— Думала, что убежишь? — скрипит Аврора, а ледяные пальцы все крепче сжимают мою шею. — Не тебе это решать, Элен.

— А вот и нет! — выцеживаю на последнем издыхании. — Моя свобода — только мое право. И дело!

Из последних сил изворачиваюсь и падаю на колени. Кожу на шее жжет, но Аврора расцепляет руки и вскрикивает. А я черпаю полную пригоршню снега и, пока она не успела опомниться, выкрикиваю:

— Ты в темном подвале, и вокруг — крысы!

Взмахиваю рукой. Снег летит Авроре в лицо, и она от неожиданности сгибается пополам.

Снизу, с лестницы, доносится пыхтение и тяжелый топот. И мне не нужно объяснять, кто это. Подействовало или нет, я должна уходить. Подхватив пальто Михаэля и его блокнот, я тяжело взбираюсь на платформу.

Волки разъяренно носятся по крыше, белые комки снега разлетаются в стороны и окропляются кровью.

Черный волк лает и свирепо скалится, дерет Михаэля и заваливает его на спину. Вскидывает налитые кровью глазищи на меня, и я узнаю Виктора!

Белый волк взвывает и скидывает Виктора с себя. Я запрыгиваю на платформу и кричу, когда на крышу выбегает роан Фато и начинает размахивать своей тростью. Михаэль не справится один, не выстоит!

Дрожащими пальцами тянусь к шестеренке, но не могу заставить себя провернуть ее. Никуда без него не полечу! Последнее дело предавать человека, что спас твою жизнь. Я дождусь Михаэля.

Волки крошат пласты снега и подкатываются к краю крыши. Только не это! Виктор оттесняет роана Азара все дальше, намереваясь сбросить, но Михаэль изворачивается и в последний момент отталкивает черного волка на железный подъемник. Металлическая громадина срывается с петель и стремительно летит вниз, увлекая за собой и распластанного «отчима».

Михаэль скачет в мою сторону, мне кажется, я вижу в его горячем взгляде мольбу: «Скорее! Наверх!»

Волки обступают со всех сторон. Я быстро поднимаюсь к дирижаблю, щелкаю шестеренкой и вскрикиваю, когда лестница начинает под ногами двигаться. На миг отвлекаюсь, чтобы удержать равновесие, а когда оборачиваюсь, Михаэль подпрыгивает в воздухе волком, срывается мне под ноги и исчезает из видимости.

Лестница уносит меня вверх, металл скрипит и дребезжит подо мной, а я хватаюсь за поручни и вглядываюсь в белую пенную пустоту. Но не вижу ничего, кроме снега, пустынного белого поля и черного силуэта вышки позади. Неужели он сорвался? Неужели…

— Эле-е-ен! — чудится его голос. Я наклоняюсь и кусаю губы от волнения, но ничего не вижу, кроме небесной стылой пустоты. Холодный ветер продувает грудь и голову, дерет влажные от слез щеки.

Сначала появляется одна рука. Она цепляется за поручень подъемника, затем я сталкиваюсь с теплой улыбкой и разноцветными глазами.

— Чайку предложите, хозяюшка? — Михаэль подтягивается и заползает ко мне. Припадает спиной к конструкции и, прикрыв глаза, тяжело выдыхает.

На его плече расцветает рваная рана. И да: он голый. Он совершенно голый! Когда тебе тридцать, ты вряд ли не видела обнаженных мужчин в этой жизни, и я не исключение. Но меня отчего-то пробирает смятение. И странная паника. Отвожу взгляд и торопливо протягиваю Михаэлю пальто. А когда он накрывается им, сажусь рядом на корточки:

— Вам очень больно?

Михаэль смотрит серьезно и подзывает меня, я двигаюсь доверчиво ближе. Платформа скользит выше и, когда она резко останавливается внутри большой оборудованной механикой кабины, я наваливаюсь на роана. Он находит мои губы и целует, запустив пальцы в мои растрепанные волосы. Его вкус горячий и соленый. Сильные руки притягивают к себе затылок и не позволяют мне отстраниться, и я задыхаюсь от эмоций.

— Теперь совсем не больно, — шепчет он, прервав поцелуй. Затем кричит в сторону: — Евжи-и-ин!

Рыжая голова появляется в круглом окошке сверху.

— Все готово, хожаин… — паренек, обсыпанный щедро веснушками, сталкивается со мной взглядом и тут же прячется. — У нас гости! Юху! Куда лететь?

— Ко мне, — отвечает Михаэль и приподнимается. — Ты покраснела, Элен, когда меня увидела обнаженного, или мне показалось?

— А меня разве не должны смущать такие вещи? — отвечаю я и краснею еще гуще. Чувствую это по жару, что разгорается на щеках. — Я же, все-таки, приличная женщина.

Сообразив, что сказала, я смеюсь в голос. Кто я в этом мире? Проститутка? И я говорю это после того, как дважды позволила себя поцеловать? Нет уж, Лена-Элен, о приличиях ты забыла напрочь!

Михаэль хмыкает и перебирается к дверям, прикрывая только перед.

— Ладно, пойдем, — он поворачивается спиной и озирается, а я любуюсь его приличным задним видом. — Морской болезнью не страдаешь?

— Я не знаю, — говорю тихонько. — Ни разу не плавала.

— А летала? На дирижаблях? Или у вас нет такого? — он ведет меня через короткий коридор и пропускает в комнату.

— У нас только самолеты, — отмечаю я. — Большие металлические капсулы с крыльями, как у птиц. Но ни разу летать не приходилось. А дирижабли давно… вымерли, считаются раритетом.

Вздыхаю, думая о том, что все деньги, которые могла бы потратить на отдых и путешествия, непременно вкладывала в прогорающий бизнес. Может, не стоило так питать свои амбиции? Ведь они никому кроме меня не нужны…

— Летают, как птицы… — говорит Михаэль и бросает в сторону измазанное кровью пальто. Выуживает из шифоньера белье и брюки и, не стесняясь, одевается.

Я отворачиваюсь, но взгляд то и дело цепляется за его спину и плечи. Разодранная кожа горит багровыми полосами, на руке — глубокая рваная рана. Хотя кровь присохла и не срывается вниз, немного жутко.

— Голодна? — спрашивает он и садится на пуф возле зеркала. Из небольшого ящичка достает бинты и пузырек с золотистой жидкостью.

— Да, — говорю машинально, а взгляд скользит по его плечам. И ранам, что похожи на канавы в весеннем грунте. — Нет. Не знаю…

— Я понял, — он улыбается и протягивает мне бинт. — Поможешь? Заживет, но сутки нужны, не меньше.

— К-конечно, — и отчего я начинаю заикаться, как трусишка?

Я осторожно, пытаясь не причинять боли, касаюсь его ран. Промываю их и обрабатываю жидкостью из пузырька. Золотистое зелье пахнет глицерином и какими-то травами.

— Тебе не больно, — нашептываю я на бинт и повязываю его поверх диагональных полос от чужих когтей. — Тебе совсем не больно.

— Не волнуйся так, — Михаэль перехватывает мои руки и смотрит через плечо. — У волков слюна ядовитая, я пока не чувствую боли. Через час может лихорадить, а пока мне хочется только… — запинается и смотрит на мои губы, а затем мотает головой. — Кхм, продолжай.

Я бинтую его раны до тех пор, пока верхний слой повязки не становится белоснежным. Закрепляю краешек бинта и проверяю свою работу. Будет держаться отлично, разве что, если он не полезет в драку. А я надеюсь, что в ближайшее время этого не случится.

— Виктор и компания ведь найдут меня? — спрашиваю неохотно. — А что они сделают со мной, если поймают?

— Не думай об этом, — Михаэль встает, набрасывает рубашку и смотрит на меня в зеркало. — Я не позволю им это сделать.

— Ты один, — шепчу я и тут же исправляюсь: — Нас двое. А их много.

— Значит, мы хорошо спрячемся. Идем, — он зовет меня за собой, через коридор в помещение, где от потолка до пола видно распахнутое небо. Снежинки налипают на стекло и, тая, стекают вниз тонкими слезками.

Я замираю от вида города. Москва, но совсем другая, будто из сна или старинного фильма. Дирижабли в небе, странные машины на дорогах, некоторые районы — не высотки и супермаркеты, как в моем мире, а густые непроходимые леса.

— Мой мир, Элен, — тяжелые ладони опускаются на плечи. — Евжин, — обнимая меня, Михаэль говорит в сторону, — спланируй к западной пристани. Залетим в одно место по пути.

— Слушаюсь, — отзывается снизу рыжий помощник.

Дирижабль кренит, пол под ногами немного вибрирует, и меня толкает на стеклянную стену. Михаэль мягко смеется и тянет меня назад.

— Да, иногда качает.

Дирижабль кренится еще раз. Голова начинает кружиться, и я падаю прямо на грудь своему спасителю. Его тепло на мгновение обволакивает меня, и этого достаточно, чтобы мысли потеряли связность, а сердце заколотилось, как бешеное. Отдергиваюсь, вспомнив о ранах, но Михаэль лишь смеется в ответ и прижимает меня к себе.

— Почему ты спас меня? — спрашиваю, скользнув рукой по его раненому плечу. — Ты ведь так и не ответил на этот вопрос.

— Не знаю, — он хмурится и уводит взгляд. — Интуиция подтолкнула.

— И целое состояние просто так отдать? Тоже интуиция подтолкнула? Я догадываюсь, что денег у тебя куры не клюют, но такая сумма даже для большого состояния — сильный удар.

Михаэль придерживает меня, но сам отстраняется. И тут же переводит тему:

— Нужно поесть. Присядь пока, я сейчас.