Наверное, я сошла с ума. Или решила убежать от щемящей пустоты, что правила моим миром долгие годы. В этот вечер я ответила ему «Да», потому что сама так захотела. Отпустить кошмары прошлого — или сделать вид, что отпускаю — и открыть свое сердце любви. Одно знаю точно: никто и никогда на меня так не смотрел. И никто никогда не перечеркнул бы свою жизнь ради моего спасения, как не перечеркнула много лет назад моя мать.

Пальцы Михаэля ползут по животу и пробираются под белье. Не сдерживая стон, подаюсь ему навстречу, и горячий вулкан взрывается внизу живота. Тепло мчится по телу, заставляя беспомощно кусать его губы, раскрываться навстречу ласке и выгибаться.

Михаэль стягивает с моих плеч бархат халата. Теперь я лежу перед ним почти голая и беззащитная.

Его ласки высвобождают мои стоны. Я не могу их поймать, потому откидываюсь назад, прикрываю глаза и отпускаю себя. Свет пляшет под ресницами и взрывается в голове ослепительным фейерверком. Губы Михаэля отрываются от моего рта, кусают подбородок, опускаются ниже, ниже, ниже…

Вскрикиваю, вцепляюсь в его волосы и обвиваю его ногами, когда горячие губы касаются груди. Тело накаляется и тает. Удовольствие на грани с болью струится по венам и заставляет жмуриться еще сильнее, стонать еще громче. Отчаянно хочется большего, и я знаю — позволю ему все, что он захочет.

— Уверена? — вдруг подается вверх Михаэль и улыбается. Ласкает пальцами и не позволяет остыть.

— Хочешь, чтобы я сказала «нет»?

Он хитро облизывается, и сильные руки сжимают мои ягодицы:

— Сможешь?

Веду пальцами стопы по его бедру, снизу вверх:

— Это нужно сейчас нам обоим.

Он снимает брюки и белье, сбрасывает рубашку через голову: я слышу, как трещат пуговицы. Михаэль дрожит, подбираясь ближе ко мне. Ведет пальцем от шеи вниз и касается пупка. Мотает головой, словно мысленно уговаривает себя не отступать, и перехватывает мою поясницу.

— Мы продлим наше «сейчас», если захочешь, — говорит сипло и осторожно толкается. Его тепло надежно опоясывает, а затем меня пронзает резкая неожиданная боль. Михаэль застывает и наваливается сверху, едва дыша. — Эле-е-ен… — выдыхает натужно. — Ты что невинна?

Я дрожу от нахлынувших воспоминаний. Мою невинность украл отчим, когда мне было восемнадцать. Я стала достаточно взрослой, чтобы он не боялся наказания, но оставалась слишком маленькой, чтобы сопротивляться. И было больнее. Намного.

— У меня были мужчины, — говорю вслух.

— Ты побледнела, — Михаэль пытается отстраниться. — Это в том мире были, а здесь — нет…

— Хотя бы в этом мире он ее не тронул, — произношу я вслух и тут же закусываю губу.

Михаэль приподнимается, осторожно кладет меня вдоль дивана, целует волосы и укрывает халатом. Сам присаживается рядом, на пол, и опускает на мои руки голову.

— Прости, — поглаживает пальцами предплечье, и его дыхание скользит по коже. — Принести тебе воды? Может, чего-то хочется особенного? Сладенького? — он улыбается, но как-то печально и натянуто.

— Просто побудь рядом, — шепчу я и глажу его волосы. — Мне больше ничего не нужно.

— Иди ко мне, — он привстает и протягивает руки подо мной. — Держись крепко.

Я обхватываю его шею и сгибаю ноги. Халат открывает бедро. На бледной коже алеет кровавый развод. Михаэль оказался прав: Элен никто не трогал.

Он несет меня пустыми коридорами, долго петляет, а затем заходит, открыв пинком дверь, в просторную комнату.

— Тебе нужен душ? — ласково говорит он и ставит меня на ноги.

Я киваю и улыбаюсь. Рядом с Михаэлем хочется быть спокойной и радостной. Невзгоды и дурные воспоминания быстро уходят прочь, освобождая место безликой пустоте. И я жажду наполнить ее свежестью, светом и любовью.

Михаэль протягивает мне руку.

— Позволишь?

Я снова киваю в ответ. Зажимаю его пальцы в ладони и кладу голову на его плечо. И отчего мне так хорошо с ним рядом?

Михаэль настраивает воду и переставляет меня внутрь кабинки. Она пузатая сверху и затемненная посередине. Ручки крана большие и бронзовые, а душ — плоская панель над головой. Места достаточно для двоих.

— Элен, — говорит Михаэль и встает рядом. Широкая мочалка набирает воду и быстро вспенивается. — Спасибо, что отшила меня тогда… — он вытирает мне плечи, грудь и живот. Ласково и осторожно. — Меня только одно волнует: почему ты сюда попала? Должна быть причина, и если ее понять, можно вернуться назад. Что Вольпий хотел от тебя? Что говорил?

— А почему ты так уверен, что это был Вольпий? — я настораживаюсь. Струи воды бьют по лицу, и я почти не вижу Михаэля в мареве пара.

Скрипучий смех просыпается на голову, теплые руки бредут по коже и замирают на груди.

— Нетрудно догадаться, — усмехается Михаэль. — Сама ты не умеешь перемещаться между мирами, потому что уже сбежала бы отсюда. А кроме него больше некому. Я прав? — целует в губы, смахивая улыбкой напряжение. — Или ты подозреваешь меня в нечистых помыслах?

Сомнения прокрадываются в голову и стучат молотком в висках. Память снова рисует перед глазами администраторскую стойку борделя и нули, нули, нули… Нули, которые Михаэль, видя второй раз в жизни, отдал за меня. Что я подумала в тот момент? Отчего-то я нужна ему…

Но как билось его сердце, когда мы танцевали в гостиной. Как он беспокоился за меня, когда покупал одежду… Как бесстрашно ринулся навстречу Виктору и его дружкам. Просто так такие вещи не происходят!

— Ты его знаешь лично? — спрашиваю осторожно.

— Я же не бессмертный, — говорит, немного отстранившись. Хмурится и стискивает руки на плечах. — Не доверяешь, я понимаю, — холодным голосом, будто вместо теплой воды нам на голову просыпается снег. — Отдыхай, Элен, уже поздно, — он выбирается из душа и, не вытираясь, уходит прочь.

Я опустошена. Опустошена и сломлена его внезапным холодом. Ведь казалось, что подобралась к самому сердцу, а он словно по ладони ударил… Знал бы, как хочу, чтобы он мне доверял. Знал бы, что сохраню все его тайны, как зеницу ока.