Мы быстро завтракаем гренками и зажаренным сыром, вприкуску с томатами, присыпанными солью. Мне так стыдно за вчерашнее, что за столом я не могу поднять глаза на тетушку Евжина. Нас не могли не слышать, и я чувствую себя, как властьимущий, что бесстыдно пользуется своим положением. Пора привыкать к тому, что я теперь действительно имею влияние. Узнать бы еще, чьей доброй волей.

— Племяша говорит у вас проблемы с Конторой, — начинает Зарина и усиленно разгрызает ветку сельдерея. — У меня с Виктором давно расходятся мнения на счет управления городом и, вообще, деятельности их группировки, — она сцепляет пальцы перед собой и прожевывает, как кроль, зелень. — Чем могу помочь? — говорит и запивает соком из апельсинов.

Боюсь сказать лишнего. На всякий случай я опускаю руку под скатерть и обхватываю пальцы Михаэля. Откашливаюсь, чтобы голос не дрожал, но он все равно предательски срывается:

— У меня недавно открылся дар. И я совсем не знаю, что с ним делать.

Зарина усиленно жует и причмокивает. Смотрит внимательно мне в глаза, затем вытирает губы и прищуривается:

— Слышала я вчера, какой дар у тебя открылся, — хитро улыбается.

Михаэль откашливается в кулак, а Евжин краснеет и прячется за высоким стаканом.

Я роняю вилку, и металл громко звякает о тонкий фарфор. Жар наползает на лицо. Нет, не наползает: опрокидывается на меня, как чан с кипятком. Я хочу встать и уйти. Немедленно. Бегом. И никогда больше сюда не возвращаться.

— Тише, — женщина откидывается на спинку стула. Тот жалобно скрипит под ее весом. — Молодость прекрасна своей безудержной страстью. Никогда этого не стыдись и пользуйся, пока она в тебе плещется, пока питает. Хуже, если станешь старой каргой, а блаженного экстаза, недоступного даже с помощью магии, не испытаешь. Ой! Не красней, — она отмахивается пухлой рукой и тянется за новым стеблем сельдерея, но потом хватает гренку. — А, сколько той жизни!

Я даже подавилась от смущения. Поднесла ладонь ко рту и откашлялась. Смотрела только в тарелку: сил поднять взор не находила. И выдержки — тоже.

— Я имела в виду другой дар, — прошептала, едва ворочая язык.

— Как интересно, — говорит тетушка.

Михаэль ковыряется вилкой в тарелке и хитро поглядывает на меня из-под ресниц.

— У Элен очень редкие способности, — поворачивается он к хозяйке. Та и бровью не ведет: видимо, для нее в этом мире нет ничего необычного.

— Например? — она сдувает рыжие кудри, что упали на глаза, и догрызает гренку. — Евжин, подай мой саквояж, в комнате стоит.

Паренек подхватывается и мигом убегает прочь.

— Я, — тщательно подбираю слова, избегая провокаций, — иллюзионистка. Но не совсем. Ментальная. Мои иллюзии — в головах людей.

Михаэль стискивает мою ладонь. Я боюсь, что болтнула лишнего. А хозяйка дома подхватывает сумку, что принес Евжин, и усмехается:

— И в чем же редкость?

— Ну, Михаэль сказал, что… — проговариваю я и отчаянно стискиваю пальцы мужчины, надеясь, что он мне поможет.

— Что иллюзии изучают в каждой школе? — подсказывает женщина.

Михаэль слегка качает головой, сильнее сжимает мои пальцы под столом, словно просит подыграть или промолчать.

— Элен из Сары, а вы знаете, что там много нераскрытых и необразованных магов.

— Знаю, — тетка складывает руки на груди и хмурит рыжие брови. — Но вы сами сказали, что дар редкий.

Евжин жует и молча слушает, только просматривает в сторону родственницы, а затем кивает Михаэлю.

— Редкий дар иллюзии есть только у сказочника, — припечатывает хозяйка и подается вперед. — Ну… Я слушаю вас, молодые люди.

Я сжимаю ладонь Михаэля и затравленно поглядываю на него из-под ресниц. Должна ли я говорить о том, что именно этот дар мне и выделил местный Бог-из-машины?!

— Племяш, тащи вино из кладовки, — бросает тетушка Евжину. — Видно гостям смелости не хватает. — И пока паренек бегает туда-сюда, она добрым и располагающим тоном говорит: — Я не смогу помочь, если не буду знать правду.

— Не нужно вина! — неожиданно обрываю я. — Вы правильно догадались. Я — сказочница, хотя всю жизнь считала себя пустой. Во многом благодаря моему дару, нам удалось оторваться от Конторы. Но он… иногда не срабатывает. А еще я не знаю всех его возможностей, да и как пользоваться им в полную силу.

— С этого и надо было начинать, а то говорите загадками, будто вчера вас крепко приморозило, — тетя тянется к кожаному саквояжу, и он с шипением распахивается.