. Виктор понял это по псевдо-примерному образу, который напустили на себя провинившиеся студенты. «Двоечники» — подумал он без неприязни и вызвал к «барьеру» следующего.

И все-таки эта странная тишина резала слух.

 

Глава V. Злой гений

После провала сознания, казалось, прошло несколько минут. Дина открыла глаза. В них до боли резко брызнул солнечный свет. Прикрыв лицо рукой, она осторожно села. Голова кружилась, одолевало чувство тошноты. Во рту было так сухо, будто она за неделю не выпила ни капли. С усилием повернув тяжелую голову, Дина всмотрелась в окружающее пространство. Все незнакомо. Чисто и бездушно, как в хорошем гостиничном номере. Лишь оттенки запахов свежего белья и моющих средств витали в большой комнате. Ни единого звука. Дина даже поднесла руки к ушам — не оглохла ли? Нет.

Она перевела взгляд от окна к двум белым дверям, по размытой неживой картине, столику с зеркалом, телевизору с черным экраном, светло-голубым стенам. На тумбочке возле кровати стояла пластиковая бутылка. Вода!

Дина наполнила высокий стакан и с жадностью выпила все до последней капли. Стало чуть легче. «Боже мой! Где я?!» — она провела рукой по лицу, машинально поправила блузку. Чувствуя себя отравленной и разбитой, Дина встала и пьяной походкой подошла к первой двери. За ней оказалась вычищенная до блеска, почти стерильная ванная комната. Зайдя туда, Дина испугалась своего отражения: опухшая, лохматая женщина с помятым лицом смотрела на нее из зеркала.

На полочке было все предусмотрено: зубная паста, щетка, расческа, средства для лица, салфетки и мягкие белые полотенца рядом.

Дина умылась и постаралась привести в порядок волосы, торчащие во все стороны. Нащупала карман, в котором лежали камни — там было пусто. Этого и следовало ожидать.

Дина подошла к другой такой же двери. Заперто. Она постучала сначала тихо, потом кулаком. Никто не отзывался. Подергала за ручку, закричала: «Откройте!» — без результата.

Дина прошлась по комнате, выглянула в окно: это был, наверное, третий этаж — вдали виднелись поля и дорога. На толстой пластиковой раме ручек не было. Обернувшись, Дина заметила блестящий глазок видеокамеры под потолком, потом еще один и еще.

«Что же делать?» — мучилась пленница. В голову приходили отрывки из фильмов о похищениях, и одна картина ужасней другой всплывала в воображении. Дину переполнили плохие предчувствия, тяжелые и липкие, как мокрый снег. Тупыми молоточками по сердцу колотило беспокойство. Эти удары, как круги по воде, расплывались в голове. Тук-к — сковало виски. Т-тук-к — давило изнутри на глаза. Т-тук-к — страх лег плотным мешком на плечи. Т-тук-к. Неужели это может случиться? Т-тук-к. И она умрет? Так скоро? Что она сделала не так? «Господи! Как жить хочется!» Она вдохнула глубоко в грудь — попыталась успокоиться. «Нет, невозможно. Я живая. Я есть. Пальцы горячие. Сердце бьется. Все будет хорошо»…

Т-тук-к. Снова обруч на лбу. Не отпустило. Сердце кольнуло, умоляя расслабиться. Вдох-выдох, еще и еще… Она сидела в кресле, с волнением ожидая гостей. Но никто не приходил. Под рукой не было ни часов, ни мобильного телефона, только бесконечные минуты тишины вокруг. Дина устала волноваться.

И вдруг ручка входной двери чуть слышно повернулась, повергнув девушку в неимоверное напряжение. Холодный страх стянул горло. Вместо ожидаемого маньяка или мерзкого бандита в комнату вошел чрезвычайно высокий, статный, красивый молодой человек в белом. В его лице было что-то азиатское. Темные глаза, будто подведенные ресницами, иссиня-черные волосы, густыми жесткими волнами ниспадающие до плеч. Дина почти задохнулась от накатившего вновь ощущения опасности. Они молча смотрели друг на друга. Он — равнодушно и надменно, как хан разглядывал бы новую наложницу, она — испуганно, изучая, тщетно пытаясь скрыть страх. Дине хотелось зажмуриться и, открыв глаза, обнаружить, что этот человек, полубожественно-полудемонически красивый, исчез, как видение.

— Я не исчезну, — улыбнулся он и сел на стул, закинув ногу на ногу. — Давайте знакомиться! Зовите меня Сет.

— Что вам нужно от меня? — выпалила Дина, краснея. Предательская дрожь сводила зубы, и слова прозвучали странно, неестественно.

— Вам не стоит меня бояться, Дина, — спокойным негромким голосом, способным ввести в транс, сказал Сет.

Дина сделала глубокий вдох и выдох, чтобы взять себя в руки, поправила волосы ледяными пальцами.

— Почему же? — она заговорила увереннее. — Вряд ли похитители задумывают что-нибудь хорошее.

— У каждой медали — две стороны, — усмехнулся Сет. — Вы убедитесь в этом сами. Но не будем торопиться. Времени у нас достаточно.

У Дины после снотворного еще ужасно сохли губы, и она глотнула воды из стакана:

— Я не считаю себя настолько красивой, чтобы меня стоило похищать, как наложницу, — твердо сказала она. — Неужели я ошибаюсь?

— О, нет! — невозмутимо заявил Сет, а по его лицу читалось, как нравится ему эта игра. «В кого ты только играешь?» — подумала злобно Дина, а он продолжил:

— У меня не было такой цели. По крайней мере, сейчас. — Он немного прищурился, как бы оценивая ее внешность, и добавил: — Кстати, вы склонны себя недооценивать.

— Вот как? — в Дине просыпалась ярость. — Так чего же вы хотите?

Он играючи молчал.

— Если вам нужны камни, а я думаю, мое похищение связанно именно с ними, вы просто могли их отнять, я-то вам зачем?

Сет посмотрел ей в глаза:

— Вы уникальны, Дина. Поэтому нам без вас не обойтись.

— В чем же моя уникальность? — вызывающе спросила девушка.

— Идеальный проводник встречается не часто. Вы как раз можете им быть.

— Что вы имеете в виду?

— Как показал опыт с камнями, вы ничего не удерживаете, все отдаете, иными словами, пропускаете через себя. Потоку легко идти через вас.

— Какому потоку?… — изумилась Дина.

— Его можно назвать высшей энергией, силой, потоком и применить, как угодно.

— Не понимаю.

— Камни были созданы существами, гораздо совершеннее современных людей. Те пять камней, которые находились у вас, — элементы целого кристалла. Его называют по-разному, но чаще всего — Чинтамани. Для одних он — обычный камень, для других — инструмент, позволяющий творить чудеса.

— А кто-то от него умирает…, - ехидно заметила Дина.

— Только не проводники, — усмехнулся Сет. — Да, многие мнили себя магами, стремились заполучить эти камни, точнее их силу. Глупцы не знали, что если эта сила не выходит вовне, она разрушает обычное физическое тело, как радиация. Чем больше в человеке негатива и самости — тем ближе смерть. За последние несколько лет из-за камней умер не один Густав. Наигрался силой и сгорел, — невозмутимо сказал Сет, — впрочем, свою миссию он выполнил.

— Что же у него была за миссия?

— Найти проводника, а точнее, женщину-проводника, в древности женщин с такими способностями называли жрицами, и сделать так, чтобы она стала хранительницей камней добровольно.

— Вы это называете «добровольно»? — негодующе воскликнула Дина.

— А разве нет? По-моему, летали вы с удовольствием. Кстати, этот феномен никому другому пока не удавался. Вы страдали от одиночества, а, получив камни, сразу нашли себе любовника — такого, как хотелось. Скажете, я не прав? Как сказал бы знакомый вам физик, электромагнитные импульсы мозга и поля, которые создают камни при контакте с вашей энергетикой, быстро преобразуют пространство в соответствии с вашими желаниями.

«Бред какой-то» — подумала Дина, а вслух раздраженно сказала:

— Но я все равно не понимаю, зачем вам я? Вам что нужно, чтоб я летала на посылках, как почтовый голубь?

Сет расхохотался:

— Хорошая мысль! Но не угадали. До такой пошлости не опустимся. У вас совсем другая задача, — он стал серьезным. — Вы — непременный атрибут к камням, живая идеальная антенна, подходящая по всем параметрам. Вам просто нужно будет делать то, что я говорю, и ни о чем не задумываться.

— Вы сами слышите, что говорите? — воскликнула Дина. — Я не стану подчиняться сумасшедшему!

— Погодите отказываться, — в голосе Сета послышался металл. — Пройдемте со мной.

Жестом он пригласил выйти в белый, похожий на больничный коридор, освещенный холодным светом. Когда Дина оказалась рядом с похитителем, ей стало не по себе. Тот был не просто высок, но громаден. За дверями ожидал плечистый охранник, его лицо показалось Дине знакомым. Конечно! Это с ним она столкнулась у входа в кафе. Как ни странно, он тоже был весь в белом, только за ухом виднелся черный блютус. «Какое-то „Белое братство“…», — с неприязнью подумала Дина.

Сет открыл одну из дверей, Дина вошла, а следом за ней и охранник. Помещение напоминало лабораторию: несколько разнокалиберных мониторов, незнакомая аппаратура, какие-то колбы, склянки, реторты. На столе по центру стоял стеклянный аквариум с белой крысой, перебиравшей розовыми лапками по застланному бумажной стружкой дну. К маленькому тельцу вели разноцветные проводки. Возле одного из компьютеров сидел человек, похожий на лаборанта.

— Я покажу вам нечто интересное, — Сет указал на экран компьютера и на крысу. — У этого зверька опухоль мозга, то есть рак. Вы видите это на мониторе.

Дина поняла, что перед ней цветное изображение, напоминающее УЗИ. На красном фоне выделялось фиолетовое пятно.

— Сейчас животное чувствует себя нормально. А теперь я сделаю так, чтобы опухоль стала больше.

Сет впился глазами в крысу, та заметалась, запищала жалобно. Темное пятно на экране начало увеличиваться с неимоверной скоростью и лопнуло, разлившись брызгами на красном, в ту же секунду крыса завалилась на спину, дергаясь в агонии, а потом издохла.

— Зачем вы это сделали? — ужаснулась Дина.

— Нет ничего лучше наглядного пособия, — процедил Сет. — Я хотел, чтобы вы видели — я достаточно силен, чтобы заставить опухоль расти. Я также могу ее уменьшить. И расстояние для этого не проблема.

— Что это значит? — напряглась Дина.

— Терпение. Сейчас будет еще одна маленькая демонстрация.

Сет вручил ей включенный смартфон с широким экраном, на котором Дина увидела Виктора, идущего по дорожке от университета. У нее ёкнуло сердце.

— Смотрите внимательно, — предупредил Сет.

Лицо мага стало непроницаемым, взгляд расфокусировался, удаляясь в пространство.

На экране смартфона Виктор схватился за голову, его лицо исказилось от невыносимой боли. Он начал терять равновесие и повалился на ровно остриженные кусты бузины. Из носа хлынула кровь.

— Стойте! Прекратите! — завопила не своим голосом Дина. Ее колотило.

— Как скажете, — безразлично согласился Сет.

Пытка прекратилась. Обессиленный Виктор сел на бордюр. Одной рукой все еще держась за голову, он нашел в кармане платок и стал вытирать кровь, ручьи которой забрызгали всю нижнюю часть лица, одежду. К нему подбежали студенты. Изображение приблизилось — Дина видела теперь его расширенные зрачки и даже пот, капельками выступивший на лбу. Сет не отнимал у нее устройство, и, впившись глазами в экран, Дина смогла убедиться, как учащенное дыхание Миллера постепенно становится нормальным.

С ненавистью девушка повернулась к Сету:

— Кем бы ты ни возомнил себя, сволочь, ты — обычный садист!

— Ну-ну, вряд ли обычный, — такие эмоции его забавляли. — Хотите, повторим процедуру?

— Не-е-ет! — вскрикнула Дина. Она была готова завыть от тоски и безысходности, от раздиравших ее чувств сострадания к любимому и страха, смешанного с отвращением к черному магу в белых одеждах. Дина пробежалась глазами по комнате в поисках тяжелого или острого — она никогда еще не ощущала такого желания и готовности убить. Видя ее лицо, охранник приблизился.

— О! Какой взгляд! Настоящая Кали! Геката! Такая нам и нужна! — поощрительно отметил Сет, затем выхватил смартфон из ее холодных рук и отошел в сторону. — На первый раз достаточно!

Дина сквозь зубы крепко выругалась.

— Я рад, что не ошибся, выбрав объектом вашего недавнего знакомого! А так, в принципе, мне все равно. Можем переключиться на вашего брата или малыша племянника. Его, кажется, Ванечка зовут? Кто вам еще дорог, тетя, дедушка?

— Не тронь их, гад! — прошипела Дина.

— Ну, ладно. Вы успокойтесь. Теперь все от вас зависит — кто и как будет жить. И сколько… В частности, Виктор Миллер. Я даже охранять вас не стану — просто знайте: если вы решите нас покинуть, Виктор тут же погибнет. Хотя бы ради принципа.

В этот момент Дина поняла, что из магического капкана не выбраться, в голове помутилось, и земля ушла из-под ног. Охранник подхватил ее тело, обмякшее, как мешок с песком.

Сет был доволен результатом эксперимента:

— Отнеси ее к себе. Она все поняла.

Видя, что Дина все-таки в сознании, маг обратился к ней:

— Приходите в себя! Нет повода для беспокойства! Будете сотрудничать, и Виктор проживет не год и не два, а еще не один десяток лет. Я гарантирую.

* * *

Дина лежала навзничь на кровати, онемев от ужаса своего положения. К кровати подошел охранник и поставил возле нее большую белую чашку:

— Выпейте.

— Я не хочу больше наркотиков, — чуть слышно заскулила Дина, обреченно думая, что придется делать все, что прикажут.

— Это не наркотик, — сказал охранник. — Это молоко.

 

Глава VI. Задача с тремя неизвестными

Виктор добрался домой с трудом, еле волоча ноги. Бабушка всплеснула руками, увидев на пороге внука с серым, как стена, лицом и пятнами крови на рубашке:

— Витенька! Ты что, подрался с кем-то?

— Нет, Ба, я в порядке, — стараясь не подавать виду, что ему плохо, Миллер направился в свою комнату.

— Да как же?! — не поверила бабушка, маленькая, как гномик, рядом с рослым Виктором. — На тебе лица нет! Где ты был ночью?

Виктор процедил:

— Я предупреждал. Были дела. Я в порядке.

На пороге комнаты он обернулся, испугав взглядом старушку:

— Все нормально, мне только надо выспаться!

Стянув грязную рубашку, Виктор бросился на кровать. Отключаясь, он услышал из коридора голос бабушки:

— Ты кушать будешь?

Это была не потеря сознания, а забвение, тяжелый сон, постепенно ставший ярким и четким, как будто все происходило на самом деле.

Виктор шел по грязной, размытой серым дождем дороге, увязая босыми ногами в теплой земляной жиже. Ливень, нещадно полоскавший по лицу и телу, тоже казался мутным, темным. Вдалеке Миллер увидел огромный дом, окруженный рвами из грязи. Виктора звал туда особый звон, льющийся из окна. Звенящий воздух будто поддерживал его под руки, не давая упасть лицом в омерзительную муть. Превозмогая усталость и боль в голове, Миллер шел и шел, медленно продвигаясь к манящему дому. Перед самым порогом он все-таки упал, вымазавшись по уши. Он поднялся и, толкнув кованую дверь, оказался в огромной белоснежной зале, сверкающей по углам. В самом центре возвышался серебряный обелиск, над которым сгустившемся дымом витал безликий темный демон. В отверстиях в колонне сияли пять крошечных камней. Позади этого странного алтаря в прозрачной клетке стояла женская фигура в бирюзовой мантии.

— Дина, — крикнул что было мочи Виктор. Женщина обернулась, и Виктор увидел испуганные сине-зеленые глаза. Он бросился к ней, но невидимая клетка поднялась в воздух и исчезла. Растворился и молчаливый демон.

А Миллер оказался в длинном белом коридоре со множеством дверей. Виктор упорно толкал то одну, то другую, но они не открывались. Почти в самом конце коридора ручка поддалась, и через дверной проём он увидел Дину. Она протянула к нему руки, из которых струился голубой свет:

— Ты нашел меня!

Виктор бросился к ней. Дина провела рукой по его голове, убирая боль, а затем произнесла:

— Я есть, Ты есть — Мы есть. Верь только в это! Ты все сможешь!

— Дина! — закричал Миллер, но все вокруг него стало растворяться в тумане. Пространство заполнял собой огромный вибрирующий дым-демон.

* * *

Виктор открыл глаза. Едва различимые в темноте предметы покоились на привычных местах. «Странный сон!» — подумал Виктор, с облегчением отметив, что голова перестала болеть. Он сел на кровати. Надо бы в душ.

«Сначала позвоню Дине», — решил Миллер, но электронное табло показывало три часа. «Спит, наверное», — предположил он и на цыпочках направился по коридору в ванную. Вернувшись, он снова заснул мертвецким сном, без видений.

Утром его разбудил звук СМС. Виктор потянулся и понял, что чувствует себя превосходно, словно никогда и не болел. «Чудеса случаются!» — вспомнились ему слова Дины. Мобильный телефон опять нетерпеливым постукиванием объявил о доставленном сообщении, Виктор нашел трубку на полу возле кровати.

«Это Дина!» — обрадовался Миллер, но ненадолго. Прочитав сообщение, он не поверил своим глазам и перечитывал его вновь и вновь:

«Мы больше не будем встречаться. Не ищи меня! Прощай. Дина».

Стиснув зубы, Виктор, наконец, выпустил мобильник из рук, не зная, что и думать. Уязвленное самолюбие не смогло перебороть непонимание, и он набрал ее номер. Отключен. Внесла в черный список? Одумалась? Что произошло? Рой версий кружил над головой. Что-то не так, — чувствовал Миллер, не находя объяснений. Понурый, он вышел из своего «логова». Услышав шум двери, из кухни выглянула мама, высокая стройная женщина лет пятидесяти. В постоянных и неутомимых сражениях за красоту с подступающей старостью она пока побеждала. Даже утром с прической и макияжем, она смотрелась, как модель из рекламы омолаживающего крема.

Вытирая мокрые руки полотенцем, она с укоризной посмотрела на сына:

— Проснулся?

— Привет, мам, — ответил хмуро Виктор, — ты не в настроении?

— Какое же будет настроение, если мне бабушка рассказала, что ты заявился вчера домой пьяный, да еще и подрался с кем-то!

Виктор изумился:

— Пьяный?! С чего она взяла?

— Она говорит, ты еле держался на ногах и не мог связать нормально двух слов.

— А, понятно, — кивнул Виктор.

— А я не понимаю, как так можно! Дома не ночевал. В ванной твоя рубашка на полу в пятнах крови…

— Мам, да все нормально, — попробовал утихомирить ее сын. — Я сам разберусь со своими делами.

— Что случилось?!

— Небольшие неприятности. Все кончилось.

— Надеюсь, — мать взяла рукой его подбородок. — Ты бледный какой-то…

— Я в порядке, — отдернул голову Виктор и зашел в ванную. — Мне надо на работу.

— Завтрак готов! Не убегай, не поев, — крикнула через дверь мама.

— Я не голоден, — буркнул он с зубной щеткой во рту.

Она была в постоянных разъездах, да и в принципе, жила в столице. В редкие дни, которые проводила в родном доме, Елизавета Андреевна считала своим долгом воспитывать и опекать сына, забывая, что ему уже за тридцать, и что он выше ее на целую голову. Возвращаясь с гастролей, она смотрела в коридоре на мужские туфли сорок пятого размера, и ей до сих пор казалось, что в доме гости — быть не может, чтобы «малыш так вырос». Тем временем «малыш» защитил диссертацию и считался серьезным ученым с большими перспективами. Она плохо знала его привычки, зато заваливала сына дорогими подарками и хвасталась в интервью журналистам его гениальностью. Мама была для Виктора «величиной переменной», постоянной была бабушка, маленькая накрахмаленная старушка.

Облачившись в очередной костюм, Виктор все же вышел на кухню, совмещенную со столовой. Мамино настроение успело перемениться:

— Какой ты красивый, Витюш, — вздохнула она. — Если бы ты пошел по моим стопам, поклонницы не давали бы тебе прохода.

— Вряд ли, — и без того мрачный Виктор превратился в грозовую тучу, думая об утреннем послании.

— У тебя есть девушка? — спросила мать, не замечая, что делает сыну больно.

— Нет, мама! — Миллер быстро встал из-за стола. — Спасибо за завтрак. Мне пора идти!

Вдогонку Елизавета Андреевна крикнула:

— Но ты же ничего не съел…

Виктор поспешно ретировался, чувствуя, что может взорваться. Миллер шел мимо многоэтажек спального района, искренне ненавидя себя. Злость и напряжение, готовые перелиться через край, сводили скулы, сжимали кисти в кулаки. Он подшвыривал ногой камни, изредка попадавшие под башмак, втайне мечтая разбить какое-нибудь окно. Сделать это прямо не позволяло воспитание. Пересекая дорогу, Виктор и не подумал посмотреть по сторонам. Завизжали тормоза, и в нескольких сантиметрах от его ноги притормозили «Жигули». Виктор ударил наотмашь по металлу, и, не обращая внимания на крики водителя, зашагал прочь.

В кармане пиджака задребезжал телефон, Виктор поднес его к уху:

— Я слушаю.

— Вить, это Денис, привет, — послышался взволнованный голос.

— Привет, — холодно ответил Миллер.

— Слышь, это, конечно, не мое дело…, - сказал Соболев, — но… Одним словом, мне Дина рассказала, что вы как бы вместе. Вы, случайно, не поссорились? Ничего такого между вами не произошло? Плохого, я имею в виду…

Виктор остановился. Вулканом кипящая злость стала затихать, растворяясь в недоумении:

— Что с ней? — сразу спросил он.

— Я не знаю, — неуверенно произнес Денис. — Вчера вечером мы договорились созвониться, но она не позвонила. И телефон все время отключен. А сегодня утром пришла смс-ка…

— Что там написано?

— «Я в порядке. Не ищи меня! Дина»… Я подумал, может, вы поссорились, и она взбрыкнула и уехала куда-нибудь подальше. Я за нее беспокоюсь. Это на нее не похоже, но… смотря как поссорились.

— Мы не ссорились. Все было хорошо, — Виктора охватила дрожь. — А утром она рассталась со мной через смску. Как обухом…

— Как-то странно. Кстати, ты чего звонил мне вчера? — осведомился Денис. — Ты так и не сказал.

— Мм… Знаешь, мне вдруг показалось, будто с Диной что-то не так, — признался Виктор. — Я больше ее не видел. И не смог дозвониться.

— Вы не встречались вечером?

— Нет.

Денис помолчал немного и сказал:

— Ладно, я заеду к ней домой. Посмотрю, как там… Ну, бывай!

— Созвонимся.

Соединение прервалось. Миллер, махнув рукой на глупую гордость, рванул к дому Дины. Вчерашнее чувство тревоги теперь било набатом. В такси перед глазами всплыла картина из ночного сна и шепот Дины: «Я есть, Ты есть — Мы есть. Верь только в это! Ты все сможешь!».

— Побыстрей, пожалуйста, — подгонял он и без того нарушающего правила таксиста.

У подъезда знакомой хрущевки Виктор выскочил из такси, чуть не сбив с ног выходящего из служебного Форда Дениса Соболева.

Они пожали друг другу руки и наперегонки помчались по ступеням к третьему этажу. Денис позвонил. Тишина. Он достал ключи и отомкнул замок. Дверь с легким скрипом приоткрылась, и парни зашли.

Миллер сразу понял, здесь и вправду никого не было с того момента, как они вместе покинули квартиру. Все такой же легкий беспорядок: голубой шелковый халат, который Дина небрежно бросила на стул, так и не вымытые чашки с засохшими остатками кофе на журнальном столике и случайно выпавший у него из кармана платок со следами крови. Виктору показалось, что всего час назад она, как в сказке, кружила его под потолком, но теперь здесь царила пустота.

Миллер поднял платок и в растерянности сел на стул:

— Она не ночевала здесь, — убежденно заявил он.

— Черт, — выругался Денис, — куда же она делась?!

— Ты знаешь про камни? — поинтересовался Виктор.

— Еще бы! Чертовы безделушки! Говорил ей, чтобы избавилась от этих артефактов! — воскликнул Соболев. — Вчера придурок какой-то в парке к ней приставал, загипнотизировать хотел, про то, что в квартиру вламывались, ты и сам знаешь. Я ее просил ко мне переехать, а она уперлась — нет и все. А потом шеф позвонил… и я как-то отпустил ее.

— Какие мы с тобой идиоты! — с досадой сказал Виктор.

Оба почувствовали, что могли уберечь Дину, но занятые своими делами, оставили хрупкую девушку на произвол судьбы. Денис ухватился за последнюю надежду:

— Постой! Может, она просто тусит где-нибудь у подружек? Сейчас-сейчас, — Денис прокручивал контакты в смартфоне.

Затаив дыхание, они ждали ответа подруг, надеясь на дурацкую шутку. Увы, тщетно. Денис по очереди обзвонил всех родственников, пока Виктор вышагивал по залу вдоль и поперек. Поддавшись эмоциям, брат бросил телефон на диван:

— Чертов мобильник! Никакой пользы от него!

Парни сидели друг напротив друга, понимая, что ни один из них не знает, что делать.

— Блин, Дуська! — в сердцах воскликнул Денис. — Найду, отшлепаю, как следует!

— Я думаю, ее похитили, — вдруг выложил Миллер.

— Зачем? Вдруг она сама…

— Нет, не сама, — прервал его Виктор, — так можно было бы считать, если бы не сегодняшние сообщения. Я не могу подать заявление в полицию. Я ей никто, а ты брат. Поехали.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — кивнул Миллер.

И, захватив со стеллажа ее фотографию в рамке, они покинули квартиру.

Отделение полиции расположилось неподалеку на первом этаже старого замызганного дома. Унылые стены, до середины выкрашенные синей краской, старая мебель и неприятный запах встретили Дениса и Виктора. Пара таджиков чего-то ждала в тесном холле. Нервно теребя ручки потертой сумочки, ерзала на лавке опухшая серая девица. Прямо перед ними виднелась зарешеченная комната, где за кучей бумаг милиционер раздраженно бил пальцем по клавиатуре.

— Извините, — начал Виктор. — Мы хотели бы подать заявление о пропаже человека.

Денис выглянул из-за Миллера, готовый предъявить фотографию. Служитель закона осведомился:

— Кто пропал и когда?

— Моя сестра, — подал голос Соболев, — вчера. Заявление у вас писать?

— Не, ребята, погодите, — помахал головой полицейский, — по закону должны пройти сутки.

— Как сутки? — опешил Виктор.

— Раньше не принимаем. Приходите завтра, — равнодушно заявил парень в форме, — если сама не найдется.

— Но…

— Идите, идите. Не отвлекайте! Тут и так проблем…

Денис возмущенно спросил:

— Но можно же узнать, нет ли о ней чего во вчерашних происшествиях?

— Это к дежурному. Телефон в коридоре на стене.

Виктор и Денис отошли от окошка и принялись изучать бумажки на стенах. Дежурный по телефону сообщил, что имя Дианы Соболевой ни по одному делу вчера не проходило, неопознанных трупов женского пола тоже не обнаружено.

Денис, нервничая, не знал, куда деть довольно большую фотографию сестры. Виктор протянул руку: «Дай мне». С глянцевой картинки смотрела на него смеющаяся Дина, ее кудри развевал ветер. У Виктора дрогнуло сердце: «Где ты?»

Тяжело вздохнув, Денис спросил:

— Не пойму, что же нам делать. Ждать до завтра?

— Я подумаю, — тихо сказал Миллер.

Подходя к своему автомобилю, Денис уточнил:

— Мне надо на работу, на Козлова. Тебе не по дороге?

— Я с тобой, — Миллер сел на переднее сиденье.

Несколько минут в машине висело напряженное молчание. Подъезжая к высотному зданию, в котором расположился офис Дениса, Соболев произнес вслух:

— Мы расстались с ней около двух. Дина сказала, что пойдет на остановку.

Миллер кивком показал на стеклянную конструкцию за окном:

— Эту?

— Да.

Машина притормозила. Виктор вышел из Форда и внимательно осмотрел припаркованные на тротуаре автомобили и столпившихся перед входом людей. Его взгляд привлекли камеры, установленные по углам дома.

— Денис, как ты думаешь, чьи это камеры? — спросил он друга.

— Наверное, службы охраны.

— Посмотри, одна из них как раз направлена на остановку…

— Да, но нам что это даст?

— Кто знает, — предположил Виктор, — по крайней мере, если нам удастся увидеть, как и куда она уехала, будет хоть крошечная зацепка.

С проблеском надежды парни метнулись в здание. За стеклянными дверями, распахнувшимися перед ними, обычным смертным вход на этажи преграждали турникеты.

— Ты пока оформи к нам пропуск, — крикнул Соболев Виктору, — а я попробую найти начальника охраны.

Виктор протянул паспорт для сканирования сотруднице секьюрити. Переминаясь с ноги на ногу, он еле дождался, когда вместе с паспортом ему в руки опустится пластиковая карточка с пометкой «Visitor». За турникетом он увидел Дениса, что-то с жаром объясняющего представительному мужчине в форменном костюме. Подходя к ним, Виктор услышал:

— Без разрешения управляющего даже не подходите ко мне с такими просьбами, — отчеканил тоном бывшего полковника начальник службы безопасности. — Принесете мне официальный запрос на бланке вашей компании с разрешением Куроновой, тогда и поговорим.

— Ладно, — процедил нервно Денис, и, обращаясь к другу, предложил, — если хочешь вместе просмотреть видеозаписи, придется подождать.

— Конечно, хочу. У меня время есть.

Они зашли в лифт. Дверцы плавно закрылись, в этот момент зеркальное пространство кабинки помутнело перед Виктором, лица пассажиров «поплыли». «Не сейчас!» — сам себе приказал он, стиснув зубы. Усилием воли Виктор попытался нормализовать картинку перед глазами. Как ни странно, приступ отступил. Денис ничего не заметил.

В офисе Соболев бросил на ходу секретарю:

— Меня не беспокоить.

Пока Денис бегал в поисках управляющего, Виктор изнывал от бездействия. От нечего делать он включил телевизор, неизвестно с какой деловой целью установленный в кабинете регионального директора по продажам. Рисованный мышонок яркого американского мультика, сверкая пятками, убегал от злобного кота. Он делал это так быстро, что, срываясь с места, оставлял след, похожий на облако. Глядя на эту незатейливую погоню, Виктора озарило: «След! У Дины при взаимодействии с камнями возникает уникальное электромагнитное поле! Имея конечную скорость распространения, электромагнитное поле может существовать автономно от породившего его источника и не должно исчезнуть вместе с самим источником. Вопрос, на каком расстоянии его можно определить? И сколько времени может сохраняться подобный отпечаток?» Виктор схватил лист бумаги со стола и принялся лихорадочно записывать идеи на языке формул. В кабинет ворвался Денис:

— Бюрократы чертовы! Сколько времени потратил, пока дали разрешение!

— Мы идем? — вскочил Виктор.

— Да-да. Сейчас покажут запись.

Они быстро спустились в подвальный этаж, где разместился видео-центр службы безопасности. Их встретил начальник охраны:

— Я покажу вам не больше того времени, что указано в запросе, — предупредил он.

— Нам больше и не надо! — огрызнулся Денис.

— Хорошо. Селиванов, поставь вчерашнюю запись с обеих камер. Нам нужен промежуток времени с 13:00 до 13:30.

Молодые люди жадно всматривались в черно-белое изображение. Долго им ждать не пришлось: фигура Дины на экране показалась в 13:03. Не спеша отдаляясь от здания, девушка обернулась, помахала рукой. «Это мне!» — шепнул Денис. Затем она подошла к безлюдной остановке. Одновременно с ней к стеклянному кубу подъехал темный внедорожник Тойота Лэнд Крузер, а с другой стороны подоспел здоровяк в кожаной куртке.

— Замедлите, пожалуйста! — попросил Миллер.

Картинка начала притормаживать. Холодея от ужаса, Денис и Виктор наблюдали за тем, как Дину одним движением впихнули в машину, а затем в салон влез и бандит в кожанке, обернувшись прямо на камеру.

— Номера! — закричали они хором, и Денис попросил:

— Увеличьте изображение.

— Сейчас попробуем, — сказал Селиванов, склонившись над клавиатурой.

Ракурс заднего вида Тойоты стал больше, показались нечеткие цифры, которые Денис не преминул записать.

Соболев требовательно обратился к начальнику охраны:

— Нам нужна копия этой записи!

Тот отрицательно помахал головой:

— Информация конфиденциальная, мы можем ее предоставить только правоохранительным органам.

— Но там мою сестру похищают! — вскипел Денис.

Бывший полковник задумался на мгновение: человеческое понимание боролось с привычкой следовать уставу. Военный победил:

— Не имею права! Я могу из-за этого работы лишиться! Может, у вас какие-то бандитские разборки! Обращайтесь в полицию! — заявил он.

Соболев выругался и вышел из помещения.

— Спасибо и на том, — мрачно бросил Миллер, следуя за другом.

В коридоре Денис нервно закурил:

— Дуська-Дуська! Как же ты влипла! — приговаривал он, а затем повернулся к Виктору. Тот втянул голову в плечи и судорожно сжимал рамку с фотографией, на которой оставались следы от потных рук. Не находя себе места, он то прислонялся к стене, то подходил к перилам лестницы.

— Давай решать, что делать дальше! — предложил Денис.

Миллер поднял глаза:

— Теперь известно, что Дина не просто пропала. Значит можно не ждать сутки, а заявить уже сегодня о похищении. Милиция проверит номера. Возможно, этот тип проходит у них где-нибудь по базе.

— Да, согласен. Поедешь со мной?

— Конечно. Мне, наверное, придется давать показания.

— Угу, — кивнул Денис.

В дежурной части ГУВД их направили к следователю Русланову. Денис и Виктор заполнили все нужные бумаги, рассказали, что знали. Невысокий, сероглазый, с большим орлиным носом следователь выглядел устало. Он был не старше их, скорее даже младше. В ответ на мольбу Дениса сделать все возможное, чтобы отыскать сестру, Русланов показал потерпевшим стопку дел на столе:

— Товарищ Соболев, я, конечно, вас понимаю и сделаю все, что смогу, но поймите и вы меня! Это только в кино показывают, что группа сыщиков разбирается с одним крупным делом, а у меня их параллельно двадцать проходит. У одного! Так что не обессудьте.

— Сергей Константинович, — умоляюще произнес Денис. — Я понимаю, вам нелегко приходится, но что же мне делать?! Я готов и сам вести расследование, но чертов бюрократ-охранник даже запись с камеры не дает скопировать! Хотите, я вас как частного детектива найму?! Я на все готов!

— Я тоже! — рванулся вперед Миллер.

— Ребята, — замахал руками Русланов, — успокойтесь! Только не стройте из себя суперменов — обычно в таких делах это до добра не доводит. Может быть, помощь и понадобится, но пока ждите. Договорились? Без самодеятельности! Вы и так молодцы — кое-что раскопали.

— Сергей Константинович! Если будет какая-нибудь информация, сообщите мне, пожалуйста, — Соболев протянул визитку. — С моей стороны все, что потребуется, я обеспечу. Даже вас лично всем обеспечу!

— Без этого, прошу вас, — нахмурился Русланов. — Вы новостей не смотрите, что ли? Каждый день кого-нибудь за взятки сажают.

— Извините, — смутился Соболев. — Я просто не могу сидеть и ничего не делать…

— Я позвоню вам, когда что-нибудь прояснится. И вы будьте на связи, от вас могут потребовать выкуп. До свидания, — распрощался с парнями служитель закона.

У парадного входа ГУВД Денис и Виктор расстались, унося с собой тяжелую ношу потери.

* * *

Русланов не обманул — уже к вечеру сообщил новости. Владельца внедорожника оказалось найти легче легкого. Им оказался учредитель сети супермаркетов «Червонец» Дмитрий Бездорожный. Тип в кожаной куртке, Станислав Микешин, работал у него водителем и охранником. Их задержали по обвинению в похищении, однако ситуацию это не прояснило. Задержанные сходились в показаниях: в 11:00 вышли из супермаркета, чтобы ехать в аэропорт. Бездорожный должен был улетать в Петербург на встречу с поставщиком. У него даже билеты нашлись на ту дату, на 12:30, и обратно, на утренний рейс. Подтвердилась и бронь на его имя в гостинице, а представитель компании-поставщика подтвердил, что встреча была назначена и не состоялась. Тем не менее, оба подозреваемых не смогли объяснить причину опоздания на рейс. Провал в памяти у них, видите ли…

Бездорожный и Микешин утверждали, что не помнят, что было с полудня до 15:00, и растерянность на их лицах выглядела очень даже правдоподобной. Вышли из супермаркета, сели в машину, а потом очнулись на пустой загородной трассе. Оба заявили, что Дину не знают. Хотя охранник, рассмотрев фотографию, признался, что видел ее несколько раз в магазине на Западном. Он обратил на нее внимание, потому что девушка показалась ему уж очень симпатичной, на актрису какую-то похожа. Несмотря на давление милиции, следствие дальше не продвинулось. Задержанные божились чуть ли не со слезами на глазах, что не знают, где находится пропавшая Дина Соболева.

Просмотр видеокамер супермаркета показал, что они действительно отъехали со стоянки в одинадцать. На переднем сиденье видеокамера зафиксировала пассажира: мужчину в белом пиджаке, старательно скрывающего свое лицо. Подозреваемые заявили, что понятия не имеют, кто это, и был ли он с ними. Денис решил рассказать следователю, о встрече Дины в парке с незнакомцем в белом, не сумевшем ее загипнотизировать:

— Может быть, их он смог? — предположил Соболев в разговоре с Руслановым.

— Вы что, верите в это? — скептически поморщился следователь. — Я склонен верить только в то, что увидел сам.

— До некоторых пор и я не сильно верил, — признался Денис, — но сестра убедила меня, что все это вполне реально. Для нее, в принципе, все эти эзотерические штучки не являлись чем-то экстраординарным. Она лет с пятнадцати занималась то тем, то этим, знаете, семинары всякие, медитации, йога и тому подобное. Вот и влипла…, - и Соболев выложил все, как было, ошарашенному следователю, которому совсем не хотелось записывать эти россказни в протокол.

 

Глава VII. Неисповедимые пути

Всю ночь и утро Виктор провел в лаборатории, многократно просматривая записи исследований о камнях. От анализа данных уже плясали чертики в глазах. Казалось, главная мысль витает где-то рядом — протяни руку и поймаешь, но нет — она ускользала. Виктор понял, что для создания прибора, способного на расстоянии обнаружить источник электромагнитного поля, ему не хватает знаний. Или дерзости. Каждая лишняя минута — непозволительная роскошь. Кто знает, что грозит Дине сейчас? Жива ли она? Как он мог уйти тогда на зачет… какой-то дурацкий зачет и оставить ее одну? Ведь ясно было, что она в опасности.

За окном сизые тучи сгущались в небе, заволакивая голубое пространство. Внизу в университетском парке толпилась молодежь, особенно пестрая на фоне темного неба. Миллер достал из стола старую записную книжку. Необходим был совет, трезвое слово нестандартно мыслящего человека. Виктор быстро нашел имя «Ракитин», но сразу номер не набрал — не мог переступить через себя. Наконец, решился.

— Алло, — услышал он подхриповатый голос.

— Василий Игнатьевич, здравствуйте. Это Виктор Миллер, — напряженно сказал физик.

На том конце послышался тяжелый вздох, и после небольшой паузы ему ответили не слишком приветливо:

— Чем обязан?

— Я хотел бы принести извинения, — начал Виктор.

— Поздновато…

— Да, возможно. Нет, наверняка, поздно, — поправился Виктор, от волнения у него перехватило горло.

— Это все? — собеседник явно хотел прекратить разговор.

— Нет. Мне нужна ваша помощь.

— Интересно, — съязвил хриплый голос. — Ты думаешь, что я помогу тебе?

Виктор, невзирая на самолюбие, не отступил:

— Василий Игнатьевич, я виноват перед вами. Я понимаю, для вас я — предатель, и, поверьте, я уже наказан. Серьезно наказан.

— Мне это не важно, — произнес тот, готовясь положить трубку.

— Постойте, Василий Игнатьевич! Позвольте договорить. Я бы не осмелился просить у вас помощи для себя лично, но в большую беду попал очень хороший человек, гораздо лучше меня. И я… я не могу помочь! А вы, наверное, сможете.

На том конце молчали. Виктор с необычным для него жаром продолжил:

— Мне очень нужен ваш совет! Позвольте приехать к вам. По телефону все рассказать невозможно!

— Что ж, приезжай, — неохотно согласился Василий Игнатьевич, интонацией давая понять, что эта встреча будет для него не самой приятной.

— Спасибо большое! — с облегчением произнес Миллер. — Я буду у вас через час-полтора.

— Ладно.

Виктор бросился на пригородный вокзал и успел сесть на электричку за минуту до отбытия. Электропоезд тронулся, покачивая полупустой вагон. В противоположном конце устроились бабушки, обвешанные кошёлками, и старик в мятых трико с ведрами и лопатой. Они громко обсуждали садово-огородные проблемы. Напротив Миллера села молодая женщина с кудрявой девочкой лет четырех. Малышка долго изучала его огромными зелеными глазами, а потом вдруг серьезно спросила:

— Дядя! Ты почему такой грустный?

Мать зашептала на ушко: «Не приставай к дяде! Может быть, ему плохо».

Но девчушка встала и протянула ему книжку с картинками:

— Возьми сказки! Они хорошие!

Виктор печально улыбнулся ей, но книжку не взял:

— Моя сказка плохо кончается.

— Маша, иди сюда! — требовательно позвала мать. Девочка вернулась к ней и забыла о Викторе. Он прислонил горящую голову к холодному стеклу вагона, вибрирующему от движения поезда, и закрыл глаза. На него нахлынули воспоминания о последней встрече с Василием Игнатьевичем, и вместе с ними всплыло чувство вины, едкое, как щелочь.

Василий Игнатьевич Ракитин был его преподавателем в университете и учителем в жизни когда-то. Нет, он не рецензировал и не руководил кандидатской Миллера, сердечный человек относился к Виктору по-отечески. Видя в молодом ученом «Божью искру», Ракитин всеми способами стремился привить ему смелость решений. И, с детства лишенный внимания отца, Виктор ценил это. Оба увлеченные наукой, они беседовали часами, споря и ругаясь, часто не совпадая во мнениях, но порой понимая друг друга с полуслова. Одно смущало Виктора: Ракитин мог вслух при всех рассуждать о Боге и о необходимости учитывать ментальные энергии в физике. Вся кафедра сначала потихоньку посмеивалась, но потом приступила к агрессивным действиям, когда Ракитин решил открыто проверить «ненаучную» теорию физического вакуума, известную как «Теорию торсионных полей», и даже принялся доказывать, что физики Шипов и Акимов, против которых ополчилась РАН, все же во многом правы. Байбаков, новый ректор, открыл настоящую войну «псевдонаучной ереси», стремясь выгнать «инакомыслящего» из стен университета. Виктор только что защитил диссертацию и на местные интриги внимания не обращал. Он считал себя выше этого. Перед ним маячила командировка в Швейцарию, и Виктор мысленно уже был там.

А затем на заседании научного совета, когда Байбаков, не стесняясь в выражениях, обвинил Ракитина в невежестве и фальсификации данных, Миллер промолчал, хотя кто, как не он, знал, что ни о каком подлоге и речи быть не могло. Василий Игнатьич так «горел» своей теорией, что сутками проверял и перепроверял каждую запятую, любой результат экспериментов. Но, отводя глаза от вопрошающего взгляда Ракитина, Миллер не сказал ни слова в защиту и при голосовании за исключение «еретика» из состава научных сотрудников, Виктор только «воздержался». Собрание окончилось, и Ракитин с пергаментным лицом покинул зал. Проходя мимо покрывшегося пятнами Миллера, он отшатнулся от него, как от прокаженного. В тот момент Байбаков похлопывал новоиспеченного доцента по плечу, вещая во всеуслышание:

— Вся надежда на вас, молодых ученых! Вы понимаете меня, Виктор Александрович?

Миллер готов был провалиться под землю из-за собственной трусости. Он, нахмурившись, пробормотал что-то невнятное и вырвался из зала вслед за изгнанным коллегой. Догнав его на лестнице, Виктор попытался оправдаться:

— Василий Игнатьевич! Я… Мой голос все равно ничего не решал…

Тот обжег его взглядом и бросил разочарованно:

— Для меня решал и решил: я не знаю, кто Вы, Виктор Александрович Миллер. Недруг? Карьерист? Трус? Не важно. Прощайте!

И ушел прочь, не оглядываясь, оставив позади бывшего соратника, чувствующего моральное удушье. Пока Виктор, как оплеванный, стоял один в коридоре, в душе его вскипали гнев и обида. Из дверей показалось лицо Байбакова. Он что-то говорил Миллеру, но тот, казалось, не слышал, мысленно перенося неуправляемую бурю эмоций на ректора. Байбаков исчез за дверями, а через несколько секунд послышались крики, поднялась суматоха. Когда Виктор вернулся в зал ученого совета, ректор лежал возле входа, задыхаясь, пытаясь непослушными руками сорвать галстук. Лицо Байбакова стало пунцовым, и вскоре он затих. Миллер неподвижно смотрел на царивший вокруг хаос, почему-то уверенный, что не инсульт, а его личная обида поразила профессора быстро и точно, как шаровая молния.

Василия Игнатьевича уволили из университета через день после пышных похорон Байбакова, которые сопровождали речистые выступления профессоров и сухие соболезнования вдове, море гвоздик, венков и только пара заплаканных глаз маленькой женщины. Больше Виктор ни разу не встречался с Ракитиным. Хотел позвонить и не мог. Миллионы раз прокручивал в голове этот день, пытаясь найти себе оправдание. В мысленных битвах его оппонентами был и Ракитин, и теперь уже покойный ректор, и члены научной коллегии, а порой и весь мир.

Хуже всего Миллеру стало, когда он случайно встретился в университетском коридоре с растерянными, несчастными глазами ректорской вдовы. ВИНОВЕН — такой приговор вынес он сам себе. Трус и убийца… Внутренний суд затянулся, а прокурор был жесток. И ни один судья настолько не презирал преступника так, как Виктор. Он презирал себя до ненависти. И без того необщительный физик стал совсем замкнутым, отдалился от друзей и позволил страсти к науке тихо угасать, словно юной деве над могилой любимого. Коллеги его избегали — им было не по себе от тяжелого взгляда угрюмого молодого человека. Несмотря на его привлекательные черты и неплохую фигуру, студенткам и в голову не приходило с ним заигрывать, да он и сам никого близко не подпускал, страшась огненной силы своей обиды.

Выстроенный от мира забор покачнулся, и Виктор почувствовал облегчение, встретив Дину, — он вдохнул, наконец, свежего воздуха, но эйфория освобождения длилась недолго.

* * *

Колеса поезда монотонно стучали по рельсам, укачивая девчушку напротив. Ее каштановые кудряшки пружинили в такт электричке, а глазки слипались сами собой.

— Не спи, скоро приедем, — тихонько будила мама, но ребенок не мог бороться со сном.

Миллер сквозь ресницы смотрел на девочку, как завороженный, видя в ней маленькую Дину. Он понял, что ему все равно, кто и что скажет, отправит ли на плаху, заставит ли унизиться или вываляться в грязи, главное, помочь Дине, найти ее. Она полюбила его, а он оказался беспомощным. Опять…

Женский голос по радио объявил остановку: «Светлое». Виктор вышел из старого вагона на крошечной станции. Несколько человек слонялись у сельского магазинчика. Платформа была покрыта пятнами черно-белой шелухи от лущёных семечек. От станции шла единственная улица, с обеих сторон утопающая в зелени. Над заборами фиолетовые, лиловые, белые гроздья сирени источали пьянящий аромат, желтые головки одуванчиков, как веснушки, обсыпали любые мало-мальски свободные лужайки. Стройные ирисы, факела тюльпанов выразительными пятнами светились в садах сквозь сетчатые ограждения. Солидные кирпичные дома чередовались с хибарками. Местами розовой пеной цвели деревья, окруженные мохнатыми пчелами. Темно-серые перины туч пронизывали одинокие и оттого еще более яркие лучи солнца.

Покрытая паутинкой морщин, добродушная загорелая старушка в цветастом халате и тапочках на босу ногу с неприкрытым любопытством осмотрела приезжего — костюм с галстуком, дорогие туфли и сумка-портфель под ноутбук здесь выглядели, по меньшей мере, странно. Миллер уточнил у нее, как найти Вишневую улицу садоводческого товарищества «Виноградарь».

— Иди, сынок, прямо, потом налево, потом опять прямо, — бодро жестикулировала пенсионерка, — мимо старой церкви, потом увидишь железные вороты, за ними сады начинаются. Потом еще улиц пять пройти надо, я точно и не знаю. Там спросишь кого-нибудь.

Виктор поблагодарил бабулю. К церкви он пришел достаточно быстро. Она одиноко возвышалась в открытом поле, врастая корнями в поросший травами холм. Старые толстые стены были аккуратно выкрашены, а зарешеченные оконца вырезаны строителями, как в игрушечном теремке. На позолоту куполов, видимо, денег не хватило, но храм Божий и без того радовал глаз. Наполненный воздухом, он сливался в единое целое с окружающим незатейливым, но таким свободным пространством. Здесь тишину и спокойствие мирская суета не нарушала. «Вот где благо!» — подумал Виктор.

Обогнув церковь, Миллер направился по усыпанной галькой дороге к видавшим виды распахнутым воротам. По пути ему больше никто не встретился, и молодой человек внимательно всматривался в таблички на заборах и домах, чтобы не пропустить Вишневую улицу. Начал накрапывать дождь, и Миллер ускорил шаг. Минут двадцать спустя он, наконец, нашел зеленую калитку с номером «12». Она сразу поддалась, легонько скрипнув в ответ. Виктор зашел на ухоженный участок, в глубине которого притаился симпатичный красный домишко. Дождь припустил сильнее. Миллер забежал под крыльцо. Собравшись с духом, он негромко постучал. Дверь отворилась, и на пороге Виктор встретился глазами с Ракитиным:

— Добрый день, Василий Игнатьевич, — Виктор не решился протянуть руку для приветствия, уверенный, что ее не пожмут.

— Ну, здравствуй, — сказал тот, — заходи.

Виктор оказался в тенистой комнате с незатейливой обстановкой.

— Присаживайся, — Ракитин указал на кресло.

Напряженный гость опустился на мягкое сиденье:

— Спасибо!

Ракитин, ничуть не изменившийся, даже немного помолодевший от постоянного пребывания на свежем воздухе, выглядел моложе своих шестидесяти, только седина, полностью покрывшая голову, выдавала возраст. Бывший учитель не мог не заметить запавшие глаза и необычно резко выдающиеся скулы на похудевшем лице Миллера. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке:

— Неважно выглядишь, братец, — заметил Ракитин, садясь на табуретку возле стола. — Рассказывай, с чем пришел.

Виктор поднялся и произнес:

— Василий Игнатьевич, я признаю, что поступил низко, непростительно, и все же я осмеливаюсь просить у вас прощения, — слова давались Миллеру нелегко.

— Я давно простил тебя, — неожиданно мягко сказал Ракитин, — но все равно, молодец, что пришел!

— Как…?! — не поверил своим ушам Виктор.

— Да. Ты преодолел себя, молодец! — еще раз похвалил его Ракитин. — Старое забудем. Чаю хочешь?

— Нет, спасибо, — пробормотал Виктор, не ожидая такого легкого прощения.

Василий Игнатьевич внимательно посмотрел на него и спросил:

— Что же стряслось у тебя?

— Возможно, вы помните Дениса Соболева? Он учился со мной на курсе?

Ракитин кивнул:

— Да, хороший был студент, он, кажется, наукой больше не занимается?

— Нет, он — менеджер, но речь не о нем. У Дениса есть сестра, Дина. Так случилось, что Дине в руки попали артефакты, странные по структуре светящиеся камни, по-разному влияющие на людей. Проверка электронно-спиновым резонансом показала, что камням 18 миллионов лет, и это весьма сомнительно, конечно. Вы знаете, как я отношусь… относился к паранормальным явлениям, но эти необычные предметы, похожие на игральные кости, способны творить чудеса. Дина, например, могла левитировать, взяв их в руку, — взволнованно рассказывал Миллер, — Нет-нет. Это правда. Я видел сам. Она говорила, что для многих других они были опасны. За камнями кто-то охотился. По-видимому, эти люди похитили Дину вместе с артефактами. — Заметив тень сомнения на лице Ракитина, Виктор подтвердил, — Именно похитили. Три дня назад. Мы с Денисом видели запись с видеокамеры, где зафиксирован момент похищения. Мы обратились в полицию, но органы пока ничего не могут сделать.

— А я-то что могу? — не понял Ракитин.

— Дело в том, что я исследовал эти камни. В руках Дины они превращались в необычный мощный генератор электромагнитного поля. У меня сохранились все результаты тестов, — Миллер достал из сумки тонкий Макинтош. — Я подумал, что возможны два варианта, с помощью которых можно найти Дину: либо выявить «отпечаток» электромагнитного поля, либо рассчитать матрицу нейрофизических лучей и настроить прибор таким образом, чтобы он смог обнаружить местонахождение Дины, когда она возьмет камни. Но я многое испробовал, и пока безрезультатно, а времени… времени просто нет! — с отчаянием добавил Виктор.

Ракитин задумчиво улыбнулся:

— Ты полон сюрпризов! Давай-ка посмотрим на твои вычисления. Я полагаю, что тебе надо сделать эдакую смесь бульдога с носорогом: электромагнитный декодер с GPS-навигатором?

— Да, именно.

— А я боялся, что ты так и останешься «зомбированным» специальной теорией Эйнштейна двухмерным человечком в трехмерном пространстве официальной науки. Всё-таки нет. Ты понимаешь, что придется выйти за рамки того, что тебе известно?

— Потому я и пришел к вам. Я чувствую, что решение есть, но обнаружить его не могу.

— М-да, мешают, мешают стандарты-то, — вздохнул Ракитин. — Давай, выкладывай свои выводы.

Виктор поспешил открыть файлы, заполненные формулами и векторными диаграммами, с жаром излагая идеи.

— Понятно, — кивнул Василий Игнатьевич. — Ты не учитываешь, что магнитной и электрической напряженности электромагнитного поля необходимо сопоставить взаимодополняющие вектора: магнетический и электритический, которые показывают напряженность торсионного поля. Конечно, если ты не отрицаешь его существование.

— Торсионное поле… что ж, я его не исключаю. Я уже ничего не исключаю, — признался Виктор. — А о других понятиях, что вы говорите, я и не слышал.

— Это совершенно новые научные категории, — пояснил Ракитин. — Магнетические и электритовые поля отражают «сферу сильных взаимодействий», в то время как обычные электромагнитные поля характеризуют слабые взаимодействия. В торсионных полях существует двойственность доменов, и в них действительно могут содержаться волновые копии, «отпечатки», как ты сказал. Так вот, чтобы создать твой прибор, нужно использовать эту многомерность.

Они принялись обсуждать это, быстро заполняя чистый лист формулами с двух сторон, и, конечно же, спорить, как в старые добрые времена. У Миллера отлегло на сердце. Посреди спора Ракитин прервался и, прищурившись, спросил:

— Она ведь твоя девушка, верно?

— Я бы хотел так считать, — признался Виктор. Он встал, чтобы достать из сумки детали прибора, над которым работал. Возвращаясь к столу, Миллер покачнулся: у него потемнело в глазах, но он вновь смог перебороть приступ.

Василий Игнатьевич озабоченно заметил:

— По-моему, у тебя силы на исходе.

— Я в порядке. Это мое постоянное состояние, — заметил Виктор.

— И что же, ты найдешь ее и свалишься в обморок? — не отступался Ракитин.

— Не знаю. Главное, найти, пока жив, а потом все равно.

— Ты говоришь странные вещи…

— У меня опухоль мозга, — раздраженно крикнул Виктор, не сумев сдержаться. — Она прогрессирует. Это рак! Что еще я могу сказать? Времени у меня не много!

— Эка, дружок! — опешил бывший преподаватель. — Вот те на!

— Все. Не будем об этом! — отмахнулся Миллер.

Потрясенный признанием Ракитин пробормотал:

— Можно попробовать травками полечиться. Есть одно средство с болиголовом.

Виктор покачал головой:

— Устал лечиться. Не хочу, спасибо. Давайте вернемся к прибору. Смотрите, что у меня уже есть, — и выложил перед Василием Игнатьевичем свои наработки.

— Ладно, давай посмотрим.

Ракитин, потирая подбородок, внимательно слушал Виктора, иногда вставляя комментарии. Дискутируя над составленными схемами, они поняли, что имеющихся в наличии деталей недостаточно. Виктор предложил:

— В моей лаборатории, конечно, было бы удобнее все сделать, но я понимаю, вы туда ни ногой…

— Да уж, — крякнул Василий Игнатьич, — вези все, что нужно, сюда. Тут и соберем.

Виктор поднялся со стула.

— Компьютер оставь, зачем тебе его с собой таскать? Езжай налегке!

— Да, правильно. — Виктор положил ноутбук обратно на стол. — Я не прощаюсь.

* * *

Миллер вышел из калитки и, пытаясь вспомнить, как и куда нужно повернуть, направился к станции. Дождь прекратил, но дорогу испортил окончательно. Виктор огибал громадные лужи и петлял, как заяц, чтобы не оказаться по колено в грязи. С ветвей то и дело падали на лицо крупные капли. Сосредоточившись на лужах, Миллер все же пропустил нужный поворот и пошел дальше. Вскоре дачи окончились. Вместо ожидаемой старой церкви перед Виктором раскинулось поле, за которым серой полоской стелился асфальт дороги. Вдалеке за редкими штрихами лесополосы виднелся огромный особняк из белого кирпича с красной крышей, обнесенный высоким забором. Картина неожиданно показалась Виктору знакомой. Досадуя на грязь, Миллер остановился в нерешительности, раздумывая, куда же лучше пойти. «Заблудился, — подумал Виктор. — Надо возвращаться». Но его остановило неясное, тревожное чувство.

Вновь занялся дождь. В пронизанном влажностью воздухе, который вдалеке разрезали молнии, появилось знакомое ощущение. Нет, не ощущение, — понял Виктор, — звук. Тот сладковатый вибрирующий звон, который ассоциировался у него с Диной. Слабый, едва уловимый, но его ни с чем нельзя было спутать! «Как во сне!» — вспомнил Миллер и, оставив колебания, ступил на вздыбленную бороной и дождем землю.

Зеленая поросль, легкой шевелюрой колышущаяся над полем, от грязи не спасала, но Виктор продолжал упрямо пробираться к белому дому, борясь с жижей под ногами. К подошвам налипла земля тяжелыми комьями. Нещадный ливень вымочил его до нитки. Виктор порадовался, что оставил ноутбук у Ракитина. В полуметре от асфальта звук, который он ощущал всем телом, усилился. Это добавило Виктору сил, и он вырвался из земляного плена на твердую гладь дороги. Теперь Миллер не сомневался ни на йоту, что Дина там — в этом громадном загородном доме. Мокрый и грязный, он приблизился к неприступным двухметровым воротам. Виктор достал телефон и подключил GPS-навигатор. Связь была плохой, но верный мобильник продолжал попытки подключения к спутнику. Наконец, Миллер скопировал координаты и отправил сообщение Денису с пометкой «Я здесь. Село Светлое. Дина тоже».

Виктор нажал на кнопку домофона и понял, что включилась камера.

— Что нужно? — услышал он низкий голос.

— Мне надо поговорить с хозяином дома, — соврал Виктор, переминаясь с ноги на ногу, — я из поселка. Из «Светлого».

— Хозяина нет.

— Впустите меня, есть срочная посылка. Я не могу ее здесь оставить, — продолжал Виктор.

— Хорошо, — сказал охранник, — подождите, сейчас выйду.

Миллер пожалел, что в карманах у нет ничего, кроме мобильного телефона. Во что бы то ни стало нужно попасть внутрь, лихорадочно думал он. Калитка приоткрылась, вышел охранник в дождевике:

— Давайте вашу посылку поскорее.

— Я должен отдать ее лично в руки вашему хозяину, — Миллер попробовал было зайти, но охранник преградил дорогу.

— Хозяина нет, и вообще он не принимает. Я передам. Что у вас?

Не придумав ничего лучше, Виктор решил пойти внаглую. Он оттолкнул плечом ничего не подозревающего охранника и переступил порог.

— Ты куда, мужик?! — возмутился тот и схватил Виктора за плечо.

— Мне нужно зайти в дом, — настойчиво заявил Миллер, оказавшись на охраняемой территории.

— Эй! Да кто же тебя пустит! — крикнул охранник, вцепившись в руку распоясавшегося посетителя.

— Я ищу Дину Соболеву. — Попытался вырваться Виктор.

— Нет тут никакой Соболевой! — опытный охранник скрутил физика в два счета. — Ну, ты обнаглел! Давай-ка отсюда!

Виктору удалось освободиться. Он неумело попытался ударить здоровяка в форме, но тот отклонился от кулака и нанес нападающему ответный удар, от которого у Миллера в ушах появился совсем другой звон. Подоспел второй охранник. Без труда справившись с нетренированным гостем, они вышвырнули его за калитку, несмотря на отчаянное сопротивление. Разъяренный Виктор был уверен: «Дина там», и это придавало ему сил. Он бросился к лесополосе в поисках увесистой палки. Дождь все еще хлестал. Виктор принялся стучать кулаками по железным воротам, понимая, что охранники еще здесь. Он не ошибся. Парни вышли.

— Пустите меня! Вы держите здесь Дину Соболеву! — угрожающе крикнул Виктор с искаженным лицом и кинулся вперед с обломком дерева в руках, не сдерживая гнев, клубами летящий на соперников. Один из охранников не успел увернуться и рухнул от удара. Пока он поднимался, обозленный, второй со всей мочи ударил Виктора сзади по голове дубинкой. Миллер упал и… раздвоился. Он внезапно увидел со стороны, как выведенные из себя громилы колотят его обмякшее тело ногами и дубинками:

— Получи, козел!

Наконец, обратив внимание, что незваный гость не шевелится, один из охранников пнул его в спину, злобно хмыкнув:

— Эй, псих! Кто с дрыном к нам придет, тот от него и…

Второй нагнулся:

— Слышь, мы его не прикончили?

— Да нет. Вырубился придурок.

— Что с ним делать-то будем?

— Тащи в сторожку. Надо будет хозяину показать. Подозрительный тип. Звоню шефу.

Ничего не понимающий Виктор, не чувствуя боли и дождя, стоял в траве и смотрел, как взяв за руки и за ноги, охранники потащили его тело в маленькое кирпичное строение. Отправившись за ними, он увидел, как те бросили его на пол и, чертыхаясь, отправились чистить одежду. Виктор остался один рядом с безжизненным телом, ощущая странную легкость. Одна из стен стала прозрачной, постепенно превращаясь в манящий коридор света. Но Миллер вспомнил: «Дина! Надо найти ее!» И невесомое, никому не видимое, какое-то другое тело Виктора понеслось за мыслью в особняк. Кованая под старину дверь не поддалась — он прошел сквозь нее. За ней находился просторный современный холл, не похожий на белый зал из сна, и все же демонами тут пахло. Виктор, не задумываясь, что с ним происходит, чувствовал себя совершенно живым и быстро летел на любимый сладостный, завораживающий звон, пересекая двери и стены.

В голубой комнате на третьем этаже он увидел ее. Обхватив колени, Дина сидела в большом белом кресле и невидящим взором смотрела в экран телевизора.

На Виктора обрушилось неизмеримое счастье вновь видеть ее, знать, что она жива и цела! Затаив дыхание, он приземлился рядом, с восхищением отмечая, что пространство вокруг нее колышется, как море, голубыми волнами с зеленоватым отблеском. Миллер попробовал коснуться ее руки. Дина вздрогнула, но не заметила его. По щеке девушки потекла слеза, Виктор хотел поцеловать эту хрустальную капельку, но чуть было не провалился сквозь. Он чувствовал ее тепло, ее запах, звук, но бестелесными руками и губами не мог дотронуться, это было мучительно и несправедливо. Она выглядела, как обиженная первоклассница с косичкой, трогательная и абсолютно несчастная. Миллер прошептал: «Маленькая моя! Девочка! Я здесь, с тобой!». Шепот пролетел мимо ее ушей.

Дина, чувствуя чье-то присутствие в комнате, забеспокоилась. Она встала с кресла, обошла комнату. Виктор следовал за ней, тщетно пытаясь обратить на себя внимание. Она зашла в ванную, и в отражении зеркала они встретились глазами. Дина протянула руку к зеркалу, а Виктор собрался сказать, что любит… Но какая-то неодолимая сила потянула вниз. Как ветер, пойманный за хвост, сознание Миллера понеслось к сторожке. Кто-то натянул на Виктора через макушку его неудобное, громоздкое тело, будто старый, колючий свитер. Боль пронзила сразу, мгновенно распространяясь от головы до кончиков пальцев ног. Виктор судорожно вздохнул и застонал. Сквозь тонкие щели опухших век он опять увидел охранников.

— Фу-ух, шевелится, Рэмбо доморощенный, — сказал первый.

— Идиоты, — услышал Миллер, — уж кто-кто, а этот мне пока нужен живым!

Виктор повернулся на голос. Движение отдалось болью. Тяжелое тело двигаться не хотело и не могло. Миллер рассмотрел большое белое пятно, преобразившееся постепенно в темноволосого молодого мужчину в чем-то светлом. Тот, брезгливо отряхивая руки, поднялся от распластанного на полу избитого посетителя и приказал:

— Он еще долго будет приходить в себя. Отвезите его к городу и оставьте так, чтобы нашли.

Потом наклонился над Виктором:

— Я знаю, вы меня слышите. Запомните: если хотите жить сами, и чтобы Дина была жива, не ищите ее больше. Оставьте девушку в покое.

— Освободите ее, — с трудом пошевелил разбитыми губами Миллер, глядя в равнодушные черные глаза.

— Нет, — коротко ответил противник.

Вновь вспомнив Байбакова, Виктор собрал остатки сил и ярости и направил их огненным шаром в лоб незнакомцу. Вдруг сработает…

Тот сморщился и потер переносицу:

— Ого! Да мы пытаемся кусаться, — ухмыльнулся брюнет, а затем поднял ладонь над головой Виктора и сделал легкое движение вперед: — Отдохни, Ромео!

Миллер почувствовал, как в лоб врезалась мощная ударная волна, и его сознание померкло. В наступившем мраке Виктор услышал, как брюнет бросил подчиненным:

— Позаботьтесь, чтобы он сюда не вернулся. Только не убивайте, идиоты!

Хлопнула дверь, и улетающим эхом зазвучали слова провинившихся охранников:

— Достань полиэтилен подлиннее, чтоб машину не запачкать. Ты пробовал кровь когда-нибудь с сиденья выводить? Жуть просто, проще тачку выкинуть!

— Тогда я за пленкой. Зла не хватает, нарвались на неприятности из-за этого придурка. Вмазать бы ему еще разок!

— Да он и так вырубился…

 

Глава VIII. Отчаяние

Следующий день несвободы сводил Дину с ума. Она то подходила к окну, то присаживалась в кресло, не находя себе места, как мотылек, посаженный в банку. Дина включила телевизор, чтобы разбавить чем-то удушающую тишину. В этот момент дверь в комнату распахнулась, и вошел Сет. Дина сжалась.

— Как спалось? — спросил он, как ни в чем не бывало.

— Н-нормально, — сглотнула она, ожидая новых испытаний.

Его губы растянулись в формальной улыбке:

— Я, собственно, зашел удостовериться в том, что мы с вами друг друга поняли.

— Да, да, — поторопилась ответить Дина. — Я согласна. Что я должна делать?

— Пока просто привыкайте, — Сет не изъявил ни радости, ни удовольствия, — подумайте, что вам нужно из вещей. Вам всё привезут.

— Я могу забрать из дома что-нибудь моё? — с надеждой спросила она.

— Не стоит. Новая жизнь, новые вещи. Всё с нового листа! Радуйтесь! Не каждому дается такая возможность, — усмехнулся Сет.

— Тогда ничего не надо.

— Как знаете, — пожал плечами Сет. Он уже собирался выходить, когда в комнате появился с подносом в руках плечистый охранник. Его лицо менеджера из столичного офиса Дина сразу узнала — это он был прохожим в парке — свидетелем ее полета, именно с ним она столкнулась в дверях кафе.

Дину изумило, насколько по-собачьи преданно этот бесцветный молодой человек посмотрел на Сета. Маг представил:

— Это Евгений. Он всегда рядом с вашей комнатой. Если что-то понадобится, стучите.

Бодигард кивнул и оставил поднос с едой на столике. Он покинул комнату вслед за Сетом, но вскоре вернулся. Не удостаивая пленницу объяснениями и не особо церемонясь, он тщательно снял с нее мерки. Дина почувствовала себя той самой подопытной крысой в аквариуме, к которой вот-вот подсоединят проводки, а потом убьют, недолго думая. Но пару часов спустя в пустом шкафу появилось белье ее размера, махровый халат. На вешалках с магазинными бирками в ее распоряжение прибыли футболки, пара брюк, рубашки, свитера и даже спортивный костюм. Конечно же, белого цвета. При виде белых тапочек, Дина резюмировала: «Хоть сейчас прямо в гроб». Не распаковывая, она швырнула их на полку. Уж лучше дожить, сколько осталось, в родных джинсах и кофточке.

Ближе к вечеру Сет навестил Дину снова, как врач послеоперационную больную. Он принес с собой контейнер, в котором хранилась костяная шкатулка с камнями. Дина взяла их в руки, но артефакты не засияли. Наливаясь красно-бурым цветом, они жгли ей пальцы. Сет недовольно нахмурился и ушел.

* * *

Телевизор бубнил что-то негромко. Обхватив колени, Дина сидела в глубоком кресле, провалившись в экран невидящими глазами. И вдруг возникло ощущение присутствия. Непонятно откуда налетевший ветерок коснулся руки. Дина вздрогнула. Показалось, что кто-то смотрит на нее, находясь совсем близко. Она оглянулась — пустота. «Витюша, — вздохнула Дина, и слеза покатилась по щеке, — как ты? Где ты?» Еще более странное чувство охватило ее. Мурашки пробежали по всему телу. Дине стало не по себе, она обернулась, — никого. Всё та же одинокая комната. Но что-то было не так. Дина вскочила с кресла.

«Новую камеру подключили? — предположила она, обходя комнату. — Или это очередные эксперименты Сета?». Кто-то невидимый буквально наступал на пятки. Дина вошла в ванную, и, приблизившись к зеркалу, увидела в отражении Виктора. Он стоял позади нее, счастливо улыбающийся, ласкающий ее бесконечно нежным взглядом. Его фигура была туманна, только лицо виднелось четко. Дина протянула руку, но встретилась пальцами с холодным стеклом. А Виктор с любовью посмотрел ей прямо в глаза, будто что-то хотел сказать, и также внезапно, как появился, исчез.

Сколько бы ни всматривалась Дина в зеркало, кроме нее самой там больше никого не было. Тревога сменила привычную тоску. Что все это значило? Дина заметалась по комнате. Что-то с Виктором? Сердце выскакивало из груди. Впервые она потеряла контроль над собой и принялась изо всех сил стучать кулаками по дверям и кричать, чтобы ее выпустили. Но никто не откликался.

Через несколько минут к ней вошел Сет. Он был чем-то обеспокоен. Дина рванулась навстречу:

— Что случилось?!

— Все в норме. Просто настала пора отправиться к месту назначения. Заберите с собой всё, что потребуется вам в дороге. Она будет долгой. Мы уезжаем через четверть часа.

— Сет! — умоляюще вскрикнула Дина. — Скажите, Виктор жив?

Маг недовольно сверкнул глазами и внимательно вгляделся в ее лицо, затем все же процедил:

— Жив. Пока. Собирайтесь, — и стремительно покинул комнату.

Дина собирала вещи, а сердце бешено стучало, вызывая дрожь во всем теле. Евгений без стука ворвался в комнату, сгреб в объемную сумку все, что Дина выложила на кровать, и распахнул дверь:

— Выходите, машина ждет.

— Куда мы едем? — осмелилась спросить Дина.

Не удостоив ответом, тот взял ее под руку и повел к лестнице. «Робот чертов», — буркнула про себя Дина. Они поспешно пересекли «светскую» часть дома и вышли на крыльцо. Отвыкшей от улицы девушке в лицо пахнуло холодным ветром и брызгами дождя. Серый майский день стремился к вечеру. Дина обратила внимание на аккуратно подстриженный газон, окружающий дорожки, в одном месте он был не просто примят, но искорежен, и обломанный ствол молодого деревца дугой торчал из земли. Что это за бурые пятна на дорожке? Кровь…? Но Дине не довелось как следует рассмотреть это. У крыльца стоял джип. Евгений открыл перед Диной заднюю дверь и помог сесть.

В серебристом внедорожнике она оказалась не одна. Рядом восседал гипнотизёр, с которым она встречалась в парке в той, уже другой жизни. На переднем кресле пассажира Дина увидела Сета, сосредоточенного, недовольного и, как ни странно, взволнованного. Евгений сел за руль, и джип выехал за ворота. Дина обернулась — за ними следовала машина попроще. По узкой дороге они так и ехали кортежем, а Дина постоянно оглядывалась на второй автомобиль.

— Интересно, — заговорил Сет с человеком, сидящим рядом с Диной, — влияет ли на сенситивность гроза, или перед нами постоянный феномен? Как считаешь, Миша?

— Я думаю, погода здесь ни при чем, — уверенно заявил темноглазый Михаил, — и у нас еще будет возможность это проверить.

— А я бы не был в этом так уверен, — возразил Сет, наблюдая, как во влажных потоках за окном убегают назад поля.

— Пф-ф, — скептически пыхнул Михаил, — предлагаю заключить пари! Думаю, здесь речь идет о чем-то большем, нежели просто о расстоянии. Сам увидишь!

Для Дины они говорили загадками: она не могла догадаться, что речь идет о них с Виктором. То, что он смог ее обнаружить почти за сотню километров от города, да еще и так быстро, их поразило, как, впрочем, и тревожное внимание девушки ко второй машине, увозившей Миллера. На трассе они разъехались, но Дина еще долго смотрела вслед уносящемуся к северу красному БМВ.

Ливень не переставал, и большинство водителей притормаживали, опасаясь скользкой дороги, лишь джип, в котором ехала странная компания, не сбавлял скорости, обдавая взвивающимися из-под колес волнами попутные автомобили.

Свинцовое небо садилось над трассой все ниже и ниже, словно хотело раздавить мокрым брюхом деревья и редкие домики на горизонте. В салоне было тепло, а за окном холодный ветер хлестал дождем в чем-то провинившуюся землю. Дина откинулась на спинку и отвернулась к окну. Пейзажи проносились мимо, как в ускоренных съемках. Постоянная тоска близилась к безразличию, только видение в зеркале продолжало волновать Дину.

Незнакомую местность за окном постепенно начала поглощать темнота, пока полностью не заставила ее исчезнуть. Оставался лишь небольшой участок освещаемой фарами дороги. Чтобы не разглядывать опостылевшие лица попутчиков Дина прикрыла глаза и вскоре задремала. Через несколько часов пути автомобиль остановился, и ее разбудили. Сет сказал:

— Выходите. Дальше поедем утром. Через перевал ночью ехать опасно.

— Какой перевал? — искренне удивилась Дина, припоминая лишь равнины, мелькающие вдоль трассы.

* * *

Дина спрыгнула с высокой ступеньки салона внедорожника и поёжилась. Холодно. Они остановились возле маленькой кирпичной гостиницы, пристроившейся на берегу шумной горной речки. Чуть дальше от дороги виднелись огоньки жилых построек. Дина подняла голову — над ней в необъятно высоком небе рассыпались мириады сверкающих звезд, больших, ярких — таких в городе не увидишь. Узкую дорогу и территорию гостиницы обступал темный лес, шелестящий, стрекочущий, загадочный. Изумлению девушки не было предела, а чистый горный воздух приносил настоящее наслаждение.

— Дина, вы замерзнете! — крикнул с крыльца Сет. — Проходите сюда.

Дина покорно вошла в здание. По-домашнему уютная гостиница, отделанная деревом, встретила их горящим в маленьком холле камином, запахом сыра и ароматом специй. Хозяева гостиницы, пожилая кавказская пара с осанкой настоящих горцев, принимали постояльцев, как родных.

Дине показали ее небольшой номер на втором этаже, рядом с лестницей, приветственно поскрипывающей под ногами гостей. Отказавшись от ужина, чтобы почувствовать крошечный уголок свободы в своей комнате, Дина распахнула окошко и любовалась небом, пытаясь разглядеть детали в черных пятнах леса. Несмотря на положение пленницы, воздух и ощущение природы рядом приносили ей радость, пусть маленькую, но согревающую сердце. Лесные шумы и запахи, теплое лакированное дерево под рукой создавали ощущение сказки. В воображении Дины нарисовалась история о похищенной злодеями принцессе, спрятанной от любимого принца в таинственном замке. И даже на секунду показалось, что всё, что произошло, она придумала сама, или ей приснилось, ведь на самом деле такое с обычными людьми не случается…

Но за дверью послышались шаги и голоса. Девушка поспешила прикрыть окно и села на кровать. Как всегда без стука в комнату заглянул Сет:

— Вы нормально устроились?

— Да, спасибо, — кивнула Дина, досадуя, что его приход уничтожил ощущение приятной иллюзии. — Я ложусь спать.

Сет равнодушно пожелал спокойной ночи и, к ее большому облегчению, удалился. Когда всё затихло, Дина решила спуститься вниз — попросить чашечку чаю. Осторожно отворив дверь, Дина осмотрелась. О, счастье — коридор был пуст. Вспоминая ощущения от полета, она попыталась не наступать на скрипучие ступени, а едва касаться, «парить» над ними. Словно внимая мысленной мольбе, ни один старый сучок ее не выдал. Дина прошла мимо подобия администраторской стойки и спустилась вниз под арку, украшенную оленьими рогами и надписью «Кафе». Несколько пожилых мужчин сидели по-свойски в дальнем углу небольшого зала. В приоткрытую дверь на кухню было видно, как суетится у плиты хозяйка в переднике. Ее муж радушно беседовал с гостями. Улыбаясь из-под пышных усов, он кивнул Дине. Она робко села за первый попавшийся столик.

Хозяйка с доброй улыбкой поспешила к посетительнице:

— Вы всё-таки решили поужинать, моя хорошая?

— Да, — кивнула, улыбаясь в ответ, Дина, — очень хочется чаю. Только деньги у моих спутников…

— Ничего-ничего, ваш высокий друг предупредил.

У Дины взметнулись брови:

— Да? А-а, хорошо.

— Такой красивый у вас молодой человек, — заметила женщина. — И такой вежливый!

— Он не… — хотела было возразить Дина, но смолчала.

А хозяйка предложила:

— А может быть, хотите к чаю чего-нибудь? У меня чудесный плов есть и люля из барашка, а еще форель, — она причмокнула языком, — такая вкусная! Вот, посмотрите меню.

Из огромного кармана передника на стол выплыл ламинированный список блюд.

Дина подумала: «Хоть поем в человеческих условиях» и махнула рукой:

— А можно жареной картошки… и люля? А еще у вас тут сыром домашним так вкусно пахнет! Вы его подаете?

— Конечно-конечно, дорогая, у меня несколько сортов есть. Всё сами делаем!

— А можно по маленькому кусочку попробовать?

— Обязательно, — радовалась хозяйка проснувшемуся аппетиту постоялицы. — А вина к сыру не хотите? У нас есть и домашнее, и бутылочное, или?… — замялась она.

Дину было не остановить:

— Принесите, пожалуйста, и вина, лучше домашнего. Оно сладкое?

— Есть, как ликер, а есть и кисленькое.

— Я больше люблю сладкое.

Пожилая женщина, моментально подсчитывающая прибыли, расцветала всё больше и больше. А Дина добавила:

— И чего-нибудь на десерт. У вас есть сладости?

— Да, я трубочки и пирожные делаю. Всё свежее!

— Сделайте, пожалуйста, ассорти из пирожных. Штучки три, если они небольшие. Хорошо?

— Конечно, — довольная хозяйка отправилась выполнять заказ.

А Дина с наслаждением готовилась к маленькому, не оговоренному в запретах, разгулу. Здесь было тепло и хорошо. Плясал огонь в камине. После заключения в бесшумной комнате и холодных чужих лиц вокруг, этот обитый деревянными панелями зал с незатейливыми картинами и ковром на стене, обыкновенные люди рядом казались Дине невероятно милыми. Обстановка напоминала о поездке с друзьями в Приэльбрусье, и от этого становилось еще теплее на душе.

Скоро на покрытом лаком столе появилось блюдо с массой сыров в сопровождении пузатой бутылки темного крепленого вина. И, несмотря на простенькую сервировку и отсутствие веселой компании, ощущение запретного плода придавало божественную прелесть ничем не выдающемуся сыру и не слишком качественному вину домашнего изготовления. От первого стакана сладкой, терпкой жидкости, сильно пахнущей виноградом, у голодной Дины закружилась голова, от второго ее накрыла бесшабашная веселость. Пригубив третий, она почувствовала, как «море» опускается «по колено». Что и говорить, «пить» она не умела. Запоздавшее горячее, похоже, не могло уменьшить приятного опьянения. В ту минуту, когда Дина, наплевав на «договоренность» с магом, решила попросить-таки телефон, чтобы позвонить близким, проем двери в кафе заслонила громадная фигура Сета. «Ладно, звонить не буду», — хихикнув, мысленно согласилась Дина. — «Показать ему язык, что ли? Вот удивится-то. И нечего меня глазами сверлить!» — дразнясь, «громко» думала девушка.

— Веселитесь? — голос Сета казался возмущенным, однако во взгляде читалась едва уловимая усмешка.

— Просто ужинаю, — как ни в чем не бывало, заявила Дина. — Присоединяйтесь. Я тут столько заказала, похоже, мне одной не справиться, а всё такое вкусное! — и сделала приглашающий жест рукой, как старому приятелю.

Сет улыбнулся краешком губ и присел напротив:

— День глупостей продолжается…

— Интересно, с чего он начался? — позволила себе съязвить Дина. — Убили кого-нибудь или похитили?

— Пока нет, но это можно исправить, — его улыбка стала шире и ироничнее, — однако Дина, по-моему, вы поднабрались…

— Вы мне этого не запрещали, — огрызнулась она, смакуя мягкий, тающий во рту сыр. — О, вкуснотища! Попробуйте сыр — он просто чудо!

Сет откинулся на спинку стула, внимательно рассматривая Дину, сыр его не интересовал. Дину «понесло»:

— И вообще, вы держите меня взаперти, а я без свободы, как без воздуха! Так что ваша «живая антенна» скоро сломается, — осмелевшая от алкоголя пленница молола всё, что приходило ей в голову, — будете сами с камнями упражняться, глядишь, что-нибудь и получится… Хоть я и не знаю, что вы затеваете! Да мне все равно!

Сет промолчал, по всей видимости, ему было любопытно ее раскрепощенное поведение. А Дина отхлебнула сладкого вина из бокала и продолжила:

— Вот камни теперь мутные, а раньше сияли, как бриллианты. Знаете почему? Потому что мне плохо! А сами-то вы до них не дотрагиваетесь! Знаете, в чем собака зарыта. Умирать не хочется вам, не так ли?

— Дело не в этом, — невозмутимо ответил Сет, — впрочем, умирать мне действительно не хочется. Пока.

— А я, вот, думаю, если я с собой покончу, то-то вам насолю, да? — гримасничала Дина.

— Осторожней со словами! — голос Сета стал жестким, а из глаз исчезла постоянная усмешка. — Вы не покончите с собой!

— Нет, ну теоретически я всё-таки могу, — подмигнула девушка, не отдавая себе отчет, что кокетничает. Дина посыпала черным перцем горячую котлетку из барашка, а затем подула на нее, чтобы остудить, но перец поднялся в воздух, и Сет чихнул.

— Будьте здоровы! — удивилась девушка. — А вы чихаете прямо, как человек. Я и не думала, что в вас есть что-то человеческое…

— Кое-что есть, — хмыкнул маг и мельком взглянул вниз на свои брюки, — а не пора ли вам отдыхать?

— Не хочу. Я еще ем, — капризно, как ребенок, выпятила нижнюю губу Дина. — Что? На руках понесете? Или будете гипнотизировать? Завтра я протрезвею и опять буду, как овца на заклание, а сегодня дайте мне порезвиться. Кто знает, может, в последний раз… Я еще и потанцую! Где там музыка? — она встала из-за стола.

— Прекратите! — Сет, потеряв всякое терпение, взял ее под руку и повел к лестнице.

— А я сейчас закричу, хотите? — сказала девушка, ей почему-то понравилось его раздражать.

— Кричи, любимая, — прошептал маг неожиданно хриплым голосом, наполненным страстью, и провел по ее спине горячими пальцами так, что внезапно заставил Дину трепетать от неестественного, жгучего, пульсирующего желания в теле. Не понимая, что происходит и, чувствуя, что сходит с ума, Дина начала оседать.

— Перестарался, — пробормотал себе под нос маг, подхватывая ее на руки.

Хозяин и посетители обратили на них внимание. Горец поинтересовался:

— Что-то случилось?

Сет весело улыбнулся в ответ:

— Моя девушка перебрала вина с непривычки! Больно у вас крепленое подают.

— А-а, ну бывает, — кивнул головой владелец гостиницы и вернулся к собеседникам.

Сет понес девушку наверх по узкой лестнице. Его обдавало жаром ее тела и совершенно дурманящим запахом волос. Дина попыталась вырваться из цепких рук, но это только раззадорило мага.

— Сильная, — подумал Сет, не прислушиваясь к тому, что за чушь она бормочет, по его лицу скользнула недвусмысленная улыбка. — Ужасно сильная, только очень легкая, — закончил он мысль.

— Не жмите так руки! Мне больно! — она испугалась его и больше всего самой себя.

Он занес пленницу в гостиничный номер и бросил на кровать. Сет наклонился над ней. От его тела повеяло темной, необузданной мужской силой. Дина зажмурилась и почти не дышала, чувствуя, что если он овладеет ей сейчас, она просто умрет, сгорит, как в пасти дракона. Его тяжелое дыхание слышалось совсем близко. Мысли как будто ей не подчинялись, но где-то в дальнем уголке сознания вдруг замерцал образ Виктора, и девушка схватилась за него, как за спасительную соломинку. Дина сжалась в комок и, собрав остатки воли, истошно завопила: «Не-е-е-т!»

— Ну, нет, так нет, — услышала она прежний спокойный, насмешливый голос Сета, — чего кричать-то?

Огонь неестественной страсти погас мгновенно, будто выключенная лампочка, оставляя после себя ничем не заполненную черную дыру. Дина услышала, как щелкнула за вышедшим Сетом дверь, и тогда в эту зияющую пустоту хлынуло чувство невыносимого стыда. Дина села и расплакалась от страха и униженного признания собственной глупости. «Не будите спящую собаку…», — подумала она. — «И что теперь делать?! Я не смогу отдаться Сету! Ни за что! Боже мой!».

Холодный страх коснулся спины: «Витя! Вдруг Сет убьет его? Или он уже?!… Витя, прости меня!», — захлестнуло ее ощущение безысходности. Сама собой вспомнилась шутка о самоубийстве, ведь только на нее маг отреагировал серьезно. «Возможно, это единственный выход… Если Вити уже не в живых, Сет примется за дедушку или Ванечку…». Перед глазами Дины пролетели лица племянника, брата, тети и туманный образ Виктора в зеркале. Они зависят от ее покорности и могут пострадать из-за ее причуд. А она — игрушка, инструмент, марионетка, и кто знает, что ее заставят делать. Смерть вдруг показалась Дине освобождением. «Я уже попала в Ад! Он здесь, на Земле!». В висках стучало, будто сумасшедшие часы отсчитывали оставшееся ей время. Стоит ли ждать чего-то, если она и так обречена? Немного раньше, немного позже, но всё кончится. Пусть кончится сейчас. Как сомнамбула, она шатающейся походкой прошла в ванную, огляделась вокруг — бросился в глаза шнур, на котором висела домашнего вида штора. Заливаясь слезами, Дина освободила ее. Взобравшись под потолок, она привязала дрожащими руками шнур к какому-то крючку. «Я так больше не наврежу тебе, Витенька!» — подумала она, соорудив кривую петлю, в которую просунула голову. — «И никому…»

«Господи, прости меня! Отче наш, прости!» — прошептала она, никак не решаясь сделать задуманное. «О, нет. Что же я делаю? Не надо!» — мелькнула единственная трезвая мысль, но в этот момент нога соскользнула с края ванной, и тонкий шнур впился в горло, рассекая кожу. «Прости, Господи! Помоги!» — понеслось в голове. В долю секунды она попыталась просунуть ладонь в петлю, но не смогла, дыхание перехватило, и перед глазами поплыл туман.

К счастью, молитва была услышана, и крюк под тяжестью тела вырвался с мясом из стены. Дина упала на колени, разбив их о кафельный пол. С последними усилиями она освободилась от синтетической веревки. Шею жгло. Дина в изнеможении облокотилась на закрытое сиденье унитаза и затряслась в беззвучных рыданиях. Просидев так больше часа, она почти пришла в себя, насколько это вообще было возможно. Холодный душ унес остатки похмелья, но не смог смыть красный рубец с шеи, выдающий ее безумный поступок. Решив скрыть его, Дина медленно принялась искать в сумке что-нибудь с поднятым воротом. «Джинсы тоже придется поменять», — подумала она. На месте сбитых колен остались бурые пятна. В приобретенном для нее гардеробе она нашла футболку и спортивный костюм. Дина переоделась и легла на кровать, дожидаясь утра.

Сон не шел, только тяжелые, вялые, обезличенные мысли темными толпами бродили в голове.

Мучительно долго не приходил рассвет, а когда, наконец, за окном трупные пятна ночи стали отступать, в дверь постучали. Дина встала и открыла дверь. Евгений поразился, увидев ее белое лицо, но виду не подал:

— Собирайтесь, мы уезжаем.

— Конечно, — покорно кивнула Дина.

— Спускайтесь вниз, перед дорогой надо позавтракать.

— Иду, — она пошла за ним.

Дина смотрела только перед собой. Боясь поднять голову, она скрывала шрам, хотя застегнутый до конца ворот костюма и так упирался прямо в подбородок. Она натягивала рукава, чтобы никто не заметил пятна синяков, оставшихся после жесткой хватки Сета.

Автоматически проглотила какую-то кашу и чем-то запила, глядя в пустоту. Хозяйка, покачав головой, подивилась, что стало с постоялицей за ночь: вчера это была немного грустная, но полная жизни симпатичная девушка, сегодня белёсая тень, похожая на зомби. Когда Дина выходила из кафе к поджидающему возле лестницы Евгению, женщина коснулась ее руки и участливо спросила:

— Что с тобой, дорогая? Ты заболела?

— Всё нормально, — хрипло промямлила гостья и, как понурая собака на веревке, поплелась наверх, вслед за молодым человеком.

У двери в ее комнату Евгений спросил:

— Через минут пять соберетесь?

— Я готова, — почти неслышно ответила она. — Возьмите, пожалуйста, сумку.

— Хорошо, — Евгений забрал багаж. — Тогда пойдемте в машину.

— Иду, — опять, как робот, согласилась девушка. Натягивая белую куртку, она споткнулась на лестнице, охранник поймал ее, но на лице Дины ничего не изменилось. Она тупо смотрела вперед воспаленными глазами.

Возле припаркованного джипа стояли Сет и Михаил, обсуждая что-то. Дина подошла к Сету и, глядя куда-то в сторону, сиплым голосом произнесла:

— Извините меня, пожалуйста. Такого больше не повторится, — и, не дожидаясь ответа, села в машину.

— Чего не повторится? — поинтересовался Михаил.

— Пустяки, — процедил Сет. — Что ж, все в сборе. Поехали!

Когда машина завелась, из гостиницы выбежала хозяйка с пакетом в руках и помахала рукой. Сет приспустил окно:

— Вы что-то хотели?

— Ваша девочка вчера пирожные заказывала и не притронулась к ним, спать ушла. Я ей с собой упаковала — вы же за все заплатили, — улыбалась она, как заботливая бабушка, отправляющая внучку в дорогу.

Сет взял из ее рук коробку и одарил женщину обворожительной улыбкой:

— Спасибо вам огромное! До свидания!

Не оборачиваясь, он протянул сверток Дине. Она тихо поблагодарила. Автомобиль тронулся, а Михаил вперил взгляд в попутчицу:

— Я готов поспорить, что вы заболели, — сказал он, пытливо разглядывая ее. — В вас определенно что-то не так.

— Я в порядке, — почти прошептала Дина. Говорить ей было трудно — горло все еще горело.

Вместе с голосом пропала и вся жизненная сила. Сет и Михаил встревожились, видя, что Дина пуста. Почти, как труп. Она им была нужна совсем не в таком состоянии. Тем временем машина поднималась по извилистой дороге все выше и выше, оставляя позади часы и километры. Давно кончился асфальт, и пассажиры периодически подпрыгивали на больших валунах, нанесенных сюда стихиями. Дина безучастно смотрела в окно. Высоко в горах царило другое время года. Сюда еще не добралось тепло. Студёный воздух позволил весне только-только дотронуться до деревьев и растений, инеем опускаясь на теневые бока огромных скал, нависающих над дорогой. Дину тошнило, но она терпела, еле сдерживаясь. Джип выбрался на залитое солнцем плато.

— Остановите, пожалуйста, — прохрипела девушка.

Евгений притормозил. Дина рванула дверцу и упала на колени: ее выворачивало на придорожные листья и камни. Сет вышел из машины, молчаливо наблюдая за ней. Девушка поднялась и хотела вернуться на свое место, вытирая платком почти синие губы. Ей не хватало воздуха, и она потянула ворот костюма. Тогда Сет заметил бурую полоску.

— Постой-ка, — он схватил ее за руку. — Что это на шее?

— Ничего, — попыталась втянуть голову в плечи Дина.

Он бесцеремонно дернул вниз змейку спортивного костюма, и под распахнувшейся тканью увидел свежий шрам от веревки. Впав в бешенство, Сет оттолкнул ее от джипа:

— Ты никуда не едешь!

Дина закрылась руками, думая, что он ее ударит, но Сет сдержался и с ненавистью прошипел:

— Самоубийцы нам не нужны. Твоя энергетика на нуле — ты бесполезна.

Дина жалобно посмотрела на него:

— Но я ведь жива…

— Без разницы. Ты не нужна больше!

— А Виктор? Что будет с ним? Вы не убьете его?! — хриплым криком вырвалось у нее. — Я же осталась с вами!

— Твое поведение показало, что тебе на него наплевать.

— Он жив еще, скажите, жив? — взмолилась Дина.

— Не важно. Прощай! — Сет сел в машину, со злостью захлопнув дверцу. — Трогай! — приказал он Евгению.

— А она?

— Сейчас это хлам. Трогай! — рявкнул на охранника Сет и, схватив коробку с пирожными с заднего сиденья, вышвырнул ее на дорогу.

— Не сходи с ума! — сказал ему Михаил.

— Я лучше знаю, что делаю. Не забывайся! — поставил его на место маг.

Внедорожник зашуршал колесами по каменистой дороге, удаляясь от оцепеневшей Дины, брошенной на пустынной дороге посреди диких гор. Она смотрела, как серебристый джип скрылся вдали, свернув за очередную скалу. Такого поворота событий она не могла даже представить. Что теперь? Идти обратно? У нее нет ни денег, ни документов, ни сил. Она свободна? Но какой ценой?

Внимание привлек огромный пень в центре поляны. «Отдохну пока» — решила Дина и поковыляла к нему. Пригревало солнце, и старый толстый срез дерева был совсем теплым. Она села на него, потом легла, свернувшись калачиком и пряча озябшие руки в длинные рукава куртки. Обессиленная, она ничего не хотела, даже шевелиться.

«Что имел в виду Сет? Он убил Витю? Да. Я видела пятна крови. Наверное, в зеркале был его призрак», — решила Дина, притягивая голову к коленям. — «А зачем куда-то идти? Останусь здесь». Она лежала, не двигаясь, закрыв глаза от яркого солнца, пока, наконец, не впала в забытье.

* * *

— Ты живая, деточка? — сквозь тяжелый сон услышала Дина. «Показалось», — подумала она, но кто-то притронулся к ее щеке, и девушка, вздрогнув, подскочила. Перед ней оказалось загоревшее под горным солнцем, обветренное лицо пожилого мужчины с резко выделяющимся мясистым носом над седыми усами. Это был высокий плотный старик по-холостяцки или, скорее, по-вдовьи неопрятный, в поношенной синей куртке, в кирзовых сапогах и с рюкзаком за плечами:

— Ну-ну, не бойся, — ободряюще сказал он. — Я тебя не обижу.

Она, как затравленный зверек, смотрела на него, ничего не спрашивая.

— Что-то неладное с тобой случилось? — участливо поинтересовался он. Она молчала.

Пожилой мужчина присел на край пня:

— Я вот иду через лес, смотрю — что-то белое лежит. Подхожу, а это ты, девочка. Я думал, уж прости, мертвая. На лице ни кровинки-то. Но ты, Слава Богу, живая!

Дина осторожно села на другую сторону срезанного дерева:

— Вас Сет послал? — шепотом спросила она.

— А кто такой Сет? Бог египетский что ли? — шутливо спросил незнакомец, проведя пальцем по усам. Все его движения были мягкие, плавные, как у представителя семейства кошачьих, и сам он был весь какой-то «котистый».

— Нет, высокий такой, в белой одежде…

— Я никого не встречал. Здесь вообще редко кого встретишь. Я живу неподалеку. Меня Егор Палычем зовут, а тебя как величать?

— Дина, — прошептала она.

— Что-то у тебя совсем голоса нет, простыла, наверное, — покачал головой старец, — и вообще, как ты тут оказалась?

— Я умереть хотела, — безучастно призналась Дина и показала шрам на шее, — повеситься пробовала… Потом вот думала полежу тут, замерзну. И дело с концом.

— Доченька, что же ты так?! У тебя беда? — ахнул дед.

— Да, — кивнула неудавшаяся самоубийца.

— Может, все еще поправить можно?

— Я думаю, из-за меня убили дорогого мне человека, — глядя под ноги, тихо-тихо сказала Дина.

— Ты думаешь или знаешь? — уточнил Егор Павлович.

— Не важно, — еле слышно ответила она.

— Еще как важно! — заметил старик. — Ты себя казнить собралась, а, может, и не за что… Но нельзя же так, жизнь все равно прекрасна.

Дина угрюмо сосредоточилась на своих кроссовках и молчала.

— Девонька, посмотри вокруг себя! Тут красота такая рядом, а ты умирать решила, — воскликнул незваный собеседник. — Нет, ты не под ноги смотри, а на небо! На горы! Весна просыпается! Здесь все жить начинает! И твоя жизнь не кончается, с ней только разобраться надо!

Дина послушно подняла голову и посмотрела вперед. Порывистый ветер развевал ее длинные рассыпавшиеся волосы.

Перед глазами простиралось покрытое снегом плато — кульминация стремящихся к небу синих гор. Они обрамляли небо, словно длинный шифоновый шарф тонкую шею красавицы. Весна с солнечной стороны склонов нежной рукой касалась деревьев, окрашивая гибкие ветви в розовый и светло-зеленый цвет — в ее палитре были только прозрачные, пастельные цвета. Рядом ива тянулась к солнцу пушистыми шариками, усыпанными золотой пыльцой. Лимонные примулы украшали пока еще сероватую от прошлогодних листьев землю, солируя в сине-желто-фиолетовом вальсе первоцветов. Среди них одиноко и неуместно торчал высохший репейник, ощетинившийся колючками, и сразу возле него озорная зеленая травка прорывалась к свету.

Звонкую тишину пространства нарушал щебет маленьких лесных птичек. Слух Дины вдруг уловил эти звуки, на которые она совсем не обращала внимания. И трогательную красоту просыпающейся природы Дина словно увидела впервые, и откуда-то из глубины, из самого сердца хлынули слезы.

— Поплачь, разрядись, — утешал ее незнакомец, — сердечко твое и откроется. Тут любви столько, красоты, все живое, и ты жива. Поплачь.

Наконец, она успокоилась и с надеждой взглянула на спасителя:

— Тут есть где-нибудь телефон?

— В деревне есть, конечно, — ответил он. — Пойдем, что ли? А то я и сам замерз.

Дина кивнула, голос у нее совсем сел.

— Иди аккуратно, камни везде под ногами, — предупредил старик. — Я бы через лес срезал, но думаю, ты там не пройдешь, а уже скоро темнеть начнет. Пойдем по дороге.

Дина знаком согласилась и пошла за ним. Через какое-то время они услышали шум приближающегося автомобиля. Дина испугалась возможности вновь встретить старых знакомых. Она попыталась предупредить попутчика, но из ее горла вырывался только сиплый звук. Тогда Дина потянула деда за рукав, показав, что хочет спрятаться за придорожными кустами. Старик удивился, но пошел за ней. Из-за густых веток Дина наблюдала, как по каменистой дороге пронесся массивный внедорожник. За рулем был Сет. Девушка взмолилась про себя, чтобы он их не заметил. Так и случилось. Когда машина скрылась, беззвучная, как рыба, Дина сложила в молитвенной просьбе руки и постаралась дать понять старику, что она хотела бы пойти через лес. Тот понял не сразу, но потом запротестовал:

— Ты там не пройдешь.

Но она не сдавалась, и дед подчинился:

— Ну ладно, только придется тебе скакать, как горной козочке, и я тебя точно не понесу. Я не в том возрасте.

Дина благодарно закивала. Ее «Спасибо» все равно можно было угадать только по движению губ. Путь и через лес оказался не близким. Дина изо всех сил пыталась поспевать за проворным старцем. Он иногда останавливался, поджидая, пока раскачиваемая ветром белая фигурка догонит его.

Они шли, огибая скалы и выступы, спускаясь к далекой долине по притаившемуся в тени талому снегу, по кочкам и влажным скользким тропкам. Шагали вдоль огромных елей, пушистыми лапами щекочущих землю, мимо стройных зеленых ростков черемши, солдатиками встающей из прошлогодних листьев, сквозь заросли можжевельника и самшита, пересекая веселые одуванчиковые лужайки, постепенно приближаясь к весне.

* * *

Сет притормозил на поляне, где оставил Дину. Огромные замшевые ботинки прижали к земле сухую траву, освещенную склоняющимся к западу солнцем. Сет привычным движением головы отбросил волосы со лба назад и засунул руки в карманы. Морозный воздух пощипывал кожу. Одиноко на краю дороги лежала коробка со сладостями. Маг попробовал сосредоточиться, чтобы «услышать» Дину, но прозрачный воздух был напоен тишиной. Сет прошелся по поляне и остановился возле торчащего из земли огромного пня, ощутив что-то. Он увидел длинный темный волос, зацепившийся за изъеденную кору. Сет снял его двумя пальцами и задумчиво смотрел, как тот пляшет в такт легким порывам ветра. Затем присев на корточки, маг коснулся другой рукой сухого дерева и как с книжного листа считал информацию о том, что произошло здесь. Ладонь зажала в кулак тонкий волосок, и в пространство эхом понеслись слова: «Да будет так!»

 

Глава IX. Повезло?

Если в этом случае уместно говорить о везении, то Виктору повезло. Оставаясь без сознания, он не видел, как везущая его к городу машина влетела на полном ходу под КАМАЗ. Он не был свидетелем того, как двое его обидчиков оказались похороненными под грудой искореженного металла, и как спасатели с удивлением обнаружили в багажнике еще живого человека, скованного наручниками. Виктор не запомнил лужи крови под машиной, не слышал, как реанимация под вой сирены пробивалась сквозь пробки. Без его внимания остались выяснение личности, суета врачей в приемном отделении и скоростная поездка на каталке по выложенному бежевой плиткой больничному коридору. Виктору повезло в том, что в тот день дежурил лучший врач в травматологии, кстати, большой поклонник таланта актрисы Елизаветы Андреевны Миллер.

Виктор всё это пропустил. Его сознание витало где-то далеко от тела, оставив в черной дыре неизвестности страх, боль, удар и скрежет. Первое, что увидел Миллер, открыв глаза, было заплаканное лицо мамы.

— Мама? — слабым голосом изумился Виктор. — Ты здесь?

— Ой, сыночек! — кинулась к нему женщина. — Очнулся! Хороший мой!

Она хотела погладить его по голове, но не решилась прикоснуться к запекшимся корочкам.

— Тебе больно? Я сейчас врача позову!

— Подожди, мам. Ты же на съемки уехала…

— Вернулась, — вздохнула она.

Виктор обратил внимание на то, что она необычно просто одета, как-то серо. Он всмотрелся в блеклое зеленое одеяло, невзрачные стены помещения, окружающие его капельницы и странные приспособления:

— Я в больнице?

— Да, Витюша, — вздохнула она. — Ты всю ночь в себя не приходил…

— Странно, — перевел дух Виктор, — после одного-то удара.

— Ты разве ничего не помнишь? Ты в аварию попал на трассе! В машине все погибли, кроме тебя.

— Как?! — перед глазами Виктора пронеслись туповатые лица охранников. Он замер: «Неужто и с ними, как с Байбаковым? Я снова убил собственной яростью?» — Виктор сглотнул, пытаясь осознать, — «А с их боссом не сработало? Или…?» Мрачнее тучи, Виктор посмотрел на мать:

— А как произошла авария?

— Не знаю еще, идет следствие. Вроде бы вашу машину подмял под себя КАМАЗ.

— А где Дина? — заволновался он.

— Какая Дина? — не поняла мама. — В машине женщин не было.

— Ах да, — облегченно вздохнул Миллер, — хорошо!

— Я ничего не понимаю, сынок, — жалостливо сказала мама. — Ты объяснишь мне?

— Не знаю… потом, ладно?

— Да-да, тебе, наверное, лучше много не разговаривать, — согласилась Елизавета Андреевна. — Я все-таки за врачом сбегаю.

Она проворно покинула палату, оставив Виктора одного. После путешествий вне тела, оно стало ему чужим. Впрочем, пронизывающие боли были самыми настоящими. Осваиваясь заново в этом мире, Миллер переносил внимание от одной части тела к другой. Так он выяснил, что не одет и местами перебинтован. Дышать было трудно.

Зачесался нос, и Виктор достал руку из-под одеяла, стараясь преодолевать болезненные ощущения, которые приносило любое движение. Сейчас видения и реальные события перемешались, и он не мог понять, что же произошло и когда. Вошла мама с крепким невысоким врачом. Она суетливо оглянулась и сказала с восторгом:

— Посмотрите, Семен Ефимович, только из комы вышел, а уже и нос себе сам чешет!

Виктор улыбнулся, как мог. А доктор склонился над ним:

— Что ж, Виктор Александрович! Вы — герой! Но заставили всех поволноваться!

— Простите, — пробормотал Миллер, — мы можем поговорить с вами наедине?

— Что так? — поразился доктор, но все-таки вежливо попросил. — Елизавета Андреевна, вы не покинете нас?

— Конечно, если нужно, — она вышла, тактично прикрыв за собой дверь.

— Мама слишком впечатлительна, — тихо сказал Виктор, — не хочу, чтобы она слушала. Что со мной?

— О, милый мой, у вас целый букет! Полное пособие по травматологии можно писать, — со свойственным хирургам черным юмором заявил врач, и почти смакуя, принялся перечислять, — обширное сотрясение мозга, перелом левой ноги, благо, без смещения, трещина, так сказать. Выбито плечо, сломаны два ребра, многочисленные ушибы и гематомы. Да еще мы вас подзашили немножко. К счастью, внутренние органы не повреждены, хотя по вам будто бульдозер проехался…

— А опухоль?

— Какая опухоль? — удивился доктор.

— Злокачественная, — уточнил Виктор, — у меня рак шишковидной железы.

— Друг мой, не знаю, кто вам поставил этот диагноз, но томография ничего не показала, кроме сотрясения.

— Не может быть, — не поверил пациент. — Я наблюдался в первом онкодиспансере у Балабанова.

Семен Ефимович был в явном замешательстве:

— Мы бы не пропустили, — он пожал плечами. — Хорошо, я свяжусь с вашим врачом.

— Вы не знаете, где может быть мой телефон? — Виктору не нравилось чувствовать себя беспомощным. — Я бы дал вам его номер.

— Да вот же он! — доктор взял поцарапанный смартфон с тумбочки и вложил Виктору в действующую руку, а затем добавил. — Тут вмятины есть, может, он и не работает.

Виктор включил покалеченную трубку, и экран засветился.

— Надо же, — подмигнул Семен Ефимович. — Герой, как и вы. После такой мясорубки жив остался.

Миллер нашел телефон онколога и повернул экран врачу:

— Вот.

Тот записал в блокнот цифры с дисплея и пообещал связаться.

— Скажите, Семен… Ефимович, — обеспокоено спросил Виктор, — когда я смогу выписаться? У меня есть срочные дела.

— Вы мне определенно нравитесь, — засмеялся хирург, — не успели выйти из комы, как сразу хотите выписываться. Потрясающе! Вам пока и вставать-то нельзя.

Виктор сделал попытку подняться, но разваливающееся на куски тело не послушалось, отозвавшись болью. Он закусил губу и попытался еще раз — от бесплодных попыток лицо покрылось испариной.

— Ну-ну, голубчик, — удержал его от ненужных усилий доктор. — Вы себе только навредите! Дела подождут! Вам нужен покой! Если все пойдет замечательно, вы поправитесь через месяц.

— Я не могу ждать столько! — в ужасе воскликнул пациент.

— Вы в гипсе, друг мой, и у вас серьезное сотрясение мозга, — строго заметил Семен Ефимович. — Это прекрасно, что вы стремитесь быстро поправиться, но выжить в такой аварии — само по себе чудо, поэтому не гневите Бога! Вы пока еще в реанимационной палате. Выздоравливайте и забудьте обо всем, что происходит снаружи.

Врач выглянул в коридор и окликнул мать беспокойного больного. Когда Елизавета Андреевна зашла, он предупредил так, чтобы слышал Виктор:

— У вас очень резвый сын. Это, конечно, хорошо. Однако проследите, чтобы он пока не делал попыток вставать. Ни в коем случае! Покой и только покой! Вы поняли меня, Виктор Александрович? — обратился он к хмурому пациенту, и, не дожидаясь ответа, покинул палату.

Обеспокоенная мама присела на мягкий стул рядом с кроватью:

— Витя! Врача надо слушаться! Семен Ефимыч говорит, что с сотрясением мозга пять дней даже садиться нельзя.

Но расстроенный Виктор уже одним пальцем нажимал на кнопки в телефоне.

— Денис! — закричал он. — Это Витя. Ты получил мое сообщение? Да?! Ты сделал что-нибудь? Выезжали с группой захвата? Пустой дом… Как пустой? Я был там! Я могу дать показания следователю! Видел Дину. Да, точно. Не нашли? Боже мой! Я?! В больнице, — Виктор вопросительно взглянул на мать. — Это какая больница?

— Скорой помощи, четвертая, — растерянно ответила женщина. Она наблюдала за бурей эмоций на разбитом лице своего обычно сдержанного взрослого «мальчика» и понимала, что совсем не знает мужчину, лежащего перед ней. Это ее пугало. Слова «группа захвата», «показания», «следователь» могли быть из недавнего сценария, который она отложила, но никак не из реальной жизни ее до занудства «правильного» сына. «Что может быть у него общего со всем этим? В какую историю он попал? Что это за Дина, о которой он все время говорит?» — размышляла Елизавета Андреевна.

— Приедешь? Да, жду, — донеслось до слуха матери.

— Витя, — взмолилась Елизавета Андреевна, — что происходит?

Виктор посмотрел на нее исподлобья:

— Долгая история…

В палату зашла миловидная медсестра и в считанные секунды, улыбаясь Виктору, как лучшему другу, сделала укол. Когда она скрылась за дверью, Елизавета Андреевна спросила прямо:

— Витя, скажи мне, кто такая Дина?

Виктор не знал, как объяснить все матери, тем более что и не помнил, когда говорил с ней по душам. Стоило ли теперь? Но она настаивала:

— Витя, я должна знать.

— Мам, ну…, - он поджал губы, потом все же решился, — это моя девушка.

— Она втянула тебя в неприятности, да? — Елизавета Андреевна почувствовала, что от напряжения у нее подергивается глаз.

— Нет. Ее похитили, — выдавил из себя Виктор.

— Какой ужас, — пробормотала Елизавета Андреевна.

В палате повисла пауза. Не в силах держать все в себе, Виктор выговорился:

— Знаешь, когда я встретил Дину, сразу понял, она — та самая. Такая… светлая! Вокруг нее все сияет. Вывернулся бы наизнанку ради нее! Но я, как последний идиот, не могу даже подняться! С ума можно сойти! Я не должен лежать здесь! Я должен что-то делать! Я…, - отвернулся Виктор к стене.

— Ты ее любишь, — тихо сказала мать.

— Да.

— Все будет хорошо, — Елизавете Андреевне хотелось как-то утешить его.

— Но как?! — в отчаянии закричал Виктор.

— Ты только успокойся, — попросила мать, — ведь ты не один на свете.

Видя, что он не верит ее словам, женщина взяла его ладонь в свою, стараясь быть убедительной:

— Сынок, если ты не возьмешь себя в руки, ты не выздоровеешь. А если не выздоровеешь, никому помочь не сможешь. Надо успокоиться. Как говорил твой дед, если заблудился в лесу, отпусти поводья, лошадь вывезет тебя к людям сама.

— Хорошо, — спустя несколько мгновений согласился он, — наверное, ты права. Только я должен очень быстро поправиться, — и тяжело вздохнул. — Как я устал…

Укол начал действовать, и Виктор почувствовал, что у него слипаются веки. Засыпая, он попросил:

— Позвони Ракитину. Расскажи…

— Ладно, — кивнула мать, больше не задавая вопросов.

Через минуту Виктор крепко спал. Елизавета Андреевна осторожно высвободила из его пальцев побывавший в переделке айпод и тщательно укрыла многострадального сына. В голове рисовались заголовки в желтой прессе: «Ужасная трагедия в семье известной актрисы» или «Сын Елизаветы Миллер при смерти», и, пожалуй, первый раз в жизни это ее не трогало. Ракитина она не знала, слышала как-то его фамилию, ну что ж. Раз ее мальчик просит, надо звонить.

* * *

Чей-то возмущенный шепот разбудил Виктора. Приоткрыв глаза, он увидел, как мама защищает вход в палату, как амбразуру. Миллер позвал ее:

— Мама! Кто там? Я уже не сплю.

Елизавета Андреевна обернулась, и суровое выражение лица сменилось улыбкой. Она сказала кому-то в коридор: «Ладно, заходите». В помещение ворвались знакомые товарищи с нервными лицами. Виктор, глядя на них, чуть не засмеялся — «Тарапунька и Штепсель», — подумал он. Но смеяться было больно, и Виктор лишь улыбнулся:

— Приветствую! — он попытался приподняться навстречу.

— Лежи-лежи, — подхватилась мама. Она деловито поправила ему подушку, а затем отошла в сторонку, чтобы не мешать.

— Здравствуйте, Виктор Александрович! — ответил следователь.

— Привет, Вить, — вторил ему Денис, спешно подходя к больничной койке. — Как это тебя угораздило?

— Сглупа. Но ты лучше расскажи мне, что вы обнаружили в том доме возле Светлого?

Русланов, в накинутом на плечи белом халате, не дал Денису сказать и слова:

— Это позже. Виктор Александрович, для начала давайте выясним, как вы там оказались, и занесем все в протокол. — Следователь достал лист бумаги из жесткой папки и ручку.

— Хорошо, расскажу, — кивнул Виктор и задумался на секунду. — Единственный нюанс в том, что я обнаружил это место совсем не эмпирическим путем.

— То есть? — не понял Русланов.

— Я имею в виду, что все сложилось случайно. Сначала, когда Дина пропала, мне приснился дом, похожий на тот, что в поселке, — признался Миллер, — а затем, когда я поехал в Светлое, чтобы встретиться со своим знакомым…

— С кем конкретно? — перебил следователь.

— С Ракитиным Василием Игнатьевичем, моим бывшим учителем и коллегой. Вы можете проверить, он работал в нашем университете, — добавил Виктор, щурясь от яркого света больничной лампы. — Я разрабатываю один прибор, и мне нужна была его помощь. Одним словом, мы обсудили необходимые вопросы, я отправился в город за деталями, которых не оказалось под рукой. Я был в Светлом впервые, поэтому на обратной дороге заблудился и вышел к какому-то полю. Вдалеке я увидел особняк, чрезвычайно напомнивший мне дом из сна. И я пошел к нему.

— Зачем?

— Я почувствовал, что Дина там.

Русланов с недоверием скривился, глядя на Виктора:

— То есть вы хотите сказать, что вот так просто, ни с того, ни с сего, увидев какой-то дом, взяли и решили, что там находится пропавшая Дина Соболева?

— Не совсем так. Не знаю, поверите ли вы мне или нет, но я чувствую присутствие Дины.

— Каким это образом?

— Я слышу звук, ее звук, — пояснил Виктор, — не то, что мы понимаем под обычным звуком, а особую звуковую волну, исходящую от нее. Типа ультразвуковой, наверное. Я сам не понимаю ее этиологию…

— С этим делом я, пожалуй, сойду с ума, — Русланов с досадой опустил на колени папку, его лицо приобрело странное кисло-гневное выражение, — и как я это буду заносить в протокол?! Вы же серьезный человек, Виктор Александрович! Ученый, со степенью, я не побоюсь этого слова, физик! Не экстрасенс какой-нибудь… И «тулите мне такую залепуху»! Ну, на что это похоже?!

— Залепуху? Что это значит? — У Виктора от удивления изогнулась левая бровь.

— Неправду, — перевел Денис.

— Я не могу доказать, — растерялся Миллер, — но я не лгу! Вот, к примеру, вы можете проверить звонки с моего телефона. В тот момент, когда Дину похитили, то есть ровно в 14.03, я принимал зачет в университете, и я позвонил на ее телефон почти сразу, но не дозвонился и набрал ее брата, то есть Дениса. Я почувствовал, с ней что-то случилось.

— Допустим, — предположил вредный следователь, — если вы только не знали заранее, что это произойдет.

У Виктора перехватило дыхание от возмущения:

— Да как вы можете!

— Ладно, — махнул рукой Русланов. — Рассказывайте дальше, что произошло в Светлом.

Миллер в поиске поддержки посмотрел на друга:

— Денис, но ты же не думаешь, что я замешан в похищении?

— Нет, Вить, конечно, нет.

— Слава Богу! — с облегчением промолвил Виктор, не зная, как продолжить невероятную историю. А Денис добавил:

— Я уверен, что все произошло из-за камней. До сих пор никто не обращался, не требовал выкупа и вообще ничего, а уже третий день с тех пор, как Дина исчезла.

— И все-таки, я не имею права полагаться на какие-то сказки, — язвительно заметил следователь.

И тут подала голос Елизавета Андреевна:

— Отец Вити был таким же!

Изумленные взгляды троих мужчин устремились к ней, и женщина пояснила:

— Он происходил из семьи…, как лучше их назвать, колдунов или шаманов. Одним словом, экстрасенсов каких-то. Он меня в любое время в городе мог найти. Повышенная чувствительность, видимо, досталось Вите по наследству.

Следователь уточнил:

— А где сейчас отец Виктора Александровича?

— Я не знаю, — пожала плечами актриса, — мы не общались больше тридцати лет. Он вернулся на родину, на Кубу. Он был иностранным студентом.

В палате повисла пауза. Виктора огорошили слова матери. Его отец, пьяница и хулиган, бывший актер, который бросил их с матерью, когда ему не было еще и трех лет, теперь живет где-то под Москвой, но совсем не на Кубе. Зачем она выдумывает эту историю? Чтобы его выгородить?

Но Русланов вернулся к делу:

— Хорошо, Виктор Александрович, допустим, все так и было. И что потом?

— Я хотел войти в дом, — пробормотал Виктор, — но меня не пустили охранники.

— Это зафиксировано на камере, — вставил свои «пять копеек» Денис.

— Я попытался войти еще раз, но во время драки меня ударили чем-то по голове, и…, - Миллер пристально взглянул на Русланова, — а дальше вы тем более не поверите.

— Вы всё же попробуйте, — предложил следователь.

— Ладно, моё дело — рассказать, — согласился Виктор, — я увидел со стороны, как меня избивают охранники. Потом они оттащили мое тело в какую-то каморку, но я «второй»…, не знаю, как это объяснить, полетел в дом. На третьем этаже была запертая комната, в которой держали Дину.

— Если она была заперта, как вы туда попали?

— Сквозь стену, — не обращая внимания на гримасу Русланова, Виктор продолжал рассказ. — Дина была там одна. Меня она не замечала. А потом я снова очутился в каморке с охранниками. Им отдавал приказы очень высокий тип, и я думаю, что это он вернул меня… Приблизительно моего возраста, — вспоминал Миллер, — черноволосый, с темными восточными глазами, как у корейца или, скорее, у японца. Хотя, он, наверное, метис. Во всем белом. Он потребовал, чтобы я больше не искал Дину, а охранникам велел отвезти меня в город. Я потерял сознание и очнулся уже здесь. Вот и все. Теперь рассказывайте вы.

— М-да, интересно, что вы курите…, - пробормотал Русланов, — самое странное, что многое можно подтвердить. Группа захвата приехала по указанным координатам приблизительно через два часа после вашего сообщения. На территории частного владения никого не обнаружили. Но было ясно, что люди покинули здание в спешке совсем недавно. Запись с камеры, установленной на входе, не удалили. Все диски забрали, а об этом забыли… Случайно ли? Зато ваше сражение мы видели, — усмехнулся Русланов, — также в помещении возле ворот на полу есть следы крови, как я полагаю, вашей.

— А Дина? — не выдержал Миллер.

— Ее тоже увезли, но на третьем этаже обнаружена комната, в которой держали девушку. Там мы нашли отпечатки ее пальцев и несколько длинных женских волос. Преступники скрылись. На записи видно, как из ворот выезжают несколько машин, однако номера рассмотреть невозможно. Думаю, они закрыты сетками, — рассказал служитель закона. — Так что вы спугнули похитителей, Виктор Александрович, и теперь они исчезли в неизвестном направлении.

— Боже мой, — расширились глаза у Виктора.

— Если ваша чудная сказка — правда, то не вломись вы туда, Дина ваша была бы уже здесь, но есть и такой вариант — вы просто что-то не поделили с сообщниками, вот они вас и устранили, — резал его на куски словами безжалостный следователь.

— Я не понимаю…, - опешил Виктор.

— С этим разберемся. А теперь взгляните-ка сюда. Узнаете?

Виктор увидел перед собой нечеткий фотопортрет Сета, выглядывающего из машины:

— Да, это он. Тот, кто командовал, — и Миллер вспомнил. — Ему зачем-то было нужно, чтобы я был жив.

— Вот и, правда, зачем, а? — съехидничал коренастый следователь.

— Прекратите! Мой сын только вышел из комы! — резко сказала Елизавета Андреевна.

Русланов поднялся:

— Хорошо, на сегодня все. Подпишите ваши показания. Хоть они и черт знает, что такое… и вложил Виктору в пальцы ручку. Тот пробежал по листку глазами и неуклюже расписался.

— Поправляйтесь, — сказал Русланов на выходе. — И подумайте, может, вам лучше договорить то, что вы умалчиваете?!

Стоило ему выйти, Миллер с отчаянием на лице повернулся к другу:

— Денис, что он говорит? Ты же знаешь, я никогда… Я не мог желать ей зла!

— Успокойся, — грустно ответил Денис. — Кто знает, что бы я сам делал, оказавшись там. И вообще… у влюбленных мозг отшибает. Как ты себя чувствуешь-то?

— В порядке я, — сглотнув, произнес Миллер, — только вставать пока не разрешают.

— Русланов мне рассказал про аварию. Мистика какая-то. Представь, у водителя и пассажира одновременно случился сердечный приступ, и они умерли еще до аварии. Потому машина и вылетела на встречку. А ты, наверное, в рубашке родился. Говорят, спасатели обалдели, когда нашли тебя в багажнике. Остальная часть машины всмятку. Хорошо, ты застонал вовремя…

— Я ничего не помню, — ответил Миллер, мысленно убеждаясь, что его догадка была обоснованной — кулаками он орудовать не умел, а вот яростью, как выясняется, вполне…

— Это к лучшему, — заверил его Денис. — В том доме, кстати, полиция нашла лабораторию. Реальную лабораторию алхимика. Правда, помимо старинных реторт и прочей лабуды, там еще и техники было всякой прилично. А особняк принадлежал Густаву Карловичу Мессеру, — увидев непонимание на лице друга, Денис спохватился. — Ах, да! Ты ж не знаешь! Это тот тип, который отдал Дине камни в больнице. Тут все дело не только в камнях, но и в самой Дине. Видимо, она нужна им. Боюсь, для экспериментов. Так что, если ты хотел сконструировать прибор, чтобы ее найти, займись этим. Думаю, его можно и лежа делать. А я помогу, чем могу.

— Я сделаю его! — пообещал Виктор.

— Хорошо бы, — Денис встал со стула. — Ну, выздоравливай. Я еще загляну.

— Спасибо! Если что-то новое о Дине узнаешь, сообщи мне, пожалуйста! — с мольбой в голосе попросил Виктор.

— Обязательно. Пока, Вить! До свидания, Елизавета Андреевна, — попрощался Соболев и покинул палату.

Оставшись наедине с матерью, Виктор испытующе взглянул на нее и спросил:

— Я не понял, то что ты говорила об отце правда? Или ты выдумала это?

— Нет, так и было.

— Почему ты молчала 30 лет?

— Зачем? Он все равно никогда не вернется. Столько лет прошло, — пожала она плечами.

— Расскажи мне о нем. Как его зовут?

— Алехандро Гор. Он учился в МГУ, на химико-технологическом. Умом ты — в него. И… он был мулатом, — покраснела мама, — но очень красивым. Так что у тебя есть африканская кровь… и индейская, и даже немного испанской и французской — с его стороны.

— По-моему, это слишком, — прошептал Виктор.

— Я влюбилась в него безумно, — продолжала исповедь актриса. — Мне было только семнадцать, ему двадцать три. Он заканчивал учебу, а я поступила во ВГИК, жила в общежитии. Мы познакомились на студенческой вечеринке. Алехандро был такой яркий, огненный, мистический. И танцевал, как Бог. В него влюбились все мои подружки, не только я. Он звал меня с собой, на Кубу, но я испугалась. Позже я узнала, что беременна, а он уже уехал. Мы переписывались какое-то время. Потом он пропал, может быть потому, что я вышла замуж, и кто-нибудь из его друзей сказал ему об этом, — актриса перевела дух и продолжила. — Но ты должен меня понять — я оказалась одна, беременная, испуганная, глупая девчонка, а Саша, которого ты считал отцом, был рядом. Я согласилась выйти за него, и очень боялась, что ты будешь темненьким, но, к счастью, ты родился светлокожим и голубоглазым, на меня похож. О том, что ты не его сын, Саша и не догадывался. Просто не любил тебя, и все. А через три года мы и вовсе расстались. Такая вот история.

— Как ты могла жить, столько всего скрывая? — не понимал Виктор. — Когда я был маленьким, ты всегда говорила, что мои жесткие курчавые волосы из-за еврейской крови, а я, выходит, негр…

— Только частично, — оправдывалась мама, — и потом, в советские времена иностранный отец принес бы тебе только проблемы. Ты не понимаешь, в какой стране мы жили.

Виктор закрыл глаза, смяв в пальцах конец простыни.

— Елизавета Андреевна, — услышал он веселый женский голос, — вы бы пошли домой! Виктор Александрович в себя пришел, а вы ночь не спали. Не отбирайте наш хлеб, а то нам зарплату платить не будут. Я поухаживаю за вашим больным. — Это была медсестра.

— Надо отдохнуть, — согласилась мать. — Витюш, останешься тут без меня? Медсестра, Наташа, будет рядом.

— Да, тебе лучше идти, — процедил он, чувствуя обиду и неприятие всего, рассказанного матерью.

Елизавета Андреевна поцеловала сына в щеку и тихо сказала:

— Ты подумаешь и простишь меня. Мы все не без греха, сынок.

Виктор отвел глаза.

 

Глава X. Свобода выбора

Над горами нависли фиолетово-серые сумерки, порождая неясные пятна теней, акцентируя шорохи и превращая деревья, пни и камни в сказочных чудовищ. Дина подумала, что если сделает еще несколько шагов, то свалится замертво, но старик остановился и показал ей куда-то в черные кусты:

— Вот и мой дом.

Поначалу Дина не поняла, где собственно дом, но, присмотревшись, увидела за темной зеленью возвышающийся конек крыши. Низкая калитка пропустила старика и его спутницу в просторный двор. Громадное животное метнулось навстречу из-за угла дома, послышался приветственный лай:

— Здравствуй, Дружок, — обрадовался псу старик. — Мой дорогой, у нас гости, веди себя хорошо.

Перед Диной в свете фонаря показалась здоровенная морда ньюфаундленда. Девушка не испугалась. «Привет» — в ее исполнении звучал, как «х-хр», но пса это удовлетворило, и он дружелюбно лизнул ей руку. Дина осторожно погладила Дружка между ушами, а тот важно подал гостье лапу.

— Не всех мой пес принимает, — сказал старик. — Значит, человек ты хороший.

Дина смущенно улыбнулась и пошла за хозяином в дом. Это была старая деревянная хата, приземистая и незатейливая. Сразу за сенями начиналась жилая комната, одну стену занимала сложенная из кирпичей побеленная печь. Над ней сушились веники для бани. На крышке большой выварки, громоздящейся на печке, лежали травы, наполняющие пряными запахами комнату. Обстановка погружала в далекие пятидесятые: этажерки с книгами, старый диван с видавшим виды красноватым покрывалом, комод под запыленной кружевной салфеткой, полосатая половица на дощатом полу. В глаза бросался как на машине времени доставленный сюда современный радиоприемник. Маленькие оконца закрывали белые в цветочек шторки, такие же старые и выцветшие, как и их хозяин.

— Располагайся, — предложил Егор Палыч, — сейчас чаю попьем. Согреешься.

Дина разулась и робко присела на деревянную скамейку, накрытую ковриком. Прохлада пола радовала уставшие ступни. Постепенно отогреваясь, гостья сняла куртку и положила возле себя. Она облокотилась о круглый стол и опустила голову на ладони, разглядывая корешки книг на полках за причудливыми резными фигурками. Перечень названий оказался неожиданным: «Око возрождения», «Коран», «Библия», «Тайная доктрина», «Иисус неизвестный», «Конфуций», «Дзэн», «Великие посвященные» и так далее. Может ли быть, чтобы такой простой с виду старик все это читал? «А хоть бы и так? — подумала Дина. — Я сама такое читаю».

Дед принес большие чашки с ароматным чаем, выложил на стол пакет с печеньем, хлеб, сыр и масло. С дальней полки показались банки меда и варенья.

— Не гневись, девонька, к гостям не готовился. Что есть, тем и угощаю, — сказал хозяин.

Выражая благодарность, Дина прижала ладонь к сердцу и склонила голову, улыбаясь.

— Ну и молодец, на здоровье. Кушай, рыбка ты моя немая, — Егор Палыч уселся на соседний стул и принялся нарезать хлеб крупными ломтями. Он намазал кусок хлеба толстым слоем масла, сверху положил сыр и протянул гостье:

— Угощайся.

Дина взяла массивный бутерброд из заскорузлых рук и показала, что ей хватит и половины, но дед шутливо сдвинул брови над добрыми серыми глазами:

— Небось с утра ничего не ела? А вон уже ночь на дворе, глянь в окошко. Давай-ка не стесняйся. Сколько съешь, всё твоё, а не съешь, Дружку отдадим.

Девушка осторожно отхлебнула горячего чаю из кружки в красный горошек, смягчая будто кошками исцарапанное горло. Старик не мучил ее разговорами, и за это Дина была ему благодарна, проникаясь уютом и покоем, царящими в этом не новом доме. Они сидели и тихо поглощали простой ужин. Затопленная печь ласково потрескивала, а в окна стучал ветками ветер, напоминая о себе притаившимся в тепле людям.

— Еще чаю хочешь? — спросил Егор Палыч, обратив внимание, что гостья допивает последние капли из чашки. Девушка отрицательно помахала головой, поблагодарив за еду кивком и улыбкой. От сытого тепла ее стало клонить в сон.

— Ну вот, глазками заблымала, — сказал заботливый хозяин, — сейчас я тебя уложу, погоди минуту. Где ты у нас спать будешь? — размышлял вслух дед. — Я тебе в той комнате постелю. Там кровать помягче.

Быстро расправившись с бельем, он пригласил девушку в дальнюю комнатку:

— Сегодня тут переночуешь, а завтра будем телефон искать и думать, что с тобой делать. Хорошо?

Уставшая Дина кивнула, присев на кровать. Егор Палыч вышел на кухню, громко рассказывая: — Туалет у меня на улице, помыться можно на кухне, если хочешь. Я воды разогрею…

Вернувшись с чистым полотенцем в руках, старик обнаружил, что девушка уже спит, как ребенок, подсунув ладошку под щеку.

— Эх, бедолага, — вздохнул дед и накрыл ее пуховым одеялом.

* * *

— Палыч! Палыч! — кричал кто-то сквозь дрему. Дина протерла глаза и увидела побеленные бугристые стены и серый туман в окошке.

— Палыч! Ты дома? — продолжал кто-то выкрикивать на улице.

— Иду! Не ори. Ну что же ты так орешь? — послышалось ворчание из соседней комнаты, скрипнула входная дверь, и голоса притихли, отдаляясь от дома.

Дина потянулась, покачиваясь на мягких пружинах кровати. Мышцы болели после вчерашнего похода. Под толстым одеялом было жарко, но выбираться наружу не хотелось. Вспомнилось, как маленькой она часто болела и лежала с высокой температурой в постели — это был ее секретный выход из всех сложных ситуаций, хоть и болела она не специально.

«Зашла бы сейчас мама!» — мечталось Дине, пока она разглядывала паучка, деловито оплетающего треснувший угол под потолком. Что делать со своей свободой? И свободна ли она? Или это очередная выходка Сета?

Под пуховым одеялом проблемы, казалось, не существовали, и Дина залезла туда с головой. Нет, тут дышать нечем. «Ладно, будь, что будет», — решила она и резко села, свесив ноги. За окном, затянутым поверх стекла полиэтиленовой пленкой, виднелись нечеткие фигуры старика и какой-то полной женщины. Дина покинула каморку и пошла искать, где бы умыться, втайне мечтая обнаружить душ. Из спаленки дверь вела в другую комнату, побольше. Оттуда можно было попасть на кухоньку или в «зал», где они вчера ужинали. Дина свернула в кухню, обнаружив там вместо душа полные ведра и деревенскую раковину с железным умывальником. Зачерпнув ковшиком холодной воды из ведра, Дина умылась.

— Рыбка моя, ты проснулась! — поприветствовал ее вошедший со двора хозяин с пластиковой бутылкой в руках.

Дина попыталась поздороваться, но закашлялась.

— Да ты не торопись говорить, — прервал ее попытки Егор Палыч. — Наболтаешься еще. Побереги горло. Будем тебя лечить, — похлопал он по бутылке. — Соседка парного молочка принесла. Для горла ничего нет лучше, чем горячее молоко, мед и масло топленое.

Дина сделала большие глаза — такую смесь она терпеть не могла с детства. Но старик не заметил, суетясь возле газовой печки.

— Тут у меня узко, иди в комнату. И вот тебе расческа, — вручил ей деревянную гребенку старик.

Дина нашла в зале на стене большое круглое зеркало и, разглядывая осунувшееся лицо, занялась волосами. Когда она доплетала косу, из кухни появился Егор Палыч.

— Какая ты красавица! — похвалил ее пожилой мужчина. — Прямо как в сказке — коса до пояса. Ну, иди сюда.

Дина взяла со стола кружку и, стараясь не морщиться, отпила жирное молоко, поверх которого плавали желтые кружочки расплавленного масла.

— Давай, давай, — подбадривал девушку старик, — надо до дна выпить. Ага! Вот и умница.

Дина открыла было рот, но дед покачал головой:

— Помолчи пока, — и протянул ей баночку с мазью, — вот этим шею намажь, а потом заверни шарфиком.

Столько заботливого тепла исходило от этого человека, отнесшегося к ней, как к родной, что Дине даже не верилось: «Бывают же такие добрые люди!». Она вернулась к столу с шерстяной повязкой на шее и знаком попросила ручку.

— Да, дитё, — согласился старик, — пора тобой заняться. Я спрашивать буду, а ты мне ответы пиши. Договорились?

Дина кивнула и написала:

— Я - Дина Соболева.

— Будем знакомы. У тебя близкие, родные вообще есть?

— Да.

— Здесь где-нибудь?

— А где я? — лицо девушки было красноречивее написанных слов.

— Ну и ну! — развел руками дед. — Ты не знаешь, куда попала? Может, у тебя провал в памяти?

— Нет, — появилось на листке.

— А как же? — не понимал Егор Павлович.

— Меня привезли на машине и бросили в горах, — Дина сделала паузу, разволновавшись, а потом дописала, — там, где вы меня нашли.

— Кто привез? — ахнул Егор Палыч.

— Меня похитили.

— Постой-ка! — ошарашенный старик сдвинул очки на нос и, забрав у Дины листок, внимательно прочитал написанное. — Ты не придумываешь?

Она отрицательно помахала головой и потянула бумагу обратно:

— Они выбросили меня, потому что я пыталась повеситься, — дрожащей рукой написала девушка.

— Странные похитители! — почесал затылок дед. — А выкуп они за тебя не требовали?

— Не думаю.

— А зачем же ты им была нужна? — спросил старик и сам смутился от возможного ответа.

— Для эксперимента, — вывела Дина.

— Какого еще эксперимента? — не успокаивался Егор Палыч.

Дина показала рукой на полку с эзотерической литературой и написала:

— Магия.

Егор Палыч навис над столом, задумавшись.

— Как-то все неладно и нескладно получается…

Дина испугалась, что ее добрый спаситель не верит ей.

— Ты погоди делать страшные глаза, — остановил ее старик, — дай подумать.

Он помолчал немного и сказал:

— Что бы там ни случилось, они тебя отпустили, и теперь тебе домой надо. А раз ты мне встретилась, значит, буду помогать.

— Спасибо!!!

— Ты где живешь? — поинтересовался дед.

Дина написала название своего города. Палыч поразился:

— Далеко ж тебя занесло! Ладно, сейчас соберусь, и в деревню пойдем. У меня телефона нет, но там найдется. Дозвонимся до твоих, а дальше видно будет.

— Спасибо!!! — повторила Дина, подчеркнув три раза.

— Ну, вот и решили, Дина Соболева, — крякнул старик.

Заметив на полу скомканную бумагу, девушка встала из-за стола, чтобы поднять ее.

— А, это соседка молоко обернула, чтобы не остывало. Кинь в топку, — попросил все еще озадаченный новостями дед.

Дина подняла с пола газету и замерла, увидев на жамканной странице фотографию Виктора в смокинге рядом с красивой женщиной, гораздо старше его. Ее лицо показалось знакомым. Взволнованная Дина принялась разглаживать руками газету на столе. Сердце заколотилось при виде жирного черного заголовка:

«Трагедия в семье Елизаветы Миллер».

Дина жадно вчиталась в мелкие строчки:

«Популярная актриса Елизавета Миллер была вынуждена уехать со съемок фильма „Еще один шанс“ из-за произошедшей в ее семье трагедии. Вчера вечером ее единственный тридцатидвухлетний сын Виктор едва не погиб в ужасной автокатастрофе на федеральной трассе М4.

Автомобиль, в котором ехал сын актрисы, на полной скорости столкнулся с грузовиком. Как сообщают представители правоохранительных органов, водитель красного БМВ, на которой ехал сын актрисы, не справился с управлением и выехал на встречную полосу движения.

Сотрудниками полиции возбуждено уголовное дело по акту гибели двоих человек: водителя и пассажира БМВ.

По утверждениям врачей, жизнь Виктора Миллера вне опасности, но Елизавета Андреевна, как преданная мать, остается возле сына в городской больнице скорой помощи. К сожалению, от интервью актриса отказалась.

Редакция „ЭВ“ желает ее сыну скорейшего выздоровления».

Дина, холодея, нашла дату выпуска газеты — вчерашняя.

— Живой…, - вдруг прохрипела она.

— Кто живой? — не понял Егор Палыч.

Дина подняла глаза, и старик оторопел от ее взгляда.

— Кто живой?! — нетерпеливо повторил он.

— Витя, — Дина показала фотографию в газете, — мой Витя.

До старика дошло, наконец:

— Ну вот! Хорошо-то как! Я же говорил тебе, что проверить надо! А ты, глупенькая, собиралась с жизнью расстаться, — и он удивился. — Глянь-ка! К тебе голос вдруг вернулся… видать, это и не простуда была. Может, это психологическое что-то…

Дина растерянно улыбнулась, а потом забеспокоилась:

— Он в больнице, мне надо к нему срочно, — ее тихий похрипывающий голос пробивался все больше и больше.

Дина вскочила со скамьи, крича шепотом:

— Пойдемте в деревню. Я должна позвонить!

— Хорошо, девонька, сейчас пойдем. Не суетись так! На улице подожди, а я оденусь пока.

Дина вылетела во двор — у нее откуда-то появились силы. Жизнь вновь стала цветной. Виктор жив! Он в больнице, но жив! Стоило ей сойти с крыльца, Дружок приветственно запрыгал рядом, подсовывая крупную голову под руки.

— Привет, мой хороший, — тихо радовалась Дина, теребя пса за ухом. — Ну, где твой хозяин? Что же он так долго?

Девушка прошла по выложенным на земле доскам за калитку. Солнце прогоняло утренний туман, и за воротами Дина смогла разглядеть сквозь его пенные обрывки раскинувшийся в долине поселок. Припекало. С нетерпением поглядывая на дом, Дина прохаживалась по тропинке возле забора.

Услышав за спиной шаги, она обернулась и вздрогнула от ужаса. Перед ней стоял Сет. Иссиня-черные волосы блестели, переливаясь вороновым крылом. С высоты своего роста Сет хитро щурился, изображая улыбку:

— Доброе утро, Дина!

Она не ответила, отшатнувшись к калитке.

— Я смотрю, сегодня ты получше, чем вчера, — заметил маг. — Что ж, восстанавливайся! Не буду тебе мешать.

Как ни в чем не бывало, Сет помахал ей рукой на прощание и скрылся за кустами. Дина прижалась к металлической ограде. Постояв несколько секунд, она вернулась в дом. Старик встретил ее на пороге:

— Уже иду, девонька.

— Егор Палыч, — прошептала Дина, — подождите.

— Что такое? Чего ты побелела, будто привидение увидела? — спросил дед.

— Увидела, — подтвердила девушка и умоляюще посмотрела на него. — Егор Павлович, мне нужен ваш совет!

— Так что ж, в дом зайдем?

Дина кивнула. Они сели за стол, и девушка шепотом пояснила:

— Сейчас сюда приходил человек, который меня похитил.

— Что ты?! Зачем?

— Он сказал, чтобы я восстанавливалась, — сглотнула комок Дина.

— Не к добру, — покачал головой дед.

— Да.

Со стола смотрела на них газетная фотография Виктора. Хрипя и покашливая, стараясь изъясняться как можно проще, Дина рассказала о своих злоключениях с самого начала, завершив словами:

— Сет здесь, и, наверное, все еще не кончилось. И Вите опять грозит опасность.

— Боюсь, ты права, — задумчиво согласился Егор Палыч, не ожидающий услышать подобное. — М-да, странная история.

Он поразмыслил немного, постукивая костяшками пальцев по клеенчатой скатерти, а затем подошел к этажерке с книгами, и, выбрав нужную, положил ее перед Диной:

— Я вот что подумал… Ты слышала о Гурджиеве Георгии Ивановиче?

— Немного, — склонила голову Дина.

— Удивительный был человек. В свое время он произвел настоящий фурор в цивилизованном мире — в России, в Европе и Америке. Современники называли его магом и гипнотизером, сравнивая с самыми знаменитыми мистиками: Сен-Жерменом, графом Калиостро и даже с великими тибетскими мастерами. Кстати, именно из его школы пошло множество ответвлений по всему миру, как, например, НЛП. Знаешь о таком?

— Да, — девушка пыталась уловить ход его мысли.

— К чему я все это веду? — поднял палец Егор Палыч. — Гурджиев был одним из сильнейших, для простоты скажем, магов. Но, во-первых, он полжизни, если не всю жизнь посвятил изучению всех этих таинств. Во-вторых, он, конечно, мог усилием воли исцелять рак и убить на расстоянии быка…, но только не за сотни миль, а за десятки. И даже если предположить, что твой, как там его, Сет, обладает громадной силой, то не думаю, что она может быть больше, чем у великого Гурджиева. Это вообще из разряда фантастики! Я думаю, наш злодей и поблефовать не дурак, потому как на том расстоянии, на котором он сейчас находится от твоих близких, а это приблизительно 800 километров, — высчитал Егор Палыч, — никакой маг-террорист не сможет причинить им вреда.

— Надеюсь, вы правы.

— Одним словом, нет худа без добра. Конечно, сама ты попала в ту еще передрягу, но когда товарищ Маг так далеко, жизни твоего Виктора ничего не угрожает.

Дина слушала рассуждения старика, внутренне соглашаясь.

— И вот что еще я хотел тебе сказать, — заметил Егор Палыч, пристально глядя на свою гостью. — Я считаю, что Бог не посылает человеку задачи, с которой он не может справиться. Согласна?

Дина пожала плечами.

— Готового совета я тебе дать не смогу, а просто покажу возможные варианты. А их я вижу три: можно обратиться в милицию. Здесь, правда, только местный участковый и того поди найди… Захочешь вернуться домой, сыщем способ тебя отправить. Тут все время то туристы, то дачники на машинах приезжают. С кем-нибудь уедешь. И последний вариант — ты можешь остаться в поселке, попробуешь на месте разобраться, в чем дело, не переживая за здоровье любимого.

— Но у меня ни денег, ни документов… А если попрошу брата их выслать, он сразу же примчится сюда и, может быть, вместе с Витей, — неуверенно сказала Дина и резюмировала. — Я — бомж…

— Я тебя не выгоню, живу один, сам себе хозяин. Захочешь — поселишься в летнице, нет — в той комнате, где ночевала, поживи, — старик махнул рукой в сторону спаленки. — Накормить — накормлю. Тут еще неподалеку хатка стоит, хозяйка москвичка раз в год появляется, можно там пожить. Она как раз просила сторожа найти… Такие, значит, дела. Дина сидела, задумавшись, периодически разглаживая пальцем помятую фотографию Виктора, а Егор Павлович с воодушевлением юноши продолжил:

— Случайностей на свете не бывает. Камни к тебе попали не случайно. Виктора ты встретила, потому что должна была встретить. И болен он раком не просто так. Похитители твои особенные тоже не случайны. Кстати, ты потом сама увидишь, что попала не в обычную деревушку в горах. Говорят, места силы у нас повсюду. Здесь любую концессию встретить можно: православный монастырь за лесом стоит, староверы есть и язычники, кришнаиты и буддисты, даже Лама свой имеется, ну и всех остальных хватает. — Егор Палыч отхлебнул остывшего чаю из кружки. — Только место тут такое, что не всякого впустит и не каждого выпустит. Вот, вкратце и все. А ты сама решай, что тебе делать. Поддержу любое твое решение, девонька.

Он замолчал, и лишь тиканье часов на стене нарушало тишину в доме. Дина не думала долго, она уже все решила:

— Спасибо вам, Егор Палыч! А скажите, здесь есть Интернет?

— Точно не знаю. Вроде бы на почте.

— Вы мне одолжите немного денег? Я верну вам…

— Конечно! Сколько тебе нужно?

— За час Интернета заплатить, — сипло ответила Дина, — и я все-таки хочу позвонить. Это можно как-то устроить?

— Хорошо, как скажешь. Пойдем тогда в центр?

— Пойдемте, — Дина встала со скамейки.

* * *

Спускаясь вслед за своим проводником то по желтой грунтовой дороге, то по извилистым тропкам, утоптанным между разбросанными среди деревьев домами, Дина разглядывала живописную природу, ни в чем не уступающую швейцарским Альпам. Один пейзаж красивее другого открывался перед глазами: от остроконечных голубоватых пик с белыми шапками до серебряной полоски реки, струящейся у скал и темно-зеленых зарослей многовекового самшита. Егор Палыч коснулся руки девушки, указывая на парящего над долиной орла. Дина остановилась на тропинке, рассматривая величавый полет, и сказала: «Здесь каждый уголок писать можно». Старик не понял, что она имеет в виду, и Дина пояснила: «Я говорю о картинах, я — художник».

Наконец, Егор Павлович и его спутница в сопровождении лохматого Дружка добрались до середины деревни, со всех сторон облепившей домиками горные склоны. Центральная Железнодорожная улица рассекала поселок на две половины вросшими в землю рельсами заброшенной узкоколейки. В самом начале улицы сливались в один бурный поток две речки. Как и положено, в сельском центре находились крошечные магазинчики, стадион и клуб. Местная администрация расположилась под одной крышей с почтой в старом здании советских времен, резко контрастируя с кирпичной гостиницей за мостом, построенной в лучших европейских традициях.

Возле деревенского клуба никого не было, кроме пары ребятишек на качелях скромной детской площадки. Егор Павлович сказал Дине:

— Побудь тут, я принесу тебе мобильный телефон. У друга попрошу.

— Я подожду. — Дина присела на краешек зеленой скамейки.

Старик быстро вернулся с черной трубкой в руках:

— Говори, сколько нужно, а я отойду пока, — он протянул ей мобильный и купюру в тысячу рублей. — Вот деньги. Больше, извини, не могу, нету.

— Спасибо огромное! Я и на это не могла рассчитывать! Я все отдам!

— Когда-нибудь…, - кивнул дед. — Почта вот она, рядом. А я буду в гостинице за мостом, зайдешь потом. Видишь вон ту, красивую?

— Да, спасибо, — Дина с благодарностью взяла телефон и ушла за огромную ель, скрываясь от посторонних глаз. Прислонившись к мощному стволу дерева, она изменила в сотовом настройки так, чтобы номер не определялся. Прокашлялась. И набрала «любимый» номер.

— Алло? — услышала она знакомый голос.

— Витя… — с останавливающимся от волнения сердцем произнесла Дина. — Витенька, здравствуй! Это Дина.

— Кто?! — выдохнул он, не узнавая простуженный голос. — Боже мой! Дина, ты?!

— Я, — кивнула трубке девушка. Желая сказать сразу все на свете, и не зная, с чего начать, она просто спросила. — Ну, как ты там?

— Я?! Я в порядке! Диночка! — возбужденно кричал он в телефон. — Ты где? Я… мы с ног сбились… ищем тебя! Ты… ты здорова?

— Да. Я, да, — бормотала Дина, — а ты в больнице?

— Пока да. Как ты узнала?

— Я прочла в газете про аварию…, - сглотнула Дина. — Ты сильно пострадал?

— Нет, — не хотел ее расстраивать Виктор, — немножко. Все нормально.

— Я так боялась, что Сет тебя убьет. Слава Богу, ты жив!

— Кто такой Сет, Диночка? Твой похититель?

— Да, — опять кивнула девушка, кусая губы. — Он отпустил меня…

— Боже! Это хорошо! Ты где? За тобой надо приехать? Мы заберем тебя! — От переизбытка эмоций пульс его зашкаливал, и Виктор не заметил, как сел на кровати, облокачиваясь покалеченной рукой о матрас. Готовый лететь на край света за ней, он повторил. — Куда нам ехать?

— Витенька! Ты знаешь, я люблю тебя… — срывающимся голосом сказала Дина.

— Я тоже! Так как нам тебя забрать?

Дина сдавила до боли трубку в руке и решилась:

— Меня не надо забирать.

На том конце воцарилось молчание, потом Виктор спросил:

— Как?… Почему?

Дина старалась не разреветься:

— Я должна разобраться со всем сама. Все еще не кончилось. Если я буду рядом с тобой, это слишком опасно… для тебя, прежде всего. Ты и Денису передай, что меня не надо искать.

— Но Дина, — не понимал Виктор. — Ты же сказала, что свободна.

— Не совсем так, — призналась она. — Он отпустил меня, но Сет здесь. Рядом. И в любой момент все может повториться.

— Что? Что повторится?!

— Эксперимент… Один раз ты чуть не умер из-за него, около университета, когда у тебя началось кровотечение, — пояснила Дина, чувствуя, как тяжелеют от напряжения веки и нестерпимо давит в груди. — Мне показали, как это происходило. Я не могу позволить, чтобы это случилось еще раз.

— Дина, кто это? Кто похитил тебя? Кто делает эти эксперименты? — пытался выяснить Виктор.

— Группа одержимых магов, — ответила Дина, не уверенная, что Виктор поверит в это.

— Но ты не можешь оставаться там одна! — Виктор испугался, что так и случится. — Ты же такая… маленькая!

— Я сильная, Витя, — перевела дух Дина. — Я выдержу. Я постараюсь справиться.

— Нет! Не надо! — просил Виктор. — Я люблю тебя! Только скажи, где ты?

— Я тоже люблю тебя! Очень-очень! — с нежностью сказала Дина. — Береги себя! — и повесила трубку.

Дина опустилась на колени под пушистой елью. «Я правильно поступаю, — уговаривала она себя, — по-другому нельзя». А в голове неслось на все голоса: «Витя! Витенька! Витюша!» Из-за колючих веток вынырнул Дружок, и словно понимая ее горе, принялся вылизывать щеки. «А ты и, правда, Дружок. Друг», — Дина обняла большого черного пса за шею и притихла, думая о неизбежном.

* * *

Виктор долго не отрывал от уха мобильный, слушая гудки и не веря в то, что произошло. Хрупкая, беззащитная женщина — решила остаться один на один с бандой оголтелых мистиков. Это может быть правдой? Виктор безумными глазами сверлил то телефон, то стену, пытаясь осознать произошедшее. Все это не укладывалось у него в голове: «Несколько часов сказки, а потом долгие дни муки. Так всегда происходит в этом мире? Сколько же мы должны платить за любовь? За счастье? Самая лучшая девушка на свете готова принести себя в жертву… Чему? Кому? Зачем все это?»

В палату зашла медсестра и бросилась к нему:

— Виктор Александрович! Вам же нельзя сидеть!

Виктор посмотрел сквозь нее:

— Это не важно.

— Ну что вы! Доктор будет ругаться! Давайте ложиться, — суетилась вокруг него Наташа, не зная, как его уложить.

Виктору показалось, что все происходит не с ним — он лишь смотрит со стороны кино про больницу и медсестру.

— Виктор Александрович! — окликнула его «нереальная» медсестра. — Что случилось? Что у вас с лицом?

— Мне надо позвонить, — буркнул он, приходя в себя.

 

Глава XI. Аномальный пациент

Врач настойчиво рекомендовал Виктору покой, думая, что жизнь в больничной палате к нему располагает. Он ошибался. В голове больного царили сумятица, гнев и непонимание. Спокойствие — удел счастливых людей, уверенных в себе и в своих намерениях. После всего, что произошло, Виктор ни в чем не был уверен, особенно в самом себе. Темнокожие предки, занимающиеся колдовством где-то на Кубе, всю жизнь обманывающая мать, странная опухоль, намеки следователя о соучастии в похищении, он сам, стремящийся спасти любимую и в результате ставший причиной ее самопожертвования — все это было слишком. Скованный травмами Виктор испытывал непреодолимое желание бежать, куда глаза глядят. Просто бежать. Вырваться.

Увы, он лежал, сжимая потные руки в кулаки, не способный даже встать с койки. Чтобы не рассматривать потолки и стены одинокой VIP-палаты, Миллер зажмурился. В голове забренчала назойливая мелодия, раздражая еще больше. «Господи! — взмолился прикованный к постели больной. — Что я тебе сделал? Чего вообще ты от меня хочешь?»

«Стань, как я», — послышался раскатистый бас. Не поверив своим ушам, Виктор открыл глаза. В палате никого не было, но разговор продолжался: «Нет, ты стань на мое место! — с возмущением говорил кто-то за дверью. — Ты все время требуешь от меня чего-то, а сам?»

Детский голос ответил: «Но папа, ты же взрослый, ты лучше знаешь!» И мужчина продолжал воспитывать в больничном коридоре сына: «Научись принимать решения! Ты же мужчина! Сам заварил кашу, сам и расхлебывай!»

«А! Это посетители разговаривают», — понял Виктор, горько усмехнувшись: «В нашем математическом мире случайностей не бывает?… Стать Богом? Злая шутка!» Больной опять закрыл глаза, пытаясь забыться.

Несколько минут спустя его охватило странное оцепенение. Палата и кровать на месте, — понимал ум, но казалось, его обволакивает пустота. Уверенный в том, что не спит, он все же не мог пошевелиться, словно приклеенный к ложу. Окончательно потеряв чувство времени и пространства, Виктор «завис» в небытии. И вдруг тело завибрировало, подбрасываемое то вверх, то вниз, как будто кто-то, вцепившись когтями в мозг, пытался разорвать пульсирующую, охваченную жуткой зигзагообразной тряской плоть. Безмолвная тьма постепенно начала рассеиваться, открывая зрению все ту же палату, а слуху знакомые звуки снующих по коридору людей. Пульсация и давление постепенно стали уменьшаться.

Еще мгновение — и Виктор стоял на полу, не понимая, как это случилось. Что-то явно тянуло назад. Рука потянулась к затылку, чтобы понять, откуда идет дикое напряжение, но тщетно. Приложив все силы, Виктор все же повернулся, ожидая увидеть манипулятора, дергающего за голову. К его изумлению причиной напряжения оказался эластичный шнур, связывающий два совершенно одинаковых тела — то, что лежало беспомощным на кровати и второе, в котором сейчас находился Миллер. Как пуповина, соединяющая младенца с телом матери, толстая серебряная нить протянулась от межбровной части лба, покрытого синяками и ссадинами, к продолговатому мозгу двойника.

Что же произошло? Он умер? Приблизившись к двойнику на кровати, Виктор не смог к нему прикоснуться, провалившись пальцами вглубь материи. «Нет, я все-таки не умер!» — с облегчением подумал Миллер, увидев, как поднимается дыханием грудная клетка его второго «Я» и чуть уловимо шевелятся ноздри. «Ну и красавец!» — констатировал Виктор, разглядывая со стороны «фонари» под глазами опухшего сероватого лица.

Преодолевая необъяснимое притяжение серебряной нити, Виктор прошелся по палате, осваиваясь в новом амплуа призрака. Его забавляло, как руки проходили сквозь предметы. Он подумал: «Ну, что, товарищ доцент? Судя по тому, что я вижу, слышу и даже двигаюсь — мир остался таким же, и передо мной какая-то форма материи. Или это моя душа? А при чем тут шнур? Душа привязана к телу шнуром? Глупость какая…»

С удивлением Виктор обнаружил, что может парить. Подпрыгивая и подлетая, он болтался на шнуре, как космонавт в открытом космосе. Правда, сейчас не было того ощущения эйфории, какое он испытал, когда его поднимала в воздух Дина. «Почему здесь не действуют законы гравитации? — не понимал Миллер. — А, может, это параллельный мир? Волей-неволей поверишь в Теорию струн. Сколько там измерений — 11? Ну, нет. Это сущая выдумка!», — Виктор протянул руку к стене, она не встретила никакого препятствия, пройдя вглубь окрашенного гипсокартона. — «А, может, и не выдумка…».

За дверями кто-то ходил. Из любопытства Виктор просунул голову сквозь стену и выпал в коридор. Возле палаты прохаживался помятый мужчина в пижаме, а за столиком дежурной сидела Наташа, склонившись над книгой. Заглянув через ее плечо, Виктор прочитал: «Лицо красавицы напоминало физиономию куклы — широко распахнутые глаза, в которых не мелькало и тени мысли… Небесное создание брякнуло поднос на журнальный стол».

Виктор хмыкнул: «Что бы это было?» Не поспевая за мыслью, он уже смотрел со стороны стола на обложку, на которой красовалось название. «Ого! Похоже, здесь пространство совсем относительно», — отметил Виктор. Отводя взгляд от книги, Миллер увидел стройные ножки медсестры прямо перед носом. Он не удержался от искушения прикоснуться, но пальцы снова провалились в воздух, а Наташа помахала под столом, думая, что отгоняет мошку. Виктор опомнился и вылетел из-под стола. Уже на приличном отдалении он тихонько прыснул в кулак, будто кто-то вообще мог его слышать. Молодой человек отправился дальше по коридору, натягивая шнур, как пес на поводке. Виктор заглядывал в кабинеты и палаты. Встречающиеся на пути врачи и пациенты не замечали его, лишь годовалый малыш, сидящий у мамы на руках, повел за ним взглядом. Виктор помахал ему, и кроха улыбнулся в ответ, потянувшись ручками. Миллер прикоснулся пальцем к губам, призывая ребенка хранить молчание, и отправился дальше, с интересом рассматривая прозрачную, чуть светящуюся оболочку вокруг людей. Темные пятна или рваные дыры в ней просматривались рядом с покалеченными частями тела пациентов травматологии.

Виктор дошел до лестницы и тут заметил озабоченного Ракитина с двумя сумками для ноутбуков на плече. Экс-преподаватель беседовал с усатым врачом. Виктор прислушался. «Пора возвращаться. Он ко мне», — решил Виктор, и чудовищная невидимая сила потянула обратно, швыряя его по коридору, как сдувающийся шарик. В считанные секунды Виктор оказался над кроватью. Вибрируя и трясясь, призрачный двойник схлопнулся с физическим телом. Пронзенный ужасающей болью, Виктор застонал и открыл глаза. С трудом восстанавливая дыхание, как после серьезной пробежки, он старался расслабить сведенные мышцы, чтобы ослабить боль. Облегчение пришло не сразу. «Фу-ух, возвращение не из приятных», — констатировал Виктор. И все же необычный опыт, который вряд ли удавалось испытать большинству ученым, привел его в восторг.

Наконец, в дверях показался Ракитин в белом халате:

— Здравствуй, Витя!

— Здравствуйте, Василий Игнатьевич! Как я рад, что вы пришли! — Виктор, забыв о том, что передвигаться свободно в этом теле еще затруднительно, приподнялся навстречу, и они обменялись рукопожатиями.

— Эх, голубчик, Виктор Александрович! — покачал головой Ракитин, не узнавая коллегу. — А я не знал, что и думать, когда ты пропал так неожиданно. Хорошо, что твоя мать позвонила.

— Надеюсь, не сильно побеспокоил вас просьбой приехать? — спросил Миллер.

— Что ты! Главное, ты нашелся. Я беспокоился. Честное слово! — Ракитин привстал и показал сумки с ноутбуками. — Я оба компьютера привез на всякий случай.

— Спасибо! — искренне поблагодарил Виктор. — Мне столько вам нужно рассказать! Я, кажется, понял, что пространство действительно многомерно.

На лице Ракитина скользнула тень снисходительной улыбки:

— Ну, конечно…

— Я имею в виду не три или четыре измерения, которые стандартно принимаются физикой, их гораздо больше! И думаю, та же Теория Струн — не выдумка.

Василий Игнатьевич не ожидал услышать такого, как, впрочем, и найти искалеченного коллегу в радостном возбуждении.

— Я-то давно считаю, что она достаточно логична, чтобы быть правдой, — крякнул Ракитин, — только доказать экспериментально ее пока никто не смог.

— Но я получил доказательства многомерности, — с горящими глазами воскликнул Виктор, — только что!

— Интересно, — подался вперед Василий Игнатьевич, — давай-ка рассказывай.

— Не знаю, почему это случилось со мной, но за эти пару дней я дважды выходил из тела.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — кивнул Миллер, — в первый раз я пережил клиническую смерть после удара по голове.

— О, Боже! — ахнул бывший ученый. — Когда ты успел?

— Просто пошел от вашего дома не в ту сторону и, так сказать, наткнулся на неприятности… но сейчас не об этом. Важно то, что, покинув физическое тело, — а я видел его, как вижу сейчас вас, — я смог свободно передвигаться в пространстве. Но тогда я совсем не понял, что собственно происходит. А вот несколько минут назад мне удалось прогуляться по коридору. Не обычно, не физически!

— Виктор, это могло быть и сном, ты же понимаешь, — осторожно предположил Ракитин. — Учитывая твое состояние, я не исключаю, что тебе колют обезболивающие, может быть, наркотики…

— Да, конечно, — улыбнулся Виктор, — но что вы на это скажете? Пару минут назад вы стояли прямо возле лестницы и спрашивали у высокого врача с рыжими усами в зеленом медицинском костюме, как найти пятую палату. А мимо вас проходила толстенная тетка. В синем халате. Чуть вас с ног не сбила. Так?

— Было такое…

— И, кстати, медсестра возле моей палаты читает детектив Донцовой «Вынос дела». Я видел обложку книги во время своего путешествия. Давайте позовем ее и спросим.

— Хорошо, я и так поверил, — почесал затылок Ракитин.

— Нет, нет, я настаиваю! Мне и самому нужно убедиться, что все так, как кажется.

Ракитин поднялся и позвал медсестру. Наташа зашла, захватив градусник:

— Что вы хотели, Виктор Александрович?

— Скажите, пожалуйста, что вы читаете?

— Гм, — помялась молодая женщина, — Дарью Донцову «Вынос дела».

— Спасибо огромное! — обрадовался больной.

— За что?! — не поняла сестра.

— Просто так, — усмехнулся Ракитин.

— Ладно, — Наташа засунула Виктору под мышку градусник, — лежите смирно, хорошо? Не вскакивайте больше!

— Угу, — кивнул Виктор, почти дрожа от волнительного открытия.

Когда они с Ракитиным остались вдвоем, пожилой ученый заметил:

— Невероятно! Больше всего меня поражает твое преображение из скептика и консерватора прямо-таки в мистика.

— Я и сам удивляюсь…

— Рассказывай дальше, — пересел поближе к кровати Ракитин.

— Так вот, в том состоянии продолжают работать все органы чувств, кроме осязания. Я мог передвигаться, и с обычным телом меня связывала толстая эластичная нить, да что нить! Чуть ли не трос, — с воодушевлением продолжал Миллер. — Я преспокойно ходил сквозь стены, а в руки взять ничего не мог… Будто привычных атомарных связей вообще нет.

— Все это очень похоже на описание астрального двойника. Я как-то читал книгу об этом, — добавил заинтригованный Василий Игнатьевич, — и тебе стоило бы познакомиться с эзотерической литературой. Я считаю, что там есть много того, что просто обязаны знать современные ученые — все это вовсе не сказки.

— Вы правы, — согласился Виктор, — но не испытай я подобного на себе, сам бы поднял себя на смех.

— Суть в том, что наше тело — лишь верхушка айсберга, точнее, самый его низ, — сказал Ракитин. — Грубая материя является частью сложной структуры. У человека, на самом деле, существует семь тел разного уровня плотности, либо разных уровней сознания. Есть высшее состояние сознания, в котором люди почти равны Богам, а есть низшее — физическое. Говорят, что все эти тела окружают человека, приблизительно, словно атмосфера Землю. И как разряженные слои атмосферы смешиваются с космосом, так и высшее тело человеческой сущности сливается с Божественным сознанием.

— Удивительно, но сейчас я в это готов поверить, — признался Виктор.

— Можно предположить, что все тела, кроме физического, не материальны, — заметил Ракитин, — однако я склоняюсь к версии, что тот тип материи, из которой состоят высшие тела человека, просто не известен.

— Возможно. Знаете, мне сейчас почему-то вспомнился наш старый телевизор «Весна», огромный такой с двумя переключателями каналов, он стоял в гостиной, когда я был маленьким. Меня все интересовал вопрос, для чего там дециметровый переключатель. Мы им никогда не пользовались. Я приставал к деду, пока, наконец, он не сказал: «У этого телевизора больше возможностей, чем может обеспечить наше телевидение, но конструкторы надеялись, что скоро будет можно транслировать дециметровые каналы, вот они и сделали этот переключатель, чтобы люди потом не меняли дорогой прибор». Признаюсь, я все время с нетерпением ждал, ну когда же, когда, наконец, заработает этот черненький тумблер.

Виктор улыбнулся и поправил подушку под головой:

— Один дециметровый канал появился у нас в начале девяностых, только «Весна» до этого не дожила. И я подумал, что мы все похожи на тот старый телевизор, который и мог бы воспринять больше, да не время еще. Наш мозг развивается, привыкнув только к трем пространственным измерениям. Влево-вправо, вперед-назад, вверх-вниз. Но получается, что и измерений больше, и возможностей человека! Наверное, чем больше измерений нам доступны, тем больше возможностей, тем шире степень свободы!

— Ты удивительно точно выразился: люди и, правда, как те старые телевизоры! — сказал Ракитин.

— Да, знаете, в том состоянии, как вы его назвали, — Виктор вскинул указательный палец вверх, — астрального двойника, я мог идти сразу в нескольких направлениях, и даже видеть себя снаружи, изнутри и перемещаться мгновенно, наплевав на все законы физики. Получается, что те, кто обладает какими-то способностями, типа ясновидения или чтения мыслей, просто уже «принимают дециметровые каналы».

— Точно, — согласился Ракитин. — Знаешь, сейчас многие говорят о переходе человечества на новый этап. Правда это или нет, но у некоторых людей открываются способности, которых не было раньше…

— Как у меня. Мне кажется, я был слеп и вдруг прозрел, — сознался Миллер и внезапно вспомнил ночной разговор с Диной в университете. — Как она была права!

— Кто? — не понял Ракитин.

На лицо его бывшего ученика легло темное облако уныния, в мгновение ока стерев восторженность.

— Дина, — хмуро пояснил Виктор, — она говорила о том, что физики смогут доказать «Теорию Всего», если будет найдена связь духовного и материального, мысли, времени и пространства.

— Умная девушка! Кстати о ней, я тут немного поразмыслил над нашим электромагнитным декодером, и мне пришла в голову чудесная мысль!

— Он, наверное, не понадобится, — удрученно выдавил из себя Виктор.

— Почему? Что-то случилось с ней? — сочувственно поинтересовался Василий Игнатьевич.

— Она звонила сегодня, — нехотя сказал молодой человек. — Похитители ее отпустили, но она решила не возвращаться… Камней у нее, по-моему, нет, а значит, и то уникальное электромагнитное поле мы зафиксировать не сможем.

— Что-то я не совсем понимаю… — начал было Ракитин.

— Я сам ничего не понимаю, Василий Игнатьевич. Мы тут с вами о высших материях рассуждаем, а она пытается в одиночку разобраться с маньяками-фокусниками, — горько отметил Виктор. — Это нонсенс! И от меня никакого толку. Как всегда…

— Стой-стой-стой, — громко запротестовал Ракитин. — Давай закончим начатое. Наш электромагнитный декодер все равно понадобится. Возможно, с камнями у кого-то еще возникнет похожая реакция. Имея прибор, мы выясним, где камни. Найдешь камни, выйдешь на похитителей, значит, и твою девушку можно будет отыскать.

— Вы думаете? — покосился Миллер.

— Конечно, — сказал Ракитин и открыл свой ноутбук, — так что смотри-ка сюда и подключайся.

Виктор неуклюже повернулся. Резкая боль вновь напомнила о сломанных ребрах, он осторожно выдохнул и погрузился в открытые перед ним файлы. Почитав немного, он сказал:

— Это как раз то, чего мне не хватало. Спасибо вам, Василий Игнатьич! Осталось только собрать все и испробовать в работе.

— Да-да, вот только ты кажется не в той кондиции, — пробормотал Ракитин.

— Пустяки, — махнул рукой Виктор, — я и так работать смогу…

В палату вернулась медсестра. Ловким движением она изъяла из подмышки пациента градусник, о котором он и забыл:

— У вас все хорошо, Виктор Александрович! Температура нормальная.

— Хоть это хорошо, — саркастически усмехнулся Миллер.

— Через несколько минут вас повезут на томограмму, будьте готовы, — сверкнула улыбкой симпатичная Наташа и оставила мужчин одних.

Ракитин собрался уходить, как вдруг остановился, вспомнив что-то:

— Да! Я немного прошерстил Интернет по поводу камней. Нашел интересную легенду! Как-то очень похоже на ваши артефакты. Камень по преданию прислан на Землю с Сириуса. Индуисты его называют Чинтамани, буддисты — кристалл Шамбалы, а братья-славяне — Алатырь-камень. В мифах говорится, что его основная часть хранится где-то у владык Шамбалы в мистическом духовном центре Земли, а некоторые обломки путешествуют по миру. Говорят, что осколок Чинтамани хранился в кольце Соломона, у Платона и у мистика графа Сен-Жермена. Камень имеет феноменальные характеристики: при физическом контакте с ними человек вступает в сверхчастотный резонанс, благодаря которому может обрести, а точнее разблокировать различные супер-способности. В кристалл инкрустированы четыре символа — матрицы земных стихий. Ничего не напоминает? — хитро сощурился Ракитин.

— Очень даже напоминает, — с жаром ответил Виктор, весь превратившись в слух.

— Там говорится, что, используя Чинтамани, — продолжил Василий Игнатьевич, — можно превращать обычные металлы в драгоценные; воду — в нефть, нейтрализовать радиацию и ядерные отходы и вообще управлять физической материей как угодно, влияя на ее молекулярный и химический состав. Легенды также твердят, — не знаю, стоит ли им верить — что эти камни могут излечить любую болезнь и творить чудеса. Существует единственный нюанс — все это возможно, если у камня возникает частотный резонанс с сознанием использующего его человека, то есть подчинится он не кому угодно.

— По-моему, это все объясняет, — просветлел взгляд Виктора, — вот почему им нужна Дина! Чем я могу отблагодарить вас, Василий Игнатьевич?

— Просто найди свою девушку и будь счастлив, — улыбнулся Ракитин, — все, что я нашел про камни, скинул в твой компьютер.

— Спасибо!

В этот момент в палату зашел врач в окружении нескольких человек из медперсонала. Семен Ефимович распорядился:

— Посетителей прошу покинуть палату.

Ракитин, выходя из помещения, крикнул:

— Выздоравливай! Завтра еще приеду…

 

Глава XII. Свободна…

Медленно спускаясь по ступеням крыльца крошечной почты, Дина осмотрелась. Новое место было улыбчивым и приветствовало ее лучами нежного солнца, задорной стайкой пацанов, пробегающих мимо, лицами сельчан, добродушно рассматривающих заезжую гостью. Кто-то кивнул ей, Дина ответила, вспомнив, что в деревнях все здороваются. Дина приложила ладонь к сердцу и тихонько сказала, обращаясь к горам:

— Здравствуй, Хозяин этого места! Спасибо тебе за гостеприимство! Помоги мне, пожалуйста!

Легкий ветер дунул ей в лицо теплой волной. Было ли это ответом или просто совпадением, не важно — Дине стало спокойнее. Привычку здороваться со всем и вся вслух или «про себя» она позаимствовала еще из детской истории про Маугли. Как говорится, сказка — ложь, да в ней намек… Денис насмехался над сестрой, замечая, как она делает это: «Тетка взрослая, а все, как маленькая…». Зато собаки на Дину не бросались, кошки ластились, и всевозможная живность проявляла к ней благосклонность.

Как ни странно, Дина почувствовала облегчение — ее мальчики знают, что она в порядке, и теперь у нее есть право на ошибку. Ее окрыляло удивительное ощущение, что она зависит лишь сама от себя. Дина поторопилась перейти через дорогу к новенькой гостинице, на которую указал Егор Палыч. Тот поджидал ее возле кованой калитки:

— Ну что, девочка, все сделала?

— Да, спасибо! — Дина протянула мобильный телефон. — Я поговорила с Витей. Все нормально.

— Ты решила что-нибудь? — поинтересовался старик.

— Я остаюсь, — ответила Дина.

— Молодец, — сказал Булкин, — не помню, кто сказал: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе», но, по-моему, это верно.

— Егор Павлович, — обернулась девушка, — я не хочу вас обременять собой. Вы и так бесконечно добры ко мне! Правда есть домик, который надо сторожить? Я бы там пока пожила.

— Доча, а может быть все-таки у меня? — немного расстроился старик. — Я-то думал, нам вдвоем веселее будет…

— Егор Палыч, — коснулась его кисти Дина, — вы самый добрый человек, кого я когда-либо встречала, и я вам так благодарна! Но сейчас я — нежелательная соседка, скорее опасная. Не хочу вам отплатить неприятностями. Это проблема моя, и лучше всего мне быть одной…

— Как знаешь, — вздохнул дед. — Только не отгораживайся от людей совсем. Помни, что все не случайно, хорошо?

— Да, — согласилась Дина, — мне бы работу найти…

— Если надо, найдется, — заметил старик, — а голодную я тебя не оставлю, не бойся.

Расчувствовавшись, Дина чуть не расплакалась.

— Ну-ну, — закряхтел дед, — не смотри на меня такими глазищами. А то мне сразу креститься хочется, я себя как перед образами чувствую.

— Угу, — кивнула Дина.

— Я телефон отдам другу, а ты иди потихоньку обратно. Дорогу помнишь? Хорошо. Вон Дружок гоняется за коровами, ты его с собой позови. Я догоню.

Старик скрылся за изящной дверью гостиницы, а Дина послушно направилась к стадиону за псом. В хозяйственном магазине девушка обнаружила крошечный отдел канцелярии. Недолго думая, она рассталась с небольшой суммой, купив обычные детские краски, кисти и бумагу для рисования. А вдруг удастся что-нибудь заработать — здесь же есть туристы. Веселый Дружок, лающий на своевольную буренку, послушался Дину, как хозяйку. Скоро нагнал их и не по возрасту спортивный Егор Палыч, и они дружно зашагали под гору. Подойдя к дому, они остановились, как вкопанные — перед калиткой ожидала знакомая Дине спортивная сумка с вещами. На прутьях дверцы болталась записка. Девушка сорвала бумажку и прочитала:

«Мне эти вещи не нужны. Не мой размер… Пользуйтесь».

Дина показала записку старику:

— Я не понимаю, как он может просчитывать каждый мой шаг? Неужели Сет слышит мои мысли на таком расстоянии? — с отчаянием проговорила она.

— Не знаю, — растерянно пожал плечами Егор Палыч, — может быть, он просто так хорошо понимает тебя, что угадывает твои поступки?

— А вы говорите, у вас пожить…, - вздохнула огорченная Дина, — от меня лучше шарахаться, как от прокаженной.

— Перестань, — рассердился старик, — глупости все это!

* * *

Домик, о котором говорил дед, оказался совсем близко. Маленькая, пропитанная нежилым запахом постройка из камня и дерева, ничем не выделялась среди других: не старая и не новая, выкрашенная не так давно в сочный зеленый цвет. За домиком стояла простенькая банька и сарай с дровами. Неухоженный двор порос зеленью и сорняками, тянущимися к солнцу из-под раскидистых кустов фундука. Как и в любом дворе этого поселка, здесь росли яблони, их налившиеся соком ветки готовы были вот-вот разродиться цветами.

Егор Палыч показал Дине хозяйство, запас круп и муки, растительного масла и чая:

— Александра, хозяйка, сказала, что можно всем пользоваться. Ну, это типа оплаты за охрану. Она купила этот дом в прошлом году, как дачу, но тут ее в командировку за границу отправили. Позвонила мне и сказала, что до Нового года не появится, а, может, и дольше. Так что живи, сколько душе угодно. Наскучит, приходи ко мне.

— Спасибо вам, Егор Павлович! — Дина обняла старика. — Что бы я без вас делала?

— На здоровье, девочка! Я тебя проведывать буду, ладно?

— Конечно! — улыбнулась девушка. — Я так вам благодарна!

— Кстати, сегодня вечером будет семинар в клубе. Что-то о Древнем Египте. Бесплатно. Если захочешь, можешь сходить.

— Не знаю, — замялась Дина.

— Как хочешь. Ладно, ты осваивайся, — собрался уходить дед, — ключ вот он, на столе. Да! Я молоко и мед на подоконник поставил. Попей еще, а то все похрипываешь!

— Спасибо! — повторила она вслед удаляющемуся старику.

Дина прошлась по комнатам. Обнаружив тазы и ведра, она поспешила приготовить себе воду для купания. Странное ощущение грустно-пьянящей свободы и легкого безумства не покидало ее ни на секунду. «Надо собраться с мыслями и решить, что делать дальше!» — говорила себе она, пока не имея ни малейшего понятия о будущих планах.

Обмотав мокрую голову махровым полотенцем, Дина вышла из дома. На заброшенных грядках огорода ей удалось найти нежные листья одуванчика, молодой крапивы, черемши и щавеля. «Вот и салат к обеду!» — обрадовалась она, прислушиваясь к многоголосому щебету птиц. На ум пришли библейские слова: «Не заботьтесь, что вам есть, и что вам пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа, не больше ли пищи, и тело — одежды? Взгляните на птиц небесных: не сеют, не жнут… и Отец ваш Небесный питает их»… Никогда ранее не был так ясен Дине смысл этих слов. Никогда до этого момента ей не доводилось прочувствовать, как она сливается душой с небом, со звоном птичьих песен и струящимся теплом солнца. Дина разулась и босыми ногами стала на рыхлую черную землю, поросшую шелковистой травой. «Не одна!» — звучало в каждой клеточке.

Ее переполняло ощущение свободы, словно невидимые цепи разорвались, позволив дышать полной грудью. Радостная и неожиданно для самой себя счастливая, она принялась напевать знакомую песенку, решив, что ни за что на свете не отдаст в чужие руки свою душу.

Дина принялась осваивать немудреный быт, мыть чужой, пока пугающий пустотой дом, создавая в нем собственное пространство. Тихий спокойный день протекал неспешно, как вода в ленивой реке, будто бы ничего и не случалось, и не было никакой угрозы. Весеннее солнце раззадорило детвору где-то за окном, кричащую на все голоса. От этих звуков в груди разливалось доброе тепло, и мысли становились светлее. Дина завернулась в старое одеяло, сев по-турецки. «Сколько можно метаться и искать выхода вокруг, не стоит ли заглянуть в себя?» — думала девушка, вспоминая когда-то услышанные мудрые изречения. Она закрыла глаза и начала медитировать. Делала Дина это как придется, вызывая в памяти то одну мантру, то другую. О состоянии релаксации читала она много и пространно, но сейчас все словно взбунтовалось против него: скачущие мысли, желание почесать то нос, то руку, или мошка, непонятно откуда залетевшая в дом, и нытье в затекших коленях. Незаметно она уснула, свернувшись клубочком под теплой байкой.

Когда Дина проснулась, уже вечерело. В отличие от вчерашнего, это вечер выдался не холодным, наоборот, ласкающим, зовущим на прогулку, вызывающим неутолимую жажду чистого воздуха, которым хочешь напиться и не можешь. И Дина решила: «Почему бы не пойти посмотреть, что будут рассказывать в клубе? Говорит же Егор Павлович — ничего не случайно! Может быть, услышу что-нибудь полезное? Я свободна в своем выборе — принимать или нет…».

Дина распаковала новую белую одежду из сумки Сета — брюки, рубашку, свитер, белье. Качественная натуральная ткань приятно ласкала тело. Как новый пятачок, с одним лишь старым шарфом на шее, привычно закрывшем рубец, Дина пришла к центру поселка. Видимо не вместив всех желающих в клубе, семинар переместился на стадион. Народ сидел на лавках, на траве или на собственных раскладных стульчиках. Подойдя ближе, Дина неприятно удивилась — на небольшом возвышении стоял Сет и вещал о скрытых возможностях человека, поблескивая глазами в лучах предзакатного солнца. Ее душа порывалась уйти, но она осталась, желая понять, что здесь происходит. Пробежав глазами по рядам, она заметила и Егора Палыча, и Евгения неподалеку от «учителя». Дина прислушалась к тому, о чем говорит Сет:

— По мнению историков, слово Нефер раскрывает некое качество жизни или бессмертия, а также способности давать жизнь. Сет, Исида, Гор и Нефтис — были высшими существами — неферами, присланными на Землю с одной из планет Звездной системы Сириуса. Только благодаря ним, человечество выжило в одной из глобальных катастроф, периодически сотрясающих планету. Эта катастрофа привела к смещению магнитных полей Земли и к появлению пяти новых дней в календаре землян. К 360 дням прибавились еще 5 эпагоменальных дней, названных в честь Неферов, спасших людей. Эту теорию выдвигают ученые-египтологи. То же самое гласит легенда африканского племени догонов. Такая же есть и у североамериканских индейцев хопи. Неферы, по преданию, писали на камнях пальцами огня, путешествовали по воздуху без крыльев, силой мысли меняли русло реки и творили любую великую магию.

Сет был в ударе, приковывая внимание слушателей. Его плавно текущий голос завораживал присутствующих.

— Новая эра близится, — продолжал он, чинно вышагивая по центру, — и это не приевшиеся всем обещания «конца света» или «вселенской катастрофы», но реальный переход человечества на другой виток, в иное измерение. Я открыто говорю об этом сейчас, тогда как еще недавно эти знания были тайными, доступными лишь единицам, потому что нет времени молчать, каждый должен получить возможность либо развиваться, используя весь багаж секретных знаний, либо погибнуть в действительно надвигающейся на планету катастрофе. Переход в новое измерение может оказаться для вас совершенно безболезненным, если вы воспользуетесь техниками, которым я собираюсь вас научить. И возможно скоро вы и сами станете участниками легенды, устроителями нового мира…

— Не верьте ему! — посреди гипнотической тишины зазвенел голос Дины, заставив присутствующих встрепенуться, будто ото сна. — Этот человек лжет! Он — жестокий манипулятор!

— Ах, это вы? — кисло улыбнулся Сет и обратился к публике, в душе раздосадованный, что прекрасно выстроенная атмосфера разрушена. — Вот вам яркий пример невежества. Перед вами неудавшаяся самоубийца, которая уж точно вас ничему не научит. Человек с рабской сущностью сам не воспримет высшие знания и другим будет мешать, — словно издеваясь, громогласно пояснил публике Сет.

— Я - не рабыня. Не ваша! И не чья-либо!

— Ну, конечно, — невозмутимо парировал Сет, — но почему же тогда вы в страхе подчиняетесь? Где оно, ваше «Я»? Даже ни одной своей вещи на вас, Дина, нет. Все принадлежит мне.

— Душа, не больше ли пищи, а тело — одежды? — во всеуслышание произнесла Дина цитату из Библии и внезапно на глазах у всех начала раздеваться, делая это спокойно, будто находилась одна в своей комнате, где никто за ней не наблюдает. Она не могла предать снова обретенную свободу. На ее лице не было ни тени страха, в пальцах — ни малейшей дрожи, в движениях — ни капли сомнения.

Не торопясь, Дина стянула свитер, затем по одной расстегнула пуговицы рубашки, сняла белые брюки, кроссовки. Оставшись в нижнем белье, она не остановилась: так же спокойно и с какой-то совершенной целомудренностью она легко сняла и его. Все ахнули, увидев обнаженное бело-розовое точеное тело. Одним жестом она распустила хвост, и мягкий каштановый плащ длинных прядей скрыл высокую красивую грудь. Дина повязала на бедра единственную вещь, не принадлежащую Сету — узенький шарф, который в ту секунду многим показался похожим на темную власяницу на чреслах. Нагота девушки, стоящей перед всеми, как ангел на попрание, была не сексуальна, и каждый из присутствующих замер, глядя на освещенное светом лицо молодой женщины. Дина поднесла сброшенную одежду магу и положила перед ним:

— Все мое при мне. Я — свободна! — только и сказала она Сету, не готовому к такому повороту событий, недвижимому, мрачному, готовому задушить ее перед толпой. Она развернулась и босая, голая пошла медленно в сторону хижины. Кому-то даже показалось, что ее тело светится, а, может, так причудливо преломились лучи солнца, убегающего на запад.

— Юродивая! — сказал Сет. — Вы же видите, она — сумасшедшая нимфоманка, которой нужно внимание толпы!

Оцепенение развеялось. Народ зашумел. Люди начали расходиться. Семинар был сорван. Дина не обращала внимания на то, что происходит у нее за спиной, она осторожно ступала по дорожке, вздрагивая при каждом шаге — камни кололи нежные ступни. Кто-то догнал ее и накинул на озябшие плечи теплую шерсть. Дина обернулась — незнакомая девчонка, с лицом, переполненным эмоциями и восхищением.

— Наденьте мое пончо, — предложила она.

— Спасибо! — ответила продрогшая Дина.

Вернувшись к себе, Дина закрыла спортивную сумку с подачками Сета, вложив туда даже только что выстиранный спортивный костюм, и вынесла ее за ворота.

Поселок гудел, как улей, но никто почему-то не заметил, как и когда исчез красавец-лектор. Михаил, наблюдая за холодным лицом Сета в машине по дороге к Полянам, думал, что шахматная игра пошла не по правилам — пешка взбесилась и, не дойдя до конечной черты, превратилась в Королеву. Его не отпускала мысль, что играет этими фигурами вовсе не его горделивый партнер, а куда более мощный гроссмейстер…

Лишь Дина спала в эту ночь беззаботно, как младенец, с радостным и торжественным чувством отданного долга. А люди, не сговариваясь, узнав, кто она и где живет, несли к ее крыльцу одежду и обувь: кто новую, кто поношенную, чувствуя, что не могут остаться в стороне. «Пусть и юродивая! Но с какой силой Духа» — думали они.

* * *

Она проснулась до рассвета, удивляясь тишине мыслей и необычайной, прозрачной ясности в голове. За узеньким окном в предрассветном тумане шелестел лес. Новый день принес новое ощущение — хрустальная прохлада разливалась от макушки вниз, наполняя все тело потоком спокойствия. Дине показалось, что ее зрение стало лучше — все вокруг было предельно четким, даже чересчур, словно старательный рисовальщик нажал на грифель карандаша, прорисовывая контуры, и подчеркнул тени, сделав образы более контрастными. Девушка укуталась в одеяло и вышла на улицу. Она не поверила своим глазам, выйдя за порог. Чем-то наполненные свертки и пакеты, и не пара, а, пожалуй, с десяток дожидались утра под крыльцом и на ступенях. Присев на корточки, Дина потянула торчащий кусок ткани из первого попавшегося пакета — это оказалось не новое серое платье с блеклыми желтыми цветами. Она заглянула в другой — там лежала голубая кофта с поясом, под которой прятались еще какие-то вещи. За свертком стояли умеренно сношенные туфли, а на поручнях крыльца покрылась капельками росы нераспечатанная упаковка колготок и самодельная цветастая сумка-котомка.

Дина сошла с деревянного настила на влажную траву. В тот момент, когда ее ноги коснулись рыхлой холодной земли, из неясной сизой дымки на востоке выкатился раскаленный шар, как прожектором осветив худенькую фигуру в байковом одеяле. Дина засмеялась, встречая солнце. Оно разговаривало с ней на языке света, а девушка звонко отвечала то ли ему, то ли Богу: «Спасибо, Господи, Отец! Спасибо за душу мою! Благодарю тебя за свободу! За дары! Я люблю тебя!» — ее сердце переливалось через край, не вмещаясь в груди.

«Возможно ли, чтобы это все было со мной? Реально ли это? — говорила она себе и сразу же продолжала. — Да, да! Возможно! Только это и реально!» Ее хрупкое тело трепетало от ощущения совершенного восторга, и на секунду она будто бы вознеслась над смятой травой…

Как же она счастлива, что знает «любовь»! В памяти всплыло жесткое лицо Сета, и в ней проснулась жалость к нему: наверное, он безудержно стремится к власти, потому что никогда не испытывал любовь… А каждый человек ее достоин — и Сет тоже. В этот момент она почувствовала, что всякая любовь, которая есть в ней — к Виктору, к родным и друзьям, к этому месту и людям — это часть той Большой Самой Настоящей Любви, от которой и рождается все на свете. От нее сердца и души вспыхивают, как огоньки свечей, зажженных от Благодатного Огня, ниспадающего с небес в Пасхальную ночь.

Почти за тысячу километров от солнечного пятнышка, расцветшего между склонами гор, вдруг проснулся пациент больницы скорой помощи. Он не открывал глаз, умоляя сон продолжаться. Но, одарив волшебной искрой, сон растаял, оставив послевкусицу счастья, еще теплившегося на губах поцелуем призрачной любимой.

* * *

«Срама-то не стыдится!» — возмущенно фыркнула бабка Зоя, увидев новую соседку в одеяле. Странная девушка разговаривала то ли сама с собой, то ли с горами и смеялась, не слишком запахнув то единственное, что прикрывало ее наготу. И пусть она делала это в своем дворе, скрытая от чужих глаз зарослями кустов, бабку раздражало — она-то видела! А, значит, срам! И не важно, что ворчливой Зое Ивановне пришлось для этого специально выглянуть из-за забора. «Ой, распутница! Ох, что делает! Колдует, небось…» — возмущенно сотрясала головой местная сплетница. Отпустив ветку сирени, бабка покинула наблюдательный пункт. Надо к заутрене собираться — уж ни за что Зоя Ивановна не пропустит службу! Она поправила кипельно-белую косынку на голове, одернула военным движением новую, специально для походов в церковь приобретенную зеленую мохеровую кофту, и, как Наполеон на Москву, отправилась к заутрене.

Бабка Зоя прожила здесь всю жизнь, отправив на тот свет трех мужей одного за другим. Ее старший сын тоже не докучал ей, отбывая срок далеко на Севере, младший уехал в город, изредка отписываясь о болезнях и невозможности приехать. Дочка, такая же злая, как и мать, навещала ее по праздникам, приезжая из районного центра. Перемолов кости всему свету, они непременно ругались и сами, жестко отхлестывая друг друга словами, после каких обычно люди не видятся никогда больше, но не они. Выльют грязь друг на друга ушатами да обсохнут.

В доме Ивановны не было ни пылиночки, в саду все по местам: парник, грядки вычищены, деревья подрезаны и побелены. Она и о своем быте заботилась, и второй домик пристроила — для туристов. «Я — рачительная хозяйка!», — гордо говорила бабка. С чувством, с толком наняла работников, чтобы сделали достойный ремонт, провела в дом водопровод — для капризных приезжих, купила новую мебель и, конечно, сдирала с постояльцев побольше других — за комфорт, за лес за окном и за вид на горы.

Сама улыбка и любезность, натянутая на сухое лицо перед теми, кто готов платить, и не терпящее возражений, ненасытное на скандалы, колкое существо с остальными. Бабка Зоя считала себя безукоризненной, достойной подражания и восхищения.

Переступив порог кирпичной церкви, выстроенной не так давно на пригорке, Зоя Ивановна осенила себя крестным знамением трижды, как должно. В голове подчеркнуто аккуратной поджарой прихожанки, молитвенно вознесшей очи к образам, теснились уничтожающие мысли о заезжей девке: «Понаехали тут! Развелось в святом месте нечисти всякой! Городские бабы ни стыда, ни совести не знают! Прости Господи!» — и перекрестилась размашисто, отвесив низкий поклон. Тут и богослужение началось.

Постоянные прихожане не намоленной еще, небольшой церкви, в которой витали тонкие запахи воска и ладана, знали друг друга в лицо, но не удивлялись появлению чужих. Впрочем, туристы на службы приходили не часто. Молодой батюшка из соседнего мужского монастыря пел протяжным басом, иногда переходя на речитатив, а прихожанки тонкими, старушечьими, в основном, голосами усердно подпевали выученные назубок слова молебнов.

Священник запел «Отче наш!», приближая конец службы, когда потихоньку в храм зашла еще одна фигура. Ивановна боковым зрением скользнула по вновь прибывшей, потом обернулась, чтобы рассмотреть лучше. То была соседка ее бесстыжая, благо хоть теперь оделась! Зоя Ивановна принялась следить всевидящим своим оком не за действиями священника, а за новенькой. В длинном сером платье и голубой кофте молодая женщина, свежая и разрумянившаяся, как девчонка, благоговейно зажгла свечку перед иконой, еле заметно шевеля губами и счастливо улыбаясь. «Овечку из себя строит! А сама-то!» — кипела бабка Зоя, не забывая креститься вместе со всеми. Служба закончилась, и тут к уху ее припала монашка, сестра Фотинья. Бабка Зоя с жадностью впитывала слова: «Ой! Наголо разделась при всех вчера! Господи! Что делается! Голая через всю деревню пошла! Ай-яй-яй! Блудница Вавилонская…»

— Небось грехи пришла замаливать! — громче сказала Зоя Ивановна, кивая на Дину.

— Кабы не над нами посмеяться… — опасливо заметила сестра Фотинья, — может, колдунья…

Подошли еще несколько женщин, послушать, о чем это они. И зажужжал осиный рой…

Свеча, которую поставила Дина, задрожала от сквозняка. Девушка почувствовала, как из толпы канонадой колючих огненных шаров к ней летели осуждающие взгляды теток. Дина поторопилась уйти отсюда, продолжая спиной и затылком осязать уколы.

Вдруг девушка увидела Булкина, на ходу засовывающего хлеб в пакет:

— Здравствуйте, Егор Палыч! — счастливо кинулась она к нему.

— Здравствуй, Дина, — хмуро ответил тот, отшатнувшись.

— Егор Палыч! Вы в порядке? — удивилась она.

— Я, да… — пробормотал он, — а вот ты…

— Что я? — не поняла девушка.

Ему было очевидно неудобно, и пасмурный взгляд избегал встречи с Дининым лицом. Наконец, он спросил:

— Зачем вчера ты сделала это?… Разделась… Не то, чтобы я осуждал тебя, но не думаю, что стоило… так… чересчур…

Смущенный он замолчал, сомневаясь, нужно ли высказывать все, о чем он передумал за эту бессонную ночь. Дина заглянула ему в глаза и мягко сказала:

— Егор Павлович! Я не могла поступить по-другому. Теперь я чувствую себя свободной. Я хочу и буду жить. И сама отвечаю за свои решения. Но Вы и не должны меня поддерживать. Вы знаете меня только пару дней, — она осторожно коснулась рукава его потертой синей куртки, — и ваше большое сердце подарило мне столько тепла, что не знаю, сумею ли я когда-нибудь по-настоящему отблагодарить вас за все, что вы сделали!

От этих слов и проникновенного голоса старик почувствовал себя, как мальчишка-двоечник, которого ласковая мать вместо того, чтобы отругать за провинность, утешает и подбадривает. У него кольнуло сердце. А бездонные глаза девушки, бирюзовые, светящиеся, излучали только нежную благодарность, и одна она показалась пожилому человеку бесценным даром.

— Спасибо вам! И простите меня, — сказала Дина Палычу и пошла дальше.

Ему хотелось обернуться, позвать ее, но он не посмел. Постояв немного, Булкин побрел домой, перебирая в морщинистых пальцах ручки пластикового пакета. Оставленные в бархатном фотоальбоме с пожелтевшими карточками давно забытые эмоции безжалостно захватили Палыча. Грудь семидесятипятилетнего мужчины не вмещала его часто бьющееся сердце, удары которого эхом отдавались в висках.

 

Глава XIII. Требуется психиатр

Каталка, на которой везли Виктора по коридору, то и дело подпрыгивала на стыках неровно выложенной плитки, напоминая поездку на расхлябанном паровозике в старом парке аттракционов. Перед глазами Виктора пробегали серые квадраты подвесного потолка, какие-то лица, равнодушные или участливо поглядывающие. Однако и по дороге в кабинет МРТ, и уже в светящемся проеме, напоминающем «дырку от бублика» в громадном белом аппарате, готовом сканировать его мозг, физик не прекращал усиленно размышлять о Чинтамани и о только что пережитом опыте. Постепенно из туманной игры слов и образов в голове ученого начала складываться любопытная мозаика, от которой захватывало дух. Равнодушный к происходящему вокруг Виктор не обратил внимания на рекомендацию расслабиться. Он лихорадочно постукивал пальцами по носилкам, ожидая лишь возможности остаться одному и прикоснуться к клавишам ноутбука.

* * *

Врачи, наблюдающие из пульта управления МРТ за показаниями томографа, хором воскликнули:

— Ну и ну!

— Вы когда-нибудь видели подобную активность обоих полушарий, коллега? — причмокнул специалист кабинета МРТ, обращаясь к хирургу.

— Наверное, нет, — приник к экранам Семен Ефимович, — у вас случайно аппаратура не сбоит?

В разговор вмешался еще один наблюдатель в белом халате:

— Нет, только что тестировали бабушку. Все было в порядке. Интересный экземпляр, где вы его нашли?

— Собственно, попал к нам в состоянии комы. Пациент — физик с ученой степенью. Кстати, сын известной актрисы… Елизаветы Миллер. Помните фильм «Незнакомка» и этот еще… как его? — почесал затылок Семен Ефимович, — «Остановка для двоих»…

— Что вы говорите? — удивился эксперт. — Физик? Обычно у такого народа левое полушарие более развито, а у этого оба шпарят на всю катушку! Да, и еще посмотрите сюда, — мужчина в очках ткнул ручкой в экран, — лимбическая система также очень активна.

— Что это значит? — поинтересовался Семен Ефимович.

— Этот участок отвечает за эмоциональные проявления. Ваш пациент испытывает нечто невообразимое. Может быть даже влюблен, — хмыкнул второй специалист, — а вот эти пятна показывают, что вашему товарищу или сильно хорошо, или очень больно — ведь это отражает работа одного и того же ядра… Наверное, все же больно. Вы что ему анальгетики не даете? Ага, и нейроны правой лобной доли мозга проявляют чрезвычайную активность, — заметив непонимание на лице хирурга, тот пояснил, — она отвечает за концепцию личности. Забавно, люди склонны отождествлять свою личность с душой, но, как вы видите, все чистейшая анатомия, не более чем физико-химические процессы в головном мозге.

— Он пережил сотрясение мозга, оно могло так повлиять?

Первый эксперт задумчиво предположил:

— Не думаю. Здесь просто какая-то аномальная активность всех структур наблюдается. В голове вашего пациента творится черт знает что! Я бы рекомендовал ему серьезную дозу успокоительных. Вы посмотрите: у него не голова, а кратер вулкана — так и с ума сойти не долго! Хотя, коллега, вы абсолютно правы — любопытнейший экземпляр!

Семен Ефимович напомнил о предмете анализа:

— Господа, у пациента ранее была выявлена опухоль паренхимы шишковидной железы промежуточной дифференцировки. Давайте обратим все-таки внимание на эпифиз!

— Так-так, — присмотрелся к цветным изображениям на экранах аналитик МРТ, — опухоли нет, хотя сам по себе эпифиз непомерно велик. Норма — 4 миллиметра на 6, а тут вместо горошины, сами видите, железа с голубиное яйцо!

— То есть первоначальный диагноз не подтверждается?

— Нет, конечно, — снова принялся грызть ручку специалист, — но аномалия налицо. Несмотря на идеальную форму эпифиза, таких размеров не бывает. Причем, нет ни кисты, ни другого типа опухолей. У меня вопрос, — обратился он к Семену Ефимовичу, — удастся ли задержать этого молодого человека в больнице?

— Возможно, — предположил тот, — он пока и так лежачий, хотя рвется выписываться. А зачем вам?

— Для моей научной работы незаменимый образец! Я как раз исследую функции эпифиза. Есть версия, что этот орган — тот самый «третий глаз» в восточной философии. Декарт, к примеру, говорил, что эпифиз — это «седалище духа», а Блаватская, ссылаясь на оккультистов Востока, называла его Дэвакша — «Божественное Око». Если они правы, человек с такой шишковидной железой может быть чуть ли не вторым Буддой.

— Ну, вы даете! — скептически рассмеялся Семен Ефимович. — Что-то сейчас все в мистику ударились. Не понимаю я этой моды! Так что увольте, решайте этот вопрос с ним сами. И не сейчас. Вы же видите, мой пациент не в себе. Я заберу результаты.

— Конечно, — кивнул очкастый. — Замечательно интересный пациент! К вашему физику я еще наведаюсь!

— Только не в ближайшие пару дней, — строго предупредил хирург, — он еще после автокатастрофы в себя толком не пришел.

* * *

Покой. Где его найти? Если его нет внутри — не будет и снаружи. Каталку, вернувшую Виктора из кабинета МРТ, встречал целый парад посетителей: элегантная мама, взвинченный Денис с каким-то листком в руках и группа студентов 2-го курса, неуверенно озирающихся по сторонам.

Подошедший Семен Ефимович возмутился:

— Товарищи! Больному нужен покой, — он попытался изобразить это жестом, — так что прошу его не беспокоить! Передачи отдавайте Елизавете Андреевне! Здравствуйте, — мягко и кокетливо улыбнулся он актрисе и опять принял суровый вид, — посещения пока отменяются.

Студенты зашептались смущенно, из толпы выделилась пухленькая блондинка с цветами. Прошагав, как пионерка перед торжественным возложением венка к могиле неизвестного солдата, она отдала букет матери Виктора. Ребята вразнобой пожелали:

— Выздоравливайте, Виктор Александрович! — и под суровым надзором врача отправились к лестнице.

— Спасибо! — только и успел сказать Миллер, растроганный неожиданным вниманием. Елизавета Андреевна поцеловала его в щеку:

— Привет. Как ты?

— В порядке, — как обычно, ответил сын.

— А вы, молодой человек? — доктор вопросительно взглянул на Дениса.

— Пусть останется, — попросил пациент.

— Ладно, но ненадолго, — кивнул Семен Ефимович и предупредил, — с вами я поговорю позже, а сейчас, Елизавета Андреевна, пожалуйста, пройдемте в мой кабинет.

Они удалились. Денис помог санитарам вернуть друга на кровать и, нервно покусывая губы, сел рядом.

— Ты говорил — Дина звонила… — начал он.

— Да, часа два назад, — согласился Виктор, — а тебе нет?

— Мне пришло сообщение с ее электронного адреса, — Денис махнул бумажкой. — Вот, я распечатал. Черт знает что! Я ничего не могу понять, что там происходит, и что она думает — просто взрыв мозга! Прочитаешь?

Мелкий шрифт расплылся, и физик вернул письмо другу:

— Прочти, пожалуйста, вслух.

«Денчик, милый мой братик! Это Дина! Чтобы ты не сомневался, что это и, правда, я, напоминаю тебе историю с попугаем, у которого ты оторвал хвост, а мне за тебя влетело от папы, помнишь? А еще я рисовала на стенке под кроватью, и только ты был в курсе…» — Денис сделал паузу и взглянул на изумленного друга, — Все так и было. Кроме нас двоих никто об этом не знает. Ладно, я продолжаю…

«Я не буду перечислять все наши с тобой приключения, хотя сейчас раздумываю, чего бы включить в письмо и улыбаюсь — славное у нас было детство, боевое! Ты всегда был Робин Гудом, спасал всех и вся! Помнишь, как за выпущенную в пруд черепаху тебе от Двужильного и его банды попало? Похоже, что настала моя очередь защитить тебя, Катю, Ванечку, всех наших и Витю, конечно. Я вас очень люблю!!!!!

Не бойся! Я не брежу! Я пока в здравом уме и при памяти. Ты был прав — камни лучше было отдать, но не уверена, что в этом случае все сложилось бы иначе. Меня похитили люди, всерьез практикующие магию. Их главарь называет себя Сетом, гипнотизер из парка (помнишь, я тебе рассказывала?) тоже тут, его зовут Михаил. Еще есть охранник Евгений. Других я не знаю. Сейчас я очень далеко от нашего города, и ситуация сложилась так, что совершенно неожиданно они меня отпустили. Но, на самом деле, Сет продолжает за мной следить. По его словам, им нужны не только камни, но и я сама, как „идеальный проводник энергии“. Я не совсем уверена, что конкретно им от меня нужно, но я решила не возвращаться домой, так как Сет — фанатик — и на деле очень опасен. Он читает мысли и может убивать на расстоянии. Он чуть не убил Витю! Если ты не веришь, расспроси его — он подтвердит мои слова». — Денис поднял глаза от листка, и Виктор сглотнул: — Было такое.

Денис нецензурно выругался.

— Там дальше еще есть что-нибудь? — спросил Миллер.

— Да.

«Привести за собой „хвост“ из этих личностей к моим близким я не хочу, поэтому остаюсь здесь. И, пожалуйста, не ищите меня! Если вы будете рядом, Сет сможет легко добиться от меня всего, что ему понадобится, угрожая вашим жизням и здоровью. Пока я одна, попробую разобраться с ситуацией. Не волнуйся! Я справлюсь. Что-то подсказывает, что выход есть. К счастью, мне встретился добрый человек. Благодаря ему, мне не приходится ночевать под открытым небом и голодать. Скажи, пожалуйста, Вите, что я его очень люблю!

Целую,

Дина

P.S. На всякий случай, чтобы ты не волновался, — я цела и невредима. Думаю, все так и будет…И отдай, пожалуйста, ключ соседке, Галине Павловне, чтобы поливала цветы».

— Никогда не думал, что Дуська на такое способна, — признался Денис, — всегда была такой слабой младшей сестренкой, а тут ее на геройство потянуло…

— Знаешь, я кое-что придумал, — перебил его Миллер, — только надо проверить экспериментально. Во-первых, допустим, эти мерзавцы действительно влияют на человека. Я убежден, что любое внешнее воздействие, будь то техногенное или биологическое, связано с излучением определенного типа волн. Не так давно мне по делу надо было прочитать массу статей о психотронном оружии. Профессор С. Турлыгин утверждал, что мозговые волны являются электромагнитным излучением с длиной волны около двух миллиметров. Любой человек представляет собой источник электрических и магнитных полей, обладая рентгеновским, гамма, радио, инфракрасным, СВЧ излучением и так далее.

— И что это значит? — не понимал Денис.

— А то, что любую волну можно экранировать, создав защитное поле, предусматривающее ее характеристики. Если мы хотим, в самом деле, помочь Дине, то у нас должно быть оружие и защита против внешнего воздействия. «Щит и меч»…

— А это реально сделать?

— Я думаю, у меня получится… — задумчиво произнес Виктор, — надо только выбраться отсюда.

— Вить, но мы все равно не знаем, где она, — неуверенно произнес друг.

— У тебя есть знакомые хакеры?

— Хакеры? — переспросил Денис. — Да нет. Как-то не довелось завести таких друзей…

— Значит, надо найти, — твердо сказал физик.

— Зачем?

— Опытный хакер сможет найти источник мобильного звонка и путь электронного сообщения, хотя бы до серверного центра, — сказал Виктор.

— Точно! — обрадовался Денис, а потом засомневался. — Может, это только в кино бывает?

— Да ладно тебе! Настоящий специалист сможет это сделать, я не сомневаюсь.

— Не лучше ли все-таки задействовать милицию? — не унимался друг, ерзая на стуле.

— Ты думаешь, этот низкорослый следователь примет участие в наших экспериментах?

— Он вроде — неплохой мужик…, - пробормотал Денис.

— Который готов обвинить меня в соучастии в похищении, лишь бы закрыть дело! — взорвался Виктор. — Хороша помощь! Ты вообще хочешь найти сестру?! Хочешь остановить этот бред?!

— Конечно! — вскипел в ответ Денис. — Как ты можешь сомневаться?!

— Тогда найди хакера и перестань миндальничать, — отрезал Миллер, — это только наше дело.

И без того взъерошенный Денис привычным жестом запустил пятерню в шевелюру:

— Не припомню, чтобы ты когда-нибудь так командовал…

— А я не помню, чтобы оказывался в такой ситуации…

В палате повисла неловкая пауза. Друзья смотрели друг на друга выжидающе.

— Уболтал, — наконец, нехотя сказал Денис, — поищу хакера. Однако, ты — фрукт! Не ожидал от тебя… Тебе еще долго вставать нельзя?

— Пару дней, наверное. Как раз чтобы доработать мою концепцию до конца.

— Ну, дерзай! — согласился Денис. — Я только я не пойму, Вить, а ты на костылях собрался за бандой бегать?

— Об этом я тоже подумал, — хитро прищурился тот, — есть версия, как ускорить процесс…

Денис посмотрел на друга задумчиво:

— Все-таки ты или гений, или псих…

— Думай, как хочешь, — равнодушно ответил Виктор, — только найди хакера.

— Найду, — протянул руку Денис, — бывай!

— До встречи!

Когда за Денисом закрылась дверь, Миллер, превозмогая острую боль в сломанных ребрах, наклонился и втащил на кровать ноутбук, притаившийся возле тумбочки. Физик пошарил в карманах сумки и облегченно вздохнул — его походный набор инструментов и детали миниатюрного прибора, над которым он трудился, оказались на месте. «Молодец, Василий Игнатьич!» — порадовался молодой человек. Виктор открыл крышку Макинтоша и углубился в работу.

* * *

Медсестра вошла в палату. На одеяле лежала вскрытая серая крышка корпуса с блестящим названием «Полюс-2», возле которой на аккуратные кучки были разложены детали.

— Виктор Александрович! Что вы делаете? — закричала женщина, глядя, как пациент с деловым видом копается в аппарате для физиотерапии.

Миллер мельком взглянул на нее и буркнул: «Не волнуйтесь, все нормально!». Секунду медсестра стояла на месте, покрываясь пятнами от желания накричать на безобразничающего больного и страха быть за это уволенной, а затем метнулась вон с шепотом: «Это слишком…».

Вооруженный походными инструментами, Виктор с олимпийским спокойствием занимался усовершенствованием прибора. Через пару минут в дверях показался покрасневший Семен Ефимович:

— Э-эй! Молодой человек, зачем вы портите технику? — строго окрикнул он пациента, тыкая пальцем в сторону безнадежно разобранного аппарата. — Это ни в какие рамки…

Невозмутимый Виктор оставил на мгновение свое занятие и возразил:

— Извините, Семен Ефимович. Я не порчу, улучшаю.

Хирург прокашлялся, и его кашель больше напомнил львиный рык:

— Гм, может быть, вы все-таки объяснитесь?

— Этот аппарат примитивен, — снисходительно улыбнулся физик, — а мне надо срочно поставить себя на ноги. Я занимаюсь цепью смещения, чтобы предотвратить появление импульсов противоположной полярности при падении магнитного потока.

— «Понятно», — сказал Семен Ефимович, сожалея, что сразу не прописал Миллеру транквилизаторы.

— Дело в том, — продолжал объяснять Виктор, — что если воспроизвести электромагнитное поле, идентичное тому, которое выделяют здоровые ткани, и воздействовать им на поврежденные, процесс заживления должен ускориться. Переломы, как вы сами сказали, заживают в течение месяца, а у меня есть максимум неделя.

— Молодой человек, — возмутился Семен Ефимович, — но это же невозможно!

— Отнюдь, — сказал Виктор, — я высчитал, что электромагнитное поле с необходимой частотой следования униполярных прямоугольных импульсов и определенной амплитудой должно привести меня к нужному результату именно в недельный срок.

Рассерженный врач не понимал всех этих терминов и решил, что испорченный аппарат занесет в стоимость лечения, как бой посуды включают в счет ресторане. Доктор произнес недовольно:

— Я же сказал вам не подниматься.

Виктор скорчил поддельно виноватую мину:

— Как-то не лежится… Извините.

— Голова ваша. С сотрясениями не шутят. Рискуете заработать эпилепсию…

— Или сойти с ума от бездействия, — пробормотал Виктор. — Мне в любом случае обещан всего лишь год жизни. Я мало, чем рискую.

— Ваш диагноз — опухоль паренхимы шишковидной железы — не подтвердился, — сказал Семен Ефимович, — я только что рассказывал об этом вашей матери…

— Все гораздо хуже?

— Да нет, зачем так сразу? — подошел поближе хирург, опуская руки в карманы. — Скорее наоборот.

— Не томите! — вскричал Виктор. Его худое лицо исказилось от волнения.

— Я не могу сказать, что вы здоровы, — издалека начал доктор, — но МРТ показала, что опухоли эпифиза нет, однако железа у вас аномально большая.

— И что это значит? — Миллер нервно теребил в длинных пальцах крошечную отвертку.

— Мы пока выясняем, — сказал Семен Ефимович, — у вас уникальный случай. Нейрофизиологи хотят исследовать ваш мозг более досконально, — недовольно произнес хирург, решив, что посттравматический синдром налицо.

— Хорошо, — сказал Миллер, — мне надо закончить с прибором… — и повернулся к врачу спиной, пытаясь в неудобной позе орудовать над разобранным железом.

— И все же я настоятельно рекомендую вам лечь, — ответил доктор, покидая палату. Закрыв дверь, он предупредил медсестру:

— Я вызову к пациенту психиатра. Сегодня вряд ли он придет, скорее всего, завтра утром. Если я задержусь, расскажите ему об этом, — Семен Ефимович жестом указал в сторону Миллера, — на мой взгляд, пациент неадекватен. В историю болезни я пишу «посттравматический синдром».

— Я поняла, — вытянулось лицо полной медсестры, сменившей на посту милую Наташу.

— И добавьте в больничный лист пару инъекций феназепама: одну днем и одну на ночь.

— Конечно, — сделала себе пометку в тетради дежурная.

— Проследите, чтобы обязательно спал, — на ходу распорядился главврач, возвращаясь в свой кабинет к обеспокоенной матери Миллера, впервые услышавшей о страшном диагнозе, с которым один на один жил ее сын.

Когда врач вернулся, она, испуганная, сидела в кресле для посетителей.

— Елизавета Андреевна, мне неприятно вам это говорить, но нередко черепно-мозговые травмы негативно влияют на психику, — стараясь быть мягким, произнес хирург. — Анализ МРТ, как я уже вам говорил, выявил наличие аномалий в мозгу вашего сына. А только что Виктор Александрович разобрал очень дорогой физиотерапевтический прибор, доступный только для пациентов ВИП-палат, — преувеличивая ценность аппарата, бурчал в усы Семен Ефимович. — Я вынужден включить его стоимость в счет… и вызвать для консультации психиатра…

— Вы думаете, что мой сын сходит с ума?!

— Я ничего не хочу утверждать, но понаблюдайте за ним сегодня внимательнее, — шевелил хирург пышными усами, которые показались женщине приклеенными, настолько самостоятельно они выглядели на красноватом лице неравнодушного к выпивке доктора, — в любом случае, консультация специалиста лишней не будет. Вашему сыну нелегко пришлось…

— Да, — произнесла мать, вспоминая вчерашний день, — если надо, то надо. Но, Семен Ефимович, вы уверены, что рака нет?

— По нашим данным — нет, — развел руками врач, — хотя, судя по полученной из онкологического диспансера истории болезни, опухоль была. Смотрите сами, вот томограмма, сделанная почти две недели назад. Здесь отчетливо виден тумор на эпифизе, — Семен Ефимович хотел было показать пальцем, но передумал и воспользовался ручкой. Он обвел темное пятно опухоли на одном снимке, затем положил рядом другой и ткнул тупым концом ручки в изображение, похожее на крошечную сосновую шишку. — А здесь видите: опухоли нет, но железа увеличена до невероятных размеров… Кстати, анализ крови тоже изменился…

— Семен Ефимович, — взмолилась актриса, под шелковой блузой по спине катились ледяные капли пота, — только скажите! Это опасно для жизни?! Он будет… жить?!

— Я не знаю, — покачал головой врач, — не знаю. Всё неопределенно. Нужны обследования.

— Пожалуйста! — умоляла женщина, чувствуя себя раздавленной. — Семен Ефимович! Что угодно… делайте что угодно! Только спасите моего сына!

— Мы постараемся, — закряхтел врач, и снова усы пришли в самостоятельное движение, — но медицина не всесильна, особенно, когда мы не знаем, с чем бороться!

— Пожалуйста… пожалуйста! — повторяла безутешная мать. — Я прошу вас, сделайте что-нибудь!

— Успокойтесь, Елизавета Андреевна, рака нет, и это само по себе неплохо! — увещевал хирург. — С остальным как-нибудь разберемся. Хотите чаю? — внезапно предложил он.

— Нет, благодарю, — отказалась актриса, пытаясь взять себя в руки. — Я лучше к сыну пойду.

— Конечно. Ему нужна сейчас ваша поддержка, — согласился врач, — а я всегда к вашим услугам!

— Спасибо, — тихо ответила женщина и вышла в коридор. Прикрыв дверь, она прислонилась к стене, чувствуя слабость в коленях. В страшной реальности на женщину тяжелыми комьями навалилось чувство вины. У нее никогда не было времени на сына, а теперь, может быть, у него совсем не осталось времени ни на нее, ни на собственную жизнь. Надо сейчас идти и улыбаться, поддерживать Витю хоть как-нибудь, но, на самом деле, больше хотелось проснуться и узнать, что все это только привиделось, и тогда, вздохнув спокойно, включить воду в ванной, повторяя, как молитву: «Куда ночь, туда и сон!»…

Но нет, не убежать и не проснуться: вот больничный коридор, по которому снуют врачи и пациенты, а там, чуть подальше палата, в которую она должна зайти бодро и не показать, что ее разрывает отчаяние. «Сейчас. Сейчас, — уговаривала она себя, — еще минутку… Я соберусь».

Елизавета Андреевна выпрямилась и направилась к палате. Она зашла в женский туалет, чтобы поправить у зеркала прическу и освежить макияж. Актриса растянула губы в улыбку, сначала искусственную, потом естественнее, тряхнула завитой головой и ровной походкой пошла к сыну, готовая к новой роли.

* * *

— А, мам, это ты? — обернулся на шум открывающейся двери Виктор. — Слава Богу!

— Я, Вить! Как ты? — улыбалась мама, заходя к нему. Внешне спокойная и подтянутая, она еле сдерживалась, чтобы не броситься к сыну и не схватить его в охапку, как ребенка.

— Я в порядке, — пробурчал он, продолжая привинчивать что-то, — тебе, наверное, уже доложили?

— Точно, — печально вздохнула она, — сказали, ты безобразничаешь.

Виктор поднял глаза, вглядываясь в лицо матери:

— Это целесообразно. Ты теперь знаешь…?

— Да, — Елизавета Андреевна коснулась руки Виктора, — ты, как и я, предпочитаешь все хранить в секрете.

Он пожал плечами, ничего не ответив.

— Ты еще на меня сердишься? — осторожно спросила мать.

— Да нет, — он чуть качнул головой и поморщился.

— Больно? — обеспокоилась Елизавета Андреевна.

— Не волнуйся, мне только что укололи обезболивающее. Сейчас пройдет, — Виктор снова отвернулся к аппарату, манипулируя над ним, как над старым знакомым.

Она погладила сына по плечу:

— Хочешь поговорить со мной?

Миллер долго молчал, а потом, наконец, попросил:

— Не говори бабушке.

— Хорошо, — согласилась актриса, — я и не собиралась.

— Как она?

— Прибаливает понемножку. Как узнала о твоей аварии, слегла с давлением. Все рвется сюда, но я не пускаю.

— Правильно, не нужно, — кивнул Виктор. И в палате опять воцарилось молчание.

Елизавета Андреевна навела порядок на тумбочке возле кровати, размышляя, как лучше вести себя. Но сын вскоре подал голос:

— Поможешь мне?

— Да, конечно, — подхватилась мать. — Что ты хочешь?

— Поставь крышку аппарата сюда, — указал он пальцем.

— Так? — уточнила женщина, выполнив его просьбу.

— Ага, — подтвердил Миллер, опустив длинные ручки аппарата физиотерапии с толстыми дисками по краям к загипсованной ноге. — Теперь включи его в розетку, пожалуйста.

— Ты уверен, что не сломал его? — обеспокоилась женщина.

— Мам, хоть ты можешь мне доверять? — раздраженно бросил Виктор. — Неужели я похож на идиота?!

— Не нервничай. Сейчас включу, — поторопилась она успокоить сына.

Прибор на высокой подставке тихо зажурчал, включаясь. Миллер отстроил тумблеры и с удовлетворенным видом лег, наконец, на подушку:

— Теперь пусть работает. Не выключай, хорошо? Даже если засну…

— Как скажешь, — не возражала она. — Ты не голоден? Может, тебе купить что-нибудь?

— Да, купить надо, — заметил Виктор и начал перечислять, загибая пальцы, — привези мне, пожалуйста, гарнитуру для телефона. Сейчас напишу, какую. Потом еще метра два тонкого кабеля, тоже пишу название, — размышлял вслух Миллер, — м-да, как раз то, что нужно! Еще портативный USB холодильник для пива… в компьютерном магазине спроси в отделе гаджетов. Потом у меня в комнате захвати все из второго ящика стола, ты не разберешься там сама. Просто привези все, что в ящике, хорошо?

Она вспомнила слова врача о психическом состоянии сына, и мелькнула фраза: «А может он прав?», и спросила:

— Что ты затеял?

— Как тебе объяснить? Есть идеи, которые надо воплотить. Зачем терять время, пока валяюсь здесь, как овощ?

— Ты бы не переутомлялся, — ласково попросила мама, все еще недоумевая по поводу странных заказов.

— Мне надо чем-то заняться, чтобы с ума не сойти, понимаешь? — вскинул он на нее отчаянный, но полностью осознанный взгляд. Под искусственным освещением глаза его горели сине-зеленым светом морской бездны, совершенно нереальным, показалось матери. Она кивнула:

— Да-да, хорошо, привезу.

— Одежду какую-нибудь привези, удобную, и костыли…. нет палку. Выбери такую, чтобы была полой внутри.

— Тебе же вставать нельзя, — заволновалась Елизавета Андреевна.

— Скоро будет можно, — безапелляционно заявил он, закрывая глаза. — Не верь врачам. Я уже не верю. Все будет в порядке.

Она выходила, когда он вспомнил о еде:

— Привези мне шоколадку и печенья с орехами, пожалуйста! Что-то сладкого хочется.

Актриса улыбнулась:

— Хорошо, сынок.

Дверь за матерью закрылась, и Виктор, наконец, остался один в тишине, разбавленной журчанием аппарата. Еле слышное потрескивание убаюкивало, а с закрытыми глазами Миллеру вообще казалось, что ногу с двух сторон обнял огромными лапами теплый мурчащий кот. От этой мысли Викторуу даже стало уютно, и он позволил себе немного отдохнуть в ожидании своей посланницы.

Она вернулась нескоро, нагруженная, как вьючный мул:

— Ну, Витя! Твои заказы выполнять оказалось не так-то просто!

Виктор заулыбался виновато:

— Извини…

— Все нормально, — присела на стул женщина, — только со всем этим скарбом нас с тобой из больницы выгонят…

— Значит, выгонят, — растянул губы в дурацкую улыбку Виктор, — мне тут порядком надоело! Где мои железки?

— Сейчас, подожди. Тут целая мастерская. Я даже не знаю, куда это все выложить, — в замешательстве обернулась мать.

— А ты стул придвинь и поставь туда пакет. Сам разберусь.

— Ладно, — согласилась Елизавета Андреевна. — Я пока посижу, отдохну.

Миллер, обнаружив сверху конфеты, засунул одну себе за щеку и принялся увлеченно колдовать над массой инструментов, деталей и проводов, на вид которые матери казались грудой технического хлама. Тем не менее, она охотно подавала ему то одно, то другое, придерживала и откладывала, с радостью отмечая, что с лица ее сына сошла маска безысходности. Работа лечит. С короткими перерывами на процедуры Виктор возился над чем-то непонятным, а мама с удивлением для себя обнаружила, как ей хорошо рядом с ним. И, несмотря на то, что за все время они перекинулись почти невесомой горсткой слов, оба почувствовали, что никогда еще между ними не было такой близости. Елизавета Андреевна ушла поздно, когда двери в отделение уже запирали, взяв с сына обещание спать ночью.

* * *

Ранним утром стремительно продвигался по больничному коридору человек, отмечая взглядом номера на палатах. С покатых плеч свисал белый халат, просторный, как мантия, на щуплом вытянутом теле. Крючковатый нос, взлохмаченная голова и непомерно длинные руки вполне подошли бы мультипликационному злодею, но это был всего лишь психиатр. Остановившись у поста медсестры, медик взял историю болезни больного, к которому его вызвали. Сосредоточенно вчитываясь в желтоватые страницы, психиатр насупил брови. Наконец, он причмокнул губами и резко открыл дверь в палату. Никого не заметив внутри, он вернулся к медсестре:

— Вы сказали, Миллер в 5-й палате?

— Да-да, — услужливо кивнула толстушка.

— И куда он ушел? — недовольно спросил врач.

— Ушел?! Да он лежачий, с переломами и сотрясением… Пока не встает.

— Но в палате его н-нет! — возмущенно вскрикнул психиатр.

— Как это?! — не поняла медсестра. — Не может быть!

— Смотрите сами!

Она засеменила к палате. Осторожно заглянув, женщина повернула круглое лицо к приглашенному специалисту:

— Он здесь.

— Позвольте…, - взъерошенный психотерапевт протиснулся в палату и увидел лежащего на месте пациента. Доктор смутился и бросил сестре:

— Спасибо, я разберусь.

Виктор не смог скрыть улыбку, видя изумление врача:

— Здравствуйте.

— Доброе утро! — врач недоверчиво поглядывал на невесть откуда появившегося больного. Передернув плечами, он достал ручку. — Итак, как вас зовут?

— У вас же история моя перед глазами, — усмехнулся Миллер.

— И все-таки… — настаивал специалист, — я попрошу вас отвечать на мои вопросы.

Виктор представился.

Психиатр присмотрелся к больному:

— Зачем вы надели наушник? Это ведь наушник? — уточнил он, показав пальцем на прямоугольную серебристую гарнитуру, торчащую возле уха Виктора.

— Да, к мобильному телефону. Так удобнее.

— Ясненько, — протянул высушенный медик и принялся задавать привычные вопросы о том, какое сегодня число, о работе и семье. Виктору было смешно и скучно отвечать, но экзамен он выдержал с успехом. Психиатр тщательно записывал что-то в истории только одному ему понятным почерком. Прощаясь, он опять внимательно посмотрел на Миллера, и, не заметив обещанных аномалий, вышел прочь, подметив только, что пальцем молодой человек поглаживал какую-то металлическую кнопку. Виктор закусил губы, чтобы не расхохотаться. Но как только дверь закрылась, он прыснул, кряхтя от тупой боли в ребрах. Виктор был доволен — эксперимент удался.

Медсестра расставляла по порядку склянки с прозрачной жидкостью, сверяясь с листами назначений, когда к ней подошел очкастый сотрудник больницы в зеленой форменной одежде:

— Девушка, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, куда перевели Миллера из пятой палаты?

— Никуда, он в пятой.

— Его там нет… — вежливо возразил доктор.

— Да на месте он! — недовольно воскликнула она. — Что это у всех сегодня с глазами?! Посмотрите еще раз! — и процедила по слогам: — Боль-ной-не-вста-ет.

Доцент вернулся и обнаружил Миллера на кровати. Удовлетворенно вздохнув, он подошел к необычному пациенту с деловым предложением об обследовании его выдающейся шишковидной железы. Недолго думая, Виктор согласился пройти МРТ еще раз. У него появились планы на излучающий магнитные волны аппарат.

* * *

Денис был раздражен, как никогда. Сегодня все шло наперекосяк: начальство скинуло безумные планы продаж на новый квартал. С такими цифрами бонуса никогда не получить, а на носу лето — не сезон, шоколад тает, и народ предпочитает пить не кофе, а пиво или холодную минералку. Московские аналитики с ума посходили, где их только учили статистике и планированию?! Сестра… ох, уж она точно сошла с ума! И Виктор, тот еще умник, потребовал найти хакера, а где, черт побери, его взять? Никто из знакомых ребят о хакере-интернетчике и слыхом не слыхивал, уже пару дней ушли коту под хвост.

Ровно в шесть часов Соболев сорвался из офиса, перед уходом отчитав ассистента за ошибки в отчете. Проезжая мимо любимого бара «Натали», Денис махнул рукой: «Мне тоже надо отдохнуть!» Серебристый Форд Мондео, взвизгнув, резко повернул на стоянку возле кафе в парке. Выходя из автомобиля, Денис набрал телефон подчиненного и велел не расслабляться сегодня: «Эдик, заберешь меня из бара часа через два. Я позвоню позже». Напиться Денис решил сам. С горя! Кто осудит?

Выложенная из искусственного камня арка пропустила старого знакомого в затемненное чрево питейного заведения. Официант приветливо поздоровался, и Денис с ходу заказал виски — снять напряжение по-быстрому.

Не церемонясь с первым стаканом, наполненным керосиново-крепкой жидкостью, разлитой поверх ровных кубиков льда, Денис заказал второй. И «закусить чего-нибудь». В этот момент он увидел, как за окном под стилизованным зонтом усаживается компания из нескольких мужчин, в одном из которых он узнал следователя. Потягивая виски, Соболев наблюдал за Руслановым и его спутниками. Чем-то он Денису нравился, хотя и толку от него никакого не было. Заканчивая третью порцию виски, менеджер подозвал официанта и велел отнести бутылку «Блэк Лейбла» за столик возле фонтана. Скинув пиджак и закатив рукава, Денис с усмешкой отметил недоумение на лице следователя, получившего неожиданный подарок. Русланов обернулся, но Соболев спрятался за колонну, оставшись незамеченным. Алкоголь сделал свое дело: зудящее напряжение ушло из затылка, и Денис, наконец, обратил внимание на отбивную, остывающую на большом блюде рядом с группой художественно нарезанных овощей.

— Ах, это вы! — услышал он в тот момент, когда пытался подцепить вилкой подло ускользающий маслянистый гриб в крошечной салатнице. Денис откинулся на мягкую спинку стула и увидел следователя.

— Приветствую, Сергей Константинович! — Соболев пожал протянутую руку и пригласил: — Прошу за мой стол!

— Благодарю за виски, не стоило…, - ответил Русланов, но все же присел. От следователя тоже прилично пахло спиртным.

— А я вот сижу в одиночестве, — вздохнул Денис, — заливаю мысли. Голова трещит.

— Понимаю, — кивнул Русланов.

— Новостей никаких?

— Пока нет, прорабатываем связи владельца особняка. Темная личность, — поведал следователь.

— Еще бы! — кивнул Денис и вдруг попросил: — Посидите со мной! Что там ваши приятели, им и без вас не скучно… А мне бы с умным человеком поговорить.

Русланов особенно не колебался: равный градус и общее дело их притягивали. Его коренастая фигура скрылась ненадолго в арке, и потом перед Денисом вновь показался орлиный нос и грустные глаза, казавшиеся еще печальнее из-за опущенных книзу внешних уголков. Мужчины выпили и почувствовали друг в друге что-то родственное.

— Не для протокола, — произнес Соболев. — Дина объявилась.

У Русланова взметнулись брови:

— И что же вы молчали?

— Сам не знаю. Дурак, наверное, — крякнул Денис, пожимая плечами. — Вы вот, Сергей Константинович, так, извините, наехали на друга моего, Виктора! И он решил, что вы хотите против него все обвинения выстроить…

— Тоже дурак, — хмыкнул Русланов.

— Ну да. Влюбленный, — согласился Денис. — Вот я его и послушался.

— А он причем? — поинтересовался следователь, закуривая тонкую сигарету, от которой во все стороны растянулся аромат японской вишни.

— Дина-то звонила ему, мне только письмо по электронке прислала, — Денис облокотился о стол и уставился на следователя, слегка выкатив глаза. — Я вот не понимаю: меня она знает всю жизнь, и до этого у нее никого роднее не было… Конечно, разные бывают братья и сестры. Но мы с ней всегда, как лучшие друзья. А с Виктором она от силы неделю знакома, и в такой момент звонит не мне, а ему! Не понимаю, честное слово!

Сергей Константинович блеснул серыми глазами:

— Ревнуете?

— Есть немного, — признался Соболев.

— Бывает, — осклабился следователь.

— С одной стороны, я вроде бы должен радоваться. Ей так долго в личной жизни не везло… Черт! Да, какая может быть радость с этим похищением! — Дениса несло на откровения: — Блин, я места себе не нахожу! Сестра моя, видите ли, не от мира сего. Я уже вам рассказывал. Дуська с одной стороны взрослая, сама на жизнь зарабатывает, вроде бы самостоятельная. И нахлебалась всего в жизни порядочно. С другой стороны, как ребенок, ранимая, впечатлительная, творческая натура. В детстве она нас постоянно удивляла — то ладошку к больной голове маме приложит, и все действительно как рукой снимет, то во сне такое расскажет, в пять лет еще — бери и книги пиши. Потом это прошло само. А когда ей два года было, она из окна выпала, с пятого этажа! И ничего…! То есть даже без синяков обошлась. Родители чуть с ума не сошли тогда. Сбежали вниз, а она сидит на земле и смеется, с кошкой какой-то играется. Между прочим, Дуська про это и не помнит, а взрослые решили ей не рассказывать, чтобы не пугать.

— Удиви-и-ли, — присвистнул следователь.

— Ага. Я себя рядом с ней всегда чувствовал эдаким приземленным простачком. И Виктор, на мой взгляд, тоже не совсем того…

— А поподробнее?

— Я вообще удивлен, что этот ботаник влюбился…, - иронично рассмеялся Денис. — Я бы его назвал «человек-голова». Мы с ним на одном курсе учились, на физмате. Все люди как люди, а он, казалось, даже в цветах на подоконнике формулы видел. Маньячина…

— В смысле?

— Одна наука на уме. Такие либо Нобелевскую премию получают, либо попадают в дурдом…

— Как же вы с ним дружите?

— Последние годы и не виделись почти, а раньше встречались частенько: то дома у него, то в университете. Он все-таки интересный типище. Не все же пивом баловаться, иногда интеллектуальные разговоры тоже бывают кстати. И коли выслушает, точно знаешь, что никуда дальше не пойдет, как в могилу.

— Такие друзья нужны, — кивнул Сергей.

Собеседники чокнулись и осушили еще по порции темного виски с проблеском янтаря. Языки развязались. За чаркой, «под щучью голову» Денис рассказал подробно о послании сестры, о Викторе, получив в обмен занимательную историю о Мессере. Покойник был не прост: бывший адепт ордена Восточных Тамплиеров перепробовал на своем веку, как выяснила милиция, многое, за разбой отсидел в тюрьме по юности, да не здесь, а в Германии, и чуть ли не по всему миру наследил, чем только мог.

— Его Интерпол ищет, а он тут спокойненько в нашей деревне живет, жил, в смысле, пока не помер, — поправился Русланов.

— А дружки его? По ним что-нибудь выяснилось?

— Нет, Денис, — покачал головой Русланов. — Как из тумана появились, и туда же исчезли. Но Дину мы найдем, если она еще там, откуда звонила. Завтра с утра все и выясню.

— Уважаю за это, брат! Ты — профессионал.

— И я тебя. Ты — мужик! Выпьем! — они снова чокнулись, в радостном порыве уже готовые обнимать друг друга до хруста в ребрах.

 

Глава XIV. У кошки девять жизней…

Ужасно хотелось пить. Наконец, Дина зашла к себе и отхлебнула недопитого утром холодного чаю. Настоявшийся напиток удивил странным, горьковатым привкусом. Девушка устало прошла в комнату и села на пружинную кровать, провисшую под ее тяжестью. Сейчас здесь было настолько пусто и тихо, что тягостное одиночество принялось душить Дину. Разъедающее чувство клубами стекалось от углов к ней, как смертельный газ, наполняя доверху и переливаясь через край, будто щемящую тоску порождал сам дом, а она ее усиливала, отравляя и отравляясь. Беззвучие превратилось в невыносимую муку.

«Нет, — уговаривала Дина сама себя, — ну что это я? Все ведь в порядке». Чтобы как-то нарушить безмолвие, она встала и поставила чайник на круглую электрическую печку. Все звуки: каждого ее шага, на который доски деревянного пола отвечали тонким скрипом, воды, переливающейся из ведра в металлический чайник, выпавшей из рук на стол ложки и даже собственного дыхания — казались яркими вспышками, мгновенно затухающими в вязкой тишине. Плотный, болотистый, тяжелый воздух давил на виски и сжимал затылок. Дине сделалось страшно. Она выбежала во двор, солнце ослепило ее. В голове все закружилось, и девушка чуть не упала, споткнувшись о ступени крыльца. «Нет, никуда идти не стоит, — мелькнула мысль, — я почти ничего не ела сегодня… Может быть, это от голода?» Она вернулась в дом. Дрожащей рукой зачерпнув ложку меда из банки, она проглотила его и заставила себя прожевать остатки каши из кастрюли. На мгновение стало легче, но не дольше. Дина обвела глазами комнату и с панической радостью обнаружила маленький радиоприемник. Девушка на полную громкость повернула оранжевый тумблер: «Пусть говорит что-нибудь. Лишь бы не было так тихо!»

Хорошо поставленный мужской голос рассказывал о погоде Краснодарского края. «Говори, говори, хороший мой!» — похвалила его вслух Дина. Из носика чайника показался густой пар. Хозяйка налила в чашку кипяток, расплескав пятна горячей воды вокруг, но пить не смогла. Липкий чужой сон навалился на веки, спутывая мысли и тело. Молодая женщина не добралась до кровати, а упала возле нее, как скошенная. Сон-наваждение сковал все члены. Остатки не затуманенного сознания хватались за слова, летящие из радиоприемника. Никогда в жизни Дине так не важны были фразы: «указ президента», «спикер Госдумы», «победа футбольной сборной»…, но над собой она уже была не властна. Продолжая улавливать слухом обрывки реальности, она погрузилась в небытие.

После целой вечности абсолютной темноты ей привиделась неясная фигура в синем плаще, появившаяся ниоткуда посреди простенькой комнаты. Чьи-то руки перенесли ее на кровать, уложив на спину. Дина силилась рассмотреть лицо, склонившееся над ней. «Ты увидишь меня, если захочешь, — сказал кто-то, — ты же решила полюбить меня…». Из темной дымки показалось улыбающееся лицо Сета. Он наклонился совсем близко: «Так люби! Я здесь — только протяни руку».

И Дине хотелось бы развеять призрак, но, парализованная, она не могла ни шевелиться, ни думать. «Ты ведь знаешь, что от любви до ненависти — один шаг, — самодовольно улыбался мистик. — Ты его сделала? Давай проверим?» Красные, будто накрашенные губы приблизились и поглотили ее рот в страстном поцелуе. И, не понимая, это сон или реальность, она все-таки старалась не поддаваться, но не могла. А горячие мужские руки владели неподвижным телом, то лаская, то царапая нежную кожу, исследуя, сжимая до резкой боли.

— Н-н-не…, - только и сумела выдавить из себя беспомощный шепот Дина.

Он поднял ее голову двумя руками, стиснув щеки:

— Да! Ты хотела этого сама!

— Н-н-е на…, - пыталась она собрать волю, чтобы сопротивляться.

— Надо. Надо, — расхохотался он, бросив ее на спину. Из глаз девушки брызнули слезы. Он стал серьезным, жестко отчеканив:

— Любовь. Слова, слова… И с чего это вдруг ты решила, что святая?! О, нет! Я долго искал тебя: вибрирующую силой, длинноволосую, бесплодную жрицу Лилит. Тебя! Даже имя твое — Диана — охотница — говорит само за себя! Ты забыла, кем была в прошлых перерождениях, но карма несется за тобой, как хвост за кометой. Ты — жрица, служительница лунной Богини… ведьма! Я помогу тебе вспомнить все, и ты сама пойдешь за мной!

Глядя прямо в расширенные от ужаса зрачки, он принялся нашептывать заклинания на неизвестном ей языке. Дина почувствовала, как в голове, за межбровной дугой, стало тепло. Продолжая читать заклинания, маг откинулся назад, затем мазнул чем-то жирным ей лоб, вознес над ним ладонь, разжигая воображаемое пламя, испепеляющее все под кожей. Глаза Дины закрылись, и все исчезло.

Ее сознание перенеслось в невероятно большое помещение, освещенное факелами на стенах, облицованных квадратными плитами. В округлые отверстия потолка проникал свет полной луны, отражаясь на огромном каменном изваянии древней богини. Ее безжалостные глаза сверкали искусственным зеленым блеском изумрудов. На одной ладони статуи золотом сверкал узел веревки, на другой — связка ключей. Каменные волосы украшал венец из золотых и серебряных звезд, устремлявшийся к небу острыми концами полумесяца. Стройные ноги изваяния оканчивались птичьими лапами, когтями впившимися в спины двух распластанных львов. За плечами темной богини виднелись птичьи крылья, такие же, как у двух сов, высеченных рядом с ней на барельефах.

Гудящий барабанный ритм сопровождал пение обнаженных девушек, выстроившихся вдоль стен. Дина стояла возле самого алтаря — гладкого черного камня — с окровавленным изогнутым кинжалом в руке. Все вокруг было залито кровью только что принесенного в жертву быка. Она продолжала бить фонтаном из рогатой головы, которую держала в руках стоящая рядом верховная жрица с затянутыми назад в тугой узел волосами. Ее тело не прикрывало ничего, кроме ритуальных украшений.

Жрица издала гортанный звук, и сотни женщин, находившихся в зале, вторили ей. Это послужило призывом к началу оргии. Все необъятное пространство охватил мощный вихрь энергии, отдающийся в каждом теле, усиливающийся магическими движениями женщин, танцующих единый танец. Огненная вибрация необузданной страсти проникала в плоть снизу, заставляя трястись от животного желания, отключая разум. Общий ритм сексуального безумия, пылающей пляски со смертью стучал в висках и отдавался в каждой клетке. Та, кем когда-то была Дина, облизнула кинжал, пьянея от запаха крови и ее вкуса на губах. Жрец-евнух в белом плаще привел в центр зала худенького подростка, трепещущего от страха, но возбужденного. Старшая жрица поднесла пареньку каменную чашу с сильно пахнущей маслянистой жидкостью, тот покорно выпил, и взгляд его затуманился. Две юные служительницы храма, продолжая резкие, подчеркнуто вызывающие движения танца, сняли с него остатки одежды и уложили на алтарь. Каменные глаза статуи ненасытной Лилит, уже окропленной кровью первой жертвы, засияли ярче, будто подсвеченные изнутри. Дина-жрица вознесла над мальчиком сверкающее лезвие кинжала и полоснула по нежной шее. Кровь брызнула ей в лицо…

В этот момент она проснулась. Она лежала на полу пустой комнаты, уткнувшись лицом в доски пола. В ушах стоял предсмертный хрип убиенного, а во рту ощущался вкус крови… За окнами разлилась темнота. Дина пошевелилась, ее тошнило, жар в голове и во всем теле выжигал внутренности. Не понимая, что произошло, и где граница сна и яви, она завыла, как безумная. Дина чувствовала себя грязной, липкой, пропитанной мерзкой кипящей жижей изнутри. Хотелось избавиться от своей сути, от только что увиденных жутких сцен, вывернуться наизнанку и вымыть душу. Главное, ее испепеляло осознание, что «ЭТО ПРАВДА БЫЛО».

Орало радио. Кто-то зажег свет и вошел в комнату. Дина медленно повернула голову, услышав стремительные шаги:

— Вот. Поселилась тут на нашу голову проститутка! — завизжал женский голос, а радио замолчало. Поднимая отяжелевшие веки, полусидя-полулежа еще на голом полу, Дина сначала увидела возле себя цветастые тапочки на морщинистых ногах, потом подол разноцветного халата, и, наконец, искаженное от злобы худое лицо пожилой женщины. Та продолжала кричать:

— Убирайся, откуда приехала, наркоманка несчастная! Проститутка! Музыка у нее орет посреди ночи! Нет, ты видела? — к кому-то обращалась соседка. — Она радио включила и на полу пьяная валяется! А мы спать не можем! Никакого покоя нет!

Сухие губы Дины будто склеились, да и не нашлась она, что сказать в ответ на поток ругательств. «Я — чудовище, — думала она, — как хорошо, что вы меня поносите. Я это заслуживаю». А ругань становилась все громче и нецензурней. Дина, с трудом ворочая ватным языком, сказала хрипло:

— Спасибо.

Тетка изумленно замолчала, потом крикнула:

— Чтобы духу твоего здесь не было! А то я милицию вызову!

— Спасибо, — еще раз повторила Дина, пытаясь сесть.

Нога Зои Ивановны дернулась, словно та еле сдержалась, чтобы не пнуть в бок разгульную соседку. Преодолевая жуткую головную боль, Дина подняла глаза на воинственную старуху, и произнесла обреченно:

— Если хотите, ударьте… Я надеюсь, что скоро исчезну… Простите меня.

— У! Пьянь! — прошипела та и хлопнула дверью.

Оставшись одна, Дина, качаясь, встала и нетвердым шагом подошла к столу. Из кружки с остатками чая пахло горечью. «Наркотик», — догадалась Дина. «Господи! — взмолилась девушка. — Как же очиститься?! Как ты терпишь на свете такого монстра! Как я ужасна! Чем я могу искупить свои грехи?!» Увидев наполненное ведро, Дина схватилась за ручку и потащила его во двор. Стояла глубокая ночь, беззвёздная и безлюдная, как черная дыра, разверзшаяся над горами. Дина облила себя водой, перевернув над головой ведро. Содрогаясь от холода, она вернулась в дом. Трясущимися пальцами закрыла дверь на защелку и, не вытираясь, легла на кровать. «Скольких людей я могла убить в той жизни?! О, Боже! И… детей… За каждого надо ответить. Грязная… какая грязная, — причитала она, — я не достойна любви, не достойна иметь ребенка… Ты справедлив, Господи! Что делать? Что делать? Сойти с ума и забыть было бы счастьем! Счастьем… Нельзя. Искупить… надо искупить… Прости меня, Господи… Как мне жить с этим?!»

Наркотик еще действовал, и вновь ее взгляд расфокусировался, а комната расплылась в тумане. Девушка лежала на спине, как мумия, вытянув вдоль тела руки и ноги. Она снова почувствовала жжение во лбу, и ее «унесли» в прошлое новые воспоминания. Они сменялись быстро, как в калейдоскопе, пробегая от сегодняшнего дня назад к детству, к темноте, к моменту смерти в концентрационном лагере. Она испустила последний вздох в луже собственной крови, замученная фашистами молодая еврейка с вырезанной на коже звездой. Ужасы войны убегали, сменяясь радужной юностью и детством в живописной французской деревушке, куклами в белых кружевах и ласковой улыбкой над колыбелью какой-то другой кудрявой мамы.

Новые кадры пронеслись, как в ускоренном кино, заставляя переживать яркие ощущения смерти и жизни. Теперь она погибала в мучениях на корабле, юная жена, на глазах у которой пираты долго и изощренно убивали молодого супруга. А перед кошмаром было восхитительное путешествие по морю, роскошная свадьба и пылкая любовь, шелка, бархат, драгоценности, изнеженное детство во дворце среди нянек, души не чающий отец. Ее первый крик и последний стон матери…

За темным безмолвным пятном, прекратившим эту череду воспоминаний, перед глазами появился молот, через секунду размозживший голову ей, тогда маленькому мальчику на лобном месте Москвы. Время, бегущее назад, высветило бородатое, страшное, безумное в ярости лицо царя Иоанна, которому несмышленый, но мудрый ребенок сказал правду. Потом из памяти выплыли холщовые штанишки и лапотки на ногах, свистулька, врученная отцом, и румяное полное лицо матери. Темнота и…

Вспыхнул костер, жадно пожирающий израненное тело, в нос ударил отвратительный запах собственного горелого мяса, показалось лицо отца-инквизитора, молодого священника в черной сутане, знающего толк в своем деле. Вспомнилось и умение руками целить крестьян в родной деревушке, в темной бревенчатой лачуге возле зеленого, поросшего мхами и папоротниками, грибами пахнущего леса. Поцелуй юного пастуха с огромными синими глазами. Чувство голода и пустая похлебка в глиняной миске. Танцы с друзьями на опушке под дубами и рассказы таинственного друида о волшебстве лесных духов.

Она не избежала ничего: распятия лицом к грубому деревянному кресту, холода лезвия тяжелого топора на плахе и оглушительного хруста собственной шеи, обжегшего болью копья, пронзающего круглый живот, и снова огня…

Как вылитые из тяжелого чугуна колокола качались, отбивая звонким боем, смерть-жизнь, жизнь-смерть, горе-счастье, страдание-радость, любовь-ненависть, боль-боль-боль…

В кружении безумного колеса иногда встречались похожие лица… Умирание и рождение занимало секунды, воскрешая и вновь стирая переживания давно прошедших жизней и бесконечно повторяя подробности той, самой страшной, далекой, древней, наполненной кровью и безумием, с которой началось падение.

Ее личное Колесо Сансары прокрутилось в сознании множество раз, впечатывая в память самые яркие даты из вереницы траурных событий.

* * *

Когда Дина очнулась, рассеянный свет прорывался сквозь старые окна в комнату. Она встала, ощущая себя не молодой и даже не женщиной — сущностью неопределенного возраста. Увиденные, заново прожитые картины расширили ее сознание, заложив чувство, что это тело — узкий сосуд, в котором она, выросшая, как на дрожжах, не умещается больше. Ее пронзило новое, неукротимое отвращение к напоминающему «дежавю», бесконечному повторению смертей и рождений.

Сколько времени отдано искуплению, сколько жизней потрачено просто, мгновенно, как щелчок пальцев! Что нужно делать, чтобы положить конец повторяющимся страданиям? И есть ли выход не из этой, теперь кажущейся крошечной ситуации с похищением, а из замкнутой цепи, длящейся веками?

Грусть тонкой скрипичной мелодией ранила сердце, скорбно плачущее где-то там, внутри. Крупные капли дождя тарабанили по стеклу, как настойчивый гость. В комнате было сыро и зябко. Дина поискала в принесенных для нее пакетах какие-нибудь теплые вещи. К счастью, мягкие, немного потертые местами утепленные джинсы оказались ей впору. Одеваясь, Дина обратила внимание, как сильно она похудела. Девушка подошла к зеркалу и вгляделась в свое лицо, словно видела его в первый раз. Глаза светились лихорадочным блеском откуда-то издалека, волосы потускнели, а между бровями краснело пятно. Над вырезом чужой майки рубец от веревки напоминал о себе маленькими коричневыми точками еще не отвалившейся корочки.

Слабое, как после горячки, тело просило воды и пищи. Дина прошла в кухню, с немым удивлением обнаружив, что каша в кастрюле заплесневела, а вода в стакане испарилась. Чашка, из которой она пила отравленный чай, сама собой рассыпалась на мелкие черепки, покрытые с внутренней стороны засохшей коричневой пленкой.

«Сколько времени продолжались видения? Одну ночь или больше?» — спрашивала себя девушка. Но никто не мог ответить ей, и Дина подумала: «Наверное, поэтому люди стремятся жить с кем-то еще: нужен свидетель того, что ты жил, как зеркало, отражающее тебя самого».

Наскоро заваренная овсянка и теплая вода успокоили, наконец, тело, дрожащее от слабости. Дина выглянула на крыльцо, знакомясь заново с окружающим ее миром. Серое, затянутое облаками небо всхлипывало и печалилось.

Дина стояла на крыльце и смотрела, как штрихи дождя рассыпаются по траве, бульбами вспенивая мутные лужи. «Имело ли все это смысл? — задалась она вопросом, и сама ответила: — Наверное, да. Каждый шаг подводил меня сюда, к этому моменту». Страдание и несчастья, ведущие ее, оказались главными Учителями!

«Что же, — неслышно произнесла Дина, — ты не хотела Гуру-человека, получила таких учителей, без личностных страстей и побуждений, таящих в корне своем лишь один мотив — дорогу к Пониманию вещей». Сет — тоже учитель или всего лишь рычаг в сложной системе, толкающей ее к Истине? «И то, и другое», — решила она.

Вдалеке за калиткой пробежали мальчишки, прикрывая головы пакетами, хлюпая резиновыми сапогами в рыжей придорожной слякоти. Один из них остановился и, повернув голову, внимательно посмотрел на бледную молодую женщину, привидением стоящую под крыльцом. И хотя он был далеко, Дине показалось, что она видит синие глаза того самого, убиенного ею подростка, теперь не испуганные, просто любопытствующие. Обоюдоострая заноза спиралью прошла из горла в самое сердце, взмолившееся о прощении. Кто простит ее? Она сама себя? Бог простит? Он простит?

Дина посмотрела на небо, набухшее тучами, истекающее ливнем, а потом ее взгляд унесся за стайкой ребятишек и остановился, наткнувшись на еле видимый отсюда купол храма. И ее стонущая душа увидела надежду на прощение. Дина схватила непонятного цвета шарф-косынку с крючка возле входа, и, прикрыв голову, бросилась туда. Она и не заметила, как добралась до сельской церковки, как прошла сквозь всю ту же осуждающую толпу прихожанок под разноцветными зонтами, как оказалась перед строгим, бородатым батюшкой, только что завершившим вечернюю службу.

— Исповедуйте, святой отец! — взмолилась она, чувствуя, что ей без этого не обойтись, не пережить следующую ночь. Священник, собравшийся было запирать храм, понял это, едва увидев безумие отчаяния на лице незнакомки.

— Пойдем, дочь моя, — степенным басом произнес он, указав путь.

Вскоре ее голова по православному обычаю оказалась накрытой расшитым платом, и, сбиваясь от волнения, Дина начала каяться:

— Простите, батюшка, но я очень грешна! Я не знаю, как сказать правильно… когда-то давно я совершила убийство и не одно, — в пустой церкви страшные слова отражались эхом от стен и усиливались. Дине показалось, что ее срывающийся тихий голос наполнил все пространство храма.

— Что ты говоришь, дочь моя, — испугался священник, — убийство — самый тяжкий грех!

— Да, отец, я знаю, и душа моя страдает. Сильно страдает! Еще я роптала и ненавидела, я пыталась покончить жизнь самоубийством.

Для одного батюшки этого оказалось много, и он замолчал в ужасе. Испугалась и возопила про себя от негодования тайком прошедшая за ними Зоя Ивановна. Спрятавшись за колонной, она сдерживалась с трудом, чтобы не выскочить и не добавить громогласно к грехам соседки пьяные ночные бдения. Услышав главное, бабка Зоя незаметно выскользнула наружу, дабы не искушать себя больше. Священник заговорил вновь, возвращаясь к обязанностям, возложенным саном:

— Кого ты убила, грешница?

— Мальчика… Это было много столетий назад. Я не знаю, можно ли отпускать грехи прошлых жизней, но я только сейчас обо всем вспомнила… И я не знаю, что мне делать, — зарыдала под темной тканью Дина.

А священник с явным облегчением произнес:

— Дочь моя, прошлых жизней нет. Не признает этого православная церковь. Тебе надо к врачу обратиться, к специалисту. Поезжай в город, там клиника есть, говорят и психиатр хороший принимает. Он тебе поможет.

— Спасибо, святой отец, спасибо, — вдруг начала успокаиваться исповедующаяся, заметив темный носок спортивной обуви, выглядывающей из-под рясы, и услышав такой «нормальный» совет, высказанный сухим рассудительным тоном.

— Еще чем-то грешна? — сурово спросил поп.

— Нет, вроде бы, батюшка. Это все, — горько вздохнув, призналась Дина.

Священник принялся читать молитву и, возложив руки на голову странной грешницы, наконец, произнес:

— Отпускаю грехи твои…

И в тот момент впервые в жизни пришедшая на исповедь девушка почувствовала, что ее отпустило, словно ветер пронесся и сорвал с плеч глыбу вины, уже готовую раздавить.

Когда священник убрал с головы Дины плат, она низко поклонилась ему и поцеловала руку, не изнеженную, грубоватую, натруженную сельхозработами.

Внезапно Дине показалось, что вокруг нее декорации — игра, спектакль, разыгранный актерами, и она, словно существо из другого измерения, увидела все со стороны.

«Благодарю, Отец!» — воскликнула она и заторопилась прочь, чувствуя, что здесь ей больше нечего делать. Ужас рассеялся, уступив место тихому спокойствию. Ноги сами понесли куда-то. Шагая под свисающими над дорогой ветвями, под сенью юной листвы, украшенной россыпью капель только что прекратившего дождя, Дина вылавливала из подпространства нужные мысли.

Отплясав танец крайностей, в котором она перепрыгивала так быстро с одной чаши весов на другую, Дина, наконец, остановилась посредине балансирующих качелей плохого и хорошего, любви и ненависти. Легче прощать и любить других, не облачая их в собственную шкуру, намного сложнее полюбить и принять себя. Отпустить грехи себе и принять все, как есть… Анализируя ужасные смерти, молодая женщина насчитала их восемь: восемь искуплений, восемь жертв. И неизвестно откуда в голове замаячила девятка: «Девятая волна добивает. У кошки девять жизней. Девятый вал. Девять неизвестных. Город девяти врат. Девять истоков. Девять дней после смерти. Девять месяцев беременности…». Дина усмехнулась: эта жизнь — девятая, и все началось девятого мая. Совпадение или магия числа?

И вдруг из ниоткуда в голове появились слова: «Доведение ученика до полного отчаяния девять раз очищает его от всех грехов». Это было произнесено глубоким женским голосом. Дина даже обернулась, настолько явственным он показался. Но никого… Лишь широкая лесная тропа, и крошечные коричневые мышки, поглядывающие на нее из норок угольками блестящих глаз. Вдохнув грудью свежего воздуха, девушка пошла, куда глаза глядят…

Удобно было переступать с камня на камень на узких берегах неизвестного ручья, и Дина брела куда-то вверх, в горы, свернув с дороги в лес. Мокрая чаща казалась еще более таинственной. Пропитанные влагой растения набиралась сил, чтобы взорваться вскоре фейерверком цветов и ягод. Крупные, посеребренные пушком листья мяты росли вдоль ручья. Желтые цветы, гроздьями растущие на кустах, источали сильный пьянящий аромат. Огромные стволы буков устремлялись ввысь, а у их подножья загорались дикие пионы, аметистовыми лепестками внося разнообразие в расцветку лесного ковра.

Сквозь листья и ветви пробивались редкие лучи солнца. Дина обернулась назад и увидела, что оно скользит к западу, плавно переходя от одной тучи к другой. Возвращаться обратно не хотелось. И, как ни странно, девушку не пугала перспектива остаться ночью одной в лесу — она и в деревне-то была, как в джунглях. Кто знает, что там ее ожидает, какие сюрпризы? Играть в новые шутки с Сетом? Увольте. Он отпустил ее, не угрожая больше здоровьем родных? Хорошо, она ушла. И больше никому ничем не обязана. Пока у нее было только желание идти в манящий, сказочный лес, так похожий на виденный в когда-то прожитой жизни, и она наступала на булыжники, перескакивала через один, другой, уклонялась от низких веток. Ритм шагов, ровное дыхание, как будто родной лес творили свое волшебство. Дина обратила внимание на возвышающиеся неподалеку скалы и направилась к ним. Уставшее солнце больше не играло лучами, оставив лимонно-малиновый след. Ветер-пастух погнал облака — с одной стороны темные, с другой — окрашенные розовым перламутром. Небо, серо-голубое с западного края, на востоке было залито фиолетовыми чернилами ночи, которые постепенно растекались все ближе к гаснущей полоске света над ущельем.

В опускающейся на землю темноте Дина разглядела маленькое пятнышко костра в скалах. «Спаси и сохрани, Господи, — поначалу сказала она с опаской, но тут же добавила, отпуская остатки страха. — Я в безопасности во Вселенной! Что ж, будет у меня огонь, чтобы погреться ночью. Хорошо».

Оранжевое пятно то скрывалось за кустами и деревьями, то вновь маячило впереди. Наконец, Дина вскарабкалась на небольшую каменистую площадку, с одной стороны подпертую скалами, с другой обрывающимся, почти вертикально уходящим вниз лесом. Костер трещал где-то рядом. Девушка пошла на этот едва различимый в ночи шум. Обогнув высокий каменный выступ, она оказалась в подобии скальной комнаты под открытым небом, со всех сторон окруженной огромными обломками горной породы, словно специально кем-то выложенными перед пропастью. Ближе к внутренней стене за пляшущими желто-алыми бликами костра застыла большая фигура. Во тьме совершенно невозможно было различить ни лица, ни одежды, ни самой ее сути. На мгновение показалось, что это замысловатой формы валун или же медведица, устав рыскать в ночи, задремала в укромном уголке.

Дина остановилась в нерешительности, но потом, переборов себя, приблизилась к огню.

— Я тебя уже заждалась… — услышала она трубный женский голос, «медведица» пошевелилась и придвинулась к костру. Языки пламени осветили крупные черты немолодого и не слишком красивого лица, густые серые волосы, затянутые в хвост.

— А-а. Добрый вечер, — произнесла удивленная Дина, присаживаясь на круглый сухой пенек, как для нее приготовленный. Под пытливым взглядом хозяйки костра Дина почувствовала себя листком бумаги в сканере. «Просветив рентгеном» ее с ног до головы, Медведица отвернулась куда-то в сторону и, достав котелок с водой, пробурчала:

— Остыл, сейчас еще вскипятим.

— Ладно, — согласилась Дина, протягивая ладони к костру.

— Замерзла?

— Не очень.

— Придвигайся поближе. Ноги не промочила?

— Вроде бы нет, — Дина пошевелила носками в мокасинах.

Медведица порылась в темном углу и вытащила на свет две одинаковые железные кружки. Воздух над костром плавился, как масло на сковородке, и оттого лица женщин виделись нечетко.

— Горячего хочешь?

— Хочу, — без затей ответила Дина.

— Тебе не интересно, кто я? — нахохлилась Медведица.

— Интересно.

— А что не спрашиваешь?

— Все равно сами расскажете…, - предположила Дина.

— А, может, чаю попьем и разойдемся? — усмехнулась та.

— Может…, - пожала плечами Дина.

— Молодец, — рассмеялась Медведица, — у тебя ничего к чаю нет?

Дина пошарила в карманах и вытащила пару подвявших стебельков мяты, которые сорвала зачем-то по дороге сюда:

— Вот.

— То, что надо, — обрадовалась Медведица. — Итак, тебя зовут?

— Дина, — вздохнула девушка. — Я думала, вы и сами знаете.

— Ну, не всем же мысли читать… — опять усмехнулась Медведица. «А меня Анна. Будем знакомы», — услышала в своей голове Дина и вперилась глазами в тетку:

— Вы…? — и не нашлась, что сказать. Помолчав секунду в недоумении, Дина прыснула: — Нет, ну, мне везет! То летаю, то гипнотизируют, то похищают, то мои мысли читают, ха-ха-ха!…то в прошлое отправляют, то я чужие мысли слышу… ха-ха-ха! — Она хохотала безудержно, хлопая ладонями себя по коленям, сгибаясь в коликах. — Ох, батюшка был прав. К психиатру… Ха-ха-ха. Давно пора к психиатру. Ха-ха-ха… Нет, вы видели такой маразм? Ха-ха-ха… А может, это все галлюцинации?… Ха-ха-ха…

С легкой улыбкой Анна терпеливо выжидала, помешивая ложкой воду в котелке, пока у ее ночной гостьи не закончится приступ смеха. Когда Дина, наконец, перестала смеяться, Медведица протянула ей кружку с дымящимся чаем, пахнущим свежей мятой:

— Не обожгись, хохотунья!

— Спасибо, — Дина натянула на пальцы рукав шерстяной кофты, чтобы взяться за металлическую ручку, но она была слишком горяча, и девушка поставила кружку на камни рядом с собой, едва успев не обжечься.

— На здоровье! — Медведица горячего не боялась и с явным удовольствием отхлебнула кипятку, причмокнула губами и потом тоже отставила кружку в сторону.

Дина рассматривала грузную женщину в широкой темной куртке и размышляла: «Почему всем от меня что-то нужно? И зачем она меня ждет? Как же вы все мне надоели!». Анна тоже выдерживала паузу, добродушно улыбаясь, потом вынула из какой-то сумки толстый сверток:

— Есть будешь? — протянула она Дине бутерброд.

— Буду, — взяла гостья в руки угощение и вдруг ехидно хмыкнула. — Наркотики вы не подсыпаете? Боюсь, скоро к ним привыкну…

— А мне незачем, — с полным ртом ответила тетка, — я ведь не сопливый мальчишка, вообразивший себя магом?

— Нет? И на том спасибо! — Дина осторожно откусила микроскопический кусочек, пытаясь почувствовать чужеродный привкус, но хлеб, сыр и колбаса были совсем обычными, холодными и свежими. Девушка поела немного, потом все-таки спросила. — Значит, вы и Сета знаете?

— Издалека. Он мне не интересен, — призналась Анна, не переставая жевать. — Силу получил и не знает, что с ней делать.

— Понятно. А я, значит, интересна?

— Есть немного.

Ночные птицы прошуршали над их головами в темноте. Что-то заухало в лесу, застрекотало, посыпались камни вдалеке. Дина вздрогнула, а Медведица сидела спокойно, расслабленно, словно какая-нибудь тетя Маша на собственной даче:

— Тебе пора перестать бояться! — укорила она девушку. — Что ты, как маленькая?!

— Я и не боюсь… — попыталась оправдаться Дина.

— Угу. И оправдываться не надо!

— А что надо? — язвительно поинтересовалась гостья.

— «Держать состояние» надо! — крякнула тетка. — Вот чего ты мечешься?

— Я вроде бы сижу сейчас, — недружелюбно заметила Дина.

— Надоели тебе все, так и посылай куда подальше! Из твоего состояния должно все раскручиваться, а не ты крутиться под чужую дудку.

— И вас послать можно?!

— Да кого хочешь!

— Тогда до свидания! — рассердилась Дина. — Я пошла!

— Давай. — Медведица спокойно продолжала пить чай. — Пока!

Дина резко встала и сделала несколько шагов в темноту, затем остановилась, прислушиваясь: позади раздавались только смачные причмокивания и треск горящих веток в костре. Девушка вернулась к тетке:

— Извините, — пробормотала она и присела к обдающему жаром огню.

— А не за что, — как ни в чем не бывало, заявила Анна.

— «Доведение ученика до полного отчаяния девять раз очищает его от всех грехов» — это вы сказали? — задала животрепещущий вопрос Дина.

— Нет, не я. Великий тибетский йог Миларепа в своем рассказе о просветлении. Я только транслировала.

— Как радио? — усмехнулась Дина и потянулась за чаем.

— Типа того. С тобой легко иметь дело! Ты как локатор, сама и фонишь, и принимаешь. Даже бабка-соседка, Зоя Ивановна, куда уж бревно, и та тебя ловит. У-ух, как ее пробирает! Тебе бы фильтровать научиться!

— Хотелось бы…, - вздохнула девушка. За поворотом послышалась чья-то возня, шорох, шаги. Дина вскочила, опасаясь увидеть Сета.

— Пф-ф, — пыхнула недовольно Медведица, — да не обидит тут тебя никто! И не услышит. Я-то фильтровать умею, — и вдруг рассмеялась. — Этот чернявый демон-самоучка сидит сейчас и голову ломает, куда ты делась? Ничего-ничего, пусть помучается, а то решил уже, что царь и Бог!

Дина всмотрелась, недоумевая, в эту странную женщину, огромную, как гренадёр, а та продолжила довольным тоном:

— Кстати, некоторые из присутствующих частенько рассуждают о любви! Да, согласна. Любовь — это важно! Одно только нельзя забывать, что любовь — не только по головке погладить, иногда надо и выпороть хорошенько… с любовью, если кто-то заслужил. А то, любя по-твоему, и себя погубишь, и других.

Дина поперхнулась, не зная, как реагировать на этот неожиданный монолог.

— С человеком нужно говорить на его языке, а не на твоем, — тетка подмигнула, — вон ты решила Сета «полюбить», как человека, а он возьми и приди к тебе со своей «любовью»… Не думаю, что тебе понравилось.

— Нет, — скривилась Дина, — а что же делать?

— Нужно собрать всю Любовь, которая у тебя есть, и дать ему в морду, — захохотала Анна. — С Бо-ольшой Любовью!

Дина хихикнула в ответ:

— Я бы с удовольствием.

— Вот и умничка! Сил у тебя хватит. Чай допивать будешь?

— Да, — кивнула девушка, чувствуя, что расслабляется, и отхлебнула еще немного. — Последнее время у меня такое впечатление создается, что я хожу и в рупор кричу, а не думаю потихоньку: Сет все знает, что я думаю, вы, вот, теперь тоже…

— Я ж и говорю, Дуська, фонишь. Пора браться за ум!

— Дуська… меня так только брат называл… Вы за мной давно следите? — спросила Дина, с аппетитом уничтожая бутерброд.

— Как тебе сказать… — взмахнула громадными ладонями тетка, — ты — моя работа!

— Вот как?! — взметнулись брови у Дины. — И начальник есть?

— Есть, — невозмутимо согласилась Медведица. — Бог. Ты часто к нему обращаешься… И я тоже.

У Дины от таких слов перехватило дыхание, но потом она недоверчиво поинтересовалась:

— И какие у вас по моему поводу планы?

Анна стала серьезной, и лицо ее мгновенно изменилось, перестав изображать простую улыбчивую тетку:

— Планы есть у тебя, на самом деле, я тебя просто веду.

— Куда? — не унималась Дина.

— Ты должна придти к состоянию «сильного сердца» — абсолютной неуязвимости…

— Что вы имеете в виду? — не поняла Дина, с изумлением обращая внимание, что черты лица ее собеседницы непонятным образом разглаживаются так, что нельзя было сказать, перед ней сидит молодая женщина или старая, и уж точно теперь никто не назвал бы ее Медведицей. Анна выпрямилась, подтянулась, все еще оставаясь очень крупной, но какой-то ладной, мощно скроенной, и ее объемный голос отражался эхом от скал, играя тембрами, как старинный духовой оргàн, от форте до пианиссимо:

— «Сильное сердце» — это когда тебе хорошо, потому что это твой личный выбор. Это не должно быть связано с проявлениями внешнего мира, это собственная «таковость». Когда у тебя «сильное сердце», ты поступаешь так или иначе, потому что твоему духу это нужно, а не кому-то еще. И ты можешь спокойно сказать кому угодно в любой момент: «Я вас люблю, но я в эту игру не играю». Ты можешь служить только Богу, и то, если выберешь это сама.

— А-а, — недоверчиво потянула Дина, — но если меня шантажируют, как Сет? Когда нет выбора?

— Выбор всегда есть, — отрезала Анна. — Шантаж — глупые, мелкие игры. Как-то недавно сериал показывали про двух братьев, «Побег». Не смотрела? Один другого из тюрьмы вытаскивает, потом наоборот. И вся карусель от государственного заговора до личной мести постоянно вертится на шантаже: «Если ты что-то не сделаешь, то мы тебя… или твоего брата…, или твою любимую…». И конца-краю этому не было, пока главный герой не погиб. Все целехонькие остались, а он погиб. Почему? Не смог выйти за рамки ситуации и посмотреть на нее со стороны. Уж слишком вовлекся. Как и ты…

— Но как… — запротестовала Дина.

— Нельзя воспринимать все так серьезно. Надо уметь играть, — в глазах Анны светящимися точками отражалось пламя, но казалось, что в них пляшут маленькие огненные чертики. — Сет умеет, поэтому пока и выигрывает. Не хочешь с ним поиграть?

— Мне бы его больше никогда не видеть…, - вырвалось у Дины.

— Все равно в игру ты вступила, поэтому надо ее заканчивать. Правила жизни таковы: или ты играешь, или тобой, — жестко отметила Медведица.

Дина насупилась и уставилась на огонь. В спину поддувал холодный воздух от пропасти, и сырая ночь ледяными пальцами пробирала до костей. Съежившись, Дина передвинулась поближе к скале.

— Да у тебя зуб на зуб не попадает, — заметила Анна. — Лови!

В девушку что-то полетело, и тяжелый, как снаряд, плед ударил в грудь.

— Спасибо, — поблагодарила она, — а что вы имели в виду, говоря мне про грехи?

— Ты, по-моему, и так все поняла, — внимательно посмотрела ей в глаза Анна, и Дина опять почувствовала, как ее «сканируют». — Тебе ведь полегчало?

— После исповеди? Да.

— «Доведение ученика до полного отчаяния девять раз очищает его от всех грехов», — повторила Анна. — Ты прошла это. Раскаявшийся грешник, все испытавший на себе и пришедший к Богу, стоит тысячи никогда не грешивших. Как сказал кто-то из мудрых: «… личная добродетель не может претендовать на заслугу, если она не прошла горнило соблазнов». А вообще грех — понятие условное. Когда ты не можешь что-то принять и пропустить сквозь себя, когда какие-либо состояния, эмоции для тебя непомерно велики, они «отпечатываются» на тонких планах, грубо говоря, в подсознании. Подобные отпечатки остаются с тобой, передаваясь от тела к телу, пока ты либо не переживешь подобное заново, либо просто не осознаешь и не расстанешься с ними, как с ненужным хламом. Любой ребенок появляется на свет с целой массой «предкармических состояний». Но это не значит, что его «судьба предначертана», все зависит от выбора в данной конкретной жизни. В русских сказках всегда есть камень на распутье: «Пойдешь направо, пойдешь налево» и так далее. В результате одного и того же предкармического состояния ты можешь порезать палец или остаться без руки…

— Ужас какой, — пробормотала Дина.

— Все нормально, — возразила Анна, — зато очень интересно! У каждого своя головоломка, свой пазл, который мы складываем в течение жизни.

— Но почему именно я? Почему и вы занимаетесь мной? — взмолилась Дина. — Сету я нужна, как жрица, как антенна, проводник с камнями… Боже мой! А вам?! Что вам-то от меня нужно?!

— Давай поговорим с другого конца, — предложила Анна, — чего ты сама хочешь? О чем мечтаешь? А? Вот если не брать эту ситуацию, а вообразить, что ты еще у себя дома, в городе. Чего ты хотела?

Дина задумалась ненадолго, потом сказала:

— Я всегда хотела настоящей любви, встретить свою половинку…

— Это понятно, — кивнула Анна, — встретила?

— Похоже, что да, — созналась Дина, — мне так кажется. Но мы сейчас не вместе.

— Хорошо. Это ясно. И все?

— Хотела духовного развития…

— И как ты его представляла?

— Развитие разных способностей… сверхъестественных. Уметь летать, например, исцелять, владеть телепатией, телекинезом… понимать суть вещей, людей, и потом совершенствоваться, становиться лучше. Хотелось быть, как тибетские или индийские йоги, мастера. Уметь телепортироваться и многое другое, — перечисляла девушка.

— А для чего тебе все это?

— Чтобы…, - Дина думала, как сказать точнее, — чтобы расширить сознание, восприятие, быть как те, кто меня восхищает, хоть в чем-то больше быть похожей на Бога. Раз мы его дети, мы же должны расти, подражая родителю?

— И…

— Быть свободной!!! — Воскликнула девушка.

— Угу. А еще тебе хотелось чего-нибудь? Мечталось о чем-то? — не унималась Анна.

— Да, — опустила голову Дина и прошептала себе под нос, — я мечтала родить ребенка. Сына.

— На кого похожего?

— Ни на кого… — отвернулась Дина, чувствуя, как подступает ком к горлу.

— Я тебя все равно насквозь вижу, — мягко заметила Анна, — просто надо, чтобы ты хоть раз произнесла это вслух.

— Мне неудобно.

— Прекрати! — добродушно усмехнулась Анна.

Дина покраснела и вдруг выпалила, почти зажмурившись:

— На Христа! Мне всегда казалось, что я могла бы родить такого сына… особенного! Но это ложная гордость, гордыня. Теперь и вы думаете, что я сумасшедшая! Да и вправду я, похоже, сумасшедшая.

— Да нет, вполне нормальное желание, — вопреки Дининым ожиданиям произнесла Анна, словно это и стремилась услышать, — ты ведь знаешь: нет ничего невозможного.

— Увы, — помялась Дина, — у такой, как я, вообще детей быть не может, — и подняла на собеседницу огромные грустные глаза, — вы наверняка знаете, что я бесплодна.

— Пока, — добавила та, — и то, потому что сама себе барьеров понаставила… Поэтому твое высшее «Я» выстроило всю ситуацию таким образом, чтобы ты, в конце концов, от них избавилась. К сожалению, для тебя это было проще сделать через страдания. Но, думаю, что теперь с твоим мазохизмом покончено.

— Я не верю в то, что вы говорите, — покачала головой Дина.

— Конечно, пройдет время, пока в тебе все уляжется! Но Сет был в одном прав — ты идеальный проводник. Видишь ли, сейчас на Землю любая сущность законно может придти только через рождение, через женское лоно. Чем с более тонких планов должна воплотиться сущность, тем более тонкими, способными улавливать и трансформировать высшие вибрации энергии должны быть родители. Ты МОЖЕШЬ стать матерью для такой сущности. Точнее скоро сможешь.

Дина сглотнула. От волнения ее пробрала дрожь:

— Родители, вы сказали. А кто отец?

— Как ты сама думаешь?

— Виктор?!

— Почему бы нет? Доверяй себе, — ласково улыбнулась Анна, — если я все расскажу, жить станет не интересно. Главное, ребенок должен быть зачат в состоянии совершенной любви и гармонии, осознанном обоими, только тогда будет открыт вход для высшей эманации.

Дина с сомнением покосилась:

— Что-то вы не похожи на Архангела Гавриила, и тем более я — на Деву Марию.

— Зачем же повторяться? — Анна взяла из костра тонкую палку, тлеющую с одного края, и стала водить ей по воздуху. На фоне темно-синей пропасти повисла огненная картинка, в которой Дина узнала икону Спаса из Задонской церкви. Девушка протерла глаза. Загадочная собеседница сделала еще несколько взмахов красным тлеющим концом, и лицо, сотканное из огня, преобразилось в портрет сына, нарисованный Диной, — не узнать его она не могла. Завороженная художница поразилась:

— Как вы это делаете?

— Это просто, — Анна опустила палку обратно в костер, и ее быстро начало пожирать пламя, а воздушный поток отнес огненную картину к ущелью и в несколько мгновений развеял над горами.

Дина замерла, как будто сердце у нее остановилось:

— Нет. Я не смогу.

— Да? — испытующе посмотрела на нее необычная вестница.

— Не хочу! — почти застонала Дина. Из самого нутра вырывался вопль, и лопались стянувшие ее изнутри канаты, и она закричала. — Родить людям Христа?! Чтобы потом они дикой толпой распяли Моего ребенка, как когда-то такого прекрасного Иисуса? Убили? Ни за что! Я лучше никого не рожу! Ни им, ни себе, — тяжело дышала она.

— Почему ты решаешь за всех? За того, кого родишь? За Господа Бога? — строго отчитала ее Анна. — Ты не должна! Твое дело принести на свет малыша, а он сам распорядится судьбой! Возможно, она не должна повторить судьбу того Иисуса из Назарета?! Он имеет право сделать выбор: рождаться или нет, быть или не быть.

Звучные, трубные слова Анны вдруг пробили внутреннее сопротивление молодой женщины, у нее перед глазами все закружилось. И невидимый барьер, как стекло в пылающей домне, стал таять, размываться, пока не исчез совсем, уступив место распирающему ощущению Свободы. Неожиданно Дина почувствовала, как изнутри и снаружи на нее хлынула огромная радость и счастье. Она закрыла глаза и запрокинула голову, вдыхая, впитывая кожей это чувство, ощущая, как всю ее пронизывают ясные, прохладные, ласкающие потоки света. Мир для нее слился в радужные волны океана, сверкающего, переливающегося северным сиянием.

Через несколько минут Дина «вернулась на Землю», еще продолжая слышать малиновый звон музыки сфер, и выдохнула:

— А-ах!

— Хорошо? — улыбнулась Анна.

— Небесно! — ответила Дина.

— Вот и чудно, — заметила вестница и тихо продолжила, сложив ладони. — Выбор на самом деле есть у всех. Ты можешь отказаться. Тебя никто не заставляет.

Дина внимательно слушала Анну, обратив внимание, что кончики пальцев рассказчицы светятся в темноте.

— Родить аватара — недостаточно, — с глубокой серьезностью поясняла та, — его надо сохранить, защищать, пока он будет мал, и не мешать, когда вырастет. Оставаться любящей матерью, но помнить, что сущность, которую ты родила, — не принадлежит ни тебе, никому. И однажды твой ребенок, кого ты холила и растила, скажет тебе, что ты ему не мать, и не отец ему тот, кто зачал его тело, и будет прав. И ты должна будешь отпустить и не препятствовать его свободе. И если он решит сам, то вернется к тебе, но этого может и не случиться. От тебя требуется осознанность, понимание и безусловная любовь, поскольку высшим сущностям, таким, каким был Иисус, Кришна или Сиддхартха, трудно здесь. Сколько из них смогло родиться, обрести тело, но не пройти дальше: у кого преждевременно оборвалась жизнь, кто попал в сумасшедший дом. Ты должна не просто быть Матерью, а знать, как твоему ребенку порой сложно, даже невыносимо в чуждой для него среде, и поддерживать его. Поэтому от тебя будет зависеть многое.

— А я смогу? — робко спросила Дина.

— Сможешь, — подтвердила Анна. — Вопрос, хочешь ли?

— Да, — кивнула девушка, — только мне все-таки не верится в то, что вы говорите.

— Еще раз повторяю, ты можешь отказаться.

— Нет, я хочу! — воскликнула девушка, волнуясь.

— Это будет трудно. Подумай, сколько требуется, чтобы принять правильное решение, — Анна проверяла твердость ее желания.

— Я хочу! Хочу! Я мечтала об этом! Я хочу, я согласна, — уверенно, без колебаний произнесла Дина.

— Что ж, — молвила Анна, — значит, ты сделала выбор.

— Да, — ответила девушка и встала, сбросив с плеч шерстяной плед. Она подошла к обрыву и посмотрела в черную пасть ночи, в которой ничего невозможно было различить. Ее охватил легкий трепет, и она обернулась к посланнице:

— Я увижу когда-нибудь Виктора? — с надеждой в голосе спросила Дина.

— Вероятнее всего, да, — предположила Анна.

— Вы говорите, что ребенок должен быть зачат в любви, а ведь я люблю его!

— Хорошо, — кивнула Анна, — время покажет. Виктор тоже имеет право выбора: перед ним лежит несколько дорог, и одна из них с тобой, — она сменила тему. — Дина, я должна сопроводить тебя в безопасное место.

— Куда мы пойдем? — подняла на нее глаза девушка.

— Туда, где тебе будет спокойно, где ты сможешь на какое-то время забыть о ненужных визитах.

— А как же Виктор? Что с ним сделает Сет? — встревожилась Дина, чувствуя, как сжимается сердце.

— Оставь мужчинам мужские игры, — снисходительно сказала Анна. — Пусть подерутся, всем пойдет на пользу! Помнишь, как в сказке, Иван-царевич ищет Елену Прекрасную, отправляется за три-девять земель, сражается, преодолевает… Дай Виктору шанс стать царевичем, а не хилым, неуверенным в себе физиком, которому дали б волю, изобрел бы нечто, способное уничтожить планету…

— То есть его болезнь… — с ужасом догадалась Дина.

— Намеренна, — подхватила Анна, — и то, что я только что сказала — не метафора, а один из его путей, увы… Да, он — гений. Но разум без сердца уже приводил человечество к созданию атомной бомбы, биологического оружия и прочей дряни. Мы пытаемся как-то это сдерживать, но не всегда удается.

— Я бы все отдала, чтобы увидеть его сейчас! — призналась Дина.

— Это можно устроить, — заметила Анна.

 

Глава XV. Пограничное состояние

Виктору снова не спалось, и работать он больше не мог. Погасив свет, физик в очередной раз пытался заснуть. Сквозь тонкие щели жалюзи проскальзывал из коридора скудный зеленоватый свет. Больница затихла до утра, поскрипывая кроватями, шелестя страницами детектива, над которым склонилась дежурная. На секунду ее потревожил чей-то нездоровый храп, и она снова углубилась в чтение. Виктор прикрыл уставшие от работы глаза, стараясь расслабить напряженный мозг. Сон не шел, и пациент бесцельно вслушивался в тишину, в свое дыхание, чтобы не думать. Внезапно ему показалось, что в палату кто-то зашел. «Наверное, медсестра». Миллер решил притвориться спящим, не желая перекидываться с ней ненужными фразами о бессоннице, о том, что ночью надо спать. Однако кожей он почувствовал пристальный взгляд и услышал тихие-тихие, почти невесомые шаги. Виктор открыл глаза и, моргая, рассмотрел тоненькую фигурку, заворожено застывшую перед кроватью.

— Привет! — ласково прошептала она. — Прости, что разбудила тебя…

— Ты?! — воскликнул Виктор. Он подскочил, как ужаленный, запутался тяжелой загипсованной ногой в простынях, проклиная неуклюжесть. Сглотнул боль, не выпуская ее наружу.

— Ну, что ты, — нежно увещевала его она, — осторожно!

Он встал навстречу:

— Боже, Дина! — неуверенно держась на ногах, Виктор крепко прижал девушку к груди.

— А-а-ах, — только и вырвалось у нее.

Они приникли друг к другу, чувствуя биение сердец, отсчитывающих единый ритм. Без слов. И невозможно было оторваться. Виктор покрывал ее лицо трепетными лепестками поцелуев, ощущая, как грудь его распирает непомерно выросшее, громадное сердце. Он отдал бы всю жизнь, чтобы только чувствовать, чувствовать, чувствовать это настоящее живое любимое тепло! Они ласкали пальцами волосы и ловили на лету дыхание друг друга. Дина таяла, радуясь, что он помнит ее, ощущая, что нужна. Глаза их стремились объять, впитать образ напротив, молча рассказывая друг другу о пережитом.

К нему вернулся дар речи:

— Господи! Ты вернулась!

— Ви-и-тя, — нараспев выдохнула она, отвыкнув произносить это имя вслух.

Девушка сжимала его ладонь, сама не зная, верить ли в то, что он рядом, во плоти, и, сострадая, разглядывала еще заметные ссадины вокруг глаз, на скулах, и новый шрам возле губы. Отросшие темные волосы с редкими штрихами седины покрывали его голову. Взгляд Дины пробежал вниз, цепляясь за перевязанную руку, гипс на ноге.

— Хороший мой! Болит?

— О, нет, совсем нет, — сиял он.

— А ты меня обманул, — жалостливо произнесла она, — сказал, что все нормально…

— Я не хотел… тебя… беспокоить, — оправдывался он, продолжая ее целовать.

— Ты садись, Витенька, — предложила Дина, — тебе, наверное, трудно стоять.

— Да ничего. Ты здесь, и это главное! — храбрился Виктор, усиленно делая вид, что все в порядке, но девушка потянула его за руку к кровати, и они присели рядом на краешек высокой больничной койки.

— Я так хотела увидеть тебя! — мечтательно улыбалась Дина. Она не могла насмотреться на него, чувствуя, что встреча продлится недолго.

Виктор зажег прикроватную лампу, и они сощурились от яркого света, вспыхнувшего в темноте.

— Как тебя впустили ночью? — удивился он. — Мама говорила, на ночь отделение запирают…

Дина помялась:

— Не знаю, как тебе… объяснить. Еще пару минут назад была в горах, в пещере… И вот я как-то перенеслась сюда, — развела руками девушка, — и ты здесь. Но как бы это ни произошло, так хорошо хоть на мгновение побыть вдвоем!

Он недоверчиво отстранился:

— Я безумно переживал за тебя… А ты решила уместным пошутить? — с обидой в голосе произнес он.

Дина растерялась:

— Нет, что ты, я не шучу! Все так и было! И через несколько минут мне придется вернуться…

— Каким образом? — напряженно спросил он. — И зачем? Куда?

Дина встала и оглянулась на вход:

— Мне так сказали… Признаюсь честно, я ни в чем не уверена. Может быть, это только сон или галлюцинация, но все кажется таким реальным… Ты…

— Дина, ты разыгрываешь меня! Перестань! — вскрикнул он, и, переходя на шепот, повторил. — Перестань, я не могу…

— Прости, но это правда, — вздохнула Дина. Девушка что-то нащупала в кармане видавшей виды кофты и выудила на свет подвявший желтый цветок с уныло висящими пятью лепестками:

— Вот, он еще пахнет, — протянула она ему маленькое «доказательство» из недр горной природы.

— Что это? — не понял Виктор.

Дина ссутулилась:

— Я сорвала его в лесу, сама не знаю зачем. Сегодня вечером. Мне встретилась странная женщина в скалах. Она помогла увидеться с тобой, и, если честно, мне самой кажется, что все это снится, просто как-то слишком уж по-настоящему… Со мной много чего произошло, и, думаю, еще произойдет. Я готова ко всему, но боюсь только, что с тобой что-то случится или, что нам не дано быть вместе. Мне кажется, я сильно изменилась за эти несколько дней, как будто пережила не одну жизнь. Я понимаю, ты мне не веришь, — горестно сказала она, — хотя… я сама себе верю с трудом, потому что каждый момент в моей аномальной жизни предсказать невозможно.

Миллер вслушивался в ее слова, все еще не понимая их действительный смысл, а Дина приблизилась к нему и взяла за руку:

— Я просто хочу, чтобы ты жил, был счастлив, даже если без меня…, - Виктору показалось, что последние слова она с трудом выдавила, но Дина заглянула ему в глаза. — Все вокруг кажется безумием, и я сама — будто не в себе. Но я все равно тебя люблю! Прости!

Он сжал ее кисть:

— Не уходи!

— Я не могу, — чуть не плача ответила она.

Он притянул ее к себе, а в голове его закружилась карусель тревожных мыслей: «Милая моя, что-то произошло, и ты этого не перенесла. Наверное, из-за шока у тебя помутился рассудок. Боже мой! Как тебе помочь? Что делать?!», но вслух он произнес:

— Я не отпущу тебя. Нельзя жить снами и видениями. Ты здесь, со мной, — увещевал он, с болью в сердце отмечая ее изможденный, замученный вид. — Смотри, я — реальный. Тебе никуда не надо идти. Я этого не хочу.

Дина положила голову ему на плечо:

— Я тоже не хочу, Витенька. Но, боюсь, мне придется.

Она заметила шоколадные конфеты, разбросанные на прикроватном столике:

— Можно? — улыбнулась она почти виновато. — Так давно не ела шоколада…

— Бери, конечно, — мягко, как отец, ответил Миллер и положил ей в ладошку пару конфет, а потом сгреб со стола остальные сладости в блестящих обертках и высыпал ей в карман. — Забирай все!

— Спасибо, милый, — шепнула Дина и добавила, — странно, мне всегда казалось, что у тебя голубые глаза, а сейчас они зеленые…

— Иногда они меняют цвет, — пожал плечами Виктор, — как у хамелеона…

Дина провела ладонью по лицу, став серьезной:

— Витюш, встретимся мы снова или нет, я не знаю. Пообещай мне только одно!

— Что ты хочешь, Солнышко? — тон Виктора был таким же отеческим.

— Пообещай, что ты не станешь изобретать ничего, что может принести вред человечеству: никакого оружия, бомб или чего-то такого, что могло бы уничтожить Землю!

— Что ты говоришь?! — удивился Виктор.

— Ты пообещай! — настаивала Дина, взволнованная, умоляющая. — Никакого оружия! Пожалуйста!

Только чтобы ее успокоить, Виктор сказал:

— Обещаю.

Она обвила руками его шею и прошептала на ушко:

— Благодарю тебя!

Дверь в палату приоткрылась, и из щели повеяло сырым холодом. Дина взглянула еще раз в глаза Виктора, наполненные сочувствием и непониманием:

— Мне пора!

Она поцеловала его в губы, потом в лоб и быстро направилась к двери. Миллер вскочил с кровати и, нещадно хромая, бросился за ней, словно скованная гипсом нога не мешала:

— Погоди! Дина!

Она обернулась в дверном проеме, посмотрев на него нежно и виновато:

— Ты будешь жить! Долго! Прощай!

— Нет! Дина! Нет! — закричал он и рванул за ней. Ему в глаза бросилось, что за фигурой любимой виднеется вовсе не больничный коридор, а зияющая черная дыра. Дина исчезла в ней, как в густом закопченном дыму, и Виктор, не раздумывая, ступил в темноту, пытаясь остановить ее.

В доли секунды ему привиделись огромные крылья, словно белые облака, вспорхнувшие во мраке, а за ними блеснуло пятнышко костра. «Не время!» — зашелестел голос в ушах, и Виктор вывалился из двери палаты прямо в тускло освещенный коридор отделения, испугав шумным падением сидящую за столом дежурную Наташу. Его крик «Ди-ина-а-а!» эхом разнесся в безлюдном пространстве, отрывая больных от целительного сна. Виктор поднял голову и всмотрелся сначала в один длинный конец коридора, затем в другой. Ни намека на присутствие Дины, ни звука шагов, ни тени. Ничего. Медсестра кинулась к взбудораженному пациенту, пытающемуся подняться с пола. На его обеспокоенный вопрос: «Вы видели девушку? Куда она ушла?», Наташа лишь покачала головой:

— Никого здесь не было, Виктор Александрович! Вам приснилось что-то! Тут только я, успокойтесь.

Виктор тяжело дышал, продолжая оглядываться:

— Этого не может быть… Не может быть! Она только что была здесь!

Наташа увлекла его в палату:

— Это был сон. Пойдемте спать, еще глубокая ночь на дворе!

— Господи! Это не она безумна, а я! — отчаянно воскликнул Виктор, последний раз взглянув в пустоту коридора. Осторожно подбираясь к своей кровати, Миллер опирался одной рукой на плечо медсестры, когда услышал ее шутливый возглас:

— Нельзя на ночь есть столько шоколада! Я смотрю, ни одной конфетки мне не оставили, — засмеялась Наташа, пытаясь сгладить возбужденное состояние обитателя ВИП-палаты.

Взгляд Виктора метнулся к подушке — в примятой впадинке одиноко лежал желтый привядший цветок, уткнувшись печальными тычинками в белую материю.

«Это все-таки не сон!», — как пьяный, прошептал Виктор, опускаясь на кровать. Медсестра тоже увидела поникший цветок и удивилась:

— Надо же! Откуда у вас рододендрон?

Виктору ничего не оставалось, как пожать плечами. Он лег на постель, понюхал маленький золотистый цветок, и, отложив его на стол… проснулся.

Его рука потянулась к выключателю, и секунду спустя белый свет лампы засиял на фольге шоколадок, разбросанных на тумбочке. Виктор пощупал их — настоящие, на месте. Черт побери! Он мог поклясться, что все произошло на самом деле! Как может сон быть таким явным?

Миллер потянулся за тростью, стараясь выудить ее из щели между тумбочкой и кроватью, и в этот момент в палату заглянула дежурная Наташа:

— Вам не спится?

— Да уж, — ответил он.

— А мне такой странный сон приснился, — призналась медсестра, — что решила заглянуть, как тут у вас дела? Болей нет?

— Нет, спасибо, все в порядке, — успокоил ее пациент и поинтересовался, — а что вам приснилось?

Наташа, обрадованная проявленным к ней интересом, приосанилась и рассказала:

— Я читала книжку и сама не заметила, как задремала. А тут вы прямо вывалились из палаты и как закричите какое-то женское имя. «Инна» или «Нина», не помню. Вы упали, а я бросилась вас поднимать. Вы были так взволнованы или даже перепуганы…

— А что дальше? — возросло любопытство физика.

— Я проводила вас в палату, и вы кинулись к своей кровати. А на подушке лежал цветок.

Я так удивилась.

— Почему?

— Просто я такие видела только в Турции. А! Нет! Еще у нас на Кавказе, — сказала Наташа, — рододендроны. Они цветут целыми кустами. Нам гид рассказал, что их вроде бы в Красную Книгу занесли, одним словом, редкие цветы, и у нас они не растут. А потом я проснулась. Дай, думаю, зайду к вам: все ли тут в порядке. У вас такой вид был во сне, словно вы привидение увидели. И я испугалась.

— Угу, ясно. Но я в порядке, не волнуйтесь, — вымолвил Виктор, пораженный идентичностью увиденного. Из вежливости он улыбнулся краешком губ. — Спасибо, Наташа!

— Пожалуйста, — просияла в ответ девушка, — вам больше ничего не нужно?

— Нет-нет, думаю, можно еще поспать. Сейчас сколько на часах? — Виктор взглянул на дисплей мобильника. — Только час ночи! Может быть, и вам стоит отдохнуть?

— Я на дежурстве, — вздохнула медсестра, и потянулась к ручке двери, — зовите меня, если что, хорошо? Спокойной ночи!

— Спокойной, — кивнул Виктор, делая вид, что ложится. Наташа вышла, оставив Миллера гадать о когерентности сновидений.

* * *

Утром он открыл глаза с одной мыслью — выбраться из больницы. Хватит. Отболелся. Виктор встал с кровати и, опираясь на трость с массивным набалдашником, осторожно вышел в коридор, надеясь увидеть медсестру. На месте ее не было, и он неровным раскачивающимся шагом отправился ее искать к процедурной. Выскочив из какой-то палаты, Наташа наткнулась на молодого человека, чуть не сбив его с ног:

— Виктор Александрович, вы в такую рань поднялись! Может вам еще не надо с тростью ходить? — побеспокоилась она.

— Да нет, все в порядке, — ответил Миллер, — полагаю, я практически здоров. А вы не ответите на один вопрос?

— Конечно, — одарила его белозубой улыбкой девушка, поправив прическу.

— Вы сказали, что во сне видели рододендрон, который растет на Кавказе, — уточнил Виктор, — вы не помните, где конкретно видели этот цветок?

— Да тут и вспоминать не надо! — воскликнула Наташа. — Мы с друзьями в прошлом году ездили на Лаго-Наки. Там шикарные альпийские луга, совершенно не тронутые человеком! Такая красота!

— А пещеры там есть? — допытывался Миллер.

— Конечно! Сколько угодно! И горы просто супер! Вам обязательно стоит там побывать, когда поправитесь!

— Видимо, скоро побываю, — загадочно усмехнулся Виктор. Поблагодарив девушку, явно ожидающую продолжения разговора, Миллер, прихрамывая, пошел по коридору прочь.

Когда он показался в дверях ординаторской, Семен Ефимович опешил:

— Вы… ходите?

— Да, потихоньку, — кивнул Миллер, — я хотел бы с вами поговорить.

— Пожалуйста, проходите, — с вытянутым от удивления лицом пригласил хирург.

Под пристальным наблюдением Виктор неуверенным шагом проковылял к предложенному креслу:

— Спасибо! Я вчера договорился, мне сделали дополнительный рентген ноги, хотите посмотреть?

— Виктор, вы не устаете меня удивлять! — поправил складки халата на круглом животе доктор. — Давайте посмотрим. Снимок у вас с собой?

— Да, — Виктор достал из глубокого кармана пижамы конверт.

Хирург заинтересованно всмотрелся в изображение костей, потом непонимающе развел руками и внезапно пошутил:

— Если это действительно ваши снимки, то у вас, молодой человек, явный талант к горнолыжному спорту!

— То есть? — не понял Виктор.

— Кости невероятно быстро срастаются!

Они рассмеялись.

— М-да, такого пациента, как вы, еще в моей практике не было, — сознался врач, — ваши манипуляции с аппаратом, видимо, оправдали себя. Будем снимать гипс.

— Пытаюсь обыграть обстоятельства, — повел бровью Виктор, — так сказать, соц. соревнование: они меня или я их, — и добавил, — я хотел бы выписаться сегодня.

— Виктор, я пока не имею права вас выписать…, - потер подбородок Семен Ефимович, но, поразмыслив, добавил, — только если напишите расписку, что отказываетесь от лечения под вашу ответственность.

— Хорошо, одолжите мне бумагу? — протянул руку Виктор.

— Держите, — дал ему лист Семен Ефимович. — Виктор Александрович, и все-таки! Что мы будем делать с вашей головой?

— Пока на месте, — шутливо похлопал себя по макушке физик, — буду надеяться, что не отвалится…

— У Вас больше тошноты не было? Головных болей? Галлюцинаций?

— Нет. Я в порядке, — поджал губы Виктор и вернул расписку доктору, — тут все правильно?

Тот пробежал глазами по тексту и кивнул:

— Да. Что ж, уникальный пациент, желаю вам больше сюда не попадать! — пожал руку Миллеру хирург.

— Постараюсь, — заверил молодой человек.

— Но если что, всегда рады вам помочь!

— Благодарю вас! И по поводу аппарата, — остановился перед выходом Миллер, — я бы хотел забрать его, оплатив полный счет. В любом случае для каждого человека нужны индивидуальные настройки, и мои персональные параметры другим не подойдут…

Доктор задумался, а потом предложил:

— А может быть, вы поможете нашим пациентам? Подумайте! Ваш патент, моя экспериментальная база — мы могли бы прекрасно сотрудничать!

Виктор потер лоб, размышляя, и немного погодя ответил:

— Хорошо, Семен Ефимович! Я подумаю. Мне надо завершить другое дело, а потом я обязательно вам позвоню, — пообещал он. — И спасибо за то, что собрали меня из кусочков!

Хирург довольно осклабился.

* * *

В такси, окруженный множеством оклунков, Миллер набрал номер Дениса:

— Привет, ты куда пропал? — спросил физик в ответ на знакомое «Я слушаю».

— Вить, извини, — виновато промямлил друг, — я сейчас не могу говорить. Я не в городе.

— Хорошо, перезвоню, — ответил Виктор, — я только хотел узнать, тебе удалось что-нибудь выяснить о номере телефона, с которого звонила Дина.

— Я потом тебе расскажу. До связи! — поспешно бросил тот и отключился.

Миллер всмотрелся в городской пейзаж, проплывающий за окном, на яркие всполохи рекламы вдоль дороги. За последние дни он, похоже, утратил связь с реальностью, и мир живых сновидений вкупе с путешествиями вне тела совершенно изменили ее восприятие.

Продолжая размышлять, Виктор отметил, что все события, выходящие за рамки обычных, происходили с ним на грани сна и бодрствования. Так он вышел из тела в палате, так увидел одинаковый с только что задремавшей медсестрой сон, реалистичный в образах и ощущениях. Да! — ярко вспыхнула мысль, — Конечно! Именно в этот момент мозг настраивается на альфа-ритмы! Он же всего месяц назад рассказывал студентам о резонансе Шумана, самая низкая частота которого граничит с альфа- и зета-волнами человеческого мозга и представляет собой квантовую суперпозицию. Энергия электромагнитного поля излучается в виде дискретных неделимых порций, квантов, и на этом принципе работают новейшие квантовые компьютеры. Итак, — мысль Виктора бежала сама собой, — такие компьютеры работают на монокристаллах, в том числе гидроксиапатита кальция, который, между прочим, находится в составе мозгового песка в эпифизе — наиболее магниточувствительном органе человеческого тела! А у него-то аномалия именно этой части мозга, странная аномалия чудесным образом заменившая злокачественную опухоль. Его шишковидная железа — вышедший из строя квантовый компьютер? Вышедший ли? Или наоборот, модернизированный, усиленный неизвестными силами? Усиленный… что-то крутилось на языке. Что-то совсем недавно он об этом слышал… Разумеется! Дина говорила в их первую встречу о том, что камни, которые он исследовал, все усиливают. Выходит, он обязан своему непонятному избавлению от рака и необъяснимым внезапным способностям тем крошечным древним артефактам?! Кто бы поверил в это? Уж точно не он сам еще месяц назад… Слышали бы его сейчас члены комиссии по «лженауке», вмиг бы вылетел из университета!

Ход мысли прервал таксист, уточняющий у Виктора, куда ехать. Вскоре Миллер звонил в дверь своей квартиры. Открыла осунувшаяся бабушка в цветастом платье, поверх которого был повязан старомодный передничек:

— Ой, Витенька! — кинулась к внуку старушка. — Мой хороший!

— Привет, бабуль! Не обнимай так сильно, — улыбнулся Виктор, — бока еще побаливают…

— Да-да, прости, — отстранилась она, — к тебе мама должна была заехать. Разве тебя выписали?

— Ага, — кивнул физик, поднимая сумки, стоящие у порога. — Я ей позвонил, не волнуйся. Ты сама как? Не болеешь?

— Вот, лучше стало, — по-комсомольски выпрямилась пожилая женщина, — наверное, потому, что ты выздоровел.

— Наверное, — улыбался Виктор и добавил снисходительно важным тоном: — Ты мне прекрати болеть!

И тут старушка заметила, как Виктор берет палку, прислоненную к стене.

— Боже мой! Витюша! Что же это?! Лиза не говорила, что у тебя все так серьезно! — забеспокоилась она.

— Уже все хорошо, — по привычке поцеловал Виктор бабулю в макушку и, опираясь на трость, прошел вовнутрь. Он с удовольствием вдохнул родные запахи.

В своей комнате физик неторопливо разложил по местам все, что привез с собой. Наслаждаясь привычным спокойствием дома, Миллер подключил к компьютеру новое изобретение — прибор, который вероятно позволит обнаружить Дину, если она возьмет в руки камни. Сны последнее время его не обманывали, поэтому Виктор решил положиться на них, настроив зону поиска на Кавказ — ведь там растут те желтые цветы, которые принесла ему Дина в видении. Вряд ли она может быть в Турции, — шептал ему внутренний голос. В комнату заглянула бабушка:

— Внучек, я так соскучилась по тебе! Воробушек мой! — она с нежностью погладила его по голове. Бабушка была такой крошечной, что стоя рядом с сидящим за письменным столом Виктором, она почти не возвышалась над ним. — Ох, ты сразу за работу принялся! Ну что с тобой делать?!

— Ты же знаешь, я такой, — пробормотал Виктор, заканчивая настройки.

— Пойдем кушать, — предложила бабушка, — я блинчиков нажарила.

— Ага, сейчас, — всматривался в экран компьютера Миллер, — я приду через пару минут.

Виктор отправился в кухню — отведать воздушных, тонкой сеточкой разбегающихся по кругу блинчиков, готовить которые его бабуля была такая мастерица! Но не успел он присесть за стол, как пронзительный писк прибора заставил его вернуться. Хромая, он прибежал на зов аппарата, чтобы увидеть, как тот фиксирует вспышку «электромагнитной напряженности» в восточной точке Кавказского хребта. Карта Гугла по указанным координатам вывела ученого на маленький поселок, затерявшийся недалеко от адыгейского плато Лаго-Наки. Дрожащими от волнения руками Виктор снова попытался дозвониться до Дениса, но тот был недоступен. Снова и снова Миллер набирал друга, пока тот не снял трубку. Без лишних предисловий, физик закричал:

— Денис! Я, кажется, нашел ее! Нашел Дину! Ну, или камни… Это в горах, в поселке Денеб…

— Да, ее здесь видели, — пробормотал озадаченный Денис.

— Здесь? Что ты имеешь в виду? — не понял Виктор.

— Ну… Ты же сам говорил про хакеров, и я решил обратиться за помощью к нашему следователю. В органах вычислили, откуда звонили, — оправдывался Денис. — Сейчас я в этой деревне с отрядом ОМОНа и с Руслановым…

— Понятно. Вы ее нашли?

— Нет, — вздохнул Соболев, — она здесь была. Еще вчера Дину видели местные, но теперь снова исчезла.

— А кого-нибудь из похитителей взяли? — волнуясь, уточнил Виктор.

— Они скрылись, хотя длинноволосого народ опознал.

Виктор постучал пальцами по столу:

— Я выезжаю к вам.

— Вить, думаю, не стоит. Это дело профессионалов. Ты лечись.

— Знаешь, я все-таки не пойму, зачем ты скрыл от меня? — обиженно произнес Виктор. — Я думал, у нас одна цель — найти твою сестру…

— Да, — буркнул Денис, — но у меня свое видение того, как это нужно делать. Тебе не надо сюда приезжать.

Виктор положил трубку. Мерзкое ощущение предательства смешалось с беспредельным чувством одиночества. С ним поступили несправедливо, — нашептывала нарастающая обида, но Виктор не выпустил ее наружу. В глаза ему бросился черный рюкзак на кресле, только что выложенные из сумки приборы. Молодой человек вздохнул и потянулся к ящику стола за ключами застоявшегося в гараже автомобиля.

 

Глава XVI. «Аватар» со знаком минус

Кубики подлетали в воздух и разлетались по столу, отчеканивая каждый удар на деревянной поверхности, собирались вместе под пальцами и падали снова, как будто это имело смысл. В тишине стучали только кости и поддакивающие им часы: «тик-т-ток». Развалившись в кресле возле стола, Сет думал, поглядывая на цифры, складывающиеся из черных точек. Возможно, они разговаривали с ним, подобно азбуке Морзе, но смысла он не понимал. Он был растерян или взбешен? Сет не признался бы никому ни в одном из этих чувств — настоящий мастер не испытывает таких эмоций: у него все под контролем, все рассчитано. По его воле люди — биомасса — гнутся, как пластилин. Так бывает в идеале, — считал Сет. И он был близок к нему, но не настолько, как хотелось.

Сет презирал верующих, дружною толпой ждущих спасения, помышляющих эгоистично лишь о том, как бы не попасть в мифический ад. Когда-то он выбрал цель, и все остальное стало ничтожным. Он всегда «гулял» сам по себе, и если оказывался в «стаде», то не толпа управляла им, а он ею. Наделенный с рождения необычайными способностями убеждать и подчинять одними вибрациями голоса, Сет поначалу управлял своими ровесниками, а потом и теми, кто постарше. Впрочем, игры с ними вскоре надоели. Среди друзей ровни ему не было, — так считала его мать. Она лелеяла в нем мысль о том, что он уникален и рожден для великих дел. Какое-то время мальчик почитал ее, с неприязнью относясь к отцу, грубоватому и слишком приземленному человеку. Но когда ему исполнилось двенадцать, вместе с отвращением пришло понимание, что мать живет с отцом ради денег, жадная до роскоши, которую практичный муж мог ей обеспечить. С того момента родители стали для подростка лишь средством обеспечения нужд.

Однажды Сет, тогда еще просто Сережа Таиров, зашел по привычке с одноклассниками в МакДональдс. В первом «чуде американской кулинарии» на Пушкинской очереди к кассам тянулись длинными хвостами, и весь общепитовский «ресторан» переполнил гудёж школьников, студентов и приезжих, переминающихся в ожидании вожделенного фастфуда.

«Эх! Придется здесь час стоять! — сказал взъерошенный Кирилл Вешников. — Ну, его, в кино опоздаем…». Пока ребята решали, что делать, Сережа высокомерно взглянул на сверстников и протиснулся к единственной закрытой кассе. Молодая администраторша вдалеке натаскивала новенькую работницу, с трудом набирающую нужное меню.

«Иди сюда!» — призвал мысленно Таиров, уставившись на «объект» в синем свитере. Не прошло и минуты, как девушка покорно подошла к не работающей кассе и обслужила мальчишку. Так же, как в тумане, она отошла от аппарата, встряхнула головой и вернулась к своим обязанностям.

— Видали?! — с усмешкой помахал он Колой и гамбургером перед носом ошарашенных товарищей.

— Как это ты? — поразились они.

— Уметь надо! — хохотнул Сергей и вышел из МакДональдса на залитую солнцем площадку.

Пройдя в сторону Тверской к зеленому скверу, он остановился, чувствуя, что кто-то следует за ним. Подросток обернулся — позади стоял на первый взгляд неприметный мужчина в брючном костюме — ни дать, ни взять, инженеришка из какого-нибудь НИИ или канцелярская крыса. Не глядя на мальчика, тот заметил:

— Правильное решение! Есть Сила, применяй, но не стоит так бравировать перед окружающими. Пока не набрал мощи, тебе отплатят пинками…

— Не посмеют! — сказал Сергей. — Мой отец — слишком большая шишка, чтобы кто-то смог вякнуть.

— Отец — это прекрасно, а ты-то что значишь? — спокойно спросил незнакомец. — Рад подчиняться ему? Знаешь, говорят, если в душе ты раб, то всегда будешь искать господина. А если свободен, можешь стать магом, который играет добром и злом, людьми и ситуациями, обладает секретом богатства. Такой человек сам становится господином или даже Богом!

— Это тем, что на облаке в церкви сидит? — нагло усмехнулся мальчишка.

— Не дорос ты еще до большего, — улыбнулся человек в сером пиджаке, — для мага Бог — Сила, Неразделимая и Великая Энергия.

— Ну да! — выпятил губу самоуверенный подросток, раздумывая, как лучше подшутить над прилипчивым незнакомцем. — А вы вот все знаете! И меня научите…

— Нет. Ты пока больно зелен, — произнес мужчина.

Как ни в чем не бывало, он прошел мимо собеседника и, заложив руки за спину, тихим шагом отправился вдоль по аллее.

Вкус маленького триумфа был испорчен. Раздраженный мальчишка поднял с земли камень, чтобы метнуть в спину удаляющемуся «советчику», но в этот момент неведомая сила, словно огромный кулак, ударила его в солнечное сплетение, отшвырнув назад. Растянувшись в полный рост на газоне, мальчик не мог набрать воздух. Отдышавшись, наконец, он поднял голову. Фигура незнакомца удалялась под сенью деревьев неспешно, как корабль по морской глади. Таирова пробрала дрожь, и, подобрав модную сумку с учебниками, он побежал домой.

Встреча эта запала в голову старшекласснику, словно его подцепили на крючок, как рыбу, потягали немного, раздирая губу, и выбросили обратно болтаться в мутный пруд. Только задетая острым железом плоть все сочилась и ныла, заставляя терять покой.

В пору девяностых выползало наружу все, что скрывалось долгое советское время. Возле каждого подземного перехода и метро на самодельных прилавках раскинулись книжные точки. Будто сговорившись, продавцы не давали проходу юному Таирову, со всех сторон предлагая то «Практическую магию» Папюса, то Каббалу, то Кастанеду с загадочными рисунками на обложках.

Когда несколько месяцев спустя парень уезжал учиться в Англию, большую часть его багажа составляла эзотерическая литература. Взволнованный поездкой, Сергей мало думал о возможности получить образование в престижнейшем мировом университете. У него захватывало дух от мысли, что он может обнаружить следы тамплиеров или розенкрейцеров, и, конечно же, встретит настоящего Мастера в глубинах Старого Света.

Однако чужие края с массивными, поросшими плющом замками и соборами, англичанами, коверкающими родной язык, оказались недружелюбными. Нет-нет, да вспоминались слова «серого» незнакомца: «Отец — это прекрасно, а ты-то что значишь…», потому как в Оксфорде Таиров был совсем один. Кому какая разница, чем воротил его отец в непонятной России, наследники знаменитых фамилий и богатых семей были здесь не редкостью, и носы их задирались ничуть не меньше его собственного. «Странный русский» не прижился среди иностранцев, и невыносимое одиночество еще больше толкало на поиски вне университетских стен.

Только спустя пару лет, набив немало шишек, парень встретился с последователями оккультной системы, обучающей тёмным мистериям. Чтобы примкнуть к Северному ордену требовалось лишь заплатить вступительный взнос, и мать выслала сумму, нужную отпрыску на «факультативные занятия». С тех пор молодой человек с головой погрузился в учебу иного толка, не гнушаясь ни сомнительными ритуалами, организованными для неофитов, ни кровавыми жертвоприношениями. Образование мага и колдуна захватывало юношу куда больше, нежели оксфордский диплом.

Два события ознаменовали двадцатый день рождения Таирова — его отчислили из университета, и родители разбились в авиакатастрофе. Оба известия начинающий оккультист принял с удовлетворенной улыбкой на лице: теперь он получил круглую сумму и полную свободу действий.

* * *

Ярким осенним днем по Тверской шел брюнет огромного роста. Ухоженные волосы отсвечивали синевой под солнечными пятнами, небрежно распахнутый плащ мантией развивался за широкими плечами. Женщины невольно оборачивались ему вслед, мучительно пытаясь вспомнить, в каком из голливудских фильмов они могли видеть это красивое, необычное лицо, и восхищались благородной статью гиганта с явно не «нашей» манерой держать себя. Но прохожие ошибались — в кино Сет никогда не снимался, хотя сценарий своей жизни писал так, что кинематографисты разных жанров с ярым интересом схватились бы за его экранизацию — каждому бы досталось на орехи.

Исколесив полмира, Сет решил, наконец, вернуться. Спустившись с трапа самолета, блудный сын отправился не к могилам предков и не домой, а к тому самому «ресторану» МакДональдс на Пушкинской. Гамбургеры не прельщали больше мага, и он присел на скамью напротив входа в МакДональдс, задумчиво рассматривая проходящих мимо людей.

Много лет Таиров не мог забыть встречи с «серым» человеком. Тихий голос так и звучал в ушах, а лицо с кривой насмешкой не стерлось из памяти, несмотря на годы.

Сет почувствовал напряжение воздуха за спиной и мгновенно обернулся: к скамейке подходил невзрачный человек без возраста и особых примет. Подобные «средние» лица всегда остаются незамеченными, как на конвейере проплывая мимо вас по эскалатору в метро, но именно это «никакое» лицо так жаждал встретить Сет.

— Не возражаете, если я присяду? — как ни в чем не бывало, поинтересовался пришедший.

— Садитесь, пожалуйста, — ответил Таиров.

Тот расположился, закинув ногу за ногу, и сощурился на солнце, разглядывая мальчишек, на роликах катающихся по площади:

— Как быстро растут чужие дети! — куда-то в воздух произнес незнакомец.

— А взрослые остаются такими же, несмотря на годы…, - тоже воздуху сказал Сет.

— Эх, глупыми бывают мальчишки! — наблюдая за потасовкой подростков, заметил «средний» тип.

— Они взрослеют и меняются, — сказал Сет.

— Меняются ли? — повернулся к нему, наконец, собеседник.

— Кто как…, - Сет попытался заглянуть в глаза мужчине, но это у него почему-то не получилось, и тогда молодой человек сказал прямо. — Мы с вами здесь уже встречались.

— Что вы говорите?! — сказал незнакомец. — И?!

— Вы преподали мне хороший урок, — признал Сет, — правильно используемой Силы.

— Вы меня ни с кем не путаете? — удивился серый человек почти искренне.

— Сейчас я ношу белое, а тогда по большей части был зеленым, — пошутил Таиров.

Тут их глаза встретились, и у много видавшего на этом свете Сета вдруг побежали по спине мурашки от пронизывающего взгляда серых глаз. Молодой человек взял себя в руки:

— У меня было множество учителей, но теперь я ищу Мастера.

— Что же, — тихо вымолвил незнакомец, — будем знакомы: Иван Берещагин.

* * *

Продолжая играть пластиковыми костями, Сет вспоминал, как он дотошно постигал таинства древних знаний, и как наступил день, когда ученик решил, что тот, кого он называл Мастером, больше ему не учитель, а лишь равный по силе, и оттого вызывающий раздражение, потенциальный соперник. Однако между ними не было решающего разговора, не последовало битвы, — серый Мастер просто исчез, оставив возомнившего себя великим ученика с горьким привкусом недосказанности, словно давая фору новичку для эндшпиля, жирной и тяжелой будущей точки над «i».

Дина также неожиданно «сорвалась с крючка», будто испарилась с поверхности Земли. И теперь его глодало знакомое чувство растерянности. «Настоящий мастер наверняка знал бы, что предпринять», — уколола едкая мысль. Игра Мастера — это шахматная партия, каждый ход которой от начала и до конца просчитан: любое движение фигуры, взмах ресниц противника заведомо известны: тот лишь думает, что принимает решения дерзкие и неожиданные, однако все они предугаданы или, более того, спровоцированы. Мастер говорил: «Мелочи не важны. Они решают всё».

Сет считал, что силы никогда не бывает достаточно, сколько не накачивайся, не заряжай себя, но сейчас он терял ее не по капле, а целым потоком, хлынувшим из дыры, прорванной злостью и недоумением. «Надо взять себя в руки, отпустить все». Маг отбросил на стол кубики и прикрыл глаза, погрузившись в медитацию.

Рыжая кошка, выслеживающая на ветке воробья, навострив уши, повернулась на странный шум, идущий из открытой форточки. Желто-зеленые глаза расширились при виде выпрямившегося в кресле человека. Его губы шевелились, выпуская наружу пугающий бессвязный поток звуков, то затихающих, то усиливающихся, напоминающих безумную песню шамана, постепенно превращающуюся в рев. Мускулистое тело вибрировало тонкой, едва заметной дрожью, прядь черных волос упала на прикрытые коричневатые веки, скрещенные пальцы обеих рук домиком устремлялись вверх, а широкий пуловер прикрыл голые ступни ног, сложенных в позе лотоса. В резонанс с вибрацией человека входила вся комната, мебель, трепещущая люстра. Животное замерло на мгновение, наблюдая за тем, что происходит внутри дома, а затем бросилось наутек от более опасного хищника, позабыв о близкой добыче.

Когда Сет открыл глаза, первое, что он заметил, были произвольно выпавшие кости. Они выдали пять шестерок — покер. Надо действовать. Маг поднялся с кресла и достал из массивного контейнера костяную шкатулку. «Ты должен знать, где она», — сказал себе Сет и сгреб пальцами пять артефактов. Долго фокусироваться на беглянке не вышло, он почувствовал невыносимую боль. Ладонь разжалась, и красные, как угли, камни выпали на крышку стола. Сет поднес к глазам руку — на коже остались багровые пятна, как от ожога. Молодой человек подул на раны, а затем опустил кисть в кувшин с холодной питьевой водой. Артефакты позволили ему увидеть лишь поляну в горах, окутанную туманом. Таких лужаек здесь было сколько угодно, но одна деталь привлекла внимание — огромный черный камень посередине. И напоследок маг почувствовал приближающуюся опасность, готовую тучей накрыть его вместе с домом.

Сет отряхивал воду с руки, когда в комнату вошел Михаил. Внешне он был спокоен и даже весел.

— К нам скоро нагрянут гости, — сказал Сет, — пора приступать к плану Б…

— Что ж, — не утратил спокойствия подельник, — мы были к этому готовы.

— Хорошо, действуй, — маг пытался выглядеть равнодушным, — а я должен подготовиться к дальнейшим шагам нашего мероприятия.

— Сколько времени в запасе? — уточнил Михаил.

— Его уже нет, — Сет посмотрел на часы. — Сюда не возвращайся. Мы отправляемся к охотничьему домику. Женя будет со мной.

— А машина?

— Найдешь себе транспорт.

— Договорились.

* * *

Перед тем, как отправиться в путь, маг еще раз проверил содержимое нескольких особых элементов своей поклажи: только что прожегшие его ладонь артефакты в маленьком надежном сейфе и в отдельном футляре тонкий, как стилет, стальной кинжал. Когда в комнате появился охранник, Сет доставал из длинного черного кофра несколько гибких металлических обручей с застежками посередине. С одной стороны все они были соединены тонкой блестящей полоской с отверстиями, будто заготовленными под оправу крупных драгоценных камней. Сет внимательно осмотрел каждую деталь странной конструкции и зыркнул на Евгения:

— Все идеально? По меркам?

— Да, Учитель, — ответил помощник, — я проверял. Подогнано до миллиметра.

— Молодец, — похвалил его Сет и достал из кармана пять игральных костей.

Евгений с интересом следил, как хозяин вставил в приготовленные отверстия пластиковые кубики, а потом скрепил друг с другом застежки обручей. Теперь странное приспособление стало похожим на пять огромных перстней разного размера, камни которых выстроились в одну линию соединяющей полоски.

— Могу я спросить? — робко произнес помощник.

— Да?

— От меня ускользает смысл этой конструкции, но мне кажется, что она предназначена для нашей жрицы…

— Ты совершенно прав. Наконец ты стал прислушиваться к интуиции — это первый шаг к развитию способностей, — высокопарно подтвердил Сет.

— …а пластмассовые кости заменяют артефакты, — продолжил Евгений, — и, видимо, это необычное… мм… украшение предназначено для магической операции…

— Опять угадал. Делаешь успехи!

— Спасибо, Учитель, — склонил голову довольный молодой человек. — Я каждый день практикую все пассы, упражнения и медитации, которым вы меня научили.

— Сила снисходит на упорных. Продолжай в том же духе!

— Однако, Учитель, от меня ускользает смысл ритуала. Я понимаю, что он чрезвычайно важен, ведь мы прилагаем для него столько усилий!

— Что напоминает тебе это? — Сет поместил конструкцию вертикально и двумя пальцами нажал на гибкую полосу так, что сверху и снизу появились изгибы.

— Позвоночник? — взметнулись изумленно брови помощника.

— И…?

— Когда я смотрю в таком ракурсе, на ум приходит чакральная система, — осторожно сказал Евгений, — вот только нервных центров у человека семь, а колец здесь всего пять…

— Верно, но у нас пять артефактов, — продолжая разглядывать конструкцию, заметил Сет. — Теперь поразмысли: Муладхара — нижняя из чакр связана с Землей, и у нас есть артефакт, символизирующий землю, Свадхистана — сексуальная чакра — с водой, — мы имеем артефакт — символ воды, Манипура, — пальцы мага активно перебегали от одного кольца к другому, — вот тут, в районе пупа, — соответствует огненному камню. Мы переходим к Анахате — ее символ воздух, не так ли? Для нее подходит артефакт воздуха, здесь, в районе сердца он и должен находиться. Наконец, эфир соответствует Вишудхе, горловому центру. Ясно?

Евгений с беспредельной преданностью смотрел на Учителя, и тот решил, что ученик готов узнать сокровенное:

— То, что ты сейчас услышишь, не дано знать каждому. Но ты выбрал путь избранных, и поэтому я вверю тебе высшую тайну, — голос Сета стал тихим, почти шипящим. Евгений затаил дыхание, чувствуя, что приобщается к чему-то великому.

— При сакральном ритуале артефакты высвободят и усилят энергетику каждой чакры жрицы, Ктеис, — продолжил Сет. — Металл, прилегающий к телу, раскалит его и чакральные проекции. Энергетически камни Чинтамани сопряжёны с Великой Матерью — женским началом Земли — поэтому только женщина может провести колоссальную космическую энергию через себя на эту планету. Энергию с другого плана. Ту, которая не может так просто опуститься на Землю. Ибо существуют преграды, созданные теми, кто стремится выстроить жизнь на земном плане по-своему. Но есть и другие силы, которые имеют право на воплощение. И помочь им сойти — моя задача. Для этого должен состояться священный брак. Как говорил мистер Алистер Кроули, осознанно переживаемый оргазм способен вызвать в человеке скрытого в нем бога. Но он был лишь отчасти прав. В элевсинских мистериях этот акт называли иерогамией. Слияние должно состояться не только на низшем уровне плоти, а на всех тонких планах. Через жертвенную смерть Ктеис родится, не умирая, настоящий Бог, способный из физического уровня управлять каждым слоем бытия, воплощаться и развоплощаться тогда, когда ему вздумается, создавать новые миры и править уже существующими. Ты слышал миф том, что Зевс был рожден Богиней-Матерью Реей? Эта история имеет под собой реальную основу, — Сет взглянул на свое отражение в зеркале и продолжил:

— О космическом женском божестве, Великой Матери, Гее, породившей Урана, или Матери Богов Адити, или Рее, Кибеле, Астарте, и даже просто Ма не забыли, несмотря на все последующие религиозные культы. Каждая из этих великих богинь-матерей существовала, чтобы родить всемогущего Бога. Напомню тебе, что в древнем Египте, Нун — считали первозданным океаном, который тоже ассоциировался с женским началом, женским чревом. Именно из него Бог Ра появился на свет, силой воли заставив разорваться чрево Нун. Заметь, силой воли! — сверкнули черные глаза Сета. — Рождение всегда должно пройти через смерть. Но по космическим законам смерть может быть условной для заново рожденного, прошедшего сакральное посвящение. Об этом говорится во всех магических и религиозных трактатах, которые я знаю досконально.

Глядя на своего последователя, маг видел, как на его лице горит огонь жажды секретных знаний:

— Ты помнишь, как в прошлом году мы путешествовали по этим горам?

— Да, мы нашли тогда развалины храма, — как прилежный школьник, ответил Евгений. — Все должно произойти там?

— Да.

— Но он ведь совершенно разрушен…

— Не важно, — возразил маг, — главное, — существует место, насыщенное Силой, потому что сохранился алтарь — Бетил. Историки считали, что ни один из этих священных черных камней не уцелел до наших дней, но они оказались не правы. Я долго изучал рукописи, мифы и легенды, пока одна из них не привела меня к поискам в том месте, где никто не искал. «Камень Кибелы-Реи был перенесен Дионисом на плоскую вершину Рипейских гор», — эту фразу можно найти даже в Интернете, но для всех — это безделица, пустой миф. Я же всю жизнь готовлюсь к своему высшему предзнаменованию, и поэтому мне открывается то, что дòлжно. Ученые «мифическими» Рипейскими горами называли и Урал, и Тянь-Шань, и Кавказ. С тонких планов ко мне пришло знание, что Рипы — одно из древнейших названий Кавказского хребта, — поднял указательный палец Сет, — а плоская вершина — это плато, не так ли?

Евгений безмолвно кивнул.

— Великий алтарь — это камень, на котором Богиня мать выпивала жертвенную кровь, чтобы насытиться, чтобы веками накапливать Силу, необходимую для нового рождения.

Вскоре грядет новое начало, появится новый воплощенный Бог на этой планете и изменит существующие законы, изменит все. И тогда Земля перестанет быть центром дуальности, где принято разделять плохое-хорошее, черное и белое, добро-зло, мужское-женское. Она выйдет из примитивного уровня на более высокий. С моей помощью.

Евгений встал и почтительно поклонился Сету:

— Я последую за вами до конца, Учитель!

— Скажи лучше до начала, — усмехнулся маг.

— Я хотел бы спросить, а что станет с Душой жрицы? Она переродится снова?

— Нет. Ктеис растворится в сознании андрогинного Бога, став его женской частью. Ей придется отдать всю себя. Опять вспомню Кроули, что говорил так: «Бог преодолел состояние разобщенности с миром и тем самым раздвоенности в самом себе: он воссоединился с собой и с миром». Египетский Сфинкс — отражение Сета-Тифона — существо двойное: мужское спереди, женское сзади. В этом символ целостности Бога.

Помощник осторожно сказал:

— Мне только кажется, что женщина, выбранная Вами для роли великой жрицы, не готова к миссии…

— Ты видишь только то, что на поверхности, — с легким презрением ответил Сет, снова взглянув на свое отражение, — мне же известен весь ее путь: от жизни к жизни. В этом хрупком тельце скрыта женская суть Земли, не раз проходившая посвящения. Ее нынешнее сознание сужено воспитанием и развитием в этой инкарнации. И поэтому она пытается избежать своей высшей судьбы и чести — стать частью вновь рожденного Бога, но это не важно.

Маг сел в кресло, закинув ногу за ногу:

— Я сам, родившись в земном теле, далеко не сразу осознал свою божественную суть. Родители ужасали меня, потому что они были низкими и ограниченными, не МОИМИ отцом и матерью! В детстве я долго рыдал по утрам, просыпаясь в ужасном, чуждом мне мире. Но ты видишь, что я нашел и познал себя со временем. Перед тобой еще стоит эта задача — познавать себя! Что касается Дины, то несколько тысяч лет назад она стала избранной жрицей, на которую указал перст Реи. Ее последующие воплощения, где она погибала многократно жертвенной смертью, стали подготовкой к самой великой жертве — сакральной, ибо они были ступенями ее посвящения. Она бесплодна по-человечески, потому что тело ее не родит никого, кроме Бога. Созревание Божественного семени происходит не в одно мгновение, а в течение тысячелетий.

— Простите меня, Учитель, за непонимание! — снова склонил голову ученик.

— Ты только в начале пути, это естественно, — сказал Сет.

Он аккуратно спрятал в кофр орудие будущей мистерии:

— А теперь нам надо перебираться на другое место. Всему новому всегда сопротивляются глупцы, и поэтому до свершения великого ритуала, нам придется еще не раз скрываться от преследователей и вступать с ними в бой.

* * *

Пять часов. Время новостей. Егор Палыч включил радиоприемник и сел к столу. Как все деревенские, вечернюю сводку он не пропускал. В телевизоре ведь говорят только о столице… — она далеко! А здесь главное — прогноз погоды. Пусть и врет иногда, зато можно настроиться сажать — не сажать, идти в лес или лучше повозиться в сарае.

Отвернула на полную громкость динамик радио Зоя Ивановна, но он затрещал, захрипел в ответ. Она недовольно постучала по пластиковой крышке. Потом, разозлившись, вернулась к своему огороду.

Оля, поправив косынку на голове, крикнула с порога старшей из троих дочерей, возившейся с посудой у раковины: «Вита! Включи радио. Говорят, заморозки будут…»

Вероника включила приемник, и в дверном проеме показался высокий хвостатый мужчина с недоделанным бубном в руках: «Птичка, иди сюда! Покажу тебе кое-что…» «Ща-ас, — ответила она, — погоду только послушаю»…

Радио, как по команде, включалось почти в каждом доме маленького поселка, чтобы вместо погоды услышать:

— Уважаемые радиослушатели! Сегодня по вашим многочисленным просьбам к нам в гости вновь пришел известный целитель Михаил Анатольевич Вольф. Он любезно согласился продолжить замечательные передачи, помогающие вернуть здоровье многим нашим землякам. Сводку новостей и погоду Краснодарского края вы услышите сразу после пятнадцатиминутного сеанса. Вы можете дозвониться к нам в студию, если захотите рассказать, как вам помог предыдущий целебный курс. А сейчас я передаю микрофон Михаилу Анатольевичу.

«Здравствуйте, дорогие радиослушатели, любимые мои земляки! — продолжил низкий ровный голос, и фоном включилась расслабляющая музыка. — Мы начинаем наш сеанс. Пока немного побудьте с открытыми глазами. Посмотрите на обстановку, где вы находитесь. Устройтесь поудобнее. Вы должны иметь точку опоры. Около вас не должно быть острых предметов. Вы должны быть далеко от огня. Если вы больны каким-либо психическим заболеванием, лучше выключите радио. Предупреждаю, если у вас появятся какие-то произвольные движения: руками, головой, вам захочется покачаться в кресле… Это не я вас заставляю. Это высвобождается нечто в организме. Не бойтесь этого. Когда наш сеанс закончится, то и движения прекратятся. У некоторых из вас глаза сами собой закроются. Я это знаю. Я знаю, что кто-то не сможет закрыть глаза, даже если я об этом попрошу. Вот я говорю сейчас: „Закройте глаза“. Есть люди, которые реагируют своеобразно, но большинство нормальных людей сейчас уже с закрытыми глазами. Сидят расслабленно, а их организм настраивается на исцеление всех недугов, всех неприятных болячек, мешающих жить. Не сопротивляйтесь. Вы теперь в полурастворенном состоянии, но все понимаете и слышите. Вам хорошо-спокойно. Хорошо-спокойно. Я досчитаю до шести, и вы почувствуете себя лучше. Вы изменитесь. Не должно быть в вас никакой борьбы сейчас. В момент лечения. Вам хорошо-спокойно. Хорошо-спокойно. Я не отвлекаю вас ни от каких проблем, ни от мыслей о допустим внезапно пришедшей к вам милиции, о приезжих, которые суют нос в чужие дела. Можете думать все, что угодно: о погоде, о том, что представители власти могут говорить то, во что вы не верите или о чем никогда не слышали. Не подавляйте сейчас эти мысли. То будет неправильная реакция. Эти пятнадцать минут должны принести вам исцеление. И пусть мысли текут сами собой. И будущее вас сейчас не волнует. Все идет как надо. Высшие силы позаботятся о вас. И вам сейчас легко-спокойно. Легко-спокойно. Вы пассивны сейчас. А потом вы займетесь своими делами с новыми силами, перестроившись. В чем-то изменившись. Став лучше. Став здоровее. А сейчас мы с вами один на один. И ваш организм настроен на здоровье. Раз. Ваш организм сейчас с моей помощью чинит свои поломки. У каждого свое. Я вижу, ты плачешь. Не плачь. Слезы высохнут. Это боли твои выходят. Я не позволю никому обижать тебя. Лезть в твою жизнь. И ты тоже не позволяй. Не давай людям чужим пусть даже с оружием вмешиваться в твою жизнь. Не давай им навязывать тебе ложь. От тебя зависит многое. Ты — один, один-единственный, можешь все испортить. Знай, моя установка, чтобы ты был в норме. Два. Даю установку на добро. Чтобы ты не говорил о благодетелях своих плохо, а о преступниках хорошо. Власти ставят все с ног на голову. Моя установка, чтобы ты был здоров. Три. Потому что наши сеансы призваны избавлять вас от болезней. Четыре. И ты почувствуй это. Пять. Ты слышишь правду в моем голосе. Относитесь к исцелению вашего организма, которое сейчас происходит, как угодно, хоть вы скептик, хоть критик. Это не имеет никакого значения. Ваш организм становится здоровее, моложе, стройнее. А вы становитесь новым человеком. Шесть. Итак, расстаемся с вами. До следующей встречи. Наш сеанс закончен». Романтические аккорды еще кружили над головами селян, пока из гипнотического удовольствия их не вывел бодрый голос диктора, начавшего читать новости.

* * *

Прекрасным майским днем на улицы маленькой горной деревни черным горохом высыпали из грузовика бойцы с автоматами в руках. Расслабленное население, не привыкшее к виду омоновцев, встревожилось, но не слишком — горный воздух и что-то еще навевало покой. Большинство посчитали явление вооруженных людей за учения ФСБшников, решивших после операции хорошо отдохнуть на природе. Однажды такое уже случалось.

Впрочем, когда бойцы, так и не найдя участкового, рассеялись по поселку, опрашивая каждого встречного и предъявляя фотографии, мысль об учебной операции развеялась сама собой. Тем более что многие видели девушку, сияющую улыбкой с фото. Вот и профиль со второй фотографии казался знакомым. Только никому рассказать об этом не захотелось. Лишь пара мальчишек ткнули пальцем в старый домик на краю села, сказав, что видели там девушку. Домик с низкой крышей вскоре окружили со всех сторон, но он был пуст. Спецотряд предпринял несколько вылазок по горным тропам, объездил близлежащие поселения.

Несолоно хлебавши, омоновцы уехали из потревоженной деревушки, расклеив на каждом столбе портреты похищенной и ее похитителя с жирным заголовком «Внимание! Розыск!». Остались только горбоносый следователь и высокий бизнесмен, с прискорбием обнаружившие к концу дня, что ни одно объявление не уцелело.

 

Глава XVII. Громовержец

Навигатор на панели завис, и Виктор притормозил, чтобы взять из бардачка старый, не часто используемый атлас российских дорог. Тонкой пунктирной линией пробегал путь через перевал от Майкопа в Адыгею. Точкой, даже не кружком был выделен населенный пункт с непривычным названием Денеб. Судя по карте, Миллер остановился прямо перед дорогой, ведущей в горы. Еще рывок — и он на месте. Все бы хорошо, если бы не изнывшая тупой болью, не успевшая толком восстановиться нога. Виктор вылез из машины. Через полсотни метров впереди автомобиля асфальтированная полоса обрывалась, уступая первенство серому гравию.

Группа молодежи собралась неподалеку возле придорожного ларька. Черноволосые парни кавказского вида сидели на корточках возле мотоциклов, что-то жарко обсуждая на смеси русского мата и местного наречия.

По другую сторону дороги приютилась в соснах небольшая гостиница. «На ночь оставаться не буду», — решил Виктор. — «Только поем». Ступив на порог пустого холла, он сразу заметил надпись «Кафе», над которой костлявыми крыльями торчали оленьи рога. В зале почти никого не было. Деревянное помещение пропиталось запахами копченых сыров и лука.

— Здравствуйте! Рады вам, — поприветствовал хозяин, высокий седой горец, — сейчас моя хозяйка вас обслужит. Галя! — крикнул он и добавил. — Если что-то не понравится, вы ее обязательно поругайте! Женщины — они такие, их надо ругать. Выбирайте столик.

— Спасибо, — Виктор опустился на стул, положив трость рядом, быстро пробежал глазами список предлагаемых блюд на глянцевом листе бумаги.

Подоспела пожилая хозяйка, уютная, как и все вокруг:

— Доброго дня! Вы что-нибудь выбрали?

— Дайте, пожалуйста, жареной картошки, люля, и, если можно, сыра, — Виктор поправил гарнитуру на ухе.

— Мы сами сыр делаем! — похвасталась женщина.

— Очень хороший запах, хотелось бы попробовать, — поднял на нее глаза Виктор.

Горянка Галя странно на него посмотрела, и непроизвольно махнула рукой, словно отгоняя воспоминания.

— Что-то не так? — поинтересовался Миллер.

— Да нет, — смутилась она.

— И все же?

— Глаза ваши… У вас сестры нет?

Виктор покачал головой: — Нет, а что?

Женщина рассмеялась неловко:

— Недавно девушка у нас останавливалась. Почему-то она мне запомнилась. Глаза у нее были почти как у вас, такого же необычного цвета, словно бирюза, мой любимый камешек. И заказала она то же, что и вы: фри, люля и сыр.

Виктор подался вперед: — А когда это было?

— Не скажу точно, может, неделю, может две…

— Она была одна?

— Нет, с женихом, высоким таким…

— С раскосыми глазами? — ёкнуло сердце Виктора.

— Точно, — кивнула хозяйка, — и волосы длинные, как смоль.

— Почему вы думаете, что он — ее жених? — не понял приезжий.

— Да как же! Он о ней заботился, за все платил. Она тут выпила лишнего, прямо на ногах не стояла… Ну, со всеми бывает, — хитро улыбнулась собеседница, — а он ее в номер на руках отнес. Молодец! Красивая пара.

У Виктора сдавило виски. Кулаки сжались, а сердце провалилось в пустоту. Он больше не хотел ничего спрашивать, но разговорчивую Галину было не остановить:

— Правда, чуть беда не случилась. Наверное, они ночью поссорились, потому что наутро я ее прям не узнала: такая вышла бледная-бледная. А когда пошла номер убирать, так вы не поверите — нашла петлю в ванной! Она повеситься хотела! Молодая, красивая. Представляете?!

Виктор переспросил, разжав холодные потные руки:

— Повеситься?…

— Да-да, крюк из стены вырвало, — женщина заохала. — Только мы там ремонт сделали, пришлось новый кафель класть…

— Галя! Ты что разболталась, Трещётка?! — прикрикнул на нее хозяин. — Обслужи человека, а потом болтай!

Виктор встал из-за стола, чувствуя, что ему нехорошо:

— Извините, я… мне надо ехать. — Физик подобрал трость, и торопливо вышел, раздираемый мучительными мыслями. Идеальный, ангельский образ Дины заслонила мутная тень. Напилась? Голову в петлю засунула? По пьянке? Похититель носит ее на руках? Жених? Да-да, — Виктор прислонился спиной к своему автомобилю и сжал голову руками, слушая, как бешено бьет пульс в ушах. — Она не хотела, чтобы кто-то за ней приезжал. Наверное, ее все устраивает… — задохнулся Виктор, — … говорила, что любит — бывает же такое двуличие! В конце концов, он совсем ее не знает! Или он все неверно понял? Она пожалела его из-за болезни, а потом передумала… Женщины непостоянны: его мать не успела забеременеть, и вышла замуж за другого! А потом был и третий, и четвертый… Он думал, что Дина не такая? С чего он взял?! Дурак! Боже, какой дурак! И Денис не хотел, чтобы он ехал, наверное, догадывался про свою сестру… или знал все!

Неконтролируемый гнев пеной поднимался вместе с новыми «доказательствами».

Откуда-то слышались звуки кавказской музыки. Ее все больше и больше заглушали крики скапливающейся рядом толпы парней. Виктор со злостью сплюнул на землю горькую слюну и принялся обходить машину, чтобы развернуться и уехать обратно. Трость с лязгом упала на асфальт, и когда Миллер разогнулся, подняв ее, несколько человек из толпы направлялось к нему. Невысокий, коренастый, как борец, горбоносый парень с ненавистью ткнул пальцем в сторону приезжего:

— Ты! Не смей плевать на нашу святую землю!

Гудящая толпа, будто волна, гонимая ветром, быстро перемещалась в сторону вишневой Нивы-Шевроле. Миллер понял, что начинается буря. Его раздражение и чужая жажда крови, выброса адреналина смешались в воздухе, наэлектризовав его до предела. Со всех сторон слышалось:

— Давай, покажи ему, Мурад! — кричал кто-то.

— Езжай в свою Москву и плюй там!

— Я не москвич, — процедил Виктор, оглядываясь: их было слишком много. В конце улицы две женщины в платках с интересом наблюдали за происходящим, отойдя на всякий случай еще дальше и загнав пару малышей во двор. Физик сделал шаг к машине:

— Ребята, я извиняюсь. Я не хочу с вами драться…

— Конечно, не хочешь, — выкрикнул Борец, играючи побивая ладонь кулаком, — но таких, как ты, надо учить!

— Лучше отойди, — угрожающе сказал Миллер, не чувствуя ни капли страха, — я предупреждаю: не стоит.

Местные окружили Ниву со всех сторон — пути к отступлению не было. Виктор сжал в руке трость с круглым набалдашником и выставил ее вперед.

Заводила с издевкой бросил:

— Хочешь показать нам, что инвалид? Не бойся, мы тебя больно не побьем, — ухмыльнулась поросшая щетиной рожа, — сожрешь свой плевок и езжай, куда хочешь.

Не отрывая глаз от движений парня, заносящего для удара тяжелый кулак, физик понял, что медлить больше нельзя. Его большой палец соскользнул вниз по трости и вдавил встроенную резиновую кнопку. Из шарообразного набалдашника пучком вырвались разряды молний, ослепив всех, кто смотрел на «жертву». Ударом электричества подкосило квадратного Борца — секунда — и он лежал, подергиваясь, на земле, а от дымящейся одежды несло гарью, смешанной с невесть откуда взявшимся сильным запахом озона. Ошарашенная молодежь не понимала, что случилось.

— Кто?! — заорал Виктор с искаженным от ярости лицом. — Кто еще хочет меня научить?! Эй вы! Подходите, не стесняйтесь!! Даю уроки физики!!!

Толпа попятилась назад. Воспользовавшись замешательством стаи, Виктор дернул дверцу автомобиля и газанул к горам, позабыв о намерении вернуться. Миллер давил на педаль газа, радуясь, что у него не Мерседес какой-нибудь, а нормальная, без проблем летящая по камням Нива.

Он остановился только через пару часов, успокоившийся и страшно голодный. На горы опустилась ночь, в кромешной тьме ехать было невозможно. Свет фар падал на пень невероятных размеров, возвышающийся над травой. Это была какая-то поляна со смутными признаками дороги посередине. Ни огонька, ни живой души. Сойдя на землю, Виктор распрямил затекшую спину. Чернильная темнота, казалось, растворила собой весь мир и вот-вот проглотит освещенный пятачок, на котором стоял Миллер. «Переночую в машине», — сказал себе он. Порывы ветра погнали невидимые облака на небе, обнажив яркие пятна звезд. Сырой запах гор показался физику знакомым — не такой ли был в его последнем сне о Дине?

«Ох, Дина! — тяжело вздохнул он. — Что же ты? Как все на самом деле? Нужна ли тебе моя помощь? Если нет, то хотя бы узнаю об этом… Господи, дай мне еще раз увидеть ее наяву. Мне так она нужна!».

Ему вспомнились ее ясные, без тени фальши глаза, по-детски лучистая улыбка. По спине пробежали мурашки — нет, это солнечное существо не может лгать! Молодой человек запрокинул голову, глядя на холодно сияющие ночные светила. В одинокой тишине ночи Виктору почудилось, что девушки, вернувшей ему вкус к жизни, и не существовало никогда, может быть, он искал не ее, исчезнувшую так внезапно, а самого себя? Эти дни метаний перевернули все с ног на голову. Он думал сейчас, поступал так, как никогда раньше. Каждый новый шаг поиска открывал иную сторону замысловатой мозаики, представлявшей его самого. Он стал другим. Лучше или хуже? Кто знает… Только спрятавшийся в скорлупу лаборатории ученый больше не существует. Так и надо! — почувствовал Виктор.

Молодой человек вернулся в машину. «Работает», — улыбнулся он краешком губ, увидев напичканную проводами трость на пассажирском сиденье. — «Спасибо, Никола Тесла, за хорошую идею!»

Отогнав Ниву поближе к пню, Виктор пошарил в рюкзаке и с радостью обнаружил завернутый в салфетку бутерброд. Он нашел радио-волну и откинулся назад в кресле под старую, любимую песню группы «Кино»:

 

Глава XVIII. Забвение

Камень, черную глыбу, местами рябую, поросшую бурыми пятнышками мха, а где-то совершенно гладкую, отражающую, как зеркало, свет, окружали скалистые осколки поменьше. Они, как свита, рассеялись по лужайке в почтительном удалении от излучающего мощь древней породы Камня. На широкой ровной ладони благоухающего луга его будто специально положили — царствовать в горделивом безмолвии, ожидая своего часа.

Лиловая яснотка, желтые радостные лютики, пушистая нежность одуванчиков и молочно-зеленые остролистые морозники с еще незрелыми плодами-сердечками в середине украшали «Царскую палату», где восседал Камень. Отсюда открывался вид на всю долину, хребты и горы, случайные дороги, полосками охры прорезающими кудрявую зелень деревьев, далекие полянки, сочные, будто постриженные. Чуть поодаль виднелся кизиловый лес. Над мелкими душистыми цветочками кружили старательные пчелы. Невысокие стволы кизильника росли вверх по склону, окруженные ельником и дикими грушами, цветущими колючими кучами боярышника. По краям поляны то тут, то там золотистыми и розовыми соцветиями приманивали насекомых рододендроны.

— Мы почти пришли, — обернулась Анна к своей спутнице, запыхавшейся от непривычно быстрого подъема в гору.

Дина попыталась разглядеть какое-нибудь подобие жилища, но вокруг была лишь проникновенная, девственная природа, наполненная жизнью растений и насекомых. С холодной надменностью взирали на нее уже не столь далекие, увенчанные коротко стриженными снежными шапками горные пики. Неестественно чистый, слегка разряженный воздух кружил голову.

Над хребтом с юга возвышалась плоская, как длинный стол Леонардовской «Тайной вечери», гора, так и прозванная местными жителями Столовой. Рядом черно-бурый воротник окружал кипельно-белую безымянную вершину. Пониже раскинулась ее зеленая бархатная мантия со складками из спускающихся вниз лесов.

Несмотря на крутой подъем и бессонную ночь, Дина была готова преодолеть себя и пройти еще столько же. Казалось, там — на самой высокой точке этих бесконечных гор ее ждет удивительное, трудное и нестерпимо желанное будущее. Многое было обещано, и успевшая истлеть надежда, как Птица Феникс, вновь зашевелилась на пепелище в глубине сердца. И все-таки иногда больно и неприятно кололо опасение, что вокруг — обман. Дина гнала прочь от себя страшную мысль — она хотела верить в сказку, в которой все к лучшему. Девушка пошла дальше, следуя за широкой спиной ничуть не уставшей Анны, доверившись этой странной «первой встречной». Они зашли в чащу кизильника, потревожив его тишину дыханием и шелестом травы под ногами.

Пройдя лесочек наискось, Анна остановилась. Дина выглянула из-за ее гренадерских плеч и замерла в восхищении. Они вышли к прозрачному озерцу, с каменистых берегов которого свисали к воде тонкие стебли растений. Мягкой россыпью травы окружили вросшие в землю стены из светлого камня. Под низкой крышей древнего строения, местами покрытой белыми пушистыми соцветиями, пряталась темная, полукруглая дыра, заменившая окно. С одной стороны заброшенный дом прикрывали ветви раскидистой голубой сосны, с другой — он слился с холмом из высоких, на крышу взбирающихся растений, густо усыпанных мелкими желто-белыми лепестками. Позади домика виднелись заросли диких цветов. Солнце нежно орошало брызгами лучей этот забытый всеми, трогательный уголок, пропитанный тишиной и покоем.

— Красота какая, — ахнула девушка.

— Запомнила сюда дорогу? — спросила Анна.

— Да, наверное, — неуверенно сказала Дина.

— Сделай пометку в памяти — это место тебе еще может понадобиться, — провожатая многозначительно посмотрела с высоты своего роста на хрупкую девушку, — бывают моменты, когда тебя никто, я подчеркиваю — никто, не должен найти. Здесь такое место. Скажем так, твое собственное.

— До этого у меня была только квартира, — вяло улыбнулась Дина. — А что, и со спутника дом тоже не заметят?

— Физически его увидеть, конечно, можно. Только вот никто не обратит внимания.

— А-а.

Они обогнули озеро и холм, очутившись возле узкого дверного проема, много десятков или сотен лет назад потерявшего дверь. Дина прошла внутрь, чувствуя себя на экскурсии по неведомым развалинам. Под сухой травой можно было разглядеть своеобразную плитку — круглые срезы деревьев, вдавленные навечно в земляной пол. О мебели не осталось даже воспоминаний. Небольшое, выложенное камнями возвышение, возможно, служило кому-то в незапамятные времена ложем или столом. Перед ним угадывались очертания круглого очага. Несмотря на огромные щели между стенами и крышей, дыры на месте окна и двери, здесь было полутемно. Дина поводила носком туфли, пытаясь очистить пол от сушняка и мусора, и обернулась к Анне:

— Мы здесь остановимся на ночь?

— Нет, намного дольше.

— Разве можно тут жить? — удивилась Дина, обводя глазами комнату. Усталость одолевала ее, пудовыми гирями повиснув на суставах и позвоночнике.

— Еще как, — усмехнулась Анна, сбрасывая на пол большой рюкзак. — У меня есть все, что тебе нужно.

Дина присела на каменный выступ возле стены, наблюдая, как ее спутница вынимает из прорезиненных недр рюкзака вещи и пакеты, выкладывая их на покрытый соломой пол.

Наконец, горку увенчал спальный мешок и синее ведерко. Анна периодически хмыкала, явно «подслушивая» Динины мысленные причитания: «Где моя нормальная жизнь, Господи?! Ах, моя милая квартирка, мои картины?! Овсяная кашка в „Пить кофе“, походы в кино на утренний сеанс, чтоб дешевле, примерки в магазинах с распродажами… черт их побери! Где мои такие обычные, любимые, нормальные девчонки?! Разговоры ни о чем, а не о великом предназначении?! Боже мой! Суждено ли мне снова пользоваться чудом цивилизации — горячей водой из крана в любое время суток?! Как же я хочу человеческий унитаз и шум транспорта за окном! Господи, где все это?! Вокруг первобытный строй с натуральным хозяйством…»

— Про свою большую любовь забыла, — расхохоталась Анна, глядя на тоскливую гримасу на лице девушки.

Однако хохот посланницы не развеселил Дину, скорее наоборот, вновь заставил ее сомневаться в истинности рассказанного ночью, несмотря на все чудеса и почти реальную встречу с Виктором… Слишком разные складывались образы между тем, как «должно быть» и тем, что она видела. Можно ли верить? На чудо способны не только посланники Божьи. Надежда, боязнь и усталость смешались у нее в груди неудобным комом. Дина ничего не ответила. А надо ли? Неужели она попала из огня да в полымя? Страшно…

— Сейчас отдохнешь, — ободряюще подмигнула абсолютно не утомленная долгой, местами почти вертикальной дорогой, Анна, — а бояться не надо, успокойся.

Дина молчала, прислонившись к холодному камню, лишь глазами следя за бодрыми движениями спутницы.

— Погоди, не засыпай, — улыбалась та, — возьми спальник, еще простудишься. Ты у нас — нежное мороженое. Если я отлучусь на какое-то время, имей в виду: хочешь пожить спокойно, за пределы кизильника не выходи. На нем зона сниженной важности заканчивается.

— Угу, — Дина развернула спальный мешок, отметив про себя его качество и очевидную дороговизну. Она разместилась на выступающем над полом «подмостке». По привычке девушка мысленно прочла «Отче наш», также мысленно перекрестилась, и провалилась в сон без видений.

Проснувшись, она не обнаружила в сырой комнате никого. Ветерок прорывался в оконную дыру и трепал ее волосы, возил по полу тонкие травинки. Дина выбралась наружу: вокруг все было также хорошо и тихо. Ей показалось, что здесь и вправду никто ее найти не сможет, и сам собой пришел покой, вытолкав взашей прежние сомнения. Ополоснув лицо холодной водой из озера, девушка вернулась под сень своего нового жилища и принялась рассматривать вещи, оставленные Анной. Похоже, та опустошила прилавки магазина «Экспедиция» — тут было все, что могло потребоваться «дикому туристу»: от фонаря до новенького металлического котелка, отмеченного копотью вчерашнего костра. Заботливая спутница в темный угол сложила съестные припасы, которых на первый взгляд хватило бы целому отряду альпинистов. «Кто-то совершил налет на продовольственную базу советских космонавтов», — подумала Дина, увидев жестяные тюбики с едой вместо зубной пасты. Беглянка вытащила из стопки туб на удачу. «Борщ?! Ух ты!»

Утолив голод, она отправилась осматривать местность. Небольшое озеро было почти круглым, как искусственный бассейн, рои бабочек и мотыльков усердно трудились над цветами. Только их трудолюбивое жужжание разрушало кромешную тишину, зависшую над «местом пониженной важности». Дина обошла все вокруг и оказалась в кизильнике, который, как природой выстроенный забор, колючими ветками охранял ее уголок. Кое-где в ряды приземистых деревьев протиснулись тонкие стволы молодых дубов.

Внимание Дины привлекло нечто странное, торчащее из земли. Девушка наклонилась и обнаружила лесной гриб серебристого цвета. Он выглядел настолько неестественно, что и прикасаться к нему не хотелось. Возле большой шляпки будто серебрянкой покрытого гриба уверенно торчали из травы такие же неопознанные растущие объекты, весьма похожие на нормальные грибы. Дина не сдержалась и понюхала — чуть сыроватый, обычный грибной аромат коснулся носа. «Ничего себе!» — вырвалось у нее. Кизиловая полоса оказалась совсем небольшой, и девушка остановилась возле последних, с краю растущих деревьев.

Из-за их неплотно расположенных стволов, она вновь увидела поляну с огромным черным камнем посередине. Скалистые куски неизвестной породы, поначалу казавшиеся случайно разбросанными вокруг, выглядели теперь совсем иначе. Воображение художницы дорисовало торчащие из травы каменные обломки, поняв их строгую геометрию, и Дине привиделась колонная зала под открытым небом, окружающая не просто каменную глыбу, но алтарь. Сумрачная тревога коснулась сердца: в выстроенной картине что-то показалось до боли знакомым и пугающим.

Девушка долго всматривалась в поляну с камнем, но ощущение не проходило, лишь усиливалось. Наконец, Дина решила вернуться в домик, отмахнувшись от накатившего чувства опасности: «Сейчас мне что угодно может почудиться, — подумала она. — Это просто камень. Я скоро и в букашках буду видеть что-нибудь сверхъестественное! Надоело!» Девушка быстрым шагом вернулась в домик. «Неухоженный ты мой! — живо произнесла она, подбадривая себя голосом. — Надо тебя хоть чуть-чуть привести в порядок, раз уж придется тут жить!»

Собрав из сухих веток подобие веника, Дина вымела солому и мусор с пола, смахнула вековую пыль с выступов, густую махровую паутину, притаившуюся в углах под потолком. Заброшенное строение постепенно принимало вид жилища, пропитываясь энергетикой новой хозяйки. Накрытый пледом спальный мешок на каменном постаменте теперь напоминал уютный топчан. Обратив внимание на то, что в оставленном Анной арсенале был лишь один спальник, Дина засомневалась: вернется ли к ней спутница? Да, нет, разумеется, вернется! Как иначе?

Она захватила котелок, чтобы набрать в него воды и снова направилась к озеру. Становилось жарко. Совсем близкое дневное солнце припекало. К величайшему удивлению девушки на берегу сидела ее вчерашняя спутница, одетая во что-то невообразимо синее.

— Давно проснулась? — обернулась она.

— Наверное, часа два назад, — пробормотала Дина, удивленно разглядывая совершенно не спортивный хитон на Анне. — А вы только что вернулись?

— Да. Сижу, отдыхаю. Иди сюда, — Анна поманила ее рукой, — возле воды хорошо.

Дина присела рядом с Анной. Как она, девушка опустила в прозрачную воду босые ступни, но тут же ойкнула и выдернула их наружу.

— Смотрю на эту хрустальную чистоту — так и хочется окунуться, — призналась девушка, — жаль, что она ледяная.

— А ты попробуй, окунись, — предложила Анна, — может быть понравится?

— Нет, — махнула рукой девушка, — я такого холода не выдержу.

— Ну, как хочешь, а я с удовольствием, — Анна быстро скинула свой непонятный балахон.

Дина украдкой посмотрела на ее крепкое, словно из железа выкованное тело, отливающее на солнце бронзой загара.

— Извините, можно спросить? Сколько вам лет?

Анна хитро прищурилась:

— Тебе мой возраст ничего не скажет, только опять заставит сомневаться. Ты ведь так любишь это делать!

— Что делать? — не поняла Дина.

— Сомневаться. У тебя на первом месте стоят эмоции, — улыбалась Медведица, — и сомнения тебя раздирают постоянно, чем бы ты ни занималась.

— Но разве человек не должен все анализировать? — возразила Дина.

— Анализировать должен. Безусловно. Излишняя доверчивость, без оценки не приводит ни к чему хорошему. Но, во-первых, это надо делать не постоянно, иначе нормальный анализ способен превратится в непрерывное жужжание мыслей, которые, как назойливые мухи не дают расслабиться и просто жить, а затем приводят к паранойе или чему-нибудь вроде этого. Во-вторых, любой анализ следует проводить в спокойном состоянии ума, в коем ты практически не бываешь.

— Откуда вы знаете?

— Поверь мне, знаю, — добавила Анна и мягко вошла в кристально-чистую воду. Дина поводила большим пальцем ноги по водной глади, запуская короткие волны. Понаблюдав немного, как неторопливо плыла Анна, Дина стянула джинсы и майку, приготовившись сразиться со студеным озером.

— Постой, — крикнула спутница, — не надо ломать себя.

— Но…

— Успокой свой ум. Сделай несколько глубоких, свободных вдохов и выдохов, приложи кончик языка к небу.

— Хорошо.

— Дыши медленнее. Так. — Анна будто могла издалека слышать, как втягивает носом и выпускает воздух девушка. — Еще медленнее. Еще. Спокойнее. Да. Смотри на воду. Концентрируйся на ней. Создай намерение слиться с водной стихией и начинай «про себя» повторять мантру «ВАМ».

Девушка попыталась следовать наставлениям, и довольно быстро ее дыхание стало ровным и глубоким, а взгляд сфокусировался на чуть заметных колебаниях волн. Воздух вливался в ноздри словно жидкость, наполняя легкие, живот чистотой и ясностью.

— Теперь так же спокойно, не сбивая дыхания, заходи, — почти гипнотическим, негромким голосом сказала Анна.

Дина подчинилась, и морозная вода приняла ее ощущением безграничной свежести, не заставив вздрогнуть или сжаться от колючего холода. Вода холодная, но ласковая играла с женским телом, улыбчивыми волнами расходясь перед новой гостьей. В голове Дины само собой, как заклинание, резонировало «ВАМ», и ничего больше вокруг не существовало — лишь она сама и вода. Ощущение единства со стихией захватило ее, и девушке стало казаться, что она растворяется. Плыть между небом и землей было удивительно легко, а прохладные струи щекотали кожу, приняв правила игры. Анна не отвлекала Дину разговорами, тоже наслаждаясь движениями.

Наконец, обе женщины вышли на берег. Анна внимательно посмотрела на свою компаньонку:

— Ну, как, холодно?

— Совсем нет, — ответила Дина, — просто не плавание, а какая-то мистерия слияния с водой!

— Так и есть, — заметила Анна как ни в чем не бывало, — мантра «Вам» наполняет энергией сексуальную чакру, мистически связанную с водой. Она, как волшебное слово, открывает ключ в двери стихии.

— Я слышала ее когда-то, — призналась Дина, натягивая джинсы, — но никогда не думала, что она может так действовать.

— Может, — повторила Медведица, глядя прямо на солнце, — к каждой стихии есть свой ключ. Только надо знать, как и когда его применять.

Присев на поросшем пышной травой берегу, Дина вернулась к прерванной купанием теме:

— Вы говорите, что мне мешают эмоции, но возможно ли жить без них? Человек без эмоций будет похож на робота, бесчувственного, неинтересного. Я полагаю, что духовная личность наоборот должна более остро воспринимать все и чувствовать мельчайшие нюансы.

— Эмоции — это как палитра, — пояснила Анна более понятным рисовальщице языком, — настоящий художник не выдавливает весь тюбик масляной краски на картину. Он понимает цвет, и поэтому его картина состоит из ярких тонов и приглушенных, из сочетающихся друг с другом красок и контрастирующих — все зависит от того, что задумал мастер. Художник управляет цветом, когда творит. Так же и ты должна владеть эмоциями. Пока ты похожа на первоклассника, впервые увидевшего разноцветное масло в тюбиках. Он, рисуя свою детскую картинку, весь перемазался с ног до головы. Представь только, синий нос, — Медведица ткнула пальцем порозовевший кончик носа девушки, — желтые щеки, красный лоб и полный ералаш на одежде.

Дина хохотнула, представив себе эту картину.

— Да, это смешно, — сказала наставница. — Так же забавно, иногда до слез, ты строишь свою жизнь, совершаешь поступки — неумело руководствуясь эмоциями.

Дина вздохнула, не зная, что ответить, а Медведица продолжила:

— Не грусти, ты не одинока. Многие достойные люди находятся во власти наваждения чувств, блуждая в разноцветном тумане эмоций…

— Вы так образно, ярко говорите, что мне даже вспомнились лондонские туманы Моне, — сказала Дина.

— Хорошо. Моне отлично справлялся с цветами и светом, недаром он, оттачивая мастерство, рисовал один и тот же пейзаж в разное время суток. Заметь, он всю жизнь учился, также и тебе надо не опускать руки, а учиться обуздывать эмоции.

Дина кивнула, соглашаясь, и Анна продолжила свой монолог:

— Вернемся к людям. Сейчас совсем немало таких, кто интеллектуален, полон благих намерений, кто не охвачен жаждой денег, и кто заблуждается под давлением долга, придуманных обязанностей, под влиянием окружающего мира. Но больше всего людей сбивает с пути ложное понимание того, что есть любовь. Для большинства землян любовь — это вожделение, смешанное с желанием, чтобы их любили. Такие люди постоянно поступают так, чтобы показать свою «любовь», они стараются быть «милыми» и заставить других проявлять то же самое по отношению к ним. Но это не более чем эгоизм, попытка создать себе комфортный мир. Любовь Души свободна, она никого не привязывает, она не заставляет никого служить. Высшему «Я» ничего не нужно, его любовь бескорыстна.

Дина молчала, переваривая услышанное. Ей вспомнился один из их разговоров с Сетом, еще в период ее заточения в «белом доме». Она осмелилась сказать ему, что главное в жизни — любовь.

«- Любовь! — хмыкнул маг. — Люди привыкли кричать про любовь, ничего о ней не зная и придумывая мифы! Любовь — это всего лишь повышенный выброс в кровь допамина, гормона удовольствия, и норадреналина, вызывающего возбуждение. Ничего более!

— Кому что…, - скользнула тень улыбки по лицу Дины, — вне зависимости от химических реакций любовь — главная движущая сила на Земле. Любящий человек способен делать невероятные вещи.

Сет расхохотался:

— Какая детская наивность! Разве можно в твоем возрасте верить в эти сказки?

— Я верю, — ответила девушка, — и значит, в моем мире любовь есть.

— Не хочешь попробовать кокаина? — предложил Сет. — Гормональный выброс аналогичный, и эффект тот же…

— Нет, спасибо.

Дина отвернулась, пожалев, что вступила в бессмысленный диспут.

— Ах, да, — продолжал забавляться Сет, — ты и так все время на своем наркотике — физике этом тщедушном. Не надоело еще?

— Нет.

— Ну-ну, посмотрим. Ты просто сильная, ты же знаешь. Программу установила, а он на крючок и попался — такой, как тебе требовался: интеллигентный, больной (это чтобы ты не чувствовала собственной ущербности и понянчиться могла), симпатичный и не обремененный финансовыми проблемами…

— Что за чушь!

— Ничуть, — ты раздражена, потому что знаешь: все так и есть… — удлиненные черные глаза мага светились насмешкой. Он играл с ней словами, как довольный, сытый кот…»

Из воспоминаний Дину вырвал голос Анны:

— Ты где-то далеко…

— Да, извините, задумалась, — девушка встряхнула головой, отталкивая вставшее перед глазами, как наваждение, лицо Сета. Обхватив колени, она недолго сидела молча, а затем спросила:

— Вы знаете что-нибудь о моем похитителе, о Сете?

Медведица расправила мокрые волосы:

— СЕТ — Сергей Евгеньевич Таиров решил приравнять себя к когда-то почитаемому, а затем гонимому египтянами Богу. Этот молодой человек родился в третий предновогодний день под влиянием Сатурна как раз в день рождения этого самого древнего божества.

— Я почти не знаю египетского пантеона, — сказала Дина, — слышала только об Осирисе и Исиде…

— Сет сначала считался великим Богом, которому поклонялись во всем Египте. Он передавал Владыкам восемнадцатой и девятнадцатой Династий символы жизни и мощи. Но потом, приблизительно в период 20-ой Династии, его стали считать злобным демоном, и даже надписи с его именем и изображения уничтожались везде, где только можно…

— Почему так произошло?

— «Боги наших отцов — наши дьяволы», — так говорят в Азии. Всему наступает свой черед, — невозмутимо ответила собеседница, уйдя от прямого ответа.

— Вы считаете, что Сет, я имею в виду, Таирова — одержимый, ненормальный или то, что он делает, действительно имеет смысл?

— Как ты сама думаешь? — откинулась назад Анна, облокачиваясь на руки.

— Я не знаю, — задумчиво покачала головой девушка, — я не понимаю его. Я вижу, что он силен и в самом деле владеет магией. Это пугает. Он знает наперед, как я поступлю, читает мои мысли… Я чувствую себя соломинкой рядом с драконом, который в любую минуту может изрыгнуть пламя и сжечь меня дотла. Стоит ему приблизиться, я чувствую смерть — реальную, пустую, черную. Мне кажется, что он хочет выпить мою жизнь без остатка. Мне, правда, очень страшно.

Анна выслушивала откровения, но по ее виду казалось, что Дина говорит не о смерти и ужасе, а о вредном однокласснике, который докучает девчонке, посылая противные записки и дергая за косу. Но девушку было не остановить, наконец, она могла высказать вслух все, что ее тревожило:

— Чаще всего я думаю, что Сет — маньяк, психопат. Хуже всего то, что он способен делать так, что я перестаю владеть собой. Это ужасно… Это сверхъестественно. Я чувствую себя беспомощной. Мне хочется бежать-бежать-бежать, сломя голову, но я, наверное, нигде не буду в безопасности, пока он жив.

— Здесь, — повторилась Анна, — ты в безопасности. И здесь ты будешь учиться набирать Силу.

— Как? — подняла голову Дина. На секунду она отвернулась, чтобы смахнуть с плеча щекочущую ее мошку, и с изумлением обнаружила, что Анна уже стоит на той стороне озера, как греческая статуя, обернутая синим полотном, концы которого развевает ветер.

— Сначала надо научиться правильно дышать и медитировать, расслабляться и отпускать страхи. Я вижу, что ты достаточно отдохнула, пора начинать трудиться…

 

Глава XIX. Другая сторона Луны

С рюкзаком за плечами Сет быстро передвигался по тропе вверх в гору, темные волосы убраны в хвост, джинсы и кроссовки заляпаны свежей грязью. С каждым шагом было все жарче. Путник остановился и стянул с себя шерстяной балахон, оставшись в чуть примятой белой футболке. Биркой свитер зацепился за скрепляющую густые волосы резинку, и они черной волной рассыпались, почти доставая до фактурных плеч. Мрачный и сосредоточенный маг обернулся на треск сухих веток — из кустов возле оврага показалась странная фигура.

— Здрасьте, — звонко крикнуло лесное существо девичьим голосом.

— Здравствуйте! — ответил он.

К нему приближалась девушка-подросток, одетая совершенно невообразимо. Из-под свалявшейся меховой шапки, чем-то напоминающей папаху, струились темно-русые длинные кудри, обрамляющие румяное лицо. Она была из редкого числа людей, красота которых зависит от того, как упадет свет. Глянешь с одной стороны — красавица, с другой — бедная девочка… Из-под болоньевого плаща, способного украсить лишь собачью конуру, топорщился яркий халат, настолько же чистый, насколько грязным был плащ. Ниже красовались дорогие фирменные джинсы и классные замшевые ботинки — Катерпиллары.

Удивленный, Сет вперился в зеленые глаза с коричневыми лучиками вокруг зрачков, но тщетно. «Странное существо! Я не слышу ее…». Впрочем, несмотря на тишину мыслей незнакомки, в глазах ее сияло нескрываемое восхищение, переборовшее робость.

— Не помешаю? — спросила девочка.

— Нет. Ты как тут оказалась? — Сет засунул руки в карманы.

— Я пошла в лес подумать, — сказала она.

— Стоящее дело. Живешь тут рядом?

— Да нет. В Денебе. Я просто шла-шла. Везде туристы. Надоели! А сюда они никогда не доходят.

— Понятно. И посторонних мужчин не боишься?

— Не-а. Вы — не посторонний. Я вас знаю.

— Неужели?

— Вы как-то у нас, в Денебе, семинар проводили. Жалко, не смогла дослушать до конца… Мать домой забрала. А было очень интересно.

— Рад, что тебе понравилось, — равнодушно ответил маг.

— Я - Настя, а вас как зовут? — Девочка нарочито протянула руку, как это делают парни при знакомстве. Он замешкался. Наконец, коснувшись огромными пальцами протянутой ладошки, произнес:

— Сергей… Но лучше зови меня Сет.

— Сет мне нравится больше. Я бы сама хотела, чтобы меня звали не так просто — Настя, а как-нибудь типа Диана или Маргарита. «Настя» напоминает веник… из вербы.

— Гм…, - криво улыбнулся он.

— Вы торопитесь? — вежливо спросила девочка.

— Да. Ищу одно место.

— А что за место? Я многое тут знаю, — Насте явно льстила встреча с загадочным учителем, и ее распирало желанием продолжить с ним знакомство.

Что-то не давало ему просто отмахнуться от разговора. Маг кружил по лесу который день, словно герой «Рукописи, найденной в Сарагосе», петляя и возвращаясь к одному и тому же месту. Возможно, от девчонки и будет польза, решил он и сказал:

— Где-то недалеко отсюда, на большой поляне за лесом есть руины древнего храма. От него, говорят, почти ничего не осталось, кроме огромных черных камней. Слышала какую-нибудь легенду или видела что-нибудь такое, Настя?

— Надо подумать. Вы не дольмены имеете в виду?

— Нет, не дольмены… Мне рассказывали, что в двух шагах от той поляны должен стоять один дольмен. Совершенно целый на вид.

Изо всех сил желая быть полезной, девочка сморщила носик и водила глазами из стороны в сторону, будто это помогало вспоминать. Наконец, она призналась с сожалением:

— Не-а, про храм ничего не слышала.

Утратив интерес, маг ничего не ответил и пошел бы прочь, но Настя сказала:

— Если дольмен стоит рядом, значит можно обойти все целые дольмены и найти вашу поляну.

— Разумно, — согласился Сет. И Настя взволнованно, будто ребенок, умоляющий отца взять ее с собой в кино, добавила:

— Давайте я вашим проводником буду! Я любой из них найду… Это просто! Мне все равно сейчас заняться не чем…

Сет ответил не сразу. Он все еще недоумевал, почему этот нелепый на вид подросток — единственный, кого он не смог считать за много лет. Однако делать было нечего — маг блуждал, как слепой, и если чья-то неведомая рука заставляла обходить стороной нужное место, может быть, сознание девочки окажется этим силам так же неподвластно, как и ему. «Надо будет попробовать дать ей в руки камни, — подумал Сет, — возможно, сама судьба направила девчонку ко мне. Посмотрим, Настя, может, ты еще как-нибудь пригодишься…», и вслух произнес:

— Родители тебя не хватятся?

— Да нет. Мама обо мне и не вспомнит. У нее сейчас забот полно — туристов понаехало полный двор, — заметив непонимание в глазах собеседника, Настя пояснила, — у нас на участке кемпинг для палаток и мини-гостиница.

— Ну что ж, тогда показывай дорогу к ближайшему целому дольмену, — сказал он.

Девочка, не чувствуя опасности, обрадовано поспешила перед ним. Когда она оборачивалась, болтая о пустяках, Сету иногда казалось, что в глазах ее, кроме откровенного преклонения подростка перед мужской красотой, таилось что-то серьезное, какой-то замысел, накрепко застрявший в кудрявой голове. Настороженный маг не расслаблялся ни на минуту. Его охватило любопытство, ибо странным в этой девочке было все: от внешнего вида до внутреннего содержания. Он неохотно поддерживал разговор, безрезультатно пытаясь за звонким чириканьем расслышать сокровенные мысли. Не прошло и часа, как они оказались на широкой опушке, скрытой от посторонних глаз густым лесом.

— Сюда! — крикнула Настя, припустив по влажной траве.

Сет увеличил шаг, и за усеянными желтыми соцветиями кустами обнаружил серые глыбы доисторического сооружения. Настя переминалась перед круглой дырой, с нетерпением ожидая вердикта спутника.

Маг охватил взглядом поляну и покачал головой.

— Не тот? — вздохнула Настя.

— Увы. Веди меня к следующему.

Девочка заглянула в черное отверстие. Выпрямившись, она порозовела:

— Меня всегда так и тянет влезть туда.

— И что тебя останавливает? — поинтересовался холодно Сет.

— Страшно. Кто знает, что там внутри!

— Земля, камни и пара костей, — усмехнулся он.

Настя насупилась, как ежик:

— Я думала, что человек, который в энергетике разбирается, не стал бы так говорить…

Сет удивился, но не подал виду. Чтобы развеять сомнения, тенью осевшие на лицо юного создания, он похлопал ее по плечу и улыбнулся:

— Ну-ну. Неужели ты думаешь, что маги должны быть всегда серьезными? Я шучу.

Она подняла на него глаза, в которых промелькнуло разочарование:

— Это же древний памятник. Сюда некоторые люди поклониться приходят, совета спросить. Здесь шутить нельзя. Я читала, что в дольменах умирали матери древних родов, чтобы их дух потом передавал мудрость и знания каждому, кто попросит.

— Какая ты! Серьезная и начитанная, — снова улыбнулся молодой человек и присел на один из круглых камней, рассыпанных возле мегалита. — Дольмены — это, прежде всего, порталы. Кто-то найдет в них лишь доисторическое захоронение, а кто-то огромный источник энергии. Правда не всякий дольмен продолжает действовать. Знаешь ли, и здесь играет роль вопрос качества и срока действия. Не всяким стоит пользоваться, кто знает, нет ли у духов собственного чувства юмора…

Настя пробормотала:

— Этот действует. Я знаю.

— Конечно. Не хочешь отдохнуть немного? — спросил Сет.

— Хочу.

— Далеко до следующего? — уточнил маг.

— Нет, еще где-то с час пути. Это если к Полочке пойти, туда, — махнула девочка рукой в сторону скалистого ущелья, издалека напоминающего то ли голову вздремнувшего дракона, то ли спящего вечным сном Ильича. — Есть еще другой. Он подальше. Почти на самом плато. Туда мы бы добрались только к ночи, если бы прямо сразу пошли.

Ее слова заинтересовали мага, и он, не колеблясь, сказал:

— У меня есть к тебе предложение. Мы пойдем с тобой на плато сегодня, и ты сможешь неплохо заработать. Если понадобится, я дам тебе свой спальник. И обещаю, что тебе нечего бояться. Меня интересует только древний храм и ничего больше.

— Хорошо, — Настя не раздумывала, слишком легко принимая странное для девочки решение.

Сет убедился в своих догадках о том, что ей что-то от него нужно, но мягким голосом, способным тронуть любое женское сердце, произнес лишь:

— Надеюсь, у тебя из-за этого не будет дома неприятностей. Мама не устроит тебе скандала?

— Что ей! — негодующе воскликнула Настя. — Мне уже восемнадцать скоро, я взрослая. Могу распоряжаться собой, как хочу!

Усомнившись в искренности ее слов, Сет протянул руку и пожал теплую, нежную, совсем детскую на вид ладонь:

— Договорились. Завтра будешь дома. Целая и невредимая.

* * *

Едва намеченная тропинка струилась вдоль пропасти, внезапно обрывающей щербатыми каменными стенами зеленую поросль. Сет взглянул туда. В сотнях метров внизу под лучами вечернего солнца тянулась серебристая полоска реки. Настя устала и плелась сзади, восторженный блеск в глазах потух. Впрочем, маг и сам был утомлен многочасовой прогулкой наверх, к плато. Сет сосредоточился на дороге, осторожно переступая по местами очень скользким камням. Внезапно он услышал:

— По-моему, мы почти на мес… А-а-а! — голос попутчицы сорвался в крик.

Маг резко обернулся и увидел лишь маленькие пальцы, хватающиеся за вихры травы, пучками торчащие на краю пропасти. Одним прыжком он вернулся назад, рискуя свалиться в бездну вслед за горе-проводницей.

— Хватайся! — скомандовал Сет, подавая руку.

Но испуганная до безумия девочка не понимала, что надо делать. Она впивалась ногтями в рыхлую почву и скользила по растениям и камешкам. Недолго думая, Сет перевесился вниз и одной рукой схватил ее за шиворот, как котенка. Зацепившись носком за торчащий из земли корень, он протянул и вторую руку. Несколько бесконечно тянущихся секунд, и девочка уже сидела на извилистой тропинке, пытаясь отдышаться. Расширенные от ужаса глаза смотрели, не моргая. Настя всхлипнула.

Сет сел рядом, отряхивая руки от приставших комьев земли:

— Ну-ну. Все нормально.

Она принялась растирать по лицу слезы, оставляющие бороздки на испачканных щеках, не в силах успокоиться. Сет перевел дух и неожиданно для самого себя проникся жалостью к этому отчаянно рыдающему существу. Он приобнял ее вздрагивающие плечи легонько, едва касаясь. Все еще тяжело дыша, девочка уткнулась носом в его плечо и затихла. Странное, доселе неизведанное ощущение сдавило грудь Сета. Он обнимал многих, готовых развлечь его как угодно. Причудливые до извращения сексуальные связи и все, что он знал о женщинах, вдруг померкло перед трогательностью этого смешного и в чем-то жалкого создания, которое толком и женщиной-то нельзя было назвать. Сет поймал себя на мысли, что ему приятно это прикосновение, но рассмеялся и оттолкнул девочку:

— Проводники плакать не должны!

— Извините, — смутилась она, хлюпая носом.

— Говоришь, мы близко?

— Да, — поднялась девочка и преданно, как щенок, посмотрела на своего спасителя, — Спасибо!

— Пожалуйста. В путь?

— Нам вон до той сосенки впереди и налево — там, возле кизилового леса и будет дольмен.

Она сделала шаг вперед, и Сет увидел, что девочку слегка качает. Он остановил ее и повернул к себе узкий подбородок:

— Подожди, девочка. У тебя голова кружится?

Она виновато улыбнулась и попыталась скрыть внезапно нахлынувшую дурноту:

— Нет-нет. Я ничего.

— Взрослым врать нехорошо, — холодно отрезал Сет. — Посиди здесь, передохни, а я пойду посмотрю, что там, возле твоего дерева.

Она пробормотала что-то в ответ, но он, не слушая, быстро пошел вверх по тропе. Обогнув заветную сосну, обломанную ветром с одной стороны и прочно впившуюся корнями в скалу с другой, маг не смог сдержать радостного возгласа.

Вот она! Столь долго искомая долина! Вот камень-бетил, черный жертвенник, тысячелетиями ожидающий своего часа, вот колонны, рассыпавшиеся под натиском стихий почти до основания!

Сминая подошвами весенние цветы, Сет бросился к камню, стремясь еще раз убедиться в том, что перед глазами не мираж, а именно то, что он искал. Поспешно нащупал он на поверхности Бетила тонкие желобки. Он провел по ним пальцем, и удовлетворенная улыбка скользнула по лицу. В центре разрушенного колонного зала маг, зажмурившись, запрокинул голову и распахнул руки. Сила. Мощь земли волнами проносилась по его телу, пульсировала в крови, била по вискам и затылку, наэлектризовывала кончики пальцев.

Из состояния эйфории вывел удивленный вскрик:

— Ой!

«Я совсем забыл об этом чучеле, — недовольно подумал Сет. — Ничего. Еще немного терпения…».

— Что такое? — он встряхнул чернильной гривой и пристально посмотрел на нее.

— Вы это…, - пробормотала робко девочка, — вы, по-моему, светитесь…

Сет подошел к Насте и вновь встретил беспредельную восторженность в глазах.

— Тебе показалось. А ты — умница, — похвалил маг, — мы нашли нужное место!

— Я так рада! — просияла Настя.

— Теперь отдыхаем, — Сет улыбался искренно и довольно. — Ночь спускается. До поселка далеко, так что найдем место для привала, разведем костер, а утром я отправлю тебя домой.

— А вы?

— Ну, дорогая моя, я так долго искал это место не для того, чтобы сразу отсюда уйти.

— А-а, — протянула девочка.

Она прошла три шага и остановилась:

— Вот и дольмен, о котором я говорила.

Сет последовал за ней и ступил на выложенную камнями поверхность перед мегалитом. Он отличался от других — это была не сооруженная из многотонных глыб халабуда, а невысокая пирамида, в широком основании которой было вырублено круглое отверстие. «Не иначе — кроличья нора», — про себя усмехнулся Сет.

К моменту, когда сухой хворост затрещал, пожираемый жадными струйками рыжего пламени, на плато спустились густые сумерки. Развернутый спальный мешок, термос и походный ужин осветил неяркий свет костра.

Сет протянул девочке пачку купюр:

— Это тебе за помощь. Ты мне очень помогла.

Девочка взяла было деньги, но тут же вернула обратно:

— Не надо.

— Глупая, — завернул ее ладонь молодой человек, — деньги тебе понадобятся. А от вознаграждения отказываться невежливо.

Положив деньги на камень, девочка стянула свою дурацкую папаху и пригладила волосы. Она долго смотрела в черную дыру дольмена, пока ее пальцы нервно перебирали потертый поясок плаща. Наконец, Настя произнесла:

— Я хочу от вас другого вознаграждения…

— Чего же? Проси, что хочешь, — неосторожно, по-царски бросил Сет. — Я тебя слушаю.

— Вы что-нибудь слышали о телегонии? — чуть ли не заикаясь, спросила Настя.

— О влиянии первого самца, что ли? — хмыкнул маг.

— Да, — кивнула Настя, пылая от смущения, — это значит, что от первого мужчины будет зависеть все потомство женщины. Его качества передадутся детям, даже если у девушки потом будет другой муж…

— Ты веришь в эту чепуху?

— Это не чепуха, — возразила девочка, — это так и есть. Вы — человек духовный, и, конечно, знаете, что душа влияет на тело. И наш местный учитель, и протоирей говорят одинаково. Говорят, что дети родятся похожими на того, кого женщина полюбила самого первого, как дар Божий первого брака. Поэтому девушке важно иметь первую связь с кем-то… особенным.

Сета позабавили ее рассуждения, и он широко осклабился. Настя продолжила:

— Мама сказала, что я уже взрослая, и мне пора стать женщиной. Она не хочет, чтобы мои гены испортил какой-нибудь мальчишка из клуба. Вот. Поэтому мама решила, как наша соседка, Ангелина, отвести меня к Светлоярову. Местному учителю. К нему из городов люди приезжают. Говорят, он святой. Мама хочет… — Настя то прятала глаза, то снова поднимала их на собеседника, на лице которого светилось любопытство. — Фу-ух, она хочет, чтобы он совершил обряд посвящения меня…в женщины.

Сет был готов расхохотаться, но сдержал себя. Замолчав ненадолго, Настя набрала в грудь воздуха и выпалила почти на крике:

— Только он старый и противный я не хочу чтоб мои детки на него были похожи я специально в лес пошла чтобы земля-матушка помогла выход найти а тут вы идете…, - она перевела дух и замедлила речь, — у вас есть все, что я хочу увидеть у своих детей. Вы — красивый, умный, высокий, смелый, духовный. Будьте моим первым мужчиной!

Пожалуй, не было на свете ничего в тот момент, что смогло бы поразить мага больше, чем тирада едва созревшей девушки. Он был разоружен. И потому молчал. А девочка ждала, мучительно ждала ответа от мужчины, который показался ей небожителем, от того, кто только что спас ей жизнь. Не выдержав затянувшейся паузы, она подскочила, собираясь убежать, сгорев от стыда. Но он твердо взял ее за руку и притянул к себе:

— Пусть будет, как ты хочешь.

* * *

Утро подкрадывалось медленно, на цыпочках, осторожно окрашивая небо в серый цвет. Сет задумчиво смотрел на свернувшуюся в комочек, сладко посапывающую Настю. Кудряшки на ее голове торчали в разные стороны, спутавшись с травинками. Утренние тени легли на круглый нос и подбородок, смазав черты, и оттого она напоминала Домовенка Кузю, смешного и страшненького… Она все еще была ребенком, но что-то в ней изменилось. Неуловимое. Ощутимое. Мужчина поднял влажные деньги, забытые с вечера на булыжнике, и засунул их в карман жуткого старого плаща, а потом коснулся ледяной рукой ее плеча:

— Просыпайся.

Девочка пошевелилась и, увидев его, зарделась от удовольствия и смущения, отчаянно хлопая длинными ресницами.

— Доброе утро! — сказала Настя, выбираясь из спального мешка.

— Доброе! — Вместо ответной улыбки Сет протянул заспанной девушке желтый кубик. — Вот, подержи. Только не вырони.

— Хорошо, — она зажала в ладошке камешек, другой рукой приглаживая волосы.

Сет выждал пару минут и попросил:

— Раскрой ладонь.

Она повиновалась.

— Скажи, что это, по-твоему?

Настя поднесла кубик прямо к носу, вглядываясь в него со всей старательностью:

— Это кусочек глины? — она непонимающе перевела глаза на своего кумира.

— Нет. — Сет разочарованно сгреб артефакт и сразу же спрятал его. — Тебе пора домой.

— А может я…

— Нет, — отрезал мужчина. Его красота была сейчас жесткой и холодной.

Детское счастье на лице потухло. Она облачилась в свой видавший виды лапсердак и свалявшуюся шапку.

— Зачем ты носишь это? — не выдержал Сет. — Тебе одеть нечего?

— Есть, — ответила она, — только я не хочу быть, как все.

— Научись выделяться по-другому, — резко бросил Сет. — Все. Иди.

Как побитый щенок, Настя поплелась к спуску с плато. Маг заметил, что она наступает на шнурки своих желтых ботинок.

— Стой, — крикнул он.

Девочка обернулась с проблеском надежды, что он позволит ей побыть с ним еще, но Сет кивком указал на шнурки:

— Завяжи, упадешь.

Она подчинилась.

— Теперь иди. И сюда больше не возвращайся.

Настя кивнула, и лишь зайдя за сосну, смахнула со щеки крупную слезу.

 

Глава XX. Есть ли у гор Хозяин?

Виктор потянулся, упершись руками в кузов машины. Первые мгновения он вспоминал, где находится, рассматривая низкий потолок Нивы. Сквозь щелку в окне пробивался в салон студеный воздух. Продрогший физик завел машину и погнал автомобиль к деревне по петляющей в утренней дымке полосе. Дорога была никчемная: объезжая один валун, автомобиль вскакивал на другой, иногда царапая днищем какой-нибудь ухаб. Когда показалась черепичная крыша первого домика, Миллер облегченно вздохнул. Притормозив, Виктор окликнул подходящего к калитке старика в синей куртке:

— Здравствуйте! Извините, вы не подскажете, где здесь можно остановиться?

Усатый старик, чем-то похожий на дикого кота, взглянул сурово:

— Здесь есть пара гостиниц. Ниже, в центре.

— Я до какой-нибудь из них доеду по этой дороге? — спросил Миллер.

— Другой все равно нет, — буркнул старик и пошел восвояси.

«Недружелюбный народ», — пожал плечами Виктор. Единственная дорога с перевала круто спускалась к более пологому участку деревни, в самом центре которой красовалась невысокая кирпичная гостиница, устроенная по лучшим европейским стандартам. Декоративная ограда, вымощенные дорожки и ухоженные клумбы резко контрастировали с халупами прямо за речкой. Невероятной величины ржавый бак красовался в десяти метрах от туристического великолепия.

Дверь в гостиницу была заперта, пришлось ждать у порога, пока кто-нибудь ответит на звонок. Виктор нажал на кнопку еще раз, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Наконец, в дверях показалось сонное лицо, оживившееся при виде посетителя с набитым рюкзаком за плечами.

— Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, — распахнулась перед Миллером дверь. И он очутился в небольшом полутемном холле.

— Скажите, — обратился он к администратору, поспешившему за стойку, — у вас случайно не остановился Денис Соболев или Сергей Русланов?

— Минутку, я посмотрю, — сказал работник гостиницы. После недолгой паузы он произнес:

— Оба у нас проживают. Господин Соболев в 3-м номере, а Русланов в пятом.

— Четвертый свободен? — уточнил Виктор.

— Да, вечером наши гости из четвертого выехали.

— Что ж, тогда я его займу.

— Вы надолго к нам? — поинтересовался администратор.

— Как получится, — ответил хмурый Миллер.

С ключом в руках он пошел по коридору, слегка прихрамывая, вглядываясь в номерки на дверях.

Увидев золотистую тройку, Миллер без церемоний кулаком постучал по лакированному дереву. Дверь поддалась под его натиском. Виктор зашел в номер. Заспанный Денис показался из-под одеяла:

— Кто тут?! Ты?! Привет… Приехал-таки?

— Привет, — напряженно ответил физик, опуская на пол рюкзак. — Я не мог тебя послушать, уж извини…

— А где твой гипс? — спросил Соболев, садясь на кровати.

— Я же говорил, что скоро выберусь из больницы…

— А-а. Может быть и хорошо, что ты здесь. Мы все равно в тупике пока: ни сестры, ни бандитов, — развел руками Денис, — меня на работу вызывают, а я уехать не могу — обшариваю горы каждый день. Уволят скоро, наверное… Знать бы, куда идти… Голова раскалывается — тут такой бардак творится!

Виктор присел на кресло:

— Ну, так просвети меня.

Денис пальцами взъерошил и без того лохматую голову:

— Все местные жители странные… Ну, или почти все. Знаешь, мне кажется, что они ходят со стеклянными глазами. Рожи такие дурацкие. Довольные. А как увидят меня или Серегу Русланова, злыми становятся или совсем стеклянными. И никто ничего не видел. Пара пацанов только показала, где Дина жила. А потом еще бабка одна тощая. Тоже злая, но не стеклянная. Наплела такого!

Виктор недоверчиво посмотрел на друга:

— Чего, например?

— Да чушь всякую… я тебе честно признаюсь — не понимаю, как реагировать: то ли тетка эта с головой не дружит, то ли я совсем не знаю свою сестру, — Денис потянулся за кружкой на тумбочке.

— Продолжай, — нетерпеливо бросил Миллер.

— Давай чайник поставлю? — предложил Денис.

— Потом. Ты рассказывай.

— Ладно, — нехотя сдался Соболев, — одним словом, Дину нашел где-то в горах старик один, Булкин, Егор Палыч. Сам старик упрям, не прошибешь. Говорит, мол, что было, то было, а вам какое дело… Даже корочка следователя не помогает. Он только еще больше злится и молчит вообще. Короче говоря, поселил он сестру в домике, типа сторожить, рядом с хозяйством той самой бабки, Зои Ивановны. Соседка из Дины вышла неспокойная. По словам бабки, напивалась сестра до бессознательного состояния, и на полу валялась, и скандалила, и по деревне…мм… нагишом бродила…, - Денис прокашлялся, взглянув на побледневшего Виктора, — но это враки, наверное. Потому что больше никто из деревни ни словом об этом не обмолвился. Нет, ты видел, чтобы о таком и не болтали? Особенно в деревне?

Денис кашлянул еще раз, глотнул чего-то из кружки и добавил:

— После этого старуха вообще бред принялась рассказывать. Вроде бы она подслушала разговор Дуськи с попом, как та каялась, что она — убийца… Потом и вовсе Дина пропала. Думай тут что хочешь!

— Ерунда это все, — рассердился физик, по лбу его легла глубокая складка, — не может такого быть! А насчет бессознательного состояния, даже если оно и было — не факт, что она была пьяна. Я же рассказывал тебе, как тот маг выключил меня одним движением руки.

— Ну да, — подтвердил Денис. — Я вот и думаю, не может быть это правдой! Даже боялся тебе говорить…

— И потом мы не знаем, что за эксперименты проводил над ней этот мерзавец, — стиснул кулаки Виктор, — что ей пришлось пережить: наркотики, психологическую атаку или еще какие-нибудь ужасы.

— Угу, — понурил голову Денис. — Ты знаешь, я запасся пистолетом. Травматическим. Хоть какое оружие под рукой.

— Я тоже не с пустыми руками, — заявил Миллер.

— Ты имеешь в виду свою трость? — усмехнулся Соболев.

— Не только, хотя вчера она очень помогла мне, — сказал физик.

Парень встал, поднес руку к уху и исчез… Через секунду он снова предстал перед ошарашенным другом.

— Шайтан! — воскликнул Денис, подскочив с кровати. — Ты что у нас — человек-невидимка?

— Да нет. Все дело в этом, — Виктор постучал пальцем по гарнитуре на ухе.

— Гм… Как ты это делаешь?

— А вот кнопочку эту нажимаю, — Виктор снова коснулся пальцем края гарнитуры. — И все. Я как-то подумал после нашей встречи, что похититель считывает мысли, и незаметно к нему подобраться будет трудно. Разве только из гаубицы по нему издалека шарахнуть. Но, как понимаешь, пушки у меня нет… поэтому я стал думать в другом направлении. Тебе не надо объяснять, что восприятие человека — частотно-волновое. Звук-волна, оптика — отражение и преломление световых волн, даже запах — волна. Если еще помнишь из нашего факультатива, мыслящий мозг и тот излучает волны. Я решил, что любую волну можно преломить или отразить. Вот, зеркало, к примеру, — оно отражает, а стекло позволяет видеть сквозь него, не обращая внимания на материал, через который мы смотрим. Мой прибор заставляет изменять скорость и направление распространения света, вынуждая лучи огибать предмет. Но небольшая помеха все же есть. Посмотри внимательно, — сказал Виктор и, коснувшись пальцем заветной кнопки, снова испарился.

Денис внимательно вгляделся в пустое пространство — туда, где только что стоял его друг, — и заметил, что оно и впрямь немного «кривое», будто кто-то неаккуратно наложил одну картинку на другую. Физик материализовался в гостиничном номере и, как ни в чем не бывало, сел в кресло:

— Заметил что-нибудь?

— Есть немного, — пробормотал озадаченный Денис.

— Я на самом деле не становлюсь невидимым. Мой прибор передает картинку так, будто препятствия нет. Получается иллюзия невидимости и только. Я постарался сделать несколько волновых настроек, то есть меня не видно, не слышно, и, надеюсь, моих мыслей тоже никакой экстрасенс не уловит. По крайней мере, я учитывал длину и частоту волн мыслящего мозга. Я ведь в каком-то смысле перфекционист…

— Скорее иллюзионист, — перебил его Соболев.

— Ладно тебе! — усмехнулся Виктор. — Всего лишь научный подход…

— Уверен, — буркнул Денис, — никому другому такое бы и в голову не пришло, маньячина ты наш. Покажи еще раз.

— Хорошо, — сказал друг и опять растворился в комнате.

Денис протянул руку и наткнулся ею на свитер Виктора. Потом Соболев обошел его с другой стороны и хлопнул по спине:

— Мда, а король-то голый! Недоделана одежка. Сзади тебя и, правда, видно.

— Я же говорил…, - повернулся к нему лицом Виктор, испаряясь в искаженном прозрачном воздухе.

— Давай обратно, — сказал Денис, — я так не могу. Это ты у нас — физик-шизик, а мне еще мой мозг пригодится. Глядя на твои фокусы, крыша едет.

— Окей.

Виктор вернулся. Соболев оглядел его еще раз со всех сторон, снял с уха Миллера «чудо техники»:

— А на вид — обычная гарнитура к мобильнику. Вот тут даже бренд есть — Нокиа.

— Конечно, я изменил только начинку. Зачем изобретать велосипед, если есть подходящая форма?

Денис плюхнулся на кровать и спросил:

— А с тростью что не так? Ты ей не просто хромаешь?

— Не-ет, — Миллер, довольный реакцией первого своего зрителя, взял в руки трость. — Помнишь, как Никола Тесла делал искусственные молнии с помощью металлического шара? Я его идею позаимствовал, только мне хватило этого вот набалдашника. Я бы показал, но, боюсь, что устрою пожар.

— А в чем суть? — не понимал Денис.

— Вспомним обычное природное явление, — пальцы Виктора принялись чертить в воздухе все, что он говорил, — в грозовом облаке есть конвективная ячейка, в ней скорость восходящих потоков постепенно растет от 5 метров в секунду до 25. Сначала нисходящий поток минимален. Потом испаряются частицы воды и охлаждают воздух вокруг, нисходящие потоки тоже усиливаются, постепенно захватывая все облако. Оно как бы созревает. Температура воздуха понижается. Величина электрического заряда скапливается в облаке, пока между противоположно-заряженными областями облака не происходит разряд. Вот тебе и молния!

— Да, но этот процесс идет достаточно долго, — вспомнил школьный курс физики Денис, — и на высоте километров эдак с восемь. А у Теслы катушки были громадные. Неужели возможно такой шпендюлечкой молнию выпустить?!

— Еще как! — кивнул Виктор. — Причем направленную.

— Покажешь? — загорелся Денис.

— Обязательно. Только где-нибудь подальше, чтобы людей не напугать.

— Что? Сильно шарахнет?

— Вполне.

— Обалдеть! — покачал головой Денис. — Это все хорошо, но что ты планируешь дальше делать?

— Искать Дину, — сказал Виктор.

— Каким образом?

— Сначала народ поспрашиваю, осмотрюсь, а там видно будет.

— Ладно, теперь мы в команде. Если что надо, будем делать вместе, — протянул руку Денис.

Виктор поколебался немного:

— Надолго ли?

— Да брось! Русланов — нормальный мужик. Делает свою работу, как надо! Чего ты обижаешься, как девочка?! Ну? Мир?

— Окей, — Миллер пожал протянутую ладонь. — Пойду, умоюсь к себе в номер. Я в четвертом остановился.

На выходе Виктор задержался и спросил:

— А где живет этот Булкин?

— Первый дом на въезде в деревню. И Зоя Ивановна там же, рядом.

— Не выключай телефон!

— Хорошо.

* * *

Егор Палыч поправлял покосившийся сарай, то и дело вытирая пот со лба. Переходящее в день утро распарило жарой. Сырой, банной. Не спасала и тень от яблони. Палыч засучил рукава и взялся за топор. Скрипнула калитка. «Что, Дружок, нагулялся?», — повернулся Булкин, ожидая увидеть своего пса, но там стоял молодой мужчина. Высокий и очень городской он, будто старик, опирался на палку и прикрывал тонкими пальцами глаза от солнечных лучей.

— Егор Павлович, если не ошибаюсь? — спросил незваный гость.

— Не ошибаетесь, — буркнул Булкин.

— Позвольте представиться, Виктор Миллер, — подошел поближе мужчина.

— Чем обязан?

— Я ищу одну девушку, Дину Соболеву, — сказал Виктор, — мне сказали, что это вы ее в горах нашли.

— Ну, нашел, и что? — фыркнул в усы старик. — Вам-то что?

Несмотря на отсутствие расположенности к беседе местного жителя, Виктор зашел под сень деревьев и, наконец, перестал прятать лицо от солнца.

— Я хотел поблагодарить вас, — вдруг сказал Миллер, — кто-то прошел бы мимо незнакомого человека в беде, а вы помогли Дине.

Торчащие, как у кота перед боем, усы опустились. Егор Палыч взглянул в ничего не скрывающие глаза посетителя. «Какой необычный цвет… Как у нее», — подумал Палыч, и отпустившая было тяжесть в груди навалилась на него снова.

— Вы — Виктор, — отвел взгляд старик.

— Да-да. Виктор Миллер.

— Знаю я, на фотографии видел. Она показывала, — Булкин ссутулился и пригласил жестом в дом. — Пойдем, пообщаемся, Виктор Миллер.

Не спрашивая, хочет ли гость, старик налил чаю и поставил кружку в красный горох перед ним. Виктор жадно рассматривал нехитрую обстановку, пытаясь увидеть все так, как представилось это Дине. Казалось, он различал в запахах старых вещей, трав и древесины ее едва уловимый аромат. Она тоже здесь сидела? Пила чай? Беседовала с этим неразговорчивым, хмурым дедом? Был ли он с ней также жёсток?

— Боюсь, опоздал ты, братец. Сгинула девочка, — вдруг сказал хозяин, — любила она тебя. Любила… Раз ты здесь, значит, тебе это важно.

— Конечно! Но почему…

— Потому что готова была сама умереть, считая, то ты погиб, — перебил старик и без особых предисловий рассказал Виктору, как нашел брошенную девушку в горах, как привел ее к себе, о том, как она боялась своего преследователя, играющего с ней, как с кот с мышью.

По мере того, как Булкин рассказывал о решимости Дины не навредить близким и бороться самой, несмотря ни на что, Виктора охватывал жгучий стыд из-за ревности, охватившей накануне. Угрюмого старика и самого раздирало гнетущее чувство: он не отправил девушку домой, хотя мог. Не отговорил. И пусть Палыч не произносил этого вслух, горечь сквозила в каждом его слове, будто бы виноват был в чем-то. Наконец, Булкин замолчал.

— Спасибо вам за все! — сказал Миллер. — Вы не знаете, куда Дина могла пойти?

— Знал бы, давно сам за ней пошел, — ответил старик, — только думаю, не сама она ушла, а забрали ее снова. Черт этот черный с компанией тоже из деревни пропал.

— Я все-таки думаю, что она жива, — с надеждой сказал Виктор, — и буду искать ее. Жаль, только мест этих не знаю.

— А у меня нехорошо на душе, — возразил дед. — Доброго ничего они не затеяли.

Он прошелся из угла в угол, будто искал чего, и вдруг добавил:

— Как подумаю, что ее, может, на свете уж нет, так все в душе и заходится…

В комнате повисло тяжелое молчание. Наконец, Виктор поднялся из-за стола:

— Егор Павлович, вы не могли бы мне показать, где она жила?

— Рядом совсем, через улицу. Только там не найдешь ничего, — ответил Булкин.

Уже по дороге он добавил:

— Ты Зойке, соседке, не верь. Она врет, как дышит, а дышит часто. Ей было б кого грязью облить.

Маленький домик, затерявшийся в лопухах и одуванчиках, встретил пустой сыростью. Виктор обошел комнаты, всматриваясь в каждую деталь. Вещи и стены молчали.

— Что, Палыч, опять сдаешь комнату? — послышалось из входных дверей.

Оба мужчины обернулись и увидели сухую пожилую тетку, переступающую через порог:

— Или это еще один следователь по поводу той потаскухи?

Виктор метнулся к соседке, испугав разъяренным взглядом:

— Не смейте!

— Тише, тише. Злой какой, — попятилась Зоя Ивановна. — Я просто, я ничего.

— Вот и иди! — крикнул на нее Палыч. — Не звали тебя сюда.

Бабка проворно выскочила во двор и через секунду оказалась за калиткой. С улицы понеслось: «Ой, да это заразное! Все тут с ума посходили! Нет, вы только посмотрите на них! Угрожать мне вздумали…». Раскатистый лай прервал тираду. Издалека слышалось: «И собака злая, что хозяева, на людей кидается!».

Косматая морда пса показалась и застыла в дверях. Пес сел на крылечке, выжидая. Смышленые глаза изучали незнакомца на расстоянии.

— Нашел меня, Дружок? — обрадовался Палыч. — Иди сюда. Здесь свои.

Ньюфаундленд завилял хвостом. Он подбежал к Виктору, осторожно обнюхивая чужака.

— Привет, собака, — усмехнулся Миллер.

— Дружок умный, — сказал старик, — он всегда людей распознает, кто с добром, а кто нет. И Дину признал сразу. Он — спасатель со стажем. Сколько раз людей в лавинах находил…

— А здесь есть хоть одна Динина вещь? — оживился Виктор.

Палыч задумался:

— Я не уверен. Погоди-ка, вон сумочка вязанная на вешалке висит. Вон та, из-под платья выглядывает. Мне кажется, Дина с ней ходила.

Миллер снял котомку с крючка и вытряхнул на стол содержимое. Из шерстяной сумки выпал карандаш и альбом для рисования, пара сухариков, и последней выпорхнула газетная вырезка, где на фото к статье Виктор узнал себя с матерью. Булкин заметил, как дрожат руки, держащие фотографию. Миллер оторвался от изображения и сказал:

— Сумка принадлежала Дине. Сможет ли ваш пес по запаху выйти на ее след?

Булкин стукнул себя по лбу:

— Эк я, старый дурак, сам не догадался! Конечно! Иди сюда, Дружочек, — присел он на корточки, протягивая под нос собаке цветастую котомку и альбом. — Давай, хороший, поищем нашу Дину. Нюхай, нюхай.

Пес вопросительно посмотрел на хозяина.

— А теперь ищи! — скомандовал тот.

Дружок залаял и выскользнул на улицу. Булкин и Миллер кинулись вслед за ним. Принюхиваясь к воздуху, собака, не мешкая, выбрала дорогу. Несколько минут спустя они оказались перед запертой церквушкой. Пес покружил возле входа и снова побежал. Мужчины едва поспевали за ним, углубляясь по дороге в лес. Дружок свернул на широкую тропу, вдоль которой из земли торчали невесть откуда взявшиеся прогнившие шпалы. Собака остановилась, услышав шорох в кустах, но через секунду, не давая людям отдышаться, припустила к ручью, спускающемуся с гор. Виктор и Палыч поднимались по каменистому устью, поросшему мятой, все выше и выше.

Преодолев очередной холм, пес замедлил шаг: лесные запахи смешивались и путали след. Дружок внимательно водил большим мокрым носом по-над тропой, разгадывая собачью головоломку. Какая-то ветка ударила Виктора по плечу. Он отвел ее рукой и только сейчас обратил внимание на желтые цветы рододендрона, усыпавшие роскошный куст, растущий прямо на его пути. В пальцы упал маленький золотистый цветок. Виктор поднес его к глазам. Знакомый аромат коснулся носа. «Вот тебе и сон!» — вспомнил физик странное видение. Он аккуратно положил цветок в рюкзак и догнал старика. Огибая необъятные стволы буков и огромные камни, следопыты взобрались на почти ровную площадку.

Пес помчался вдоль устремляющейся ввысь скалистой стены. Из-под черных лап взметалась желтая пыль и камешки, тут же осыпающиеся бисером в подпирающую дорожку пропасть. Дружок скрылся за высоким каменным выступом.

Послышался призывный лай. Виктор и Палыч поспешили туда и оказались в странном месте, чем-то похожем на выбитую в скалах комнату. В дальнем углу виднелось закопченное пятно. Луч солнца падал из расщелины прямо на обугленные поленья, посеребренные пеплом. Дружок подскочил к пепелищу и, обнюхав камни вокруг него, заволновался, заметался и вдруг, остановившись на краю обрыва, отчаянно завыл. У Миллера оборвалось сердце. Он подбежал ко псу, скорбно рыдающему над бездной, и заглянул вниз. Там не видно было ничего, кроме зеленой гущи сплетающихся друг с другом кустов и деревьев. Палыч положил руку ему на плечо, не зная, что сказать. Обоим хотелось только одного: чтобы пугающий до холодного пота вой собаки ничего не значил.

* * *

Виктор пробирался сквозь колючие ветки под скалами, как медведь по бурелому. Ежевика гибкими щупальцами задерживала его, цепляясь за рюкзак и рубаху, царапая кожу. «Тут не только люди недружелюбны», — думал Миллер, с отвращением обрывая крупные листья какого-то куста. Ему не хватало привычной для горожанина дозы выхлопных газов. Физику все вокруг казалось нереальным своей первобытной натуральностью: скалы, мощные деревья, самшит, растущий не маленькими стрижеными кустиками на газоне, а вымахавший куда выше человеческого роста…

Тростью и руками раздвигая заросли, мрачный Миллер внимательно всматривался в землю под ногами. Поведение пса заставляло думать о худшем. Если Дина не сорвалась, значит, что-то совершенно невообразимое висело в воздухе над пропастью и стало причиной настоящей собачьей истерики. А если сорвалась?…

Мысль о том, что он может вот-вот наткнуться на ее мертвое тело, просто не могла быть правдой. «Моя — не моя, только б живая, только б живая была», — как заклинание повторял про себя физик.

Вдалеке слышался треск сухостоя и глухое ворчание — то с другой стороны ломал ветки Егор Палыч. Справа и слева прочесывали участок под пропастью подоспевшие на помощь Денис и Сергей. Не прошло и получаса, как все четверо встретились на маленьком пятачке под той самой скальной комнатой, глядя друг другу в невеселые лица.

— Ничего, — сказал Виктор.

— Ничего в этом случае тоже хорошо, — ответил Русланов.

— Да уж, — согласился Палыч, побивая самшитовой палкой по прошлогодней листве.

Миллер задрал голову, высчитывая траекторию падения. Нет, никуда больше со скалистого выступа над ними человек упасть не мог.

Пятна неба над головой проглядывали сквозь кроны деревьев. Денис присел на корточки под тенистый куст фундука. Послышалась разудалая кавказская мелодия. Соболев выудил из кармана джинсов телефон и приложил к уху:

— Я слушаю. Да. Да. Немного позже. Обязательно встретимся, — кивал он незримому собеседнику.

Отводя еще светящийся неоновым светом экрана мобильный телефон, он пояснил товарищам:

— Дилер наш из Майкопа. Встретиться хочет, — и махнул рукой, — у нас, как всегда, планы, бонусы и прочая ерунда…

Русланов вдруг воскликнул:

— Постой-ка!

— Ты чего? — не понял Денис.

Следователь поманил остальных:

— Смотрите!

— Куда?

— Денис! Включи опять экран! Ну?! Ага, и поверни его. Вот-вот. Так. Теперь смотрите сюда, на камень!

Под искусственным, почти флуоресцентном светом экрана мобильного на большом сером камне вырисовался рисунок, непонятно чем нанесенный: пылью или песком. Мужчины наклонились над находкой.

— Да это пепел! — сообразил Виктор. — Осторожно, не сдуйте!

— Опять портрет, — заметил Русланов. — Я уже почерк твоей сестры, Денис, узнаю, как этот, как его — искусствовед!

— Парень какой-то, — сказал Денис, всматриваясь в изображение, — но на этот раз не ты, Витя.

— Кто-нибудь знает его? — спросил Виктор, оборачиваясь на остальных. Все молчали, пока Егор Палыч не произнес:

— На Дину нашу похож чем-то… Вроде как она, только мужеского роду.

— Я сфотографирую картинку, — достал телефон Миллер, но фотографию сделать не успел. В тот же момент, откуда ни возьмись, выскочил из кустов ньюфаундленд и, виляя хвостом, подлетел к компании.

— Уйди, Дружок! — крикнул было Палыч, да поздно: массивными лапами собака уже топталась по камню, сминая рисунок из пепла.

— Вот, шайтан! — разозлился Денис.

— Считайте, это был просто привет от вашей Дины, — пожал плечами Русланов, — в любом случае рисунок из пепла нас никуда дальше не ведет. Возвращаемся?

* * *

На подходе к деревне, Русланов сказал:

— Мне жаль покидать вас, ребята, но меня вызывают обратно, в город. Моя командировка закончилась.

— А как же поиски…? — растерялся Денис.

— Не знаю, — сказал Сергей, — я отрапортовал, что девушку видели свободной, без похитителей. И хотя она снова исчезла, начальству не объяснишь. Говорят, можно дело закрывать. Тем более, там у нас маньяк какой-то завелся, все на ушах. Вот и меня обратно вызывают.

Соболев окончательно поник духом:

— И что теперь делать?

— Ты не один остаешься, — сказал Миллер, — мы справимся сами.

Русланов похлопал Дениса по плечу и произнес с легкой долей иронии:

— Видишь, у тебя какая подмога?!

Виктор смолчал, борясь с накатывающим раздражением, а насмешник продолжил:

— Данные о похитителях мы передаем местным органам, но если что, звоните!

Прозрачная голубизна небес скрылась под темным дымом туч, навалившихся на горы.

— Сколько времени? — спросил Егор Палыч.

— Три, — посмотрел на часы Денис. — Вы куда-то торопитесь?

— Я должен быть дома к пяти, — сказал дед.

Небо разверзлось над головами, когда четверо мужчин подходили к крошечному рынку возле сельского центра, где под деревянным навесом в ряд сидели бабушки, выставив на ящиках деревенскую снедь. Колючий ливень в считанные секунды облепил прохожих мокрой тканью одежды, отхлестывая градом тяжелых капель, заливая глаза и уши.

Виктор не выдержал еще одной насмешки этого дня и взорвался:

— А-а-а! К че-е-ерту! — заорал он не своим голосом. — Прекрати!

Казалось, его криком старушек подбросило в воздух, и по земле потекли белые струйки молока, смешиваясь со скорлупой и желтками перебитых яиц. Но, будто повинуясь, водопад с небес стал реже, и за пару секунд дождь прекратился совсем. Сельчанки с испорченным товаром и спутники Миллера посмотрели на него испуганно. А Виктор, выплеснув гнев, успокоился.

Денис пробормотал:

— Ну, ты псих…, - и, взглянув на озадаченных торговок, в панике собирающих вещи, Соболев разразился смехом. — Во даешь! Ты чего, Вить?

— Сам не знаю, — пожал он плечами. — Достало все. Я иду спать.

Миллер стянул с себя насквозь вымокшую рубаху и, выжимая из нее литры дождевой воды, побрел в сторону гостиницы.

* * *

Проспавшись в номере, Виктор поднялся с кровати. Разбитый и помятый, он спустился вниз в поисках еды. Столовая пустовала. За спиной послышались шаги. Виктор обернулся и увидел невысокого мужчину, чинно спускающегося по лестнице. Незнакомец кивнул ему, как старому знакомому, и крикнул куда-то в холл:

— Андрюша! Ты где?

Все тот же администратор, который утром встречал гостя, показался в пятне света и поспешил к ним.

— Отужинаете со мной? — улыбнулся господин в серой кофте Миллеру. — Знаете ли, не люблю есть один.

Виктор обрадовался первому, проявившему к нему любезность человеку, и ответил:

— Да, конечно. Я, собственно, и пытался найти здесь что-нибудь съедобное.

— Андрюша. Накрой нам покушать на двоих скоренько, — велел незнакомец администратору, а постояльцу протянул руку. — Иван Сергеевич Берищагин. Можно просто Иван.

— Виктор Миллер, — пожал ее физик, — приятно познакомиться.

Они разместились за круглым столиком возле окна, пока администратор суетился за барной стойкой.

Виктор потер лоб, пытаясь отогнать неприятные ощущения, и спросил:

— Вы давно здесь, в Денебе?

— И да, и нет, — улыбнулся собеседник. — Бываю тут наездами. А вы только сегодня приехали?

— Да.

— Как вам гостиница?

— Нормально. А вам нравится?

— Мне да, — засмеялся Иван, — Она ведь моя.

— Да?

— А вы, молодой человек, какими судьбами к нам?

— Долгая история, — нахмурился Виктор.

— Наверняка без женщины не обошлось, — подмигнул собеседник.

Виктор промолчал.

— Что, если нам выпить по рюмашечке? — предложил Иван. — У вас, похоже, был трудный день.

— Наверное, не стоит…

— Ну-с, никто не предлагает вам надраться до неприличия, — развел руками обаятельный хозяин, — так, по глотку для снятия напряжения.

— Давайте, — кивнул Виктор.

— Андрюша! Неси нам водочки! Давай-ка, поторапливайся! — скомандовал шеф.

— Сейчас, сейчас, Иван Сергеич, — отозвался служащий, — уже несу.

— Может, лучше вина… — засомневался Виктор.

— Ну что вы! Водка — самый что ни на есть мужской напиток. Вино оставьте объекту ваших переживаний, а мы — по стопочке беленькой. Лучшее лекарство от проблем!

Виктор, усмехнувшись, согласился.

Андрей поспешно выставил перед ними заиндевевший хрустальный графинчик, соленые огурчики одинакового размера, со вкусом разложенную колбасу и прочую закуску. В углу уютно затрещал поленьями камин.

Иван Сергеевич заметил:

— Горы коварны. Днем жара, ночью — холод да сырость. Вам, небось, трудно с непривычки в нашем климате?

— Да уж, — ответил Миллер, принимаясь за салат. — Я — городской житель. Все эти кущи не по мне…

— Тогда у меня есть тост! — поднял рюмку собеседник. — За то, чтобы вы полюбили это место, как люблю его я!

— Сомневаюсь, — сказал Виктор и осушил одним глотком стопку.

— А вы не торопитесь. Горы не всякого принимают, а уж, приняв, заставляют полюбить навечно. Лучше гор могут быть только горы. Местные поговаривают о том, что у гор есть Хозяин. Его, мол, надо приветствовать и задабривать, если рассердится…, - сказал Иван и рассмеялся, — вот только не следует его к черту посылать…

— Вы видели…? — физику стало неловко.

— Занятно было. Порхающие бабушки…. Я смеялся от души, честное слово! Готовьтесь стать очередной местной легендой. О вас, молодой человек, теперь будут рассказывать пущие небылицы, но так мастерски, что вы и сами неделю спустя не поймете, было так или не было. Давайте за новую легенду нашего Денеба?

— Давайте.

Одна стопка стукнулась о другую, издав тонкий хрустальный звон. Виктор почувствовал, как по жилам потекло горячее расслабление, и признался:

— Я не часто путешествую, но ваш поселок — самое недружелюбное из всех мест, где я когда-либо был. Вы, пожалуй, — единственное исключение.

— На то есть причина.

— И вам она известна? — поднял бровь Миллер.

— Да здесь нет никакого секрета, — улыбался Иван, — как вы относитесь к гипнозу?

— Никак.

— А зря, интересная вещь, скажу я вам. А в умелых руках — хорошее оружие. Сколько у нас времени? Десять минут шестого. Так-так, — хозяин гостиницы потянулся к радиоприемнику на окне.

Он покрутил ручки. Из динамика полилась расслабляющая музыка и мужской голос: «… даю установку на здоровье. Три. Слушай внимательно, и ни одна болячка не пристанет к тебе. Четыре. Ты слышишь правду в моем голосе, твое тело слушается меня и становится здоровее, моложе. Пять. Слушай только себя… и меня. Ни один посторонний не испортит тебе жизнь. Все проблемы уходят. И вы становитесь новым человеком. Шесть. Итак, я расстаюсь с вами на сегодня. Завтра будет новый день. Он будет хорошим. Наш сеанс окончен…»

— Что за бред? — не понял Виктор.

— Кому бред, кому нет, — развел руками Иван. — Судя по всему — на моих односельчанах срабатывает безотказно. Особенно, если прослушать с начала и до конца этот профессиональный, до глупости действенный массовый гипноз, тем более что крутят его в нашем районе уже где-то с недельку. Эффект, как вы сами заметили, налицо!

— На вас не действует, — отметил Миллер.

— У меня прививка, — хихикнул собеседник.

— Но кому это надо?

— Это загадка номер два, — хитро подмигнул Иван и взялся за графинчик снова.

— Я пас, — накрыл ладонью рюмку Виктор, — мне нужна свежая голова.

— Да бросьте! — возразил собеседник. — Сейчас вечер, а от трех рюмок ничего не будет хорошему человеку. Вы, кстати, не попробовали селедочки. У меня такой посол — пальчики оближешь! Царский. Ну, давайте! К селедочке!

Виктор хотел отказаться, но ему было неудобно, и он выпил снова.

В столовую зашли туристки, хохоча обсуждающие недавний дождь. Пять симпатичных див с шумом уселись за другой столик. Одна из них с интересом взглянула на Миллера. Ее лицо показалось молодому человеку знакомым, но он не смог вспомнить, откуда, и вернулся к теме разговора:

— Так, говорите, оружие массового гипноза…?

— Несомненно.

Виктор кивнул, думая, что догадывается, чьи это могут быть проделки.

— Знаете, — пощелкал пальцами Иван, — мне за народ обидно. Любой мастер гипноза или НЛП проплачивает вот так радиостанциям и впаривает населению все, что хочет. Вам, к примеру, неприятно, что вас здесь встречают, как врага, а мне — то, что совершенно милые люди сами на себя не похожи. Вы понимаете, к чему я веду?

— Конечно. Это настоящий беспредел! Вы не пробовали с этим бороться?

— Бороться можно. Но…любое действие рождает противодействие, — сузил глаза хозяин гостиницы, — если подумать, потребуется писать заявление на саму станцию, в администрацию, может быть, даже в суд подавать, де, мол, массово используются противозаконные средства. Однако подумайте сами, сколько времени это займет, и достигну ли я результата, если народ влюблен в этого целителя Вольфа, который, на первый взгляд, всего лишь вещает об оздоровлении каждый день по пятнадцать минут. Вроде бы не преступление?

— Смотря как посмотреть, — поджал губы Виктор.

— Мне тут в голову пришло, что, может быть, есть какие-нибудь способы просто помешать трансляции именно этой передачи?

— Вы имеете в виду радиолокационные помехи?

— А вы, молодой человек, разбираетесь в этом?

— Кое-что в радиоволнах смыслю, — сказал Миллер. — В целом, современные устройства не только могут мешать другим сигналам, но даже умышленно искажать их.

— Ох, да мне повезло с собеседником! — расцвел Иван. — Вы — электронщик?

— Нет, я — физик.

— А представьте, если вы…, мы с вами соорудим что-нибудь эдакое, чтобы жителей поселка из анабиоза целебного вывести, а?

Виктор покачал головой и потянулся за следующей рюмкой:

— Я здесь не за этим…

— А вы подумайте хорошо, молодой человек! Знаете, как в сказках, за добро добром… Поможете рыбке из сети выбраться, а она потом золотое колечко из моря-океана достанет?

— А вы понимаете, что это противозаконно? — усмехнулся физик. — Мне еще проблем с ФСБ не хватало!

— Ну что вы! Это же пустяк! — откинулся на спинку стула Иван Сергеич. — Тем более, ФСБ уже уехало, когда еще нагрянет…

— Нет, — сказал Виктор, — увольте. Сколько я должен за ужин?

Хозяин гостиницы махнул рукой:

— Оставьте! Я угощаю.

— И все же?

— Нет-нет.

— Благодарю вас, — Виктор встал из-за стола и покачнулся, — пойду, подышу свежим воздухом.

Миллер вышел на мощеную дорожку, еще влажную после дневного разгула стихии. Деревня жила своей жизнью за оградой гостиницы. Молодежь подтягивалась к одноэтажному зданию, откуда слышались звуки прошлогодних хитов. Какая-то хозяйка в резиновых сапогах хворостиной гнала перед собой подгулявшую корову. Мальчишки остервенело лупили по мячу на небольшом стадионе. Где-то совсем рядом шумно катила воды река. В окружении огненно-рыжих облаков пламенело над убегающим вдаль ущельем солнце.

Кто-то коснулся плеча молодого человека.

— Привет, Витя!

Вздрогнув от неожиданности, он обернулся. Рядом стояла молодая женщина, лицо которой показалось физику знакомым еще в гостинице.

— Привет, — ответил он, пытаясь выудить из памяти ее имя.

— Не помнишь…, - она скорчила разочарованную мину и подсказала. — Таня Мальцева. Мы с тобой учились в одном классе.

— А! — блеснуло воспоминание в его глазах. — Таня? Да. Ты сидела на первой парте.

— Слава Богу, Миллер, — засмеялась она, — я сама-то тебя узнала с трудом. Подумать только! Из нескладного мальчишки с одуванчиком на голове ты превратился в такого интересного мужчину…

— Спасибо, — он смутился. — Ты тоже прекрасно выглядишь.

Татьяна и впрямь была хороша: загорелая, стройная, ухоженная. В школьную пору она выбирала, кто из мальчишек понесет ей домой портфель, относясь к зубриле-отличнику не лучше, чем рублевская красотка к метущему улицы таджику. Тем удивительнее Виктору показалось, что она сама с ним заговорила, а еще необычнее был ее кокетливый, оценивающий взгляд.

— Слушай, Витька, я никогда не замечала, какие у тебя глаза красивые! — игриво воскликнула Таня. — Зачем ты прятал их под теми ужасными очками?

Миллер не нашелся, что сказать, но приосанился и покраснел.

— Обалдеть, что время с людьми делает! — продолжила она. — А мы с девчонками приехали отдохнуть сюда для разнообразия. А то все Турция, Европа, острова всякие… А ты тоже здесь развлекаешься?

Она придвинулась ближе. Виктора окутало облаком дурманящего парфюма.

— Нет, — ответил он, уткнувшись глазами в две вызывающе налитые выпуклости под тонкой майкой.

— Ну, разговорчивее ты не стал… — залилась смехом она.

— Да, прости, — сказал физик. — Ты сейчас чем занимаешься? Как живешь?

Его не покидало ощущение, что, несмотря на всю ухоженность, она была притягательно грязной.

— Прекрасно! У меня свой бизнес, от мужа достался. А ты женат?

— Нет пока.

— Ну и правильно, — ее губы легко складывались в манящую улыбку. — Я слышала, ты делаешь успехи в науке.

— Всего лишь кандидат… Гм, — внезапно охрип он, — просто преподаю в университете.

— Никогда не думала, что скромность украшает мужчину, но тебя она уж точно не портит, — Татьяна провела бархатным пальчиком по его коже, оставляя дорожку приятной дрожи от кисти до локтя. — Может, прогуляемся?

По телу Виктора пробежала горячая волна, но он отстранился:

— Извини, не могу. Дела…

— Что ж, — лукаво сощурилась бывшая одноклассница, — дела так дела. Я в десятом номере, заходи на огонек.

— Хорошо, спасибо, — ответил он и нетвердой походкой поспешил к выходу из гостиницы.

Его ноздри раздувались, втягивая охлаждающий распаленную плоть воздух. Водка и встреча затуманили голову. Поднимаясь по извилистой дороге в гору, Виктор убегал от соблазнов. Наконец, он присел на большой камень над развилкой дорог.

Перед Миллером постепенно тонула в вечерней тьме деревня. Зажигались огоньки, просыпались ночные звуки. А разум точили мысли: «Слаб ты, братец! Ох, как слаб! Живешь ведь в кредит, Виктор Александрович: и жизнь, и любовь тебе дали авансом. Эти дары еще заслужить надо. Не пусти на ветер то, что тебе дано… Ты никогда себе не простишь».

Деревья рядом шевелились, как живые, и что-то величественное, неуловимое царило вокруг. Долго рассматривая сумеречные пятна гор, он почувствовал, что Дина жива, и она где-то там. Виктор прокашлялся и тихо, чтобы никто не услышал, произнес в сторону темных вершин: «Хозяин Гор?! Гм… Если ты есть… Извини, больше не буду посылать тебя к черту… Слушай, сохрани Дину от всех бед и мерзавцев. Пожалуйста. И помоги мне отыскать ее, ладно?»

 

Глава XXI. Пан или пропал?

Денис заглянул в номер Миллера ближе к полуночи:

— Ты где шлялся? Я раз двадцать к тебе заходил… и мобильный твой не ловит.

— Я? Да так. Надо было побродить, подумать, — сказал Виктор.

— Надумал чего?

— Поеду завтра к священнику. Судя по всему, он — последний, с кем здесь разговаривала Дина.

— Мы уже были у него. Этот отец Николай бубнит только о тайне исповеди. Мы, мол, не можем ни с юридической точки зрения, ни с моральной расспрашивать о том, что она говорила.

— Я все-таки попробую.

— Давай. Может, и правда выудишь что-нибудь…

— Ты со мной?

— Завтра не смогу, — Денис прислонился к стене, — если только во второй половине дня. Мне надо в город — обсудить с партнером кое-какие вопросы. Кстати, он — шишка большая. Депутат местный. У него везде связи — в милиции, в силовых структурах, пригодятся нам с тобой, если что.

— Хорошо, — кивнул Виктор, — это действительно может оказаться полезным. Звони тогда.

— Окей. Слушай, а ты что — всегда эту штуку на ухе носишь? — спросил Соболев, ткнув пальцем в прибор-гарнитуру.

— Да. Как говорят китайцы: «Если тебе хоть раз в жизни понадобится меч, лучше его всю жизнь за спиной носить».

— Ясно. Тогда спокойной ночи!

— Денис! — окликнул Миллер выходящего друга. — У тебя есть очки от солнца? Попроще какие-нибудь?

— Есть, а тебе зачем?

— Одолжи мне, а?

— Не вопрос. Чего вдруг?

— Чтобы кто ни попадя в глаза не заглядывал, — уклончиво ответил физик.

— А! Ну-ну.

* * *

День разгорался яркими солнечными лучами. Виктор аккуратно вел машину, объезжая лужи и валуны. Его мысли были заняты воспоминанием о беседе со священнослужителем.

«Ничего не могу вам сказать, — ответил на его просьбу плотный батюшка. — Да, эта девушка приходила на исповедь. Но даже не спрашивайте, в чем она каялась…

— Я знаю, в чем — в убийстве, — произнес Миллер, пытаясь уловить реакцию в мимике собеседника, — но она никого не убивала.

Бородач с лицом математика отложил в сторону Святое писание. В спокойном взгляде мелькнула жалость:

— Вы — родственник?

— Муж, — солгал Виктор.

— Я буду молиться о ней и о вас. Надеюсь, она найдется. Тогда поговорите со специалистом.

— С каким? — не понял Миллер.

— С психотерапевтом. Благослови вас Господь!»

Больше ничего Виктору узнать не удалось, как он ни старался.

Звонок телефона вырвал его из пелены задумчивости.

— Витька! — услышал он голос Соболева. — Да ты — проказник! А с виду и не подумаешь никогда! Сколько чертей в твоем омуте…

— В каком смысле?

— Ты что натворил, деятель? Тут по городу висят фотороботы, и только слепой на них не узнает твою физиономию… Ну?! Чего ты молчишь?

Виктор притормозил и взял трубку в другую руку:

— Мм… пришлось от толпы защищаться. Думаю, меня просто убили бы там. Их было человек тридцать.

— Ясно, и что ты сделал?

— Искусственной молнией по их главарю ударил. И уехал.

— Эх ты, Силач-Бамбула… Я тут читаю под фотороботом: «Будьте осторожны — преступник вооружен неизвестной формой оружия». Ого! Да за тебя еще и вознаграждение полагается! Блин, Миллер! Сдам тебя и разбогатею.

— Много предлагают?

— Мне хватит, — хихикнул Соболев, — ты, видимо, не простого кавказца шарахнул, а какого-то крутого! Не зря ты у меня очки попросил. Я бы тебе еще посоветовал кепку пониже натянуть и уйти в горы — наверняка найдется достаточно желающих получить за твою лысую голову десять тысяч долларов.

— Так много? — охнул Виктор. — Вот черт!

— То-то и оно. Даже странно… Может, ты убил его?

— Не знаю, — неуверенно ответил физик, — вроде не должен был…

— Будь осторожен, — стал серьезным Денис, — чтобы Дуське не пришлось передачки тебе в тюрьму носить. Или, не дай Бог, у них тут кровная месть. Посиди пока в гостинице, не высовывайся, ладно?

— Хорошо.

— Я к вечеру вернусь. Бывай.

— Пока.

Виктор резко тронулся с места, и колеса выплюнули в стороны рыжую придорожную грязь. Дорога петляла то вверх, то вниз. Когда он выехал к склону, ведущему к деревне, кто-то бросился наперерез. Завизжали тормоза, и, покрывшись испариной, Миллер остановил автомобиль в полуметре перед девочкой лет шестнадцати.

— Помогите! Помогите! — кричала она, заливаясь слезами.

Он выскочил из автомобиля:

— Что случилось?!

— Моя мама…, - плакала девочка, показывая руками куда-то в кювет. Там, подмяв под себя кусты, лежала опрокинутая на бок машина скорой помощи. Испуганный водитель и врач в белом халате, забрызганном чем-то масляным, осторожно доставали носилки.

Видимо, первая выбравшаяся из скорой, девочка дергала Виктора за рукав, причитая:

— Она умрет, если ее сейчас же в больницу не доставить! Это моя мама. Моя мама.

Виктор поспешил на помощь, подхватив носилки. Ему в глаза бросилось почти синее лицо женщины над простыней, а другим, непонятным ему самому зрением он заметил буро-красную дымку, окружающую тело, и темные, почти черные пятна над животом и ногами.

— Слава Богу! Мы и не знали, что делать! — воскликнула седая врач. — Молодой человек! Мы сами не справимся! Нам бы поскорее. Ее еще спасти можно! Прошу — отвезите нас в город!

— В город… — растерянно повторил физик, но хватило одного взгляда на рыдающую девочку и ее несчастную мать, и самосохранение показалось не главным, он кивнул:

— Да, конечно. Сейчас разверну машину.

Когда травмированная женщина лежала на заднем сидении Нивы, а ее дочка и врач разместились кто как, Миллер сказал горе-водителю:

— Извините, уважаемый! Но мне очень нужна ваша кепка, — и снял синюю бейсболку с головы всклокоченного мужичка в старом свитере. — Я верну. Потом. Спасибо!

Не теряя драгоценных секунд, Виктор сел за руль и тронулся с места. В зеркале заднего вида отразился озадаченный водитель скорой. Он потянулся было за изъятой бейсболкой, но потом махнул рукой.

* * *

Миллер гнал через перевал, поглядывая в зеркало на замершую в томительном ожидании девочку. Иногда их взгляды встречались в отражении. В зеленых глазах подростка, блестевших невысохшими слезами, Виктор видел ужас и отчаяние. Детский страх потерять мать наэлектризовал весь салон автомобиля, перевесив колючие опасения физика о том, чем встретит чужака ополчившийся город. «Будь что будет, может все не так страшно», — повторял себе он, вцепившись руками в прорезиненный руль.

— Я виновата. Это я виновата, — пробормотала девочка.

Пожилая врач обернулась к ней:

— Ну что ты, Настенька! При чем тут ты? Она просто упала неудачно. Не ты же ее с чердака толкала…

— Да, но она рассердилась на меня, — засопела девочка, — я ее не послушала… Она кричала-кричала и оступилась… Что теперь будет?!

— Успокойся, Настюш. Врачи у нас хорошие! На ноги поставят!

— Сейчас медицина чудеса делает, — подал голос Виктор, — меня недавно с того света вытащили.

— Правда?! — с надеждой спросила Настя.

— Конечно, — сказал Виктор. — Все будет хорошо с твоей мамой! Не плачь!

Девочка с доктором продолжали переговариваться вполголоса, а Миллер в разговор больше не вступал, внимательно следя за местами влажной после вчерашнего ливня дорогой.

Когда впереди показались строения, Виктор попросил:

— Вы, пожалуйста, направляйте меня — я не знаю, куда ехать.

— Да, конечно! — ответила врач. — Мы сейчас выедем на асфальт, потом первый поворот направо и там прямо, никуда не сворачивая. Вы увидите больницу — большое белое здание за рынком.

— Хорошо.

— Я буду подсказывать, — сказала женщина и добавила с искренней благодарностью. — Что бы мы без вас делали?! Вы нас просто спасли! И Раису, надеюсь, тоже!

— Спасибо вам, — тихим эхом отозвалась сзади девочка.

Миллер только вздохнул.

Когда машина вынырнула с бугристой дороги на гладкий асфальт, Виктор одной рукой надел очки, и, натянув бейсболку на самый лоб, сбавил скорость. Врач непонимающе посмотрела на него, но ничего не сказала. Увидев сотрудника ГИБДД, физик втянул голову в плечи, пытаясь дышать ровно и не смотреть на постового. Пронесло.

Молодой человек отгонял от себя ощущение опасности, струящееся вместе с весенними запахами в приоткрытое окно. Женщина на пассажирском сиденье заметила, что черты их случайного водителя заострились от напряжения, а на скулах заиграли желваки.

— А вот уже и базар впереди, видите? — сама не замечая того, сказала она успокаивающим тоном через пару минут. — А там сразу и больница. Во-он беленькая такая.

— Хорошо, — ответил Миллер.

Нива влетела на бетонный подъезд для машин скорой помощи, и докторша бросилась в приемное отделение. Не прошло и пары минут, как ее грузная фигура вновь показалась в дверях, таща за собой каталку:

— Дурдом какой-то. Все заняты. Сами отвезем. Я здесь работаю. Ну?! Давайте! Помогите же мне! — прикрикнула она на замешкавшегося Виктора и скомандовала растерянной девочке: — Настя! Не мельтеши! Сумки понесешь! Документы материны в приемную, и сама сядешь, продиктуешь все, как спросят!

Внутри, за железной дверью толпились люди: кто-то гортанно ругался, кто-то стонал и охал. По затоптанным полам меж пострадавших и родственников метались медики.

Виктор усиленно прятал лицо под кепкой. Его плечи еще больше ссутулились, когда, скользнув взглядом по стене, он наткнулся на грубо распечатанный собственный фоторобот. К счастью, никому до него не было дела. Они лишь на минуту остановились возле одной из множества дверей. Мужчина в халате мельком осмотрел синелицую больную, не подающую признаков жизни, и кивнул:

— Да, Ольга Ивановна. Худо дело. Соседку вашу в реанимацию. Дочка где?

— К сестре оформляться отправила.

— Ладно. Не задерживайтесь!

Миллер, глядя себе под ноги, толкал грохочущую каталку по кафельным лабиринтам вслед за пожилой женщиной, мчащейся бодрой ланью. Перед стеклянной дверью с надписью «Реанимация» стоял скучающий охранник.

— Куда? — спросил он от нечего делать.

— Петрович! Это со мной, — на ходу пояснила врач, — у меня спина болит везти такую тяжесть. Вот парень, спасибо, помогает.

— А-а, — протянул тот, придерживая дверь.

Наконец, они передали больную хирургам, и утомленная пробежкой женщина пожала холодную ладонь Миллера: «Спасибо вам, добрая душа! Погодите, не уходите. Мы вас отблагодарим!» Физик покачал головой и направился к выходу. Он прошел большую часть коридора, когда заметил, как охранник посмотрел на него, потом куда-то на стену, потом снова на Виктора и принялся отчаянно жестикулировать кому-то.

Миллер юркнул в первую открытую дверь. Узкий предбанник вел в палату с одиноко возвышающейся кроватью, на которой спал мужчина, подключенный к аппаратам. Физик прокрался в угол комнаты, пытаясь незаметно подобраться к окну. Приближающийся шум шагов заставил его прижаться к стене и надавить на кнопку-«невидимку». Охранник с парой помощников шумно ворвались в помещение и обшарили каждый угол, заглянув в шкаф и под кровать. В дверях показалась медсестра:

— Что случилось?

— Сюда этот парень зашел, который в розыске, — пробормотал охранник. — Готов поклясться…

— Нету здесь никого, — сказала женщина в халате, — разве не видно? Выходите. Натоптали мне в реанимационной палате!

Осмотрев все еще раз, мужчины вышли под строгим взглядом сестры. Миллер услышал отголоски их разговора: «… да точно он! Надо сообщить всем» — «В милицию звони!». Физик осторожно придвинулся к окну, но выскочить не успел. В палату зашли две кавказские женщины, одетые в длинные черные платья и платки. Они молча сели на стулья для посетителей, с траурным видом глядя на почему-то не просыпающегося больного. Сливаясь с холодным бетоном, Миллер всмотрелся в горбоносое, поросшее щетиной лицо и с дрожью в спине узнал нападавшего на него Борца.

Наконец, женщина помоложе заговорила, обращаясь к лежащему:

— Мурад, дорогой, вот мы пришли к тебе, а ты никак в себя не придешь. Ну что же ты? Врач говорит, что ты молодой, здоровый, а ты все в коме. Но ты скоро поправишься. Только очнись. Да будь проклят тот, кто с тобой это сделал!

Изощренные проклятия подхватила старуха, потом сказала:

— Ты приходи в себя! Все соседи говорят, какой ты молодец. Желают, чтобы ты поправился. А то нашего Асланчика эти русские в Москве изувечили… Мальчик просто учиться поехал, а они его прутьями… Вот теперь и ты в больнице лежишь. У нас в селе уже свадьбы не празднуют, одно несчастье за другим. Да сколько можно! Наших парней то убьют, то искалечат… Да поможет нам Аллах!

Никем не замеченный Виктор стоял, пригвожденный к больничной стене причитаниями женщин.

Старуха всхлипнула и похлопала по красному одеялу на кровати:

— Правильно ты все сделал, Мурад! Надо было отомстить этому заезжему русскому! Что же, только они наших бить могут?… Но ты скоро поправишься, ты — сильный! На тебя вся семья надеется! И ты им покажешь!

Борец не реагировал на увещевания посетительниц. Он лежал, не шевелясь, пока они не ушли, тихо шурша юбками и плотно закрыв за собой дверь.

Виктор отделился от стены, разминая затекшие члены. Воспоминание о нелепом нападении повисло тупой тяжестью в висках. Совесть зашептала физику на ухо, что надо было по-другому. Насилие порождает насилие. Агрессия агрессию. И это должен кто-то остановить. Кто-то интеллигентнее, старше…Стоп, — остановил себя Виктор, — стоп. Ты возомнил себя лучше. С чего бы? Другой — не значит хуже…

Виктор приблизился к недвижимому «противнику». Отжав кнопку гарнитуры, он наклонился над кавказцем.

— Прости, Мурад! Ни ты не прав, ни я! Я знаю, тебе кажется, что все русские одинаковы, но не это так!

Внезапно Борец медленно открыл глаза и уставился на Миллера.

Виктор постарался улыбнуться:

— Вот ты и очнулся! Слава Богу! Прости, Мурад. Я, правда, не хотел! Мы все — только люди!

— Ты?! — выдавил из пересохших губ кавказец.

— Я благодарен тебе — ты не дал мне совершить ошибку! Я не уехал!

— Эй! Сюда! Кто-нибудь! — сипло позвал горец, пытаясь схватить за руку странного незнакомца, но Виктор отошел и через секунду растворился в воздухе. Парень озирался, ничего не понимая. Его тихий голос прорвался в истошный крик: «Помогите!» Борец услышал скрип распахивающегося окна и вслед за словами «Выздоравливай, Мурад!» шум спрыгнувшего на землю человека.

Дверь в палату распахнулась, и в помещение ввалились медработники и пациенты:

— Что?! Что случилось?

— О-о-он! Который с молниями! Хватайте его! Хватайте! Уйдет! — кричал очнувшийся от комы больной, вытаращив глаза.

 

Глава XXII. В традициях древних мистерий

Время проносилось мимо вросшего в землю каменного жилища, скрытого в ладонях гор. Дни обучения с Анной сменяли одинокие ночи. Каждый раз, когда Дина пыталась понять, в какую сторону уходит эта странная женщина, что-то отвлекало ее: то мошка садилась на нос, то ветер закрывал глаза прядями волос, и громадная наставница исчезала из виду. На вопросы, куда она уходит, Анна не отвечала.

С течением дней красивое, ужасное лицо Сета казалось все дальше, а в душе становилось все спокойнее. Сердце Дины теперь не выскакивало от внезапных ночных уханий и шепота леса или оттого, что ветер вдруг приподнимал сильными бесплотными руками брезентовое полотно, занавешивающее вход. Девушке уже не было страшно засыпать, тем более что ночами она видела ласковые сны о любимом. Она мечтала о Викторе, молясь, чтобы ничего плохого с ним не случилось. Витя далеко. Пока он где-то там, она станет сильной, — убеждала себя Дина, — найдется выход, и Сет не сможет никому навредить.

«Мое место», — улыбалась девушка, украшая трещины в стенах только что сорванными цветами. Научившись с легкостью разжигать очаг, Дина встречала наставницу утренним чаем.

— Какой запах! — послышался трубный голос.

Девушка обернулась и радостно поприветствовала свою Медведицу:

— Я новых травок к чаю собрала. Для вас.

— Спасибо!

Дина разлила по блестящим кружкам ароматную жидкость и открыла похожую на горшочек баночку янтарного меда. Утро запускало нежные лучики в щели и просветы, заигрывая с каштановыми волосами молодой хозяйки, которая и выглядела, и чувствовала себя девочкой рядом с большой и умудренной гостьей.

После легкой трапезы они вышли наружу, и Дина, наконец, решилась задать вопрос, мучающий ее все это время:

— Я все время думаю о том, что вы мне сказали — о рождении ребенка, — от волнения ее затрясла мелкая дрожь, — ведь я знаю, что физически для меня это невозможно! Мне даже операцию врачи отказались делать, сказав, что бесполезно… И я все жду, когда же вы расскажете, какое чудо случится?

— Нетерпение сердца…, - прищурилась Анна. — Узнаешь. Скоро. Сама. На некоторые вопросы нельзя давать ответа. Знаешь, что буддисты называли учение Будды «пальцем, указывающим на Луну»? Палец — это не Луна. Как только зациклишься на пальце, никогда Луну не увидишь. Давай-ка лучше позанимаемся. Присядь сюда, в тень.

Девушка послушно села, поджав под себя ноги, а Медведица сказала:

— Ты — человек, а, значит, ты — творец. В каждом человеке есть Божественная сила творчества. И в это надо верить. Ты все сможешь сделать сама. Сможешь сотворить свое собственное чудо, когда наступит время. А теперь закрой глаза, расслабься. Все твои мысли уходят, наступает спокойствие.

Выдержав паузу, наставница продолжила:

— Ты — дитя Божественного Отца и Матери Земли. Почувствуй любовь, идущую снизу, от Земли. Почувствуй теплую, горячую материнскую любовь. Она врывается откуда-то снизу и течет вверх по позвоночнику. Ей нет начала. Ей нет конца…

Дина увидела внутренним взором, как в тело вошел мерцающий красноватый луч, разгорающийся пламенем. Ощущение жара увеличивалось, подчиняясь Анне, и напряженный огненный поток устремился вверх, к небу. Девушки задышала глубоко и звучно, и ей самой почудилось, что вот-вот из ноздрей, полуоткрытых губ начнет вырываться розовый пар.

Голос вел дальше:

— Теперь почувствуй любовь Небесного Отца. Она спускается к тебе сверху и несет свет, спокойствие и понимание. Ясная, чистая она наполняет тебя, и струится сквозь — к Земле.

Слова из уст Медведицы были живыми и тотчас превращались в ощущения и образы. Через макушку Дины тонкой струйкой ворвалась голубая, как утреннее небо, энергия, затем хлынувшая бурным, прохладным водопадом. Пронизывая каждую клеточку, она уносилась вниз, в Землю.

— А теперь почувствуй их вместе: Любовь Матери-Земли и Любовь Небесного Отца! — вновь послышался голос Анны.

В теле девушки встретились и разлетелись два вихря: горячий и холодный, переполняя любовью, эмоциями, силой и вдохновением. Ученице казалось, что она зависла где-то между небом и землей, пульсируя, как бусина на ниточке, в двух фонтанирующих потоках. Из мистики ощущений ее выдернули далекие слова наставницы:

— Пора возвращаться!

Дина открыла веки, и Анна сказала:

— Ты становишься сильной.

Ученица склонила голову:

— Спасибо! Теперь, когда вы говорите о чудесах, мне правда начинает казаться, что у меня может получиться…

— Это зависит только от тебя.

— И от вас тоже, — улыбалась девушка, — если бы не вы, я не узнала бы столько прекрасных вещей!

— Девочка, ты всегда слишком зависишь от учений других, — ответила Анна, — а себя слушать не умеешь. Ведь ты читала не раз, что в каждой точке Вселенной есть все: и знание, и покой, и сила. Есть созидание и разрушение. И в тебе тоже. Достаточно с тебя наставлений. Пора прислушаться к себе!

Анна неспешно встала и расправила длинные полы накидки.

— Вы оставляете меня? — встревожилась Дина. — Но ведь вы вернетесь?

— Вернусь. Когда будет нужно, — встала Анна. — Учись слушать себя.

— А вдруг я не смогу?

— Гм…, не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть. Лучше подумай, каким было твое лицо до рождения твоих родителей. До свидания.

И фигура в синем облаке одежды направилась прочь от недоумевающей ученицы.

Весь остаток дня и одинокий вечер Дина промаялась. Хотелось заняться чем-то полезным, но ни дел, ни работы здесь не было. Внезапный уход Медведицы нагнал гурьбу назойливых размышлений. Художница вспомнила, как дома в минуты одиночества ее спасал бормочущий что-то телевизор, такие же одинокие собеседники в интернет-форумах или хорошая книга. Здесь даже радио не было. Тишина, к которой она почти привыкла, стала вдруг изнуряющей, заставив томиться и в следующий жаркий день. От скуки Дина бросалась камешками в пропасть, свесив ноги с края скалы. Девушка вспомнила все упражнения, которые когда-либо знала, обошла местность «пониженной важности» вдоль и поперек, передумав о хорошем и плохом. Она усердно медитировала и повторяла все, чему научила ее Анна, но день длился бесконечно долго, а за ним вечер и почти бессонная ночь. Время от времени ее терзали мысли, что она осталась в ловушке, созданной собственными иллюзиями и страхами. Ее то тянуло вернуться вниз, к людям, — убежать, зажмурившись, к обыденности, то она успокаивалась, присматриваясь к тихому порядку вокруг, где природа жила по своим законам.

На вторые сутки безмолвия к ней стали приходить воспоминания о давно затерявшихся в памяти событиях, о каких-то мелочах и о том, что забылось специально. Чувство голода обострилось — Дине хотелось едой забить эту непривычную пустоту, невыносимую праздность. Под конец она объелась, и тяжелый желудок, набитый чем попало, долго не давал ей уснуть. А так хотелось закрыть глаза и забыться, оказавшись в каком-нибудь другом мире хотя бы на ночь.

Третьи сутки прошли сами собой. Жажда никому не нужной деятельности отпустила ее, и она прислушивалась к собственному телу — такому привычному и совершенно неизвестному ей живому организму. Дина смотрела на пальцы, руки, ноги, на отражение в зеркальной глади озера, и, казалось, они пересказывали ей ее же историю. Теплые волны, прохладные точки, покалывания — все это было похоже на разговор между ними. «Напоминает сложный органический компьютер…, а ведь он создан кем-то Высшим» — размышляла Дина отстраненно, чтобы потом снова погрузиться, забыв, есть ли разница между ее Я и этим теплым женским телом.

И вдруг ей захотелось поэкспериментировать, вспомнив когда-то где-то прочитанную технику. Она села в тень дуба и погрузилась в необычную медитацию. Сознание Дины маленьким плазменным шариком, словно на лифте опустилось из головы в живот. С удивлением она ощутила себя внутри собственного чрева. Там было темно, горячо, влажно. Действуя по наитию, она осветила все внутренним светом. Перед ней на розово-красной поверхности уродливо вырисовывались рубцы. Она начала кропотливо переделывать все по-новому, растапливая шрамы огненным шариком, мысленно заменяя грубые следы прошлых недугов здоровой молодой плотью.

Закончив одно дело, сознание понеслось к тонким каналам, вход в которые был затянут чужеродной, сероватой пленкой, похожей на отвердевшую слизь. Ее неприглядные комья, переплетающиеся паутиной, не пропускали дальше, и тогда Дина огненным шаром, как магическим оружием, принялась уничтожать эти чуждые здоровому телу порождения. Они плавились и исчезали, постепенно, по миллиметру освобождая стенки каналов, покрытые нежными, ласковыми ворсинками. Так, шаг за шагом дорога к выходам, украшенным розовой бахромой, оказалась свободной. За ними подобно отдельным планетам ее личного микрокосма распустившимися пионами сияли яичники.

Дина вспомнила о сказках, где целили мертвой водой, а затем живой, и ей представилось, как еще разгоряченные после работы ткани она охлаждает голубым прохладным потоком, закрепляя то, что исправлено.

«Все» — решила она, и золотая горошина сознания вернулась наверх, к голове. Когда девушка открыла глаза, солнце уже склонилось к западу.

Стемнело быстро. Дина вытащила спальный мешок наружу, и, закинув руки за голову, счастливо наблюдала мерцающие пятнышки звезд, разлетающиеся по темно-синему, почти черному небу. Их было много, словно кто-то рассыпал сверкающий серебристый бисер, да так и оставил на всю ночь это волшебство. Незаметно ночное небо сменили такие же яркие сны.

На четвертое утро из еды не осталось ничего, кроме баночки меда и пакетика орехов, которые завалились за рюкзак. Но Дина не стала паниковать, посвятив большую часть дня медитациям и упражнениям. Девушке не резало более слух молчание гор, ведь они разговаривали с ней по-своему.

Вечер голодного пятого дня, наполненного откровениями, оказался поистине волшебным. Умело контролируя дыхание, Дина вошла в воду, чернильная гладь которой сверкала утонувшими звездами, как продолжение неба. Ледяные прикосновения озера стали привычными, и Дина пустилась вплавь, рассекая темную рябь. В воде вновь благостное ощущение спокойствия разлилось по обнаженному телу. Доплыв до середины, она опрокинулась на спину. Уши погрузились в воду, прислушиваясь к подводной жизни камней. Она смотрела вверх, чувствуя себя песчинкой в необъятной Вселенной, точкой, зависшей в космосе без начала и конца. Ее сердце билось в такт мерцанию далеких звезд, крупных, как наполненные, готовые сорваться вниз с глубокого черного купола серебристые капли. Вода, живущая в ее клетках, была готова соединиться с самим естеством озера, раствориться в нем до последнего атома. Мантра «Вам», зазвучавшая из какого-то дальнего уголка в голове, наполняла женское тело энергией. Внутри округлого живота женщины распускалось ощущение наполненности, словно пробился сквозь преграду волшебный источник, излившийся святой водой во все органы. Лежа на водной глади, Дина прикрыла ресницы, и ей привиделось, что у основания тела заплясали над поверхностью сияющие прозрачные лепестки неонового цветка. В прохладной свежести озера этот мерцающий свет согревал, даже обжигал, словно пламя свечи, поднесенной близко к коже. Отдавшись ощущениям, Дина отпустила внутренний контроль и плотно закрыла глаза. Вскоре ей стало казаться, что она парит в воде. Когда ветерок стал щекотать не только грудь, плечи, но и спину, девушка, открыв веки, поняла, что она вновь, как когда-то, «нырнула в воздух».

«О, Боже! — пронзила мысль. — Но ведь у меня нет артефактов!» Наваждение левитации не прекращалось. Дина решила подняться выше, и ее тело послушно вознеслось над поверхностью озера, не меняя горизонтального положения. «Ах, какая радость!» — засмеялась девушка, подлетая все выше. Теперь она повернулась лицом к воде, глядя на свое отражение. В восхищении бескрылая белая женщина-птица парила, играя положением в воздухе, невесомая, как мотылек, и только эхо близких склонов отвечало ее восторгу повторением колокольчикового смеха.

* * *

Закутавшись в теплый плед, Дина наблюдала за танцем язычков огня в очаге, кружащихся над хворостом. И вдруг на пороге показалась Анна. Ученица радостно поднялась ей навстречу:

— Я думала, вы сегодня не придете…

— Здравствуй, девочка!

— Здравствуйте!

— Я вижу, уроки одиночества пошли тебе на пользу.

— Я так счастлива, — улыбалась Дина, — я столько открыла для себя! И столько всего вспомнилось! Я вспомнила маму… Представляете, я до пяти лет лечила руками! И забыла…

— И это тоже твой дар, — Анна подошла к девушке. Внимательные серые глаза посмотрели в упор:

— Ты преуспела даже больше, чем я ожидала. Теперь я должна спросить тебя, не изменились ли твои намерения?

— Нет, что вы?! — изумилась Дина.

— Тебя ждет трудное испытание. Выдержишь его — слава тебе! Не выдержишь — все придется начать сначала. Возможно, в новой жизни.

Девушка выпрямилась:

— Я готова. Я ничего не боюсь.

— Что ж, — склонила голову наставница, — выпей. И больше ни слова.

Дина взяла в руки протянутый сосуд и выпила густую, странную на вкус жидкость.

Анна поманила девушку за собой.

Окутанный покрывалом ночи кизиловый лес спал. Выйдя за его пределы, женщины пересекли поляну, на которую из-за частокола деревьев бывало смотрела Дина. Удивляясь, девушка следовала за темным силуэтом, пока они не остановились перед похожим на пирамиду мегалитом. Круглый вход в него освещала полная луна. Из широких складок наставница извлекла маленькую склянку и протянула Дине. Вязкая горечь сцепила зубы. Анна сказала: «Иди».

Чтобы попасть в недра дольмена, нужно было согнуться пополам. Девушка решительно сделала шаг в непроглядную пасть лаза. Он сужался, и ученице пришлось пробираться ползком, пока она не очутилась в крохотной комнатке, освещенной лишь струящимся извне лунным светом. Ощупав стены, Дина села на колени. Послышался скрежет камня, и свет исчез.

Дине захотелось вернуться обратно, но внезапная боль пронзила так, что девушка согнулась и упала на каменный пол. Подняться не удалось — приступ повторился, и девушка смогла лишь подтянуть ноги к животу. Дина замерла. Боль то просыпалась, острыми когтями царапая изнутри, то падала камнем в самое основание тела, перебивая дыхание. На несколько мгновений все стихало, но потом что-то внезапно раздувало, разворачивало внутренности, суставы, позвоночник, и живот натягивался, как тугой барабан, готовый лопнуть. Мука повторялась снова и снова, бесконечно долго в тесном каменном склепе, где едва хватало воздуха, чтобы дышать. «Я умираю, умираю…», — думала девушка, чувствуя, что не в силах бороться с неведомой силой, раздирающей ее, режущей наживую.

Она открыла глаза, пытаясь вспомнить, где выход, но кромешная тьма поглощала все вокруг, и если бы не холодная твердь камня под спиной, ей бы казалось, что она висит посреди небытия, извивающаяся от боли живая точка.

Беспросветная вечность молчала — никому не было дела до стонов, переходящих в крики невыносимого страдания, набивающих уши звуком и гаснущих мгновенно. Потеряв счет времени, оторванная от реальности девушка лежала ничком, уже не понимая, открыты ее глаза или закрыты, дышит она или нет, умерла она или жива. Боль ушла или стала привычной. Ушло ощущение тела. Она пропиталась мраком.

Спустя бесконечность в черноте вдруг появились пятна мягкого мерцающего света. Спокойный, нежный, он рождался из темноты и поглощал ее. Свет постепенно распространялся вокруг Дины, а затем начал вливаться в нее, проникая в глаза, нос, уши, поры, пока женское тело не наполнилось им и не стало само светом. Сознание плавало, погружаясь и всплывая крошечным пузырьком в безбрежном пространстве, не имеющем ни начала, ни конца. Когда она отделилась вновь от океана света, послышались звуки. Всполохи света обратились в образы, говорящие с ней, любящие, родные, непередаваемые. Все было ясность, знание, любовь. А потом — волшебный полет сквозь время и пространство, в котором чередовались условности и события. И снова покой.

Она купалась, как дитя в лоне матери, в ласкающем счастье, но вдруг посмотрела вниз и увидела свое тело, крестом распятое на камнях. Под голубой дымкой оно светилось, будто расцвеченное новогодними огоньками, пробивающимися откуда-то из глубины. Поток силы втянул ее в сверкающую воронку, ведущую к сердцу, и она снова ощутила, как открываются веки, как шевелятся пальцы, почувствовала холод камня.

Глаза различили лучи, льющиеся в узкое отверстие в стене. Осторожно Дина пробралась к выходу. Свет восходящего солнца ослепил ее.

У выхода из пирамиды ожидала Анна в белых одеяниях. Увидев Дину, она поклонилась, а потом вознесла руки к небу и торжественно сказала: «Konx Om Pax! Радуйся, Свет Новый, Радуйся! С новым рождением тебя!»

Анна накинула на плечи девушки теплую накидку и обняла по-матерински: «Теперь ты готова для священного брака!».

Дина чувствовала себя слабой, как новорожденный младенец. Простирающийся внизу мир яркий, как на ладони, закружился, ноги подкосились. Анна подхватила ее на руки: «Все хорошо, моя девочка, все хорошо!». Почти мгновенно, Дина и не смогла понять, как, они снова оказались в привычном месте — у озера. Анна опустила ученицу на шерстяной плед.

Дина медленно села, осматриваясь. Вокруг в утреннем празднике радовалась природа: солнце перебирало лучами по водной глади, птички заливались на все лады, перепрыгивая с ветки на ветку. Взирали сверху торжественные, укрытые снегом горы. Нежный ветерок играл с травами, над которыми кружили разноцветные бабочки. Важные жуки катили перед собой крошечные шарики, муравьи торопились по делам, жужжали пчелы над ароматными цветами.

Девушка удивительным образом видела каждое существо, каждую травинку в отдельности и всю картину целиком, чувствовала, слышала так, как если бы все это было внутри нее, одновременно оставаясь мельчайшей песчинкой, клеточкой этого громадного, трепещущего, живого организма — планеты Земля.

Подошла наставница и поднесла Дине кружку теплого молока:

— Выпей. Тебе надо набираться сил.

Ученица взяла тяжелую кружку. Анна подсела к ней:

— Как чувствуешь себя, девочка?

— Этого не передать, — вскинула голову Дина, — теперь я понимаю, почему об этом можно только притчами… Слов не хватает…

— Прости за боль, — сказала Анна, — но без боли не бывает рождения.

Дина помолчала немного и сказала:

— Сначала я испугалась, я решила, что вы меня предали, что вот-вот умру. Это была одна большая БОЛЬ. Непередаваемая. До этого мне казалось, что ко всему готова, но нет, совсем нет. Я испугалась смерти. А потом обвал… — все, что знала, чувствовала… Все не так. Я исчезла полностью. И вдруг стало как-то светло, мягко… и даже чуточку смешно. Это любовь в чистом виде…, только совсем не та, о какой мы привыкли говорить… Да. И не расскажешь… Она ударила, как ураган, и сорвала остатки меня, моей личности. МЕНЯ просто не стало… То, что было мной, растворилось. Ведь это просто тонкая плёнка, отделяющая ничего от ничего… налет привычек…

Дина вздохнула и, улыбаясь, добавила:

— Наверное, она вернётся, моя личность, потому что без нее в нашем мире жить не получится… Но я уверена — то, что было там и есть сейчас, тоже никуда не исчезнет. Может, станет потише…

— Может быть.

 

Глава XXIII. Нет худа без… чуда

Миллер крался, как вор, мечтая скорее вырваться из лап провинциального города, для которого стал преступником. Он и, правда, им был. Защищающимся, но преступником. А как, как он должен был поступить? Позволить размазать себя по асфальту? Или все-таки нет? А может быть он — только одно из маленьких «неразумных» звеньев в цепной реакции под названием «национализм». Кому как будет угодно. Скользя вдоль побеленных стен к своей машине, Виктор не переставал думать о том, кто и когда первым запустил эту цепочку, в которой он — еще одно слепое орудие, давшее силу для развития реакции. На кого еще нападет Мурад, когда поправится, или его братья в «праведной» мести? На него? Или на незнакомого русого паренька, не вовремя вышедшего из дома за хлебом? Кого потом в далеких московских джунглях будут гнать русские бритоголовые парни с битами в руках? И чем закончится эта цепь: пойдет ли она по кругу, задевая все новые звенья, или разразится взрывом в каком-нибудь аэропорту?

Физик спрятался в кустах от оживленных носатых молодчиков. «Заметили? Нет. Интересно, убьют, если заметят? Эх, не играл я в казаков-разбойников… Сейчас наиграюсь вволю. По-настоящему».

Голова Миллера оставалась холодной, как и пальцы, морозившие листья усеянного цветами жасмина. Ощущение опасности, добычи, затаившейся от охотников, разливалось прохладой в животе и бедрах, пока физик наблюдал за кавказцами. Яростно споря о чем-то, те двинулись дальше. Он тоже продолжил путь. Когда, наконец, до брошенной на въезде Нивы осталось совсем немного, у Виктора перехватило дыхание, — с другой стороны к машине приближалась группа вооруженных мужчин в форме.

Все еще невидимый спереди Миллер, как рак, попятился за угол, наткнувшись на пружинящие ветки. «Стоп. Я не могу застрять здесь навечно. Это безумие. Они не увидят меня в лицо. Вперед». Вцепившись взглядом в дерево за воротами, Миллер направился к нему, стараясь идти ровно. Пятьдесят шагов с территории больницы стоили перехода через Альпы. Клетчатая рубашка местами вымокла от пота, прилипая к телу.

За воротами больницы рыночный день кипел, перемешивая в разноцветную гущу зевак, покупателей и продавцов, россыпи товаров, запахи колбас и овощей. Не видя преграды, люди шли прямо на физика, наступая ему на ноги, спотыкаясь обо что-то непонятное. Он ступил с тротуара на дорогу, уставленную машинами. Внимание привлекла не запертая задняя дверь ржавой «Копейки», он шмыгнул на сиденье, уткнувшись носом в потрескавшуюся дермантиновую курку. Виктор обернулся. В окне заднего вида рыночные ряды кишели людьми, занятыми собственными делами. Никто не вспорол привычный ритм жизни охотой на преступника. Миллер перевел дух, спустившись на сиденье пониже.

Пузатый армянин, бормоча себе что-то под нос, сел за руль, и дребезжащая «Копейка» повезла беглеца прочь. Выглядывая из-за спины водителя, Виктор с надеждой смотрел на приближающиеся горы. Наконец, машину затрясло. «Выехали на грунтовку», — понял Миллер, подпрыгивая на кочках. Постукивание и скрип разваливающейся на ходу таратайки разорвал телефонный звонок. Армянин изумленно посмотрел на свой мобильник, пока Виктор, отчаянно тыкая кнопки, отключал у себя звук. Обеспокоенный водитель притормозил, пытаясь нащупать чужой телефон на заднем сиденье. Шершавые толстые пальцы коснулись лица Миллера и отдернулись в испуге. Мужчина выскочил из машины, издалека всматриваясь округлившимися глазами в прозрачную пустоту салона. Виктор выскользнул через противоположную дверцу на зеленую лужайку. Тихонько пятясь, молодой человек скрылся в придорожных зарослях. Владелец «Копейки» с опаской обшарил недра развалюхи и, никого не обнаружив, припустил на ней от греха подальше.

Миллер вздохнул, судорожно соображая, что делать дальше. Перед ним взвинчивалась горбатая дорога, окаймленная лесом. На экране телефона застыл пропущенный звонок. Взобравшись на камни вглубь чащи, Виктор нажал «Ответ» и услышал голос матери:

— Витя, сынок! Ты где? Я никак не могу до тебя дозвониться!

— Мам, все в порядке. Не волнуйся, тут связь плохая.

— Тут — это где?! Зачем ты уехал? Тебе еще лечиться надо!

— Да нет, Ма, все нормально. Я хорошо себя чувствую, — успокаивал ее Виктор, будто не замечая ноющую от боли ногу.

— Я в шоке, ты еще и за руль сел…

— Кстати об этом, — помялся Виктор, — ты можешь подать заявление в милицию об угоне нашей машины?

— Что?!

— Ну, мол, зашла в гараж, а замок спилили, и Нивы нет на месте. Или еще как-нибудь…

— Зачем?! — не понимала мама.

— Просто помоги мне.

— Господи, ты опять попал в криминальную историю? Витя!

— Мам, поверь мне, — увещевал ее Миллер, — желательно, чтобы никто не подумал, что это я на ней уехал. И чем быстрее ты подашь заявление, тем лучше для меня. Возможно, тебе и не позвонят…, но подготовиться стоит.

— Тебе что-нибудь угрожает? — упавшим голосом спросила Елизавета Андреевна.

— Нет же…

— Не ври.

— Может быть. Но все решаемо.

— Ты мне скажешь, где ты?

— Прости, потом, ладно? — Виктор услышал шум колес и шепнул в трубку. — Все, мам, не могу говорить. Пока!

Мимо промчался грузовик, и все снова затихло. Окинув взглядом завалы камней и лес, испещренный поваленными бурей стволами, физик вернулся к пустой грунтовке и, подволакивая ногу, побрел к Денебу. Одолеваемый немым упрямством, он не хотел просить Дениса о помощи. Но по прошествии четырех часов пути по вздыбленной дороге скулящие напоминания недавних травм вытеснили мазохистское упорство.

* * *

Денис мерил шагами узкий гостиничный номер, нервно хлопая себя по бедрам:

— Ты вообще понимаешь, как ты влип?!

— Понимаю, — ответил Виктор, — не идиот.

— А, по-моему, самый настоящий! Такого накрутить, блин! Теперь я вообще не знаю, что делать: на вертолете тебя вывозить или в багажнике.

— Сам разберусь, — хмурился Миллер.

— Уже разобрался. Самостоятельный ты наш! — Денис закурил очередную сигарету. — Нужна была тебе эта скорая! Собирался сестру из передряги вытаскивать, а придется спасать вас обоих. И о ней, черт, ни слуху, ни духу.

Виктор молчал, думая, что иначе он не мог. В памяти всплывали жалобные причитания кавказских женщин, и его изгрызала совесть.

— Чего молчишь-то? — злился Денис.

— Я, пожалуй, пойду, — вздохнул Миллер.

— Куда еще на ночь глядя?

— У меня было достаточно времени подумать, пока шагал по дороге. Нужно вернуться туда, где выл пес Булкина.

— Там же нет ничего!

— Необычное это место. Я чувствую.

— Мы все обшарили с тобой там…

— Наверное, не все.

Денис угрюмо посмотрел в окно:

— Мне стало казаться, что мы ее вообще не найдем.

— Не говори так. Я сходил бы туда.

— Сиди в номере, — резко сказал Соболев, выпустив из ноздрей клуб дыма, — разве ты не понимаешь, что тебе лучше нос не высовывать?

— А Дина?

— Ей легче не будет, когда тебя прирежут…Если она вообще жива. А ты — живой. И сиди смирно. Все. Я звоню своему депутату. Пусть разберется с милицией. Надеюсь, они у него и так все купленные. А ты ни ногой отсюда!

— Может, еще и в номере запрешь? — усмехнулся физик.

— Может, и запру. Давай, отдыхай, нога, небось, болит. Я видел, как ты ковылял сегодня, точно раненая газель в Серенгети. Спокойной ночи.

Денис вышел. Пошарив в рюкзаке, Виктор достал походный фонарик и набросанную давеча Палычем схему маршрута к «Полочке». Надвинув на брови бейсболку, молодой человек вышел из гостиницы.

* * *

Настя направлялась к плато, боязливо нарушая запрет, брошенный ей черно-огненными глазами. Она лишь надеялась увидеть их еще раз. Тоска по «магу-небожителю» стала невыносимой, как и жизнь дома. Очнувшаяся после операции мать не хотела ее видеть, старшая сестра шпыняла колкими замечаниями, а братишка, наслушавшись сплетен, убегал от Насти, кидаясь в нее ветками и прошлогодними яблоками. Соседки укоряли строптивого подростка, якобы ослушанием загубившего мать.

Девочка и сама чувствовала себя плохо, просыпаясь утром под приступы тошноты и боли в животе. То ли еще будет? Она не могла так больше. Одевшись прилично, «как все», в дорогие джинсы и красивую рубашку, присланную отцом из Москвы, Настя аккуратно расчесала волосы и сложила в рюкзачок документы, горстку вещей и пока нетронутую, скрепленную резинкой пачку подаренных Сетом денег. Выходя из комнаты, она прихватила темную трость — ту, что выпала из машины спасшего их парня с грустными глазами. В суматохе у больницы Настя подняла ее, чтобы отдать, да не увидела его больше. Потом оказалось, что, бросив свою машину, их спаситель исчез, и девочка забрала палку домой. Зажав в ладони полированную трубку, Настя подумала, вдруг встретится тот светлый незнакомец, и будет он ей благодарен.

Всю дорогу вверх девочка думала о Сете, почему-то не сомневаясь, что он будет там, где они расстались в последний раз. Приметив издалека кривую сосну, венчавшую тропинку над пропастью, Настя перекрестилась и рванулась к ней.

* * *

Дина услышала голоса. Это было необычно. После стольких дней тишины — вновь человеческие голоса. Они спорили, ругались, словно соседи за стеной квартиры в многоэтажке. Низкий голос и тонкий кричали друг на друга откуда-то из-за кизильника. Дина пошла туда. Сцена за кустами боярышника отрезвила ее, будто окатив ледяным душем.

В нескольких метрах перед тем самым мегалитом, где проходило мистическое посвящение, Сет отталкивал от себя девушку, которая, как собачонка, висла на его руке, не желая уходить.

— Ты не нужна мне! — громыхал он, отворачивая непроницаемое лицо.

— Я не могу без вас! — выла она, не отпуская его рукав. — Мне идти некуда.

В глаза Дине бросилась груда вещей и выписанные черной краской символы на валунах, окружавших камень-жертвенник. Несомненно, здесь что-то готовилось.

Не дожидаясь, пока ее заметят, Дина понеслась прочь сквозь кизильник. В мгновение ока она оказалась возле избушки. Тяжело дыша не от одышки, а от нахлынувших внезапно эмоций, девушка окинула взглядом «свое жилище» и поняла, что отсюда ей нечего забирать. Боже, сколько высокопарных слов она здесь услышала, сколько тайн…, не поняв лишь одного секрета — ее вскармливали, как овцу на убой, усиливая энергетический потенциал для затеянного ритуала. «Да, чтобы погуще и пожирнее была», — с негодованием произнесла девушка.

— Не торопись с выводами, — послышался позади голос Медведицы.

Дина резко обернулась:

— И вы тут как тут! Схватите меня?! С вашей силищей это легко! Вы — вообще человек? Женщина?

— Я не буду тебя держать, — спокойно произнесла Анна, — выбор всегда за тобой.

Дина почувствовала, как колко бьется сердце, вскипая болью. Она подошла к стоящей в дверях Медведице вплотную, ощутив ее спокойную, железную силу:

— Пропустите меня. Я ухожу.

Та посторонилась:

— Твое решение. Значит, момент наступил.

Отойдя на несколько метров, девушка снова обернулась и посмотрела на бывшую наставницу:

— Я доверилась Вам! И снова обман! Ведь все — неправда! Про миссию, про ребенка, про меня… Вы хорошо знаете, какими крючками подцепить рыбку, чтобы она с любовью и верой в светлое будущее сама бросилась в котел, не правда ли?

Анна молчала, и они долго смотрели друг на друга, пока Медведица не ответила:

— Надеюсь, не все уроки пропали даром, девочка. Думаю, ты разберешься сама. Будь здесь и сейчас. Не витай ни в прошлом, ни в будущем. Концентрируй внимание на настоящем. Иди.

Девушка ринулась вниз с плато, по заросшей, давно никем нехоженой тропинке. Она бежала, скатываясь по крутым склонам, перепрыгивала через расщелины, чувствуя в сердце пустоту, а во рту отвратительный привкус лжи. Мысль о том, как долго ее обманывали, тянула к земле, скукой заходилось в суставах, словно не остановленный вовремя грипп. И Дина бежала, не боясь упасть в пропасть, мчалась, пытаясь ветром и скоростью сорвать с себя балахон обмана, натянутый на нее с таким старанием.

Стремительный спуск к долине оказался для нее легким, словно она преодолела маленький пригорок, девушка не замечала, насколько изменилось и окрепло ее тело за дни добровольного отшельничества. Наконец, она замедлила шаг. Лихорадочный жар утих, уступив место грусти, которая спустя некоторое время растворилась в спокойствии. Теперь Дина просто шла, думая «Пора было возвращаться. У меня есть моя жизнь. Я хочу снова увидеть Витю, Денчика, Юльку с Аленой. Обнять всех. И оставить весь этот кошмар за спиной. Довольно приключений».

До деревни было не так далеко, когда скалы окутала ночь. И как когда-то Дина увидела пятнышко костра среди валунов. «Дежа вю», — усмехнулась она и пошла к огню.

* * *

Виктор проводил в скалах не первую ночь. Его неумолимо тянуло сюда, и хотя дневные поиски ни к чему не приводили, он упорно возвращался после захода солнца. Физик разжигал огонь и, рассматривая пятна звезд над пропастью, думал о Дине или пролистывал страницы собственной жизни, опрокинувшись на рюкзак.

Виктор поправил палкой сухие ветки, выпавшие из костра, когда нечто странное в ночном шелесте леса привлекло его внимание. Знакомый, неуловимый слухом, но явственный звук заставил Миллера встать, всматриваясь в темноту. Из густой тени в освещенном пятне возник эфемерный образ.

— Витя?! — изумленно зазвенел голос.

— Дина! — он бросился к девушке и схватил в охапку, убеждаясь, что перед ним не призрачное видение. — Я ждал! Я знал! Боже, какая ты крохотная! Какая же ты!

Оторопевшая от неожиданности, она улыбалась, чувствуя его такой приятый запах и тепло рук:

— …какая?

— Моя! — Миллер опустился на колени и притянул к себе плавные, упругие бедра. — Нашлась! Девочка моя.

Он приник лбом к ее животу и замер, закрыв глаза, но потом вдруг отстранился и, сбиваясь, спросил:

— Прости… я накинулся на тебя… может быть, я… или ты не… Столько произошло… Ты… еще хочешь… меня видеть?

Дина поцеловала его в макушку и стала на колени рядом с ним:

— Очень.

У него вырвался вздох облегчения.

— Неужели ты приехал за мной? — спросила она.

— Да. И Денис тоже здесь. В деревне.

Девушка растрогалась:

— Родные вы мои!

— Хочешь, мы пойдем туда…, - подхватился он, но Дина потянула его обратно:

— Я хочу побыть с тобой. Вдвоем. Я так соскучилась!

Глупая от счастья, ребяческая улыбка засияла на небритом лице. Они сели на сложенное возле костра одеяло. Виктор не выпускал из ладоней ее тонкие пальцы. Молодые люди то рассказывали о своих перипетиях, то трепетно ласкали друг друга. Наконец, к ним пришло нежное, благостное спокойствие. Костер потух. Их глаза были совсем близко. Прижавшись теплыми телами, они шептались в темноте, как будто кто-то их мог услышать:

— Нам нельзя задерживаться здесь, — говорила Дина, — я видела Сета. Он продолжает к чему-то готовиться. Не сомневаюсь, я — обязательная фигура в его игре.

— Мы уедем сегодня же. Прямо сейчас!

— Подожди, — она снова коснулась губами его губ, — так хорошо с тобой. Пусть это счастье еще продлится…

— Оно не закончится!

— Никогда не знаешь, чего ожидать с приходом солнца. Здесь и сейчас мне хорошо.

— Люблю тебя.

— И я тебя.

Погрустнев, Виктор признался:

— Я почти убил человека…, - и поведал о злоключениях в соседнем городке, закончив словами, — мне ужасно жаль, что я стал причиной чужой боли. И теперь я — в розыске.

Дина стала серьезной:

— Ты пообещал мне не создавать оружия…

— Во сне!

— То был не просто сон.

— Да, прости. Я должен был тебя послушать… Не сердись, — он склонил голову.

— Я не сержусь, глупый, — сказала она, — что сделано, то сделано. А выход обязательно есть.

* * *

Птичье многоголосие разбудило Дину. Розовеющее утро окутывало прохладой. Виктор еще спал. Боясь пошевелиться, Дина разглядывала его, наполняясь упоительным чувством тихого счастья. Такое серьезное совсем недавно лицо взрослого мужчины во сне разгладилось, успокоилось. Губы, сложенные бантиком, несмотря на окружающую их щетину, придавали его выражению трогательную детскость. Крошечные веснушки, морщинка на лбу от привычки хмуриться, родинка на левом виске вызывали нежность. Все такое родное. Он повернулся во сне и коснулся ее ступни большим пальцем ноги, у Дины по телу пробежала ласковая волна. Как можно сомневаться в том, что он — ее половинка, если даже это случайное прикосновение, его ровное дыхание, и просто то, что он рядом, приносит ощущение «дома», где тепло, хорошо и безопасно! Виктор приоткрыл ресницы, улыбнулся сквозь дрему. Еще не просыпаясь, он пробормотал чуть слышно: «Люблю тебя» и заснул опять. Через несколько минут он снова открыл глаза, и их взгляды встретились. Он обнял ее: «Иди ко мне», она поддалась. Их дыхание и движения слились в едином ритме.

Расцветающий день был полон радости. Дине и Виктору казалось, что все вокруг им улыбается: бутоны цветов и капли росы на лепестках и траве, горы в прозрачной голубой дымке, бабочки и мотыльки, фейерверками разлетающиеся из-под ног. Держась за руки, молодые люди шли вниз по усыпанной цветами поляне, едва чувствуя под ногами землю. Дина заметила ручеек, струящийся в траве тоненькой лентой.

— Побежали! — она потянула Виктора к ручью. — Я первая!

Как дети, они припустили к источнику наперегонки.

— Стой! — кричал Виктор. — Так не честно! Ты не хромаешь!

Но девушка уже склонилась над водой. Когда Виктор подошел к ней, она протянула ему наполненные ладошки:

— Попробуй, какая вкусная!

Виктор осторожно отпил и взглянул ей в сияющие глаза:

— Спасибо, фея, за живую воду!

Дина хитро посмотрела на него:

— А вот и не фея! — и, хохоча, окропила его холодными брызгами.

— Ага! — Он шутливо сдвинул брови и поймал ее руки. — Тогда кто это тут расшалился?

— Не я, — смеялась Дина, — это только мои руки…

— Ах ты! Игривый котенок! — говорил Виктор. — Такого только под мышку и айда!

— Да что вы говорите, господин ученый! — Дина смешно гримасничала.

— Вот-вот, ученый! С наукой не спорят, — строго сказал Виктор и поймал ее губы своими.

Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Дина тихо сказала:

— Знаешь, по-моему, все уже позади. Все плохое кончилось.

— Да, ты со мной! И все будет хорошо! Пойдем?

— Пойдем, — кивнула она.

И они поторопились к уже показавшимся внизу крошечным домикам, утопающим в цветущих яблоневых садах.

 

Глава XXIV. Ритуальная магия

Отворачиваясь от страдающего лица девушки, Сет решил щелчком пальцев остановить ее истерику и не смог. Ему претило собственное бесконтрольное желание поцеловать распухшие от слез щеки. «Мне не нужны человеческие отношения, — сказал он ей. — Уходи сейчас же». Безотчетно маг опасался, что это существо смягчит его непробиваемый панцирь, и потому грубо выставил девчонку с поляны, где почти все было готово к действу. Глядя с возвышения, как согбенная фигурка удаляется вниз, Сет отогнал от себя тень сожаления. Он не позволит никому делать его уязвимым. Магу понадобилось совсем немного, чтобы вновь почувствовать привычное хладное спокойствие ума и тела.

Расписанная колода Таро ожила в его пальцах. Впрочем, он и так чувствовал ответ на поставленный вопрос. Жрица вот-вот найдется. И план, подобный сооружению, кропотливо выстроенному из карт, реализуется в назначенный срок. Взглянув на двурогую богиню на картинке карты, Сет теперь знал наверняка — завтра беглянка появится в деревне, и не одна.

Вскоре вернулся помощник, и трое мужчин сели в круг.

— Надеюсь, все готовы, — произнес Сет.

Соратники кивнули в ответ.

— Мы должны действовать, как единое целое, как совершенное орудие, проникающее из материального плана в тонкий. Физические законы — жернова, в которых каждый, кто не сумел стать мельником, становится зерном. Помните, что умение страдать, воздерживаться и умирать — это первые секреты, ставящие нас выше страдания, чувственных похотей и страха небытия.

Сет пустил по кругу чашу, наполненную чистой водой, и продолжил:

— В последние сутки пост должен быть особенно строгим, и ничего, кроме воды, не осквернит вас. Итак, все оговорено множество раз, но если у вас есть вопросы, самое время их задать.

— Как вы получите «части жертвы, разорванной толпой» для заключительной части церемонии? — спросил Евгений.

— Над этим работает Миша. Жертвоприношение будет стоящим, — сказал Сет.

— Честно, никак не предполагал, что это будет Миллер, — усмехнулся Вольф.

— Его карма соответствует нашим планам, — ответил Сет.

— Вы уверены, что все получится? Ведь вы не думали, что Миллер появится здесь? — с сомнением в голосе сказал помощник.

— Мы выстраиваем паутину, а попадает в нее тот, кто должен. Когда ты, Женя, платил нацболу в Москве за кавказского студента, неужели думал, что тот был мне просто неугоден? Маг, как шахматист, должен предвидеть все события в будущем, за исключением тех, что зависят от свободной высшей воли или непостижимой причины. Его искусство в том, чтобы понимать, что произойдет через три-пять-сто шагов после инициированного им действия. Спасибо Миллеру, он сделал за нас полдела. На редкость облегчил задачу, напав на местного вожака. Но произошло это по моей воле и тогда, когда это стало нужным, — Сет повернулся к гипнотизеру. — Кстати, Миша, твое яростное выступление на городском радио меня покорило. До сих пор удивляюсь, что они приняли тебя за своего.

— Совершенствуюсь, — довольно потер руки Вольф.

— Я так и не понял, — признался Евгений, — зачем нужен был тот семинар о Египте в Денебе…

— Да будь он хоть о психологии котов! — смеясь, ответил Вольф. — Мне надо было увидеть аудиторию, а ей услышать пару моих вступительных слов. Можно, конечно, было обойтись и без этого, но так выходило наверняка: больно уж разномастная публика.

— В мире зарождающегося хаоса, раскрученного нашей волей, возникнет большая потребность в порядке, — сказал Сет, — но сначала из малых зерен ненависти вспенится буря негодования. Мы взрыхлили почву для оплодотворения семенем наших идей, для создания нового мира, для других энергий и иных законов.

* * *

Воскресное утро не сулило жителям деревни ничего необычного. Как всегда, многие отправились в город: за покупками на большой базар или пошататься среди асфальтированных улочек и маленьких пластиковых кафе, посмотреть кино в приземистом кинотеатрике, выгулять «в свете» обновки. Забитый до отказа пассажирский «Урал» на громадных колесах в одной части дремал с пустыми кошелками, в другой — возбужденно переговаривался о дневных планах и вчерашней дискотеке.

Но это воскресенье оказалось непохожим на другие. Где бы ни появлялись деревенские со славянской внешностью, закипал конфликт. На базаре скандалистку Алексеевну повалили с ног и стали бить чем попало толстые усатые торговки. Намяли бока трем мужикам из Денеба ни за то не про что. Девчонок, завернувших в магазинчик за туфельками, выставили вон, обсыпав ругательствами. Отказались продавать фрукты худым местным йогам. Выгнали монаха из павильона МТС. Мелкая ссора городских с деревенскими переросла в страшную драку возле кинотеатра, в которой взъерошенному Пашке Амосову кто-то выстрелил промеж глаз.

Вечером воскресенья растерянные сельчане делились друг с другом кошмарными событиями, чувствуя озноб накатывающего ужаса. На каждой улице что-то да случилось.

Панихиду по Пашке откладывать не стали. На следующий день люди стекались к клубу, возле которого был установлен дешевый, красный с черной каймой гроб. Молодежь и старики. Алкоголики и мозолистые работяги. Христиане и язычники. Женщины с покрасневшими лицами и притихшие ребятишки. Их объединил траур. Их сковал вместе страх. Привычный, спокойный уклад жизни был нарушен. Выключающий здравый смысл голос нутра шептал «Война-а-а». А в воздухе стоял общий вопрос: «Что дальше?».

Панихида разрослась во всеобщее вече, наполненное негодующими криками и слезами. Выждав нужное время, Вольф взобрался на пьедестал возле обелиска и, будто коренной денебовец, закричал:

— Вчера наша жизнь изменилась. Убили нашего друга! Убили такого веселого говоруна Пашу! Вчера в каждом доме пролились слезы! Вы спросите, почему? Я скажу вам, в чем дело! Кто-то, наверное, слышал, что от рук чужаков, приходящих к нам с оружием, ждать добра не стоит!

— Да! Да! — раздалось множество голосов в толпе.

— Мы жили веками рядом с адыгами, ингушами, кабардинцами, карачаевцами в мире и уважении друг к другу, — продолжил Вольф, — мы наслаждались покоем и красотой этого края. И все было хорошо, пока не появился человек, нарушивший это! Он поднял руку на их лидера, он пришел с мечом! Не ваш. Не местный. Чужак. Его сюда никто не звал! Из-за него на вас обозлен весь город! Вы отрезаны от мира! Вы не можете спокойно выехать за перевал, не опасаясь за жизнь! Сюда не приедут туристы! И вы не прокормите ваши семьи!

— Что теперь будет? Все пропало! Надо что-то делать… Да кто он? — летело с разных сторон.

— Его ищет милиция. Его ищут городские банды, чтобы отомстить за своих братьев, — продолжил Вольф. — Стоит ли погибать нам всем из-за этого мерзавца?!

— Нет. Нет… Да убить его мало!

— Мало, — согласился Вольф, — но живого или мертвого его надо отдать кавказцам! И вы покажете, что уважаете их. И будете дальше жить хорошо! Этот наглец украл вашу нормальную жизнь! Ее надо вернуть! Лучше принести ЕГО в жертву, чем ваших родных!

— Правильно! Отдать! Убить! Убить!…

Разъяренная толпа шевелилась, как щупальца страшного спрута. Больше не существовало отдельных личностей, здесь не было земледельцев, продавцов, художников, христиан, буддистов, домохозяек. Все они стали клетками яростного чудовища, срывающегося с цепи, вынюхивающего запах виновного. И достаточно было показать пальцем и крикнуть «Ату его!», чтобы оно, сметая все на пути, кинулось разрывать зубами и пальцами плоть козла отпущения.

Вольф стоял в центре этой черной разрастающейся воронки, упиваясь идущей к нему силой — кульминацией многодневных трудов. Наблюдая, как подходят к гостинице Дина и сияющий от счастья Миллер, кукловод выдерживал паузу, прежде чем спустить триггер, а затем, сделав странный жест, громогласно дал команду монстру:

— Вот он!

Разношерстное человеческое скопище, изрыгая проклятия, вооружаясь палками и камнями по дороге, ринулось к источнику своих бед.

Все произошло в секунды. Увидев надвигающуюся на них массу, Дина закричала «Бежим!», но было поздно. С гримасой ужаса физик успел втолкнуть девушку за гостиничную ограду и захлопнуть калитку. Тянущиеся щупальца выхватили мужскую фигуру и подмяли под себя. Под градом бесчисленных ударов, терзаемый нечеловеческой слепой яростью, Виктор решил, что это конец.

И вдруг раздались выстрелы и вспышки. В воцарившемся молчании, насыщенном резким запахом озона и костра, кто-то выдернул Миллера за руку. «Сюда, скорей». Его втащили за калитку.

Денис с дымящимся дулом пистолета взирал на толпу с каменного забора гостиницы. С другой стороны высунулся Андрей с винтовкой. Рядом, как факел, пылало кряжистое сухое дерево. Привыкший управлять армией торговых представителей, Соболев гаркнул командным голосом: «Рра-аз-зошлись по домам!»

В остекленевшие было, мутные глаза людей каплями возвращался человеческий блеск, поднятые для ударов руки опускались, и от толпы потекли в стороны односельчане. Кучка из центра все еще оставалась сбитой, Денис повторил криком: «Р-р-а-асходимся! Я вызвал сюда войска!». Постепенно центр села опустел, исчез и Вольф. Опустевший красный гроб остался стоять перед клубом.

— Пойдем, — Дина подставила Виктору плечо, и он, наконец, разглядел, что с другой стороны его поддерживает Иван, хозяин гостиницы.

Все еще плохо понимая, что происходит, Виктор оказался в холле. С его головы кто-то вытер липкую кровь. Наверное, Дина. Сознание к физику полностью вернулось, лишь когда в лицо брызнуло обжигающе холодной водой.

— Витенька… — склонилась над ним Дина. — Боже мой.

— Эк тебя. Говорил я, братец, надо было антенну сделать… — приговаривал Иван Сергеевич над окровавленным физиком.

— Какую антенну? — не понял Денис.

— Образующую помехи для передачи гипнотизера, — подал голос Миллер.

— Очнулся! — обрадовалась Дина.

— Я… все в порядке, — привычно сказал Виктор.

— Ну, слава Богу! Живой, — это был Соболев. Он обнял Дину, оторвав ее от физика:

— Давно не видел я тебя, сестренка. Привет, что ли?

— Привет, братик! — Дина обвила его руками в ответ. — Спасибо! Если бы не ты, они убили бы Витю!

— Спасибо, — хрипло вторил Миллер.

— Ага, — кивнул Денис, — это миссиё моё такое: вас спасать. Все ты, Дуська! Прибавила нам с ботаником седых волос…

Дверь в гостиницу отворила чья-то робкая рука, и внутрь осторожно заглянула Настя:

— Можно?

— Заходи, — ответил Иван Сергеевич.

Девочка пугливо, двумя пальцами внесла трость Виктора:

— Я вот вам отдать хотела. Вы потеряли. А она стреляется. Я уронила, а из нее молнии…

— Спасибо, Настя, — Миллер взял в руки свое изобретение, все больше приходя в себя, — я все думал, куда она делась. Мама твоя как?

— Ничего, только видеть меня не хочет… — Настя присела на край стула.

Дина узнала в подростке девицу, висящую на рукаве Сета, и насторожилась, присматриваясь к нежданной гостье. Иван Сергеевич окинул взглядом собравшихся:

— Ребята, вам пора уезжать. Кто знает, что случится через час.

— Тут вообще есть другая дорога, не через город? — поинтересовался Денис.

— Есть старая, почти обвалившаяся, в сторону плато, она ведет в Краснодарский край. Я вот только не знаю, можно ли там проехать сейчас, — сказал хозяин гостиницы.

— Можно, — тихонько вставила Настя, — мой папа ездил весной. У него джип.

— А как туда ехать?

— Я покажу, — ответила девочка, — вы только меня с собой возьмите. Мне надо в Москву. К папе.

— Да не вопрос! Собираемся! — скомандовал Денис, взбегая по лестнице. — Нам все равно тут больше делать нечего. Слышите, голуби? В темпе.

Виктор поднялся с дивана. Одежда свисала с него клочьями, открывая ссадины. На спине виднелись отпечатки чьих-то подошв. Когда он, хромая, проходил мимо Ивана Сергеевича, тот шепнул на ухо: «Ты, брат, поосторожней с чувством вины. Не первый же раз битый… В следующий с твоим размахом вообще костей не соберешь». Миллер изумленно взглянул на непримечательного дядечку в сером свитере, обнаруживая вдруг удивительное, искристо-синее поле, нимбом окружающее его голову, а тот добавил:

— Ты, Виктор Александрыч, много чего можешь. Сам себя не знаешь. Сила есть. Учись контролировать. Пригодится. Знаешь, как Парацельс сказал? «Считай, что тебя нельзя ранить, подобно Ахиллу. И так оно и будет». Сам решишь, распнут, не решишь, за тобой стадом пойдут. Но иногда и монах должен стать воином. Добро должно быть с клыками и с пистолетом в кармане…

— Вы?…

— А у меня ваших проблем нет, господа, — хитро подмигнул Иван.

Виктор посмотрел сквозь окно на деревню:

— А с ними что будет? Ведь они не в себе…

— Люди есть люди. Завтра будут стыдиться, напьются, в церковь пойдут и забудут. И в городе страсти осядут через недельку-другую. Давай, давай, иди, обмойся после Куликовской битвы.

* * *

Нагруженный людьми Форд нехотя полз вверх, по днищу время от времени скребли камни, и Денис вздыхал: «Конец машине. Благо, хоть служебная». Виктор то и дело оборачивался на Дину, восхищаясь ее красотой и волшебством маленьких рук: в гостинице любимая приложила ладони к его омытым ранам, и они затянулись. «Я сама не знаю как», — улыбнулась она. «Ты в детстве могла, а потом забыла», — буркнул Денис.

Рассматривая горы за окном, Дина вспоминала о Егоре Палыче. Ей будет не хватать старика. Всем казалось, что страница ужасных приключений уже перевернута, а впереди их ждет собственное «долго и счастливо», у каждого свое.

Автомобиль вывернул на почти ровный участок дороги.

— Хоть бы до конца так! — обрадовался Соболев.

Однако за поворотом ждал неприятный сюрприз: гигантское дерево, бесстыдно разбросавшее ветви по сторонам, преградило путь.

— Вот черт! — выругался Денис.

— Еще зеленое, — заметил Виктор, выходя из машины, — наверное, в недавнюю грозу повалило.

Дина тоже вышла, наблюдая, как мужчины изучают мощное препятствие.

— Можно попробовать рычаг, — предложил Виктор.

— Да тут только экскаватор и кран справятся, — возразил Соболев.

— Будем пробовать подручными средствами, — сказал Миллер, — пойдем, посмотрим, что там.

Парни отошли за дерево. Дина издалека с нежностью смотрела на профиль Виктора. «Спаси его и сохрани», — почему-то подумалось ей, и в следующую секунду она обернулась. Девушка увидела нависшего над ней из кустов Сета. Рядом его помощник с автоматом целился Виктору в голову.

— Один вскрик, и твои молитвы уже не помогут. Иди сюда, надо поговорить, — призвал Сет.

— Не стреляй, — прошептала Дина, делая шаг к ненавистному магу, — я тебя слушаю.

— Не здесь, — ответил он и взял ее за руку.

— Я не пойду с тобой, — тихо сказала девушка.

— Евгений еще не опустил автомат, — пожал плечами Сет, — тебе выбирать.

Они пересекли бурелом, выйдя на солнечную опушку. Девушка заметила маленький пучеглазый вертолет и поняла, что обратно ее не опустят. Дина приблизилась вплотную к Сету и заглянула в жесткие глаза. Она положила ладонь ему на грудь и с сожалением сказала:

— Как здесь темно и холодно — в твоем сердце!

— Чушь, — презрительно ответил он, все еще крепко сжимая ее кисть.

— А ведь оно живое, — добавила она ласково, — ты — человек, Сережа.

Его передернуло. Он с удивлением почувствовал нежное тепло, струящееся из ее руки в грудную клетку. Маг хотел было сделать шаг в сторону, но его мышцы свело, как при ударе электрическим током, и оторваться от маленькой ладони с тонкими пальцами он не сумел. Не мог он и вырвать взгляд из спокойной глубины морских глаз, проваливаясь всем существом во что-то чарующее, мягкое, чуждое, будто его, как младенца, целиком окунули в теплые вспенивающиеся сливки. Его сознание головокружительно падало куда-то. И вдруг в голове Сета в светлых пятнах появился трогательный образ Насти и укоризненное лицо давно забытой матери. Почему-то в груди стало тяжко. Комок из глубины сердца покатился вверх, проступая непривычными, обжигающими слезами в уголках глаз.

Дина убрала ладонь, но он не заметил. Закрыв лицо руками, огромный мужчина заплакал, как ребенок, не способный контролировать захватившие странные чувства. Девушка погладила склоненную перед ней массивную голову. Она больше не боялась его, заблудшего в сверхъестественных лабиринтах вседозволенности. Он — один из многих, может быть, в чем-то сильнее, но не страшнее обычного тирана. Маг? Человек, прежде всего. «Все мы — маги-человеки, в чем-то Боги, в чем-то демоны», — подумала Дина и, не говоря ни слова, пошла прочь.

Путь ей преградил Евгений с обезображенным от негодования лицом:

— Ты не уйдешь!

— Женя, ты — нормальный парень, зачем тебе это? — спросила девушка, словно не замечая направленное в ее сторону дуло автомата. Она попыталась встретиться взглядом с его глазами, но он упорно смотрел поверх нее:

— Ведьма, ты не заколдуешь меня!

— Я и не колдую, Женя, — сказала Дина, — я не умею.

— Врешь! — взвизгнул он. — Еще один шаг, и я выстрелю! В тебя или в нее!

Евгений мотнул головой куда-то вбок, и Дина увидела сжавшуюся от страха девочку. Тогда Дина остановилась и тихо произнесла:

— Все хорошо, Женя. Не маши автоматом. Тебе это не нужно. Ты тоже стремишься к свету. Мы просто идем разными дорогами.

— Заткнись, — заорал он. — Я выстрелю.

Он наводил черное дуло то на нее, то на Настю.

— Хорошо, — сказала Дина и подняла руки. — Я ничего не делаю.

— Повернись ко мне спиной. Руки за спину, — скомандовал охранник. Дина повиновалась. Он достал из кармана наручники, бормоча:

— Все, ведьма. Теперь ты свои штучки не проделаешь! И глазищами не покрутишь. — Евгений завязал ей глаза какой-то тряпкой, запихнув другую девушке в рот. — Иди! — он толкнул ее в спину. И Дина, споткнувшись обо что-то на тропинке, пошла вперед.

За спиной послышался голос Вольфа: «Сет! Приди в себя сейчас же!». Рыдания прекратились. Двух пленниц запихнули в вертолет.

Стрекотание лопастей длилось совсем недолго. Высадив на землю, девушек потащили куда-то с грубостью и пренебрежением, пока они не почувствовали за спиной ствол дерева. Свитые пряди толстой веревки притянули грудь и руки к шершавой коре. Откуда-то сзади Сет отдал приказ: «Развяжи ей глаза. Пусть отдыхает», и до слуха Дины долетели слова: «Продолжайте. Я должен восстановиться. Потом мы установим защиту».

* * *

Настя дрожала, как лист на ветру. Ее сердце было разбито и растоптано. Дина прошептала девочке: «Не бойся. Все будет хорошо». Та подняла глаза, и Дина ободряюще улыбнулась, не показывая, что ей самой до безумия страшно. Дина напрягала слух, пытаясь расслышать, что так тихо обсуждают у них за спиной. Но до нее дошло только «… не должна видеть». Через пару минут подошел Вольф и присел на корточки перед девочкой:

— Ну, чего трясешься, как заяц? — подмигнул он ей. — Посмотри-ка мне в глаза. Вот, умница. Что ты там видишь?

— Темно…, - робко ответила Настя.

— И спокойно.

— Спокойно, — повторила девочка.

— Ты дышишь глубоко. Вот так. Раз, два, три. Ты спишь.

Глаза девочки сомкнулись, и голова поникла. Михаил отвязал ее от дерева. Дина потянулась к нему, умоляя:

— Отпустите меня!

Но Вольф, не глядя на Дину, обратился к спящей гипнотическим сном Насте:

— Вставай. — Она подчинилась. — Через час ты проснешься и пойдешь в деревню. Ты была одна. В лесу. Два дня. Там пустота. Только пустота и покой. Тебе хорошо. Иди.

Вялая девчонка, как лунатик, пошла к тропинке вниз с закрытыми глазами.

— Она же сорвется! — закричала Дина.

— Нет, не сорвется, — уверенно ответил Михаил, — но и о нас не вспомнит.

— Вы — разумный человек, Михаил, отпустите меня! — повторила просьбу девушка.

— Я не человек, я — маг. А это две большие разницы, — сказал он и скрылся из виду за спиной пленницы.

Солнце ускользало на запад, размазывая по небу кроваво-красные полосы. Дина не оставляла попыток освободиться от веревки, пуская в ход зубы и все тело. Постепенно натяжение стало меньше. Дина молилась и продолжала бороться с веревкой, не давая себе отдыха. Внезапно бечева ослабла, и перед Диной появилось лицо Сета. В нем было что-то необычно мягкое:

— Потерпи немного, — произнес маг почти ласково.

— Освободи меня, Сергей, — попросила Дина.

— Извини, не могу.

— Ты убьешь меня? — девушка пыталась поймать его взгляд.

— Я освобожу тебя, — вкрадчиво сказал Сет.

— Не верю.

— Сама увидишь, — он протянул к ее губам тонкий сосуд. — Выпей.

— Не буду. — Дина мотнула головой, пытаясь выбить из пальцев стеклянную колбу, но Сет держал крепко, и девушка лишь ударилась об нее щекой. Не желая покоряться, она с силой дернула плечами, и веревки стали сползать вниз.

— Не стоит, — чьи-то руки вдавили ее плечи, вынуждая девушку снова сесть на траву.

— Твое сопротивление прекрасно, Ктеис, — сказал Сет, холодность вернулась к его лицу, — так же, как красиво извечное кружение змеи, стремящейся выжить и пожирающей собственный хвост. Всякое утверждение нуждается в отрицании, всякая полнота не существует без пустоты, и нет действия без равного ему противодействия. Но «царство Божие терпит насилие, и сильные похищают его».

Дина старалась не поддаваться гневу, разгорающемуся изнутри:

— Сет, ты — жертва своих иллюзий, все не так, как ты себе придумал!

— В этом случае жертва — не я, — сощурил глаза маг, — пей.

— Нет.

Разжав ножом ее стиснутые челюсти, он влил знакомую по вкусу горькую жидкость и запрокинул девушке голову, зажимая нос и губы. Все, чего коснулась во рту маслянистая горечь, застыло, лишая Дину возможности говорить.

Сет молча наблюдал за немым отчаянием на лице пленницы, и, убедившись в действии зелья, сказал:

— Прости, Ктеис. Твой звонкий голос мне будет мешать, а молчать, как животное, ты не станешь, — он посмотрел вдаль и сказал. — Пора!

Кто-то сзади поставил девушку на ноги. Дина попыталась оглянуться, и боковым зрением узнала Евгения, обряженного в белый плащ. Сковав кисти девушки наручниками, он прикрепил их к толстым ветвям над ее головой и церемонно поклонился: «Приветствую тебя, священная Ктеис!».

Тут же Дина увидела Вольфа в белом плаще, поднесшего огромный чан с водой. Он тоже церемонно склонился перед ней, как будто перед статуей в храме, повторив: «Приветствую тебя, священная Ктеис!». Неторопливыми движениями оба помощника стали снимать с нее одежду, не обращая внимания на градом покатившиеся из глаз безмолвной жертвы слезы. Они выбрасывали вещи в разожженный поодаль костер.

К подвешенной на дереве нагой девушке приблизился Сет в просторной белой накидке. Он опустил ее ноги в чан с холодной водой и принялся обмывать дрожащее хрупкое тело с заботой и тщанием.

«Боже! Боже! Где ты? Услышь меня! — молча кричала Дина. — Помоги!». Но ее немой вопль не нашел отклика ни в ушах Господа, ни в спокойных глазах мага. Он продолжил обрядовые приготовления, окуривая ее тело благовониями и обмазывая его в непонятной последовательности сильно пахнущими маслами. Девушку готовили на заклание, как овцу или курицу, и предчувствие смерти облизывало ее жадным языком. Сет достал тонкий кинжал и, полоснув им по напряженному женскому бедру, подставил чашу, собирая крупными каплями стекающую кровь. Наполнив ритуальный сосуд, он посыпал рану серой солью. Глядя сквозь скривившуюся от боли пленницу, главарь забормотал что-то и в завершение церемониально надел на нее странное сооружение из пяти металлических колец, скрепленных гибкой пластиной.

Открепив наручники от ветвей, помощники подхватили из последних сил сопротивляющуюся, оседающую на землю девушку и понесли ее куда-то.

Перед глазами Дины в сгущающихся сумерках промелькнули факелы, клочки неба и деревьев, страшные в беспристрастии лица мучителей в белых плащах и очерченный светящимся магическим кругом черный камень, над которым возвышался вкрученный столб. Мужчины приковали пленницу к жертвеннику, вытянув ее тело, как струну. Сет поднялся на алтарь и вставил в отверстия колец артефакты, обжигающие его пальцы.

Все это было лишь увертюрой к действу, поняла отчаявшаяся Дина, когда под пассы огромных рук и нескончаемые заклинания на древнем языке позвоночник вдруг разгорелся, как сухая бумага от спички. Постепенно ее захватили обрушивающиеся сверху потоки энергии. Их мощь была столь велика, что попытки девушки контролировать что-либо оказались тщетными. В безумной тряске Дина чувствовала себя, как громоотвод, в который сверху пучками бьют разряды молний, остающиеся в теле. Было это настоящее электричество или энергия другого рода, — женщина не понимала. Душа стремилась вырваться, но что-то удерживало ее внутри искореженной болью и чужеродной энергией человеческой оболочки. Вскоре она не осознавала уже ничего — разум растапливала одновременно кипящая и обжигающая льдом масса силы.

Когда во мраке фосфоресцирующим светом засветились опустевшие глазницы жрицы, кончики ее волос и пальцев, окропленный жертвенной кровью камень ответил зеленоватым светом, идущим из глубины. Сет сбросил плащ, обнажая чресла. В его руке блеснуло лезвие кинжала.

Перед глазами Дины в пульсирующей тьме возникло лицо мага. Сгорающее существо ощутило прикосновение его плоти и стальное жало, вонзенное в бок. Расплавленная лава энергии потекла из жертвы к жадному безумцу. Но вдруг воздух разрезали ломаные стрелы молний. Сета отбросило в сторону.

* * *

Ошеломленные исчезновением девушек, Виктор и Денис поначалу не знали, что и думать. Вертолет скрылся за скалой в доли секунд. Но замешательство прошло, и Миллер вспомнил, что Дина рассказывала ему о жертвеннике на плато. Теперь парни взбирались в гору, полагаясь только на интуицию. Внутренний голос твердил, что медлить нельзя, и, сбиваясь с дыхания, они пересекали устремляющуюся ввысь горную местность.

— Куда? Куда теперь? — кричал Соболев, остановившись перед разветвляющимися в разные стороны тропами.

Виктор замер на минуту, прислушиваясь не то к собственным мыслям, не то к подсказкам свыше, и указал вправо:

— Туда! Бежим.

Наконец, они заметили бредущую с плато фигурку.

— Это же Настя! — обрадовался «первой ласточке» Денис.

Они бросились к девочке:

— Настя! Рассказывай скорее! Где Дина? Ты убежала? Куда нам идти?! Что ты молчишь?!

Девочка не отвечала, таращась на мужчин. Денис затряс ее за плечи:

— Ну же! Настенька! Расскажи, не бойся! Все уже нормально!

— А вы кто? — ошарашил их ответ.

— Она под гипнозом, — догадался Виктор, — надо идти по ее следам.

— А она…? — недоумевал Денис.

— Настя! Ты ждешь нас здесь! Поняла? — строго взглянул на подростка Виктор.

— Поняла, — кивнула она и, как робот, пошла дальше.

Виктор махнул рукой и побежал, перескакивая через камни, Соболев последовал за ним, недоумевая, откуда взялась у его хмурого друга спортивная прыть. Сумерки сизым туманом окружили молодых людей. Они останавливались лишь на мгновения, когда Виктор пытался выяснить, куда ведет его внутренний компас. Миллер не позволял паническому волнению сковать волю.

Новый месяц спрятался в фиолетовые сугробы туч, и дорогу над пропастью им освещал лишь узкий луч карманного фонарика.

— Нам туда, — показал физик, его сердце забилось быстрее.

— Уверен? — тяжело дыша, спросил Соболев.

— Да, уверен.

Они осторожно ступали по кромке скалы, хватаясь за кусты, чудищами выскакивающие в темноте. За черным силуэтом кривой сосны Денис увидел ужасающее зрелище — вдалеке в свете факелов отражались белым длинные плащи трех магов. А в центре на гигантской глыбе билось в конвульсиях обнаженное тело его сестры. Выглянувший вторым Миллер оторопел, видя невероятные, сверкающие лавины, обрушивающиеся на Дину. Они фонтанировали, растягивая и уродуя ее эфирную оболочку, вырывались светом из глаз и пор кожи.

— О Боже! — вырвалось у Виктора. — Она взорвется!

Но дальше молодым людям прорваться не удалось — они наткнулись на невидимый заслон.

— Что за хрень!? — не понял Денис.

— Черт! Какой-нибудь магический фокус, — предположил Виктор, судорожно перебирая мысли.

Они бились о преграду, но проникнуть на поляну не могли. Отгороженным будто стеклянной стеной, им была уготована лишь роль зрителей смертельного ритуала.

— Ты можешь выстрелить отсюда? — спросил Миллер.

— Слишком далеко.

— Хорошо, проверим, волновая ли это магия, — сказал Виктор и исчез вместе с тростью. Его спина появилась за пределами щита через секунду. Денис наблюдал, как друг бежит к магическому кругу. Самый высокий и, по-видимому, главный маг взобрался на камень и кинулся на излучающую странный свет сестру. Виктор выставил вперед трость, и из круглого набалдашника метнулся в мага сноп молний. Ударом электричества колдуна отбросило в сторону, но усиленный многократно разряд энергий вернулся в направивший его железный шар. Оружие выпало из рук Миллера, и на мгновение тело физика тоже осветилось ярким светом.

Помощники кинулись на Виктора, но он успел схватить трость и поразил того, что помоложе. Сверкающие искры через живой проводник потекли к земле и ко второму магу. У Вольфа загорелся плащ, и, сбросив пылающее одеяние, он побежал, приближаясь к Денису.

«Сейчас, сволочь», — Соболев спрятался за сосну, выжидая, когда противник окажется на расстоянии выстрела. Холодно глядя в немолодое лицо, окаймленное черными волосами, Денис нажал на курок.

* * *

Дышать становилось все труднее. Жизнь тонкой струйкой вытекала из нее. Короткие вдохи были почти пустыми. Только в пяти точках пока пульсировали огнем раскаленные пятна, существовавшие отдельно от нее.

Мысли то путались, то вдруг приобретали ясность. В эти моменты они летели откуда-то издалека, отражаясь эхом от свинцовых стенок черепной коробки. Она вскричала беззвучными губами: «Господи! Зачем ты мучаешь меня?!!! Тебе, правда, нужно это?!!».

В тумане перед ней показывалось то искаженное лицо Сета, то яростные глаза появившегося откуда-то Виктора, то всполохи огня. Их сменили вспышки детских воспоминаний. Дина снова открыла глаза: словно в замедленном кадре проносились удары, звонкие и хлесткие, летящие между Сетом и Виктором. Пятнистый воздух прорезали острые иглы молний, насыщая его резким запахом озона.

«Прости, Отец, что я ропщу… Прости моих мучителей. Не ведают, что творят! Пусть будет, как ты хочешь… Да свершится Воля Твоя!» — выдохнула Дина, и черноту в сознании постепенно вытеснил слепящий бело-золотой свет.

Виктор заметил, что тело девушки безжизненно обвисло на алтаре. Ее больше не окружала тающая радуга. Она стала бесцветной.

— А-а-а! — с ненавистью заорал он и сбил с ног Сета, в прыжке занося трость. Безумие, охватившее физика, увеличило его силу немыслимо, и в долю секунды круглый набалдашник, испуская пучки света, обрушился на голову мага. Не понимая ничего, Сет услышал оглушительный треск пронзающего его электричества и рухнул оземь с изумленно вытаращенными глазами, распространяя вокруг себя запах паленых волос.

— Ха-а-ах, — шумно, с хрипом дышал, нависнув над окаменевшим врагом, Виктор. «Мертв». Сглотнув, он отер пот грязным рукавом со лба и бросился к Дине, прикованной на черном камне. Молодой человек коснулся ее бледной кожи, ощутив ускользающее тепло. Виктор взобрался на жертвенник, но она уже не дышала.

«Не может быть! Сейчас, родная, сейчас, секунду», — бормотал он. Как автомат, он ощупал скобы, удерживающие тело, нашел замки, похожие на застежки на часах. Миллер подергал их, они не открывались, зато похожие на глиняные кости артефакты выпали из оправ и покатились к земле. Физик зачем-то подобрал их и сунул в карман. Пальцы сами нащупали в кармане крошечный нож-брелок, и тело Дины было высвобождено. Оно соскользнуло с камня на землю легко, как атласная лента, застыв на траве в неестественной позе. Денис издалека понял, что произошло. Он сел на землю и горестно закрыл лицо руками.

Тупое безмыслие пронзила ноющая скрипка, невесть откуда возникшая в голове Виктора. Не видя перед собой ничего, Виктор осторожно взял любимую на руки и пошел. Он переступил через распластанного мага, не понимая, куда идет и что делает. На самом краю обрыва что-то остановило его. Миллер внезапно увидел распахнутую перед ним клыкастую пасть пропасти. Прижимая к себе бездыханное тело, он опустился на колени и завыл, как одинокий волк, в безутешной тоске. Потоки слез оставляли борозды на покрытых пылью и щетиной щеках. Небеса разверзлись летним ливнем.

* * *

Где-то на вершине мира Виктор сидел на траве, укачивая мертвую Дину, как обезумевший отец потерянного ребенка. Залитая утренним светом поляна в густом ковре сочной зелени улыбалась небу милыми неброскими цветами. Небо отвечало земле поцелуями перламутровых облаков, словно не видело ГОРЯ человеческого. С высоты плато долина виднелась крошечным сизым пятном. Вниз улетали скалистые обрывы и зеленые мазки покрытых лесом склонов. Парили величавые орлы, прорезая воздух лезвием широких крыльев.

Пестрые бабочки опустились на руку и отсвечивающие медом каштановые волосы девушки, лежащей без движения. «Эта красота не может умереть!» — Виктор с трепетом прикоснулся губами к ледяным пальцам. И вдруг он возопил, обрывая криком тишину пространства. — «Бог, ты не можешь! Забери мою жизнь! Мою! Верни ее!»

«…верни ее… верни ее… верни ее…» — загромыхали скалы, спугнув парящих птиц.

«Так сходят с ума, — пронеслось в голове. — Пусть…» Он вспомнил о лежащих в кармане камнях и вытащил на свет. Виктор подумал, не бросить ли их на съедение горам, чтобы далекая река внизу никогда больше не выплюнула артефакты в руки человека. Но на смену иступленному горю маленькими шажками пришла решимость.

«Если не ты, Бог, то я сам… Так, — твердо сказал он, обращаясь к желтоватым кубикам на ладони, — говорят, вы все можете?!». Камни будто от батарейки включились, становясь прозрачными, испуская изнутри голубоватый свет, переливаясь на солнце, как бриллианты. В голове Виктора постепенно исчезли мысли. Сияние становилось все ярче и ярче, разжигаемое страстным намерением — вернуть жизнь. Одной рукой прижимая к груди плечи любимой, он смотрел на камни, как будто ничего больше на свете не существовало. Проходили минуты, долгие, как годы. Миллер не шевелился, уткнувшись взглядом в Чинтамани, без огня сжигающие его ладонь. Жар переливался через руку во все тело. Виктор не обращал внимания на боль, готовый сгореть дотла.

Проходили часы, и солнце давно поменяло положение в небе, когда слившийся с мертвым телом Дины, окаменевший снаружи, наполненный горящей лавой изнутри, Виктор увидел слепящую вспышку, разрывающую его грудь, и почувствовал, как сливается с белым светом взрыва.

Где-то вне миров и понимания в сверкающий океан Абсолюта к бесконечному множеству равных точек присоединилась еще одна. Но лишь на мгновение. Она вновь выплеснулась на поверхность, поддерживая вторую. Как два спутанных фотона, один дух тянул за собой другой, постепенно увеличиваясь, словно две капли, вот-вот готовые упасть. Наконец, они оторвались от массы света.

Еще ощущая себя точкой, Виктор вдохнул и открыл глаза, вновь увидев горы. Вокруг головы любимой появился нежно-голубой ореол. Вместо бурой запекшейся крови на месте смертельной раны образовалось бело-розовое пятнышко новой плоти. Заострившийся нос перестал казаться восковым, и тонкие ноздри втянули воздух. Мертвенные щеки окрасились едва заметным розовым цветом. Девушка пошевелилась. Преодолевая оцепенение, Миллер склонился над Диной. Она посмотрела на него, часто моргая:

— Я в раю?

— Родная, ты со мной. На Земле, — сказал Виктор, боясь поверить в чудо, с радостью ощущая на онемевших руках ее вновь родившееся тепло.

— Витя, — прошептала она, — я умерла. Я была там.

— Я тебя забрал, — тихо ответил он.

— Разве ты — Бог? — удивилась девушка.

— Ты говорила, что все мы — Боги. Я поверил…

P.S.

Россыпью золотой пыльцы ложились солнечные лучи на полированные плиты пола гостиницы. В спокойствии утра сидели за столиком двое, вдыхая аромат кофе, струящийся из белых фарфоровых чашечек.

— Птица-феникс возродилась из пепла… Красиво, — задумчиво сказала громадная, как медведица, женщина в синем одеянии.

— Да, Анна. И мир получил свою Психею — одухотворенную и… оплодотворенную, — улыбнулся ей мужчина в сером свитере, — и отдали ее в руки Авелю, наконец-то преодолевшему Каина.

— Свершилось, Иван. Велик символизм числа три: Отец, сын и Святой дух. Бог, мужчина и между ними Душа — женщина. Троица.

— Пройдет каких-то несколько лет, и человечество получит новорожденный культ.

— Viva Sanctum Regnum!

— Amen.