1 августа 1976 года

Мелвилл, Йоханнесбург, Южная Африка

Теперь у меня больше имущества, чем полтора месяца назад, когда я приехала в Соуэто. Тогда у меня был с собой только чемоданчик с кое-какой одеждой и Библия. Я думала, путешествие будет коротким и окончится скорым возвращением в Транскей с Номсой, – а оно кончилось тем, что жалкое содержимое моего чемодана разлетелось по полю побоища. Я не смогла в тот день собрать вещи, так как не хотела призвать зло в свою жизнь. Я выбросила даже ту одежду, которая была на мне. Как наивна я была, думая, что несчастье можно выбросить и что беда не явится без предупреждения.

Мэгги дала мне все новое, а в тот вечер, когда я перебралась из хаутонского особняка на эту явочную квартиру в Мелвилле, мне вручили еще один подарок.

– Вот. Я хотела бы, чтобы у вас было вот это. – И Мэгги протянула мне бархатную коробочку.

Я открыла коробочку и увидела серебряную подвеску на цепочке. Я поднесла вещицу к свету – это было изображение святого, несущего дитя через воды к безопасному берегу.

– Я хотела подарить вам золотого святого Христофора, но по опыту знаю, что дорогие подарки могут привлечь нежелательное внимание, – сказала Мэгги. – Я дарю такую подвеску моим соратникам по сопротивлению – людям, чьей дружбой особенно дорожу.

– Спасибо, Мэгги. – Меня тронула ее искренность. – Вы мудро выбрали металл. Я никогда не приняла бы золото.

– Из-за его цены?

– Из-за того, что мои знакомые надрывались и забивали легкие пылью, роя землю в поисках золота. Нет такой вещи, цена которой была бы выше цены человеческой жизни.

– Как вы правы. Не верится, что эта мысль мне самой не приходила в голову. Переверните, – попросила Мэгги.

Я перевернула подвеску. На обратной стороне было выгравировано одно-единственное слово: “Верь”. Я попросила Мэгги помочь мне с цепочкой и, когда снова повернулась, Мэгги обняла меня. Я ответила тем же, и наши объятия были полны любви.

– Я выйду на связь, как только добуду вам документы. После этого мы устроим встречу с Номсой.

Но я уже полторы недели на явочной квартире, разведка Мэгги упустила след Номсы. Пока люди Мэгги изо всех сил старались увернуться от тайной полиции, Номса уехала с той небольшой фермы, и след ее затерялся. Мэгги уверена, что рано или поздно кто-нибудь из разведчиков что-нибудь узнает, но я не могу сидеть и ждать.

Я завожу дружбу со всеми, с кем вхожу в контакт, веду собственные розыски по менее официальным каналам. То, что я слышу, ввергает меня в тревогу. Говорят, что мужчина, с которым сейчас Номса, этот Лихорадка Нгубане, опасный человек, жестокий, склонный к алкоголю и наркотикам, что он подторговывает тем и другим, как и краденым оружием. Говорят, он охотится на юных девушек и, более того, содержит бордель. Желание вырвать из его лап свою дочь сжигает меня.

Через пять дней я покину явочную квартиру и официально приступлю к работе, которую нашла Мэгги, а это позволит мне получить штамп в пропуск. С моих плеч упала большая тяжесть – теперь я могу без страха передвигаться между Йоханнесбургом и Транскеем. Если поиски Номсы заставят меня задержаться в городе на неопределенное время, я хочу иногда возвращаться домой – взглянуть на сыновей, уверить их, что непеременно привезу их сестру.

Хотя я теперь считаюсь служанкой, я не буду заниматься тяжелым трудом, как многие наши несчастные сестры. Моя нанимательница по имени Эдит – белая женщина, и хотя ее и сравнивать нельзя с Мэгги, она не из тех мадам, что заставляют нас надрываться, делая за них работу. Эдит втихую оставляет свою почти дочь на мое попечительство, а сама уезжает по работе, она осознает, сколь огромную ответственность взваливаю я на себя. Мы понимаем друг друга, и пока она очень уважительна со мной. Прежде гордость не позволила бы мне пойти в служанки, но сейчас я сбросила с себя гордость, как змея сбрасывает кожу.

Погода меняется. Задули ветра, и я по запаху понимаю, что дожди уже в пути. Скоро время сажать mielis и тыкву, и я молюсь, чтобы мы с Номсой оказались дома в нужный срок, чтобы посеять семена. Я послушаюсь совета Мэгги и буду верить.