14 января 1977 года

Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка

В день моего рождения, когда мне исполнилось десять лет, к вечеру меня никто не поздравил.

Я не сказала о дне рождения ни учителям, ни друзьям, потому что они стали бы спрашивать, почему я не принесла в школу пирог и никого не позвала в гости. Эдит была в рейсе, и я не знала, известно ли Бьюти, сколь великий сегодня день. Если она не в курсе, то и хорошо, сегодняшнее утро будет самым обычным. Я постаралась ускользнуть в школу, пока Бьюти была в ванной. Мне не хватало Кэт. Я бы поздравила ее, а она – меня, отпраздновали бы с ней вдвоем.

После уроков Бьюти не ждала меня у ворот школы, и я, перепугавшись, бежала всю дорогу до дома, чтобы обнаружить на кухонном столе записку.

Дорогая Робин,

Бьюти

Я ушла в магазин. Пожалуйста, будь дома к шести часам вечера, мы займемся твоим домашним заданием.

Обнимаю,

Никаких поздравлений, и мои подозрения подтвердились: Эдит забыла про мой день рождения сама и забыла сказать о нем Бьюти.

После обеда я отправилась отрабатывать сыскные навыки – надо было подготовиться к следующему разу, когда Бьюти удалится на поиски Номсы. Бьюти не знала, что в тот вечер, когда ей позвонили, я неслышно последовала за ней. Открывая дверь подъезда, я заметила возле Бьюти белый фургон с надписью “Установка сантехники”.

Не выходя наружу, я наблюдала в приоткрытую дверь. Какой-то черный протягивал Бьюти нечто вроде лоскута ткани, Бьюти переводила взгляд с мужчины на лоскут, словно обдумывала, как поступить. Через мгновение она кивнула и завязала полоской ткани глаза. Этот черный мужчина заставил ее стать слепой.

Потом он довел Бьюти до задней дверцы фургона. Пока он, закрыв за ней двери, шел к водительскому месту, я с трудом подавляла в себе сильнейшее желание кинуться к фургону. Если правильно рассчитать, то я успею открыть заднюю дверь и запрыгнуть внутрь до того, как машина тронется с места. Бьюти не было с нами в ту ночь, когда полицейские загнали нас с Мэйбл в фургон, и она не знала, что если тебе завязывают глаза и куда-то увозят, это не к добру. Бьюти нуждалась в защите, и мне отчаянно хотелось защитить ее.

Но потом я подумала про Эдит, которая ждет меня и встревожится, если я не вернусь; секундного колебания оказалось достаточно, чтобы я опоздала. Фургон тронулся, и мне оставалось только смотреть на желтый номерной знак. Черные буквы и цифры все быстрее удалялись от меня. ВВМ676Т. Я закрыла дверь и поднялась в квартиру.

Я предала Бьюти. Члены Секретной Семерки и Великолепной Пятерки не стали бы колебаться, уж они-то запрыгнули бы в фургон! В следующий раз я должна быть расторопнее, а для этого следовало потренироваться в сыщицких навыках.

Тренировки я начала с того, что принялась останавливать на улице случайно выбранных людей.

– Где вы были вечером четвертого января? – спросила я пожилую даму в очках с неправдоподобно толстыми стеклами.

Она моргнула, словно пытаясь удостовериться, что я настоящая, после чего покачала головой и пошла дальше.

– Вы не помните, дней десять назад здесь не бродили какие-нибудь подозрительные типы? – Такой вопрос я задала следующим трем встречным, и все они сказали, что не помнят.

Когда какой-то устрашающего вида мужчина велел мне не совать нос в его дела, я решила опрашивать только знакомых мне подозреваемых.

Мистер Абдул, стоявший за кассой в своем магазине, сузил глаза, словно припоминая, и сказал:

– Вечер четвертого января? Ну как же. Я был в магазине, работал, я всегда работаю, никогда не отдыхаю. И здесь вечно слоняются подозрительные типы, хотят стащить у меня что-нибудь.

Мистер Пападопулос задумался, заворачивая в газету картошку соломкой, с которой капал уксус.

– Больше недели прошло. Откуда я помню? Подозрительные личности, говоришь? Единственная подозрительная личность – моя теща. Про убийство Кеннеди слышала? Спроси ее, где она была в тот день.

Специальным тайным шифром я сделала пометку в записной книжке, собираясь последовать его совету. Однако вскоре поняла, что мой тайный шифр настолько тайный, что я сама не могу его расшифровать, так что пришлось делать записи и на обычном языке.

Тина-парикмахерша сказала, что отправилась в тот день к своему парню.

– Разумеется, двуличный сукин сын кувыркался с этой шлюхой Лиззи, но правильнее ее звать Слиззи. Слава богу, избавилась я от обоих, и знаешь почему? Они заслуживают друг друга, и к тому же…

– Ага! Вон он, мой подозреваемый, – сказала я, просто чтобы поскорее убраться.

В “Коралловый особняк” я вернулась в шесть вечера, тоскуя от одной только мысли, что никто не ждет меня в пустой квартире. Поэтому я спустилась в подвал, навестить Кинг Джорджа, которого нашла в его каморке. Я постучалась, прокричала свое имя, и он крикнул в ответ, чтобы я входила.

Кинг Джордж уже закончил работу, но форму уборщика – синюю хлопчатобумажную рубашку с красной полосой на манжетах и синие же брюки – еще не снял. От него пахло табаком и полиролью, он возился с кожаными накладками на колени, в которых целыми днями драил полы.

Спартанская обстановка клетушки была все та же: узкая кровать и один-единственный стул. Вдоль стены тянулась веревка, с которой свисали одежда и полотенце. Но что-то все-таки изменилось, и мне понадобилось время, чтобы понять: теперь на стене висели приклеенные скотчем рисунки. Десятки чудесных рисунков карандашом или углем на всевозможных обрывках бумаги. Большинство – лица, но попадались и морские виды, и городские сценки.

– Это ты все нарисовал?

– Ja. – Кинг Джордж застенчиво улыбнулся.

Выяснилось, что свои рисунки он хранит обычно в коробке, но тут решил вывесить, превратить каморку в галерею. Он любит всякий красивый kak.

Я скользила взглядом по портретам и остановилась на уличной сценке: старинный автомобиль припаркован возле магазина.

– Что это?

– Дом.

Я разобрала название магазина.

– Ты жил в винном магазине?

– Ja, в заднем комната.

– Хм. – Я продолжила разглядывать рисунки, снова остановилась – перед изображением красивой девушки.

– Ух ты. Кто это?

– Кинг Джорджа жена.

– Твоя жена? Вот эта девушка? – Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали уничижительно, но мне казалось просто невероятным, что этот почти беззубый старик женат на такой молодой красивой женщине.

Кинг Джордж внимательно изучал мое лицо.

– Jinne, да маленькая мисс сегодня такой dikbek. Что случился?

Я тяжело вздохнула.

– У меня сегодня день рождения, а всем наплевать. – Я хотела сказать “насрать”, но не смогла заставить себя выговорить это слово.

– Маленький мисс, наверное, lekker что он знает, когда у ней день рождения.

– А ты разве не знаешь, когда родился?

– Нет, маленький мисс. Ма Кинг Джорджа была slapgat и не пометил тот день в Библии, а белый ouballie к тому времени уже был с другой gat skoon.

Услышанное меня потрясло.

– Твой отец был белым, а мать черной? Никогда про такое не слышала. Разве так бывает?

– Кинг Джордж – klonkie.

– Что это значит?

– Он цветной.

– О… – Это объясняло странный цвет его кожи и почему он не выглядел ни черным, ни белым.

– Ja, и klonkies в этой стране moerse тяжело. Белые ненавидят их, потому что в них черная кровь, а черные ненавидят их, потому что в них белая кровь. Оu sommer все не гладко.

– Поэтому ты так смешно разговариваешь?

– Э, не будь нахал. Мы все так говорим, которые klonkies с Kaapse.

Я вытаращилась на него, и Кинг Джордж объяснил, что он родом из Кейптауна и что так разговаривают все цветные из Шестого округа. Взмахом руки он указал на свои рисунки, и я поняла, что все эти лица и сценки – из его прошлого.

– Тогда почему ты в Йобурге?

– Однажды Gatte велели klonkies жить в Квартира, die gat kant Кейптауна. Кинг Джордж не хотел жить в Квартира, так что он погрузил свои sommer alles на тачку и отправился в Джойс.

– Ого. – Из сказанного я поняла, что полиция выкинула всех жителей Шестого округа в некое место, называемое Квартиры, но Кинг Джордж решил перебраться в Йоханнесбург.

– У тебя есть машина?

– Зачем так geskok, маленький мисс? Мне нужна тачка, чтобы делать дело.

– Тебе нужна машина, чтобы работать уборщиком? – Это показалось мне очень странным. Уборщики мыли окна, натирали паркетные полы и медную фурнитуру, выносили мусор и регулировали огонь в котельных. Ни для чего этого машина не требовалась.

– Уборщик – это дневной работа Кинг Джорджа. А настоящий бабки приходит от ночной работа.

– О, и что это за работа?

– Неважно.

– А где твоя жена?

Насмешливое выражение на лице Кинг Джорджа вдруг сменилось печальным; это продолжалось всего несколько секунд, а потом Кинг Джордж сменил тему:

– Какой kak, что всем плевать на день рождения маленький мисс. Иди к Кинг Джорджу. Он тебя drukkie.

– Нет, спасибо.

– Jinne, маленький мисс вдруг заболела расизмом? Не хочет, чтобы ее drukkie цветной?

– Я не расистка. Просто от тебя пахнет, я поэтому не хочу с тобой обниматься. Когда ты в последний раз мылся или брызгался дезодорантом?

– Дезодорант и мыло стоят деньги, маленький мисс.

Я повернулась, чтобы уйти, но он позвал меня:

– Заходи еще навестить Кинг Джорджа, а? Только не будь такая woes в следующий раз.

– Ладно. – Я решила, что хуже мой день рождения уже не станет, так что пора закругляться и отправляться домой.

Везде было темно – значит, Бьюти еще не вернулась, и я еще больше пала духом. Я щелкнула выключателем, и тут, казалось, из ниоткуда – из ванной, из спальни, из-за дивана – раздались аплодисменты и крики: “Сюрприз!”

Почти все, кто так много значил для меня, собрались в одной комнате: Бьюти (широко улыбаясь), Морри (волосы еще больше встрепаны), мистер и миссис Голдман (в руках подарки), Виктор (в аквамариновой “бабочке”, потому что я как-то сказала ему, что аквамариновый – мой любимый цвет), Йохан (швы уже сняли), Вильгельмина (больше не злодейка!) и Мэгги (теперь не только мой ангел-хранитель). Черный, белый, гомосексуалист, гетеросексуал, христианин, еврей, англичанин, африканер, взрослый, ребенок, мужчина, женщина – мы собрались вместе, но все эти ярлыки перечеркивало слово, определявшее каждого, кто был в этой комнате. Друг.

Поздно вечером, когда праздник утих, Морри извлек фотоаппарат и принялся щелкать затвором, хотя снимал он не пирог, не подарки и даже не меня. Он фотографировал окурки в пепельнице, брошенную на пол оберточную бумагу и сдувшийся шарик. Однако ему не дали остаться один на один с его нездоровым увлечением всякой тоскливой скукотой. Я попыталась убедить его сфотографировать что-нибудь повеселее, ко мне присоединились Виктор с Йоханом.

Йохан прочистил горло, пока Морри наставлял камеру на клочок диванной обивки.

– Добрый вечер, молодой человек. Меня зовут Йохан. Рад знакомству. Могу я спросить вас о ваших намерениях относительно нашей прекрасной Робин?

Я застонала.

– Добрый вечер, сэр. Меня зовут Морри, и я парень Робин. – Морри положил фотоаппарат, вытер ладони о штаны и пожал руку Йохану.

– Он не мой парень! – У меня по шее поползли пятна.

– Разве? – Морри как будто обиделся.

– Нет, ты просто парень и мой друг.

– Eina, вот досада. – Йохан подмигнул.

– Но мы столько времени проводим вместе, нам нравится одно и то же, и ты вечно указываешь мне, что делать. Это значит, что у нас отношения, – настаивал Морри.

– Да?

– Да. Я даже принес тебе подарок, на который потратил кучу карманных денег. И раз ты не моя девушка, я не уверен, что отдам его тебе.

Морри вытащил подарок из рюкзака. Что-то квадратное и довольно толстое, наверняка книга. Мне все же хотелось его получить.

– Ну ладно, ладно. Я твоя девушка. Давай подарок.

– Я рад, что ваши затруднения разрешилась, – заметил Виктор.

Морри вручил мне сверток, и я сорвала оберточную бумагу. Это и правда оказалась книга! Я прочитала на обложке: “Приключения крутых ребят”.

– Там про братьев-детективов. Тебе понравится, – заверил Морри.

– Спасибо.

– А поцеловать?

– Не дави на меня. Я же сказала, что я твоя девушка!

В отличие от других девочек, я не рвалась ходить с кем-то под ручку. Насколько я могла судить по своим родителям, а потом по Эдит и Майклу, состоять в отношениях не так уж здорово. Мне нравился Морри, и мне не хотелось с ним ссориться, а я не сомневалась, что ссоры начнутся, если мы станем парой.

– Моррис, нам пора, – объявил мистер Голдман.

Он был в своей всегдашней зеленой вязаной кофте, и хотя Морри пытался убедить меня, что у его отца целых семь совершенно одинаковых кофт, я ответила, что не вчера родилась.

– А можно остаться еще немножко? – спросил Морри.

– Нет, бойчик, – сказала миссис Голдман. – Ты не доделал уроки, потому что помогал Бьюти с приготовлениями, а твоему отцу тоже есть чем заняться.

Мистер Голдман всегда был дома. Я думала, что он безработный, но Морри объяснил, что его отец ведет бухгалтерскую отчетность для нескольких местных фирм, прямо из квартиры. Мне случалось видеть множество серьезных с виду папок в комнате, которую Морри называл кабинетом, и у его отца имелась счетная машина, изрыгавшая полоски свернутой в рулон бумаги с цифрами, так что в надомную бухгалтерию я верила больше, чем в истории про семь кофт.

– Попрощайся, – велел мистер Голдман.

– Всем пока. Спокойной ночи, Робин.

Я пожелала Голдманам спокойной ночи, поблагодарила их за то, что пришли, и мы остались в гостиной втроем – с Виктором и Йоханом. Из кухни доносились приглушенные голоса Мэгги, Вильгельмины и Бьюти. Возбужденный Элвис угомонился и теперь прыгал от тарелки к тарелке, поклевывая остатки пирога.

Я подошла к Йохану и потрогала его лоб.

– Больно?

– Нет, все нормально. Как думаешь, я теперь выгляжу мужиком? – Он шутил, но я-то помнила страх, слезы, его голову у меня на коленях, пока мы неслись в больницу.

– Полицейские поймали того, кто это сделал?

– Робин, мы не вызывали полицию. – Виктор покачал головой.

– Почему? Это же преступление – швырять кирпичи в окно, разбивать людям головы?

– Да, но если обратиться в полицию, все еще больше усложнится, а мы этого не хотим.

– Вы разве не боитесь, что это снова произойдет?

Йохан завопил:

– Ха! Пусть только попробуют!

А Виктор сказал:

– Нет.

– Но они такие гады. Их же надо наказать!

– Все не так просто, – сказал Виктор.

– Почему?

– Потому что закон считает гадами нас и наверняка встанет на сторону нападавших.

– Тогда почему вы не уедете? – спросила я. – Поселитесь в другом месте, и никто на вас не нападет.

– Нельзя всю жизнь бегать от громил, потому что громилы везде. Иногда надо защищать свою жизнь, смотреть в лицо своим страхам, а не пытаться убежать от них.

– Значит, им это сойдет с рук? Им ничего не будет?

– Необязательно, – заметил Йохан. – Карму никто не отменял.

– Карму? Что это?

– Это система верований, – объяснил Виктор, – которая гласит, что, когда ты причиняешь людям зло и остаешься безнаказанным, справедливость обязательно восторжествует, потому что тогда зло вернется к тебе и плохое случится с тобой.

Как же мне хотелось верить, что это правда.