Валерий вцепился взглядом в Сергея, тот кашлянул и посмотрел в упор:

— А ты уверен, что она мертва?

Черкасов подтянулся и вытер кулаком сухие губы.

— Шиманский посмотрел на часы, и сказал, что ее уже нет, — сглотнул громко. — Что всё, убили.

— Но убитой ты ее не видел, — полувопросительно-полуутверждающе сказал Сергей.

— Нет.

— И это было возле Салтыковского леса.

— Да. Так в чем дело?

Сергей почесал висок.

— Я не понял, зачем ее перевозить оттуда в спальный район.

Черкасов подошел к начальнику охраны, ткнул пальцем в смартфон.

— Что там?! Не тяни, не то я тебе мозг вышибу.

— Это еще кто кому, — саркастически скривился Сергей и рассказал о треккере.

— Едем. Сейчас же! — Валерий расправил плечи. Его сердце вскользь задела надежда, и глаза чуть ожили, перестали казаться черными дырами на мертвенно-бледном смуглом лице.

— Погоди еще загораться. Она может быть так же мертва в Кузьминках, как и в Салтыковском лесу. Не исключено, что какой-то гад стащил с нее новые кроссовки и вручил подруге своей, чтоб не пропадали.

Черкасов недобро сверкнул глазами:

— Всё равно едем.

Адвокат отлип от шкафа и севшим голосом проблеял:

— Может быть, это ловушка, если они обнаружили треккер? Чтобы Валерия Михалыча кто-то застал «на месте преступления». Поберечься бы.

Не слушая его, Черкасов спросил начальника охраны:

— Ты еще работаешь на меня?

— Хрен кому удастся так легко уволить меня с хлебного места, — осклабился Ларин. — Только через суд и с выходным пособием, от которого жаба задушится.

— Хорошо. Тогда собираем всех. С оружием. И по машинам.

— Что, и базуки брать? — хохотнул Сергей, разряжая обстановку.

— Не закупили. — На полном серьезе ответил Валерий. — Но у них автоматы. Полицейские.

— Война, так война, — кивнул Ларин и набрал дежурный пост. — Ребята, срочный выезд. На шефа наехали. Форма П1. На сборы три минуты, — и опустив трубку в карман, потер ладони в нетерпении. — Мы тоже умеем по-взрослому.

— Боевое противозаконно, — пискнул растерявший весь апломб Юрий Витальевич.

— Вы были не в курсе, — хмуро ответил Черкасов. — Соучастником не станете. Звоните моим юристам. Пусть готовят документы на продажу компании Мостеру.

— Ночь же… — опешил адвокат.

— На том свете отоспятся, — бросил большой босс, уже в дверях протянул раскрытую ладонь: — Пистолет верни.

— Больше без дурки? — критично взглянул на шефа начальник охраны.

— Без.

— Ладно. Я слежу за тобой.

— Это взаимно, — без улыбки ответил Валерий.

* * *

Через несколько минут три внушительных внедорожника мчали из Барвихи в сторону Кузьминок. Валерий смотрел на дорогу и считал столбы — по одному на стук сердца. От внутреннего напряжения сокращались мышцы, и подошва ботинка на автомате выдавала нервозный постук по резиновому коврику. Сергей вел сосредоточенно и быстро. Когда они пересекли МКАД, он не выдержал и спросил:

— Какого ляда ты удалил видео с сервера?

— Там нечего смотреть.

— Можешь не врать. Я слышал. Про Варю, — жестко ответил Ларин, притормаживая перед светофором.

У Валерия дернулось веко, он ответил сквозь зубы:

— Разрешаю набить мне морду, когда вернемся из Кузьминок.

— Ловлю на слове, — буркнул Сергей и после долгой паузы добавил, метнув на шефа подозрительный взгляд: — Тебя походу подменили, Черкасов.

Валерий не ответил и в который раз набрал номер треккера, но тот снова не подал признаков жизни.

Кортеж проехал широкий перекресток и свернул направо, где на первых этажах одноликих жилых домов, выстроившихся вдоль шоссе, мелькали вывески.

— Почти здесь, — сверившись с навигатором, заметил Сергей.

Внутри Валерия всё сжалось, холодный пот проступил на спине. Черкасов подготовился к самому худшему. Неожиданно на небольшой площади впереди показались массово припаркованные у обочины мотоциклы всех мастей. Яркие неоново-красные буквы питейного заведения аляповато и несимметрично нависали над входом в подвал.

Внедорожник Сергея медленно подкрадывался к байкерской тусе, как чужак к стае. Кирилл с Русланом ехали следом так же осторожно. А Валерий, коротко выдыхая через рот, ощупывал взглядом темное пространство вокруг. Чернота, редкие фигуры в кожаных косухах, пустые скамеечки у подъездов под фонарями стандартных дворов, бутылка пива у мусорного бака. Сергей чуть повернул, ища парковку, и у самого бара Валерий вычленил глазами светлые волосы, косу на плече — девушка стояла, опираясь спиной о кирпичную стену, подняв лицо к небу. Тень с вывески падала так, что черты было не разглядеть. Девушка в голубой куртке и джинсах тут же оттолкнулась от своей опоры, но не пошла прочь, а, аккуратно нащупывая левой рукой кирпичи, спустилась в подвал. Сердце бешено заколотилось, разбивая сомнения на тысячу мелких осколков. Расширив глаза, в которых внезапно что-то зачесалось, Черкасов вцепился в предплечье Сергея.

— Тормози!

— Больно же, — вырвал руку Ларин.

Автомобиль еще не остановился полностью, а Валерий выскочил на асфальт, крикнув в салон:

— За мной не следовать! Я сам!

* * *

Я так и не заснула больше. Голова кружилась от бессонницы и усталости, но в висках стучала молоточками тревога. После видения о Матхураве, покой вернуть не удавалось. Сердце стучало так, будто я выпила три здоровенные кружки кофе и заела плиткой горького шоколада. Тяжело вздохнув, я вновь побрела спасаться от духоты, запаха чужого секса и табачного смрада каморки на улицу. Но у ночной свежести была обратная сторона медали, впрочем, как у всего на свете, — там я быстро замерзла.

— Чего маешься? — послышался голос Деда сквозь взревевшие аккорды Iron Maiden. — Иди к нам.

Я пожала плечами, улыбнулась смущенно.

— Iron Maiden хорошая группа, но, как по мне, громковато.

— О-па! Мокрый прикрути. Такие пай-девочки разбираются в хэви-металле? — поразился Дед, и в его голосе проскользнуло особое уважение.

— У меня брат рок-музыкант. Приходится разбираться.

— Прям разбираешься? Тогда скажи, это что? — спросил заинтересованно Мокрый.

Народ попритих, обратив внимание на занятный экзамен. Я узнала с первого такта:

— Группа «Accept», песня «Balls to the Wall», восемьдесят третий год.

— Круто! А это?

— Мэссив Аттак.

— Во даешь! А это?

Достаточно было пяти лиричных нот, чтобы я отгадала:

— Старые добрые «Uriah Heep», песня из альбома семидесятого года «Уйди, Мелинда».

Со всех сторон полетело одобрение. Кто-то даже захлопал. Музыка затихла, бармен задумался видимо, чем меня огорошить. А мне стало жаль, что грустные гитарные переборы британских рокеров прекратились, уж очень они были созвучны моему настроению.

И вдруг знакомый баритон из-за спины выкрикнул:

— Варя?!

Мое сердце чуть не остановилось.

— Варя! — снова позвал Валера. Прозвучало это его голосом, но совершенно непривычно: объемно и глубоко.

Я обернулась, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями, ведь я уже оплакала нашу встречу заранее, как невозможную… Но в паре метров от меня в темноте вырисовался его контур.

— Варя, пожалуйста, давай выйдем на улицу, — взволнованно произнес Валера. — Я знаю, я обидел тебя. Но, пожалуйста, давай поговорим, это очень важно!

Сердцу в груди было мало места, но я молчала, закусив в смятении губу — ведь одно фальшивое, неверное слово, и я снова услышу в ответ раздражение. Горло перехватило: зачем он пришел?

— Я понял, — рядом со мной возник Дед. — Судя по твоему лицу, это тот самый козел, что тебе синяков наставил.

— Погоди, Дед, — прошептала я, коснувшись его руки.

— Что тут годить? Кулаки чешутся репу расквасить этому уроду, — попер на Валеру байкер, что-то деревянное проехало по стойке. Бита? Бильярдный кий? — Ты что, говно модное, решил, что самый крутой?! А ну пошел отсюда!

— Хочешь драться? Давай! Я все равно с ней поговорю! — рыкнул Валера и шагнул навстречу, явно нарываясь на удар.

Я опешила. Между контурами двух крупных мужчин багряные волны агрессии покатили одна на другую, нарастая до потолка и грозя устроить шторм, в который наверняка затянет всех присутствующих.

— Не надо! — крикнула я.

Дед меня не послушал, и, размахивая чем-то, шагнул к Валере. Я растерянно оглянулась. Судя по вспыхнувшим по залу пятнам, другие байкеры решили присоединиться. Это требовалось остановить. Сейчас же!

Отбросив ощущение, что я уставшая, слабая девушка, я вспомнила Матхураву. Почувствовала его так живо, что даже пышные усы показались реальными, челюсть больше, и почудился тяжелый, за поясом, меч. Черт меня побери! Я собрала всю свою волю из живота и выбросила ее через горло с низким, несвойственным мне командным взрёвом:

— Я сказала «Нет»! — и встала, заслонив собой Валеру.

Это было так громко, что бас-гитара, отставленная музыкантами, ответила вибрацией. Отозвались барабаны нарастающим внутри бас-бочки гулом.

Дед опешил. Валера тоже. Разговоры в баре затихли, и все уставились на меня. Склонив голову и по-бычьи сверля слепыми глазами байкеров, я ощущала себя Матхуравой, здоровенным мужчиной, умеющим обращаться с мечом и кинжалом. Неизвестно откуда взявшаяся в мышцах и в голосе сила позволила мне говорить уверенно и твердо:

— Никто здесь его не тронет.

— Не надо, — возмутился Валера, — я сам…

Я подняла ладонь:

— Молчи.

И он замолк. Словно послушная Сона. Я прорычала:

— Здесь никто никому ничего не должен. Пусть так и останется, — и чуть мягче, но все еще по-мужски обратилась к Деду: — Ты реально крутой чел, Дед, с большим сердцем. Больше всего на свете ты ценишь искренность и справедливость, чтобы было без фальши, так?

— Откуда ты… — пробормотал байкер.

— В точку. Это про тебя, Дед, — раздалось со столиков.

— Я говорю искренне. И ты это чувствуешь, — сказала я. — И я говорю тебе, что в этой драке справедливости не будет. Просто поверь мне. Ты и так силен, прояви мудрость.

Дед молчал, соображая. Пауза стала материальной, весомой, как туман в лощине, оседающий каплями на лицо. Наконец, байкер отступил к стойке, опустив биту или что там у него было в руках.

— Черт, ладно. Тебе видней.

— Спасибо, Дед, — сказала я и обратилась ко всем присутствующим, сидящим и повскакивавшим с мест. — И вам, ребята, спасибо! За то что настоящие. Для меня большая честь побывать у вас.

— Крутая девчонка. Мы тебя тоже рады видеть рядом. Чувиха с характером. Да это не телка, это риал мэн. Иди к нам за столик. Пива будешь? Угощаем, — полетело отовсюду добродушное.

Еще чувствуя в себе Матхураву, я с достоинством приложила ладонь к груди и чуть склонила голову.

— Благодарю. — Коснулась плеча Деда. — Нам действительно нужно поговорить.

— Ладно, — буркнул он примирительно, — но если что, я здесь.

— Это круто, Дед. Ты крутой. — И я, наконец, обернулась в Валере. — Пойдем.

— Хорошо.

Я пошла вперед уверенно, не слишком выставив руки, потому что успела запомнить количество шагов от стойки до выхода. Нащупала дверной косяк. Валера поспешно открыл дверь и подержал меня под локоть.

— Я могу выйти сама, но спасибо, — кивнула я, вставила носок до предела в ступень и рукой коснулась кирпича в стене.

Мы быстро вышли на улицу. Озябнув, я засунула в карманы джинсов руки и выдохнула, отпуская прочь Матхураву. Тело сразу стало легче, ослабло, вспомнив об усталости. Совсем другим, обычным своим голосом я спросила мягче:

— Утро, наверное, скоро? Что там, на небе?

— Скоро, — ответил Валера и, сглотнув, добавил тихо. — Ты какая-то совсем другая. Там. И теперь снова… Разная совсем.

Я пожала плечами.

— Иначе бы Дед меня не услышал.

— Я могу сам за себя постоять.

— Я знаю.

Мы оба молчали, каждый боясь сказать не то. Где-то мимо пронеслась скорая с сиреной. «Зачем ночью будить город, машин и так не много?» — подумала я. Валера стоял в шаге от меня, и я слышала его взволнованное дыхание, чувствовала доносимое прохладным сентябрьским ветром его тепло. Казалось, с нашей последней встречи прошел месяц или несколько жизней.

— Ты хотел поговорить, а теперь молчишь.

— Оказывается, это трудно, — он снова замялся.

— Что?

— Попросить у тебя прощения. За всё, — он на самом деле волновался.

— Скажи «Прости меня».

— Прости меня, Варя.

— Хорошо, я прощаю.

— Так просто?

— Да.

И мы опять замолчали, прислушиваясь к дыханию друг друга.

— На самом деле, я за тобой, Варя, — выдохнул, наконец, он. — Тебе угрожает опасность. Тебя хотят убить.

— Я знаю. Уже пытались, — сказала я кратко.

А сердце зашлось. Возможно, от того, что он пришел за мной, захотелось расплакаться, как маленькой, рассказать все, что я пережила, что передумала. Но слова так и остались комом в горле. Валере это не надо…

— Но как ты спаслась?

— Нарочно не придумаешь, — улыбнулась я, скручивая в жгут свои слабости. — В лесу вышел на дорогу лось, и машина, в которой меня везли убивать, перевернулась. Все мертвы, кроме меня. И лося. Ирония судьбы, да?

— Варя… Это какое-то чудо… Я чего только не передумал за эту ночь! Но как ты, не видя, добралась почти в центр Москвы? — он шагнул ко мне, но не решился даже протянуть руку. С одной стороны, после всего это было правильно и говорило о какой-то перемене в его отношении ко мне, но с другой — больно. Причем нам обоим. Ему от вины, мне…

— Дед подвез. Знаешь, Валера, — задумчиво проговорила я, — бывают на свете простые люди, бывают счастливые, а мы с тобой два кармических инвалида.

— Почему инвалида?!

— Потому что столько раз друг друга ранили, что уже никто из нас не знает, как поступить нормально. А всё, что ни делаем, получается вкривь и вкось.

— Я ничего не знаю про карму, но если тебе нравится верить в эти кришнаитские штуки, пожалуйста. Я просто хочу увезти тебя туда, где безопасно.

— Штуки не кришнаитские, буддистские. Думаешь, у тебя получится? — Я подняла к нему голову с вызовом. — С договором ничего не вышло. Плохая оказалась затея.

— Ты не можешь оставаться здесь.

— Я не останусь. Утром прилетит подруга и отвезет меня в такие дебри, где крокодил не ловится, не растет кокос.

— Куда? — напряженно спросил он.

— В горы. В чертову глушь или медвежий угол, где водятся только местные пьяницы и приезжие йоги. — Я хотела звучать беззаботно, но не уверена, что получалось. Внутри всё дрожало. — Они что-то там пытаются строить. Новое общество. Без электричества, интернета, сельсовета и, соответственно, полиции. В общем, куча ненормальных, почти как я.

— Ты не понимаешь! — с нажимом сказал Валера и все-таки взял мою ладонь в свою, правда, тут же отпустил, смешавшись. — В России тебе нигде не безопасно. Ты — опасна для очень серьезных людей. Они не успокоятся, пока жив свидетель. И твоя слепота… Ее надо лечить.

— Валера, — сказала я возможно слишком напряженно, с трудом справляясь со вспыхнувшей от этого прикосновения эмоцией. Это была сносящая мозг одержимость Матхуравы Соной, наслоившаяся на мои чувства к человеку из плоти и крови, беспокойно потирающему замерзшие пальцы или просто не знающему, куда деть руки. Я обхватила себя, загораживаясь, ругая себя за то, что ищу в его словах какие-то чувства — там не было ничего, кроме вины. Я проговорила, стараясь звучать ровно: — Мне на самом деле приятна твоя забота, но я не приму от тебя деньги. Теперь абсолютно точно не приму. Профессор сказал, слепота пройдет сама, достаточно успокоиться. Пройдет время, и я успокоюсь. Я уже почти спокойна. И ты мне ничего не должен. Я на самом деле тебя простила. Так что ты, правда, свободен. Мне не нужна твоя вина или чувство неловкости. От них мне самой неловко. Наверное, даже плохо. Насколько я успела понять, у тебя большая, интересная жизнь. Живи ею. Я… — у меня чуть не вырвалось «Я же люблю тебя и так…», но я вовремя осеклась. — Я сама справлюсь. Я — большая девочка. И мне, как ты заметил, невероятно везет.

Ответом был тяжелый вздох. Валера отвернулся, сгорбившись, буркнул под нос что-то вроде «Нельзя так», но переспрашивать мне показалось не тактичным.

— Я должен вернуть тебе телефон, — тускло вымолвил он. — И, пожалуйста, дождись свою подругу у меня. Тебе же, наверное, хочется принять душ, переодеться… Такую мелочь ты сможешь от меня принять?

— Могу. Но лучше отвези меня в аэропорт. Ника прилетает в десять утра в Домодедово. Уже не так долго осталось ждать, а учитывая масштабы Москвы и утренние пробки, мы вполне можем приехать вовремя, если стартанем прямо сейчас.

— Хорошо, — сердито сказал он. — Как скажешь.

Я не удержалась, тронула его за рукав:

— Не сердись. Если ты занят, я доберусь на байке Деда. Он обещал.

И тут же почувствовала горячие ладони Валеры на своих предплечьях, он наклонился ко мне. Стало до боли жаль, что я не вижу его глаз, но, наверное, так было даже к лучшему — думаю, было бы больнее видеть в них безразличие.

Валера сказал медленно, чуть ли не по слогам, придавая голосу фальшивое спокойствие:

— Всё. Нормально. Я сам. Тебя. Довезу.

Близость его тепла, запах, пробуждающий одновременно страх и жестокие воспоминания прошлой ночи, и несовместимое с ним желание, чтобы он обнял меня, проявил что-то доброе, хотя бы по-дружески, еще сильнее закружили мне голову. Сдерживая проклятые, подступающие слезы, я по-деловому кивнула:

— Хорошо. Только я попрощаюсь с Дедом. Удивительно хороший человек.

В ответ послышался еще один горький вздох.