Все, интересующиеся русской историей, более или менее наслышаны о патриархе Филарете, отце Михаила, первого царя из рода Романовых. То там мелькнет его имя на страницах истории, то здесь. Вот он в царском дворце у постели умирающего Федора Ивановича, а вот уже ссыльный монах, страдает о детях, вот снова в Москве в момент воцарения Дмитрия I, получает от него сан митрополита Ростовского. Во время переворота, устроенного Шуйским, Филарет играет не последнюю скрипку и даже становится на несколько дней патриархом. Готовит неудавшийся заговор против Шуйского – и снова вынужден отправиться в Ростов митрополитом. Из захваченного Ростова тушинцы везут митрополита в свой лагерь под Москвой, где его обласкал царик. И второй раз Филарет становится патриархом – теперь «воровским». После падения Тушинского вора Филарет пытается бежать к полякам, но отряд тушинцев, к которому он примкнул, разбит по дороге русскими войсками и «освобожденный» Филарет снова в Москве и снова – митрополит. Тут он участвует в свержении Шуйского, поддерживает Семибоярщину, едет к полякам – приглашать на московский престол Владислава. Живет в польском «плену», и надо отметить – неплохо живет. Наконец, через восемь лет возвращается в Москву и в третий раз становится патриархом – уже окончательно. Но патриаршего чина ему мало, и он потеснил на троне сына Мишу – объявил себя великим государем Филаретом Никитичем (единственный патриарх в истории, который писался с отчеством), стал управлять и церковью, и Россией.

Филарет Романов, патриарх Московский и всея Руси

Когда глядишь на все перипетии его долгой восьмидесятилетий жизни, становится ясно, что ни одно значительное политическое событие в стране не состоялось без его участия. И что интересно: хотя все изложенные выше факты вполне доступны, но излагаются они так витиевато, что Филарет из двигателя событий превращается в невинную жертву обстоятельств. Годунов постригает его в монахи и ссылает по нелепому, особенно для современного человека, обвинению в колдовстве – мол, нашли какие-то коренья в кладовке. У тушинцев патриархом он служил из страха и был «пленником»… Понятно, что за триста лет правления династии Романовых потомки Филарета всячески постарались облагообразить его образ. Но интересно, что отбелить тушинского патриарха постарались и советские историки, и их современные российские последователи.

Федор Никитич Романов происходил из рода бояр Романовых (они же Юрьевы, они же Захарьины, они же Кошкины). Его отец, Никита Романович, был родной брата царицы Анастасии, первой и самой любимой жены Ивана Грозного. Даже смерть царицы Анастасии, отравленной в 1560 г., не привела к умалению его влияния при царском дворе. В 1584 г. умирающий Иван Грозный оставляет боярина Никиту Романова одним из опекунов наследника престола, царевича Федора Ивановича. В 1584–1586 гг. Никита Романов был самым влиятельным политиком в Москве. И это не удивительно, если учесть, что он приходился царю Федору родным дядей – «царским сродичем». Но вот ведь какая незадача! С одной стороны, боярин Никита Романов неожиданно тяжело заболел и скончался, а с другой – женой царя Федора Ивановича была родная сестра другого небезызвестного московского боярина Бориса Годунова, который, таким образом, тоже оказался «царского корени сродич». Именно с такой формулировкой Годунов и был «выбран» царем всея Руси после кончины последнего государя из рода Калиты, Федора Ивановича. (Иногда ошибочно называют его последним царем из рода Рюриковичей, забывая о том, что Василий Шуйский также был Рюрикович.)Смерть Федора Ивановича сопровождалась драматическими событиями, которые наложили свой отпечаток на все дальнейшие взаимоотношения Романовых и Годуновых. Слухи, ходившие по Москве, упорно приписывали умирающему Федору Ивановичу желание завещать престол именно «Никитичам» (так называли пятерых сыновей Никиты Романовича). Но власть, несмотря на это, досталась Годунову.Конрад Буссов так описывает это событие: «В этом году [1598] немудрый царь Федор Иванович занемог смертельною болезнью и скончался от нее на другой день после Богоявления. Но еще до его кончины бояре собрались, чтобы спросить у больного царя: если Бог призовет его к себе и т. д., то кому после его смерти сидеть на царском престоле, поскольку у него нет ни детей, ни братьев. Царица Ирина Федоровна, родная сестра правителя, обратилась к своему супругу с просьбой отдать скипетр ее брату, правителю (который до сего дня хорошо управлял страной). Но царь этого не сделал, а протянул скипетр старшему из четырех братьев Никитичей, Федору Никитичу, поскольку тот был ближе всех к трону и скипетру. Но Федор Никитич его не взял, а предложил своему брату Александру. Тот предложил его третьему брату, Ивану, а этот – четвертому брату, Михаилу, Михаил же – другому знатному князю и вельможе, и никто не захотел прежде другого взять скипетр, хотя каждый был не прочь сделать это, о чем будет сказано позднее. А так как уже умиравшему царю надоело ждать вручения царского скипетра, то он сказал: «Ну, кто хочет, тот пусть и берет скипетр, а мне невмоготу больше держать его». Тогда правитель [Борис Годунов], хотя его никто и не упрашивал взять скипетр, протянул руку и через голову Никитичей и других важных персон, столь долго заставлявших упрашивать себя, схватил его. Тем временем царь скончался, и на следующий день его положили, по их обычаю, в церкви подле других царей» [115] .Официальная биография Федора Никитича Романова, принявшая окончательный вид уже после прихода к власти династии Романовых, такова.Родился между 1553 и 1560 гг., возможно, от второго брака Никиты Захарьина-Юрьева. Первые десятилетия его жизни прошли достаточно благополучно. В детстве изучил латинский и английский язык (помог ему в этом некий англичанин), и вообще получил хорошее образование, отличался любовью к книгам. Всеобщий любимец, красавец, щеголь, замечательный наездник, Федор Никитич был заметной фигурой в Москве второй половины XVI века. Женился на дочери костромского боярина Ксении Ивановне Шестовой и имел от нее 5 сыновей и одну дочь (из всех детей его пережил только сын Михаил, будущий царь). В 1586 гг. он уже боярин и нижегородский наместник. В 1590 г. боярин Федор Романов участвовал в качестве дворового воеводы в походе на Швецию, в 1593–1594 гг. состоит наместником псковским и ведет переговоры с послом императора Рудольфа, Варкочем. В 1596 г. состоит воеводой в полку правой руки. От 1590-х годов до нашего времени дошло несколько местнических дел, касающихся Федора Никитича и рисующих влиятельное положение его среди московского боярства. И, наконец, после смерти Федора Ивановича, он самый возможный кандидат на престол.По смерти царя Федора народная молва называла Федора Никитича ближайшим законным преемником престола; в Москве ходили слухи, что покойный царь перед смертью прямо назначил его своим преемником. Борис Годунов, сев на царство, оправдывался перед ним ссылкой на народное избрание. Были ли у самого Феодора Никитича планы на воцарение, неизвестно; в коломенском дворце, однако, был найден его портрет в царском одеянии, с подписью «царь Феодор Микитич Романов».Как бы то ни было, в результате соглашения, достигнутого между Романовыми и Годуновым (последний дал Федору клятву держать его главным советником в государственном управлении), царем стал Борис, а Федор подписался под избирательной грамотой Годунова. При своем венчании на царство Борис наградил Александра и Михаила Романовых и близких к ним князей Катырева-Ростовского и Черкасского, введя их в свою думу. Кроме того, один из Годуновых, Иван Иванович, троюродный племянник Бориса, был женат на Ирине Никитичне Романовой, и таким образом между обоими родами установились родственные связи.

Несостоявшийся царь Федор Микитич Романов

Идиллия в отношениях родственников продержалась два года. В 1599–1600 гг. здоровье Бориса Годунова резко ухудшилось, пошли слухи, что царь при смерти. Это привело к политическому кризису в Москве. Есть упоминания о том, что Романовы готовили вооруженный мятеж против Годунова, но тот узнал о планах Никитичей и первый нанес им удар в ночь на 26 октября 1600 г. Один из участников польского посольства, которое размещалось на Варварке, записал: «Этой ночью его сиятельство канцлер сам слышал, а мы из нашего двора видели, как несколько сот стрельцов вышли ночью из замка (Кремля) с горящими факелами, и слышали, как они открыли пальбу, что нас испугало… Дом, в котором жили Романовы, был подожжен, некоторых он убил, некоторых арестовал и забрал с собой…»Поводом к преследованию Романовых послужил, по рассказу летописи, ложный донос. Среди дворни Романовых был некто Второй Никитин Бартенев, вотчинник-землевладелец, ушедший с царской службы в боярский двор. Около 1590 г. он был «человек Федора Никитича Юрьева», в 1600 году он был «у Александра Никитича казначей». Бартенев обвинил Романовых в покушении на жизнь царя Бориса. Что руководило доносчиком, неизвестно; в летописи есть намеки, что он был просто подкуплен Борисом, поощрявшим доносы, «наипаче всех доводчиков жаловаше» именно слуг бояр Романовых. Как бы то ни было, Бартенев явился тайно к Семену Никитичу Годунову и предложил свои услуги для обвинения Романовых. Дело было устроено так, что Бартенев сам положил «в казну» Александра Никитича «всякого корения» и сам же о нем «известил». Был произведен обыск, коренья нашли, и это послужило началом следствия, длившегося не менее полугода. По словам Исаака Массы, дело о Романовых началось в ноябре 1600 г., а завершено оно было только к лету следующего года.Едва ли все эти события – болезнь царя, заговор Романовых, разгром их двора и появление в Литве «названного Дмитрия» – просто совпадение. Причина ареста Романовых вовсе не в кореньях, а том, что на дворе у них жил человек, очень опасный для царя Бориса, которого и пытались взять с боем стрельцы октябрьской ночью. Но неудачно. Молодой слуга исчезает со двора Романовых, а потом и из столицы. И через два года в Литве появляется Дмитрий, который заявляет о своих правах на московский престол.Р.Г. Скрынников указывает на совпадение двух событий: «Отрепьев бежал за рубеж в феврале 1602 г., провел в Чудове монастыре примерно год, то есть поступил в него в самом начале 1601 г., а надел куколь незадолго до этого, значит, он постригся в 1600 году…Борис разгромил бояр Романовых и Черкасских как раз в 1600 году. И вот еще одно красноречивое совпадение: именно в 1600 году по всей России распространилась молва о чудесном спасении царевича Дмитрия…»В своей грамоте патриарх Иов писал о сумевшем скрыться слуге бояр Романовых: «Этот человек звался в мире Юшка Богданов сын Отрепьев, проживал у Романовых во дворе, сделал какое-то преступление, достойное смертной казни и, избегая наказания, постригся в чернецы, ходил по многим монастырям, был в Чудовом монастыре дьяконом, бывал у патриарха Иова во дворе для книжного письма, потом убежал из монастыря с двумя товарищами, монахами Варлаамом Яцким и Михаилом Правдиным».Удивительно, что так хорошо осведомленный о беглеце патриарх не смог назвать преступление, совершенное тем, кого он именует Отрепьевым. И почему, чтобы арестовать обыкновенного уголовного преступника, понадобилось посылать полк стрельцов и с боем брать двор Романовых?30 июня 1601 г. Боярская дума вынесла приговор. Федора Никитича Романова постригли в монахи под именем Филарета и послали в Антониев-Сийский монастырь. Его жену Ксению Ивановну также постригли под именем Марфы и сослали в заонежский погост Толвуй. Ее мать, Марию Ивановну, сослали в монастырь в Чебоксары. Александра Никитича Романова – к Белому морю в Усолье-Луду, Михаила Никитича – в Пермь, Ивана Никитича – в Пелым, Василия Никитича – в Яренск, сестру их с мужем Борисом Черкасским и детьми Федора Никитича, пятилетним Михаилом и его сестрой Татьяной, с их теткой Настасьей Никитичной и с женой Александра Никитича сослали на Белоозеро. Князя Ивана Борисовича Черкасского – на Вятку в Малмыж, князя Ивана Сицкого – в Кожеозерский монастырь, других Сицких, Шастуновых, Репниных и Карповых разослали по разным дальним городам.Жизнь Филарета в монастыре протекала в суровой обстановке. Приставы следили за каждым его шагом, жалуясь в то же время в Москву на его запальчивый нрав. Но после вторжения отрядов Дмитрия в Россию Филарет повеселел и громко стал высказывать надежду на скорый переворот в своей судьбе. Он «смело отгонял от себя палкою монахов, которые приходили следить за ним». «В нынешнем 7113 (1605) году марта в 16 день писал к нам Богдан Воейков… живет-де старец Филарет бесчинством не по монашескому чину: всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птицы ловчия и про собаки, как он в мире жил, а к старцам жесток, и старцы приходят…на того старца Филарета всегда с жалобой, что лает их и бить хочет. А говорит-де старцам Филарет старец: увидят они, каков он вперед будет. А ныне-де и в Великий пост у отца духовного тот старец Филарет не был, и к церкви и к тебе на прощенье не приходит, и на клиросе не стоит».Так что вторжение Дмитрия в Россию вызвало у Филарета Романова вполне определенные надежды («каков он впредь будет!»).

20 июня 1605 г. Дмитрий въехал в Москву. А в начале июля 1605 г. в Антониев-Сийский монастырь прибыли посланцы самозванца и с торжеством повезли Филарета в столицу. Чаянья ссыльного монаха сбылись. Его брату, Ивану Никитичу даровали боярство, а самого Филарета новый царь возвели в сан митрополита Ростовского (в Ростовской епархии находились вотчины Романовых). Правда, ростовская кафедра была занята, и чтобы поместить на нее своего бывшего покровителя, Дмитрий отправил на покой в Троице-Сергиев монастырь ростовского митрополита Кирилла Завидова. Получил новоявленный митрополит Ростовский Филарет в свое управление и Ипатьевский монастырь. Девятилетний сын Филарета, будущий царь Михаил, получил чин стольника. Останки остальных братьев Никитичей, не доживших до восшествия на московский престол своего бывшего слуги, были привезены в Москву и торжественно захоронены в Новоспасском монастыре. Кстати, историки очень любят упоминать о том, что Дмитрий сместил патриарха Иова и поставил на его место своего ставленника – Игнатия. Вот как описывает это событие сайт Московской Патриархии: «13 апреля 1605 года после внезапной кончины царя Бориса Годунова в Москве вспыхнул бунт, город был сдан самозванцу и полякам. Патриарх Иов, отказавшийся присягнуть Лжедмитрию, был низложен. В июне сторонники самозванца разнесли Патриарший двор и ворвались в Успенский собор Кремля, чтобы убить Патриарха. В это время святитель, став на колени перед чудотворной Владимирской иконой Богоматери, молился со слезами: «О, Пречистая Владычица Богородица! Сия панагия и сан святительский возложены на меня, недостойного, в Твоем храме, у Твоего чудотворного Образа. И я, грешный, 19 лет правил слово истины, хранил целость Православия; ныне же, по грехам нашим, как видим, на Православную веру наступает еретическая. Молим тебя, Пречистая, спаси и утверди молитвами твоими Православие!» Бунтовщики набросились на Патриарха, сорвав с него святительское облачение и не дав окончить Литургию, били его, трепали, и с бесчестием вытащили на Лобное место. Претерпев множество поношений, святитель Иов, измученный, в простой черной рясе был сослан в Старицкий монастырь» [116] .Но все это произошло до того, как Дмитрий вошел в столицу. А сразу после приезда в Москву Димитрий постановил собрать Священный собор. Собравшись в Успенском соборе Кремля, иерархи православной церкви провозгласили: «Пусть будет снова патриархом святейший патриарх господин Иов ». Понятно, что восстановление Иова в сане патриарха потребовалось собору, чтобы придать вид законности дальнейшей процедуре сведения его с патриаршего престола. Следуя воле царя, иерархи постановили отставить от патриаршества Иова, под предлогом, что он «великий старец и слепец, и не в силах пасти многочисленную паству». Так что де-юре Иова сместили с патриаршества русские иерархи. Ими же 24 июня был избран единогласно патриархом рязанский архиепископ Игнатий, первый признавший Дмитрия сыном Ивана Грозного. За это Дмитрий «пожаловал не патриарху только, но и всем русским архиереям такое достоинство, какого прежде они никогда не имели: он сделал их сенаторами, преобразовав свою Государственную думу по образцу польской рады, или сената. Сохранилась подробная роспись всем членам нового русского сената, написанная еще в июне 1605 г. секретарем самозванца поляком Яном Бучинским. Из нее видно, что первые места в сенате предоставлены были святителям, а за ними уже следовали бояре и другие светские лица…» [117]

Царствование Дмитрия длилось меньше года и закончилось переворотом 17 мая 1606 г. Романовы в этом деле не принимали, да и не могли принять активного участия – не в их интересах было уничтожать собственного ставленника и помогать Шуйским. Боярин Иван Романов приехал в Кремль через два часа после убийства царя, а Филарет и вовсе весь день переворота не выходил из дома. Смерть Дмитрия I никак не могла приблизить Романовых к престолу. Сам Филарет был монахом и претендовать на трон не мог. Его брат Иван был мало популярен и не имел шансов стать царем. Сын Филарета, Михаил, был слишком мал – ему только исполнилось 10 лет. Поэтому Романовым и Шуйскому пришлось пойти на соглашение и разделись власть. Шуйский стал царем, Иван Никитич Романов – одним из руководителей нового правительства, а митрополит Филарет был назначен по требованию оппозиционной Шуйскому партии «названным патриархом»: «…противники нового царя не хотели укрепления его позиций… На пост патриарха всея Руси Василий Шуйский назначил Филарета Романова» [118] .Валишевский пишет, что Шуйский «возведя в патриархи Филарета Романова… должен был через несколько дней низложить его… Это внезапное решение объясняется заговором, в котором оказались замешанными родные жертвы: П.Н. Шереметев и Ф.М. Мстиславский… Филарет вернулся на свою ростовскую епархию, а его место досталось тому самому Гермогену, Архиепископу казанскому, который упорно требовал второго крещения Марины» [119] .«Новому царю срочно потребовался и новый патриарх. Вполне логично было вернуть в патриархи Иова, находившегося в Старице. Но против кандидатуры Иова решительно выступили Шуйские, которые имели с ним давние счеты… Недовольные Шуйским бояре и иерархи церкви решили возвести в сан патриарха митрополита Филарета… В вопросе с патриархом царю Василию пришлось уступить. Филарет был объявлен патриархом, об этом даже сообщили польским послам» [120] .Первоначально Шуйский хотел поставить в патриархи архимандрита Пафнутия, настоятеля Чудова монастыря до 1600 г. Именно он в Успенском соборе Кремля нарек Шуйского «государем всея Руси» и отслужил молебен и был в числе составителей грамоты об избрании Шуйского на трон, а позднее принимал участие в его коронации. Однако противники Шуйского не допустили его избрания в патриархи, и Пафнутию пришлось удовольствоваться саном митрополита Крутицкого – второго по значимости в русской церковной иерархии после патриарха. Бывшего патриарха Иова Шуйский не желал возвращать в Москву как близкого Годуновым человека [121] . Ставленник Дмитрия Игнатий был лишен сана и отправлен в монастырь сразу после гибели своего патрона, и, разумеется, не мог рассчитывать на возвращение на патриарший престол.Тогда Шуйский удалил Филарета из Москвы под предлогом перенесения мощей царевича Дмитрия Углического, и во время его отсутствия вызвал в Москву митрополита Казанского Гермогена, кандидатура которого смогла примирить все противоборствующие партии, разумеется, кроме Романовых. 3 июля 1606 года в Москве Освященным собором Гермоген был поставлен патриархом Московским и всея Руси.Сложилась уникальная ситуация, когда в России одновременно существовали сразу четыре патриарха той или иной степени легитимности: Иов, Игнатий, Филарет и Гермоген.Современный исследователь Смутного времени пишет: «Историки точно сговорились не замечать колебаний Василия Шуйского в выборе нового патриарха. Мало того, что новый царь был избран на престол «одной Москвой» 19 мая 1606 г., через два дня после клятвопреступного свержения Лжедмитрия I и массовых убийств. Шуйский нарушил новоустановленную традицию, по которой главную роль в царском избрании должен был играть патриарх. Игнатий был низложен, время шло, а патриарший престол оставался пустым – даже царское венчание Василия 1 июня совершал митрополит Новгородский Исидор! Такого не позволял себе даже Лжедмитрий, венчавшийся лишь после законного поставления патриарха» [122] . Но и молчание «точно сговорившихся» историков, и странности избрания на царство Василия Шуйского объясняются одним: договоренность о патриаршестве Филарета Романова была. И именно о ней умалчивали большинство историков. И даже не то что умалчивали, а по своему обыкновению – не акцентировали внимания, как и на прочих неприглядных страницах истории дома Романовых.Считается, что одной из причин, по которой Шуйский нарушил договор с Романовыми о разделе власти и помешал Филарету превратиться из «названного» патриарха в избранного собором, был заговор, подготовленный противниками Шуйского и закончившийся неудачным мятежом: «В воскресенье, 25 мая, в Москве начался бунт. По официальной версии, царь шел к обедне и внезапно увидел большую толпу, идущую ко дворцу. Толпа была настроена агрессивно, слышались оскорбительные выкрики по адресу Шуйского. Как писал очевидец Жак Маржерет, если бы Шуйский продолжал идти к храму, то его ждала бы та же участь, что и Димитрия. Но царь Василий быстро ретировался во дворец» [123] .Филарет рассчитывал, что он вернется из Углича в Москву патриархом, но вместо этого ему пришлось вернуться из Москвы в Ростов митрополитом.Следующий звездный час главы рода Романовых наступил в октябре 1608 г., когда отряд тушинцев и переславцев атаковал Ростов. Правительственные войска и жители города упорно оборонялись, но, теснимые превосходящими силами противника, были вынуждены укрыться в соборной церкви, где они несколько часов отбивались от врага. К несчастью для обороняющихся, вместе с ними оказался митрополит Филарет, в расчеты которого вовсе не входило умирать под руинами храма. Он вышел к тушинцам с хлебом-солью, чтобы «добиться снисхождения», но нападающие, воспользовавшись этим, ворвались в храм и перебили всех, кто там оставался [124] .Воеводу правительственного отряда, оборонявшего город, казнили. А ростовский митрополит, как утверждают романовские источники, был одет в рубище, брошен в простую крестьянскую телегу (чуть ли не привязан к какой-то непотребной девке) и так доставлен в Тушинский лагерь. Там, однако, Филарета приветливо встретили, и, как пишет И.О. Тюменцев в своей монографии о Смутном времени, «митрополит был обласкан самозванцем и вернул себе сан «нареченного» патриарха» [125] . Как говорит современник, за это Филарет одарил самозванца большим драгоценным камнем: «…митрополит вынул из своего жезла восточный яхонт ценою в полбочки золота, и подарил его Димитрию». И если телега, рубище и прочие бедствия, постигшие митрополита на дороге от Ростова до Тушино мало доказуемы (некоторые договорились до того, что Филарет прошел этот путь пешком), то факт его служения тушинским патриархом не вызывает сомнений. Находясь в Тушино и исполняя обязанности патриарха, рассылая по стране свои грамоты, подписанные «Великий Господин, преосвященный Филарет, митрополит ростовский и ярославский, нареченный патриарх московский и всея Руси» Филарет пытался представить дело так, что совершает это только из страха перед самозванцем. Его не смущал пример жестоко замученного в Тушине тверского архиепископа Феоктиста, которого травили собаками, кололи пиками, а при попытке бегства из Тушина поймали и убили. Были и другие примеры мученичества и исповедничества русских иерархов. Коломенского епископа Иосифа литовцы захватили в 1608 году и привязывали к пушке, когда осаждали какой-либо город, чтобы устрашать других, но когда царские воеводы отбили его, он возвратился в свою епархию, где по-прежнему обличал тушинцев. Суздальский архиепископ Галактион был в 1608 году изгнан тушинцами из своего города и скончался в изгнании. Филарет Романов предпочел собакам, пикам, пушкам и изгнанию почетное звание «воровского патриарха».К Филарету в Тушино стекаются его родственники Сицкие, Черкасские и муж его сестры Ирины Никитичны, Иван Годунов. Казимир Валишевский пишет об этом периоде деятельности главы рода Романовых: «Вслед за Филаретом, этой пародией на патриарха, вся церковь ринулась, очертя голову, в тину: священники, архимандриты и епископы оспаривали друг у друга милости Тушинского вора, перебивая друг у друга должности, почести и доходы ценою подкупа и клеветнических изветов. Вследствие этих публичных торгов епископы и священники сменялись чуть ли не каждый месяц. Во всем царила анархия: в политике, в обществе, в религии и в семейной жизни. Смута была в полном разгаре». Тушинская Боярская дума почти сплошь состояла из родственников Филарета, князей Д.Т. Трубецкого, Д.М. Черкасского, А.Ю. Сицкого, М.М. Бутурлина, Г.П. Шаховского и других.«Возведение Филарета (Романова) в патриархи и дальнейшая служба его у шкловского царька – самая позорная страница в истории династии Романовых, – пишет Н. Коняев. – Скрыть этот факт невозможно, но в дворянской историографии делалось все, чтобы загипнотизировать читателя и представить посредством псевдонаучных пасов черное белым. Говорится, например, что грамоты, данные «нареченным» патриархом Филаретом, не могут быть доказательством, что Филарет действительно согласился взять на себя роль, назначенную царьком… Ссылаются на Авраамия Палицина, который говорил, что Филарет пребывал у самозванца под строгим присмотром… Говорят, что законный патриарх – святитель Гермоген не считал Филарета врагом, а называл жертвой, пленником «вора»… Эти доказательства варьируются у разных историков так же сходно, как и обстоятельства ростовского пленения Филарета, и точно так же разваливаются, едва только начнешь присматриваться к ним» [126] .

После того, как царик бежал из Тушино, русские и поляки, еще остававшиеся в лагере, собрались на совет совместно с присланными от польского короля Сигизмунда послами. От русских на совете присутствовали патриарх Филарет с духовенством, Заруцкий, Салтыков и касимовский хан Ураз-Махмет. Было решено принять сторону польского короля и послать ему грамоту: «Мы, Филарет патриарх Московский и всея Руси, и архиепископы, и епископы и весь освященный собор, слыша его королевского величества о святой нашей православной вере раденье [127] и о христианском освобождении подвиг, Бога молим и челом бьем. А мы, бояре, окольничие и т. д., его королевской милости челом бьем и на преславном Московском государстве его королевское величество и его потомство милостивыми господарями видеть хотим». Такие грамоты писал Филарет Романов польскому королю в 1610 г.В начале марта 1610 г. тушинцы окончательно покинули свой лагерь. Уходивший последним гетман Рожинский велел поджечь Тушино и отбиваясь от наседающих москвичей, увел свой отряд под Смоленск. В обозе Рожинского ехал и тушинский патриарх. В мае того же года отряд Рожинского был разбит наголову московскими войсками под Иосифо-Волоколамским монастырем. Тут-то и был «освобожден» из польского «плена» Филарет. Превратившись в мгновение ока снова в ростовского митрополита, он в июне вернулся в Москву.Никаких свидетельств, что Филарет снял с себя патриарший сан, нет. Сведений о церковном покаянии, принесенном Филаретом за тушинское «воровство», тоже нет.Царь Василий не осмелился судить тушинского патриарха и опрометчиво разрешил ему остаться в столице. Патриарх Гермоген объявил Филарета «пленником и жертвой» самозванца и признал его право на прежний сан митрополита Ростовского.Как пишет Р.Г. Скрынников, «возвращение Филарета в столицу положило начало возрождению былого влияния романовского круга. При поддержке бояр – братьев и племянников – Филарет вскоре стал, по словам очевидца, самой большой властью под патриархом. В его лице Шуйские приобрели опасного врага» [128] .Именно Филарет сыграл решающую роль в свержении царя Василия, нейтрализовав усилия патриарха Гермогена, безуспешно пытавшегося остановить заговорщиков.После свержения Василия IV среди бояр-победителей возникли разногласия по поводу кандидатуры нового царя. Захар Ляпунов и группа дворян стали требовать «князя Василия Васильевича Голицына на государстве поставить». Романовы предложили возвести на престол четырнадцатилетнего Михаила Федоровича, сына Филарета. Однако большинство бояр не устраивал ни тот, ни другой и тогда они решили создать своего рода временное правительство – Семибоярщину.Семибоярщине присягнули москвичи и жители некоторых других городов: «Все люди били челом князю Мстиславскому с товарищи, чтобы пожаловали, приняли Московское государство, пока нам Бог даст государя… Слушать бояр и суд их любить, что они кому за службу и за вину приготовят, за Московское государство и за них, бояр, стоять и с изменниками биться до смерти; вора, кто называется царевичем Димитрием, не хотеть; друг на друга зла не мыслить и не делать, а выбрать государя на Московское государство боярам и всяким людям всею землею».В этот комитет боярского самоуправления входили семеро: Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский, A.B. Трубецкой, A.B. Голицын, И.Н. Романов, Ф.И. Шереметев, Б.М. Лыков. Есть мнение, что в состав Семибоярщины изначально входили восемь человек, восьмым был В.В. Голицын. Примечательно, что после утверждения Романовых на престоле придворными историками была предпринята попытка превратить Семибоярщину в Шестибоярщину путем удаления из документов упоминаний об участии в этом «органе управления» Ивана Никитича Романова.Необходимо добавить, что кроме И. Романова в Семибоярщину входили и родственники Романовых Ф.И. Шереметев и Б.М. Лыков. То есть, из семи членов Семибоярщины трое принадлежали к клану Романовых.Жолкевский, подходивший к Москве с отрядом польско-литовских войск и наемников, предложил семибоярщикам защиту от тушинского царика, который готовился к штурму столицы. Бояре сначала гордо отказались, но когда внутри города Захар Ляпунов принялся организовывать отряды в помощь самозванцу, вступили с поляками в переписку и соглашались принять на царство королевича Владислава, если он перейдет в православие, а польский король не станет оккупировать приграничные русские города и раздавать русские земли польским дворянам. Эти условия не удовлетворяли гетмана, который был католиком, и кроме того, знал, что у короля Сигизмунда совсем другие планы насчет Московии. Три недели длились переговоры, пока обстоятельства не вынудили ту и другую сторону пойти на уступки. Лжедмитрий, подойдя вплотную к столице, тоже завел переговоры с поляками. Он предлагал за поддержку его претензий на московский престол Польше 3 миллиона злотых, королевичу – 100 000, королю – 15-тысячное войско для войны со Швецией и кое-что самому гетману Жолкевскому. Бояре забеспокоились. Но и у Жолкевского были проблемы: подошел срок выплаты денег наемникам, а в гетманской казне – шаром покати, и наемники были готовы покинуть ряды польской армии. В таких условиях стороны пошли на соглашение. Владислав был избран на русский престол, а вопрос о его вероисповедании отложили на будущее.