На выходе из ворот Матхурава увидел мать, и внутри все оборвалось.

— Куда вы уводите моего сына? — вскричала она, теряя всю строгость и высокомерие. — Что его ждет?!

— Темница. Смерть, — равнодушно бросил плосколицый прадештар.

Матхурава и я покрылись холодным потом. Засмотревшись на мать, он поскользнулся и чуть не растянулся на земле. Я покачнулась в кресле, спружинила мягкая спинка.

— Да что же это творится?! — послышался встревоженный голос Ники или Шри Дэви.

— Сейчас, Ма, сейчас… — пробормотала я, силясь справиться с собой. От раздвоения раскалывалась голова.

— Она не узнаёт меня… — в ужасе отметила Ника.

— Узнаю, — ответила я, поднимая голову. — Не волнуйся, Ника, все в порядке.

— Не заметно, — буркнула она.

Повеяло жарой — Паталипутры или Тель-Авива? Была ли разница? Как же не вовремя, и как страшно!

Пытаясь сосредоточиться на том, что есть, я свернула куртку, нащупала чашку с кофе на столике и жадно отпила уже остывший напиток. Гул самолетов смешивался с трубным ревом слонов.

— Что ты решила, Варя? — донесся до меня звенящий напряжением голос Валеры.

Мне хотелось одного — покоя и обыденности. Чтобы все стало, как прежде: без видений, убийц, без запутанных, мучительных отношений. Но подумалось, что в детстве я боялась темноты, а теперь живу в ней. Когда мне было четыре, папа сказал: «Доча, волшебные сокровища всегда прячутся там, где страшно. Вот ты испугаешься чего-то и убежишь. И никогда не узнаешь, что пряталось за страхом. А, значит, и не найдешь ничего чудесного. Грустно так, да?» Я кивнула. «Лучше пусть будут приключения», — добавил он, взял меня за руку и повел прямиком в темный-претемный зал. Я не дышала, прирастала к полу от ужаса, представляя чудовищ за шкафом, но папина теплая ладонь и боязнь подвести его заставляли делать шажки во мраке. Шуршали по полу тапочки, и, казалось, это ночные страшилы выползают, чтобы утащить меня и съесть. Я зажмурилась и пискнула, но папа не остановился. К моему детскому изумлению, вместо чудищ на полу у полированной дверцы шифоньера сидел плюшевый мишка — тот самый, с витрины, которого я давно выпрашивала у родителей. «Всегда иди на страх, — сказал папа, поднимая на руки меня и игрушку. — Видишь, ты победила страх и нашла мишку. У-у, какой мягкий и пахнет вкусно… Как его назовешь?»

Жаль, не было рядом папы, и мне давно не четыре… Воспоминания той жизни становились всё страшнее. Я отчаянно не желала знать, как именно казнят Матхураву, если казнят… Узнаю ли я, что произошло с Соной?

Впрочем, и в реальности было не более радужно: кто знал, не повторит ли Валера прошлую ночь, если снова выпьет? Судя по деяниям Матхуравы, вполне мог. Не поведет ли он себя со мной опять, как с отвратительной ему шлюхой? С тем же жутким желанием наказать? Что вообще взбредет ему в голову?

Довериться после всего было сложно. Меня пробирал озноб, но опции «уйти, куда глаза глядят» попросту не было. Положа руку на сердце, я и не слишком-то верила, что Валера меня отпустит.

Но, несмотря на мои опасения, всё указывало на то, что следовало остаться. И хотя боль хотелось забинтовать, как гниющую рану, замазать чем угодно, и, поддавшись страхам, бежать, сердце подсказывало, что она, окутанная мраком, еще припасла для меня сюрпризы. Хорошо, если только в воспоминаниях о прошлой жизни… Набираясь решимости, я сказала:

— Спасибо за предложение, Валера. Мы поедем в твой коттедж.

Он с облегчением выдохнул.

Мы спустились по трапу, прошли таможню и оказались в шумном зале аэропорта. Ника не подпускала ко мне никого ни на шаг и сосредоточенно сопела.

Я старалась идти ровно, это удавалось мне с трудом, ибо одновременно нищие у базара кидали в Матхураву гнилое манго, улюлюкали и кривлялись. Зеваки бежали следом, лаяли собаки. Ювелир гордо задрал подбородок, стараясь никого не видеть. Его голова кружилась и теснило в затылке так, будто неясная сила изнутри стремилась выдавить глаза. У меня тоже. Процессия свернула за угол, впереди выросла крепость.

— Сюда, — проговорил Валера, — нас ждет минивэн у входа. Я заказал трансфер.

Плосколицый стражник открыл дверь темницы, другой ударил копьем под колено арестованному, и Матхурава со всего маху полетел на пол.

Я потеряла равновесие. Ника и Сергей поймали меня буквально на лету. Я смутно поблагодарила. От подруги разлетелись в стороны красные искры гнева, и она завелась.

— Знаете, Валерий, вы меня не проведете! Тут что-то не так. Я Варю слишком давно знаю! Вот такого, — Ника перевела дух, — этой странной слепоты, отключек, шатаний на ровном месте… такого до встречи с вами не было!

— Не понимаю, что вы хотите сказать? — буркнул Валерий.

— А то, — на повышенных тонах ответила Ника, — что моя Варя — самый лучший, добрый и честный человек! Только у нее есть громадный по нашей жизни недостаток — слишком доверчивая: считает, что люди рядом такие же, как она… Угу, хрена с два! Вы складно пели про защиту, а на деле… Почему она ведет себя, будто пьяная, а?! Вы ей подсыпаете что-то? Как мне в шампанское? Что было в кофе? Выкладывайте!

— Вы с ума сошли?! — возмутился Валерий. — Мне больше делать нечего!

— Ника, не надо. Ты все неправильно поняла, — выдавила я, выскребая себя остатками воли из времен царя Ашоки. Ситуация накалялась. Хоть проси, чтобы мне стукнули промеж глаз и выбили из этой реальности Матхураву…

— Я требую объяснений! — гремела Ника. — Сейчас же, Валерий! Иначе я позову полицию.

Контуры людей вокруг обратились к нам.

— Прекратите скандалить. Это нам нужно меньше всего сейчас, — прошипел Валерий и подхватил меня под локоть.

Ника принялась вырывать мою руку.

— Вам! Вам это нужно, а не нам!

— Ника! — одернула ее я, предчувствуя, что они готовы подраться прямо здесь, на людях. — Ника, перестань! Я странно веду себя потому, что у меня видения после удара головой.

— Так он тебя еще и ударил?! — кипела Ника. — Я зову полицию…

— Нет! Не он… Я выпала из автомобиля. Из-за Шиманского. Теперь не могу контролировать то, что приходит. Прямо сейчас я чувствую себя в двух реальностях одновременно: здесь и в древней Индии, чтоб ее!

— Охренеть, — выдал Сергей и вдруг рявкнул на кого-то: — Эй ты! А ну-ка не снимай! Донт шут! Донт шут! Я тебе, гаденыш, сейчас камеру сломаю!

До меня долетели звуки потасовки, пятна и световые сферы замельтешили хаотично. Валерий потянул меня прочь из аэропорта, чертыхаясь и закрываясь рукой от обступившей толпы. Пока я бежала, выветрился из головы Матхурава.

Уже в машине Ника спросила дрогнувшим голосом:

— Варюнчик, солнце мое, ты скажи: как это — в двух реальностях?

Я вздохнула.

— В это сложно поверить, но я вижу прошлые жизни. Меня… точнее, ювелира, который преступил закон, арестовали и ведут в тюрьму. Я чувствую и вижу это прямо сейчас. Ощущения те еще… Давай я тебе позже подробно расскажу? Очень болит голова.

Валерий и Ника переглянулись, а Сергей назвал адрес русскоговорящему водителю. Автомобиль тронулся под неуместно веселую песенку Ива Монтана о мальчишке из Парижа.

* * *

Такси проехало мимо окаймленного пляжами и высотками берега. Средиземное море шумело, призывно искрилось на солнце, распространяло вокруг пронизанную негой атмосферу курорта.

Валерий мысленно поблагодарил Леночку, сумевшую в считанные минуты найти и забронировать белоснежный коттедж в американском стиле с верандой и щедро пропускающими свет панорамными окнами. Но ни роскошь интерьера, ни солоноватый привкус воздуха, наполненного ароматами южных растений, ни лазурный бассейн, продолжающий веранду с колоннами и плетеной мебелью, не развеяли гнетущего настроения Черкасова.

Он поторопился скрыться от спутников в первой попавшейся спальне. Валерий уже закрывал за собой верь, когда подбежала Ника. Хлопнуть бы перед ее носом дверью!

— Извините, я была неправа, — потупилась блондинка. — Просто я ничего не пойму, сумасшедший дом какой-то.

— Надеюсь, Сергей справился, и фото не выложат в сеть, — сухо ответил Валерий.

Ника виновато захлопала ресницами.

— Я слишком люблю Варю…

— Хорошо, что любите. Может, ваше присутствие поможет ей выправиться. И врачебная помощь.

— Да, только… Варе совсем не окулист нужен, а психиатр. Эти видения, это ненормально.

Черкасов удрученно кивнул:

— Слепота у нее тоже психическая, или, как профессор сказал, психогенная.

— Это ужасно, Варя такого не заслуживает, — Ника вздохнула, примирительно обвела глазами вокруг себя. — А тут красиво. Только я одета не по погоде…

— Ах да, ваш чемодан. Берите Сергея, купите все, что нужно, — желая поскорее от нее избавиться, сказал Валерий. — Он тоже без багажа.

Девушка раскраснелась от удовольствия, но благодарности от нее Черкасов выслушивать не стал, бесцеремонно закрыл дверь и щелкнул замком. Оставалось три часа до встречи с потенциальным покупателем. От мысли о продаже компании Валерия снова передернуло, но адвокат был прав: если тормозить, можно запросто остаться ни с чем.

Черкасов вывел телефон из «режима полета» и обнаружил семь пропущенных звонков от матери, десять от старшего менеджерского состава и один с неизвестного номера. Шиманский? Возможно.

Уже давно не десять утра, и без дани упырь наверняка загрустил. Валерий криво усмехнулся и показал воображаемому врагу средний палец: не видать ему ни денег, ни Вари. «Она восстановится, она даст свидетельские показания, и тогда посмотрим, кто окажется в ловушке», — подумал Черкасов.

Надо было объяснить матери, почему он уехал, но на плечи навалилась усталость. Мать подождет, ей не привыкать. Валерий в две минуты принял душ. Отбросив покрывало, завалился на постель и выключился.

* * *

Падая во сне с крыши огромного здания, он с размаху вдавил лицо в подушку и подскочил. С непониманием окинул взглядом светлые стены. Всё чужое. Пахнет пустой чистотой отеля. Откуда-то снаружи донесся вскрик и плеск воды. Варя! Черкасов бросился к двери, спросонья принялся дергать за ручку и только с третьего рывка вспомнил, что заперся сам. Провернул замок и выбежал в гостиную. Светловолосая фигурка в одежде барахталась в бассейне. В несколько прыжков Валерий оказался на веранде, сиганул в воду и подхватил девушку, беспомощно бьющую по голубой поверхности ладонями.

— Всё, всё, держу. Спокойно. Всё хорошо.

— Валера… — пробормотала она жалостливо, — Валера… Я не знала, что тут бассейн… Не знала… Я споткнулась…

— Всё хорошо, — проговорил Черкасов, прижимая ее к себе и ловя в душе теплый, почти отеческий прилив нежности. — Тут не глубоко. Ты просто испугалась.

— Испугалась, — судорожно вздыхая, вторила она, а у Валерия защемило сердце.

Он помог ей выбраться, усадил на шезлонг. С ее волос, с промокших насквозь джинсов и майки текла вода. Черкасов вдруг понял, что сам — в одних трусах. «Хорошо, что не видит», — подумал он и тут же рассердился на эту мысль. Сдернул с диванчика плед и укутал им Варины плечи. Сел напротив, убрал с ее лба мокрые пряди, отчаянно желая сделать что-то еще, чтобы она не дрожала, чтобы улыбнулась.

— Ты освоишься, не переживай, — сказал он. — Ты привыкнешь…

Варя закрыла лицо руками, и Черкасов понял, что ляпнул не то. Смешался. Его было не застать врасплох на самых сложных переговорах и вообще где угодно, хоть в государственных верхах или перед телекамерами, а тут Валерий внезапно растерял все слова. Как мальчишка. Сердце захолонулось, смущенное, непослушное.

Варя отвела ладони, выдавила из себя ненастоящую улыбку.

— Привыкну, конечно. Противно быть беспомощной, но роптать — глупо.

— В твоей ситуации это нормально, — пытаясь загладить ошибку, сказал Черкасов.

— Ты думаешь? — Она стянула с плеч плед. — А смысл? Кому станет легче от того, что я расплачусь? Или начну жаловаться, что вместо того, чтобы найти кухню и выпить воды, я оказалась в бассейне? А если расскажу, как мечтала путешествовать по миру, и вот моя первая поездка за границу — Тель-Авив, Средиземное море, пальмы, но мне их не увидеть?

Вина захлестнула Валерия, как удавка на шее.

— Тут ничего нет хорошего, поверь, — хрипло ответил он. — Пальмы, как пальмы.

— Вот. Теперь и тебе стало больно, — без радости констатировала она. — Мне тоже. Учусь принимать. Я как-то читала, что боль надо прожить, иначе она покалечит еще сильнее, налипнет снежным комом и не отстанет до следующей жизни. Похоже, так и есть.

— Удивительно, что ты во все это веришь, в эти жизни…

— Приходится, — горько усмехнулась она. — Когда тебя как обухом по голове шарашит Вселенная образами и воспоминаниями, да еще и выключает свет у обычной реальности, не захочешь, а поверишь. Радости это не приносит, хотя дает понимание: почему имею то, что имею. Заслужила, увы.

Валерий почувствовал себя неловко: с одной стороны казалось, что всё это бред и самым подходящем слушателем тому был бы психиатр; с другой — от взявшей себя в руки Вари веяло светом разумности, какую редко встретишь у девушки такого возраста и внешности, и к досаде подмешивалось восхищение. Жаль, Варя была слишком серьезной, словно намеренно выстраивала между ними китайскую стену. Черкасов попробовал применить методику уступок, с партнерами всегда срабатывала.

— Хорошо, допустим, действительно существуют прошлые жизни. И кем ты была?

— Жизней было много, разных.

— Ты что-то говорила про Индию. Это интересно.

— Ювелиром, мужчиной. Знаешь, забавно, но я вспомнила, как делать украшения и обрабатывать драгоценные камни. Только зачем это слепой?

— А ты любишь драгоценности? — упорно не хотел слышать о слепоте Валерий.

— Красиво со стороны, у меня их особо не водилось, если не считать пары золотых сережек и кольца, подаренного мамой.

— Тогда про огранку, может, просто читала где-то? Память иногда выдает поразительные вещи, не говоря уже о подсознании.

— Не читала, — покачала головой Варя.

— И что же, мы с тобой встречались в Индии? Кем я был? Царем? Раджой? — Валерий решил подыграть, ловя себя на мысли, что несмотря на скептицизм, ему правда были любопытны ее ответы.

— О нет, не раджой. Уверен, что хочешь знать? Тебе вряд ли понравится.

— Почему? — засмеялся Валерий. — Меня что, съели львы?

— Львов в Индии не было, — медленно ответила Варя, отводя глаза, словно ей было стыдно. Помолчала немного и решилась. — Ты был девушкой, а я мужчиной. То, что случилось той ночью, повторяется много раз. Мы меняемся местами, калеча и унижая друг друга. Странная, в чем-то садистская любовь. Или болезнь… Я поступила с тобой так же мерзко, как ты со мной. Прости…

Смех Валерия мгновенно потух, ее прямота резанула по сердцу и оглушила. Что-то внутри него завибрировало от боли, будто Варя пыталась ударить его словом и попала в самую точку. И теперь не она, а он внезапно ощутил себя уязвимым, несмотря на всю логику, на то, что сам корил себя за ту бешеную, нутряную, тяжелую грубость по отношению к ней. Болезнь…

В голове Валерия помутилось, но тут же сработала защита, будто предохранитель, спасающий электрическую сеть от перегрузки. Черкасов помрачнел и бросил жестко:

— Это ты больна. Только ты! И всё случилось, потому что ты сама этого хотела! Напросилась.

Распахнулись ворота, и въехал минивэн. Сергей и Ника! Еще пара спасательных кругов, пусть они с ней разбираются. Не говоря больше ни слова, Валерий встал и пошел в свою спальню, где противной трелью надрывался телефон.