– Счастливого дня всех влюбленных, – сказала я уже в двухсотый раз за день, вручив букет цвета марсала из гортензии и роз привлекательному мужчине, который очень облегчил мне работу тем, что просто показал изображение букета на телефоне и сказал: «Хочу вот так». Побольше бы таких. Особенно в сегодняшний день.

Четырнадцатое февраля для флористов – это одновременно чудесный день, за который можно заработать так много, что хоть весь год потом не работай, и в то же время этот день длится бесконечно долго и мучительно. Представьте, что весь день в цветочную лавку забегают мужчины, подсознательно понимая, что им нужны цветы, но стоит им переступить порог, как их словно деактивируют. Глаза разбегаются от неожиданно большого выбора букетов, телефон перекидывается из руки в руку – видимо, возникает желание сделать звонок другу, а обладатель телефона издает какие-то малоосмысленные звуки. Единственное, что получается вначале выбить из него, так это фразу:

– Мне нужны цветы.

Ну, хорошо, что не булочки. И дальше приходится включать детектива-психолога. Узнавать у него, кому нужны цветы, насколько большой букет, пытаться растормошить его память на предмет «может, ваша жена/любовница/девушка когда-нибудь упоминала, какие она любит цветы?» И он снова впадает в ступор, превращаясь в глупенькую блондинку в автосалоне, и в лучшем случает отвечает, что какие-то красненькие. И тогда начинается второй тур нашей викторины, и мы начинаем подбирать размер букета. Не всегда, но, как правило, размер букета и, соответственно, его стоимость рассчитываются по формуле длительности отношений. Чем меньше срок отношений, тем больше букет. И тем тщательнее он выбирается. А если мужчина спрашивает о букете из сто одной розы, в девяносто девяти случаев из ста секса у него с той, кому он дарит, еще не было. Приятнее всего, но и в то же время сложнее работать с геями. Они точно знают чего хотят, разбираются в названиях, и у них есть магическое чувство вкуса и стиля. Букеты, что они просят, действительно получаются волшебными. Но их педантичность, особенно в такой загруженный день, просто убивает. Сегодня я переделывала три раза букет только потому, что одному из них показалось, что веточка, что была в букете, недостаточно… корица.

Но мои самые любимые покупатели – это дети и старички. Их разделяет так много лет, но они очень похожи, когда речь заходит о выборе подарка. К этому делу они относятся с полной ответственностью и выбирают дольше всех. И те и другие не любят тревожить меня, предпочитая выбирать самостоятельно, считая, что мужчина не должен обращаться за помощью, когда речь заходит о подарке для их женщины. И самое главное, что их отличает от прочих мужчин, получив свой букет, который они выбрали – это их глаза. Они уже представляют, как будут дарить цветы и какой-нибудь милый подарок для своей избранницы. Они жутко волнуются, понравится ли в итоге то, над чем они так старались, и надеются, что сделают счастливее тех, кому преподнесут свои дары. Пожилому мужчине гораздо сложнее, конечно, с этим. Ведь это уже далеко не первый День святого Валентина. И каждый раз становится все сложнее удивить свою женщину. Но мне все же кажется, что настоящая женщина всегда больше оценит, сколько сил и воображения мужчина потратил на подарок, чем сколько денег с карточки у него на этот подарок ушло. Я не говорю, что подарок должен быть сделан из даров леса. Но как по мне, так нет ничего хуже, чем узнать, что твой мужчина вбил в гугле «десять самых лучших подарков на День святого Валентина этого года» и выбрал первый, что стоял в списке. Если ему было жалко тратить время на вас в один из праздников, то поверьте, тратить на вас эмоции ему и подавно не хочется. А вот вспомнить, что вы говорили в прошлом году, проходя мимо витрины какого-то магазина, или между строк уловить ваш намек на подарок, это может только настоящий мужчина, которому вы небезразличны.

Когда поток клиентов схлынул, мы с Энн успели лишь только быстро перекусить да обменяться планами на вечер. Дальше она должна была ехать по адресам и развозить заказы на дом. Я оставалась в лавке.

– Ну как там? Много адресов? – спросила я ее.

– Прилично. Мне возвращаться, если допоздна задержусь?

– Нет, можешь ехать отдыхать, как закончишь, – сказала я, выставляя на полки новые цветы. – Но завтра приди пораньше, как сегодня.

– Цветы «прости меня, я вчера не смог»? – спросила Энн.

– И букеты «спасибо за секс».

– Любовь, – Энн мечтательно подняла глаза к потолку, – это прекрасно.

– Ну-ну. Только у некоторых слишком ее много, так что они ее раздают сразу нескольким.

– Шлюхи тоже имеют право на любовь.

– Вот только это не любовь. Они думают, что влюблены. Но стоит тебе расслабиться, как вся эта якобы любовь улетучивается.

– А это уже твой праздничный цинизм. Так и чувствую любовь, витающую в воздухе.

Когда мы загрузили все букеты, приготовленные заранее, в наш фургончик, а Энн уже была готова выезжать на доставку, я подумала и сказала:

– Слушай, посмотри, есть ли адреса поблизости? Я тогда сама успею сбегать и отнести.

– А магазин на кого оставишь?

– Ни на кого, – сказала я. – Просто повешу табличку, что отошла.

– Сейчас посмотрю, – сказала Энн и открыла лист заказов на телефоне.

– Только в радиусе квартала.

– Хм, странно, – сказала Энн.

– Что там?

– Подожди, – сказала она и направилась в сторону подсобки.

Дальше я услышала, как она вышла через дверь черного хода и открыла машину. Что это с ней? Может, что-то не так с заказом?

– Ага, – сказала Энн, вернувшись с большим букетом, который я складывала почти час. Это был букет из роз «Свит Джулиэт», опоясанный карликовым плющом, а внутри были спрятаны веточки ванили. И все завернуто в грубую коричневую оберточную бумагу. Сложность была в том, чтобы это не выглядело как мусор или перебор. Во флористике это одна из самых сложных вещей – не переборщить.

– Что-то не так?

– Да как раз наоборот, – сказала Энн, улыбнувшись.

– А чего ты его вытащила?

– Ну, это моя первая доставка. Как сказано в заказе, букет должен быть доставлен по адресу Чикаго, бульвар Джексона, дом шестьдесят девять. Имя – Ким.

– Чего? Ты уверена? Бред какой-то.

– Ну, если тебе ни о чем не говорит имя Бен Неудачник Хадсон, то, может, и ошибка.

– Вот сволочь! – вырвалось у меня.

Но не по-злому, а как-то приятно. Там, внизу живота.

– Ты знаешь, кто это? – спросила меня Энн.

– Типа того.

– Это тот загадочный парень, что заваливает тебя сообщениями?

– Он самый.

– Хм, ну хотя бы он не заказал букет у конкурентов. Уже показатель ума.

– Ума? Я этот чертов букет час собирала. И что мне теперь с ним делать?

– Да уж. Вот дилемма флориста. Даже если ты сегодня весь день проносишься с ним, держа его в руках, все подумают, что ты его продаешь.

– Ага. А если я его выставлю в Инстаграм, все скажут, какая классная работа, и спросят, сколько стоит.

– И что делать будешь? – спросила Энн.

– Может, продать?

– Точно. А потом посетить синагогу, – сказала Энн, скрестив руки на груди.

– Как ты можешь издеваться над своим собственным народом?

– Ты еще мою маму спроси, она вообще до сих пор не понимает, как наш народ выжил.

– Ладно, ханука уже была. Расслабься.

– Я-то да. Но что с этим букетом-то делать?

– Во-первых, он мой, – заявила я. – А во-вторых, по морде бы им двинуть кое-кому.

– Но признай, флористка постаралась. Букет вышел чудесным.

– Это да. Но это то же самое, если бы стриптизерше ее парень заказал приват или домработнице прибрать дом. Я не знаю, как реагировать!

– А ты расслабься. Этот Бен явно с хорошим чувством юмора.

– Ну, он хотя бы не заказал кактус, уже хоть что-то, – сказала я.

– Ладно. Я не знаю, что делать, но этот букет тебе, – сказала Энн, передавая цветы мне в руки.

– Спасибо, – сказала я, улыбнувшись, и поняла, что мне никогда раньше не дарили цветов. Это определенно приятное чувство и странное.

Энн наконец уехала развозить цветы, а я решила позвонить Бену.

– Ну, привет тебе, Бен Неудачник Хадсон. У тебя оказался хороший вкус.

– Привет, Ким! – радостно воскликнул он. – То есть, тебе понравилось?

– Это странно, правда. Но придумано хорошо. И ты выбрал самый сложный букет. Я его целый час собирала.

– А представь, если бы ты знала, что собираешь его для себя?

– Выбрала бы что-то полегче и подороже. Как ты?

– Стою в аудитории, смотрю, как в нее входят будущие архитекторы. Хотя они, скорее всего, больше походят на тех, кто считает модным говорить «я архитектор». Слава богу, врач пока еще не считается хипстерской профессией.

– Потому что в операционную нельзя заходить со смузи и в подвернутых штанах, – сказала я.

– Именно. Хотя хэштеги в их Инстаграме были бы забавными. «Япростолюблюоперировать», «сексиапендицит», «операционныйлук».

– И прямая трансляция из операционной. В Фэйсбуке.

– Много работы сегодня, наверное? – спросил Бен.

– Вот только первый раз присела. И то ненадолго. У нас вечером все в силе?

– Определенно. И еще раз спасибо, что не настаиваешь на ресторане.

– Уволь меня. Конечно, я бы здорово оторвалась, раздавая направо и налево саркастические издевки по поводу парочек, что сидели бы за столиками, но даже это не спасло бы меня от желания заколоть себя вилкой от салата.

– И неужели тебя не возбудил бы получасовой процесс выбора вина?

– Я бы тогда отомстила таким же получасовым процессом фотографирования еды.

– Тогда я сам заколол бы тебя вилкой.

– Но не забудь, мясо готовишь ты. С меня гарнир.

– Поверь мне, когда ты попробуешь мой стейк, поймешь, что попала в рай.

– Я бы лучше сейчас попробовала тебя, – промурлыкала я.

– Ты понимаешь, что меня засудят за сексуальное домогательство, если я буду вести лекцию с эрекцией?

– Я бы сидела в первом ряду, профессор Хадсон.

– Ну что вы, мисс Шэдоу, для такой перспективной студентки, как вы, я проведу эксклюзивное занятие.

– Обожаю тебя, – вырвалось у меня.

– М-м-м, я тебя больше, – сказал он, и я готова была поклясться, что он даже немного покраснел.

– Ладно, иди и передавай знания. До вечера.

– До вечера, Ким.

Я положила телефон на стол и, еще слыша голос в его голове, взялась наводить порядок в лавке. Вот бы в голове можно было так легко навести порядок. Я до сих пор не могу понять, как за такой короткий период времени Бен умудрился запасть мне так сильно в душу. Да, мне известно, что подобного типа люди, такие как Бен, с бесконечными проблемами и веером грехов, притягивают меня как магнит. А он оказался вообще рекордсменом по количеству неприятностей. Но есть что-то еще, пока мне невидимое, отчего я, как загипнотизированная, думаю о нем не переставая, хочу его днем и ночью. Как проснусь с утра, тут же сгораю от желания написать или позвонить ему, а засыпая ночью, готова сорваться к нему или несусь с улыбкой к двери, когда он на пороге моей квартиры. Конечно, я понимаю, что начало отношений обычно самая волнительная и приятная их часть. Но, кажется, я хочу откусить кусок, который мне не по зубам.

А еще я боюсь другого. Того, чего я, возможно, не смогу контролировать. Вдруг история, которая произошла с Кертисом, повторится? Что, если я не смогу совладать с собой и убью Бена? Я точно не хочу этого делать. Я не хочу причинить ему вред. Более того, я не хочу, чтобы кто-то даже смел подумать, что может ему причинить вред. Но эта моя черная сторона, как выяснилось, не подчиняется мне. И я точно знаю, что не могу прекратить убивать. А вдруг Бен как-нибудь узнает о моем пристрастии? И что мне придется с этим делать? А что сделает он? Вот как тут разобраться? Мне определенно необходима магическая швабра для мозга. Погодите, а как раз подобная у меня есть.

Не закончив уборку, я пошла в подсобку и из коробки с семенами и оберточной бумагой достала небольшой прозрачный пластиковый пакетик. В нем лежали три небольших косячка, один из которых я не раздумывая достала. Убедилась, что клиентов в зале нет, приоткрыла окошко и закурила. Не то чтобы мне это сейчас так необходимо, но травка по расчистке мозгов уступает только хорошему и жесткому сексу. А если это совместить, то для большинства психологических проблем я бы это назвала панацеей. Вообще, если бы люди вместо антидепрессантов ходили бы на свидания и изредка выкуривали косячок, психоаналитики остались бы без работы. Кстати, как там Лили?

– Лили, привет, я не отвлекаю? – спросила я.

– А, Ким, привет. Да нет, все о’кей. Как ты?

– Неплохо. Больше того, ты не поверишь, но у меня сегодня романтическое свидание.

– Серьезно? Это с тем музыкантом? – спросила Лили.

– Нет, с ним я давно рассталась.

– Вот как. Ты давно не приезжала ко мне. Он оказался не тем, кто тебе нужен?

– Прости, куча дел. А сегодня так вообще сумасшедший дом. Я обязательно приеду скоро.

– Да ничего, понимаю. Кстати, о сумасшедшем дне. К тебе, скорее всего, вечером зайдет один очень симпатичный, но немножко глупый мужчина, у которого каждый День святого Валентина напрочь отшибает память. И каждый год он дарит лилии. Ему это кажется забавным и остроумным.

– Лилии для Лили?

– Да. Но по иронии судьбы я их терпеть не могу. У меня просьба: пусть мой любимый муж, Ричард, возьмет что угодно, но не лилии. Пожалуйста, Ким, сделай это для меня.

– Не проблема. А вы куда сегодня идете?

– Понятия не имею. Он сказал, что это сюрприз, и попросил взять с собой купальник. Что пришло на этот раз в голову этому сумасшедшему – не знаю, – сказала Лили.

– Слушай, не восприми как бесплатную консультацию, но у меня есть один вопрос.

– Валяй. Будем квиты за цветы.

– Вот когда в голове мусор и неразбериха, что лучше всего сделать, чтобы навести порядок?

– Хм, как твой психоаналитик определенно советую продолжить терапию и быть со мной максимально откровенной. А как просто человек и, если позволишь, то как новая хорошая знакомая, определенно выпить вкусного, дорогого вина и затрахать своего нового парня до смерти. Но это не для протокола.

– Ты определенно только что стала моей лучшей знакомой. Читаешь мысли.

– Проверено лучшими учеными страны и лично мной.

– А травка? Способствует чистке мозга?

– Если не перебарщивать и не мешать с алкоголем. Хотя это уже стимуляторы. Лучше всего, по возможности, справляться без этого. Хотя, черт, это же еще и весело.

– О да! – кстати, травка уже начала действовать и, если не закончу разговор сейчас, задолбаю ее. – Ладно, рада была тебя слышать. Как только разгребусь на работе, назначу сеанс.

– Давай, скорее заканчивай, и просто можем выбраться в бар.

– Ну и как тут откажешь?

– И не надо. Счастливо, и не забудь про лилии.

– Да-да, помню, большой букет психоделических желтых лилий.

– Только попробуй, – с легким смешком сказала Лили и отключилась.

День снова закрутил меня в рабочей рутине, и без Энн я еле успевала обслуживать всех клиентов. Но когда видишь так много счастливых и радостных людей, приходящих к тебе за подарками, работа перестает быть рутиной и превращается в приятное времяпрепровождение. Интересно, а также происходит у Тары? Когда она делает свои вечеринки?

Уже в конце рабочего дня, когда я считала минуты и готова была закрывать кассу, в магазин зашел высокий мужчина в сером длинном пальто и коричневых ботинках. По внешности он напоминал одного из тех самых ирландцев, что отлично поют, становятся душой в любой компании и завоевывают сердце любой девушки играючи. Он сразу подошел ко мне, улыбнулся и произнес:

– Добрый вечер! Мне нужен самый красивый букет из лилий для одной красотки…

Не успев переодеться, я, словно многорукий Шива, хозяйничала на кухне. Я не представляю, как большинство женщин делает подобное каждый день. Причем мне нужно было сделать только гарнир из деревенской картошки и простенький салат. Бен должен был уже прийти с минуты на минуту и приготовить мясо. Но, наверное, это мне даже на руку, что его еще нет. Так как первая порция картошки уже покоится в мусорном ведре. Потому что угадайте, кому пришло в голову, что если масло смешать с водой, то картошка приготовится быстрее? Вот отлетевшей крышке сковородки это точно не понравилось. Не знаю как, но чистая до моего прихода раковина уже была наполовину забита. Я серьезно считаю женщин, которые работают, воспитывают детей, готовят своей семье, а затем трахают своих мужей, ведьмами. Я не знаю, как они умудряются все успевать. А ведь у некоторых есть еще и любовники. Это уже вообще из ряда фантастики. Признайтесь, вы же явно на чем-то сидите?

О’кей, он придет, мы поедим, пофлиртуем, выпьем, возможно, даже много, потом все станет легко, как с ним обычно, и я не выдержу и запрыгну на него. Но что я сегодня хочу? Долгих и нежных ласк или безудержного и жесткого секса? От этого решения зависит выбор белья. Хочешь долгих и нежных ласк, нацепи белья побольше, да так, чтобы снимать его было сложнее. Хочешь секса прямо на столе, на полу, в ванной, в прихожей – не надевай ничего. Хотя бы из нижнего белья. Как по мне, тренинги лучше проводить на эту тему, чем на раскрытие души своей второй половинки. Раздавшийся в дверь звонок прервал мои мысли, и я побежала открывать дверь.

– Доставка на дом, – сказал Бен и приподнял бумажный пакет, в котором, видимо, была еда.

– Какой у вас хороший сервис. Ну, проходите, – сказала я.

– Кажется, в юности я смотрел несколько фильмов с подобным началом.

– Но сомневаюсь, что досматривал их до конца, – сказала я, помогая повесить его пальто.

– Больше перематывал, – он нагнулся и поцеловал меня.

– Избавь меня от подробностей. Ты рано.

– Да я как представил себе пробки на дороге, решил не сходить с ума и поехал на метро. А машину оставил у колледжа. Как там у тебя все идет?

– Не уверена, но кастрюли кипят, валит пар, кухня уже уделана, и я начала пить без тебя.

– Значит, все нормально, – сказал он, и мы пошли на кухню.

Я налила нам по бокалу вина, присела на высокий стул и принялась наблюдать, как он, засучив рукава рубашки, стал готовить. Кто бы что ни говорил насчет того, что женщины должны быть на кухне, но по мне мужчина там смотрится лучше. У него как-то все больше под контролем. А когда Бен, взяв большой и острый нож, начал отрезать от куска мяса маленькие кусочки и по его рукам потекли бледно-красные струйки крови, я неконтролируемо облизнулась. Когда он клал кусочки бифштекса на сковородку, на которой уже жарился чеснок, его телефон зазвонил. Он наспех вытер руки кухонным полотенцем, что лежало на столе, и достал из кармана брюк мобильный.

– Ким, можешь приглядеть за мясом? Нужно ответить.

– Да, конечно, – ответила я, и он ушел в ванную.

Я подошла к плите и начала складывать использованную посуду в раковину, но вспомнила, что мой собственный телефон я оставила в прихожей. Я нашла его на невысоком столике и возвращалась обратно на кухню, как вдруг обрывок разговора из приоткрытой двери ванной комнаты заставил меня остановиться и прислушаться.

– Малышка, ну как ты? Да, я тоже по тебе очень соскучился. Чем ты занимаешься?

Это говорил Бен. И это было странно.

– Эй, детка, ну не переживай. Что? А! Я сейчас на работе. Прости, не получится вырваться. Серьезно? Так, секунду.

На работе? Судя по разговору, это была точно не его мама.

– Ладно, я сейчас приеду. Потерпи немного, хорошо? Ну тише, я скоро буду. Люблю тебя.

Вот мразь! Боже, что же я за дура такая? Так, нужно уйти и постараться не показать того, что я слышала. Хоть это будет и тяжело. Я вернулась на кухню и налила себе полный бокал. Когда Бен вернулся на кухню, его глаза бегали, и он пытался тщательно подобрать слова:

– Ким, только не убивай, но мне срочно нужно уехать. Это не в моей власти. Но если я не окажусь в одном месте, то будет беда.

– Как? Что такое? Куда тебе нужно? – лучше не дразни меня просьбой не убивать тебя. Ох не дразни.

– Не могу сказать. Точнее, это очень долго объяснять. Дело жизни и смерти. И у меня просто нет выбора, – сказал он и принялся нервно одергивать рукава рубашки.

– Все так серьезно? – Ну-ну, конечно. Дело члена и вагины это, а не жизни и смерти.

– Боюсь, что да. Прости, что так вышло. Я не знаю, смогу ли вернуться сегодня, хотя ты, наверное, и не захочешь, чтобы я вернулся. Правда, прости.

– А я могу с тобой поехать?

– Не сегодня. Это все очень сложно. Я как-нибудь тебе объясню. Хорошо? – сказал он уже в прихожей, надевая пальто.

– Жаль. Может, все же ты вернешься? Я разогрею тебе ужин.

– Если смогу. Но не уверен. Это может занять всю ночь.

– Конечно. Понимаю, – да уж, и ты еще любишь делать это по утрам. Я-то знаю.

– Ты лучшая! – сказал он, взял меня ладонями за лицо и поцеловал.

– Но позвони, как сможешь. Я переживаю.

– Постараюсь, – сказал он и выскочил из двери.

Я могла бы убить его прямо сейчас. Это было бы идеально. Никто не знает, что он у меня. Последний звонок по телефону был, скорее всего, от какой-то шлюхи, можно было бы свалить все на нее, а главное, я хочу, чтобы этот мудак сдох. Чтобы он истекал кровью на моих глазах. Чтобы последнее, что он увидел, – это лицо девушки, которой нельзя врать. Но какое-то непонятное чувство остановило меня. Мне нужно было убедиться.

Отреагировав и взвесив все за секунду, я подбежала к плите и выключила все конфорки. Затем наспех накинула коричневое пальто, взяла сумку, закинула в нее баллончик с «медвежьим спреем», большой кухонный нож, сигареты и перчатки. Решив не тратить время, бегом сбежала по лестнице и открыла дверь дома, что выходила на улицу. Как я и думала, приехав ко мне на метро, он сейчас стоял на обочине и ловил такси. Он заметно торопился и много раз чиркал зажигалкой, пока ему не удалось прикурить. И по закону подлости, как только ему это удалось, подъехало свободное такси. Даже два. Так что, как только он сел в первое, я стремглав бросилась ко второму и, заметив, что на него нацелилась высокая блондинка, увешанная пластиковыми пакетами из дорогих бутиков, я с силой оттолкнула ее, да так, что она упала на землю и приземлилась на задницу с криком.

– Вон за тем такси! – воскликнула я, указывая водителю на отъезжающую машину, в которой был Бен.

– Куда? – переспросил меня водитель.

– Вон! За! Тем! Такси! – по слогам прокричала я, еще раз указывая направление.

– В этом городе сплошные психи, – сказал таксист, но наконец тронулся с места.

Проклиная губернатора штата и его запрет на курение, я никак не могла успокоиться и чувствовала кровь, что бурлила по моим венам и заставляла их вздуваться. Чтобы хоть как-то себя успокоить, я залезла в сумку и взялась за холодную рукоять стального ножа. Это меня успокаивало и придавало уверенности. Я должна, черт возьми, убедиться, что он такой же мерзкий лжец, как и все остальные. Тогда я смогу разделаться с ним как захочу. И его боль будет невыносимой.

Когда я во всех красках представляла, как заставлю Бена мучиться в предсмертной агонии, водитель сообщил мне:

– Они тормозят.

Я увидела, как машина, в которой ехал Бен, остановилась, и он вышел из нее. Кинув взгляд на счетчик, я полезла в сумку, достала из нее деньги и без сдачи отдала их шоферу, как только выбралась из машины.

Я ожидала увидеть гостиницу, дом, ресторан, что по логике вещей было уместно. Но это оказалась клиника. Та самая клиника, в которую я отвезла Бена, после того как его избили. Да, хорош! Видимо, тут же подцепил себе медсестричку, стоило мне уйти. Ну, держись, дорогой, тебе осталось недолго.

Стараясь двигаться как можно незаметнее, я вошла за ним в здание клиники и шла от него на безопасном расстоянии. Ну, вот почему, почему, так много издеваясь над несчастными женами, которые в этот день выслушивают от своих мужей небылицу про затянувшиеся совещания, которые на самом деле являются свиданиями с любовницами, я вдруг оказалась одной из этих жен? Что со мной не так? Что в ней, кем бы она ни была, будет лучше, чем во мне? Стоп! Что это я? Почему я вообще себя с кем-то сравниваю? Черт, я потеряла контроль. Главное – не убить его прямо тут, на глазах у свидетелей. Мелькнула мысль переслать имя этого засранца старине Мерфи, но в последний момент меня что-то все же удержало.

Бен зашел в лифт. Я дождалась, пока двери закроются, и посмотрела, до какого этажа он поднимется. Руку в сумке было держать уже слишком опасно, поэтому я достала одну из сигарет, распотрошила ее на ладони и закинула табак себе в рот. На вкус он был ужасный, горький и неприятный, но мне нужно было хоть что-то, чтобы унять дрожь в руках.

Лифт остановился на девятом этаже. Я тут же нажала на кнопку вызова и принялась ждать. Выплюнула мокрый табак в угол, достала жвачку, которая валялась у меня в сумке без обертки, и с неистовой жадностью принялась жевать ее. С виду я походила на сбежавшую из психиатрического отделения. Но это было ничто по сравнению с тем, что у меня творилось внутри. Словно чужой голос призывал меня расправиться с этим мерзким, лживым проходимцем, которому я за долгое время скептичного отношения к людям поверила. Так сложно заслужить доверие, но чтобы потерять его, порой нужны лишь секунды. Открылись двери лифта, я зашла и нажала на кнопку девятого этажа.

Пока я ехала, я даже не знала, что скажу Бену, если вдруг случится, что он меня увидит. Если мои подозрения подтвердятся, как только я все увижу, то постараюсь тут же убежать отсюда. Но если он меня заметит, надеюсь, у меня найдутся силы, чтобы не вспороть ему горло прямо посреди холла клиники.

И вот он, судный час. Двери лифта раскрылись, и я вышла. Как я поняла, это было отделение интенсивной терапии. Было уже поздно, и почти во всех палатах было темно. И только в одной палате из щели в двери виднелась полоска света. Туда я и направилась, понятия не имея, что меня там ожидает. Было так тихо, что я слышала стук своего учащенно бьющегося сердца. Словно эхо, оно разносило всю ту тревогу, что у меня накопилась внутри со времени того звонка.

Я встала возле двери, глубоко вздохнула и тихонько приоткрыла ее. В комнате был Бен, его пальто было неаккуратно скинуто на кровать. А сам он сидел, поглаживая по щеке молодую девушку, что лежала на кровати. Только вот это была не сексапильная медсестричка. И даже не врач. Это была маленькая девочка с тоненькими короткими волосами, которой на вид было не больше четырнадцати лет. И я готова поклясться, что она была точной копией Бена, только женской. Я не рассчитала, и дверь открылась слишком широко и ударилась об стену. Бен мгновенно обернулся и увидел меня. Его взгляд был одновременно удивленным, испуганным и обреченным. Девочка приподнялась на койке, посмотрела на меня, затем на Бена, затем снова на меня.

– Бриджит, – сказал Бен, повернувшись к девочке, – дай мне минутку. О’кей?

– Хорошо, – сказала девочка.

– Пойдем, – сказал Бен, встав с кровати, поравнявшись со мной.

– Но… – начала говорить я.

– Пойдем, пойдем, – повторил он, не желая ничего слушать, и вывел меня из палаты, держа под руку.

Мы вышли в коридор, он прошел несколько метров, открыл дверь какого-то небольшого помещения, забитого швабрами и разными моющими средствами, и завел меня туда. Не сказав ни слова, он похлопал себя по карманам, отыскал сигареты и открыл пачку. Из-за нервов у него выпало несколько сигарет, и он даже не обратил на это внимания.

– Я думаю, здесь нельзя курить, – сказала я.

– Мне можно, – резко ответил он.

– Ну, раз так, – сказала я и тоже закурила.

– В общем, слушай, – сказал он через несколько затяжек, – я, конечно, подумал, что ты можешь не так понять мой такой внезапный уход, но ты не имела права…

– На что?

– На то, чтобы вторгаться в мою личную жизнь.

– В, мать твою, личную жизнь? – вспыхнула я. – А ты подумал об этом, когда я спасла тебя от тех двух амбалов в переулке? Или это не твоя личная жизнь?

– Это другое, – сказал Бен.

– А что тогда это?

– Это, – он немного помедлил, а затем, обдумав что-то, продолжил: – Это моя сестра. И она очень больна. Она мне позвонила, так как у нее опять случился приступ. И я не мог не приехать. Но откуда тут взялась ты?

– Откуда? – я помедлила. – Просто я услышала обрывок разговора в ванной. Не специально. И, знаешь, так было сразу и не понять, что ты говоришь с сестрой. А еще сегодня День святого Валентина, и, знаешь, я наслышана о парнях, которые при наличии нескольких девушек пытались попасть к обеим в этот день. И ты был очень странный и не объяснил ничего.

– Ты так и не ответила. Как ты здесь оказалась?

– Да очень просто! Я проследила за тобой. На такси.

– Ты психопатка!

– А я и не отрицаю. Но я не хочу быть дурой-психопаткой. Такой же, как все. Я уверена была, что сегодня твоя идеальность накроется, когда я тебя застукала бы. Что ты окажешься таким же, как все! Ты не можешь быть таким чудесным! Так не бывает, Бен! – последние слова я говорила уже сквозь слезы.

Чувство облегчения от того, что он мне не изменил, смешалось с непомерным грузом от того, что он и здесь оказался святым.

– Идеальным?! – он вытаращил глаза от удивления. – Игровую зависимость, идиотскую семью, отсутствие каких-либо перспектив, алкоголизм на ранней стадии и кучу проблем вдобавок ты называешь идеалом? Тебе помощь нужна!

– Мне не нужна помощь! Мне нужен ты! И – да, для меня все это, что ты назвал, и есть идеал. Для каждого человека он свой, особенный. Как ты этого не понимаешь?

– Для меня вообще идеалов не существует. Есть просто симпатия к определенному виду. Но это не имеет отношения. Ким, если бы я был готов сказать тебе о моей больной сестре, я бы тебе сказал. Но это для меня слишком личное.

– Знаешь что, Бен, – сказала я, смотря ему прямо в глаза при тусклом свете лампочки, что висела на потолке, – я и есть твое личное. А ты – мое. Если ты так не считаешь, скажи мне это прямо сейчас. И я просто уйду, оставив тебя и твою личную жизнь в покое.

– Ким, послушай, – начал он, но я уже все поняла, бросила окурок себе под ноги и потянулась к ручке двери, как вдруг он схватил меня за руку и прижал к себе, – не уходи.

Он так страстно и сильно поцеловал меня, что мы даже столкнулись зубами, но я не почувствовала боли. Только то, как он сильно хотел, чтобы я осталась. В этой маленькой и тесной каморке мне было так уютно, что совсем не хотелось из нее уходить. Но я вспомнила, почему Бен приехал сюда, и спросила:

– Твоя сестра. Что с ней?

– Она сильно больна. Если на простом языке, то у нее еще два года назад обнаружили опухоль в желудке. Спустя какое-то время ее смогли удалить. Но через пару лет она вернулась и поразила мозг. И операция уже не поможет. Не помогает ни химия, ни облучение. Препараты уменьшают приступы, но не излечивают. И вот она уже около пяти лет в этой больнице практически живет. Провести три дня дома для нее – это значит, что неделя удалась. Мама хотела обустроить крыло особняка под мини-госпиталь специально для Бриджит, но та не согласилась. Сказала, что тогда она действительно будет жить в больнице. А еще поездка домой и обратно в больницу – это повод выбраться куда-то для нее. Она такая хорошая, Ким, такая добрая. И гораздо умнее меня. Порой она говорит такие вещи, что я не понимаю, в кого она такая мудрая. Но она так страдает. Ей очень, очень больно, – сказал Бен, и я заметила, как его глаза наполнились влагой. Он отвернулся.

– И нет ни единого шанса? Разве нет выхода?

– Поверь, все шансы, что были, мы уже испытали. На деньги моей семьи построен исследовательский центр, который занимается только этой проблемой. Но в бедную малышку столько вкачали препаратов, что у нее уже нет сил их принимать.

– Бедняжка, – сказала я, и мне вдруг стало холодно и немного страшно.

– Я никогда не пойму, почему именно она. Так просто не может быть.

– Не теряй надежду, никогда, – сказала я и обняла его. – Слушай, наверное, тебе лучше вернуться к ней. И оставайся сколько захочешь. Я поеду домой. И знай, что буду тебя ждать.

– Постой, – сказал Бен. – Раз ты здесь, то будет глупо не познакомиться. Пойдем.

Я вышла за ним обратно в коридор, а затем мы оба зашли в палату.

Бриджит лежала на кровати и читала книгу. Когда она обратила на нас внимание и закрыла книжку, я увидела ее название. «Старик и море» Хемингуэя.

– Привет, я Бриджит, – сказала она.

– Привет. А я Ким.

– Ким? А как твое полное имя?

– Я его не очень люблю, если честно. Но вообще, Кимберли.

– Понятно. Но имя все равно красивое.

– Бриджит, это моя подруга, – вступил Бен.

– Подруга? Или девушка? – сказала она, и меня как холодом прошибло. Она была очень похожа с Беном, но на сто процентов унаследовала этот сканирующий взгляд у своей матери.

– Девушка, – сказал Бен и присел на кровать.

– А почему ты не с ней? Сегодня же четырнадцатое февраля.

– А мы его как-то не очень любим, этот праздник, – я решила спасти Бена.

– Точно. Все эти ванильные сердечки. Фу, – Бриджит смешно скривилась. – Ну, он хотя бы тебе что-нибудь подарил?

– Подарил. Букет красивых цветов. Мне они очень понравились.

– А чем ты занимаешься? – спросила девочка.

– У меня свой магазин флористики.

– То есть ты занимаешься цветами, и единственное, что подарил тебе Бен, – это букет цветов?

– М-м-м, да, – сказала я и заметила, как Бен усмехнулся и немного покраснел.

– Прости моего брата. Он взрослый, но немного дурачок.

– Но это было приятно.

– Наверное, мне мальчики еще не дарили цветов. Но после каждой операции я просыпаюсь, и в палате много шариков и цветов.

– Это пока. Потом они тебя ими завалят, – сказала я.

– Но каждый пройдет мой контроль, – сказал Бен и пригрозил ей пальцем.

– А кто тебя будет контролировать? – спросила Бриджит.

– Поверь, тебе не о чем волноваться. У меня в твое отсутствие хороший надзиратель, – сказал Бен и кивком указал на меня.

– Ой, ой! – неожиданно Бриджит сморщилась и закрыла глаза.

– Больно? – спросил Бен.

– Очень, – сказала Бриджит, дотянулась до аппарата, который стоял рядом с ней, и несколько раз нажала на кнопку, – сейчас полегчает.

– Позвать кого-нибудь? – спросила я.

– Не надо. Она сама контролирует обезболивающее. Сейчас пройдет.

– Бриджит, ты очень храбрая девочка, – сказала я, прежде чем успела подумать.

– Правда?

– Правда, – согласился Бен, – я очень горжусь тобой.

– Я очень устала, – сказала Бриджит.

– Хочешь поспать? – спросил Бен.

– Да. Но я просто устала. Мама не придет сегодня?

– Она сейчас в Лондоне, – сказал Бен, – но завтра утром уже вернется.

– Это хорошо. Она тоже устала. Знаешь, что я загадала на Рождество?

– Что? Прочесть все книги на свете и стать еще умнее? – Бен улыбнулся.

– Нет. Я загадала, чтобы я заснула, а проснулась уже здоровой. А если так не получится, то заснуть и долго-долго спать. Когда я сплю, то мне не больно.

– Так, заканчивай. Ты слишком много читаешь умных книг. А постоянно спят только лентяи. Ты же не такая.

– Может быть, – сказала Бриджит и положила свою маленькую ручку на руку Бена.

– Я люблю тебя, принцесса, – сказал Бен, поцеловал ее в лоб и убрал книжку на прикроватную тумбочку. – Дочитаешь завтра. Хорошо?

– Я ее уже читала. Я посплю, а ты не сиди здесь. Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Ким.

– Мне тоже. Ты не будешь против, если мы встретимся как-нибудь еще?

– Я буду рада. Только хорошо, если бы это было не в больнице.

– Договорились. Я бы сходила в Миллениум-парк, – сказала я и уже с трудом сдерживала слезы. Какая же она милая.

– Ну вот. Не прошло и пяти минут, а у вас уже свидание. Не забудьте меня взять, – сказал Бен и встал с койки.

– Только если будешь хорошо себя вести, – сказала Бриджит и повернулась на бок.

– Спокойной ночи, сладкая, – сказал Бен и выключил свет, – я завтра заеду.

Мы вышли из палаты и не спеша пошли к лифту. Нажав на кнопку вызова, Бен посмотрел на меня, сглотнул слюну и сказал:

– Спасибо тебе. Я зря тебе не рассказал раньше. Просто она моя самая главная слабость. И я презираю себя, что не могу ей помочь. Но больше всего мне плохо от того, что ей больно. Знаешь, может, это прозвучит ужасно, но я бы хотел, чтобы ее боли прекратились, навсегда. Понимаешь меня?

– Ты не ужасный. Это невыносимо тяжело, наблюдать, как твой любимый человек страдает и ты не в силах ему помочь. Уверена, она бы чувствовала себя так же, поменяйся вы с ней местами. И я понимаю, о чем ты. Она сама тебе только что об этом сказала.

– Слышал. И я не понимаю, почему она не боится.

– Может быть, потому, что страх прожить всю жизнь так, видя, как твои родные терзают себя, для нее хуже, чем страх смерти?

– Я и правда глупый братец, – сказал он, и двери лифта открылись. На его лице отражалась вся печаль его беспомощности и страданий. Но в глазах были нежность и любовь. И все вместе доказывало то, что никакой он не бесчувственный циник. Просто его любовь была на вес золота. И кому попало она не доставалась.

– Ты не глупый. Ты замечательный, – сказала я и крепко обняла его.