Ярость конфедератов перешла к их врагам. Не война, а ряд ужасных разбоев. Только и видишь, что коварство, грабежи, измены, убийства.

Ничего святого для партий: они истребляют друг друга без пощады. Они носятся неистовыми бандами с огнем и мечем в руках. Все опрокидывается на их пути, они оставляют за собою лишь ужасную пустоту. Сколько опустошенных полей! Сколько разрушенных замков! Какое обилие развалин! Какое опустошение!

Ах, покинем, покинем навсегда эту шайку варваров, не признающих более долга и отказывающихся от самой человечности! Как мне оставаться среди них, мне причинять горе моей родине, обагрять руки в крови моих сограждан вместо того, чтоб проливать свою для их защиты! Зловещие победы, постыдные трофеи! Я стыжусь и страшусь их.

Какие жестокие угрызения совести возникают в моей душе! Каким горьким раскаянием, я чувствую, она проникнута. Ах, отец, от скольких сожалений вы меня избавили бы, если бы не приковали меня к своей судьбе.

Если бы даже человечность не обязывала конфедератов отказаться от этой несправедливой войны, их собственная выгода должна бы их побудить к этому. Они не могут противопоставить неприятелю ни дисциплины, ни ловкости, ни доблести. Они даже не объединены. Предающееся, как дикие звери, своим низким страстям, они каждый в отдельности, преследуют личные цели. Если у них осталось сколько-нибудь здравого смысла, сколько-нибудь предвидения, как они не замечают, что это разъединение в конце концов должно повлечь за собою их гибель. С какой легкостью восторжествует над ними неприятель, пользуясь только их слабыми сторонами! Ах, дорогой Панин! Нет надобности нападать на них: несогласие сделают все; уже теперь они грызутся друг с другом.

P.S. Выдают за достоверное, что берлинский и венский дворы возьмут на себя труд нас умирить, и что к нашим границам двинуты уже войска, чтоб сдерживать мятежников.

Дай Бог, чтобы конец нашим злосчастием не заставил себя долго ждать!

Барас, 7 июля 1770 г.