Вытираюсь, набрасываю халат и выхожу из душа через второй выход. И попадаю в его спальню. Михаэль лежит с открытыми глазами и считает невидимых мух на потолке. Даже и не смотрит в мою сторону…
Я подбираюсь ближе. Откидываю покрывало и ложусь рядом с ним. Заползаю под его крепкую руку и прижимаюсь к теплому телу:
— Расскажи, что тебя так ранит?
Михаэль гладит мои волосы, пропуская локоны сквозь пальцы.
— Что сам не научился доверять, а от тебя требую, — говорит и целует висок. — Ты как ураган разрушила мою крепость, куда я прятался от внешнего мира.
— Может, не стоит прятаться? — ловлю в воздухе его пальцы и крепко сжимаю их.
— Элен, я не могу, — он выдыхает и отпускает мою руку. Скользит невесомым прикосновением по плечу и переползает на грудь. — Я не могу привязать тебя к себе, а потом отпустить.
— Я бы не уходила, — бормочу я неосознанно. — Но этот мир еще враждебнее, чем мой.
— Не говори того, что не можешь исполнить, — Михаэль шепчет и целует ухо, прикусывая и лаская. — Потому что я жуткий собственник.
— Так пойдем со мной? — бросаю на него лукавый взгляд и улыбаюсь.
Он несильно толкает меня, заставляя лечь на спину. Наскакивает и зажимает между крепких рук.
— Слишком рано говорить об этом, не находишь?
— Ты сам начал, — я усмехаюсь. — Не ты ли только что сказал, что не хочешь отпускать меня?
Он фыркает и дуется, но наигранно.
— Да! — выдает и смеется. — Нарываешься, Эленка!
— А мне и не хочется уходить, — выдыхаю я ему в лицо. — Совсем не хочется. Если бы не Контора…
— Мы что-нибудь придумаем, — целует невесомо в губы и отстраняется, будто проверить хочет, не спит ли.
Провожу кончиком пальца по его губам, едва касаясь. Все, что было до, осталось в другом мире. Сейчас мы открываем новые страницы наших историй. Нашей общей истории.
Хочется многое рассказать ему. О том, как долго его ждала. О том, сколько ошибок пришлось перетерпеть, сколько раз упасть и подняться вновь. Но с губ срывается лишь дурашливый смех. Счастливый.
— Что ты смеешься? — удивляется Михаэль.
— Над своей дурацкой жизнью, — признаюсь я. — Надо же было столько времени слоняться чужими путями и дорогами, чтобы в конце концов попасть в другой мир и…
Запинаюсь, глядя в разноцветные глаза. В них сейчас горит пламя, и я точно знаю — для меня одной. Почему же мне так страшно это произнести?
— И встретить тебя, — решаюсь я наконец.
— Ты же плохо меня знаешь, — Михаэль нежно приглаживает мои волосы и смотрит в глаза. Будто ждет, чтобы говорила еще.
— Понятия не имею, что у тебя за душой, и какие страницы в твоем прошлом, — шепчу я, прикрывая глаза, — но мне кажется, будто знаю тебя всю жизнь.
— Элен, — он касается пальцем щеки и ведет вдоль подбородка, замирает возле губ. — В твоих глазах море застывает, и я вижу там застарелую боль. Что это?
Я сглатываю подступившую горечь. Не готова об этом говорить, рано! Но ранить Михаэля хочется еще меньше. И я отвечаю:
— Я знала Виктора в той жизни. Не с лучшей стороны.
— Он был твоим мужем? — Михаэль отстраняется и ложится рядом. Тянет к себе и целует в темечко. — Не отвечай… Неважно.
— Гражданским мужем моей матери, — шепчу я ему в плечо. — Она привела его, когда мне было восемнадцать. Тогда же он и решил, что одной любовницы ему мало.
Михаэль вздрагивает и пытается отстраниться, но я держу его за плечо.
— Зачем ты мне это сказала? — во взгляде появляется злоба. — Я его убью… Растерзаю ублюдка. Хоть в этом, хоть в том мире, мне плевать. Такие твари не должны жить. Элен, прости, что затронул эту тему, прости…
— Я убила бы его сама, — слезы неожиданно подступают так близко, что я не могу больше их сдерживать. — Но хочу, чтобы он страдал перед смертью!
Соленая влага скатывается на щеки и бежит по губам. Как странно: я держалась в борделе, когда ситуация казалась безвыходной; ни слезы не проронила, когда сидела в каморке с крысами… А одно старое воспоминание всю душу вскрыло и расцарапало! Боль выходит наружу: старая, но свежая. И обида, от которой нет спасения.
— Знаешь, когда меня предала… — Михаэль запинается и прижимается ко мне. Шепчет яростно и с надрывом: — Я думал, что для меня все кончено. Я просто бежал от боли. Дрался до потери сознания, пил до остановки пульса, рисковал и улетал так далеко, как мог, а оно не спасало. Хотелось мести, жутко хотелось, но, когда я вернулся домой, она уже была беременна от… другого.
— Ты очень любил ее? — спрашиваю, хотя вопрос не требует ответа. В груди рождается ревность, но я прогоняю ее прочь. Все в прошлом.
Кивает, но почти незаметно, а затем поджимает губы.
— Как больной придурок любил. Оттого так сложно, Элен. Смогу ли сердце раскрыть снова? Не хочу разочаровывать других… Не хочу держать тебе силой или делать обязанной, — затихает и снова целует волосы. — Ты свободна, можешь вернуться домой и забыть. Считай, что выкуп — это благодарность за счастливые для меня минуты. Глупость какая-то, — злится Михаэль и откидывается на подушку. — Я не знаю, как сказать об этом, не умею я раскрываться. Понимаешь?
— Ты говоришь сейчас гораздо больше, чем думаешь, — я веду пальцем по его ладони. Сердце стучит как отбойный молот где-то под горлом. Никогда раньше не было так тепло и уютно. Бывает ли так?
— Элен, я думаю-у-у, — говорит он, глядя в потолок, — о твоем запахе и стройных ножках, — смеется. — А еще о том, что все равно был у тебя первым, и это чертовски приятно. А-а-а! — он снова отталкивает меня и переворачивает на спину. — Ляпну дурость, но если ты решишь вернуться в свой мир, я буду тебя преследовать. Невыносимо думать, что кто-то еще к тебе прикоснется.
Стекло неожиданно вздрагивает, и двор озаряет яркий голубой свет. Михаэль за миг оказывается возле окна и осторожно смотрит сквозь занавеску. А меня начинает колотить: неужели нашли?
Роан горбится и сжимает кулаки, а затем распахивает высокую форточку.
— Евжи-и-ин! Что там опять?!
— Простите, хожаин, не тот поршень потянул…
Камень падает с сердца, освобождая место беспечной радости. Самое яркое счастье — после того, как успел попрощаться с жизнью. Я усмехаюсь в ладонь, и Михаэль искренне хохочет у окна.
— Евжин тоже живет здесь?
— За ангаром есть домик для него, — сквозь смех отвечает Михаэль и кивает на улицу. — Хорошо сейчас. Смотри, какой снег пошел.
Выбираюсь из-под теплого покрывала и подхожу к окну. За прозрачной шторой клубятся огромные рваные хлопья. Кружатся под темным небом на ветру, сталкиваясь и рассыпаясь искрами. Странный механизм, как гриб растущий из стены дома, бросает на снежное покрывало пологие световые полосы. Мутное лунное сияние, сочащееся сквозь облака, выхватывает вдалеке силуэты деревьев.
— Как красиво, — выдыхаю я. — У нас не встретишь такого.
— Паровая система подогрева. Придумали в прошлом веке. До сих пор альтернатив нет, разве что дровами, но так удобней.
— Я про природу, — опираюсь на подоконник и припадаю лбом к стеклу. — В городе редко встретишь даже зеленое деревце, не говоря уже звездах.
— Элен, скажи, если я слишком давлю, не бойся быть честной, меня это не ранит. Хуже, если все зайдет слишком далеко, а потом разрушится, потому что я не услышал и не понял, что не мил. Не хочу так, — Михаэль смотрит в окно и не шевелится. Будто его жизнь в моих руках, и мне решать, что делать дальше.
— Ты веришь мне, — я задираю голову и встречаюсь с его разноцветными глазами. Взор Михаэля печален и полон укора, — или своим сомнениям?
— Сомнения за эти дни съели меня целиком. Проглотили, даже не прожевав, — он обнимает и гладит мне спину. — Я как-то слишком привязался. Не находишь, что это странно и быстро?
— Может быть, мы должны были встретиться давно? — выдыхаю я, и на стекле остается мутное облачко. — Я часто тосковала по кому-то, кого никогда не встречала.
— А я отталкивал всех женщин, но зацепился за твой отказ. Смешно, — роан глубоко вдыхает, и теплый смех щекочет щеки. — Как же я тогда был… э-э-э… ошеломлен.
Хочу сказать что-то, но слова остывают внутри, как угольки, присыпанные снегом. В горле сухо, губы жжет от жажды. Внутри раскручивается огромная тугая спираль, заставляя сердце колотиться чаще. Впервые в жизни я не нахожу слов. Впервые в жизни теряюсь сама в себе.
Мы еще долго стоим у окна и смотрим на падающий снег. Роан рассказывает о мире, и мне все больше хочется забыть о старике Вольпие и остаться здесь. С Михаэлем. Все так хорошо и сладко, что даже немного страшно. Вдруг мне это только снится? Больное воображение придумало идеального мужчину, сделало меня невинной, будто не было насилия и издевательств, и вложило в мое сердце новые теплые чувства, взамен пустоты после предательства подруги.
Неужели я открою глаза однажды, и все вернется на свои места? Холодная Москва, пустая квартира и сплошные разочарования.
И когда ноги подкашиваются, а глаза начинают слипаться, Михаэль ведет меня к кровати и помогает лечь. Обнимает меня со спины, и мы почти сразу засыпаем.