Он дрожит и путается пальцами в складках платья, шепчет что-то, но я плохо соображаю и изгибаюсь назад, упираясь в его ладони.
Михаэль поднимается и тянет меня к себе. Платье падает на пол, а я подлетаю и оказываюсь в крепких мужских руках. Несет меня к купальне и осторожно ставит в воду на первую каменную ступеньку. Тепло и жар льется по крови, сводя с ума.
— Элен, ты можешь забеременеть, если мы не обезопасим себя, — шепчет и целует в губы, не позволяя ответить. Отрывается на миг, чтобы отбросить в сторону брюки и белье и подобраться ко мне ближе. — Знаешь, почему я пришел в бордель? — произносит вкрадчиво, будто боится, что не дам ему договорить.
Мотаю головой и опускаюсь ниже, погружаясь в ласковую мерцающую воду.
— Я воздерживался много лет, — Михаэль опускается рядом, и вода поднимается до его широкой мускулистой груди, — думал, что во мне все умерло. Ни одна женщина не возбуждала меня, ничего не хотелось. Будто бездушной куклой стал. В прошлом месяце в полнолуние что-то изменилось: я почувствовал жуткий голод… — он прижал меня к теплой каменной стене купальни и, пропустив волосы сквозь пальцы, ладонью смял грудь. В его золотистой радужке пляшет пламя свечей, а в алом отражаются блики воды. — Девчонка в борделе, — он хрипит, — не утолила жажду, а только разнесла заразу, будто отраву. Было так противно, что я неизвестно какой по счету, словно спал с женой, которая легла под другого. Я не мог совладать с собой после первого раза, пил по-черному и забывался в сладком угаре. Но природа будто решила надо мной посмеяться: тело лопалось от возбуждения. А я не мог себе помочь. Приходил и приходил, в надежде, что когда-нибудь остыну. И потом увидел тебя, — пальцы ласкают тело и сминают грудь под водой. Я слушаю его монолог и постанываю от наслаждения. Мне все равно, кто у него был до меня, важно, что сейчас он со мной.
— Элен, меня будто молния поразила. Твои глаза, — целует веки, — твои губы, — шепчет и толкается языком, но тут же отрывается, — и твой запах. Я безумно влюблен в тебя.
— Михаэль, — шепчу я отрывисто и беру его лицо в ладони. С трепетом вглядываюсь в разноцветные глаза, что стали самыми родными за эти жалкие обрывки дней. Как же много для меня этих мгновений! Как же мало их… — А я тебя люблю. Точно знаю, что люблю, потому что такое происходит со мной впервые. Как будто бы внутри — источник света. Целое солнце. Целый мир… И вся тьма рассеивается от его лучей. И время останавливается. И прошлое стирается и уходит прочь…
И прежде, чем он успевает ответить, склоняюсь и целую его шею. Собираю соль с влажной кожи и раскатываю его вкус на языке. Нежно касаюсь ладонью бедра и, поймав стон, поднимаюсь чуть выше.
— Почему ты не встретилась мне лет пять-шесть назад? Я не был таким сухарем, — он ловит мои губы и надорвано выдыхает, когда я смыкаю пальцы.
— Ты не сухарь, — шепчу я ему в шею и осторожно веду ладонью вверх. Горю от его напряжения, и с каждой секундой мне хочется большего. — Иногда, чтобы понять что-то важное, или осознать ценность чувства, нужно время. Много времени…
— Столько, что душа начинает черстветь, — Михаэль поворачивает меня в воде и, приподнимая, усаживает на край купальни. Ведет ладонями по бедрам и немного раздвигает их в стороны.
Я не могу больше терпеть. Обвиваю его ногами в воде и тяну на себя. Глажу ладонями спину, собирая капельки воды, и от одного лишь нечаянного прикосновения дыхание превращается в стон. Кажется, еще слово обронит — и взорвусь.
— Пожалуйста, — шепчу, не поднимая глаз. Потому что даже нечаянный взгляд в эту секунду породит экстаз. Не думаю ни о чем: ни о возможной беременности, ни о том, что мы в чужом доме.
Крепкие руки гладят кожу и тянут меня к себе. Тепло пронзает каждую клетку тела, а сила и мощь Михаэля кажется непоколебимой и величественной. Прижимаюсь к нему и откидываю голову назад, доверяя, что удержит, поймает, спасет. И он не позволяет упасть.
Движения слаженные, широкие и глубокие. Вода плещется и поет нашу песню страсти. Кажется, еще миг, и свет вспыхнет, и нас затопит сладкой негой, наполненной золотым свечением. Импульсы сильные, колкие, острые. Я впиваюсь в мускулистые плечи и чувствую, как напрягаются под пальцами мышцы. С губ Михаэля соскальзывают рык и хрип, кожа светится от лоска воды, словно покрытая глянцем. Я так сильно его хочу, и даже не пытаюсь это скрыть.
Отчаянно тяну его на себя, наслаждаясь силой и твердостью. Тяну и не позволяю отстраниться. Молнии напряжения несутся по телу, порождая мурашки на коже. Удовольствие тянется, как резина, медленно подходя к пику. Стоны льются с губ, но мне больше не стыдно. Никогда и ничто не убьет мою любовь к нему. И я буду наслаждаться этим чувством, пока еще могу. Пока время, пространство и неведомые силы не разделили меня и Михаэля непреодолимой баррикадой.
Веду языком по его шее, поднимаясь к подбородку, и на надрыве впиваюсь в губы. Целую, кусаю, проталкиваюсь в его рот, пробуя на вкус. Я задыхаюсь от стона, горло саднит, но ощущения лишь становятся ярче. Расцветают росчерками ярких красок перед закрытыми глазами, бегут дрожью по коже, накрывают теплотой кончики пальцев и устремляются к сердцу…
Никогда. Еще. Так. Не было ярко и прекрасно. Жар катится по каждой мышце, вене, клеточке. Я дышу в лицо Михаэлю и шепчу его имя, словно оно поможет мне удержать себя на грани реальности. Она дрожит и трещит по швам, заставляя прикрывать глаза и впиваться пальцами в сильные плечи и тянуть, тянуть, тянуть. И позволять себя толкать. Неистово врываться в мою душу и сердце, оставляя выжженные навеки отпечатки.
Чуть дальше и сильнее движения, чуть глубже и острее поцелуи. Мне кажется я падаю, слетаю с бортика и оказываюсь под водой, когда стрела экстаза пронзает позвоночник и прорезает криком помещение. Михаэль обнимает меня, ловит мой голос поцелуем, и до боли стискивает пальцы на ягодицах, отчего ощущения умножаются и распускаются под кожей пламенной бомбой. Хрип любимого и мощная пульсация откидывают меня назад, случайно кусаю его губы в порыве страсти, и Михаэль застывает. Затихает постепенно и приваливает меня к стене купальни.
— Элен… Ты великолепна… — тянет к себе, опуская по плечи в воду, ласково перебирает взмокшие волосы и гладит шею и скулы. Ведет пальцем по шраму и стискивает губы, но ничего не говорит. Все понятно по глазам.
Я ловлю его пальцы своими и подношу к губам. Целую каждый: бережно и осторожно, и кладу его ладонь на свою щеку:
— Перестань себя казнить. Умоляю. Лучше от этого не станет ни мне, ни тебе.
Он опускает голову, целует меня в темечко и шепчет:
— Не получится, Элен. Ничего не получится. Я ведь зверь, ты не осознаешь этого. Стоило только нажать сильней, и… — скрипит зубами, но продолжает осторожно массировать кожу головы. Подхватывает пузырек с края купальни, долго намыливает мои растрепанные волосы, пропускает каждую прядь сквозь пальцы.
— Ты слишком доверчива. Мне даже немного жутко от этого. Я ведь не святой, за душой есть грехи и камни. Тяжелее, чем ты можешь себе представить. А ты меня обеляешь, в твоих глазах горят чувства, а я не могу себя раскрыть. Не могу дать то, что ты желаешь больше всего. Не заслуживаю я тебя.
Горечь подступает к горлу, слезы — к уголкам глаз. И как я сразу не поняла? Он потакал моим желаниям, но, увы, не любил… Он просто влюблен, увлечен, очарован. Но не более. Боль разливается в груди, ломает ребра, выворачивает наизнанку! За что?..