Иван Васильевич Аксенов работал у нас на заводе всю жизнь. Весною, под праздник, Иван Васильевич помер.

— Подумать только, всю жизнь в заводе, — говорили женщины по цехам.

— Хороший был стеклодув, — говорили мужчины.

— Теперь таких нету, — говорили рабочие пожилые.

Когда умирает рабочий человек, то завод вывешивает его фотографию на видном месте, на доске возле входа. Фотографию эту окружают черной рамкой. Все, кто знал его при жизни, увидев фотографию, погорюют о нем, вспомнят, где и как они вместе работали. А кто с ним был незнаком, тут и познакомится.

Иван Васильевич умер под праздник, когда такую фотографию было повесить нельзя, чтоб не омрачать настроение целому коллективу.

— Ничего, — говорили женщины. — Он веселый был человек, Иван-то Васильич. Он и сам бы нам такого не позволил — вешать свою похоронную в праздник.

Но в полдень гроб его все же привезли к проходной, из завода вышел директор и проговорил над Аксеновым грустную речь.

— Мы глубоко скорбим, — говорил директор, сняв шляпу. — От нас ушел наш товарищ...

И все, кто знал Ивана Васильевича, плакали. И все, кто не знал его, плакали тоже.

Не плакала одна только Тоня.

— Я еще маленькая при маме была, а и то не плакала, — объясняла она. — Вернее, я плакала, а из глаз не текло.

— Просто ты такая сухая, — говорила тетя Настя, утираясь от слез. — Так и вырастешь сухарем. А когда умрешь, о тебе директор речи не скажет. Нет, не скажет.

— Это она по молодости, по глупости. Они все, молодые, такие, — говорили женщины, плача.

— Да, это точно, по молодости.

— Это пройдет.

— Разве что пройдет, — сказала тетя Настя, успокоившись, и принялась плакать дальше.

Потому что если умер хороший человек, то не плакать нельзя.