Джули пришла через день. Позвонила и настороженно топталась, отойдя подальше, на самый край лестницы, будто хозяин только и думал о том, чтобы затащить ее и воспользоваться. Валерий усмехнулся, увидев, что она не вынимает руку из кармана — через вязаное полотно невнятного серого лапсердака проступало нечто цилиндрическое.
— Газовый баллончик? — спросил он в лоб. — А в сумке граната?
— Какая граната? — быстро заморгала она и покраснела.
— Да ладно, правильно, что соблюдаешь меры предосторожности, — кивнул Валерий и распахнул пошире дверь. — Проходи.
Девушка замялась. Черкасов снисходительно добавил:
— Можешь достать свой баллончик или что там у тебя. И держать на взводе. На случай, если я маньяк. Раз пришла, значит нужно. Заходить или нет, решай сама. — Он показал, что в руках ничего нет, и похромал через маленький холл в совмещенную с кухней столовую.
Судя по шагам, Джули всё-таки зашла. Он обернулся и тяжело опустился в кресло. Девушка окинула взглядом комнату без мебели, беспорядок, выстроившуюся на столе и полу батарею пустых бутылок, и разочарованно ругнулась:
— Фак, так и думала.
— Что?
— Что ты врун и алкоголик. У тебя наверняка и холодильник пустой, не только кошелек.
— Зачем тогда пришла?
Она понурилась.
— Соседка по комнате слиняла втихаря. Платить придется за двоих, а у меня по твоей милости и за одну не наскрести. Короче, зря потратила время. Пойду проситься на еще одну сессию, пока хозяйка меня на пинках не турнула. В клубе не укурки, поймут, что во вчерашнем моей вины не было.
Черкасов вздохнул и достал из обоих карманов широких спортивных штанов по пачке купюр: в левой руке — евро, в правой — фунты. У Джули расширились глаза.
— Во-первых, я — не нейтив спикер. Говори медленно и внятно, без слэнга, а то я и половины не понял, — сказал Валерий, — бормочешь, будто кашу жуешь. Во-вторых, сколько надо на счета? И в какой валюте?
Джули облизнула пересохшие губы.
— В фунтах. Две с половиной тысячи.
Накинула сверху, — понял Черкасов, но отсчитал корявыми, как клешни, пальцами, сколько просила. Положил на журнальный столик. Девчонка осторожно, как зверек, готовый в любую секунду удрать от хищника, сграбастала наличку и отошла вновь поближе к выходу. Только оттуда она заговорила:
— Знаешь, я тебя вчера погуглила. Гош, сколько вас, Валери Черкасофф! Про одного писали, что русский олигарх, скрывается у нас. Только тот красавчик…
— А я — не красавчик? Не дотянул? — расхохотался, морщась и хватаясь за ребра, Валерий.
— Ты себя в зеркале видел?
— У меня его нет.
— Ты реально фрик. — Получив деньги, Джули осмелела. Покопалась в охряного цвета сумке-котомке, будто специально подобранной под цвет волос, и вытащила оттуда пудреницу. Открыла ее и сунула под нос Черкасову. — Смотри.
Он отпрянул, испугавшись в отражении чудовища с застывшей багрово-синей маской вместо лица, с запекшейся сбоку в короткой бороде кровью, больными, запавшими глазами алкоголика и нечесаными космами.
Джули отошла снова.
— Ясно же, что ты не олигарх. Но мне пофиг. Хоть мафиози… — она постучала ладонью по сумке, куда спрятала наличные. — Спасибо. Я пошла. А тебе в больницу надо.
— Стой! — приказным тоном рявкнул Черкасов. — В следующем месяце опять пойдешь задницу продавать?
Джули пожала плечами. Он достал из кипы бумаг на диване скрепленные файлы.
— Я не шутил об учебе вчера. Вот договор.
— Я же говорила, что не соглашаюсь на лайфстайл. Я от Темы хочу хоть несколько дней в неделю отдыхать, раны зализывать.
— Забудь ты о своей Теме! — рассердился Валерий. — Я говорю про фонд. Считай это благотворительностью. Мне тоже она на руку. Налоги ниже, если бизнесом займусь. И надо имидж реанимировать чем-то. Это черновик договора на использование фондовых средств на учебу, с бонусами за хорошие результаты и твоей личной стипендией с подробным указанием необходимых расходов. Посмотри, не забыл я ничего? Вчера целый день убил. Английский у меня так себе.
Джули не дышала, не веря, что это происходит с ней. Она засунула руки в карманы, достала, снова засунула, явно не зная, куда их девать от волнения.
— Но учти, за неуспеваемость стипендия снижается, — менторским, давно забытым тоном продолжал бывший олигарх. — Причем бегать просить будет некого, перечислять будет банк, а не я. Если бросишь учебу, выплаты сразу прекратятся. Окончишь с хорошими показателями, получишь выходное пособие — достаточное, чтобы, не дергаясь, искать работу. Окончишь блестяще, работу тебе сами предложат. Провалишь всё, останешься на бобах. Все ясно?
Джули закашлялась, а потом снова с лихорадочным рвением начала копаться в сумке. Извлекла оттуда листы, блокноты и вывалила их на журнальный стол перед Черкасовым.
— Я тут всякую ерунду прихватила. Вдруг показать?
Черкасов взял со стола рисунки с мрачными, депрессивными сюжетами: какие-то были не плохи, другие — посредственны, но одна картина в графике — гениальна. Этот отчаянный крик души в штрихах на бумаге заставил сжаться сердце и лег на душу, словно недостающий паззл.
Валерий надолго задержался на ней, вспоминая, что когда-то ходил на вернисажи и выставки. Впрочем, чаще таскался Черкасов на такие мероприятия не ради искусства, а для того, чтобы снять очередную красавицу без мозгов на одну, от силы пару ночей.
Была среди них и жена одного высокопоставленного… Тоже девятнадцатилетняя дурочка. Когда бросил, долго за него цеплялась. Это о ней говорил профессор-офтальмолог. Как ее звали? Саша, кажется… Фамилия Сашиного папика застряла в памяти куда прочнее: Морозов. Наверное потому, что Борис Аркадьевич был фигурой знаковой. Как никак Зам. секретаря Совета Безопасности, ловко подобравший всё, что плохо лежало после развала СССР. Одно время к нему все на поклон ходили, потом вроде бы влияние Морозова поубавилось, но он держался за кресло, как клещ.
Когда Черкасов завел романчик с Сашей, его не столько интересовала она, какая-то там «Мисс Мухосранск» с ногами от ушей, а ощущение, что он дёргает тигра за хвост. Интрига заключалась в том, сможет ли он тайно наставить рога «самому Морозову». Адреналину получил больше, чем от не вовремя раскрывшегося парашюта.
Но с присущим девицам этого возраста максимализмом Саша увидела в интрижке с Валерием ни много, ни мало, а любовь всей своей жизни. Юная изменщица решила объявить мужу, что уходит к другому.
С видом Джульетты, готовой испить яду ради любимого, она рассказала об этом Валерию, а он в ответ цинично заявил, что его не интересуют постоянные отношения. Мол, это свидание было запланировано им как последнее. Он вообще улетает в Шанхай, потом в Европу.
Черкасов предупредил любовницу, чтобы о связи молчала, ведь Морозов может стереть «купленную жену» с лица земли одним щелчком, а в лучшем случае отправит обратно в Мухосранск продавать пирожки на базаре. Александра разрыдалась.
— Ничего личного. Секс был великолепный, а остальное пройдёт, — Валерий похлопал ее по плечу, ретировался и удалил из списка контактов.
Но у Александры не прошло. Она звонила и караулила в машине у ворот особняка. Валерий злился, был с ней жесток, впрочем, как и с любой другой женщиной, претендующей на его свободу. Как-то Морозова ворвалась к Черкасову на переговоры и с рыданиями умоляла не бросать. А потом, так и не разжалобив бывшего любовника, исчезла из поля зрения. Ходили слухи, что она пыталась покончить с собой, но какое ему было дело до этого? Не вспенивала больше пространство истериками, не раздражала, и чудно!
С чего сейчас вспомнилась? — удивился Черкасов. — Графика Джули навеяла, наверное.
Но вопреки обычной индифферентности, память о брошенной любовнице вдруг закрутила, заныла, словно травмированное колено на дождь. Однако перед ним сейчас сидела Джули и, затаив дыхание, ждала похвалы, словно щенок сахарную косточку.
— Молодец, — наконец, сказал он, откладывая рисунок. — Но учиться надо.
— Я хочу, — тихо проговорила Джули. — Очень.
— Тогда читай договор, и поедем в банк. Я переоденусь.
Кряхтя и морщась, как больной старик, Валерий медленно поднялся. Голова закружилась, он чуть не упал. Оперся о спинку кресла, пытаясь поймать сбивающееся дыхание и остановить хаос перед глазами.
Джули нахмурилась и буркнула:
— Такого ни в один банк не пустят. И вообще, тебе реально надо в больницу. Тут рядом есть, через квартал. Давай провожу.
— Под прицелом газового баллончика? — хмыкнул Черкасов, приходя в себя. — Не обращай внимания, заживет, как на собаке.
— Знаешь что? — сгримасничала Джули, сквозь напряженность и озабоченность зверька проступила ясная детскость, внезапно осветив лицо и сделав его красивее. А, может, просто свет так упал — дерзким, пробившимся сквозь тучи лучом солнца. — Если ты такой умный и говоришь о выгоде, то повести тебя в больницу мне как раз выгодно. Тебя быстрее залатают, и ты решишь мои проблемы. С фондом и всякое такое. Не выпендривайся. Пойдем.
— Стоящая попытка, — заметил Черкасов. — Может, тебе лучше в маркетинг? Или в рекламу? Подумай.
— Вот в больнице и подумаю.
Голова Черкасова раскалывалась и соображала не очень, тело превратилось в развалину, так что в словах Джули был смысл. Странно, что упиваясь болью, как чем-то настоящим, Валерий не подумал сам о медицинской помощи. Он подобрал с дивана распростертую вороновым крылом куртку.
— Уговорила.
Джули просияла, сгребла в одну кучу рисунки и деловые бумаги.
— Супер-супер. А пока тебя будет смотреть врач, я договор почитаю.
* * *
Так началась их маленькая, странная дружба. Помимо гематом и ушибов врачи обнаружили у Валерия трещину в ребре, сотрясение мозга и плохую кардиограмму. Следы побоев долго сходили с лица. На тумбочке появилась россыпь лекарств.
В школу посреди года Джули не взяли. Нужно было вмешательство, поэтому пришлось ждать, пока спонсор придет в божеский вид. Впрочем, кожа восстанавливалась быстрее, чем пополнялся резерв спущенной в унитаз энергии. Под предлогом «навестить травмированного» Джули приходила часто. Усевшись на кухонный рабочий стол, свешивала ноги, думала о чем-то своем или тыкала пальцами в смартфон. Похоже, ей просто некуда было ходить.
Черкасов был рад: с людьми его круга налаживать общение он был не готов, хотя неподалеку от Лондона обосновалось целое «русское поселение», а прикладывать усилия, чтобы завязывать новые знакомства — не хотелось. Когда звонил из Израиля Сергей с новостями, его отчеты казались Валерию эхом, доносящимся откуда-то потустороннего мира. Видимо он, как тяжело больной в госпитале, подсознательно дистанцировался от неприятных событий, сконцентрировавшись только на том, чтобы выжить — выбраться из вонючей ямы, в которую сам себя загнал.
В доме Черкасова стали появляться книги. И еда. Джули, не спрашивая, подъедала всё, что «случайно» оставалось на кухонном столе. Черкасову было забавно смотреть на ее повадки вороватой уличной кошки. Однажды он заказал устриц и с любопытством ждал, как с ними расправится это дитя лондонской подворотни. Джули устрицы не поняла, понюхала, скривилась и отодвинула подальше, уничтожив только нарезанный дольками лимон.
В конце концов Валерию надоело, он усадил англичанку за нормальный стол, поставил перед ней тарелку с ножом и вилкой и заявил, что пора прощаться с площадными привычками.
Медленно возвращаясь к нормальности, он почувствовал себя в некотором роде Пигмалионом, ругал Джули за сленг, учил правилам поведения и прочему, что не дали ей родители. Она брыкалась, обзывала занудой и сумасшедшим русским, но вспоминала о фонде и слушалась. В общем, оба были довольны, и не понятно, кому, на самом деле, происходящее было нужнее.
В рождественский вечер Джули заявилась за пять минут до полуночи и подарила Черкасову зеркало. Валерий смутился — совсем забыл про подарки. На следующее утро он долго, словно пациент после пластической операции, изучал свое лицо, особенно глаза, находя в них что-то новое. А затем побрился, расчесал копну на голове, и понял, что готов говорить с людьми.
* * *
«Какая все-таки умница! — подумал о бывшей помощнице Черкасов, разбирая один из четырех громоздких чемоданов, которые неизвестно как секретарша одна умудрилась привезти в аэропорт. — Собрала все мои любимые вещи!»
Валерий поражался, откуда она знала о них? Что вот этот, серо-голубой костюм и тот черный — его фавориты среди пары дюжин развешенных в гардеробной брюк и пиджаков? Идеально разложенные, каждый в своем чехле, костюмы были снабжены подходящими рубашками и галстуками. Надо же, позаботилась! Ему стало стыдно за возникшее однажды подозрение.
Ребро еще давало о себе знать, но Валерий с мальчишеским нетерпением облачился в серо-голубую пиджачную пару утром первого рабочего дня в Соединенном Королевстве. Нашел в кармане плотно сложенную бумажку со старым отчетом и поддался флёру ностальгии, рассматривая цифры продаж и стоков по магазинам. Этот отчет Леночка отдала ему на ходу перед вылетом в Шанхай. Словно не полгода назад, а в другой жизни… Черкасов тогда наорал на нее за несвоевременность.
Теперь это ничего не значащие значки, а не было бы преданной Лены, не было бы и любимых вещей на чужбине. Вот что реально значило. Черкасов почувствовал себя свиньей из-за того, что толком не отблагодарил помощницу. Нет, он расплатился, но как обычно, деньгами — не словом. И запросто отключил телефон, исчез.
Раньше Валерий воспринимал Леночку как удобную рабочую приставку в приемной, знал, что она в него влюблена и даже посмеивался над этим мысленно. А сейчас нахмурился: что за привычка такая — принимать людей, как должное? Пренебрегать ими? Может, из-за нее грянуло одиночество?
Черкасов извлек из чемодана синий шарф и вспомнил о Варе. Мысли о ней до сих пор вызывали неловкость, словно даже думая о ней, он без спроса, насильно касается ее. Имеет ли право?
По сути, — сглотнул осадок в душе Валерий, — он ни разу не поверил ни единому Вариному слову, считая то пионеркой, то сдвинутой кришнаиткой, то корыстной охотницей за богатством, то сумасшедшей, то мертвой… Предательницей, наконец. Но разве он дал ей хоть один шанс остаться?
За такими раздумьями его застала в гостиной Джули. Валерий обернулся, оправляя пиджак, и она всплеснула руками:
— Wow! Holy shit!
— Что такое?
— Без бороды. В костюме. Блин, да ты и впрямь тот самый олигарх! — заблестели глаза Джули. — Красавчик. Как в интернете…
Черкасов помрачнел.
— Не вздумай в меня влюбляться. Обещай! Это все испортит. Это всегда плохо кончается.
На лице девушки проступило разочарование, затем вызов.
— А с чего бы я в тебя влюблялась? Ты — мой спонсор… И то, если не передумал.
— Вот как раз об этом, — расслабился Валерий. — Мы едем в банк.
* * *
Занимаясь созданием благотворительной организации, Валерий включился, ожил еще больше, поняв, как истосковался по делам. Он таскал за собой Джули в банк, в Лондонскую палату коммерции и промышленности и обратно в банк. Пока Валерий созванивался с Морфиным и встречался с рекомендованным им юристом, Джули читала в подаренной электронной книге Достоевского, периодически зевая и спрашивая значение слов. Черт его знает, почему, но Черкасов вспомнил, что «Преступление и наказание» было безмерно восхваляемо парой иностранных партнеров и той же Леночкой, вот и озадачил русской классикой это плохо образованное создание.
Кричаще рыжая, безвкусно богемная в сером вязаном лапсердаке и полосатом шарфе до пола, Джули создавала с ним нелепый контраст. Но Валерию она была нужна, словно живое напоминание, ради чего он ввязался во всю эту бюрократию. Джули и не рвалась домой. То в одном, то в другом официальном учреждении приносила ему кофе в картонных стаканчиках, батончики из автомата и периодически пичкала таблетками, о которых он, как обычно, забывал.
А когда понадобилось назначить директора фонда и выяснилось, что им может быть любой человек, даже проживающий за пределами Соединенного Королевства, Валерий все-таки позвонил Лене с одноразового телефона. Если он не может ответить ей любовью, то хотя бы отблагодарит взлетом карьеры. Пора уже платить по счетам. Да и кому доверять, кроме Сергея и Леночки?
— Валерий Михалыч! — ахнула она. — Боже! Где вы? Как вы?
— Все по-прежнему. Извини, я лично не сказал тебе спасибо за всю твою помощь. Звоню исправиться. Она неоценима. Спасибо!
— Да что вы, не стоит… — засмущалась Леночка. — Я всегда…
— Знаю. И ценю. Кажется, я этого тоже никогда не говорил. И, Лена, есть еще кое-что, — сказал Черкасов и без предисловий изложил суть предложения ошеломленной секретарше.
— Я польщена, Валерий Михалыч. И взялась бы за ваше предложение с удовольствием, — наконец, вымолвила она. — Но с визой будет сложно…
— Можно оформить рабочую, и мое приглашение. Соглашайся.
— Я… согласна, — выдохнула Леночка таким тоном, будто он просил ее руки.
— Здорово! Будешь заниматься добрым делом: руководить фондом и выискивать тех, кому нужна помощь. Творческих и талантливых. Или просто отчаявшихся… в конце концов, им тоже кто-то должен дать пинок к светлому будущему. Один кандидат у нас уже есть. Детали обсудим позже.
* * *
Когда Джули и Валерий, наконец, вышли из Регистрационной палаты с сертификатом в руках, позвонил Сергей.
— Лед тронулся, Михалыч, лед тронулся! Ты знаешь, Мостер-таки гениальный сукин сын!
— Не томи.
— Я не в курсе, сколько ему это стоило, но кучерявый потомок раввинов и всяческих масонов выкрутился из темы с партией фальшивки! Виртуозно! Может, китайцам заплатил… В общем, они предоставили в Следственный комитет предложение от производителя о скидке при покупке прямо с их склада мобильных телефонов и самовывозе, подтвержденное официально, заказы из нашей…тьфу, теперь не нашей базы, где указаны нормальные бренды, всю переписку с китаёзами. И сумели доказать, что это косяк хитрожопых китайцев с той стороны. Будто сами поставщики, точнее группа желтолицых товарищей решила наколоть «Дримсеть» с левой партией. Причем Мостер даже письмо с извинениями и предложением возместить убытки надыбал от их руководства, прикинь?
— Гениально, — только и смог выговорить Черкасов. Сердце мелко забилось, соскакивая с ровного ритма. — Погоди, это значит?…
— Значит, что с тебя снимают обвинение в мошенничестве, и уголовное дело будет зак-ры-то! Морфин от радости копытом бьет. Пока перепроверяет, я его опередил со звонком.
Видя, как меняется лицо ее спонсора, переключившегося на русскую речь, Джули вопросительно увеличила глаза и с нетерпением заюлила на мостовой перед шоколадно-мраморным входом в офисное здание на Квинс стрит, 33, отражаясь в тонированных панорамных окнах. Черкасов остановил ее одним жестом и отошел к паркингу одинаковых велосипедов.
— Супер. Знаешь, — сказал он Ларину, — мне кажется, тот, кто взялся меня травить, делает это не из-за бизнеса.
— Может быть. Хотя посмотри, как легко справился с проблемами Мостер! Может, у него все было заранее готово? И с момента суда тебя тербанят в прессе все меньше и меньше. Мы с Юрий Витальичем тоже обдумывали версию мести. Но кому ты насолил настолько?
Джули подкралась и стала рядом, заглядывая в глаза. «Как щенок, — с теплом подумалось Черкасову. — Мелкий, рыжий щенок без хвоста. Вилять нечем. Вот кому я не успел пока жизнь испортить, а остальным…»
— Кандидаток много, — сказал он вслух.
— Думаешь, женщина? Принимается. Бабы отличаются особой целеустремленностью в уничтожении экс-любовников. Ты же мог проехать танком и не заметить, — ответил Ларин.
— Об этом как раз и думаю.
— Вот и хорошо. А то, может, злая баба отстанет уже от тебя? Кстати, о бабах, — с веселым воодушевлением продолжал Ларин. — Иду по следу Вари. Не догадаешься, где я сейчас!
— Где?
— Во Вьетнаме. Друг из спецотдела подсобил, он в разведке работает. Представь, пустил программку по распознаванию лиц наугад в Фейсбуке, и на фото какого-то туриста, на заднем плане обнаружилась Ника. Наши девушки оказались изобретательными. Но тут городок небольшой, обойду все отели, уже половину окучил и найду нашу беглянку. Привезу свидетеля, наедем дружно на Шиманского и всё! Дело кончено! Заказывай шампанское и фейерверки.
Привезет Варю?! Валерия бросило в жар, который распространился по телу, закрутил его в неконтролируемом волнении. Черкасов давно перестал воспринимать Варю как свидетеля, и при напоминании об этом в душе вспыхнула, словно красный сигнал, тревога: если они с Сергеем разыщут ее, сможет обнаружить и Шиманский. И убить. Не исключено, что за Лариным нет слежки.
— Возвращайся. Если полиция Израиля докопалась, что девушки уехали от меня живыми, и что разгром устроили не мы, британцы не станут меня преследовать. И в экстрадиции откажут. Больше не нужно искать Варю, — хрипло проговорил Валерий и, не слушая атаку доводов Ларина, повторил твердо, чеканно: — Ее-не-нужно-искать! Это всё!
Он закончил разговор. От его тона Джули втянула голову в свой жуткий шарф. Черкасов встряхнул головой, сбрасывая головокружение и внезапный морок. Нашел силы улыбнуться девчонке и потрясти сертификатом с массой печатей.
— Ну что, дела в сторону. Фонд открыт, надо праздновать!
— А у тебя всё хорошо? Ты бледный какой-то… — с беспокойством вытянула к нему порозовевший от холода нос Джули. — Сердце не болит? Может, домой?
— Всё отлично, Юлька, отлично, — заверил ее Черкасов, пытаясь загипнотизировать этим и себя. — Только попробуй теперь у меня не учиться!
Джули покраснела до кончиков ушей.
— Не буду пробовать. Хочу учиться. Но мне… мне не верится, Валери.
— Мне не веришь, глянь в бумажки, — хмыкнул Черкасов.
— Ты говоришь, что не Санта-Клаус, — счастливо выдохнула Джули, — но наверняка врешь.
— Я не Санта-Клаус, я Дед Мороз. А пошли в ресторан, Юлька? — спросил Валерий и, не дожидаясь ответа, подхватил «рыжего щенка» в лапсердаке под руку и потащил вперед на пресечение улиц Квинс и Виктория к полированной деревянной двери с золотой ручкой в ярко-синем парадном под вывеской: «Restaurant. Sweetings».