Михаэль заставляет меня переодеться в брюки и пальто. На выходе покупает еще несколько пар перчаток, под цвет верхней одежды, и шарф. Его надевает на меня сам, аккуратно уложив на ворот.

— Теперь не замерзнешь, — он опускает глаза и смотрит на мои ноги. — Не годится! Ариша! — показывает на мои туфли и устало прислоняется к стене.

— Сейчас, Михаэль. Ты в порядке?

— Да, — роан вымученно улыбается и поторапливает ее жестом.

Женщина ныряет в другой зал и, не успеваю я даже выдохнуть, как возвращается с горой коробок.

Обувь в этом мире другая. Неудобная, узкая и громоздкая. Помешкав, выбираю пару мужских ботинок на шнуровке без каблука. И хотя они не делают меня женственной, ходить в них удобно.

— Ариша, и туфли, — бросает Михаэль, пока я поправляю брюки.

— Все готово, — она улыбается и подает ему еще один пакет. — И не только туфли, — подмигивает мне и провожает нас к двери. — Ты хоть изредка к тетке залетай, дорогой. Как дедушка?

— Сходит с ума от скуки. Решил, что он лучше знает, чем мне по жизни заниматься. Извини, Ариш, нам пора, — роан целует женщине руку и выводит меня на улицу.

Снегопад устал мести, и теперь над городом расстилается грязно-голубое небо. Мимо, громко гудя и перестукивая колесами, мчится поезд. Следом волочится вуаль густого пара. В новом пальто я совсем не чувствую холода: лишь мягкий мех приятно щекочет щеки. В России таких дубленок днем с огнем не сыщешь.

— Далеко отсюда до лавки Вольпия? — снова интересуюсь я.

— Он живет ближе к центру Московии, сегодня вряд ли успеем. Да и старик никогда не продает вино сам, у него целая сеть лавок, а лично его встретить — нужно еще постараться, — Михаэль жмурится и смахивает с сапог налипший снег. — Я, честно, просто хочу отдохнуть. Но, если настаиваешь, мы можем подъехать в одну из лавок.

Мне тоже больше всего на свете хочется спокойствия и отдыха. Именно сейчас, после бессонной ночи в крысином подвале и приключений с конторой. Поэтому я только киваю в ответ:

— Я тоже очень устала. Спать хочется.

— Тогда домой, — подбадривает Михаэль, и мы спешим назад на дирижабль.

Полет занимает около часа. Перебираемся по небу, не спеша, на окраину Московии. Здесь дома одиноко кутаются в кудри заснеженных деревьев, поля вытягиваются в идеально-ровные полотна, а небеса становятся пронзительно синими. К вечеру на снегу появляется необыкновенный золотой лоск, отчего взгляд то и дело замирает на горизонте.

Возле дома сооружен огромный ангар, куда Евжин направляет дирижабль. Здесь мы спускаемся не лифтом, а боковой лестницей, что приставляется к аэростату, как только он выдыхает последний пар. Михаэль забирает вещи и не забывает поддерживать меня за локоть.

Домик не очень большой, но уютный на первый взгляд. Высокое крыльцо и черепичная крыша: почти как загородные виллы в моем мире. Разве что, вместо плоской задней стены, на него присосался огромный трубчатый механизм.

Михаэль проворачивает шестеренку на часах и замке, и дверь с двумя створками распахивается, открывая дорогу в коридор. Неловко переступаю порог. В помещении почти пусто: лишь закатный солнечный луч золотит обои на стенах, да в глаза лезет. Улыбнувшись, вытираю выступившие слезы.

— А нас не найдут здесь? — спрашиваю на всякий случай. — Аврора наверняка знает, где ты живешь.

Он усмехается.

— Откуда она может знать? — но мрачный оттенок эмоций в глазах только становится гуще. — Идем, я покажу тебе комнату.

Из коридора мы выходим в просторный холл с большими светлыми окнами. Поднимаемся по винтовой лестнице с резными перилами на второй этаж, и взору открывается широкий коридор.

Сваи лестницы тянутся вверх и увиваются комнатным плющом. А на потолке одиноким глазом красуется витражное окно. Разноцветный свет падает широкими лучами на пол и согревает светлый ковер теплыми красками.

Минуем одну крепкую дверь, а следующую Михаэль распахивает и пропускает меня вперед.

— У тебя часто бывают гости? — спрашиваю, чуть обернувшись.

Его взгляд кажется невероятным: в каждой радужке целый мир.

— Это важно? — Михаэль идет к кровати и ставит на покрывало покупки. — Ванна в смежной комнате, теплая вода будет минут через пять. Приводи себя в порядок и спускайся на первый этаж. Я буду ждать тебя к ужину. Удобная домашняя одежда в том пакете, — он показывает на последний, что дала ему в магазине Ариша.

Дверь щелкает замком, и я остаюсь одна в светлой и просторной комнате. И кажется, что кошмары закончились, но дурное предчувствие все равно скребется под ложечкой, как домовая мышь. Михаэль меня купил. Зачем-то я ему нужна…

Вот только зачем?

* * *

Закрываю дверь, оставляя Элен одну, и почти влипаю в стену плечом от усталости и неопределенности. Раны стягиваются и щипают кожу, в голове от холода и перенапряжения звенит, будто там будильник затерялся. Но еще хуже то, что низ живота и бедра сводит от жуткого томления. Жалеть, что не согласился вчера на Алессу язык не поворачивается, но теперь зверюга-жажда не оставит меня в покое.

Нужен холодный душ, и поскорей.

Срываюсь с места и соскальзываю по перилам, как подросток. Мне до того приятно, что дом наполнился новым запахом, тихим женским голосом, что я едва сдерживаю улыбку. Только бы это не оказалось сном или очередным предательством. Да, гнетет меня, что мы с Элен познакомились в таком месте, но с другой стороны — если бы не пошел, никогда бы и не узнал о ее существовании.

Какие у Элен глаза, когда она улыбается. Ясные, как небо на горизонте перед закатом. А эти кудри… Так и хочется зарыться в них пальцами и вдыхать аромат ее шампуня.

Штаны натягиваются, и я беру себя в руки: нужно хоть на миг оставить эти мысли и подумать, как мы будем выбираться из передряги. Я понимаю, что Контора не оставит теперь нас в покое, а найти мои владения будет не так сложно.

Душ проливает на меня ледяную воду, смывает остатки засохшей крови. Рана почти затянулась, но в глубине плеча все еще ноют нежные и молодые ткани. Это радует: боль отвлекает от похотливых мыслей.

А платье… Золотые блестки отражались на ее белоснежном лице крошечными искорками, что замирали и таяли в глубине голубых глаз. А эти губы…

Нет-нет, достаточно, нужно как-то запретить себе эти мысли, помочь ей найти Вольпия и… Элен вернется домой.

С этими мыслями приходит пустота. Я пытаюсь изо всех сил ее прогнать, но не получается. Потому в мрачном расположении духа иду на кухню и рублю свежее мясо.

Кусочки падают на разогретую сковороду, и масло шипит, принимая их. Когда мясо покрывается румяной корочкой, добавляю нарезанный лук и зелень. Воздух впитывает пряный аромат базилика и черного перца. И отчего я так счастлив?

— Помочь?

Оборачиваюсь. Она пришла. Выглядывает из-за дверного косяка, кутается в длинный уютный халат и улыбается. На миг представляю, как распахиваю ее одеяния, открывая белоснежную кожу, и мне становится не по себе.

— А что ты умеешь? — говорю непринужденно, собирая волю в кулак, но голос все равно дробится на хрипы.

До чего же красивые плечи бессовестно спрятаны под бархатом, а на щеках такой нежный румянец… Мне приходится отвернуться, чтобы она не увидела в моих глазах похоть. Это терзает и мучает, отчего следующий ломтик хлеба отрезается слишком быстро, и нож громко ударяет по доске.

— Все умею, — отвечает Элен и подбирается ко мне сзади. Тепло ее кожи становится почти осязаемым, и мне так хочется в нем раствориться. — Я готовлю давно и весьма неплохо. Моя мама не особо дружит с кухней.

Пытаюсь отодвинуться, но задеваю девушку локтем. Хочется зарычать от собственной беспомощности, но я только натянуто улыбаюсь и передаю ей нож.

— Тогда вот хлеб, а там, — показываю на стол в центре кухни, — сыр. Нужно его нарезать.

Выдыхаю, когда Элен отходит в сторону, но не могу вдохнуть, когда она возвращается.

Элен ставит тарелку с нарезанным сыром передо мной, отрывает листик базилика и кладет его себе в рот. А потом — облизывает пальцы. Так, словно намеренно соблазняет.

— Как будто бы целый месяц ничего не ела, — улыбается она.

— А я, будто полгода, — говорю и гляжу в ее искристые глаза. Знала бы она, как тяжело мне дается сдерживаться и не расцеловать ее сладкие губы. Не завалить на стол и…

Перехожу к мойке и долго мою руки холодной водой. Я как-то странно на гостью реагирую, слишком остро. Зря я к Алессе не пошел, ой, зря. Как теперь повернуться к Элен лицом и не опозориться?

— Ты один живешь? — спрашивает она неожиданно и подбирается к плите. Приподнимает крышку сковороды и протыкает мясо кончиком ножа. — Твое жилище не похоже на холостяцкое.

Холодные колючки бегут по плечам, и вмиг все вожделение рассыпается болью.

— Один, — отвечаю и получается слишком резко. Смягчаю голос и добавляю: — Уже один. Я разведен.

— Извини, — выдыхает Элен и роняет нож. Бухнувшись на пол и описав полукруг, он отлетает в угол. — Я не хотела.

— Все нормально, — стараюсь отвечать ласково. — Это было очень давно.

Элен опускает глаза и понимающе кивает:

— Меня тоже предали.

Я не понимаю мужика, что обидел такую женщину, но вовремя прикусываю язык и не говорю об этом. Я ее совсем не знаю!

— Готово мясо, как думаешь? — срезаю тему на нет и двигаюсь к плите.

— Если ты предпочитаешь с кровью, то готово, — Элен лукаво ведет глазами. — А если все-таки прожаренное, стоит еще подождать.

Улыбаюсь. Пережить бы этот час достойно, чтобы можно было свалиться спать и не желать ее так сильно. А она, как нарочно, пьет воду из стакана неаккуратно: капелька срывается с уголка ее губ и соскальзывает по подбородку прямо в декольте.

Сжимаю столешницу и со вдохом иду к шкафу. Сейчас бы коньяка или водки выпить, но ради гостьи выбираю легкую настойку на ягодах барбариса.

Элен отодвигает стакан и прикусывает губу. Интересно, она специально так ведет себя? Отходит в угол, наклоняется за ножом, и я чувствую, как загораюсь снова.

— Элен! — говорю резко и достаю бокалы с полки. — Если ты сказочница, то можешь сама вернуться назад, — стараюсь не смотреть на нее, чтобы побороть пожар в штанах. Честно? Я уже на грани: или сбежать, или завалить ее на стол.

— Если б я могла, то не подставляла бы тебя, — она подходит ближе, а я не знаю, куда мне деться. Голова полна дурных и извращенных мыслей. — Поэтому я и хочу найти Вольпия. Он должен знать, что делать. Клянусь, так неловко, как сейчас мне еще никогда не было. Ты потратил на меня целое состояние, лишил себя покоя из-за меня, а я даже не могу ничего отдать тебе взамен.

В бездну деньги, когда счастья нет.

Понимаю по ее вздернутым бровям и округлившимся глазам, что сказал это вслух.

— Когда нет ни денег, ни счастья, еще хуже. Все, что мы имеем, для чего-то нам дано.

— Даже горе? И предательство? — чувствую себя развалиной. Никого не впускал в свою душу, а тут незнакомка за два слова смогла вытащить больше, чем кто-либо.

— Наверное, — она пожимает плечом. — Это сейчас мы не понимаем, для чего и зачем. А чуть позже, когда откроются новые горизонты, все станет ясно.

— Давай есть? А то мясо сгорит, — улыбаюсь коротко Элен и отвлекаюсь сервировкой.

Она кивает и помогает мне раскладывать еду и приборы. Садится напротив меня и подпирает подбородок ладонью.

— Почему ты так смотришь? — спрашиваю и кладу на ее тарелку самый сочный и золотистый кусок мяса.

— Я никогда таких глаз не видела, — признается Элен. — И до сих пор страшновато.

— Я злой и страшный серый волк… Белый, вернее, — наливаю настойку и двигаю к ней бокал.

— Врешь, — она опускает взгляд и принимается уплетать мясо. Ест быстро и жадно, но отчего-то не хочется отводить от нее взгляд. — Не страшный ты. Совсем. И добрый.

— Еда не убежит, Элен, — подтруниваю и поднимаю бокал. — За твое спасение.

— Нет, — она качает головой. — За твое благородство.