Жила в лесу гиена. Ночами она, голодная, выла, глядя на луну: «Гани-и-и! Гани-и-и!». Так и прозвали ее Ганида. Она была такая хищная, сильная и злая, что ее все боялись.
А в том же лесу жил-поживал кролик по имени Мали.
Однажды тигр убил слона. Гиена так объелась слоновым мясом, что с места не могла сдвинуться, и стала толстой, как гиппопотам.
— дразнили ее попугаи, покатываясь со смеху, и все обитатели леса вторили им.
Ганиде стало очень стыдно, и она решила во что бы то ни стало похудеть.
Задумалась она, как бы ей этого добиться, и вдруг из кустов выскочил кролик Мали. Он вежливо поклонился и сказал:
— Кума, а кума! Что ты такая скучная?
Ганида ему отвечает:
— Знаешь что, мой милый, я решила похудеть, да не знаю, как это сделать.
— Да это очень просто! — говорит ей Мали. — О, мне это не в новинку. Время от времени у меня целыми неделями ни крошки во рту не бывает. Вот какая у меня сильная воля! Если уж я на что решусь, обязательно это выполню. Вот какой я сильный! Но тебе, кума, это будет много тяжелее.
— Дур-р-рак! — пробурчала гиена потягиваясь. — Увидишь, я еще тебя перегоню, как только начну голодать.
— О, не делай этого, кума, мне жаль тебя, ведь этак недолго и разболеться. Я — дело иное, мне вообще не обязательно пища нужна.
— Как это так — пища тебе не нужна? — оскалила зубы гиена. — Ни за что не поверю!
— Представь себе, кума Ганида, если я и ем, то только за компанию, только потому, что все вокруг едят, но вообще-то у меня никакого аппетита совсем нет. Я мог бы и вовсе ничего не есть, потому что никогда не бываю голодным.
— Э-э, болтовня все это, — отвечала ему гиена, — не верю!
— Ну, хочешь, побьемся об заклад, — предложил Мали, — кто из нас дольше выдержит без еды и питья.
— Ладно, — говорит Ганида, — побьемся об заклад.
Кролик даже подскочил от радости и говорит:
— А моя подружка-обезьянка разобьет наше пари.
Так они сделали. Обезьянка приняла их заклад и тут же по всему лесу разнесла весть об этом странном споре: «Ганида решила голодать! Она поспорила с Мали, кто дольше выдержит!»
В зарослях, в лесу, — повсюду только об этом ревели, чирикали, мычали и щелкали все птицы и звери.
Для гиены и кролика лесные звери выстроили в лесу две хижины без дверей, без окон, с одним плотно закрытым отверстием в крыше. День и ночь они по очереди дежурили у этих домиков, чтобы никто не мог ни войти в домик, ни выйти из него.
Прошел день. Уже к вечеру Ганида почувствовала сильный голод, но только крепче сжала челюсти, так что даже зубы ее заскрежетали. А потом без движения пролежала в своем домике целый день. Но утром в животе ее уже так забурчало, что павлин, который тогда стоял на страже, расхохотался во все горло:
Тем временем Мали, известный ловкач, голодать и не думал. Ночью, переждав, пока стража задремлет (а в это время стоял на стаже его братишка-заяц), Мали прокопал под своим домиком лазейку в лес и в один миг уже был в лесной чаще. Там он полакомился сочными молодыми побегами бамбука, наелся доотвалу и, как ни в чем не бывало, тем же путем вернулся в домик.
Так прошло два дня и две ночи. У гиены уже запали бока от голода, язык от жажды высох, она еле-еле передвигалась из угла в угол и только страшным голосом завывала:
— Гани-и-и! Гани-и-и!
А кролик, веселенький, кругленький, ушами весело стрижет, мягкой шерсткой поблескивает, розовыми глазками весело помаргивает.
Удивляются их сторожа, даже хозяева лесной чащи, пума и ягуар, уж на что они гордые и неприступные, и те стали на кролика в щелку милостиво поглядывать, удивляясь его выдержке.
— И тебе совсем ни есть, ни пить не хочется? — спрашивают они.
— Нисколечко, — улыбается кролик Мали, и ушами, и усами молодецки шевеля.
— А ты, Ганида, хочешь есть и пить? — заглянули они потом в другой домик. Но там стояла мертвая тишина; никто им не ответил, никто в домике не шелохнулся.
— Наверное, Ганида уже умерла, не выдержала голодовки, — говорит цесарка.
— Может быть, она только спит? — вмешалась белая лама.
— Да, конечно она дремлет, — потряхивая белой гривой, подлежал ламу дикий мустанг.
— Надо бы все же проверить, что там с ней делается, — промурлыкала, выгибая спину, пантера.
— Да, кому-то из нас придется войти в домик, иначе ведь нам не решить этого спора, — пропищал еж.
— Вот ты и ступай! Ты — маленький, в любую щелочку пролезешь, да и в темноте ты хорошо видишь, — решила пума.
Еж почтительно вытянулся, растопырил свои иглы и ответил:
— Слушаюсь вашего приказания, госпожа пума!
Минуту спустя он уже был внутри домика гиены. А все звери, затаив дыхание, дожидались его возвращения. Но еж все не показывался.
— Пойду-ка я, посмотрю, что там творится? Умираю от любопытства! — заявила обезьянка.
— Иди, — разрешила ей пума.
Быстро вскарабкалась обезьянка на крышу домика и через отверстие в крыше прыгнула внутрь. Прошла минута, вторая, третья — обезьянка не возвращалась.
А внутри снова стояла полнейшая тишина, как будто там не было ни одной живой души.
Только крошечная колибри, которая слышит, как трава растет, закричала в ужасе:
— Я слышала какой-то стон, писк, как будто кот душит мышку.
— Э-э, это тебе показалось, — сказал ягуар. — А, впрочем, может быть окликнем их? Ганида, Ганида, ты жива еще? Ежик, ежик, где ты? Откликнись!
— Обезьянка, обезьяночка! Откликнись, — звали звери.
Но в домике по-прежнему царила тишина.
— Ганида, Ганида!
Никто не отзывался.
Наконец пума, потеряв терпение, сама вскочила на крышу и проскользнула через отверстие. Из тихого до сих пор домика донеслось страшное рычанье и вой. Бешено рычала пума и выла гиена Ганида.
До собравшихся вокруг зверей дошли отголоски схватки, а потом снова наступила тишина. Минуту спустя показалась пума, вся окровавленная, исцарапанная, с горящими глазами.
— Глупа, как гусыня, эта Ганида! Вообразила, что иметь дело со мной — это то же самое, что с ежом или обезьянкой! Она ведь притворилась мертвой, а как только я подошла — цап меня за горло! Ну, уж я ее проучила, на всю жизнь запомнит! Билась с Мали об заклад, кто дольше без пищи выдержит, а сама и ежа, и обезьянку проглотила! Вот Мали — молодец кролик — сдержал свое слово, выиграл заклад, поэтому ему и награда полагается.
— Да здравствует Мали! — воскликнули звери, вытащили кролика из домика и давай засыпать его подарками, превознося его до небес.
— Но он ведь страшно голоден, наверное. Столько времени во рту ни крошки у него не было, — вдруг забеспокоился голубь.
— Правда, правда! Как же мы об этом забыли? — И звери со всех ног кинулись рвать для кролика зеленую траву, сладкие фиги, маниоку, бананы, молодые побеги пальмы и бамбука. А стройная антилопа даже помчалась на полянку и принесла ему диких ананасов — лакомство из лакомств.
Мали, хоть и был сыт по-горло, не мог устоять перед таким угощением и снова принялся за еду, да так, что у него за ушами затрещало. Правда, немножко стыдно ему было. Жует он, жует, а про себя думает:
— Ну, по крайней мере, все отдохнут от этой разбойницы… А здорово я ее провел!
— А что же с Ганидой случилось? — спросите вы.
Лежит она в яме, вся высохшая, зализывает раны — следы когтей пумы, и все-все звери ее глубоко презирают.