3 октября 1977 года
Соуэто, Йоханнесбург, Южная Африка
– Рули прямо! – завопила я, когда машина вильнула. – Ты нас угробишь.
– Это бесполезно, – пробормотал Кинг Джордж. – Кинг Джордж видит три дороги там, где должна быть один. – Он попробовал зажмурить один глаз, потом другой, но лучше от этого не стало.
Когда он наконец вернулся, я набросилась на него с криком, что мы должны следовать за Лихорадкой, куда бы он ни направлялся. Теперь нас отделяла от Лихорадки всего пара сотен метров, и я видела, что машину он ведет ненамного лучше, чем Кинг Джордж. Фургон ехал зигзагами.
– Ну прости. Кинг Джордж так окосел в первый раз. Вот что шесть косяков и восемь стаканов хороший пива делают.
– Смотри, куда едешь! Мы не можем упустить его.
– Зачем мы едем за ним, маленький мисс? Он mos опасный ou, который носит большой ружье. Он любит убивать mense. Он сам говорил Кинг Джордж.
– Он приведет нас к Номсе. Осторожнее! – На дорогу вышла коза. Мы вильнули, чтобы не сбить ее, и она исчезла из света фар так же быстро, как возникла.
– Может, маленький мисс возьмет руль, а Кинг Джордж будет нажимать на педали?
– Ладно, хуже, чем ты, я вести не смогу. Подвинься. – Я перебралась к нему на колени. – Давай!
К счастью, Лихорадка ехал медленно, а Кинг Джордж был в состоянии относительно правильно выполнять мои указания тормозить или прибавлять скорость. Поворачивать руль оказалось гораздо тяжелее, чем я представляла.
Мы проследовали за Лихорадкой через лабиринт улиц, спустились в глубокий болотистый вельд, а потом поднялись в район, выстроенный на скалах. Без приключений мы проехали мимо нескольких машин, хотя одна из них засигналила, когда фургон увело на встречную полосу. Наконец Лихорадка свернул направо, во двор, и остановился.
– Тормози! – взвизгнула я, и Кинг Джордж послушался.
Я выключила фары.
Лихорадка открыл дверцу фургона и, пошатываясь, вылез. Он согнулся, постоял так, потом побрел за дом.
– Приехали? – спросил Кинг Джордж.
– Да, это дом-обманка.
– Э? Дом-обманка?
– Да, Асанда сказал, что Лихорадка оставляет машину здесь, а потом обходит дом – делает вид, что заходит в него. Если бы тайная полиция следила за ним, они бы штурмовали этот дом, но он пустой и набит чем-то вроде бомб.
– Господи! А куда он идет на самом деле?
– Он перепрыгивает через заднюю стену, которой отсюда не видно, а потом направляется в настоящий, другой дом, метров двести-триста вниз по дороге. Асанда описал его мне.
– Кинг Джордж тока приляжет на заднем сиденье, даст глазам отдохнуть klein biettje. Маленький мисс подождет, пока он проснется, и потом уйдет, хаарашо?
Через несколько секунд он захрапел. Я опустила окошко, чтобы впустить свежего воздуха. От алкогольных паров, смешанных с вонью грязной машины, мутило. Прождав пять долгих минут, я выбралась из машины и направилась к дому. Войдя во двор, я минутку постояла под прикрытием фургона, а потом бросилась к задней стене, о которой говорил Асанда. К счастью, она оказалась низкой, мне удалось перелезть через нее без затруднений.
На той стороне был пустырь, я пересекла его, держа курс на группу из трех домов, которую описал Асанда. Подойдя к первому дому, я разглядела номер – 21, поняла, что у цели, и скорчилась в тени. Вокруг стояла тишина, и, посидев несколько минут, я решилась двинуться дальше. В доме или не горел свет, или там попросту не было электричества. Окна остальных домов на этой улице тоже не светились.
Лихорадка жил в шлакоблочном доме с железной крышей, как у многих домов в Соуэто. Дом имел форму небольшого прямоугольника – наверняка спальня в конце коридора, а гостиная с кухней выходят на улицу. Ванная была отдельным строением на задах участка. В отличие от заведения Мамы Жирняги двор был совершенно пуст, ни деревьев, ни сваленного мусора – спрятаться негде.
Я решила рискнуть и пробежала к единственному выходящему на улицу окну. Попыталась заглянуть в комнату, но там было черным-черно, и все, что я увидела, – это собственное перепуганное лицо, таращившееся на меня из стекла. Внезапная вспышка так напугала меня, что я шарахнулась назад и приземлилась на пятую точку. В окне появился круг света, и я поняла, что это пламя спички, которой чиркнули, чтобы зажечь свечу. Я поднялась и снова заглянула внутрь. В нескольких футах от меня стояла Номса в ночной рубашке. Лихорадки рядом с ней не было.
Убедившись, что Номса одна, – она села на диван с книгой, рядом мерцала свеча – я постучала в стекло. Голова Номсы дернулась. В два шага девушка оказалась у окна. Она увидела мое лицо, и глаза ее округлились. Я прижала палец к губам, поманила ее на улицу и бросилась назад, надеясь, что Номса последует за мной.
От забора я увидела появившуюся на улице фигуру. Я кинулась к машине и помигала фарами. В развевающейся ночной рубашке она бросилась через пустырь. Я открыла дверцу со стороны водителя.
Номса заглянула в темноту салона, заметила отключившегося Кинг Джорджа, но, решив, что он не представляет особой опасности, скользнула внутрь.
– Робин? Что ты здесь делаешь? Кто это?
– Друг, он привез меня сюда.
– Откуда ты узнала, где меня искать? За тобой следили? – Я увидела в лунном свете, что правый глаз у нее опух. Похоже, недавно ее кто-то ударил.
– Никто за нами не следил. Это долгая история, сейчас нет времени рассказывать. Я приехала, чтобы отвезти тебя к Бьюти.
– К Бьюти?
– Да. Она в больнице Барагвана. У нее был сердечный приступ.
Номса замерла.
– Сердечный приступ? Когда?
– Несколько дней назад. Она жива, но ей никак не становится лучше. Нельзя терять времени.
Новость не подстегнула Номсу, как я того ожидала. Она не бросилась действовать, не согласилась, что нельзя терять ни минуты. Напротив – опустила голову и вздохнула.
– Мама не хочет меня видеть.
– Хочет, я знаю!
– Нет. Она не пришла встретиться со мной. Это ее выбор, я должна уважать его. Если я сейчас приду, ее состояние может ухудшиться…
– Я не отдала ей письмо! – выпалила я.
– Что?
– Не отдала. Я его спрятала, потому что не хотела, чтобы ты отняла у меня Бьюти и увезла в Транскей. Но она его нашла в моем тайнике и прочитала, оттого у нее и случился приступ. Вот. – Я порылась в ранце, вытащила письмо и отдала Номсе. – Видишь? Оно до сих пор у меня.
Номса взяла письмо, даже в темноте я увидела, как блеснули у нее глаза.
– Она не получила мое письмо? Потому и не пришла?
– Да.
Номса какое-то время молчала.
– Ты решила, что я увезу Бьюти в Транскей?
– Да. Зачем еще тебе хотеть с ней встретиться?
– Ты не знаешь, что в том письме?
– Нет. Я учусь говорить на коса, но читать не очень умею. А что? О чем это письмо?
Если Номса и не думала забирать Бьюти, зачем тогда она приходила?
Номса развернула письмо и начала читать тихим, странно невыразительным голосом:
Дорогая мама,
Мне надо тебя увидеть.
Я решила уехать в Советский Союз, чтобы завершить подготовку. Попасть в число избранных – большая честь, но я знаю, что в стремлении стать сильным бойцом мне придется полностью отказаться и от тебя, и от всего, чему ты меня учила. Есть вещи, которые придется сделать, ужасные вещи; погибнет множество людей. Несколько акций, в которых я уже участвовала, не дают мне спать по ночам и заставляют задаваться вопросом, кто я и кем становлюсь. Больше всего я боюсь, что однажды проснусь человеком, которого ты не узнаешь, или того хуже – человеком, которого ты не сможешь любить.
Номса прервалась, я неотрывно смотрела на нее. По лицу девушки ползли слезы, она нетерпеливо смахнула их и продолжила читать:
За мной следят мои же соратники. Они подозрительны и сомневаются в моей преданности, потому что я имела наивность поделиться с ними своими сомнениями. Предателей убивают, поэтому во время встречи нам придется быть очень осторожными.Номса
Если ты не придешь, я буду знать, что ты отступилась от меня, и обвинять тебя не стану. Тогда я уеду в Москву без колебаний, потому что если ты считаешь, что меня уже нельзя спасти, то я соглашусь с тобой и пойду дальше по дороге, которую выбрала год назад.
Я люблю тебя.
Когда Номса замолчала, я тоже заплакала. Все это время я ошибалась. Все мое вранье с целью удержать Бьюти было впустую – Номса не собиралась увозить ее.
– И когда она не пришла, ты решила, что она больше тебя не любит?
Номса всхлипнула. Говорить она не могла, просто кивнула.
– Прости меня, Номса. Она пришла бы тогда в парк, если бы не я. Если бы я отдала ей письмо, ее ничто бы не остановило. Ничто. Я во всем виновата.
Номса подняла на меня мокрые глаза, и я увидела, что она заблудилась, запуталась, что ей нужен якорь, за который она смогла бы уцепиться, – ее мать. Было очевидно, что ее так и раздирает изнутри, и, сколько ни пытается, найти решение она не в силах.
– Ты правда так думаешь? – спросила Номса. – Что она пришла бы?
– Да, я точно знаю!
Я быстро достала из ранца дневник Бьюти. Я предполагала, что Бьюти записывала, как ищет Номсу, рассказывала, как любит дочь, что никогда не отступится от нее. И я помнила, что Бьюти написала в своем письме ко мне. Что она знает свою дочь достаточно хорошо и понимает: Номса наверняка мучается, хорошо ли она поступает, правое ли ее дело.
– Вот.
– Что это?
– Дневник твоей мамы. Там все, что тебе надо знать. Все, чего хотела Бьюти, – это найти тебя.
Номса смотрела на дневник, словно боялась открыть его. Наверное, ей казалось, что покуда не знаешь содержания, еще можно верить, что дневник подтвердит все, в чем ты так отчаянно нуждаешься. Или думала, что дневник лишь сделает больнее. Потом пролистала страницы.
– Много написано.
– Да. Дневник ты можешь почитать позже. Сейчас нам надо ехать.
– Куда?
– В больницу. Неужели не понимаешь? Еще не поздно.
– В каком смысле?
– Ты хотела поговорить с матерью до отъезда, и ты еще не уехала. Если… если Бьюти еще жива… если она очнулась… тогда ничего не поздно. Ты увидишь ее, поговоришь с ней, спросишь совета, и она скажет тебе, как правильно поступить…
Я умолкла. Мои слова не произвели на нее никакого впечатления. У Номсы был все тот же печальный вид поверженного человека.
– Что?
– Слишком поздно.
– Нет, нет. Не поздно. Она жива, я знаю, что жива, и…
– Я вышла замуж за Лихорадку.
– Что?
– Не встретившись с матерью, я решила, что она отвернулась от меня. А Лихорадка был рядом. И заботился обо мне. В день марша он спас меня от полиции, спрятал в надежном месте. Обеспечил лечение, а потом вытащил Фумлу из тюрьмы. Он единственный оставался со мной все это время, и… – Ее голос сорвался.
– Но… но… Лихорадка плохой человек. Он заставил Фумлу соврать, из-за него она не сказала твоей матери, где ты. И он завязал Бьюти глаза и увез ее куда-то, но не к тебе.
– Он хотел защитить меня. Говорил, что мать своими поисками создает проблемы, что ее расспросы привлекут внимание охранки. Говорил, что если я встречусь с ней, то попросту приведу полицию прямо к нашей двери.
– Но если ты считала, что видеться с ней опасно… почему… почему тогда ты все же пришла в парк?
– Я была в отчаянии и рискнула, потому что некоторые вещи заставили меня засомневаться в правильности того, что мы делаем. Лихорадка заставил меня… – Номса осеклась, нетерпеливо тряхнула головой и продолжила: – Я делала страшные вещи и начала спрашивать себя, правильно ли все это. Лихорадка говорил, что правильно и что мы вынуждены так поступать, но я сомневалась. И хотела увидеть маму, потому что она точно сказала бы мне правду.
Да, Бьюти всегда говорила правду.
– Лихорадка знал, что ты в тот день пошла увидеться с Бьюти?
Номса покачала головой.
– Так вот кого ты боялась. Не полиции, а Лихорадки. Он тебя бьет.
Номса помотала головой, но спорить не стала.
– Мне пора возвращаться, – сказала она. – Если он заметил, что я ушла…
– Нет! – Я схватила ее за руку. – Нет. Нам надо в больницу, пока он не пришел в себя.
– Нет, я не могу.
– Номса, это знак, разве ты не видишь?
– Какой знак?
– Ты еще не уехала. А должна была сегодня быть в этой Москве. Я спрятала письмо, но Бьюти все равно его нашла. Все это произошло, чтобы задержать тебя, чтобы ты успела увидеть Бьюти. И я нашла тебя именно сегодня. А ведь если бы я приехала завтра, то тебя не застала бы. Это судьба так решила – чтобы я нашла тебя сегодня. Понимаешь? И судьба велит тебе повидаться с Бьюти. Прошу тебя, Номса. Поехали.
Номса не шевелилась. Просто сидела и смотрела на меня с непроницаемым лицом.
Думай, Робин. Думай. Ты должна достучаться до нее.
Я расстегнула цепочку и протянула ей. Подвеска со святым Христофором, которую подарили Бьюти за смелость и отвагу, привела ее ко мне; украшение провело меня через испытание моей болезнью. Я надеялась, что оно придаст силы и Номсе.
– Это принадлежит Бьюти. Она хотела бы, чтобы это оказалось у тебя. Номса, прошу тебя, не дай ей умереть, не повидав тебя. Пожалуйста.
Номса взяла цепочку и уставилась на серебряную подвеску.
– Я…
Чей-то крик прорезал ночь. Мы разом вскинули головы. Лихорадка стоял всего в сотне метров от нас, прямо перед домом. Он чем-то размахивал, выкрикивая гневные тирады на коса.
– Надо было спрятать. – Номса напряглась рядом со мной.
– Спрятать что? – Но я и сама уже увидела.
В руках у Лихорадки было ружье, и он навел ствол на нас. На ногах он стоял некрепко, но все пытался найти точку опоры.
– О господи. Он нас убьет, он…
И только я это осознала, как из дула вырвалась вспышка огня и рядом раздался сильный хлопок. Лихорадка пошатнулся и тяжело отступил назад, но тут же обрел равновесие. Расставив ноги, он снова прицелился.
– Номса! Давай… – Заканчивать фразу мне не пришлось. Мотор взревел: Номса повернула ключ в зажигании.
Пока Номса сдавала задним ходом, Лихорадка выстрелил еще раз и снова не попал. Мы неслись задом на пугающей скорости.
– Ты умеешь водить? – глупо спросила я. Мне в голову не приходило, что черная женщина умеет водить машину.
Номса не ответила. Она задом развернулась, шины взвизгнули, грохнул новый выстрел. Кинг Джордж всхрапнул сзади, но не проснулся. Я уловила за боковым стеклом движение. Лихорадка пытался нагнать нас.
– Быстрее! Быстрее!
Номса переключилась на первую скорость, хотела прибавить газу, машина заглохла. Номса выругалась и повернула ключ. Мотор не отреагировал.
Лихорадка уже почти нагнал нас. И хотя он больше спотыкался, чем бежал, нас разделяло не более пятидесяти метров.
– Номса, быстрее!
Она снова повернула ключ. Машина издала болезненный звук и замолчала. Я уже видела бешеные глаза и лицо в бусинах пота. Я в панике начала поднимать стекло, которое опустила, чтобы впустить свежего воздуха.
– Сука! – вопил Лихорадка. – Сука ты, Номса!
– Ну давай же…
Мотор наконец завелся. Он рыкнул раз, другой, и машина, взревев, ожила.
Я охнула от облегчения.
– Давай, давай!
Номса нажала на газ, мы рванулись вперед – и вдруг к машине из темноты протянулись две руки. Длинные пальцы Лихорадки скользнули в приоткрытое окошко. Вцепились в него и надавили так сильно, что стекло снова поехало вниз.
Завопив от ужаса, я ударила его по костяшкам. Но Лихорадка вцепился намертво. И тогда я принялась лупить изо всех сил. Наконец его пальцы разжались. Я испустила торжествующий вопль, но тут внутрь нырнула рука и ухватила меня за шиворот. Лихорадка дернул меня к себе, моя голова врезалась в стекло. Я даже закричать не могла, меня душила моя собственная кофта. Наугад я ткнула куда-то кулаком, но не попала. Рука сжимала меня все сильнее, перед глазами поплыло, сгустилась чернота.
И тут нога, возникшая, кажется, из ниоткуда, из недр машины, пнула Лихорадку в голову. Он выпустил меня, и воздух ворвался в мои легкие.
– С тобой все хаарашо, маленький мисс?
Я кивнула, горло саднило так, что я не могла говорить.
– Держись. – Номса погладила меня по коленке.
Мы понеслись через ночь, и на один дивный миг, когда мы, преодолевая какое-то препятствие, взмыли в воздух, я поняла, что значит летать.