19 июня 1976 года

Соуэто, Йоханнесбург, Южная Африка

Когда до меня дошли слухи о случившемся в церкви, я решила, что это ошибка. Как бы ни было жестоко белое правительство, в голове не укладывалось, что полицейские могут загнать ищущих спасения детей в церковь, ворваться следом и открыть по ним огонь.

И все же – вот я сижу на скамье в церкви Матери Божьей в Роквилле, самой большой римско-католической церкви Южной Африки, а вокруг меня – свидетельства того, что три дня назад здесь состоялось избиение младенцев. Мраморный алтарь треснул до середины, деревянная статуя Христа раскололась, кирпичи раскрошены. Шесть женщин, стоя на четвереньках, вооруженные ведрами воды и щетками, пытаются оттереть кровь с пола.

Как может правительство апартеида объявлять себя верующими людьми? Как могут они утверждать, что ЮАР – христианская страна, если полицейские здесь способны на убийство в церкви? Кем надо быть, чтобы стрелять в перепуганных детей в доме Господа?

Я надеялась найти здесь ответы, но вместо этого нашла то, в чем нуждалась гораздо больше, – я нашла убежище. Вот почему я медлю под островерхой крышей в струящемся снаружи свете, пытаясь обрести покой в центре военных действий.

Здесь есть на что посмотреть, но больше всего мой взгляд притягивает Черная Мадонна. Прекрасная черная Дева Мария держит черного младенца Христа, над головами у обоих нимбы. Какая удивительная мысль – что Мессия мог быть черным, но это просто сказка. Будь Христос черным, мы, дети Африки, наверное, не страдали бы так, как страдаем.

Я начинаю молиться.

Господи, прошу Тебя, удали от меня ненависть. Гнев есть яд, направленный на себя, и я хочу избавиться от этой заразы.

– Ваш ребенок был среди раненых?

Голос выдергивает меня из молитвы. Мы, сидящие здесь, в основном молчим, обретая утешение в молчаливом чувстве единения. Я поворачиваюсь к заговорившей со мной женщине. Она моложе меня, как и другие собравшиеся здесь матери. Так бывает, если ты одна из тех немногих, кто предпочел получить образование раньше, чем создать семью. Женщина держит на коленях фотографию девочки, на вид – лет двенадцати, и я не могу оторвать от нее глаз.

– Я не знаю, – говорю я. – Мою дочь до сих пор еще не нашли.

– В какой школе она училась?

– Моррис-Исааксон.

– А возраст?

– Семнадцать. – Я стараюсь не показать надежды.

Этой женщине интересно, и она завела разговор, только и всего.

– Как ее зовут?

– Номса Мбали. – Надежда все сильнее, вдруг имя станет ключом, что высвободит новости, которые изольются из уст этой женщины.

Женщина молчит, как будто задумавшись. Наконец качает головой: нет. Я встаю, собираясь уйти, ничего нет удивительного в том, что я не узнала ничего нового, но я и не разочарована, однако женщина вдруг хватает меня за руку:

– Вам надо сходить к моей соседке, Нотандо Ндлову. Ее дочь Фумла – ровесница вашей и ходила в ту же школу. Ее тоже не могут найти. Вдруг Нотандо что-то знает?