19 марта 1977 года

Йоханнесбург, Южная Африка

Я ответила на звонок, потому что сидела к телефону ближе. Мы только что поужинали, и я делала уроки за обеденным столом; Бьюти сидела на диване, ее вязальные спицы щелкали друг о дружку, и комок шерсти постепенно таял.

– Алло? Робин? – Судя по голосу, человек на том конце был взбудоражен.

– Да. Кто это?

– Это Вильгельмина. Мне надо поговорить с Бьюти.

– Вот послушайте. – Я прочистила горло. – Molo. Unjani? – Бьюти учила меня языку коса, это был ее подарок мне на день рождения, и я хваталась за каждую возможность попрактиковаться.

– Очень хорошо, liefling, но ты не могла бы отдать трубку Бьюти?

Я вздохнула. Взрослые иногда такие скучные!

– Вы хотите, чтобы я просто дала ей трубку или чтобы я позвала ее к телефону?

– Jinne, Робин, не сейчас. Сейчас не до шуток. Просто позови ее!

– Для шуток всегда есть время, Вилли. – “Вилли” было последнее прозвище, которое я ей дала, но оно ей не особо нравилось.

– Cколько раз я просила не называть меня так? Это мужское имя! А теперь бегом зови Бьюти!

Я повернулась, чтобы позвать Бьюти, но она уже стояла рядом со мной, протянув руку. Я передала ей трубку, но отходить не спешила.

– Алло… В Соуэто? Откуда ты знаешь? Час, отлично… Я буду ждать тебя за домом. Пока.

– Зачем она звонила?

– Мне надо будет уйти сегодня вечером.

– С Вилли?

– Да.

– Из-за Номсы?

– Может быть. Это мы и должны выяснить.

– В Соуэто?

– Да.

– А можно мне с тобой? Ну пожалуйста!

– Мы не можем взять тебя в Соуэто.

– Но…

– Робин, милая, послушай. Для белого ребенка в этом районе слишком опасно. Это не обсуждается.

– Но Вилли же белая.

– Она взрослая, работает в Соуэто, и ее там знают. С ней все будет нормально, но ребенок – это подозрительно.

– Но…

– Я сказала – нет, и на этом все.

Я готова была спорить и дальше, но тут мне в голову пришла одна мысль.

– Ну ладно, хорошо. Ты, наверное, хочешь, чтобы я на вечер пошла к Морри?

– Да, спасибо, что все поняла. Спустись, пожалуйста, к Рейчел, спроси, могут ли они оставить тебя на ночь. Я не знаю, когда мы вернемся.

– Ладно, – вздохнула я и направилась к двери, напустив на лицо мрачное выражение, – именно этого Бьюти и ожидала. Голова у меня шла кругом.

– А что мне за это будет? – спросил Морри, когда я полчаса спустя изложила ему план в подробностях.

– Ты поможешь другу, который просит тебя об услуге.

– Просишь ты меня о том, чтобы я соврал матери, а у меня из-за этого может быть куча неприятностей. А еще ты просишь меня пролить мою священную еврейскую кровь. Мне нужна компенсация поощутимее, чем “поможешь другу”.

Я застонала. Вилли вот-вот появится, а к этому времени все должно быть в лучшем виде.

– Ну хорошо, хорошо, и чего ты хочешь?

– Десять поцелуев.

– Десять? Это чересчур!

– Плюс ты должна будешь держать меня за руку, когда мы на людях, и не корчить рожи у меня за спиной, когда я говорю, что ты моя девушка.

– Ф-фу. Согласна. – Мне не хотелось принимать такие грабительские условия, но времени на споры не оставалось. Придумаю потом, как отвертеться.

– А еще скажешь моей маме, что долго и усердно думала и пришла к мысли принять иудаизм.

– Это еще почему?

– Потому что мама говорит, чтобы мы не слишком увлекались друг другом. Мне надо жениться на еврейке, а ты безбожница, и хорошей жены из тебя не выйдет.

– А что мне надо сделать, чтобы стать еврейкой?

– Не знаю точно. Наверное, выучить идиш и варить суп с клецками.

Вечно болтаясь у Голдманов, я и так уже освоила идиш лучше некуда, а суп с клецками я любила.

– Ну ладно.

– Отлично. Сделка заключена.

– Но если ты все испортишь, сделка аннулируется.

– Не испорчу.

– Не забудь, ты выбегаешь, только когда она начнет задом выезжать с парковочного места…

– Да помню, помню. Не напутаю.

– Надеюсь, что не напутаешь. Увидимся внизу.

И я убежала, а то вдруг он потребует первый из десяти поцелуев немедленно. Я была уже у двери, когда миссис Голдман вышла из кухни.

– Робин, солнце, я и не слышала, как ты вошла.

– Я только забежала одолжить ручку, – соврала я.

– Позаимствовать. “Позаимствовать ручку”.

– Да, точно. Позаимствовать ручку, – согласилась я. – Миссис Голдман!

– Да, солнце?

– Я хочу принять людо-изм. Ну, пока!

– Она сказала – все нормально. Я могу у них остаться, – доложила я, направляясь к двери с раздутой, в спешке собранной тканевой сумкой. – До завтра.

– Сначала поди сюда, – позвала Бьюти из кухни, где заваривала чай в термосе.

Внутри у меня все сжалось. Если она откроет сумку, игра окончена. Бьюти точно не примет театральный бинокль Эдит, мешочек с сухарями, черную ваксу, шапку-балаклаву, перчатки и дневник наружного наблюдения за пижаму и зубную щетку.

– Зачем? – Я постаралась, чтобы мой голос не прозвучал виновато.

– С тобой все в порядке?

– Конечно! – с энтузиазмом выкрикнула я. – Почему со мной что-то должно быть не в порядке? – И для верности дополнила ответ улыбкой во все имеющиеся у меня зубы.

Не заглядывай в сумку. Только не заглядывай в сумку.

– Я думала, ты огорчишься. Из-за того, что тебя оставляют дома.

Ах да! Я допустила ошибку, не изобразив угрюмость, и Бьюти тут же что-то заподозрила.

– Я хочу с тобой, но если ты решила не брать меня, упрашивать не буду. – Злость получилась не очень, но это, кажется, успокоило Бьюти.

Она подошла обнять меня.

– Я не беру тебя с собой ради твоей же безопасности.

– Ну ладно. Как скажешь. – Я наполовину лицемерно обняла Бьюти и снова двинулась к двери. – Sala kakuhle. Ube namathamsanqa.

Пусть у вас все получится. Удачи.

Бьюти улыбнулась.

– Hamba kakuhle, – ответила она.

Оставайся в здравии.

Но я, конечно, не собиралась нигде оставаться.

Я заняла позицию на парковке, спрятавшись за желтым “фордом-эскорт”; периодически я выглядывала из-за багажника, выискивая пикап Вилли. Кузов ее пикапа был крытый, и что там внутри, снаружи было не разглядеть. Вилли вечно возила припасы туда-сюда, и я рассчитывала, что если в пикапе, как всегда, полно всякой всячины, то я легко спрячусь между коробками, так что она не увидит меня в зеркало заднего вида.

Морри нигде не было. Я не понимала, это он так ловко спрятался, просто опаздывает или вовсе струсил. Доискиваться до истины не было времени – bakkie как раз с ревом завернул на парковку и, взвизгнув шинами, остановился у задней двери. Вилли посигналила, и дверь открылась. Вышла Бьюти и направилась к пассажирскому сиденью.

Когда Бьюти села, машина заскрипела – это Вилли переключила на задний ход, пикап попятился. Пора было начинать представление. Если Морри рассчитал время неправильно, то он или погибнет, или явится слишком поздно, и все пропало.

Кузов уже находился в каких-то дюймах от моего укрытия, дверца так и приглашала распахнуть ее. Коробка скоростей снова протестующе заскрипела; когда первая передача наконец включилась и bakkie дернулся вперед, возник Морри – вынырнул из ниоткуда прямо перед машиной. Раздался громкий удар – это он хлопнул рукой по капоту, – и фургон резко встал.

Морри издал крик, от которого кровь застыла у меня в жилах, и я чуть не уронила сумку. Мой друг или был прирожденным актером, или вправду серьезно ранен. Обе дверцы распахнулись, Бьюти и Вилли вывалились из машины и бросились к Морри. Тут я прокралась вперед и аккуратно повернула ручку задней дверцы. Я попросила Морри шуметь как можно громче, чтобы замаскировать любые звуки, которые могут меня выдать, и теперь он выкладывался по полной.

– О боже! Больно! Как больно! Что это за свет в конце тоннеля? Неужели я умер?

Ручка отказывалась поворачиваться. Я сильнее потянула ее вниз, но она не поддавалась.

Морри продолжал завывать, и пронзительный голос Вилли усилил какофонию.

– My magtig, я тебя не видела! Боже мой, я не видела, откуда ты взялся. Как ты? Можешь встать?

Я дернула ручку изо всех сил. Не получается. Если Вилли заперла дверцу, остается только отменить план. Я выглянула из-за машины и с облегчением увидела, что Морри встает. Бьюти поддерживала страдальца, отряхивая его.

– Сколько пальцев я показываю? – спросила Вилли. – Где-нибудь кровь? Как ты думаешь, у тебя ничего не сломано?

Время утекало. В последней отчаянной попытке я дернула ручку вверх, а не вниз, замок немедленно поддался, и дверца отворилась. Я залезла внутрь, согнулась и потянула дверь, она закрылась. Удача была на моей стороне – кузов оказался забит коробками и бугристыми мусорными мешками. Я заползла поглубже и устроила себе гнездышко. Все сработало отлично.

– Sjoe, посмотри, у меня руки до сих пор дрожат.

Голос Вильгельмины доносился до меня через приоткрытое окошко в перегородке, отделявшей кузов от кабины.

– Смотри на дорогу, – посоветовала Бьюти.

– My magtig! Я думала, что убила ребенка. Ты не видела, откуда он вылетел?

– Нет, и я думаю, что так и происходят несчастные случаи. Но с ним-то все в порядке. Не отвлекайся от дороги.

– Тебе не кажется, что следовало отвести его к маме?

– Он сказал, что с ним все в порядке. Я поговорю с ней потом.

Солнце уже село, и свет фар ехавших за нами машин волнами проходил по крыше пикапа.

– Что ты выяснила? – спросила Бьюти.

Вильгельмина прерывисто вздохнула и ответила:

– Один из моих контактов две ночи назад был в нелегальном баре в Мидоулэндсе. Как называются такие места?

– Шалман.

– Да, в шалмане, и слышал там разговор о трех женщинах-бойцах, которые прибыли из учебного лагеря. О таком обычно судачат, потому что женщины-бойцы – это необычно.

– А куда мы едем?

– В тот шалман. По словам моего агента, из разговоров выходило, что женщины собираются скрываться там несколько дней. Надо посмотреть, нет ли среди них Номсы.

– Ты говорила об этом Мэгги?

– Нет еще. Решила повременить.

– Спасибо, Вильгельмина.

– Ag, да не за что. Надеюсь только, что мы ее найдем.

– Ты не сможешь зайти в шалман со мной.

– Я все продумала. Остановлюсь в нескольких кварталах, возле дома одной нашей сотрудницы из приюта. Она знает, что я приеду. Постарайся только обернуться поскорее.

Машина остановилась, мотор умолк.

– Смотри – дом, что справа. Кабак называется “У Жирняги Бум-Бум”. Притворись обычной выпивохой, потому что, если начнешь задавать вопросы, о тебе тут же сообщат, и Жирняга выкинет тебя, потому как расспросы вредят бизнесу.

– Понимаю, – сказала Бьюти.

– Хорошо, что сегодня суббота, народу много, легче смешаться с толпой. Мфо говорил, что вернется увидеться с тобой. Сядь к нему и делай вид, что ты тоже учитель.

– Я и есть учитель.

– Ag, ты поняла, что я имею в виду. Если ты будешь сидеть с ним, это будет выглядеть не так подозрительно, как если женщина сидит одна. У него довольно светлая кожа, и он носит очки. На нем будет синий галстук, так что ты его узнаешь. Я сказала ему, что тебя зовут Пейшенс.

– Пейшенс?

– Чем тебе не нравится “Пейшенс”? Терпение есть добродетель, сама знаешь. Я просто не хочу, чтобы до Мэгги дошло, что ты продолжаешь задавать вопросы, так что фальшивое имя – хорошая идея. Увидимся, когда вернешься. А я загляну к Гертруде, скажу, что я здесь.

– Спасибо, Вильгельмина. Спасибо тебе за все.

– Ag, да не за что. Удачи.

Хлопнула одна дверь, потом другая. Я предположила, что Бьюти направилась в таинственный шалман, а Вильгельмина – в дом своей знакомой. У меня появился шанс незаметно выбраться из машины и последовать за Бьюти так, чтобы Вильгельмина меня не увидела.

Я подползла к боковому окошку и со скрипом открыла его, чтобы выглянуть. Похоже, мы остановились на короткой подъездной дорожке – назад уходила грунтовая дорога. К счастью, на улице никого не было – значит, мне не придется ждать, когда путь окажется свободен, ведь тогда я могут потерять Бьюти. Остаться одной на улицах Соуэто, в этом страшном месте, о котором я столько слышала, мне вовсе не хотелось.

Я пошарила в сумке. Мазаться черной ваксой не было времени, я натянула на голову черную шапку с прорезями для глаз, а на руки – черные перчатки. Белый ребенок в Соуэто бросался бы в глаза, а так я надеялась сделаться невидимкой. Сунув в карман мешочек с сухариками, я осторожно выбралась из машины.

И тут раздался грохот, я оцепенела, решив, что в меня уже стреляют, но это Вильгельмина колотила в дверь. Она снова грохнула кулаком, и дверь открылась. Воспользовавшись голосами как шумовым прикрытием, я закрыла заднюю дверцу пикапа, прошмыгнула по подъездной дорожке и дальше, на улицу. Фонари здесь не горели, но светила полная луна, и я увидела, как силуэт Бьюти исчезает за углом в конце улицы. Я пустилась за ней, оставляя за собой цепочку из сухарных крошек – чтобы найти дорогу назад.

Единственное окно в доме, куда вошла Бьюти, оказалось в дальнем конце стены. Маленькое и узкое, оно находилось ужасно высоко, под самой жестяной крышей. Надо найти, на что встать, иначе мне не дотянуться. От двери, в которую то входили, то выходили какие-то люди, окошка не было видно.

Я оглядела земляной двор в поисках лестницы или какой-нибудь тумбы, и хотя забит он был не хуже обычной свалки – ржавые кровати, автомобильные запчасти, непонятные железяки, – я не смогла высмотреть ничего, что помогло бы мне взобраться к окну. Но я продолжала искать и у стены уличного нужника наткнулась на груду ящиков из-под пива и больших бидонов.

Если встать на бидон, подняться на цыпочках, то может получиться.

Музыка и смех, доносившиеся изнутри, заглушали шум, с которым я, пыхтя, волокла пустой бидон к стене. Понадобилось немало времени, чтобы пробраться по лабиринту из мусора. От усилий я вспотела, шерстяная шапка колола лицо, и я с трудом подавляла искушение сдернуть ее. Поставив наконец бидон у стены, я взобралась на него. И хотя я старательно тянулась на цыпочках, добраться до окошка не сумела. Требовалась подставка повыше.

И вот, исследуя закоулки двора, я увидела его – белый фургон с красной надписью “Установка сантехники”. Он стоял в самом темном углу, прятался в тени. Я посмотрела на номер. ВВМ676Т. Та самая машина, на которой мужчина увез Бьюти, завязав ей глаза.

Что он здесь делает? Приехал, потому что знал, что Бьюти тоже здесь будет?

Бьюти не рассказывала мне, куда ездила, а я не спрашивала, иначе пришлось бы признаться, что я шпионила за ней. Но я сразу поняла, что это плохой человек и то, что он отирается рядом с нами, тоже плохо. Он меня пугал.

Я обогнула фургон и обнаружила калитку – она вела на другой участок, а по ту сторону забора высилась груда кирпичей. Я откинула щеколду и шмыгнула в калитку. За три ходки я притащила шесть кирпичей, поминутно замирая и прислушиваясь. После чего заперла калитку. Кирпичи, уложенные на крышку бидона в два яруса, решили проблему – я залезла на бидон и смогла наконец заглянуть в окно.