ГЛАВА 19

Балтимор – Мэриленд. Январь 1977 г.

Кей внимательно следила через одностороннюю стеклянную панель за двумя молодыми людьми, сидевшими в громадных дубовых креслах. Другой мебели в комнате не было. Один юноша, типичный второкурсник в ярком лыжном свитере, держал на коленях черную металлическую коробку с циферблатом и ярко-красной кнопкой наверху. С задней стороны коробки выползал черный провод, змеился по полу и исчезал под вторым креслом.

Подняв микрофон со стойки, Кей нажала переключатель и спокойно велела:

– Дейв, поверни циферблат еще на одно деление.

Молодой человек взглянул на громкоговоритель в углу, откуда донеслась команда Кей, потом повернулся к человеку в другом кресле, лысеющему выпускнику в темном костюме с полосатым галстуком. Руки и ноги были привязаны, к запястьям и щиколоткам лейкопластырем приклеены электроды. Он не произнес ни слова, потому что по условиям эксперимента обязался молчать.

– Вы уверены? – спросил Дейв, не сводя глаз со стеклянной панели, хотя с его стороны она была покрыта зеркальной амальгамой. Голос через переговорное устройство донесся до Кей.

– Кажется, он очень тяжело перенес последний разряд, который я послал.

– Уверена, Дейв, – сказала девушка в микрофон. – Поверни циферблат еще на одно деление.

Дейв, прикусив губу, перевел циферблат чуть вправо и нажал на красную кнопку.

Тело второго мужчины мгновенно прогнулось и забилось в болезненных спазмах. Минуту спустя он откинулся на спинку кресла, очевидно, в полуобмороке, голова бессильно упала на грудь.

– Иисусе, – охнул Дейв, не сводя глаз с обвисшего на ремнях мужчины.

Кей справилась с конспектом, лежавшим перед ней на стойке, и вновь взяла микрофон.

– С ним все в порядке, Дейв. Считай я иначе, ни за что не позволила бы тебе продолжать.

Следующим шагом должны быть слова ободрения и заверения в том, что все хорошо. Через несколько секунд она попросит Дейва повернуть циферблат еще на деление, и если юноша будет противиться, напомнит, что он с самого начала согласился делать все необходимое, чтобы помочь в опытах.

Тема, выбранная Кей для дипломной работы по психологии поведения, дублировала классический эксперимент, задуманный и поставленный более пятнадцати лет назад Стенли Милгремом, социологом Йельского университета. Работа Милгрема была попыткой объяснить моральное падение человека воздействием тоталитарного контроля; преступления, подобные совершенным нацистами, чаще всего делались обычными людьми, заявлявшими в свое оправдание, что они лишь подчинялись приказу. Чтобы проверить этот критический поворотный пункт в человеческом поведении, степень, до которой врожденную мораль можно сокрушить тенденцией переложить ответственность на плечи всякого власть имеющего, Милгрем поставил эксперимент, очень похожий на тот, что проводила сейчас Кей, – один человек управляет аппаратом, с помощью которого можно посылать в другого разряды электрического тока различной силы. Исключение было в том, что все окружение было инсценировкой. Коробка в руках Дейва была чистейшей бутафорией, и «жертва» всего лишь притворялась, когда в проводах раздавалось легкое жужжание. Ничего не подозревающие участники, выбранные наугад по предложениям на доске объявлений в колледже, знали только, что участвуют в исследованиях, за что и получают деньги.

После эксперимента в Йеле, многие ученые высказали серьезные сомнения, связанные с соображениями этики, – возможно ли заставлять ни в чем не повинных людей совершать явно жестокие поступки? Но, прочитав в учебнике о трудах Милгрема, Кей была буквально потрясена. Загадка того, как и почему порядочных людей можно заставить пойти против их моральных принципов, была тесно связана с вопросами, еще с детства мучившими девушку, с тех пор как она увидела мать, «выполнявшую приказы» Харли Трейна.

Желание понять мотивы саморазрушающего поведения явилось причиной увлечения Кей психологией, которой она занималась в университета Джефферсона в Балтиморе. Хотя университет Джефферсона не входил в число старейших высших учебных заведений новой Англии, он все же славился прекрасным медицинским факультетом и факультетами естественных наук. Закончив вечернюю высшую школу в Чикаго, Кей подала заявление и была принята.

Теперь, сидя в комнате за стеклянной панелью, Кей слышала голос Дейва, доносившийся через переговорное устройство на панели управления.

– Послушайте, мне что-то не по себе. – Он нервно оглядывал выпускника, по-прежнему полулежавшего в кресле с закрытыми глазами.

– У нас договор, Дейв, не так ли? Ты сказал, что сделаешь это. Тебе заплатили. Не подводи меня…

Все фразы были взяты из заранее подготовленного сценария и предназначены для проверки пределов совести, чести, самосознания и личной ответственности.

Молодой человек беспомощно уставился в зеркальное стекло. Он воспринимал Кей как безликий голос, не связанный с каким-то определенным образом, – собственно говоря, предъявляющий нечто вроде рупора, через который передаются команды и объявления, даются приказы.

– Мне бы не хотелось продолжать, – дрожащим голосом пролепетал Дейв.

В течение всей серии экспериментов Кей привыкла встречаться с самыми различными реакциями. Некоторые подопытные субъекты отказывались подчиниться в тот момент, когда считали, что их действия приносят вред другому человеку, но большинство продолжали, и хотя их сомнения росли, они все же ни разу не уклонялись от того, что считали своим долгом, и лишь немногие совершенно не выказывали сомнений. На определенной стадии экспериментов Милгрем даже позволял испытуемым верить, что они в самом деле могут убить, если будут «подчиняться приказу», и все же было немало людей, считавшихся порядочными и высокоморальными, – даже врачей и адвокатов, которым в голову не пришло возражать.

– Это не вопрос выбора, Дейв, – запротестовала Кей. – Ты согласился.

Второкурсник нерешительно заерзал в кресле.

– Боюсь, мне придется настаивать, Дейв. Тебе придется сделать это.

Наконец Дейв взбунтовался.

– Черта с два! – завопил он, вскакивая. – Нет такого закона! Плевать мне на ваши паршивые деньги! Я с вами покончил!

Он рванулся к двери, распахнул ее и исчез. Кей старательно записала все случившееся, включая и тот факт, что испытуемый поспешил скрыться, даже не позаботившись проверить состояние партнера. Завтра она отыщет Дейва, все объяснит и заплатит за время, потраченное на эксперимент.

Через стеклянную панель Кей увидела, как выпускник медленно сел. Сунув конспект в портфель, она прошла через коридор в смежную комнату.

– На сегодня все, Джейсон, – сказала она выпускнику.

Джейсон Мен встал.

– Надеюсь, ты планируешь не слишком много подобных сеансов. Мне тоже что-то тревожно. Весьма странный эксперимент, Кей.

Они вместе направились по коридору факультета естественных наук.

– Наверное, ты прав, – согласилась Кей.

– Но зато, по-видимому, позволяет получить доказательство, что наши представления о так называемых моральных принципах весьма несовершенны, а самими принципами весьма легко поступаются.

– Ты считаешь, это действительно стоит доказывать научными экспериментами?

– Определение проблемы – первый шаг к ее решению. Может, мы слишком многое принимаем как должное, считаем, что люди в основе своей добры или инстинктивно знают, что хорошо и что плохо. Я согласна, в этом исследовании есть нечто неприятное, но самое ужасное в том, что оно вынуждает нас узнать немало отвратительного о себе. Как только мы поймем это, можно найти способы справиться с бедой, научить людей лучше понимать, что верно, а что нет. Джейсон кивнул.

– Ну хорошо, останусь еще ненадолго. Они остановились у подножия лестницы.

– Кстати, на следующей неделе приезжают гастролеры с «Хэлло, Долли!» Не хочешь пойти?

– Спасибо за приглашение, – улыбнулась Кей, – но у меня слишком много работы.

Студент не настаивал. Еще не успев попытать удачи, он знал, что эта девушка, считающаяся самой красивой в кампусе была также известна тем, что отказывается от всех свиданий. Насколько знали студенты, у нее не было личной жизни – только лекции и эксперименты. Пообещав Кей, что придет на следующие лабораторные занятия, Джейсон сбежал по ступенькам.

Девушка взглянула на часы. Еще нет двенадцати. Лекция в три, первая в этом семестре из нового курса по экспериментальной психологии.

Она добралась до своего шкафчика на третьем этаже, сунула туда портфель, взяла большую хозяйственную сумку и помчалась вниз, на автостоянку. Четверть часа спустя она уже входила в одно из древних зданий из красного кирпича, расположенных в нижней части Балтимора вдоль Ист-Балтимор-стрит, где когда-то теснились бары со стриптизом. За последние несколько лет, некогда гордый былой славой город предпринял первые шаги, чтобы спасти себя от разложения, угрожавшего уничтожить всю нижнюю часть, большинство подобных заведений было закрыто. Но в доме, куда вошла Кей, первый этаж занимал бар под вывеской «У Сэсси».

Даже сейчас, в полдень, оттуда слышалась разухабистая мелодия, под которую раздевались стриптизерки. В грязный полутемный коридор выходило по трое дверей с каждой стороны. Кей подошла к средней. На панели из матового армированного стекла темнели выведенные по трафарету буквы:

«Ларри Мейер. Фотоискусство». Кей, глубоко вздохнув, шагнула через порог и оказалась в большой комнате без окон со стеклянным потолком. Повсюду хаотически расставлено фотооборудование – прожектора, отражатели, штативы, несколько предметов разномастной мебели, нагроможденные в углу. В стене две некрашеных фанерных двери. На одной было нацарапано черным фломастером:

«Темная комната. Не входить».

Над притолокой горела красная лампочка.

– Ларри! – окликнула девушка. – Это Кей. Из-за двери донесся приглушенный голос:

– Не ждал тебя.

– Знаю, но у меня часа два свободных.

– Ладно, пожалуй, смогу заняться тобой. Дай мне пару минут проявить негативы. А пока приготовься.

Кей прошла через другую дверь в захламленную грязную ванную. Сама ванна была забита коробками с фотобумагой и бутылками проявителя. На стержне для душевой занавески висела груда белья и другие костюмы-корсеты, кожаные куртки, платья с огромными, едва ли не до талии вырезами. На небольшой стойке, втиснутой за раковину, теснились туфли и шлепанцы самых разных фасонов.

Аккуратно складывая одежду в хозяйственную сумку, Кей разделась догола. Из бокового карманчика сумки достала черный парик с длинными прядями и косметический набор. Надела парик, тщательно приладила, наклеила фальшивые ресницы, подвела глаза темным карандашом, наложила коричневые тени, приглушавшие бирюзовую голубизну глаз, намазала губы розовой помадой. Потом быстро нарумянила соски, втерла немного вазелина в кончики и розовую плоть нижних губ. Наконец, завернувшись в махровый халат, вышла из ванной.

Ларри Мейер, фотограф, стоял к ней спиной, пытаясь снять длинный рулон красной бумаги, висевшей на голой кирпичной стене. Множество таких же рулонов самых разных цветов висело на многочисленных шарнирах. Они создавали фон для всех снимков Ларри. Фотограф размотал отрезок длиной ярдов в десять, закрыл им стену и часть пола и направился к груде мебели в углу.

– Думаю, можно создать викторианскую атмосферу. Попробуем этот бархатный шезлонг. Помоги мне вытащить его.

Ларри было немногим за пятьдесят: густые лохматые седеющие волосы, приятное лицо, нависающий над брючным ремнем животик, распирающий джинсовую рубашку так, что пуговицы, казалось, вот-вот оторвутся. Пока Кей помогала Ларри вытянуть шезлонг, не застегнутый халат распахнулся, но фотограф даже не поднял глаз, целиком занятый попытками вытащить шезлонг так, чтобы не посыпалась остальная разнокалиберная мебель. Потом пришлось осторожно пронести шезлонг через нагромождение фотооборудования.

Разместив «декорации» на красной бумаге, Ларри подошел к штативу с укрепленным на нем «Ролли-флексом» и начал устанавливать фокус.

– Ну что ж, детка, – сказал он, – поехали! Кей сбросила халат и направилась к шезлонгу.

– Какую позу принять? Лежа, сидя, верхом…

– Импровизируй, – устало бросил фотограф. – Больше творчества.

Деньги Кей кончились после первых двух лет учебы. Как она ни старалась экономить, в душе знала, что придется искать работу – иначе колледжа ей не закончить. Кей пробовала поискать работу в кампусе, в книжном магазине, в кафетерии, но все такие места были предназначены для студентов, которым была обещана финансовая помощь при поступлении… что к Кей, конечно, не относилось.

Вспомнив о работе в «Крейтер Инн», Кей устроилась на неполный рабочий день портье в отеле в деловом районе города, но, к несчастью, нужно было слишком много работать, чтобы получить достаточное жалованье, и на посещение лекций почти не оставалось времени. Кроме того, добираться туда приходилось так долго, что Кей была вынуждена брать уроки вождения и купить надежную подержанную машину. Расходы росли. Кей пыталась работать официанткой, продавщицей, гидом в музее железных дорог Балтимора и Огайо. Но всегда возникала одна и та же проблема: как заработать достаточно денег на оплату обучения и общежития и не уставать при этом так, что дальнейшее пребывание в колледже казалось абсолютно бессмысленным.

В начале этого семестра, выбиваясь из сил, чтобы хотя бы частично заплатить за учебу, Кей поняла; необходимо немедленно что-то предпринять для увеличения заработков. Кей уже решила, что станет работать в области психологии, а для этого придется любой ценой получить образование. Нужно начать делать сбережения и в то же время ухитряться оплачивать текущие расходы. Девушка всей душой надеялась, что сумеет каким-то образом достать денег и съездить на Гавайи. Другого способа помириться с Маком не было. Письма ее возвращались не распечатанными.

И тут Кей пришла в голову естественная мысль устроиться моделью. Сначала необходимо сделать пробные снимки, нечто вроде визитных карточек, с которыми можно обходить агентства по найму моделей. Ларри Мейер был одним из фотографов, чье имя упоминалось в официальном справочнике, и когда Кей позвонила, чтобы узнать цену за маленький альбом с образцами работ, он запросил вдвое меньше остальных. С той минуты, как Кей вошла в студию, она не питала иллюзий относительно Мейера – он, несомненно, отнюдь не занимался портретными съемками в традиционной манере. Она, возможно, сразу ушла бы, но цена оказалась такой низкой, а манеры и поведение столь деликатны и неназойливы, что Кей почувствовала – этому человеку можно доверять.

Он работал быстро, и Кей снялась в различных позах и костюмах. Придя за снимками на следующий день, она была поражена их качеством и изобретательностью фотографа.

– Они действительно великолепны, – призналась она. – Думаю, что получу работу, как только смогу показать их сведущим людям.

Вчера, во время съемок, Кей объяснила Ларри что она студентка Джефферсоновского университета в поисках заработка.

– Надеюсь, – чуть оскорбленно заявил Ларри, – вы не посчитали, что если я беру дешево, значит, награжу вас кучей дерьма!

– Нет, что вы, – извинилась Кей, – просто не представляла, что они могут быть так хороши.

– Вы очень красивы, мисс Уайлер. Тому, кто не может сделать вам приличное фото, следует запретить брать в руки фотоаппарат!

Потом, почти не делая усилий изложить просьбу потактичнее, он предложил ей иной вид работы.

– Вы говорите, что нуждаетесь в деньгах на обучение. Не знаю, сколько вам нужно, и как быстро, но поверьте, настоящие модели работают целыми днями – это тяжелый труд и требует немало вложений, прежде чем окупится. Вы не получите хороших предложений до тех пор, пока не обойдете все агентства в Нью-Йорке и не сделаете пробные снимки, а как только подпишете контракт, придется иногда уезжать из Балтимора не на день-два, а на несколько недель. Ничего в этом нет страшного, если желаешь сделать карьеру модели, но из того, что вы вчера рассказывали, я понял, будто вы хотите закончить учебу. Поэтому и хотел спросить – может, согласитесь работать на меня? Конечно, таких денег, как платят самым модным моделям, я дать не могу, но и времени у вас на этой уйдет гораздо меньше. Будем снимать, когда вам удобно, так что сможете спокойно заниматься.

Он объяснил, что основной доход получает от продажи снимков обнаженной натуры в различные порножурналы или рекламные календари. Натурщиц обычно нанимали из стрип-баров, хотя теперь их становилось все меньше, но приходили порядочные молодые женщины, желавшие подзаработать в свободное время и не стыдившиеся сниматься обнаженными. Несколько последних лет одна из лучших моделей Ларри была талантливая скрипачка – студентка консерватории Пибоди, одной из самых известных в стране, основанной более столетия назад в здании, мирно соседствующем сейчас с грязными забегаловками и стрип-барами.

– Теперь она выступает в концертных залах по всей Европе, – с гордостью добавил Мейер, – и всегда одета с иголочки! Но не работай она на меня, вряд ли смогла бы окончить Пибоди.

Кей была склонна верить, что Мейер скорее хочет помочь, а не использовать ее. Хотя деятельность его считалось не вполне пристойной, однако он был талантливым человеком и к тому же казался порядочным.

– Я должна подумать, мистер Мейер, – ответила она.

– Конечно, я не тороплю. Простите, если оскорбил вас своим предложением. Вполне пойму, если хотите забыть эту часть своей биографии.

Забыть. Кей неожиданно поняла, что Мейер узнал в ней бывшую «кошечку». Не удивительно, что он наверняка видел снимки и запомнил ее, хотя прошло уже четыре года. В конце концов, это его профессия! Но она оценила деликатность фотографа – даже зная о ее прошлой работе, тот не пытался надавить на Кей. Она отправила снимки в несколько самых известных агентств по найму моделей в Нью-Йорке. Все ответили и пригласили приехать на несколько дней – без оплаты расходов, конечно. Дорога и проживание должны были обойтись в несколько сотен долларов. Но стоит ли игра свеч? Сможет ли она сделать карьеру модели?

Тем не менее, Кей села в автобус, идущий до Нью-Йорка, и отправилась туда на день, чтобы посетить одно из агентств, выразивших желание видеть ее. С первой минуты она почувствовала себя неуютно в этом огромном городе, с его куда-то спешащими толпами пешеходов, грязными серыми каньонами между высокими зданиями, потоком машин на мостовых. Уже через два часа она была на пути в Балтимор, поскольку женщина – директор агентства объяснила, что успеха можно достичь лишь в том случае, если уйти из университета и целиком сосредоточиться на карьере.

За первые три часа позирования для Ларри Мейера Кей получила двести пятьдесят долларов наличными, так что, работая всего шесть-семь часов в неделю, зарабатывала почти две тысячи долларов в месяц, что позволило оплачивать счета и начать откладывать деньги на предстоящие расходы.

При всей грязи окружающей обстановки, несмотря на крайне сомнительную, с точки зрения морали, профессию, Ларри Мейер оказался на удивление честным и порядочным человеком и платил ей значительную долю от того, что получал сам, а когда удавалось раздобыть большую сумму, честно делился с Кей. Кроме того, Ларри искренне беспокоился, что подобные занятия могут помешать и учебе или повредить репутации, и еще перед самым первым сеансом предложил изменить внешность с помощью грима и парика.

И сегодня, возвращаясь в студенческий кампус, Кей стала богаче на триста долларов. Она провела целый час, позируя на красном бархатном шезлонге, и второй – одетая только в кожаную куртку и мотоциклетный шлем с хлыстом укротителя львов в руке, и к сожалению, опоздала на вступительную лекцию нового курса по экспериментальной психологии. Поспешно усевшись в заднем ряду аудитории, Кей впервые заметила, что профессор, стоявший в центре возвышения, оказался женщиной. Это была не первая женщина-преподаватель, встреченная Кей в университете, но, несомненно, самая необычная среди женщин, сновавших по коридору университета, было принято одеваться скромно, почти небрежно, в слаксы, свитер и простые туфли, даже надевать поверх бесформенные халаты – если не для удобства и традиций, то, по крайней мере, чтобы намекнуть студентам о неуместности элегантности и шика в храме науки. Но доктор Кук была одета так, словно собиралась на деловой обед для дам высшего общества. Ее темно-розовый костюм из шелковой чесучи выглядел совсем как произведение итальянского модельера, который Кей часто видела на Александре Уайлер; юбка до колен открывала стройные ноги в бежевых кожаных туфлях на высоких каблуках. Шею обвивала двойная жемчужная нить; при каждом движении головы в ушах поблескивали золотые серьги. Каштановые, доходившие до плеч волосы были хорошо уложены с тем расчетом, чтобы выглядеть одинаково уместно в любой обстановке.

Пока Кей усаживалась, профессор прервала речь и метнула в ее сторону взгляд, явно означавший, что она не любит опозданий. Наконец доктор Кук снова заговорила.

– Обзор охватывает как историю, так и методы, начиная с первых экспериментов на животных, проводимых Фехнером и Паловым, и кончая последними работами Халла, Толмена, Б. Ф. Скиннера и других. Кроме того, мы рассмотрим другие практические применения экспериментальной психологии, а не только психотерапии, конечно, – например, ее роль в организации и обучении военных, промышленном управлении, образовании и педиатрии.

Кей вынула тетрадку и ручку и записала несколько имен, упомянутых профессором. Она никогда не слыхала о Фехнере и Толмене. После занятий нужно пойти в библиотеку и немного почитать о них.

Пока Кей писала, студент, сидевший через проход, перешел на соседнее место. Девушка мельком взглянула на молодого человека с темными, подстриженными ежиком волосами, бычьей шеей и бугристыми бицепсами, распиравшими закатанные рукава темно-синего свитера с нашитой спереди большой серой буквой Т, означавшей, что ее обладатель – член университетской футбольной команды. Он плотоядно ухмыльнулся ей и подмигнул. Кей поспешно опустила глаза, пытаясь сосредоточиться и слушать, как профессор говорит о том, что экспериментальная психология обычно предполагает сходство в поведенческих стереотипах человека и животных.

По многозначительному взгляду футболиста Кей определила, что тот наверняка видел ее фото в «Томкэте»… а может, и более недавние. Такое случалось достаточно часто, старые экземпляры журнала постоянно передавали в колледжах из рук в руки, а некоторые студенты вообще покупали и хранили все выпуски.

Из опыта прошлых столкновений Кей знала, что просто игнорировать наглеца – бесполезно, пересесть – тоже не имеет смысла: он просто поймет это как призыв начать «погоню»; как ни странно, многие мужчины считали всякое проявление безразличия признаком скрытого кокетства и приглашения к преследованию.

Через секунду на колени Кей упал сложенный листок бумаги. Она развернула записку. Он нацарапал всего три слова:

«Занята в пятницу вечером?»

«У меня есть парень», – написала Кей и передала листок футболисту.

Тот черкнул еще что-то и протянул ей. Намереваясь оттолкнуть бумажку, Кей заметила единственное дописанное слово: «вранье». Поймав раздраженный взгляд девушки, футболист «пробормотал»:

– Не ломайся, бэби, дай мне шанс.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое! – горячо прошептала Кей и тут же подумала, что теперь он, получив отпор, отстанет и можно пересесть. Но когда она перебралась на несколько рядов ниже, он последовал за ней и сел сзади.

– К чему разыгрывать недотрогу? – прошептал он на ухо. – Получила бы гораздо большее удовольствие, если бы сыграла со мной в «умелые руки». Знаешь, как из мягкого сделать твердое?

– Отвали сейчас же, – развернувшись на сиденье, прошипела Кей и, вновь обернувшись, увидела взгляд профессора, устремленный на нее, словно осуждающий за легкомысленное поведение. Не желая ничего объяснять, Кей жестом показала, что извиняется, и снова опустила глаза в конспект.

– Экспериментальный метод, – продолжала доктор Кук, – по отношению к психологии человека это систематические попытки обнаружить условия, определяющие поведение, применяя управляющие переменные… которые…

Но шепот настойчиво полз в уши:

– Если действительно не хочешь кое-что упустить, кошечка, не очень-то задирай нос. Я видел все, что у тебя есть, но ты-то меня еще не рассмотрела! А то, что у меня имеется, прекрасненько подойдет к твоей…

Сколько раз за эти годы Кей приходилось терпеть грубые приставания мужчин заранее считавших ее готовой на все, и ей всегда удавалось овладеть ситуацией и не доводить до неприятностей, но сегодня что-то в ней взорвалось. Крепко стиснув пальцы правой руки в кулак, она изо всех сил размахнулась и врезала не успевшему выпрямиться парню прямо в глаз. Громкий треск прозвучал, как выстрел, в притихшей аудитории. Оглушенный футболист упал на спинку сиденья. Студенты начали оборачиваться, вставать, чтобы увидеть виновницу переполоха. Кей чувствовала обращенные со всех сторон удивленные взгляды. Доктор Кук пришла в бешенство.

– Вы… молодая леди! – завопила она, подвигаясь к краю возвышения. – Как ваше имя?

– Кей Уайлер.

Футболист, потирая глаз, выпрямился:

– Я всего-навсего хотел назначить ей свидание, – выкрикнул он, – и она мне вмазала!

– Я не собираюсь прерывать лекцию, чтобы разобраться, кто прав, – отрезала доктор Кук. – Убирайтесь оба отсюда, и к шести часам чтобы были в моем офисе на медицинском факультете. Тогда все и объясните. И если хотите прослушать этот курс, постарайтесь, чтобы объяснение было достаточно убедительным!

Кей как попало сунула книги в сумку и побежала по проходу, спеша уйти подальше, прежде чем жертва, невзирая на строгое предупреждение профессора, не опомнится и, подстрекаемый раненой мужской гордостью, решит отомстить.

* * *

– Какого дьявола она ожидала? – прорычал мускулистый спортсмен, кое-как втиснутый в одно из кресел напротив профессорского стола. Пока шли занятия, кожа под его левым глазом успела раздуться и приобрести цвет баклажана.

– Я хочу сказать, миллионы парней покупает этот журнал каждый месяц и вешают вклейки на стену. Что должен думать любой парень, когда смотрит каждый день на девку и знает, что та спокойно показывает свою «Киску» всем, кто…

– Мистер Фезенда, – перебила доктор Лора Кук, – здесь вам не спортивная раздевалка! Будьте добры, выражайтесь пристойным языком!

– Да, мэм!

Стиснув зубы, он злобно зыркнул на Кей.

– Скажем так: если мисс Уайлер позволяет всему свету глядеть на свое голое тело, значит, не стоит так оскорбляться, если кто-то вроде меня считает… что… неплохо бы, скажем, увидеть ее тело еще раз, в более интимной обстановке.

Профессор подняла брови.

– Мистер Фезенда, уверена, что вы видели в кино Джона Уэйна, на экране он вечно выступает в защиту угнетенных, ввязывается в драки с нехорошими парнями и убивает их. Вряд ли он считает, что подобные роли дают зрителям право вызывать его на дуэль, если он идет с семьей в ресторан. Существуют границы между реальной и экранной жизнью, и такая граница применима и к мисс Уайлер. Я, как и вы, не имею ни малейшего представления, почему она решила сняться для этого журнала. Поэтому мы имеет не больше прав делать всяческие предположения на ее счет, чем если бы она играла в кино. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Да, мэм, – процедил футболист, – возможно, вы правы, но я все-таки считаю, что любая женщина, выставляющая себя напоказ подобным образом…

– Я вовсе не обязана еще раз выслушивать это, мистер Фезенда, – резко оборвала доктор Кук. – Ваша точка зрения достаточно ясно выражена вашими действиями. Ваше обращение с мисс Уайлер по меньшей мере непростительно; по моему мнению, ее реакция вполне справедлива, и вы обязаны извиниться.

– Это ваше личное мнение, и только ваше, не так ли, мэм? – мрачно процедил футболист, подчеркивая последние слова, желая дать понять, что профессор явно несправедлива к нему и защищает Кей, становясь на ее сторону в извечной войне полов.

– Осторожнее, молодой человек, – ощетинилась профессор. – Я собиралась всего-навсего прочесть вам нотацию, выслушать извинения и отпустить, но если собираетесь довести дело до высшей дисциплинарной комиссии, вообразив, что деканы-мужчины встанут на вашу сторону, ради Бога. Хочу только предупредить, что в этом случае вы вряд ли легко отделаетесь. Как бы не нарваться на временное исключение или что похуже!..

Футболист вскинул голову, словно взвешивая шансы на получение более «справедливого» приговора состоящей из мужчин комиссии. Наконец он опустил глаза и покачал головой.

– Извинитесь, – потребовала Лора. – Потом можете быть свободны.

Футболист повернулся к Кей и пробормотал несколько слов насчет того, как он очень сожалеет, что оскорбил ее. Потом ему позволили уйти.

– Спасибо, – сказала Кей, оставшись наедине с Лорой Кук. – Не уверена, что я полностью заслуживаю оправдания, доктор Кук. Я должна была сама справиться с этим… просто сорвалась.

– Что ж, повезло, что у вас такой хук правой. Не оглуши вы мистера Фезенду до такой степени первым же ударом, он мог бы просто разорвать вас.

– Не знала, что способна на такое, – улыбнулась Кей.

Встреча, похоже, кончилась. Кей снова поблагодарила профессора, взяла пальто и встала.

– Я провожу вас, – предложила доктор Кук, сняла с вешалки роскошное манто из рыси, и женщины вместе вышли из комнаты. Шагая по коридору, доктор Кук тихо хмыкнула.

– Красивый фонарь вы ему поставили. Эту «медаль» ему придется проносить всем напоказ не меньше недели.

Кей тоже рассмеялась.

– Знаете, ведь он футболист. Представляете, как будут издеваться над ним парни из команды!

– Конечно, я не должна говорить это, – призналась доктор Кук, – но, возможно, сама не была полностью беспристрастна. Сколько раз в своей жизни я хотела вот так же врезать какому-нибудь самодовольному сукину сыну по наглой роже.

И, по-прежнему весело смеясь, они сбежали по лестнице и направились к автостоянке.

Январский ночной воздух овеял их прохладой.

– Скажите, Кей, – спросила доктор Кук, – часто вы подвергались приставаниям с тех пор, как учитесь здесь… то есть… хочу сказать… потому что вы… как они это называют?

– «Кошечка», – подсказала Кей и пожала плечами. – За последние три года – два-три раза в неделю какой-нибудь тип обязательно привяжется! Конечно, не всегда кончается, как сегодня. Иногда просто реплика, брошенная вслед, когда я иду по кампусу, или записка, брошенная через плечо в библиотеке.

– Не могу винить вас за то, что в конце концов вышли из себя. Удивительно, как еще держались до сих пор.

Лора остановилась и пристально взглянула на Кей.

– И несмотря на все неприятности, которые вам сегодня пришлось перенести, вы не жалеете, что так поступили?

– Почему вы спрашиваете? – полюбопытствовала Кей.

– Я психолог-экспериментатор, – откровенно объяснила профессор, – и для меня естественно интересоваться причинами поступков людей, особенно когда они делают вещи, выходящие за рамки их повседневного поведения.

Кей поколебалась всего несколько минут, прежде чем начать рассказывать о том, как стала «кошечкой». Заинтересованность доктора Кук вновь всколыхнула неодолимую потребность, терзающую ее все эти годы со времени отъезда из Чикаго, потребность оглянуться, вспомнить, оценить случившееся, возможно, примириться с выбранным путем. Но, начав объяснять, как она попала в «Томкэт», Кей не смогла не рассказать всего – об Орине, бегстве от отца, поисках, приведших ее сюда и заставивших покинуть родину, самоубийстве матери. Послушав немного, доктор Кук предложила Кей рассказать обо всем за ужином и пригласила в ресторан.

Профессор уселась за руль спортивного двухместного «мерседеса», и женщины отправились в итальянский район города в модный ресторан «Сабатино». По пути и во время ужина Кей продолжала вспоминать прошлое и, воодушевленная сочувственным любопытством собеседницы, освоившись с уютом семейного ресторанчика, наслаждаясь великолепной едой и прекрасным кьянти, не стесняясь выкладывала все, что накопилось на душе. Она чувствовала себя совершенно непринужденно в обществе профессора, которая настояла на том, чтобы к ней обращались просто Лора.

Доедая последнюю ложку сабайона и жестом показывая официанту, что отказывается от третьей чашки кофе, Кей наконец со смущением сообразила, сколько успела наболтать за последние два часа.

– Ну и монолог же я закатила, – смущенно засмеялась она. – Прошу прощения, Лора.

– Не стоит. Мне ни на мгновение не было скучно. Но вы так и не ответили на вопрос, почему вдруг так взбесились?

Кей смолкла. Сначала она не могла припомнить, в чем загвоздка, но потом все неожиданно вернулось:

– Сожалею ли я о том, что позировала для «Томкэта»? – задумчиво спросила она. – Нет. Мне это было необходимо. Не демонстрировать себя, как считают все парни, а чтобы доказать, что это не такой уж великий подвиг, прост способ преодолеть страх… быть… быть такой женщиной, как я, или по крайней мере, какой я являюсь в глазах людей.

– И что это за женщина? – мягко поинтересовалась Лора.

Кей застенчиво улыбнулась.

– Сексуальная… или по крайней мере так считают. Не знаю, откуда все взялось, – я ничего не делаю намеренно, но слышала это и от мужчин, и от женщин. Все завидуют обаятельной девушке, такое счастье быть желанной, правда? Но меня всегда это беспокоило, потому что я всегда занята… ну, словом, будто мной владеет нечто, над чем я не властна и что не является частью моей души. Меня беспокоило – не подумайте, что я спятила, что это завладеет мной, как матерью, и уничтожит. Наверное, я считала, что, если смогу сделать это, сумею управлять… собственной сексуальностью.

Кей замолчала и нервно облизала губы.

– Это не слишком по-идиотски звучит? Профессор кивнула.

– Вам пришлось бы гораздо хуже, не найди вы в себе силы признать, что случившееся с вашей матерью глубоко повлияло на вас, и тревожащие проблемы по-прежнему терзали бы душу.

Наступило молчание. По взгляду Лоры Кук Кей чувствовала, что, возможно, превратилась из собеседника в объект изучения, однако за любопытством психиатра ощущалось искреннее сочувствие.

– Я по-прежнему делаю это, – выпалила Кей, – иначе не смогу заплатить за учебу.

– В самом деле?

Лора старалась говорить бесстрастно, но не сумела скрыть удивления.

– И много платят?

– Лучше, чем за любую другую работу, и сколько угодно времени остается для занятий.

Кей уже пожалела о своей неуместной откровенности, но не могла различить и тени неодобрения на лице женщины.

Лора улыбнулась, как бы почувствовав смущение Кей. – Довольно необычный способ для молодой девушки платить за учебу. Но опять, многие ли обладают истинным даром и соответствующим темпераментом для подобной работы? Правильно это или нет?.. На это я отвечу, когда буду знать – вы используете это занятие, чтобы выжить, или наживаются на вас? Скорее всего, проблема именно в этом!

Но Кей хотела знать, услышать не просто профессиональное суждение психиатра, а личное мнение Лоры Кук.

– Сказали бы вы то же самое своей дочери?

– У меня нет дочери. Но если бы и была, думаю, что я считала бы точно так же.

Волна облегчения затопила душу Кей. Она почему-то была уверена, что дружба с этой умной доброжелательной женщиной сыграет большую роль в ее жизни, намеревалась завоевать хорошее отношение Лоры к себе. Собственно, Лора Кук была чем-то вроде матери, такой, какую всегда хотела иметь Кей.

 

ГЛАВА 20

Кей шагала по хрустящему февральскому снежку, просматривая письма, вынутые утром из ее почтового ящика в здании студенческого объединения. Счета из книжной лавки колледжа и финансовой компании за взятую в кредит машину, ежемесячное банковское уведомление, записочка от Митча, с обратным адресом чикагской торговой фирмы, в которой он сейчас работал, как всегда, всего несколько строчек, с сообщением об очередном повышении жалования и просьбой приехать в Чикаго, помочь ему потратить денежки. После разрыва, спровоцированного отцом Митча, последовал долгий период отчуждения. Но когда снимки Кей появились в «Томкэте», Митч разыскал ее и рассказал, как расстроился, узнав, что ей приходится делать такие вещи, чтобы заработать на жизнь. Митч предложил Кей сколько угодно денег взаймы, и, хотя она отказалась, все-таки несколько раз они пили вместе кофе.

После ее отъезда Митч всего однажды побывал в Балтиморе, по пути в Нью-Йорк, куда ездил по делам. Встреча получилась напряженной – Митч напомнил Кей о том, что они могли бы пожениться, и хотя говорил почти небрежно, в голосе явно звучали серьезные нотки. Кей не хотела рвать дружбу, но ясно дала понять, что, если существует хоть какой-то шанс на что-то большее, придется подождать. С тех пор каждые несколько недель она получала от Митча короткое письмецо. Он хвастался, что, работая на коммерческой бирже, уже сейчас зарабатывает двести тысяч долларов в год. Почему бы ему не помочь Кей? Но девушка не хотела рисковать, одалживаясь у Митча. Деньги слишком много значили для него – он не собирался их давать, не ожидая ничего взамен, а то, чего он желал получить, Кей не хотела дарить.

Просмотрев на ходу письмо Митча, Кей наткнулась на длинный белый конверт официального вида, тоже с чикагским обратным адресом:

«Блейн, Кессел, Джеррити и Андре».

Кей отметила, что фирма располагалась в самом престижном административном здании в деловой части города – стадесятиэтажном небоскребе «Сиэрс Тауэр». Незнакомые имена. Похоже на юридическую фирму. Охваченная дурным предчувствием, Кей остановилась и разорвала конверт. Письмо было коротким и без лишних подробностей:

«Дорогая мисс Уайлер!

Я являюсь представителем истца по иску А. Д. Смайт – против Р. Уайлера. Необходимо ваше присутствие в качестве свидетеля в данном процессе. Пожалуйста, позвоните в офис за наш счет, чтобы договориться о даче письменных показаний до судебного заседания».

Письмо было подписано партнером фирмы Виктором Кесселом. Похоже, отца вызывают в суд по гражданскому иску. Но кто этот Смайт? И почему адвокату истца потребовались показания Кей?

Кей скомкала письмо и сунула в карман. Она не желала иметь ничего общего с отцом. У него нет места в ее новой жизни, жизни, которую она с таким трудом создала. Если она не ответит, сделает вид, что никакого письма не получала, – обойдутся и без нее.

Но перестать думать об этом Кей не могла. Неприятная мысль занозой сидела в мозгу, не давая сосредоточиться на занятиях. К концу дня она отправилась к междугородному телефону-автомату в здании студенческого объединения и попросила соединить ее с Чикаго, за счет абонента. Стоило Кей сообщить свое имя, трубку немедленно взял адвокат Арнольд Джиллием.

– Я получила письмо от некоего Виктора Кессела, – сказала Кей, – и хотела бы побеседовать с ним.

– Я один из поверенных, занимающихся делом Смайт, – пояснил Джиллием в обычной сухо-официальной манере адвокатов, монотонно и слегка в нос.

– Передо мной лежит копия письма, мисс Уайлер. Полагаю, вы звоните, чтобы договориться о даче письменных показаний?

– Не уверена, что правильно понимаю вас.

– Дача письменных показаний – это заявление, сделанное свидетелем в письменной форме перед началом процесса. Оно содержит ту же информацию, которую вы дадите в суде, но если мы будем иметь все ответы на наши вопросы заранее, лучше сможем подготовить дело. Каждая сторона обычно берет письменные показания свидетелей другой стороны.

– Но какую информацию вы желаете получить от меня? Я много лет не видела отца, не разговаривала с ним и даже не знаю этого мистера Смайта, которого вы представляете.

– Миссис Смайт, – поправил неприятный гнусавый голос. – Конечно, вы ее знаете – это миссис Смайт; она была вашей мачехой. Смайт – фамилия ее второго мужа.

Кей молча осмысливала услышанное. Не имея никаких сведений об отце, она, естественно, не знала, что Александра оставила его. Но почему-то Кей даже не очень удивилась. Их брак был всего лишь жалкой пародией, пустой оболочкой, державшейся на призрачной власти, которую приобретет Уайлер после избрания в Сенат. Когда надежды рухнули, больше их ничего уже не соединяло.

Адвокат продолжал объяснять Кей, почему понадобились ее показания. Александра Смайт, недавно разведясь с человеком, за которого столь поспешно вышла замуж, судилась с Рэнделлом Уайлером, пытаясь получить единоличную опеку над младшей дочерью Ванессой. Правда, в первоначальном разводном контракте было специально оговорено, что Уайлер согласится платить щедрые алименты на ребенка – хотя его бывшая жена была очень богата – в обмен на право посещения. Но теперь Александра добивалась, чтобы суд запретил Уайлеру даже видеться с дочерью.

– Удастся ей выиграть дело или нет, – заключил поверенный, – зависит от того, что вы сможете рассказать нам, мисс Уайлер.

– О чем рассказать? – удивилась Кей.

– Миссис Смайт заявляет, что мистеру Уайлеру нужно воспрепятствовать видеться с Ванессой, потому что…

В трубке послышался тяжелый вздох, словно адвокат никак не решался продолжать.

– Существует предположение, что мистер Уайлер совершал по отношению к девочке развратные действия, в то время как она находилась под его опекой.

– О Господи! – воскликнула Кей. – Но…

– Мы заинтересованы в том, чтобы узнать, проявлялись ли ранее в поведении ответчика тенденции инцеста. Ваша мачеха сообщила, что вы можете дать по этому поводу важные показания.

Кей мгновенно вспомнила о той ночи, когда едва спаслась от нападения Уайлера. Да, Александра приехала домой как раз в тот момент, когда Кей убегала. Должно быть, именно она нашла на полу спальни падчерицы истекающего кровью Уайлера с расстегнутыми полуспущенными брюками.

Но если Александра знала все, почему столько лет молчала? Почему с самого начала не пыталась запретить мужу посещать Ванессу?

Кей не могла представить ничего худшего, чем быть втянутой в грязную склоку между людьми, ставшими причиной стольких ее несчастий. Нужно было довериться интуиции и попросту выбросить письмо.

Но Кей волновала судьба сводной сестры. Если обвинения правдивы…

В уши рвался голос адвоката:

– Судебное заседание назначено на конец марта, мисс Уайлер. Когда вы сможете приехать и дать письменные показания?

– Думаю вам вряд ли удастся избежать этого, – сказала доктор Кук, откинувшись на спинку кресла. – Если не поедете добровольно, они могут добиться постановления суда, предписывающего вам явиться. Конечно, можно нанять своего адвоката, но это ужасно дорого, и результат будет тем же самым. Неподчинение суду – само по себе преступление. Не знаю, каково наказание, но вы сильно рискуете.

Кей задумчиво прожевала последний кусочек лазаини и, хотя ее голова была занята невеселыми мыслями, неожиданно поняла, что Лора превосходно готовит. Видно, она из тех людей, которые во всем добиваются совершенства.

– Он сказал, что меня обязательно заставят давать показания, если не приеду в течение следующих трех недель.

Но Кей все же не захотела твердо пообещать адвокату явиться в контору. Перспектива встретиться с отцом настолько выбивала ее из колеи, что Кей серьезно подумывала исчезнуть на время, оставить университет, скрыться, по крайней мере, пока не закончится процесс.

Но она все-таки никогда бы не сделала столь решительного шага, не посоветовавшись с Лорой.

Всего за несколько недель их знакомства они очень сблизились. Потребность Кей в человеке, который мог бы служить для нее примером, наконец-то была удовлетворена, – она встретила свой идеал в лице Лоры Кук. Лора была привлекательной, умной и тоже занималась психологией. Два-три раза в неделю Кей забегала в кабинет Лоры на медицинском факультете, и чаще всего их беседы тянулись до обеда или ужина. Две недели назад Лора пригласила Кей к себе домой – один из тех очаровательных особнячков, появившихся еще во время революции и выстроившихся вдоль мощеных брусчатых улиц старого района Фелз Пойнт около Балтиморского порта. Очевидно, Лора была не только талантливым наставником, но и прекрасно вела свои финансовые дела. Эти дома продавались по дешевке несколько лет назад, когда участок пришел в полнейший упадок; но сейчас здесь все было расчищено, и здания быстро поднимались в цене.

Особнячок Лоры был роскошно обставлен, хотя целый этаж занимал офис, где она принимала пациентов.

Хотя на этой ранней стадии их знакомства Кей с готовностью говорила о себе, Лора была более скрытной. Девушка считала, что их дружба не выходит за рамки отношений «наставник-студент», не хотела проявлять излишнего любопытства. Только после того, как Кей начала приходить к ней домой, Лора, жившая в одиночества, стала гораздо откровеннее, не скрывая самых интимных деталей, так что Кей хотя и чувствовала себя польщенной, одновременно испытывала смутную неловкость.

Лора происходила из старой мэрилендской семьи моряков и торговцев. В юности она и не думала восставать против традиционной роли, предназначенной для нее. Бизнес оставался мужским делом, а от нее ожидали лишь удачного замужества и побольше детей. В девятнадцать лет ее познакомили с красивым отпрыском семейства Куков, представителем еще одного клана мэрилендцев, и девушка почувствовала себя счастливой, когда тот сделал предложение. Она даже считала, что влюблена в жениха. Только в вечер свадьбы, когда шампанское лилось рекой, она впервые увидела возлюбленного в дымину пьяным и несколько часов спустя обнаружила что спиртное превращает его в полубезумного садиста. Брачная ночь была чем угодно, только не нежным посвящением в радости супружеской постели. Совершенно неопытная в вопросах секса, девушка с застенчивым нетерпением ждала медленного, постепенного пробуждения страсти. Но ее муж заботился лишь о собственных удовольствиях. Не слушая просьб Лоры, он бросил ее на пол, разорвал кружевную ночную сорочку из дорогого приданого и изнасиловал, врезаясь в нее снова и снова, поспешно удовлетворяя себя, не думая о новобрачной. Он проделывал с Лорой вещи, о которых она не могла подумать без ужаса.

– Я не назвала бы это занятие любовью, – призналась Лора. – Он брал меня словно бессловесный предмет, который можно использовать любым способом и как хочется. Жена или нет, но меня насиловали – традиционным способом, орально, анально… и не однажды. Я и не знала, что в браке тоже существует такая вещь, как насилие. Мне исполнился двадцать один год, и это происходило в древних пятидесятых. Одной из старомодных идей, в которые я свято верила, и никто не позаботился убедить меня в ином, было нечто, называемое супружеским долгом. Я была обязана выполнять и терпеть прихоти и капризы мужа. Возможно, я попыталась бы раньше избавиться от этого брака, но он мог быть добрым и нежным, когда не пил.

Но раньше или позже муж поглощал слишком много спиртного на вечеринке или деловом обеде, а это всегда кончалось одинаково. Один из взрывов насилия произошел, когда Лора была на восьмом месяце первой беременности. Муж обошелся с ней так зверски, что дело кончилось не только выкидышем, но серьезным кровотечением, едва не убившим Лору. Выйдя из больницы, она отказалась вернуться к мужу, но даже тогда ее семья уговаривала дать Куку еще шанс.

– Они заявили, будто именно я виновата в том, что брак оказался неудачным, – объяснила Лора. – И все время цитировали брачные обеты и талдычили, что нельзя нарушать священные клятвы… ну, сама знаешь… «пока смерть не разлучит нас»… словно у меня не было иного выбора, кроме как оставаться с ним, подвергаясь постоянной опасности, и знать, что когда-нибудь он обязательно меня убьет.

Но Лора твердо решила обрести независимость – получила развод, поступила в колледж, примирилась с семьей, окончила медицинский факультет и с тех пор жила одна и вполне довольствовалась этим.

– Наверное… после такого я просто не могу доверять мужчине. Знаю, это несправедливо. Я бы хотела, чтобы все было иначе… но он так ужасно ранил меня…

Именно из-за желания найти путь к решению этой проблемы она и старалась лечить в основном женщин с различными сексуальными отклонениями. Но все же, по собственному признанию Лоры, недоверие к мужчинам оставалось, хотя она сама считала его иррациональным. Именно честность Лоры позволила Кей увериться, что никто лучше не сможет понять ее собственный не рассуждающий безликий страх перед встречей с отцом, хотя они наверняка не останутся в одиночестве. И хотя Лора уговаривала Кей вернуться в Чикаго, она понимала, насколько нелегко дается ей это решение и каким тяжелым ударом для психики может обернуться эта поездка. Правда, Кей считала Лору чем-то вроде названой матери, но подозревала, что и для нее является чем-то вроде дочери. Лора упомянула, что не рожденный младенец, которого она потеряла, оказался девочкой, и, если бы малышка выжила, была бы сейчас того возраста, что Кей.

Этим вечером, рассказав Лоре о разговоре с адвокатом, Кей помогла убрать со стола и женщины собрались пить кофе в гостиной, со стенами спокойного желтоватого цвета, обставленной в смешанном стиле, – ранняя американская мебель мирно соседствовала с удобными мягкими креслами. Кей и Лора уселись по обе стороны камина, где горело жаркое пламя.

– Меня удерживает от дачи показаний только то, – призналась Кей, – что, если я откровенно расскажу о случившемся, боюсь, отец наверняка проиграет процесс.

– Без сомнения, поэтому адвокат так настойчиво их добивается.

– Но мне кажется, это несправедливо.

– Почему нет? Ведь все было на самом деле, так ведь?

– Да, в отношении меня. Но разве это доказывает, что он сделал это с моей сводной сестрой? Сказанное мной так очернит Уайлера в глазах окружающих, что ему несомненно запретят видеться с дочерью. На это и рассчитывает Александра. Но, насколько я ее знаю, она вполне могла сочинить всю историю из мести, ведь второй брак тоже распался, и она так обозлилась, что готова сорвать злость на ком угодно.

Лора задумчиво кивнула.

– Это дело суда, Кей. Если твой отец невиновен, он, без сомнения, сумеет найти множество показаний в свою пользу; медицинское свидетельство, заключение детского психотерапевта.

– Но как только я заговорю, все это потеряет смысл. Вы сами знаете это. Если он напал на меня, значит, может не пожалеть и Ванессу.

– Довольно логичное заключение, – согласилась психиатр. – Но я считаю, у тебя нет другого выбора, кроме как дать показание.

Обе замолчали. Лора предложила бренди. Кей отказалась, но хозяйка подошла к маленькому бару, налила себе и возвратилась на место.

– Удивительно, – задумчиво вздохнула Кей, глядя на горящие поленья. – Как секс управляет нашей жизнью.

– Управляет нами? Конечно, это очень важный фактор, но, думаю, ты слишком преувеличиваешь, и…

Но Кей перебила ее, упрямо возвращаясь мыслями к собственной судьбе:

– Посмотрите, что случилось с вами, с моими родителями, со мной. В каждом случае нас заставили выбрать определенный путь, и все из-за секса: желание любить, боязнь вступить в определенные отношения, неспособность наслаждаться сексом и могущество, с которым он может править нами, заставляют нас совершать глупости, вести себя по-детски или даже непорядочно. Может, вы считаете, что все эти случаи нетипичные, не знаю. Только мне кажется, почти каждый… мечется, что ли, и подчиняется этим животным побуждениям в нас самих. Впрочем, вы можете это видеть сами в своей практике.

– Конечно, сексуальные проблемы – моя специальность, и тут ты права.

Кей опять немного помолчала.

– Я бы хотела лучше понять сущность власти, которую секс имеет над нами.

Она выпрямилась, пораженная неожиданно пришедшей в голову мыслью.

– Вот чем мне хотелось бы заняться – исследованием секса. Не просто экспериментальной психологией, а серией опытов, которые помогли бы лучше объяснить природу сексуальности человека, позволяющих лучше контролировать ее и себя.

– Неплохая мысль, – решила Лора. – У тебя есть какие-то определенные идеи насчет того, что хочешь изучать или каким образом собирать данные?

Кей пожала плечами: она еще ничего не успела обдумать.

– Знаю только, что мне хотелось бы суметь хоть как-то облегчить жизнь людей, заставить избавиться от страха перед сексом, непонимания собственной натуры. Я так много видела людей… ну, словом, сексуально озабоченных, что ли! С затраханными мозгами.

– По-моему, весьма сложная, ненадежная область экспериментов, – улыбнулась Лора. – Но если это интересует тебя, Кей, если считаешь, что сумеешь сделать вклад в науку, тогда хорошенько все обдумай. Реши, какого рода эксперименты тебе хотелось бы провести, что за проблему собираешься изучать?

Кей перебрала в памяти несколько тем, но не смогла остановиться на чем-то определенном. Наверное, с ее стороны слишком самонадеянно и глупо предложить секс как объект научного исследования. Конечно, можно заниматься наблюдениями за лабораторными животными и экстраполировать их применительно к людям. Но не это она имела в виду. Кей хотела узнать что-то непосредственно связанное с жизнью людей и трудиться во имя их блага. И каким образом должны проводиться такие эксперименты?

– Может, это неосуществимо, – ответила она наконец. – По крайней мере, не для меня.

– Не сдавайся так быстро, – уговаривала Лора. – Скоро ты кончишь университет, Кей. Неплохо бы иметь собственную дипломную исследовательскую работу. Если подберешь какую-нибудь действительно ценную с точки зрения науки тему, я, возможно, сумею раздобыть для тебя деньги – субсидию на проведение исследований, да еще и стипендию, чтобы ты перестала позировать для этих дурацких снимков.

Хотя Лора никогда не критиковала способ, которым Кей зарабатывает деньги, последнее время она, казалось, была готова сделать все, чтобы помочь Кей получить стипендию, которая позволила бы той решить многие финансовые проблемы.

– А вы согласились бы руководить работой? – спросила Кей.

– Возможно. Зависит от выбранной темы.

– Ну что ж, я все хорошенько обдумаю, – пообещала Кей. – Договоримся об этом, когда я вернусь из Чикаго.

Приняв решение дать письменные показания, Кей не стала медлить и на следующий день после ужина с Лорой забронировала билеты на утренний рейс в пятницу. Потом позвонила Арнольду Джиллиему и попросила достать обратный билет.

– Не хочу пропускать слишком много занятий, – пояснила она. – Надеюсь, вы сможете принять меня в пятницу днем, и кроме того, я останусь на уик-энд, на тот случай, если еще понадоблюсь.

– Прекрасно! – ответил Джиллием. – Я пошлю лимузин к самолету и ожидаю вас к трем. Это даст вам время снять номер в отеле. – Кроме того, он добавил, что все расходы несет фирма.

Повесив трубку, Кей несколько минут нерешительно постояла у телефона в здании студенческого объединения.

Она заранее разменяла несколько долларов на четвертаки, но не была уверена, стоит ли звонить. Девушка знала, что Митч воспримет всякое желание увидеть его – особенно, если она возвратилась в Чикаго – как знак, что она хочет еще раз попробовать возродить прежние отношения. Кей не хотела вводить Митча в заблуждение, но чувствовала, что поведет себя по-детски грубо, если не захочет встретиться со старым другом.

Она набрала номер торговой фирмы, где работал Митч, и опустила в прорезь несколько монет.

– Милликен-Джессап, – ответила телефонистка.

– Мистера Карлошика, пожалуйста.

– Простите, здесь такой не работает. По-видимому, вы неправильно набрали номер.

Раздались короткие гудки. Неужели она ошиблась? Кей взглянула на письмо от Митча, лежавшее в сумочке, чтобы проверить номер телефона на бланке: «Милликен-Джессап Коммодитиз Брокерз», все верно, черным по белому. Письмо пришло неделю назад. Кей не могла поверить, чтоб Митча уволили – он мало писал о себе, но всегда хвастался успехами. Она еще раз проглядела письмо. Вот это место:

«Только сейчас получил прибавку – и теперь могу содержать жену в роскоши…»

Кей, решив, что, должно быть, просто наткнулась на новенькую телефонистку, снова набрала номер.

– Не вешайте трубку, пожалуйста, – поспешно попросила она, услышав женский голос. – Вы только сейчас сказали, что мистер Карлошик здесь не работает. Не можете сказать, почему он уволился? Сам или…

– Никто не уволился, мисс. Я здесь уже полгода и ни разу не слыхала ни о каком Карлошике.

Кей окончательно перестала что-либо понимать: значит, все эти годы он лгал?

– Митч Карлошик? – в отчаянии выпалила она. – Вы никогда о нем не слышали?

– Ах, Митч! – воскликнула телефонистка, явно поняв, о ком идет речь. – Ну конечно, Митч! Мистер Куэрел? Наверное, именно он вам нужен?

Тонкая ироническая улыбка появилась на губах Кей при воспоминании о визите в дом Карлошиков и о брошенных Митчу отцом обвинениях в том, что тот не обращает внимания на соседских девушек и хочет отсечь себя от собственных корней. Очевидно, старик был не совсем не прав.

– Да, наверное, это он, – сказала Кей вслух.

– Митч сейчас в «яме». Вызвать его оттуда почти невозможно.

– Может, все-таки попытаетесь? Я звоню из другого города.

Она так долго ждала, что пришлось потратить почти всю мелочь, и когда уже была готова сдаться, послышался какой-то треск и мужской голос прокричал:

– Хэлло!

Кей показалось, что это Митч, но слышимость была ужасная, словно там, где он находился, шла драка – десятки людей орали, перекрикивая друг друга.

– Митч! – обрадовалась она. – Это Кей!

– Иисусе, Кей! – заорал он в ответ. – Потрясающе! Едешь в Чикаго?

– Да! Откуда ты знаешь?

– Иначе не звонила бы. Когда тебя ждать?

– В пятницу и…

Она хотела что-то добавить, но тут Митч, не слушая ее, завопил, словно переходя на чужой язык.

– Я! Я покупаю соевые бобы! Семь в июле! И десять в августе!

– Митч! Что происходит?

– Извини Кей, я в яме, здесь говорить невозможно. Но я буду ждать тебя и специально освобожусь.

Разговор прервался.

Кей, вероятно, должна была рассердиться на такое обращение, но вместо этого почувствовала облегчение – хорошо, что бизнес у Митча на первом месте. Может, будет не так сложно поддерживать чисто дружеские отношения.

 

ГЛАВА 21

В ночь перед отъездом Кей почти не спала и, собирая вещи, все время ощущала в желудке гнетущий комок беспокойства. У нее никогда еще не было такого зловещего предчувствия опасности, хотя девушка все время пыталась уговорить себя, как глупо испытывать этот непонятный иррациональный ужас каждый раз при воспоминании о той ночи, когда отец едва не изнасиловал ее.

Однако, как только самолет поднялся в воздух, все беспокойство куда-то исчезло. Кей захватила с собой портфель, уселась в кресло и начала делать предварительные заметки к дипломной работе по сексуальности человека, которые хотела показать Лоре. Но скоро сказалась бессонная ночь и девушка начала зевать. Сняв с сетки над головой подушки, она решила вздремнуть. Самолет сделал короткую остановку в Кливленде, но ее глаза открылись только, когда колеса коснулись земли. Вошло несколько пассажиров, самолет взлетел, и Кей снова отключилась.

Кто-то потряс ее за плечо. Соседка, пожилая женщина, встревоженно глядела на нее.

– Не спите, дорогая. Лучше послушайте!

Вокруг царила суматоха. В воздухе стоял слабый, но едкий запах. По салону разносился голос стюардессы.

– …С подушкой на коленях… наклонитесь так, чтобы верхняя часть туловища оказалась на подушке… обхватите колени руками… Как только самолет окончательно остановится, из аварийных выходов будут спущены эвакуационные лотки-скаты.

– Что случилось? – спросила Кей.

– Кто-то курил в туалете и устроил пожар, – объяснила соседка. – Мы недалеко от Чикаго, но придется делать вынужденную посадку.

– О Боже, – вздохнула Кей. Так вот что означало ее предчувствие!

Самолет продолжал лететь, но никак не мог выровняться; запах в салоне становился сильнее, по проходу пополз дым. Две стюардессы раздавали подушки пассажирам. Где-то впереди плакал ребенок. Как ни странно, Кей не столько испугалась, сколько обозлилась. Она не хотела умирать – ведь еще столько не сделано! Как она жалела сейчас, что не действовала решительнее, не была смелее, не достигла большего!

Пожилая женщина монотонно-механически бормотала молитвы:

– Святая Мария, матерь Божья…

Кей невольно спросила себя, кому должна молиться она? И неожиданно перед глазами всплыла мучительная картина – она и мать в heiau… разложенные по земле hamakua, Пеле, богиня вулканов, повелительница огня. Может, именно к ней и стоит обратиться?

«И, черт побери, разве ты не в долгу у меня? – требовательно спросила про себя Кей. – Разве моя мать не принесла тебе страшную жертву?»

В динамике раздался мужской голос. Ровный. Успокаивающий.

– Леди и джентльмены. Говорит капитан Лофмер. Мы подлетаем к аэропорту «О Хэйр Интернэшнл». Посадочную площадку уже освободили. Добро на посадку получено. Сейчас будем садиться. Наклонитесь вперед и оставайтесь в таком положении, пока самолет не остановится.

И после секундной паузы добавил:

– Благослови господь всех вас.

Кей согнулась, вжавшись в лежавшую на коленях подушку, чувствуя рокот выпускаемых шасси, слушая тонкий вой выдвигающихся закрылков. Слава Богу – благодарение Пеле – все системы, кажется работают. Но дым становился все гуще, так что в двух шагах ничего не было видно. В горле першило, глаза щипало.

Пожилая женщина больше не молилась, и Кей, даже не смотря в ее сторону, услыхала тяжелое хрипение, словно та задыхалась.

Кей коснулась ее плеча.

– Вам плохо?

Соседка с трудом повернула голову.

– Астма – прохрипела она.

– Дым – это хуже всего, да?

– И… и напряжение, дорогая, – прошептала женщина, тяжело, неровно дыша. – Так что ничего не поделаешь.

И, к огромному удивлению Кей, женщина улыбнулась, очевидно, полная решимости держать себя в руках. И хотя девушка улыбнулась в ответ, но все же промолчала, боясь, что соседке от попыток говорить станет хуже, и, протянув руку, сжала ее пальцы и почувствовала слабое ответное пожатие. Через секунду самолет, неуклюже попрыгивая, уже катился по взлетной полосе. Двигатели взвыли в последний раз – скорость быстро снижалась. Одна из стюардесс громко закричала:

– Оставаться в этом положении до полной остановки! Потом спокойно, очень спокойно, проходите к аварийным люкам спереди и сзади, сначала пассажиры с ближайших к люкам мест!

Но не успел самолет остановиться, как обезумевшие люди, сорвав ремни безопасности, ринулись к спасительным отверстиям. Дым был так густ, что Кей могла видеть всего несколько рядов впереди. Но тут, приглядевшись, она различила прямоугольник света, смутно маячившего в сером тумане, – дверь переднего люка открылась. Похожие на призраки фигуры быстро мелькали в проходах. Голоса членов экипажа раздавались в обоих концах салона:

– Побыстрее, пожалуйста… прыгайте на лоток… поспешите.

В хвосте самолета было совсем черно от дыма, с каждой минутой угрожавшего окончательно затопить самолет.

Кей уже встала, но, заметив, что пожилая женщина все еще оставалась в кресле и даже не смогла разогнуться, вернулась, отстегнула ремень и, просунув руки под мышки соседки, подняла ее. Та была без сознания и свинцовым грузом обвисла на девушке. Но, по крайней мере, хоть оказалась невысокой и худенькой. Вытащив женщину в проход, Кей оглянулась и впервые заметила желтые языки пламени, лизавшие задние кресла. Некоторые пассажиры, сидевшие в хвосте, в панике бросились вперед, протискиваясь мимо Кей, упрямо тащившей все еще не очнувшуюся женщину, словно огромную корягу. Непомерная тяжесть заставляла Кей дышать глубже и чаще, и с каждым вздохом она чувствовала, как жар обжигал легкие. Руки онемели, сил почти не осталось, но Кей не сдавалась, судорожно втягивая горький воздух и продолжая упрямо продвигаться к свету. Но тут внезапно поняла, что больше не может. Ей словно приходилось брести через густую вязкую грязь.

– Возьмите ее… пожалуйста… – сказала она неясной мужской фигуре, маячившей рядом, и, задыхаясь, плюхнулась на ближайшее сиденье, закрыв горевшие глаза, почти с нетерпением желая только, чтобы эта боль кончилась, ожидая, пока дыхание не прекратится окончательно.

– Держитесь, – сказал мужчина. Кей почувствовала, как сильные мускулистые руки обхватили ее за талию, осторожно подняли. Девушка пыталась снова открыть глаза, но не могла из-за невыносимой реки и уже почти в обмороке ощутила резкий удар холодного воздуха по легким. – Она тут же соскользнула вниз по аварийному лотку-трапу, как ей показалось, сидя у кого-то на коленях, – те же надежные руки по-прежнему не выпускали ее. Потом Кей подняли и понесли. Вокруг раздавались крики, вой сирен. Она снова вынудила себя расцепить веки. Перед глазами плавало чье-то размытое лицо. Кто это? Но тут ее положили на что-то мягкое и прохладное. Она пыталась вглядеться, сосредоточиться, но зрение отказывалось подчиняться… хотя… Кей почему-то казалось, что это лицо она видит не впервые.

– Лучше давайте я возьму ее, мистер, – произнес кто-то.

Потом над ней наклонились другие, одетые в белое люди.

– Назовите свое имя, – быстро сказал другой голос, мужской.

Он к ней обращается? Все равно, неважно… Она не может говорить. К лицу Кей прижали кислородную маску, и девушка глубоко вдохнула, снова почувствовав резкую боль в горле и легких, пока санитары быстро увозили каталку к машине «скорой помощи».

* * *

– Нельзя ли мне одеться и уйти? – окликнула Кей сестру, бегущую мимо ее бокса с лотком марлевых салфеток.

– Я уже хорошо себя чувствую.

Жизнерадостная негритяночка, деловито сновавшая по коридору, на секунду остановилась.

– Милочка, сожалею, но вас имеет право выписать только доктор. Иначе на нас могут подать в суд, понимаете? А теперь отдыхайте, он скоро придет. Лучше не снимайте сорочку, он может еще раз захотеть осмотреть вас.

Сестра задернула занавески и хлопотливо умчалась куда-то.

Кей уже провела больше часа в больнице аэропорта и подверглась поспешному осмотру двух докторов – штатного врача аэропорта и пульмонолога, который сам летел этим рейсом и поэтому был полон сочувствия к друзьям по несчастью. Оба не нашли у Кей никаких серьезных повреждений, за исключением раздражения глаз и дыхательных путей, вызванного дымом.

Кей снова легла на смотровой стол. Конечно, она, возможно, спокойно могла скрыться, воспользовавшись суматохой и никто бы не заметил, но, несмотря на нетерпеливое желание поскорее уйти, у нее просто не было сил и энергии, чтобы пытаться сбежать прямо сейчас и, скорее всего, ввязаться в спор с персоналом аэропорта.

– Вот вы где!

Кей приподнялась на локтях, чтобы взглянуть на мужчину, отодвинувшего занавески. Когда он шагнул в бокс, девушка сообразила, что именно это ее спаситель. Очень привлекательный, лет тридцати пяти – высокий, загорелый, чуть грубоватое обветренное лицо – словно много времени проводил на воздухе.

– Какое счастье, что с вами ничего не случилось, – продолжал он. – Тут такой бедлам творится, меня никак не пропускали к вам, и я очень беспокоился. Наконец пришлось просто пробраться тайком.

Он как-то странно-вопросительно улыбнулся.

– Совсем не помните меня?

– По-моему, вы вытащили меня из самолета.

– Верно. Но мы встречаемся не впервые. Старые знакомые.

Кей всматривалась в мужчину; он снова поддразнивающе улыбнулся, словно призывал напрячься и вспомнить. Мужчина был одет в твидовый блейзер, серые слаксы и голубую, распахнутую у ворота, рубашку. Кей внимательно изучила его костюм, надеясь отыскать ключ к разгадке, но в конце концов сдалась и покачала головой.

– Мне следовало бы оскорбиться, – хмыкнув, объявил он шутливо. – Я помню вас, Кей, так хорошо, словно это было вчера. Наверное, правду говорят о военных, что женщины смотрят только на мундир.

Мундир…

– Господи! Вы?! Пирл-Харбор! Офицер…

Она не могла вспомнить его имя, но все остальное вернулось к ней: как он был добр, как помог обнаружить имя отца и сумел отправить ее бесплатно в Чикаго.

Лицо мужчины расплылось в широкой улыбке.

– Джим Болтон, – сказал он, протягивая руку. Кей взяла ее обеими ладонями.

– Джим – да! Как я могла забыть?

Несколько долгих минут они молча смотрели друг на друга. Смущение все больше завладевало Кей – ее нагота была скрыта лишь бумажной сорочкой, надетой для медицинского осмотра.

Чувствуя ее неловкость, Джим сказал:

– Простите, что так ворвался, но хотел перед уходом убедиться, что с вами все в порядке.

– Думаю, ничего серьезного. Я хотела поскорее уйти, но, кажется, и сюда проникли бюрократы.

– Сейчас посмотрю, что можно сделать.

Она уже хотела попросить Джима не беспокоиться – не стоит требовать особого внимания, когда так много пассажиров нуждается в медицинской помощи, но он уже исчез и через несколько секунд вернулся с маленькой доской-пюпитром.

– Я могу забрать вас прямо сейчас, хотя не стоило бы этого делать, если вы еще не совсем оправились.

– Нет, честное слово, все хорошо, только горло немного болит.

Джим постучал по дощечке.

– Бланк выписки. Вы должны подписать это, и я беру вас на поруки.

Кей взглянула на бланк, потом вопросительно посмотрела на Болтона.

– Это не пожизненный контракт, – сухо объяснил он. – Конечно, если хотите подождать…

– Нет уж, сэр, желаю как можно скорее выбраться отсюда.

Джим протянул Кей ручку с золотым пером, и она быстро расписалась.

Пока Джим улаживал дела с доктором, Кей быстро надела кремовый льняной костюм. Юбка была порвана в нескольких местах и измазана сажей. Поглядев в зеркало, она увидела безнадежно спутанные волосы и перепачканное лицо. Только пытаясь смыть грязь, Кей поняла, что красные пятна – это ожоги. Знай девушка, как ужасно выглядит, ни за что не согласилась бы уйти с Джимом. Впервые в жизни в Кей проснулось тщеславие – ей почему-то не хотелось предстать в подобном виде, особенно перед ним, человеком, помнившим ее после девяти лет разлуки.

Но было слишком поздно – она уже стояла около бокса. По сравнению с ним, аккуратно одетым и причесанным, Кей почувствовала себя нищей оборванкой.

– Выйдем через черный ход, – поспешно сказал он, оттаскивая ее к боковой двери. – Пресса осадила больницу.

Они прошли по терминалу, оказались у ряда телефонных будок. Оглядевшись, Кей заметила у главного входа толпу репортеров и операторов.

– Спасибо, что избавили меня от этой банды, – облегченно вздохнула Кей, в восторге от того, как спокойно и без лишней суеты справляется с трудностями Джим, ухитряясь при этом выглядеть ни напыщенным, ни навязчивым.

– Я взял напрокат автомобиль, – сообщил Джим, беря ее под руку, но Кей неожиданно встала как вкопанная.

– Подождите, мой багаж!

Нужно переодеться перед тем, как ехать в отель. И тут она сообразила, что не знает, где забронирован номер – это должен был сообщить водитель, встречавший ее с лимузином. Все окончательно запуталось.

– Сюда, – сказал Джим, сворачивая в сторону. Но вместо того, чтобы привести ее в багажное отделение, направился к одному из больших окон, выходивших на взлетную полосу. Там, вдали, виднелась черная обугленная масса фюзеляжа, еще дымящаяся. Пожарники заливали последние языки огня пеной. Только нос оставался нетронутым.

– Вещи спасти не удалось, – объяснил Джим.

Кей почувствовала мгновенный толчок страха, только сейчас поняв, что спаслась чудом.

– Все успели выйти? – спросила она. Джим покачал головой.

– Трое погибли. Но все равно, считайте, произошло чудо, учитывая, как быстро распространяется огонь в самолетах.

Он остановился и издал тихий стон отвращения. Взглянув на Джима, Кей заметила гневно сжатые челюсти.

– Что случилось? – испуганно она.

– Все это так бессмысленно, – процедил он вновь, беря ее под руку. – Кто-то курит сигарету в туалете, а трое из-за этого мертвы. Необходимо запретить курить в самолетах, и неплохо было бы, если изготовители начали применять негорючие материалы, или, по крайней мере, трудносгораемые и не дающие токсичного дыма.

Он все убыстрял шаги и, казалось, немедленно бросится исправлять все ошибки и недочеты, допущенные другими.

Пока Джим ходил за машиной, Кей вспомнила, что нужно позвонить в юридическую фирму. На часах была половина четвертого.

– Мисс Уайлер! – с облегчением воскликнул Арнольд Джиллием. – Как я рад слышать вас! Мы все ужасно волновались, когда услыхали, что произошло.

«Волновались, что проиграете процесс», – с ехидцей подумала Кей.

– Водитель, которого послали в аэропорт, сказал, что вы пострадали. Он был уверен, что вас отправят в больницу.

– Обошлось. Но я звоню из аэропорта и хотела бы узнать, в каком отеле мне сняли комнату.

– Конечно, конечно! «Палмер-Хаус». На ваше имя зарезервирован номер. Вы, наверное, очень устали. Отдохните и, если сумеете, приезжайте к шести.

– Сегодня?

Кей не знала, злиться ей или удивляться такой откровенной бессердечности.

– Конечно, нет.

– Но мистер Кессел играет по субботам в гольф и хотел ехать туда…

Теперь стало легче определить, что испытывает Кей в эту минуту.

– Мистер Джиллием, я едва не погибла и не чувствую себя достаточно сильной, чтобы мотаться по городу, и тем более позволить допрашивать себя адвокатам женщины, к которой питаю весьма мало симпатии. Поэтому можете передать мистеру Кесселу, пусть возьмет мячик для гольфа и запихнет себе… сами знаете куда. Я приеду завтра, и то, если смогу.

Только сейчас Кей позволила долго сдерживаемой ярости вырваться наружу – в конце концов это шавки ненавистной Александры!

Адвокат попрощался и быстро повесил трубку.

Джим уже ожидал у терминала, сидя в дешевой скромной машине. Ощутив ледяное дыхание февраля, Кей вспомнила, что оказалась в городе ветров, а зимнее пальто сгорело вместе с остальным багажом, как и все, что лежало на верхней полке, – сумочка, деньги, удостоверение личности. Кей забралась в машину, злобно хлопнув дверцей, и сидела, распираемая гневом, пока Джим осторожно прокладывал путь в потоке машин. Поддавшись настроению девушки, он тоже молчал.

Только когда они выехали на шоссе, ведущее к городу, Джим осторожно осведомился, что случилось. Кей могла бы рассказать о причинах, приведших ее в Чикаго, но сдержалась. Единственное хорошее событие, случившееся здесь, – это новая встреча с Джимом Болтоном. Глядя на него, она, как ни странно, испытывала радость оттого что едва не погибла. Не произойди катастрофы, они могли бы так и не увидеться. Глупо тратить на жалобы время, которое им осталось провести вместе.

– Я все улажу сама, – решительно объявила она, – стараясь отвлечься. – Знаете, я неловко себя чувствую оттого, что не узнала вас сразу. Не хочу, чтоб вы посчитали меня неблагодарной. Не думайте, что я забыла, как вы были добры ко мне во время нашей первой встречи.

Оглянувшись, Джим улыбнулся.

– Выполнял свой долг, мэм! Вы отправлялись на поиски отца, насколько припоминаю. Потом я часто гадал, удалось ли вам его найти.

– Да, – резко ответила Кей. – Но потом мы не жили вместе долго и счастливо.

Джим, казалось, понял ее нежелание исповедоваться.

– Жаль слышать это. Однако вы, я вижу, все-таки поселились в Чикаго?

– Вот и наша встреча – чисто случайная. Я впервые за много лет вернулась сюда. Честно говоря, лучше бы держалась подальше от этого города.

Джим бросил на нее вопросительный взгляд, но Кей больше ничего не сказала.

– Как насчет вас? – поинтересовалась она. – Почему вы сегодня оказались в самолете?

– Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, – вздохнул он. – Нечто вроде инспекционного полета.

– И что же вы проверяли?

– «Мид-Коаст Эйрлайнз». Последние две недели я летал по всем их маршрутам: Вашингтон – Сент-Луис, Сент-Луис – Кливленд, Кливленд – Чикаго…

– И что же вы хотели узнать? Поколебавшись минуту, Джим признался:

– Стоит или нет покупать авиакомпанию.

– Покупать?! – охнула Кей, широко раскрыв глаза.

– Конечно, не в одиночку. Собрана группа инвесторов – такого серьезного шага я еще никогда не предпринимал, – пояснил Джим.

– Все же это весьма впечатляет. Расскажите, как морской офицер всего за девять лет ухитрился превратиться в магната.

– Я не магнат, – засмеялся Болтон, но все же коротко рассказал о том, как жил все это время между двумя встречами. Он вернулся во Вьетнам и еще год прослужил на патрульном судне. Сначала Джим думал, что сможет остаться на сверхсрочную службу, но война лишила его всяких иллюзий относительно армии, поэтому он возвратился домой, чтобы доучиться в Гарвардской школе бизнеса. Болтон только собирался обдумать, как применить полученные знания, когда война во Вьетнаме закончилась. После всех жертв и напрасной гибели сотен солдат, американцы буквально бежали из страны. Джим сообразил, что на полях сражений осталось огромное количество брошенной военной техники и машин, поврежденных и совсем новых, стоивших много миллионов долларов. Кроме того, коммунистическое правительство опустошенного войной Вьетнама вероятно, нуждалось в деньгах на восстановление страны. Джим снова ушел из университета. Два года напряженного труда ушло на подписание контрактов с коммунистами, не желавшими иметь дело с американцами, но Джим постепенно наладил торговлю запасными частями для самолетов и вертолетов. Дело пошло хорошо, и теперь, всего через три года после окончания войны, Джим смог получить значительную прибыль.

– Но особенно расширять его нет смысла, – добавил Джим, – поэтому я и решил купить какое-нибудь смежное предприятие. Авиакомпания хорошо сочетается с торговлей запасными частями.

– А после сегодняшнего, – спросила Кей, – вы по-прежнему заинтересованы в авиабизнесе?

– Авария ничего не изменила. Вряд ли она произошла по вине компании, наоборот, насколько я смог увидеть, в «Мид Коаст» прекрасные руководители, и инвесторы сделают выгодные вложения, – весело объяснил он, останавливая машину у «Палмер-Хаус», – так что, вероятно, сделка состоится.

Он проводил Кей до самой стойки портье и оставался рядом, пока она не получила номер в одном из самых больших и лучших отелей города. Портье вручил девушке листок бумаги:

– Звонил мистер Кэрел – «срочно».

Кей решила, что Митчу уже известно о катастрофе. Направляясь вместе с Джимом к лифту, Кей сказала:

– Я, наверное, вас задерживаю? Судя по вашим словам, у вас и без меня дел по горло.

– Но не настолько важных. Кроме того, чувствую, что еще могу вам сегодня пригодиться.

Он явно флиртовал с ней, и Кей почему-то это нравилось.

– Что заставляет вас так думать? – кокетливо спросила она в тон Джиму.

– Простой здравый смысл. Прежде всего, думаю, вам понадобится одежда, а следовательно, и тот, кто может ее купить, и кроме того…

– Ой, и правда, – охнула девушка.

Ей необходимо все – от нижнего белья и зубной щетки, до чулок и хоть какого-то платья для завтрашней встречи. А денег – ни цента. Но Джим просил ее не волноваться, он даст ей взаймы сколько потребуется.

– Теперь, все, что мне нужно, – собраться с силами и отправиться по магазинам, – весело объявила она. Сегодняшние испытания, переживания тяжелого дня наконец-то взяли свое, и, единственное, чего хотелось Кей, – забраться в постель и уснуть.

Но и тут Джим решил проблему и предложил вместо того, чтобы куда-то идти, позвонить в магазин и попросить прислать на выбор вещи ее размера. Кей не была уверена, что можно сделать заказ таким образом, но они все же поднялись в номер, и Джим, узнав ее размер, мгновенно все уладил и велел доставить в отель в течение часа платья, пальто и туфли.

– Почему бы вам пока не полежать в горячей ванне? Как раз то, что вам надо, – сказал он и положил трубку.

– Прекрасная мысль, – кивнула Кей, и Болтон мгновенно очутился в ванной и открыл кран. Она пошла за ним и увидела, как Джим подставил руку под воду, проверяя температуру. Как хорошо иметь кого-то, кто заботится о тебе… и все же Кей стало неловко – она доставляет этому человеку столько хлопот!

– Джим, со мной все порядке… если вам нужно идти…

Болтон встал.

– Мне не нужно идти, – тихо, но твердо ответил он. – И не хочется, разве что вы…

– Нет, – поспешно перебила она. – Мне нравится, когда вы рядом.

Их взгляды встретились, застыли, и воспоминания вновь нахлынули на Кей. Вот так они стояли девять лет назад. Только теперь что-то изменилось. Возникло новое притяжение, словно между ними проскакивали электрические заряды.

– Идите в ванну, – наконец выговорил Джим и вышел, закрыв за собой дверь.

Горячая вода унесла накопившееся в теле напряжение. Закрыв глаза, в полусне, Кей представляла себя в его объятиях… там… на самолете, когда оба скользили вниз, к земле…

Наконец она решила встать и завернулась в большую махровую простыню. Полотенцем поменьше обвязала голову. В комнате царил хаос. Одежда всех цветов радуги была разложена на диване и стульях – костюмы, платья, халаты, ночные сорочки, коробки с обувью. Кроме того, Джим успел заказать по телефону обед в номер, и в углу стоял сервировочный столик, заставленный блюдом с несколькими сортами сыра, вазой с фруктами, чайником и чашками и накрытыми крышками тарелками.

Джим, сидя у письменного стола и прижимая трубку к уху, с кем-то говорил, делая пометки в блокноте. Кей занялась платьями, не упуская, однако, возможности послушать.

– Потом делайте предложение через неделю, дней десять… Их не за что винить, но дурная слава, возможно, позволит сбить цену на несколько миллионов.

Он замолчал, слушая ответ собеседника, потом улыбнулся Кей и поспешно сказал:

– Я перезвоню, Херб. У меня сейчас неотложное дело, не могу заставлять человека ждать.

И повесил трубку.

– Не стоило прерывать разговор из-за меня, – покачала головой Кей.

– Я и так уже закончил. Кстати, вы, наверное, голодны.

Он поднял крышку с одной из тарелок с огромным, вкусно пахнувшим сэндвичем с ростбифом.

– Вы обо всем подумали! – воскликнула Кей, подходя к нему, – но я, пожалуй, ограничусь чашкой чая.

– Сейчас, – кивнул Джим, наклоняя чайник над чашкой. – Устали? Это последствия шока, так всегда бывает после прилива энергии. Вам лучше прилечь, я сейчас принесу чай с лимоном и сахаром.

Перед тем, как уйти, Кей выбрала из вороха одежды ночную сорочку.

– Это рай, – убежденно сказала она, когда Джим принес ей чай а сам, подвинув стул к кровати, уселся рядом. Кей полусидела на подушках, укрытая одеялом, чувствуя себя больным беспомощным ребенком, которого не пустили в школу и всячески оберегают. Такого с ней никогда не было. С самого детства Кей, сколько себя помнила, заботилась о матери, считала своей обязанностью защищать и ухаживать за Локи.

– Сахару достаточно? – спросил он, когда Кей сделала первый глоток.

– Превосходно, – ответила Кей. Глаза их снова встретились, и она неожиданно ощутила, как благодарна судьбе… или богам! – за то, что их пути пересеклись еще раз. Как жаль, что она так измучена – хорошо бы пойти с ним куда-нибудь поужинать, потанцевать…

– Вам раза два звонили, пока вы были в ванной, – перебил Джим поток ее мыслей. – Секретарь из юридической фирмы просила приехать завтра к одиннадцати. И еще какой-то Митч. Попросил перезвонить ему домой. Я оставил у телефона записку с номером.

Он немного помолчал.

– По-моему, ему не понравилось, что в вашем номере мужчина. Замучил меня расспросами, что я тут делаю. Думаю, смог ответить удовлетворительно, но жаль, если из-за меня вы поссоритесь.

– Он всего лишь друг, – ответила Кей, с силой опустив чашку с блюдцем на колени. – И не имел права вас допрашивать.

– Ничего страшного, Кей. Трудно осуждать любого мужчину за попытку стать к вам ближе.

Кей медленно улыбнулась. Ее так и подмывало признаться Джиму Болтону, что если какой-то мужчина и стал к ней ближе, это именно он. Но девушка тут же предостерегла себя от такого легкомыслия – ведь она совсем не знала Джима, и несмотря на все, что он сделал для нее, прошло целых девять лет. Джим вполне мог за это время обзавестись женой и детьми.

Кей даже удивилась, почему эта внезапно возникшая мысль столь неприятна, но в этот момент новая волна усталости охватила ее. Она улеглась поудобнее, совсем забыв о чашке с блюдцем, все еще стоявших на одеяле. Джим едва успел их подхватить.

– Я пойду, – сказал он. – Укутайтесь потеплее.

Кей повиновалась, словно послушный ребенок, и заснула, едва коснувшись головой подушки. Последнее, что она почувствовала, как мужские руки подоткнули одеяло и легко, ласкающим жестом пригладили волосы.

 

ГЛАВА 22

– Ну что ж, может, поговорим немного о той ночи?

Виктор Кессел мерил шагами толстый жемчужно-серый ковер своего кабинета на одном из верхних этажей «Сиэрс Тауэр». Лет шестидесяти, высокий и жилистый, с густыми, зачесанными назад волосами и хитрым напряженным лицом, одетый в черный костюм в тонкую полоску, подчеркивающую длинные ноги, адвокат напоминал Кей паука, ткавшего паутину, чтобы поймать очередную жертву.

Большая, элегантно обставленная комната говорила об успехах и связях хозяина. Конечно, если Кессел собирается выступить против Рэнделла Уайлера, очень известного адвоката, он, вероятно, сам должен быть одним из лучших специалистов в области права.

Сейчас Кей сидела в кресле, поставленном в центре комнаты, перед красивым письменным столом с крышкой из полированного мрамора, лицом к окну, из которого открывался вид на панораму города с высоты птичьего полета. Кей чувствовала себя одновременно и на скамье для дачи свидетельских показаний, и в прекрасном, выстроенном на облаке замке.

– Сейчас увидим, правильны ли сведения, которыми я располагаю, – продолжал Кессел. – Вы вместе с отцом и миссис Смайт – тогдашней женой отца – были на обеде в честь…

Следующие полчаса он излагал обстоятельства, приведшие Кей в дом отца, расспрашивал об ее отношениях с отцом и мачехой в течение тех двух лет, что она провела с ними. Адвокат был вежлив, не пытался запугать Кей. Его помощник, Арнольд Джиллием, вкрадчивый лысеющий мужчина лет сорока, сидел сбоку с толстой папкой на коленях и говорил только, когда Кессел спрашивал его о каких-нибудь деталях из досье. До сих пор Кей не ощущала никакой неловкости в отношении с ними.

Утром она проснулась, чувствуя себя довольно неплохо после вчерашнего приключения. На ночном столике лежала записка от Джима, с сообщением, что он весь день будет занят, но позвонит позже. Через час принесли великолепный букет цветов с еще одной запиской:

«Разве это не потрясающе – остаться в живых? С любовью – Джим».

– Да, о да, – думала Кей, выбирая из одежды, все еще ожидавшей ее, модный бежевый костюм.

Она уже собиралась уходить, когда позвонил Митч и сказал, что прошлой ночью несколько раз пытался поговорить с ней.

– Мне сказали, что ты спишь, и просили не будить.

– Я действительно спала, – подтвердила Кей. – Ужасно измучилась. – Наверное, это Джим позаботился, чтобы ее не беспокоили.

– Но я не сдавался и наконец-то меня соединили. Кто этот парень в твоем номере? – допрашивал Митч.

– Просто попутчик, привез меня в отель.

Митч удовлетворился полученным ответом и пригласил Кей провести с ним вечер. Та не знала, что сказать, хотя подразумевалось, что они встретятся в Чикаго; ей больше хотелось побыть с Джимом.

– Лучше завтра, Митч, – решила она наконец. – Сейчас я встречаюсь с адвокатами и не знаю, как долго задержусь. Может, потом не захочется никуда идти.

Митч нехотя согласился. Теперь, слушая замечания Кессела относительно той ночи, Кей мгновенно выбросила из головы все мысли о ближайшем будущем и выпрямилась, напряженно закусив губу, готовясь воскресить самые мрачные страницы прошлого.

…– Александра с друзьями решила выпить по стаканчику, – продолжал Кессел, – но мистер Уайлер, сказав, что должен готовить речь, вернулся домой вместе с вами.

Адвокат остановился и взглянул на Кей.

– Это верно?

Та помолчала минутку, пытаясь найти правильный ответ. Может, сказать, что Александра, скорее всего, была с любовником, а не с друзьями? Нет, она не знает, правда ли это.

– Я действительно уехала домой с отцом, – выговорила наконец Кей, – и не знаю, где была Александра и что собирался делать отец.

– Но когда вы приехали домой, он не работал?

– Не работал, – призналась Кей.

– Что он делал? – настаивал Кессел.

По спине Кей прошел легкий озноб. Только теперь она вспомнила слова Лоры о том, что имеет право взять адвоката – в эту минуту она сильно пожалела, что некому защитить ее интересы. Что она может сказать, не опасаясь за последствия? Как не скомпрометировать себя? Однако сейчас уже слишком поздно. Остается поскорее покончить с этим.

Девушка медленно начала говорить, пытаясь справиться с обуревавшими ее эмоциями:

– Отец хотел отпраздновать успешно прошедший обед и велел приготовить шампанское.

– Уточните, мисс Уайлер, – перебил адвокат, – вы пили шампанское сразу после приезда?

– Да. Было уже довольно поздно.

– Ах, да, вы же весь вечер провели вне дома. Но шампанское лучше пить холодным. Вам пришлось ждать, пока оно охладится?

– Нет, бутылка уже стояла в ведерке со льдом, – пояснила Кей.

– Понятно. Продолжайте.

Кей почувствовала нечто зловещее в вопросе, но она тут же решила что это, должно быть, просто типичная для адвоката любовь к мелочам, и продолжала вспоминать, как пошла к себе, легла и почти заснула, когда отец появился в ее комнате.

– И тогда, – мягко вмешался Кессел, – он лег в вашу постель?

Кей непонимающе уставилась на него. Может, она ослышалась?

– Он вошел в комнату и сел на мою постель, – поправила она.

– Прекрасно. И что произошло потом? Расскажите все. Нет смысла оттягивать неизбежное.

– После моего ухода он продолжал пить, – выпалила Кей, – и не совсем понимал, что делает. Постоянно думал о моей матери и в таком вот состоянии перепутал нас и хотел… хотел лечь со мной… то есть, не со мной, конечно, а с матерью. Я пыталась сопротивляться, но он был слишком силен и к тому же пьян, скорее всего, просто не знал, что делает. Когда я поняла, что он не остановится, не выслушает меня, я… схватила самое тяжелое, что попалось под руку, – лампу и ударила его.

Она замолчала, тяжело дыша.

– Он… он упал, и отсюда шла кровь. Кей коснулась виска.

– Я подумала, что убила его – то есть была уверена – и убежала из дому. Больше я отца не видела.

Наступила тишина. Кессел с любопытством посмотрел на Кей, потом, прежде чем вновь обратиться к Кей, обменялся недоуменным взглядом с Джиллиемом.

– Говорите, истекал кровью? И потерял сознание?

– Сказала же: думала, что он мертв.

Кессел опять перестал вышагивать по комнате и остановился перед Кей:

– Сколько времени прошло с той минуты, как вы ударили отца, и до вашего бегства?

– Не знаю… минута, может, две. Я почти ничего не взяла с собой – слишком испугалась.

– Значит, Александра Смайт говорит правду, утверждая, что вы сбегали по лестнице, когда она вернулась домой?

– Да, – тихо подтвердила Кей.

Кессел сделал шаг к креслу и слегка наклонился над Кей.

– Вы ранили отца так сильно, – мгновенно ужесточившемся голосом начал он, – что посчитали его мертвым, однако, когда две минуты спустя мачеха заходит в дом, поднимается в вашу комнату и видит Рэнделал Уайлера, целого и невредимого?

– Нет, это неправда…

– Неужели? Вы были там? Я считал, что вы к этому времени скрылись.

– Да. Да, конечно. Но… я знаю, в каком состоянии оставила его. Отец был ранен, тяжело ранен.

– Видимо, нет, если верить свидетелю, единственному, кроме вашего отца, конечно.

– Свидетелю?

– Александре Уайлер.

Кей недоуменно тряхнула головой.

– Но этого не может быть. Она должна была обнаружить отца в том же состоянии, в каком я его оставила.

– Возможно, но она заявляет, что Уайлер был в вашей спальне и в добром здравии.

Несколько секунд Кей беспомощно глядела на адвоката, но потом вспомнила о доказательствах.

– Я ударила его лампой, и кровотечение было таким, что он был вынужден отменить все выступления, назначенные на следующий день.

– О да, мы знаем об этом.

Кессел, не глядя, протянул руку в сторону Джиллиема, который немедленно вложил в его ладонь несколько газетных вырезок. Кессел просмотрел верхнюю:

– В прессе об этом сообщалось. Несчастный случай дома. Но это произошло только утром.

– Нет. Это сделала я. Все эти сказки насчет падения с лестницы – только для того, чтобы не дать разгореться скандалу. Сплошное вранье.

Кессел надвигался все ближе, угрожающе нависая над девушкой:

– Вранье? Или лжете вы? Может, именно вам нужно скрыть свой грех?

– Мой…

Кей подняла голову, ощущая, как панический страх сдавливает горло.

– Не понимаю, почему вы так стремитесь исказить мои слова? Я рассказала о случившемся. Отец набросился на меня, я его ударила и не собираюсь это скрывать. К чему мне лгать, все это и так достаточно ужасно.

– Потому что, – загремел Кессел, – вам известно, что истина еще ужаснее!

Кей была даже не в силах отвечать и могла только смотреть на адвоката, онемев от ужаса и недоумения, ожидая объяснений.

– Вы знаете, – продолжал он, – что, рассказывая о героическом сопротивлении, сможете выглядеть жертвой, невинной жертвой, застигнутой врасплох, когда на самом деле по доброй воле вступили в инцестные отношения со своим…

– Нет! – в бешенстве выкрикнула Кей, но адвокат неумолимо продолжал:

…начавшиеся задолго до этой ночи, возможно, даже вскоре после того, как вы стали жить в доме…

Кей вцепилась в ручки кресла, словно боясь, что окончательно потеряет самообладание.

– Это безумие! Почему вы смеете говорить подобные вещи?! Неужели верите, что это правда?

– Я обязан верить всему, что говорит мой клиент, мисс Уайлер, – очень спокойно заявил Кессел. – Можно понять, что вы попытаетесь отрицать все… и даже сфабриковать собственную версию, с целью скрыть свою роль в этой грязной истории.

– Я говорю правду! – отчаянно настаивала девушка. Но Кессел не обращал на нее никакого внимания.

– Суть этого дела в том, что на карту поставлена судьба ребенка, и следовательно, должна быть определена степень риска, угрожающего этому ребенку. Является ли ваш отец человеком, всего однажды потерявшим контроль над собой, или настолько порочным, что может искалечить духовно и физически собственное дитя, заботясь лишь о своих удовольствиях? По нашему мнению, Рэнделла Уайлера необходимо не только лишить родительских прав по отношению к дочери Ванессе, но и запретить даже видеться с ней, чтобы он не развратил девочку, как развратил в свое время вас.

Наконец туман непонимания начал рассеиваться. Кей проникла в злобную логику инсинуаций Александры. Обвинить Рэнделла Уайлера в единственной глупой ошибке, совершенной к тому же в состоянии опьянения, недостаточно, чтобы отнять у него Ванессу – слишком легко доказать, что Уайлер находился в состоянии стресса, объяснить с точки зрения психологии, почему его рассудок был временно помрачен. Но заклеймить его, выставить хладнокровным кровосмесителем, порочным до мозга костей развратником, означает не только лишить всякой надежды когда-либо увидеться с младшей дочерью, но, возможно, и засадить на долгие годы в тюрьму. Уайлер не сможет доказать, что был оклеветан.

И какой бы гнев на отца все еще ни тлел в сердце Кей, она не могла позволить оболгать этого человека.

– Я сказала вам правду, – твердо повторила она. – Алекс лжет, и я не допущу, чтобы это сошло ей с рук.

– Суд определит, насколько вы искренни, мисс Уайлер, – бесстрастно объявил Кессел. – Но думаю, мы можем представить доказательства, которые позволят вам принять верное решение.

Верное решение? Для адвокатов это означает подтверждение самой гнусной клеветы.

– Доказательства? – взвилась Кей. – Что вы имеете в виду?

– Ваши собственные слова. Вы заявили, что мистер Уайлер солгал жене, когда сказал, что собирается этой ночью работать, решив таким образом остаться наедине с вами.

– Нет, я не то…

– Вы утверждали еще, что, зная, будто его жены не будет дома, он оставил шампанское охлаждаться для ночного свидания.

– Господи, неужели вы в самом деле считаете, что это что-то доказывает? Он хотел отпраздновать удачно проведенный вечер, вот и все.

– Но не со своей женой, – вставил Джиллием.

Кей переводила взгляд с одного мужчины на другого. Неужели вот так принимаются решения, весы правосудия регулируются измышлениями и подозрениям, а не фактами?!

– У вас ничего не выйдет! – яростно закричала она. – Я буду давать показания в суде! И заставлю их мне поверить! Я убежала из дому той ночью, мистер Кессел. Убежала, когда испугалась, что убила отца. Почему бы еще я это сделала?

Кессел, улыбнувшись, вновь протянул руку Джиллиему. Тот отдал ему большой картонный квадрат, к которому была приклеена фотография обнаженной Кей, вырезанной из вклейки «Томкэт».

– Мы можем только гадать о причинах вашего бегства, мисс Уайлер. Но у нас нет сомнений, какого рода деятельностью вы занимались после ухода из дома. Прошло совсем немного времени, а вы начали позировать для подобных снимков. Вы покинули кров отца, чтобы стать… как это сейчас говорится, «секс-кошечкой» – вполне обычный символ современной развращенности. И, конечно, если ваша родословная, я имею в виду история вашей матери, станет широко известна, думаю, вам будет крайне трудно заставить судью или присяжных поверить вам, а не такой всеми уважаемой женщине, как миссис Смайт.

Прилагая все усилия, чтобы не показать, как унижена и потрясена, Кей встала.

– Вы, ублюдки, – прошипела она. – Думаете, меня так легко сбить с ног? Ну что ж, показывайте снимки кому угодно, но будь я проклята, если струшу! Всякий, кто даст мне возможность объяснить, поймет, что существует огромная разница между решением позволить людям разглядывать меня в чем мать родила, такой, как явилась на свет я, и не только я, а и чертовы адвокаты в их модных костюмчиках с жилетами и галстуками и способностью делать те вещи… которые, по вашему утверждению, делала я!

Развернувшись, она направилась к двери.

– Увидимся в суде, джентльмены!

Когда Кей возвратилась в отель, ее по-прежнему трясло от ярости, но напряжение немного спало, оставив только невыносимую головную боль. Она долго гуляла пешком, пытаясь успокоиться, но ничего не помогало. Как она хотела, чтобы в городе остался хоть кто-нибудь из подруг, кому можно было бы поплакаться, но Сильвия давно исчезла, Джил Эванс, с тех пор как Орин перевел туда все издательство, переехала в Калифорнию, а Терри тоже жила на Западном побережье. Некоторое время они поддерживали отношения – переписывались, звонили друг другу, но год назад она вышла замуж за многообещающего молодого актера, и с той поры их пути окончательно разошлись.

Портье передал, что звонил Джим, но теперь, как ни странно, ей почему-то не хотелось видеть его – гнусные обвинения Виктора Кессела достигли цели. Кей, против собственной воли, чувствовала себя запачканной, нечистой. Что может такой человек, как Джим Болтон, достигший в жизни всего, иметь общего с ней? Секс-кошечка. Лицо и тело – по крайней мере в глазах любого мужчины, – ничего больше. Кей понимала, что всего лишь храбрилась и на суде не сможет победить Виктора Кессела – тот постарается очернить ее всеми возможными способами. И, конечно, судя по тому, как складывается обстановка, поверят Александре, а не ей, и исход дела заранее предрешен.

Горничная прибрала в номере, но красивая одежда была по-прежнему разбросана на диване и креслах. Кей собрала платья, намереваясь вернуть все, кроме самых необходимых вещей. Ей хотелось как можно скорее покинуть Чикаго. Вряд ли ее попросят дать письменные показания. Возвращаясь мысленно к сегодняшней встрече, она чувствовала, что истинной целью этого допроса перед судом было не получение сведений, а стремление показать, у кого на руках все козыри, – унизить и запугать ее. Часть стратегического плана – любой ценой добиться победы клиента.

Кей хотела позвонить в магазины и попросить забрать вещи, но в это момент раздалась телефонная трель.

Девушка поколебалась, но все же подняла трубку, подумав, что это, конечно, Джим или Митч, но услыхала женский голос:

– Кей?

– Да.

– Это Александра.

Кей швырнула бы трубку, но была настолько ошеломлена наглостью бывшей мачехи, что невольно застыла от изумления. Видимо, адвокаты уже успели дать Алекс полный отчет о сегодняшних переговорах.

– Что вам нужно? – машинально спросила девушка.

– Я бы хотела поговорить с тобой. Звоню из вестибюля.

Кей замерла, парализованная сомнениями. С Алекс она всегда чувствовала себя не в своей тарелке и, подавляемая ее богатством, ощущала ее превосходство во всем – начиная с ума и воспитания и кончая обыкновенной житейской хитростью.

– Я могу подняться, – настаивала Алекс, – или подожду здесь. Это не отнимет много времени.

– Я спущусь, – как во сне услыхала Кей собственный голос. Она не могла заставить себя отделаться от Александры, но попросту боялась остаться с ней наедине в номере.

В вестибюле толпились депутаты, прибывшие на очередной съезд, но Кей, выйдя из лифта, без труда отыскала глазами Александру, стоявшую недалеко от входа и одетую в соболье манто почти до полу; через плечо свисала на позолоченной цепи большая сумка из кожи аллигатора. Соболий берет был залихватски сдвинут на ухо. Одной рукой в перчатке она держала сигарету в длинном мундштуке, вроде тех, которые считались одним из любимых аксессуаров женщины-вамп в кино тридцатых годов. Но и сейчас он казался не устаревшей декорацией, а модным и красивым. Глаза скрывали темные очки.

Завидев Кей, она повернулась. Сквозь черные стекла было невозможно разглядеть выражение ее глаз, но Кей увидела, как губы, выкрашенные темно-алой помадой, слегка одобрительно покривились.

– Колледж пошел тебе на пользу, – кивнула Александра.

– Я в ваших комплиментах не нуждаюсь, – холодно отрезала Кей. – Во всяком случае, от меня их не дождетесь.

Теперь красный рот дернулся в улыбке, словно Алекс восторгалась стойкостью Кей.

– Могу я угостить тебя?

Алекс кивнула в направлении гостиничного бара. Но Кей покачала головой.

– Давайте покончим с этим поскорее. Объясните, зачем пришли?

Они продолжали стоять у двери, не обращая внимания на бурлящую вокруг толпу.

– Должно быть, дорогая, ты сама уже догадалась, чего я хочу. Мне нужна дочь, и я желаю быть уверенной в том, что отец больше никогда не изнасилует ее.

Кей ледяным взглядом окинула Александру:

– Вы действительно так обеспокоены судьбой Ванессы или хотите уничтожить Рэнделла Уайлера? – осведомилась она. – Сомневаюсь, что он мог совершить подобное преступление. Слишком уж много лжи вы наговорили своим адвокатам.

Александра пожала плечами.

– Пришлось домысливать многое из того, что произошло между тобой и отцом…

– Бросьте молоть чушь, Алекс, – гневно оборвала Кей. – По вашей милости я выгляжу в их глазах добровольной соучастницей инцеста, хотя вы прекрасно знали, что я сопротивлялась.

Алекс не сделала попытки отрицать очевидное.

– Ну что ж, это упрощает довольно сложную историю. И гораздо выгоднее мне – по крайней мере более сильный аргумент в мою пользу. Все что угодно – лишь бы отобрать у него Ванессу.

И жестко добавила:

– Мне необходимо мое дитя, Кей. Не буду вдаваться в причины, Ванесса – моя, и я ни с кем не желаю делить ее. Со времени моего второго развода Рэнди твердит, что я недостойная мать, и угрожает отнять ребенка. Ну так вот, я тоже умею показывать зубы!

– Зачем вы пришли сюда, Алекс? Ваш адвокат, должно быть, сказал, что я буду отстаивать правду, – бросила Кей.

– Посчитала, что стоит еще раз попытаться. Зачем позволять втягивать себя в грязный скандал, Кей? Даже если тебе поверят, испытание будет не из легких. Я хотела уладить дело самым выгодным для нас обеих путем.

Алекс сунула руку в сумку и вынула большой конверт из оберточной бумаги.

– Это письменные показания, подготовленные моими адвокатами. Если подпишешь, тебе не понадобится еще раз приезжать в Чикаго и появляться в суде – возможно, и суд не состоится. Все будет улажено спокойно и без излишнего шума. И для твоего отца так будет лучше.

Кей неодобрительно посмотрела на конверт. Александра вытянула руку.

– Ну же! Возьми его, и я уйду. Ты ничего не потеряешь, если посмотришь, что там. В конце концов, всегда можешь порвать.

Кей поколебалась еще несколько мгновений и взяла конверт.

– Видишь? – спросила Александра. – Не так уж это трудно. Прощай, дорогая. Не думаю, что мы еще когда-нибудь встретимся.

Развернувшись так, что полы роскошного манто взметнулись вокруг ног, Алекс вышла из отеля. Кей наблюдала через стеклянную дверь, как шофер открыл дверцу «роллс-ройса», припаркованного у обочины.

Только очутившись у себя в номере, Кей открыла конверт. Внутри находились скрепленные вместе три копии аффидевит, довольно короткого, всего в одну страничку, и простой белый конверт с ее именем, напечатанным на нем. Сидя в гостиничном номере, она сначала прочитала аффидевит, два абзаца, начинавшиеся с традиционной юридической формулировки «Я, Кейулани Тейату Уайлер, сим заявляю и подтверждаю…»

Вся суть была изложена во втором абзаце – признание, что Рэнделл Уайлер регулярно принуждал ее к половым сношениям все то время, что она жила в его доме. Насилие совершалось «против ее воли», но она «все выносила и молча страдала», поскольку зависела от отца и боялась быть выгнанной из дома. Наконец Кей «не смогла больше терпеть издевательств и скрылась».

Кей стало тошно. Но она понимала, почему Алекс считает, что она может подписать. В отличие от истории, которую угрожал рассказать в суде адвокат, тут Кей представлялась невинной жертвой. Теперь она заподозрила, что истинной целью разговора с Виктором Кесселом было запугать ее и заставить принять другой, гораздо более выгодный вариант. Положив бумаги на стол, она было поднялась, но тут заметила белый конверт, который перед этим отложила. Разорвав его, Кей увидела содержимое – чек на свое имя, на сумму двести тысяч долларов, подписанный Александрой. Кей не помнила, сколько времени бродила по комнате в состоянии совершенного отупения, без всякой цели, в голове был сплошной туман и ни единой связной мысли. Так легко, призвав на помощь моральные принципы, разорвать чек и гнусные бумажонки, выбросить все и забыть. Истина есть истина. Но чего она добьется, сказав правду? И поверят ли ей в конце концов? И уж несомненно ее прошлое и жизнь матери будут облиты грязью. И за кого и что она так благородно сражается? За отца, бросившего мать и на самом деле пытавшегося изнасиловать ее?

Но важнее всего то, что на карте стоит судьба сводной сестры. Предположим, Уайлеру позволят постоянно видеться с младшей дочерью. А что, если не все обвинения Алекс были ложью? Все может быть – если Уайлер способен наброситься на одну дочь, почему не на другую?

А если Кей возьмет деньги? Она получит в дар полную независимость, сможет полностью посвятить себя исследовательской работе. Ей не придется жертвовать собственной честью ради куска хлеба.

Кей не имела представления, как долго мучилась над проблемой выбора. Если бы только она могла поговорить с отцом – насколько бы легче далось решение! Но слишком глубока была пропасть, разверзшаяся между ними.

Когда зазвонил телефон, грубо вернув к печальной действительности, Кей схватила трубку и сдавленно ответила. Это оказался Джим. Кей обрадовалась, ей почему-то мгновенно стало легче.

– С вами все в порядке, Кей? – спросил он. – Вы, кажется, чем-то взволнованны.

– У вас прекрасный слух, – вздохнула Кей.

– Несколько лет на флоте – и вы тоже научитесь слушать. Очень помогает… если, конечно, вы заботитесь о своих людях.

– Такому командиру, как вы, должно быть, легко подчиняться – пошутила она.

От звука его голоса сразу стало легче, а в сердце вновь затеплился тихий огонек.

Но Джим по-прежнему оставался серьезным.

– Не хотите рассказать, что вас так расстроило? Я могу быть у вас минут через десять.

– Приходите. Буду ждать.

– Вы сказали, что часто гадали, нашла ли я отца, – начала девушка.

Джим молча слушал, пока Кей говорила. Прошло несколько часов, и на город успела спуститься тьма, прежде чем она, наконец, почувствовала, что объяснила все случившееся, открыла прошлое и связанное с ним безрадостное настоящее.

– Итак, что посоветуете, коммандер?

Он был так терпелив, не перебивал Кей, только иногда задавал вопросы, чтобы воскресить в ее памяти тот или иной эпизод.

– Мой совет – позвольте пригласить вас на ужин. Я знаю великолепное тихое местечко, где можно отдохнуть и расслабиться… а кроме того, думаю, вы сами прекрасно понимаете, что следует делать, и не нуждаетесь ни в чьих подсказках.

Сообразив, что Джим, скорее всего, не поведет ее в роскошный ресторан – сам он был без галстука, в спортивной куртке и кожаном пальто, – Кей выбрала простую серую юбку с блузкой и вязаным узорчатым свитером, приняла душ, оделась и накинула сверхмодное красное шерстяное пальто с большим воротником и широкими лацканами.

– Не стоило бы мне, конечно, носить все это, все равно отсылать в магазин, – призналась она, выходя из номера.

– Я же сказал, что дам вам взаймы.

– Все равно, такие вещи мне не по карману, – вздохнула Кей и в это мгновение поняла, что приняла решение. Она не возьмет денег Александры и не станет подписывать фальшивку.

Они взяли такси и отправились на Диерборн-стрит, на другой берег реки Чикаго. Машина остановилась перед маленьким зданием с кирпичным фасадом и старомодной мигающей неоновой вывеской в окне: «Эддиз Плейс».

Ресторанчик оказался совсем непритязательным, как снаружи, так и внутри: два ряда кабинок вдоль стены, а между ними круглые столы, накрытые клетчатыми скатертями. Жизнерадостный человек в галстуке бабочкой приветствовал их у входа, совсем по-свойски жалуясь на погоду, усадил их в одну из свободных кабинок и подал меню.

Бифштексы, рыба – простая здоровая еда.

Кей здесь нравилось, но она все же недоумевала, почему Джим выбрал именно это место. В Чикаго полно хороших ресторанов и многие гораздо ближе к отелю.

Она удовольствовалась гамбургером и пивом, Джим, заказал то же самое. Когда официант снова ушел, Джим разрешил загадку:

– Мой отец когда-то работал здесь, последние годы перед смертью. Он занимался этим.

Джим кивком показал на мужчину в галстуке, который как раз усаживал вновь прибывших за другой стол.

– Создавал атмосферу уюта, заставлял людей почувствовать себя в домашней обстановке. Поверьте, Кей, это труднее, чем кажется. Всегда быть приветливым, высоко держать голову и улыбаться, даже если день был тяжелым и босс срывает на тебе зло, потому что из-за снега или дождя дела идут плохо. Я всегда восхищался папой и тем, как он выполняет это простое дело.

– Какое, должно быть, счастье, – с завистью вздохнула Кей, – гордиться своими родителями!

– Я не сказал, что преклонялся перед всем, что он делает, просто объяснил, какую черту считал в нем лучшей. Вы можете делать то же самое, Кей.

– Если бы у моего отца были какие-то хорошие стороны…

– Возможно, вам следует повнимательнее приглядеться. Если бы вы захотели поговорить с ним, это, наверное, помогло бы решить, чью сторону занять в этом процессе.

– Я уже решила. Плохо это или хорошо, я должна сказать правду, и будь что будет.

Она дотянулась до руки Джима, сжала его ладонь.

– Вы были правы, коммандер. Я не нуждаюсь в подсказках, чтобы самой определить, каким путем идти. Просто нужно было выговориться.

Он сжал ее пальцы свободной рукой.

– Понимаете ли вы, что, если бы какой-то безголовый кретин не поджег самолет, вы и я могли даже не встретиться.

– Понимаю, – улыбнулась Кей.

– И подумайте еще вот о чем: не будь ваш отец негодяем, бросившим вашу мать, вы не отправились бы искать его и мы никогда бы не познакомились.

– Если пытаетесь втолковать, что мне нужно его простить, наше знакомство, пожалуй, самый лучший довод.

– Просто в который раз удивляюсь, как иногда самые ужасные события могут привести к чудесным последствиям.

Официант принес заказы, и остаток вечера был проведен в рассказах о себе. Оба старались как можно больше узнать друг о друге. Джим вспоминал войну, Кей говорила о студенческой жизни, занятиях психологией и исследовательской работе, которые решила провести. Кроме того, она незаметно для себя начала рассказывать о работе в «Томкэт» и, упомянув о том, что была «кошечкой», обнаружила, что Джиму совершенно не было известно о преследующей ее «славе», – он никогда не видел фото.

– Теперь вы будете хуже думать обо мне, правда? – не выдержав, спросила она.

– С чего это? Вы необыкновенно красивая женщина, Кей. Нельзя же винить художника за желание нарисовать вас или любого мужчину за стремление взглянуть на вас. И если вы хотели, чтобы все увидели вашу красоту – и лицо, и тело, – не пойму, что в этом плохого. Вы можете назвать такой поступок великодушным.

– Знаете, я как-то не рассматривала это с подобной точки зрения. Но рада, если не считаете меня… дешевкой.

– Единственное, что в ваш дешевого – боязнь ввести меня в расходы. Ну что это за еда – гамбургеры и пиво? Я бы предпочел омары и шампанское.

К тому времени, когда они уходили из ресторана, Кей уже решила, что хочет провести с ним ночь. Она не забыла тех мгновений в самолете, когда катастрофа казалась неминуемой, и сожаление о том, что в жизни так мало сделано. Девушка не знала, как будут развиваться ее отношения с Джимом в дальнейшем, но чисто физическое притяжение между ними было невозможно отрицать, а она так давно не хотела ни одного мужчину.

– Давайте вернемся ко мне, – сказала Кей, когда Джим спросил, куда она теперь хочет пойти.

Не успела за ними закрыться дверь, как Кей повернулась и поцеловала его, не в силах больше ждать. Джим безмолвно обнял ее, прижал к себе – их губы встретились, древний танец переплетающихся языков говорил о желании и страсти. Да, он тоже хотел ее. С трудом оторвавшись, Кей взяла его за руку и сделала несколько шагов к спальне. Но Джим остановился.

– Нет, Кей, не сегодня.

Сбитая с толку девушка разочарованно покачала головой.

– Я тебе не нравлюсь?

Джим, улыбнувшись, вновь привлек ее к себе.

– Считаешь, что мужчина не хочет тебя только потому, что готов подождать?

– Мы уже ждали, так долго ждали. Я помню нашу первую встречу девять лет назад. Уже тогда притяжение между нами существовало.

Джим кивнул. Он тоже помнил все.

– Но тогда тебе было семнадцать.

– А ты был офицером и джентльменом. Но теперь нам ничто не препятствует.

– Ошибаешься. Кей затаила дыхание.

– У тебя кто-то есть?

– Нет. Давно не было. Слишком много работаю и не сижу на одном месте.

– Тогда почему же?

– Потому что, если между нами суждено чему-то произойти, пусть это будет по-настоящему хорошо… нет, не просто хорошо – сказочно, великолепно, чудесно. Поверь моему опыту, спешка никогда ни к чему хорошему не приведет. Всему свое время. Эти девять лет не считаются. Мы стали иными и знаем друг друга только два дня.

– Для меня и одного дня достаточно.

– Когда-то и для меня тоже. Но не сейчас. Джим отстранился, немного отступил.

– Мне так легко влюбиться в тебя, Кей. Но, если это произойдет, я хочу, чтобы секс… постель была только частью этой любви, а не чем-то совершенно отдельным.

– Да, вот это называется переменой ролей, коммандер, – улыбнулась Кей. – Обычно леди хочет слышать красивые слова перед тем, как скажет «да», а на этот раз именно мужчина нуждается в уверениях.

– Нет, Кей, я нуждаюсь в чувствах. Пока мы оба не будем уверены в том, что испытываем друг к другу, я могу подождать остального.

Кей хотела его отчаянно, но все-таки Джим был прав – слишком рано утверждать, что желание рождено любовью, а не всего лишь физической потребностью. Возможно, Джим понимал, какую разрушительную роль всегда играл секс в ее жизнь; пока в основе их отношений не будет лежать безграничное доверие, секс, словно смертельное оружие, скорее уничтожит их любовь, чем усилит ее.

– Даже сняв мундир, – весело объявила она, – вы, кажется, все еще отдаете приказы… и по-прежнему джентльмен.

Подвинувшись чуть ближе, она прислонилась щекой к ее широкой груди.

– Но стоите даже долгого ожидания.

Руки Джима вновь обвились вокруг ее плеч, и они поцеловались с еще большей, чем раньше, страстью. Кей почувствовала, как, напрягаясь, взбухает его мужское естество. Очевидно, желание его было так же велико. Сильные пальцы скользнули вниз, вцепились в запястья. Наконец Джим, словно последним усилием воли, оттолкнул ее.

– Когда я снова увижу тебя? – спросила Кей.

– Позвоню завтра. Нужно встретиться с банкирами насчет этой сделки с авиакомпанией. В зависимости от того, как это затянется…

Они подошли к двери; Джим наклонился, слегка коснулся губами ее губ и попрощался.

Позже, лежа в темноте, Кей все еще чувствовала вкус этих губ и еще больше уверилась, что для нее, черт возьми, для ее сердца, одного-двух дней с Джимом вполне достаточно для того, чтобы не сомневаться в своих чувствах.

 

ГЛАВА 23

Здание «Меркантайл Грейдерз Лиг», расположенное на берегах реки Чикаго, недалеко от гигантского небоскреба товарной биржи, напоминало скорее дворец принца эпохи Возрождения, чем клуб финансовой элиты города. Восьмиэтажный дом из выветрившегося от времени гранита был окружен внушительной изгородью с высоким арочным въездом, через который владельцы дорогих машин сразу попадали в закрытый двор, надежно защищенный от посторонних глаз, где их тут же окружал лестью и заботой швейцар в ливрее с позолоченными галунами.

Кей вышла из длинного белого, изготовленного по заказу лимузина и проследовала вслед за Митчем через обитые блестящей латунью двери, пока тот хвастался своим членством в престижном клубе для избранных.

– Обычно приходится лет семь ходить в кандидатах, прежде чем тебя примут. Но мой новый босс – один из членов правления и, когда брал меня на работу, предложил членство как одно из условий контракта.

С самой первой минуты встречи Митч ни о чем не мог говорить, кроме как о новой должности и предложении, которое принял, уйдя из торговой фирмы, где проработал три года, чтобы стать главой вновь организованного отдела в инвестиционно-банковской фирме. Он без умолку болтал о новом жалованье – полмиллиона долларов в год, – ежегодных рождественских премиальных, составлявших еще пару сотен тысяч, возможности пользоваться лимузином и самолетом компании и привилегии обедать в столовой для высшей администрации банка. Митч узнал о новом назначении неделю назад, но специально не хотел ничего сообщать до приезда Кей, потому что хотел вместе с ней отпраздновать великое событие. Именно поэтому он и был так разочарован, когда не смог вчера вечером увидеться с девушкой, и вот почему, даже не позвонив предварительно, появился утром в отеле и настоял, чтобы Кей провела с ним несколько часов.

Митч ни за что не пожелал слушать никаких отказов.

Столовый зал клуба выглядел очень величественно, а атмосфера, царившая, в нем, была крайне удушливой. Митч упомянул, что воскресный обед был единственным событием, когда в клуб допускались женщины, и все-таки большинство столиков в просторной комнате, отделанной дубовыми панелями, было занято пожилыми мужчинами, обедавшими в одиночестве.

Под потолком висели синие облака дыма, поднимавшиеся от контрабандных кубинских сигар. Многие из этих пожилых джентльменов опустили воскресные выпуски финансовых газет, чтобы взглянуть на стоявшую на пороге столовой Кей. Она привыкла к мужским взглядам, но сейчас не могла сказать, смотрят на нее восхищенно или неодобрительно. Членство в «Меркантайл Трейдерз Лиг» вряд ли доставляло много развлечений мужчине в возрасте Митча, но он, естественно, вовсе не поэтому мечтал туда попасть – главной целью было получить положение в обществе и произвести впечатление на окружающих. Поэтому Митч и привел ее сюда, заехал за Кей в большом, как автобус, лимузине, хвастался своим жалованьем.

Но Кей вовсе не была потрясена, скорее опечалена столь явной переменой в Митче, пока тот изо всех сил рисовался собственными успехами. Она все время вспоминала ту неделю, проведенную в пути; он был невоспитан, грубоват, но жизнерадостен и чистосердечен. Правда, теперь внешне Митч выглядел гораздо лучше – идеальная стрижка, укладка феном, сшитый на заказ синий костюм в тонкую полоску, золотые часы фирмы «Патек Филипп», возможно, стоившие больше годового заработка его отца. Но все же Кей находила наманикюренного, пахнувшего одеколоном Митча гораздо менее привлекательным, чем того неотесанного молодого идеалиста, мечтавшего переделать мир.

Она заметила, как Митч сунул пятидесятидолларовую банкноту в руку метрдотеля, усадившего их за один из лучших столиков у окна. Кей долго молчала, восхищаясь открывшимся пейзажем. В Городе Ветров стоял еще один холодный зимний день, но яркое утреннее солнце отражалось от свинцовой поверхности реки, медленно несущей свои воды мимо угрюмого здания.

– Тебе нравится? – спросил сидевший напротив Митч.

– Очень. Не стоит так стараться произвести на меня впечатление, Митч.

Нетерпеливое раздражение усиливалось еще и из-за разительного контраста с Джимом Болтоном. Джим обладал состоянием, позволяющим купить стоившую десятки миллионов авиакомпанию, но ездил в обыкновенных, взятых напрокат машинах, обедал в дешевых ресторанах и без ложного стыда признавался в низком социальном статусе отца.

– Я бы хотела узнать о тебе больше, и не только, какое жалованье ты получаешь, – продолжала девушка. – Твой отец, например. Как он?

Кей знала, что мать Митча умерла два года назад от рака груди, а к Леху Карлошику девушка особых симпатий не питала. Однако ей было интересно узнать, как тот относится к успехам сына.

– С ним все в порядке. Я пытался заставить его уволиться, или, по крайней мере, найти другое место. Хотел содержать его, может, даже купить винную лавку. Но он и цента не желает у меня взять.

– Может, ему нравится его работа.

– Нет. Всегда ее ненавидел. Просто упертый сукин сын.

Вспомнив мрачную гордость Леха и презрение к стремлению сына оторваться от собственных корней, девушка предположила, что Лех отказывается от денег сына не только из чистого упрямства.

Официант принес меню. Митч велел ему принести бутылку шампанского.

– Самого лучшего, что у вас есть.

– Не находишь, что для шампанского слишком рано? – заметила Кей.

– Кто это сказал, что для шампанского никогда не поздно, – кажется, Лиз Тейлор?

Митч кивком подтвердил заказ, и официант отошел.

– Я же сказал, что мы празднуем, – повторил Митч, – и жалеть денег не собираюсь.

– Митч, я рада, что у тебя так хорошо идут дела. Но совсем не обязательно лезть из кожи вон ради меня.

– Разве?

Митч наклонился над столом.

– Почему, ты считаешь, я работал день и ночь, чтобы так быстро подняться? Что подстегивает мое честолюбие, Кей, какая мечта?

Он испытующе взглянул на девушку.

– Потому что так долго хранил это в сердце… я все еще хочу тебя, Кей, и никогда не забывал… Между нами произошло столько всего, над чем я не имел власти. Но я знал, что мы найдем дорогу друг к другу. И ты увидишь, как много я могу дать тебе, какая сказочная жизнь у нас может быть!

Напряженное лицо чуть смягчилось, будто непонятный приступ, державший его в тисках, на миг отпустил.

– До сегодняшнего дня был счастлив этой мечтой – она толкала меня выше и выше.

Кей была одновременно тронута и смущена его признанием. Она не хотела быть объектом такой привязанности. Только вчера сердце выбрало другого. Но она понимала, что одержимость Митча только воспламенится еще больше, если она скажет, что увлечена другим человеком. Как объяснить ему, заставить забыть о ней?

Девушка бесцельно оглядела комнату. Седовласый солидный член клуба, сидевший за соседним столиком уставился на нее. Когда их взгляды встретились, он улыбнулся… неспешной, зазывной улыбкой – улыбкой очень богатого человека, знающего власть денег. Кей спокойно отвела глаза и вновь повернулась к Митчу.

– Но о чем ты еще мечтаешь, кроме меня? Сколько денег тебе достаточно, чтобы чувствовать себя богатым?

– Люди, которые хотят быть богатыми, – улыбнулся Митч, – не мыслят цифрами. Они стремятся заполучить все.

– И ты думаешь, что для меня это имеет значение? Ты нравился мне еще тогда, Митч. Собственно говоря, мы вообще бы не встретились, не интересуйся ты политикой, не отдавая столько усилий и времени работе во имя того, во что верил, и при том не требуя за это денег. У тебя были принципы, идеалы.

– Думаешь, идеалы – это роскошь, доступная только бедным? – вскинулся Митч. – Богатые способны сделать гораздо больше бедных! Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон владели сотнями рабов, жили в великолепных домах, и Фрэнсис Делано Рузвельт отнюдь не был нищим! А как насчет национального героя, Джека Кеннеди?

Он внезапно остановился, и негодование уступило место раскаянию.

– Слушай, ты права. Меня немного занесло, и все из-за этого волшебного ковра, на котором я лечу. Никогда не представлял, что так быстро заработаю деньги и так много. Черт, я рос в уверенности, что проведу жизнь среди скотобоен. Конечно, голова у меня иногда кружится. Но я еще не окончательно слетел с катушек. И всё еще хочу сделать мир лучше. Просто деньги все упрощают. Короли оставили гораздо более заметный след в истории, чем нищие.

Прямые слова отчасти помогли вновь завоевать уважение Кей, и хотя былая привязанность навсегда исчезла, но девушка все же верила, что он не променял мечту делать добро на стремление скопить побольше золота.

Официант принес шампанское, и Кей предложила тост за его новую работу, а Митч – за скорейшее окончание университета. Они заказали яйца «Бенедикт» и рубленое мясо, каждый пробовал еду с тарелки соседа. Митч спросил о ее планах на следующий год.

– Подумываешь вернуться в Чикаго?

– Нет, Митч, – сказала она, надеясь хоть так убедить его в невозможности никаких отношений, кроме дружеских. – Собираюсь закончить университет и заняться исследованиями.

– Чего именно?

Обсуждать секс с Митчем казалось слишком опасным.

– Я еще точно не определила тему. Кроме того, мне нужно получить что-то вроде субсидии, без этого я не смогу ничего сделать – просто денег не хватит.

– А если я дам тебе сто тысяч долларов? Устроит? Кей улыбнулась горькой иронии ситуации – деньги предлагались направо и налево, но прикоснуться к ним она не имела права.

– Спасибо за предложение, но по правилам настоящих исследователей можно принимать только помощь, предложенную без всяких условий – иначе результаты могут быть признаны недействительными.

Митч пожал плечами. Он и не отрицал, что ставит условия, хотя и сделал еще одну попытку:

– Если хочешь, чтобы у меня сохранились хоть какие-то принципы, позволь употребить деньги на достойное дело. Сейчас я могу позволить себе это, Кей… и, если понадобится, найду еще.

Отказаться еще раз означало обидеть Митча. Не желая показаться невежливой, Кей постаралась переменить тему.

– Почему тебе так много платят, Митч? И чем теперь будет заниматься этот новый отдел?

– Операциями, названными «приобретение» и «слияние». Они требуют сочетания самых различных методов.

Тенденция современного бизнеса – создание крупных компаний посредством организации браков между мелкими. Большая акула также может сожрать маленькую рыбку. Я тот самый сват, который сводит жениха с невестой. Если у богатой фирмы накопилось достаточно денег, я пытаюсь найти для них выгодную покупку. Если небольшая компания ищет деньги на расширение дела, я вынюхиваю, не отыщется ли старший братец, который захочет приобрести ее. Когда работа сделана хорошо, из рук в руки могут перейти сотни миллионов долларов. А мой банк получит комиссионные, как любой брокер. Две-три подобных сделки в год, и представляешь, какие это суммы? И все это зависит от меня, Кей, так что даже те деньги, которые я получаю сейчас, – просто семечки, корм для цыплят!

– Полмиллиона в год? На них можно прокормить чертову уйму взрослых кур!

Но Митч, пропустив мимо ушей ироническое замечание, продолжал заливаться соловьем:

– Уж поверь, я приложу все силы, чтобы добиться своего! Иногда приходится пахать до восемнадцати-двадцати часов в сутки, работы все больше! Пока что в Белом доме сидят демократы, но если этого фермера с его земляными орехами сменит бизнесмен-республиканец, тут и начнется настоящая заваруха. Бьюсь об заклад, дел будет выше головы. Пожалуй, можно загрести миллиончиков десять-двадцать.

Митч запнулся, глаза сверкнули, словно он сам только что осознал значение собственных слов.

– Миллионы – благоговейно пробормотал он. – И я все потрачу на тебя.

Кей механически улыбнулась. Постоянные разговоры о деньгах утомили ее. Однако из слов Митча девушка поняла, что он может просветить ее относительно предмета, к которому у нее возник внезапный огромный интерес.

Когда посуда была убрана, а официант принес кофе, она спросила:

– Судя по тому, чем ты занимаешься, должно быть, встречался когда-нибудь с человеком по имени Джеймс Болтон?

Митч, словно испугавшись, резко выпрямился.

– Нет, лично знаком не был… пока, но кое-что слышал о нем. Моя первая сделка в этом банке связана с инвестиционной группой, которая желает купить «Мид-Коаст Эйрлайнз», а Болтон – один из возможных покупателей, которые могут составить конкуренцию моему клиенту.

Кей ничем не дала понять, что знает о намерениях Джима.

Митч с подозрением уставился на нее.

– Почему ты о нем спрашиваешь?

Но Кей изо всех сил старалась казаться безразличной:

– Вместе летели сюда.

– Одним рейсом?

Он наклонился, пристально оглядел Кей.

– Значит, тот тип, что был у тебя в номере, когда я звонил? Между вами… что-то есть?

– Нет, – категорически заявила Кей. В конце концов, в данный момент это правда.

– Тогда почему допрашиваешь меня? – допытывался он, прежде чем Кей попыталась что-то объяснить.

– Эй, – отбивалась она, – что плохого в одном-единственном крохотном вопросике?

Митч покаянно вздохнул:

– Прости, Кей. В подобных вещах всегда нужно опасаться утечки информации, и я, естественно, не имею никакого желания, чтобы Болтон ею воспользовался! Если, конечно, все еще желает купить компанию!

По неотрывному взгляду Кей поняла, что Митч по выражению ее лица желает узнать о намерениях Джима, и решила притвориться дурочкой.

– Послушай, Митч, какой из меня шпион? Я ведь не спрашивала тебя о сделке, так ведь? И знаю Джима только потому, что он вынес меня из самолета, после того как я потеряла сознание – так что мое любопытство вполне естественно.

Митч медленно, по-прежнему скептически кивнул.

– Что ж, вряд ли тебе стоит слишком сближаться с Болтоном. Судя по тому, что я слышал, – это довольно темная личность.

– О, даже так?

– Во-первых, делает бизнес с нашими врагами-коммунистами, торгует оружием, охотится за техникой, оставленной американцами в Южной Азии, покупает по дешевке и продает другим странам с большой прибылью.

Митч понизил голос:

– Некоторые даже уверены, что у Болтона еще с Вьетнамской войны сохранились связи с ЦРУ и он может быть замешан в контрабанде наркотиков.

Но Кей весьма недоверчиво отнеслась к заявлению Митча. Все, что рассказал Джим, может быть истолковано недоброжелательными людьми в совершенно ином свете, а в мире бизнеса не было недостатка в завистливых злобных конкурентах. Могут ли розыски и сбор запасных частей к самолетам считаться торговлей оружием? А переговоры с вьетнамскими коммунистами – это далеко еще не дружба с врагами американского народа, тем более что война кончилась несколько лет назад. Японцы тоже когда-то были противниками!

– Должно быть, тот, кто распространяет эту ложь, просто завидует успехам Джима. Мне он показался очень порядочным человеком.

– Ну конечно, ведь он спас тебе жизнь! Но ты ведь не знаешь историю его семейки, и почему он так отчаянно пытается доползти до вершины.

И Митч, не дожидаясь просьб, принялся оживленно рассказывать, явно намереваясь погасить всякий интерес, который могла питать к Болтону девушка. Отец Джима, Карл Болтон, владел не очень процветающей фабрикой по изготовлению сантехнического оборудования до первой мировой войны, когда, переориентировав предприятие «Рилайебл Пламбинг Инкорпорейтед», начал выпускать артиллерийские снаряды и разбогател, став одним из главных правительственных поставщиков. Деньги и власть не пошли ему на пользу – Болтон бросил бездетную жену и женился на танцовщице из казино, родившей ему сына. Несколько лет спустя, уже после войны, власти обнаружили, что Карл Болтон получал огромные прибыли, поставляя некачественные боеприпасы по завышенным ценам. Документами военных ведомств было неопровержимо доказано, что снаряды, поставляемые «Рилайебл», надежностью отнюдь не отличались – часто взрывались в орудийных стволах, убивая и калеча американских солдат. Карл Болтон просидел в тюрьме много лет и вернулся сломленным человеком.

– Старик когда-то был магнатом, – закончил рассказ Митч, – а кончил тем, что за тридцать баксов в неделю кланялся посетителям какого-то двухцентового ресторанчика. Можешь себе это представить?! Это надо же, иметь такую наглость, – засмеялся он, – назвать свою контору «Рилайебл».

Кей вспомнила о вчерашнем вечере, о том, как Джим сказал, что восхищается отцом… остатки уважения, почти утонувшие в океане стыда, и спросила себя, не вступает ли в неизбежное столкновение с принципами этики и морали. Она, конечно, не верила, что Джим замешан в контрабанде наркотиков, но понимала, что наивно думать, будто человек, пришедший на помощь попавшей в беду девушке, – благородный рыцарь, посвятившей жизнь служению добру. Не может ли так случиться, что она попросту идеализирует его только потому, что он спас ее жизнь. Что Кей знает о Джиме Болтоне?

После обеда Митч повез ее кататься в лимузине по берегу озера. Машина остановилась перед вздымающимися в небо многоэтажными небоскребами Голд Коаст, и Митч попросил Кей взглянуть на квартиру, которую он подумывал купить. Митч позаимствовал ключ у брокера на воскресенье, только чтобы показать ей дом.

Квартира оказалась на одном из верхних этажей – из окон открывался прекрасный вид на озеро Мичиган – и большой, гораздо просторнее, чем нужно одинокому человеку.

– Вот здесь мы могли бы жить, – тихо сказал Митч, когда молодые люди стояли у окна, восхищаясь сказочным пейзажем.

Кей сжалась, боясь, что он даст волю рукам, но Митч не пошевелился.

– Не думаю, что хотела бы жить так же высоко, как ты, Митч, – ответила она, надеясь, что тот поймет двойной смысл реплики. Но он только улыбнулся.

– Когда-нибудь ты можешь передумать.

Митч отвез ее назад в отель. Кей взяла билет на вечерний рейс и сказала ему, что должна еще успеть выписаться из гостиницы. Митч предложил отвезти ее в аэропорт, но Кей тактично уклонилась, в надежде, что позвонит Джим, и она сможет вылететь позже. Хотя Митч знал, что Кей вернулась в Чикаго только для дачи показаний адвокатам Александры, он не заговаривал об этом, пока лимузин не подъехал к отелю, но даже теперь, казалось, скорее сочувствовал ей, чем преследовал свои эгоистические цели.

– Ну что, все уладилось? – спросил он, – или тебе придется вернуться к судебному заседанию? Если сообщишь о своем приезде, постараюсь освободиться.

– Не знаю, когда это будет, – пробормотала Кей, вовсе не желая делиться подробностями с Митчем, особенно после задушевных бесед с Джимом. Но тут ей пришло в голову, что Митч сумеет помочь разрешить хотя бы одну проблему.

– Послушай, как, по-твоему, может, поговорить насчет этого с отцом? Он не попытался встретиться со мной, а я не могу заставить себя поднять трубку и ни с того ни с сего позвонить. Но, может, есть какой-то способ сломать лед. То есть… если кто-то, знавший его раньше, смог бы выведать, сердится ли он все еще на меня.

– Намекаешь, чтобы я позвонил ему? – осведомился Митч.

– Ведь ты когда-то работал на него. Уайлер знает, кто ты. А поскольку твоя карьера продвигается вперед семимильными шагами, может, в конце концов, даже будешь вести с ним дела…

– Именно поэтому я не должен вмешиваться, Кей. Рэнделл Уайлер, возможно, больше не привлекает избирателей, зато влияние у него ничуть не меньше. Сейчас он постепенно отходит от судебных дел и предпочитает заниматься политикой, хотя, возможно, мне когда-нибудь понадобятся его услуги. Я бы с удовольствием помог тебе, но если приду к нему как твой друг…

Он многозначительно пожал плечами.

– Тогда он не захочет делать тебе никаких одолжений – докончила Кей.

– Прости. Надеюсь, ты понимаешь.

– Конечно, – кивнула Кей, – это может обойтись тебе в миллионы.

У входа в отель она велела Митчу не трудиться провожать ее наверх – нужно поскорее укладывать вещи.

– Только не забудь, – сказал он на прощанье, – я буду тебя ждать всегда в любое время, ночью и днем, и уверен, ты обязательно приедешь.

Перед тем как сесть в машину, он поцеловал Кей в щеку.

Возможно, он считает, что делает это для нее, подумала Кей, но на самом деле старается только для себя. А каковы мотивы Джима Болтона? Чего добивается он?

Кей подошла к стойке портье. Джим действительно звонил, но очень давно. Сразу после того, как она уехала с Митчем. Поднимаясь на лифте в номер, Кей чувствовала себя совершенно опустошенной. Если бы Джим в самом деле хотел видеть ее, позвонил бы не один раз, а десять! Во всяком случае не стал бы рисковать и сделал все возможное, чтобы встретиться перед отлетом из Чикаго.

По когда девушка открыла дверь, хорошее настроение вмиг вернулось – на столе стоял огромный букет, гораздо больше вчерашнего. На карточке под двумя строчками напечатанного текста стояла подпись Джима – очевидно, он диктовал текст по телефону:

«Пришлось вылететь в Нью-Йорк на совещание с банкиром. Надеюсь скоро увидеться вновь, даже если к этому времени ничего не загорится».

Кей измученно улыбнулась, поняв двусмысленность последней фразы.

На этот раз по пути в аэропорт и во время рейса настойчивое предчувствие опасности не мучило ее, и когда самолет поднялся в воздух, а Чикаго растаял под облаками, Кей знала – ничего не случится… и все же, если молилась о чем-то, то просила лишь скорого возвращения тех будораживших душу минут, когда ее сердце и душа подверглись такому риску…

 

ГЛАВА 24

Окончание университета не было таким волнующим событием для Кей, как для большинства однокурсников. Поступив в колледж в том возрасте, когда сверстники были уже на последнем курсе, она не чувствовала, как остальные выпускники, что эта церемония знаменует некий возрастной рубеж, переход через границу от юности в мир взрослых людей. Кей вступила в этот мир много лет назад. Кроме того, ее, в отличие от других, не окружали гордые и счастливые родственники. Эмоциональное оцепенение только усиливалось отсутствием известий от Джима Болтона. Покидая Чикаго, девушка была уверена, что вскоре услышит о нем, но не получила даже открытки, хотя Митч прислал пару записок, и одна невольно пролила свет на причины столь странного молчания.

«Кстати, я познакомился с Джимом Болтоном. Его голыми руками не возьмешь, особенно когда речь идет о бизнесе. Он действительно хотел заполучить эту авиакомпанию».

Похоже, Митч и Джим оказались по разные стороны, и Джим выиграл. Может, это объясняло его исчезновение: бизнес целиком поглотил Джима. Он не мог позволить себе тратить время на что-то еще, потому что был одержим навязчивым желанием не потерпеть краха, подобно своему отцу. Возможно, он решил также, что девушка, позировавшая когда-то для подобных фото-графий, которые каждый мог повесить на стену, – неподходящая компания для человека, пытавшегося завоевать солидную репутацию в финансовом мире. А что, если он просто обаятельный мужчина, не пожелавший быть с ней откровенным? Сначала Кей намеревалась поискать ответ… или Джима, когда ее вызовут в Чикаго на судебный процесс между отцом и Александрой. Ведь именно там находилось административное здание «Мид-Коаст Эйрлайнз», и скорее всего, можно было спросить о Джиме. Но два месяца спустя после встречи с адвокатом, Кей позвонил детектив чикагской полиции и спросил, не известно ли что-нибудь о местопребывании Ванессы Уайлер – сводная сестра была похищена матерью. В заявлении, разосланном Александрой в газеты, говорилось, что она сознает, насколько велико влияние Рэнделла Уайлера в судейских и адвокатских кругах, не позволяющее добиться истинного правосудия, поэтому она «спасает» девочку от постоянной угрозы сексуального посягательства.

Кей ответила детективу, что Александра, желая скрыться, ни за что не стала бы откровенничать с бывшей падчерицей, которую искренне ненавидела.

Поскольку необходимость возвращения в Чикаго отпала, Кей оставила мысль о поисках Джима и попытках узнать, почему столь романтически начавшиеся отношения внезапно оборвались? Поэтому, когда настал день окончания университета, только одна Лора Кук радовалась успехам Кей. После заключительного экзамена она пригласила Кей на ужин в любой ресторан по желанию девушки. Они отправились в «Олд Обрайкиз», известное в Балтиморе заведение, где фирменным блюдом были спаренные на пару крабы, сервированные в панцире. На столе, кроме ложек и вилок, лежали щипцы для разделывания крабов и стояла корзинка, куда бросались скорлупки. В этой забавной борьбе с неподатливыми панцирями можно было провести целый вечер, но в ресторане царила теплая домашняя атмосфера, которую Кей предпочитала чопорной сдержанности.

– Прежде чем начать пачкаться, – объявила Лора, как только они уселись, – я хотела подарить это.

Открыв сумочку, она извлекла маленький пакетик в красивой обертке. Внутри оказались модные золотые часы. Кей была не только тронута неожиданным подарком, но и смущена такой роскошью. Но Лора только небрежно отмахнулась:

– Нет лучшего способа потратить деньги, чем сделать приятное людям, которым мы симпатизируем.

И, не желая показаться сентиментальной, быстро переменила тему, заговорив о будущем Кей и об исследовательской работе, которую они надеялись провести.

Последние несколько месяцев обе непрерывно обсуждали, как лучше организовать изучение неизвестных до сих пор аспектов сексуального поведения людей. Они говорили часами, когда шли завтракать, встречались в кабинете Лоры, пили кофе у нее дома, шли в кино; и подчас беседы превращались в жаркие споры, хотя до ссор и стычек дело не доходило. Основываясь на достаточном, хотя и полученном различными путями опыте, женщины считали, что более глубокое понимание сексуальности человека окажется неоценимо полезным с психологической и социальной точек зрения. Но они никак не могли прийти к соглашению относительно точной природы и цели исследования, не говоря уже о применимой методологии. Лора предпочитала создание базы данных сбору информации путем опроса и анализа ответов.

– Вместо того, чтобы заниматься сексуальностью человечества, – предлагала она Кей, – по-моему, лучше ограничиться женской сексуальностью. Именно это нам легче всего исследовать и понять.

В качестве основного объекта Лора предлагала взять самую главную суть половых сношений – оргазм. Специализируясь в лечении дисфункций, она давно обратила внимание, что большинство женщин либо вообще не испытывают оргазма, либо крайне редко его достигают.

– Предположим, мы займемся изучением механизма нервной системы, посредствам которого достигается оргазм, – предложила она. – Это можно потом применить для улучшения статистики.

Но Кей постоянно спорила против такого подхода, не желая тратить столько времени и усилий, чтобы дело потом закончилось одной-двумя статьями в медицинских журналах, читаемых только профессионалами, которые передавали смысл широкому читателю лишь постепенно, в виде лекций или специализированного лечения. Нет, она мечтала сама обратиться непосредственно к читателям, принести пользу как можно большему числу людей. Кей ощущала постоянную настойчивую потребность передать полученные знания, чтобы исправить все несправедливости, ошибки и мифы, так долго мешавшие радости и счастью людей. Она даже считала, что многим можно спасти жизнь – ее мать не сошла бы с ума, понимай она лучше собственную сексуальность и сумей примириться с ней.

– Секс представляет проблему для всех, в определенные периоды существования, – заметила она. – Думаешь, мы могли бы помочь всем, проведя исчерпывающее исследование сексуальных потребностей человека?

Насколько она себе представляла, работа должна попытаться ответить на широкий ряд вопросов. Какова природа сексуальной энергии? Насколько важно сексуальное удовлетворение для здоровья и благосостояния? Каковы параметры сексуального наслаждения и как его лучше получать? Какие партнеры достигают лучших результатов друг с другом? Каков диапазон сексуального поведения человека – можно ли считать определенные поступки «ненормальными» или «извращенными?»

– На это может уйти четыре – пять, а может, и десять лет, – предупредила Лора.

Но Кей это не обескуражило. Любое сколько-нибудь важное научное исследование требует невероятных усилий. Алфред Кинси, первый из американцев, занявшийся исследованием секса, основывал свои открытия на более чем восемнадцати с половиной тысячах интервью, сбор и обработка которых заняла несколько лет, прежде чем написать книги «Сексуальное поведение мужчины» и «Сексуальное поведение женщины». Сам по образованию зоолог, Кинси посвятил жизнь этим исследованиям, рассматривая поступки людей с точки зрения стереотипов поведения животных. Но Кинси, талантливый ученый и первооткрыватель, гаки не осмелился зайти слишком далеко за грани уже существующих исследований. Его трудам было почти двадцать пять лет, а умер он двадцать лет назад. Настало время расширить границы. Получение новой информации О сексе стало жизненно важным в атмосфере вседозволенности, царившей с шестидесятых годов, а подъем движения за права женщин позволил выдвинуть новый лозунг – борьбу за то, чтобы женщины достигали сексуального удовлетворения, вместо того чтобы всю жизнь обходиться без него, как показывала обширная практика Лоры.

– Людям давно уже необходимо понимание подобных вещей, – рассказывала Кей. – Почему пятьдесят процентов браков распадается, причем даже в половине сохранившихся все еще существуют сексуальные дисфункции? Может, мы сумеем помочь изменить это? Наконец Кей удалось склонить Лору к идее более обширной программы исследований, хотя они продолжали спорить относительно выбора методологии.

– У Кинси был целый штат ассистентов, которые брали интервью у населения, – заметила Лора. – Но это все, что они делали, Кей – сидели в гостиных, задавали вопросы об их впечатлениях, переживаниях, секретах, предубеждениях. Это было обзором, попыткой создать статистическую картину. Нельзя ручаться за ее точность, потому что Кинси сам не был уверен в полученных результатах. Многие из тех, кто соглашался беседовать с ассистентами, не сумели полностью преодолеть естественную скромность, или потребность оградить личную жизнь. Поэтому и ответы их чаще всего лишь полуправда, а иногда и вообще чистая ложь, и невозможно определить, в каком случае можно на них положиться.

– Чтобы пойти дальше Кинси и доверять полученным данным, Лора предложила до мелочей отработать методику.

– Нужно убедиться, что люди отвечают искренне, независимо от того, какого рода вопросы мы им задаем.

– Есть только один способ убедиться в том, что наши данные верны, – сказала Кей. – По-моему, главный критерий научных исследований – непосредственное наблюдение. Именно это нам необходимо, Лора, – настоящая работа в лаборатории, проверка исследуемых объектов. Вместо того чтобы беседовать с людьми в гостиных, как Кинси, нужно наблюдать за ними в спальнях.

Лоре потребовалось несколько секунд, чтобы убедиться в серьезности заявления Кей.

– Существует разница между научным трудом и вуайеризмом, – отпарировала она.

– Может, нет, – покачала головой Кей, – когда предмет исследования – секс.

Когда Кей впервые предложила такой подход, Лора решительно отвергла его, но позже они все-таки постоянно возвращались к этому предмету, и Кей объяснила преимущества возможностей прямого наблюдения.

– Нам не обязательно в самом деле проникать в спальни. Главное – создать условия, ведущие к интимности и позволяющие изучать происходящее, не стесняя людей своим присутствием.

– Например, используя зеркала с односторонним обзором?

– Или телевизионные камеры. Можно записывать разговоры на пленку или снимать действие скрытой камерой, – кивнула Кей. – Конечно, этого нельзя делать без согласия испытуемых. В этом вся сложность – придется найти мужчин и женщин, которые не откажутся заниматься сексом для научных целей.

Но Лора по-прежнему сомневалась. Люди, позволяющие подглядывать за собой, возможно, попросту извращенцы, охваченные неестественным желанием и потребностью выставлять себя напоказ, но в этом случае от них трудно ожидать достоверной информации о мотивах поведения обычных мужчин и женщин.

Но Кей снова не согласилась. Студенческая среда может обеспечить идеальный источник сексуально-активных индивидуумов и партнеров, которые могут перенести вмешательство в личную жизнь по ряду вполне обычных причин.

– Поверь моему опыту, – сказала она, – небольшая плата может быть достаточным стимулом для десятков студентов, нуждающихся в деньгах. Кроме того, некоторые изучают психологию или медицину, и они будут с радостью участвовать в опытах во имя науки.

И наконец Кей привела самый веский и очевидный довод: существует достаточно много совершенно нормальных людей, которые будут рады любому предлогу, чтобы, как говорят дети, «перепихнуться на травке».

Наконец, недели две назад, Лора смирилась, поняв наконец, что радикальный подход Кей позволит получить более ценные результаты, но по-прежнему сомневалась, что деньги на такой бросающий вызов всем условностям проект можно будет получить из обычных организаций, предоставляющих субсидии, – фондов, колледжей, правительственных агентств.

– Для исследований, связанных с сексом, всегда было трудно добыть деньги, – сказала она. – Но для подобной работы это, по-видимому, вообще невозможно. И ты, и я уверены в чистоте наших намерений, по люди, ответственные за распределение денег, каждый день получают достаточно интересные заявки, и к тому же на менее скандальную тему. Боюсь, они посчитают то, что мы собираемся делать, немногим лучше грязного анекдота.

– Все равно, стоит попытаться, – настаивала Кей. – Мы можем получать эти знания и всегда могли, только слишком боялись. Подавляющее множество мужчин и женщин полагаются на недостоверность информации, передающейся из уст в уста, почти таким же примитивным способом, как сказки, которые рассказывали друг другу у костров пещерные люди. Черт возьми, Лора, не зря триста лет этой страной правили пуритане. По-моему, сейчас самое время избавиться от их влияния.

На этом спор прервался. Несколько оставшихся до выпуска недель Кей была так занята подготовкой к экзаменам, что почти не виделась с Лорой. Но та и сама, казалось, не очень-то стремилась встречаться с Кей, и постепенно девушка начала подозревать, что она попросту передумала. Возможно, ради спасения собственной репутации на медицинском факультете Лора решила не поддерживать столь сомнительный проект и даже не иметь ничего общего с той, в чьей голове родился этот проект. Поэтому приглашение Лоры на ужин в честь окончания университета и дорогой подарок быстро развеяли страхи Кей, что такая драгоценная дружба отныне потеряна. Только теперь стало ясно, что все эти недели Лора почти не показывалась именно поэтому, что всеми силами пыталась найти спонсоров для их исследований.

– Я надеялась, что к этому времени смогу все уладить, – вздохнула Лора, – чтобы ты не чувствовала себя не у дел после выпуска. Из этих денег ты должна была получать зарплату и стипендию, если бы захотела учиться в аспирантуре, но, к несчастью, как я и предвидела, пришлось столкнуться с упорным сопротивлением во всех распределяющих субсидии организациях.

Кей мрачно слушала, мысленно взвешивая все возможные перспективы. Как заработать на жизнь? Неужели продолжать позировать для Ларри Мейера?

Но тут Лора сказала:

– У нас есть еще шанс в одном частном фонде с огромными средствами. В основном, деньги даются на филантропические цели – постройка зданий для университетов, больниц для бедных, раздача субсидий артистам, художникам, все в этом роде. Я знаю попечителей этого фонда, поэтому меня выслушали и не отказали сходу.

– А что это за фонд?

Лора чуть поколебалась, словно защищала источник информации от конкурентов.

– Фонд Джеррона.

Кей мгновенно узнала имя. Каждый, кто учился в университете Джефферсон, знал о семье Джерронов, много лет бывшей одной из главных благотворителей. Основы состояния Джерронов были заложены в конце девятнадцатого века Натэниелом Джерроном из Балтимора, начавшего со строительства железных дрог, потом занявшимся нефтью и под конец – банковским делом. Состояние, которое сумел накопить старик, поставило его в один ряд с миллионерами вроде Рокфеллера, Карнеги и Форда, и как все финансовые магнаты, он занялся служением отечеству. Одно время он даже был министром финансов и, кроме того, пожертвовал значительную часть богатства на основание благотворительного фонда. Натэниел Джеррон был уверен, что стал родоначальником династии после того, как жена родила троих сыновей, но две ветви семейства были жестоко отсечены, когда двое старших мальчиков после летнего путешествия в Англию возвращались домой на совершавшем первое плавание «Титанике». Но хотя оставшиеся в живых члены семьи – потомки третьего сына – предпочитали держаться в тени, не выставляя себя напоказ, они считались богатейшими людьми в Америке, а сумма пожертвований, сделанных фондом, доходила до нескольких миллиардов долларов. Основные субсидии имел университет Джефферсон, поскольку Натэниел, основатель династии, сумел закончить колледж, прежде чем составить состояние.

– Однако администрация фонда весьма осторожна, – продолжала Лора. – Они не дадут денег, если мы не согласимся на их условия.

– Какие именно? – с подозрением осведомилась Кей. Сама идея о всяких условиях шла вразрез с самим духом идеального научного исследования.

– Не так давно они решили дать субсидию в парочку миллионов долларов на финансирование работ по ПМС. Знаешь, что это такое?

Кей покачала головой.

– Предменструальный синдром, – пояснила Лора… – В некоторых случаях ежемесячные гормональные изменения в организме женщины могут быть настолько серьезными, что это приводит к неприятным осложнениям. Мы только сейчас начинаем понимать тяжесть последствий воздействия подобных явлений на довольно большую группу женщин. Это весьма интересная тема для исследований, поэтому и привлекла внимание некоторых известных ученых – медиков.

Это означает, что работа дублируется. Фонд Джеррона выделил субсидию для проведения экспериментов в Калифорнии, но не возражает дать ее вместо этого нам.

Лора многозначительно помолчала.

– Суть в том, чтобы убедить человека, возглавляющего другое исследование, передать деньги на наши эксперименты.

Кей безутешно вздохнула.

– Ничего не выйдет. Если бы кто-то выписал нам чек, неужели мы согласились бы отдать его кому-нибудь еще?

– Признаю, надежды весьма шаткие, – согласилась Лора. – Но нищим выбирать не приходится. Большинство людей, имеющих деньги, не желают связываться с такого рода работой. Приходится хвататься за каждую соломинку и нажимать все кнопки, лишь бы хоть что-то получить.

– Все равно, это почти невероятно. С чего этот человек должен жертвовать своей работой и вновь пуститься на поиски финансирования?

– Ты немного не так поняла. Нам необходимо заполучить не субсидию, а самого человека. Администрация фонда считает, будто у меня слишком мало научного опыта, чтобы возглавлять работу такого масштаба. Кроме того, из-за самой природы исследования, они просто не желают, чтобы эксперименты проводились исключительно женщинами, и просят, чтобы в команде были и мужчины, кто-нибудь из уже имеющих репутацию известного исследователя.

– И кто же это?

– Пол Синклер.

Имя показалось Кей знакомым, хотя она не помнила, чтобы когда-нибудь читала его труды.

– А что он делал раньше? – полюбопытствовала Кей.

– Основное его занятие – хирург-гинеколог. Работал над проблемами бесплодия, это и заставило его проводить некоторые эксперименты по воспроизводству человека…

– Знаю! – неожиданно подскочила Кей. – Именно он занимался исследованиями по оплодотворению in vitra. После рождения первого «искусственного» ребенка в Соединенных Штатах, его имя не сходило со страниц «Таймс», и «Ньсуик», и с телеэкранов!

– Это он, – кивнула Лора.

– Лора, – вздохнула Кей, – с какой радости Пол Синклер бросит свою работу и займется нашей?! Он уже получил имя и известность. Или собирается переехать сюда?

– Он уже заявил, что желает бросить практическую деятельность и заняться теорией, а именно ПСМ. Очевидно, такой человек любит разнообразие в работе, ищет новые пути. Я говорила с ним по телефону, и Синклер не захлопнул дверь перед нашим носом, а наоборот, пожелал встретиться и выслушать. Если мы сможем убедить его, что наша игра интереснее, а проект – заманчивее, думаю, у нас есть шанс. Возможно, не очень большой. Но иногда ловишь самую большую рыбу на крошечный крючок… – Лора многозначительно-лукаво улыбнулась: – Все зависит от наживки.

Лора договорилась о встрече с Синклером на его территории, в кампусе Калифорнийского университета в городке Санта-Барбара, где у него была своя лаборатория.

Но Лора выпросила отсрочку, лишь немного времени, чтобы подготовить письменное предложение проекта, над которым собралась работать с Кей. В отчете давалось краткое описание всех аспектов работы – цели, методы, стоимость, примерный график, позволяющие администрации фонда Джеррона и доктору Синклеру получить четкую основу для принятия решения. Лора объявила, что это и будет интеллектуальной наживкой для крючка. Кей было поручено заняться составлением документа, и Лора даже выдала ежемесячное пособие в тысячу долларов из собственного кармана, чтобы девушка не отвлекалась. Чтобы сэкономить на жилье, она даже пригласила Кей пожить у нее в комнате для гостей.

Через пять недель Кей предъявила стопятидесятистраничный труд, озаглавленный: «План наблюдения за сексуальными отношениями и взаимодействиями особей женского и мужского пола». В реферате содержался раздел по истории исследования в области секса, отдавалась дань значению работ Кинси и других ученых. Но Кей также не обошла вниманием и недостатки их трудов. Отстаивая преимущества непосредственного наблюдения, Кей детально изложила план «лабораторных экспериментов, методов их проведения и порядка сбора необходимой информации».

Работая над составлением обзора в университетской библиотеке, Кей постаралась побольше узнать о Поле Синклере и прочитала все, что появлялось о нем в печати. На снимке в журнале «Тайм» Синклер выглядел совсем молодым, лет тридцати пяти, мужчиной с густыми седеющими каштановыми волосами и приветливыми карими глазами. Высокий и костлявый, он чем-то напоминал улучшенный вариант Эйба Линкольна, человека скрупулезно порядочного, и с таким же грустным выражением, казалось, навечно застывшим в чертах этого худого, напряженно-аскетического лица. Хотя в биографических заметках неизменно упоминалось, что Синклер – человек скрытный, не желающий ни с кем обсуждать подробности личной жизни, то, что было о нем известно, лишь подтверждало: для грусти имеются все основания. Еще будучи студентам медицинского факультета, он женился на красивой девушке, наследнице большого состояния, уроженке Калифорнии. Его жена была прекрасной наездницей и членом олимпийской команды на летних играх 1964 года. Она завоевала серебряную медаль по прыжкам через препятствия. Месяц спустя на каких-то соревнованиях ее лошадь упала. Молодая женщина повредила позвоночник и осталась полностью парализованной. Девять лет она была прикована к креслу и только четыре года назад умерла.

Все знающие Синклера утверждали, что он глубоко любил жену и тяжело переживал сначала несчастный случай, потом ее смерть. Некоторые даже поговаривали, что невозможность иметь собственных детей и была причиной его стремления помочь бесплодным супругам и проделать огромную работу над проблемами новых методов для осуществления мечты этих людей.

Кей опомнилась и сообразила, что уже несколько минут не сводила взгляда с фото Синклера. Она была уверена, что тот не захочет менять тему работы и ехать ради этого через всю страну. В глазах его по-прежнему светилось страдание – свидетельство неразрывной связи с прошлым. И источник этих воспоминаний был в Калифорнии.

Она даже не удивилась, когда после отсылки реферата прошло две недели, а ответа от Синклера не было. Должно быть, он даже не захотел тратить время на чтение!

– По крайней мере, – раздраженно воскликнула Лора, – мог хотя бы позвонить! Обязан был сделать такую мелочь… для меня!

Это прозвучало так, словно между ней и Синклером существовали какие-то личные отношения.

– Не знала, что вы знакомы, – заметила Кей. Несколько мгновений Лора выглядела так, будто ее поймали на месте преступления.

– Не знакомы, – бросила она наконец. – Но существуют профессиональная этика, взаимное уважение, а он ведет себя просто по-хамски!

Кей чувствовала, что Лора что-то скрывает, но не стала допытываться. Узнав Лору, девушка поняла, что в жизни подруги существуют некоторые моменты, о которых та предпочитала не упоминать.

Когда прошла еще неделя, а ответа по-прежнему не было, Лора пришла в бешенство и объявила, что сама позвонит Синклеру и потребует объяснений. Если их ждет отказ – что, впрочем, и ожидалось, – по крайней мере, можно начать решать, что делать дальше.

На следующий вечер, вернувшись с работы, Лора сказала, что сумела поговорить с Синклером. Кей была поражена, узнав, что Синклер успел прочитать реферат и нашел предложение «заманчивым».

– Заманчивым? – повторила Кей. – Так почему он отложил его и не позаботился дать ответ?

– Потому что еще не решил – согласиться или нет. Глаза Кей широко раскрылись.

– Хочешь сказать… он… может приехать?

– По крайней мере думает над этим. Пора кому-нибудь из нас отправиться в Калифорнию и лично поговорить с ним.

– Может, лучше обеим?

– Он на перепутье, Кей, это очевидно. Думаю, на этом этапе лучше будет поехать кому-то одному. Если на него свалятся сразу все, Синклер может посчитать, что мы хотим надавить на него, вынудить поскорее принять решение, а такие вещи могут запросто оттолкнуть его.

Кей кивнула. Лора правильно оценила психологические тонкости ситуации.

– Когда ты едешь? – спросила она.

– Не я. Ты.

Кей снова вытаращила глаза.

– Но ты старшая в команде и имеешь все полномочия. Я только выпускница…

– Это скорее твой проект, Кей, чем мой, – улыбнулась Лора, – а кроме того, разве мы не говорили, что величина пойманной рыбы зависит от наживки?

Сначала Кей шокировал намек на то, что ее молодость и красота помогут завоевать Синклера, но тут до нее дошло, что целью работы является изучение физического взаимодействия мужчины и женщины. Что ж, это может стать первым этапом исследований.

 

ГЛАВА 25

Сойдя с трапа самолета в аэропорту Лос-Анджелес, девушка направилась к выходу, где уже стояла толпа встречающих. Как условлено, Кей должен был встречать ассистент Синклера, чтобы привезти ее в Санта-Барбару на встречу с доктором, но ни имени, ни примет ассистента она не знала. Казалось, никто не собирается подойти к ней, ни у кого не было плакатика с ее именем. Девушка подождала, пока толпа у ворот не рассеялась, и, решив, что, должно быть, произошла путаница, направилась к стойке бюро проката машин.

В этот момент к ней подошла молодая женщина.

– Мисс Уайлер! – окликнула она. – Это я… мисс Уайлер!

Невысокая, довольно полная, с растрепанной шапкой курчавых светло-каштановых волос, живыми темными глазами под густыми бровями, широким ртом и острым, чуть безвольным подбородком, она искрилась такой энергией и жизнелюбием, что хотя Кей так и не поняла, красива ли она или нет, нашла женщину несомненно привлекательной. Просторный бумажный спортивный свитер с эмблемой «И. С.» поверх джинсов усиливал сходство с мальчишкой-сорванцом.

– Элси Рот, – пропыхтела она, протягивая руку. – От доктора Синклера.

И, пожимая ладонь Кей, продолжала весело болтать:

– Застряла в ужасной пробке на шоссе. Нужно было пораньше выезжать. Плохо бы мне пришлось, проворонь я вас. Доктор Синклер ненавидит, когда людей заставляют ждать.

– Ничего страшного, Элси, – ободряюще улыбнулась Кей. – По крайней мере теперь, когда все разошлись, вы сразу меня узнали.

– О, это труда не составило! Дэйв Джелли, один из выпускников, тоже ассистент доктора Синклера, раздобыл ваши старые снимки из «Томкэт» и показывал всем и каждому.

Но тут Элси запнулась на полуслове, с ужасом сообразив, что должна почувствовать Кей, когда узнает, как ее фото передавались из рук в руки.

Кей весело засмеялась:

– Успокойтесь, Элси, я к этому привыкла. Эти проклятые штуки вечно вылезают на свет Божий в самый неподходящий момент.

– Не пойму, чего тут стыдиться. Конечно, с точки зрения феминисток, вам не следовало позволить использовать себя как объект сексуального вожделения. Но я бы тоже не прочь сняться в голом виде, особенно с таким потрясным телом, как у вас… то есть…

Элси снова умолкла, сгорая от смущения. Казалось, она из тех людей, которых всегда подводит собственная безграничная искренность.

– Моя машина вон там, – поспешно объяснила она. Полисмен как раз заканчивал выписывать штрафную квитанцию для припаркованного в неположенном месте проржавевшего зеленого «фольксвагена» с поднимающейся крышей. Элси, рассерженно завопив, ринулась вперед и, очевидно, черпая вдохновение из слышанных раньше феминистских речей, обозвала несчастного полисмена «типичным шовинистом мужского пола, хулиганом, пытавшимся довести женщину до отчаяния своей проклятой бумажонкой и тем самым заставить ее покориться». Но полисмен спокойно дописал квитанцию, сунул ее под ветровое стекло и отошел.

Элси, все еще пылая гневом, включила зажигание. Кей размышляла над контрастом между мальчишеской внешностью ассистентки доктора Синклера и твердой решимостью любыми способами защищать права женщин.

По пути Элси рассказывала о себе. Хотя она училась в колледже университета Беркли перед тем, как переехать в Санта-Барбару, чтобы писать дипломную работу по биологии, она выросла на Восточном побережье в предместье Нью-Йорка. Отец был владельцем химчистки, мать пожертвовала блестящей карьерой исследователя биологии, чтобы воспитывать Элси и ее младшего брата. Элси чистосердечно признавалась, что именно судьба матери, умной одаренной женщины, вынужденной пожертвовать любимой работой ради унылой участи домохозяйки, была основной причиной, побудившей ее выбрать Беркли, известный терпимостью к активистам-радикалам. В колледже Элси была участницей движения за права женщин.

– Не желаю жертвовать своей карьерой, – объяснила она, – то есть, конечно, если у меня будет таковая.

Теперь, в двадцать восемь, Элси работала над докторской диссертацией, хотя, по ее словам, была не совсем уверена в правильности выбранной профессии биолога. Иногда ей приходило в голову, что она стала заниматься биологией из желания следовать по стопам матери.

– Грустная правда состоит в том, что в науке я ноль. Мне нравится проводить эксперименты, но пока добьешься результатов, семь потов сойдет. Я извелась, пока поступила в аспирантуру. Но, когда уже готова сдаться, вспоминаю, что придется вернуться домой, работать в химчистке, слушать нытье матери, повторяющей, что я упустила шанс в жизни, потому что не смогла выскочить замуж, пока училась в колледже.

И, взглянув на Кей, добавила:

– Бьюсь об заклад, ваша мать никогда не вбивает вам в голову подобные мысли!

– Нет, – просто ответила Кей, надеясь отвлечь от себя внимание.

Но Элси не пыталась скрыть ненасытное любопытство, полная решимости узнать, каково это – быть сексапильной женщиной, и хотя Элси показалась Кей дружелюбной и симпатичной, она в конце концов почувствовала раздражение от бесконечных вопросов о том, как и почему стала «кошечкой» и что это значило в ее жизни.

– Позвольте мне коротко объяснить, Элси. Может, некоторые женщины и считают, что подобные вещи помогают пробиться наверх, но я не из таких. И не очень отличаюсь от вас. Сражаюсь, чтобы завоевать свое счастье и не зависеть от того, подвернется ли выгодный брак или нет. Я скорее проживу одна, чем стану чьей-то любимой киской. Четыре года я проучилась в колледже, и все это время жила как монахиня. Надеюсь, что ответила на все ваши вопросы?

Столь неожиданный взрыв настолько ошеломил девушек, что обе замолчали.

День стоял ясный и солнечный. Крыша маленького автомобиля была открыта яркому солнцу и безоблачному голубому небу. Почувствовав теплое дыхание ветерка на лице, Кей поняла, что впервые за много лет вновь увидела пальмы. Глядя на белые гребешки океанских волн, Кей вновь и вновь спрашивала себя, когда и как она опять увидит Гавайи. Теперь она была гораздо ближе к родине, но денег все так же не хватало, а гордость удерживала от попыток вернуться. Презрение Мака по-прежнему больно ранило, и она не собиралась молить о прощении, прежде чем не сможет предъявить список достижений, имеющих ценность в глазах старика, заставить его позабыть о тех несчастных снимках. Впервые Кей сообразила, что, если сумеет убедить Пола Синклера присоединиться к ней и Лоре, потенциальной наградой может быть не сама радость работы на получение звания; нет, успех необходим для того, чтобы залечить раны, нанесенные прошлым.

Элси в конце концов призналась, что в лаборатории ходят слухи насчет того, что Кей попытается уговорить Синклера заняться другим проектом.

– Вы вовсе не обязаны вводить меня в курс дела, – прошептала она, – но я просто хотела знать, правда ли, что Пол…то есть доктор Синклер, уезжает отсюда…

В ее голосе звучали трогательно-тоскливые нотки. Несмотря на феминистское стремление Элси к независимости, Кей заподозрила, что перед ней классический случай безрадостной влюбленности аспирантки в наставника.

– Я собираюсь попытаться убедить его переехать в Балтимор, – призналась Кей.

Элси серьезно кивнула и вновь смолкла.

Через два часа показались ряды домиков в испанском стиле с красными черепичными крышами, типичные для пейзажа Санта-Барбары. Но вместо того, чтоб направиться в город, где находился университетский кэмпус, Элси свернула с шоссе и помчалась через поросшие дубняком каньоны гор Санта-Инез. Собирается показать окрестности?

– Я должна встретиться с доктором Синклером, как только приеду, – напомнила Кей.

– Знаю, но он просил привезти вас на ранчо. Вы остановитесь у него?

Кей собиралась снять номер в отеле, но теперь засомневалась, стоит ли сердить Пола Синклера, отказываясь от его гостеприимства.

Элси проехала еще шесть-семь миль по дороге, вьющейся у подножий покрытых зеленью холмов Санта-Инез, и, снова свернув, направилась к воротам в длиной деревянной ограде. Машина запрыгала по длинной грязной тропинке. Кей по-прежнему не замечала никаких признаков дома, кругом расстилались огромные бугристые поля бледно-зеленой, высушенной солнцем травы. Кое-где встречались крошечные рощицы. Пара ястребов парила на неподвижно раскинутых крыльях в безоблачном небе.

– Где ранчо? – спросила Кей, боясь, что студентка заблудилась.

– Мы на ранчо.

Элси обвела рукой окружающие просторы.

– Оно ужасно огромное – почти двести тысяч акров.

Кей припомнила прочитанные статьи – покойная жена Пола была богатой наследницей.

– Я всегда думала, что ранчо – это то место, где бродят бесчисленные стада.

– Должно быть, тут имеется несколько коров – гуляют, щиплют травку. Но док, в основном, держит лошадей, всего с дюжину, принадлежавших когда-то его жене. Вы знаете о ней?

Элси искоса взглянула на Кей. Та кивнула.

– Бедняга, – тихо пробормотала Элси. – Не знаю, сможет ли он когда-нибудь справиться с этим.

Казалось, девушка пытается сказать, что, если это произойдет, она будет рядом и готова ждать хоть сто лет.

Грязная тропа поднялась на холм и спустилась в пологую долину. За четверть мили впереди Кей увидела дом, построенный в стиле испанской гасиенды, с крышей из терракотовой черепицы и крытой лоджией, выступающей над патио. Рядом отливал небесной синевой небольшой пруд. Вокруг центрального особняка были разбросаны хозяйственные постройки; за ними виднелись загон и пастбище, орошаемые широким ручьем, так что трава здесь была гуще и зеленее, чем на остальных полях. По пастбищу бродили лошади. Между зданиями находились фруктовые сады и огороды. За особняком росла рощица лимонных деревьев.

При виде дома Пола Синклера Кей заранее приготовилась к решительному отказу. К чему Полу покидать этот рай?

Когда Элси остановила машину, Кей заметила ряд деталей, делавших здание гораздо проще, менее величественным. Старый колодец, окруженный кирпичным цилиндром; рядом колода для поения лошадей. Входная дверь сделана из неполированных дубовых досок, а не резных, покрытых лаком панелей; деревянные вазы для цветов при ближайшем рассмотрении оказались просто распиленными бочонками, расколовшимися от времени и погоды. Краска на ставнях облупилась, по штукатурке вились трещины. Во всем виднелись следы небрежения и отсутствия ухода.

Кей вышла из машины и встала, наслаждаясь мирной сценой. Теплый воздух был так неподвижен, что с большого пастбища ясно доносились топот копыт и ржанье. Заметив, что Элси вынимает ее чемодан из багажника, Кей твердо решила остаться. Здесь так чудесно, и Синклер ее пригласил. Элси открыла входную дверь.

– Док… вы здесь?

И, появившись через минуту, недоуменно пожала плечами.

– Странно, не могу его найти… Он должен был вас ждать.

Но тут из-за угла поспешно вышла просто одетая женщина средних лет со смолисто-черными волосами и коричневой от загара кожей.

– Сеньорита Элси! – воскликнула она.

Элси подбежала к женщине, о чем-то поговорила и тут же вернулась. Женщина отправилась в город.

– Это Роза, домоправительница. Говорит, доктора срочно позвали зачем-то, но он скоро вернется…

Элси снова оглядела Кей и в глазах появилось выражение обреченности. Если в ней еще и теплилась наивная романтическая мечта, теперь девушка поняла, что встреча Кей и Синклера сулит ей мало хорошего.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я не смогу составить вам компанию? – поспешно спросила она. – Мне нужно вернуться в университет.

Кей не захотела ждать Синклера в доме и направилась к пруду. Завернув за угол, она поднялась на лоджию, услыхала отдаленный топот копыт. Она встала под одной из арок и вгляделась вдаль. По полю галопом мчался всадник. Подлетев к пруду, он бросил поводья, спешился. Лошадь опустила голову к воде, незнакомец зашагал к патио. Кей узнала Пола Синклера. В поношенных джинсах и ковбойке, с разметавшимися седеющими каштановыми волосами, он совсем не походил на свои фото, где его высокая худощавая фигура обычно была скрыта белым халатом, а каждый волос был на месте.

Кей не поняла, видит ли он ее, поэтому выступила из тени на свет. Хотя Синклер был еще в двадцати-тридцати ярдах, он взмахнул рукой, громко поздоровался и пошел еще быстрее, небрежно ставя длинные ноги, широко улыбаясь; по лицу неожиданно разбежались морщинки, словно вытравленные солнцем на загорелом лице. С каждым шагом он выглядел все более привлекательным и энергичным. Ни следа скорби, как на снимках.

– Мисс Уайлер! – воскликнул он, протягивая руки. – Я Пол Синклер. Жаль, что не смог вас встретить. Пришлось чинить поломанную ограду.

Она вложила пальцы в его ладонь. На какой-то бесконечный, бездонный момент глаза их встретились, и ни у кого не было сил отвести взгляд.

– Что ж, – сказал он наконец, – я должен радоваться, что доктор Кук уговорила меня позволить вам совершить это путешествие.

– Уговорила? – переспросила Кей, отдергивая руку. – Я не знала, что вы сопротивлялись.

Синклер огорченно поморщился.

– О Боже, опять мой язык! Боюсь, я из тех людей, которым по крайней мере следовало бы постоянно носить с собой намордник! Поверьте, я вовсе не желал, чтобы вы почувствовали себя нежеланной гостьей. Собственно, я… имел в виду… что встреча с вами… ваш приезд…Я искренне рад познакомиться, даже если мы не будем работать вместе.

– Не будем? – охнула Кей. – Никогда не думала, что приеду зря! Именно это вы сказали доктору Кук – что уже приняли решение?

– Но вы ведь знаете, я занят другой работой, – извиняющимся тоном объяснил Синклер.

Кей затрясло от гнева. Очевидно, Лора скрыла правду в уверенности, что Кей пустит в ход все свои чары и сумеет заставить Синклера передумать.

Раздражение, вызванное этой мелочной ложью, было так велико, что, если бы Элси Рот уже не уехала, Кей тут же повернулась бы и покинула Ранчо.

Синклер, видно, почувствовал, какие эмоции обуревают Кей.

– Послушайте, вы уже здесь, и я очень рад. Правда. Так что почему бы нам не начать все сначала? Я с большим интересом прочитал ваши предложения и действительно считаю, что это исследование может внести большой вклад в науку. Я не хотел присоединяться к вам чисто по личным причинам, но думаю, нам ничего не мешает сесть и все обсудить. Я объясню, почему предпочитаю воздержаться, а вы приведете свои контрдоводы. Обещаю без предубеждения все выслушать. Хорошо?

– Кто я такая, чтобы отказываться? – улыбнулась Кей, стараясь снять напряжение.

Оба зашагали к дому.

– Не собираюсь даже скрывать, что вы – наш последний шанс. Если деньги на ваши исследования ПМС не будут переданы нам, нашему проекту конец.

– Сомневаюсь, – покачал головой Синклер.

– Почему? Вы должны понимать, насколько спорна эта тема.

– Но фонд Джеррона – один их самых богатых – выделяет почти миллиард долларов на научные разработки. Даже если я не соглашусь, Лора может добиться выделения средств.

– Не думаю. Она сказала, что из кожи вон лезла, лишь бы добиться передачи денег.

Синклер задумчиво хмыкнул:

– Думаю, проблема в ее брате. Он банкир и гораздо более консервативен, чем сама Лора.

– Брат? О чем вы?

– Эндрю – председатель семейного фонда, и именно его слово последнее при распределении субсидий.

Кей сделала еще несколько шагов, прежде чем слова Синклера, наконец, дошли до нее. Брат. Семья. Тут девушка резко остановилась и повернулась к Синклеру.

– Лора – одна из Джерронов?

– Разве вы не знали? – изумился Синклер. Кей в немом оцепенении покачала головой.

– Черт! Опять я лезу не в свое дело!

Они оказались у ряда высоких стеклянных дверей, ведущих в дом с лоджии. Синклер замер на пороге.

– По-моему, она даже что-то сказала по телефону… вроде того, чтобы я не распространялся насчет фонда. Ради Бога, не проговоритесь, что я распустил язык.

– Ни за что, – заверила Кей машинально – мысли вихрем кружились в голове; как перенести последний, самый жестокий обман Лоры?!

Синклер повел Кей в гигантскую гостиную с высоким потолком, обставленную столами и креслами из резного дуба. На полу лежали индейские ковры ручной работы, в углу стоял концертный рояль с целой выставкой фотографий в серебряных рамках на крышке. Кей заметила несколько снимков молодой женщины, напряженно пригнувшейся в седле коня, распластанного в прыжке над барьером. Ей показалось, что портрет, висевший над камином и словно царивший в комнате, был написан с этой необыкновенно красивой стройной рыжеволосой женщины.

– Сейчас покажу вашу комнату, – пообещал Синклер. – После того, как устроитесь и немного отдохнете, можно заняться обсуждением проекта.

Они поднялись по широкой лестнице в одну из комнат для гостей, большую, уютную, обставленную в старомодном мексиканском стиле.

– Только больше не уезжайте вдаль и к горизонту, – попросила она. – Мне не терпится взяться за дело.

– Буду ждать вас в кабинете, – улыбнулся Синклер и объяснил, что обычно работает в маленьком отдельном домике рядом с конюшней.

Кей развесила вещи, приняла душ и сменила дорожный костюм на джинсы и мужскую рубашку в тон простой одежде хозяина. Направляясь из ванной в комнату, девушка размышляла о поведении Лоры. Может, нет ничего страшного в том, что она не желает говорить о своей семье. Возможно, Лора просто хотела сделать себе имя и добиться успеха, не давая окружающим повода думать, что за каждую ступеньку лестницы, по которой она поднимается, заплачено деньгами Джерронов, особенно еще и потому, что университет большинство субсидий получал именно из этого фонда.

Случайная нескромность Синклера мгновенно все объяснила – роскошный образ жизни Лоры, дорогой дом в богатом квартале, стипендию, выделенную Кей, и связи в фонде Джеррона – ведь в остальных им уже наотрез отказали. Однако все-таки непонятно, почему Лора так тщательно сохраняла тайну от коллег и все рассказала Синклеру, с которым была едва знакома.

Кей без труда нашла однокомнатную деревянную лачугу, нечто вроде бывшего амбара, где Синклер устроил себе кабинет. В домике оказалась и «голандская» дверь из двух поперечных половинок. Верхняя была открыта. Кей нагнулась. Пол сидел в углу за письменным столом лицом к двери и, согнувшись над блокнотом, что-то сосредоточенно писал.

Подождав, пока перо замрет, она спросила:

– Готовы к разговору? Синклер поднял глаза.

– Конечно, заходите.

Он бросил ручку и встал из-за стола. Комната оказалась довольно уютной; перед каминным очагом стояли стол и пара мягких кресел.

Составленный Кей реферат лежал на столе, открытый на середине. Кей заметила нацарапанные на полях примечания. Неплохой знак; видимо, он все-таки решил подумать над предложением.

Они уселись; в течение следующего часа Пол обсуждал страницу за страницей, объясняя свое отношение к прочитанному. Он признал, что непосредственное научное наблюдение – полный и единственный метод определения до сих пор существовавших неясностей и «белых пятен» в мотивации сексуального поведения человека, но все же не мог согласиться с тем, что все сводится лишь к чистейшей технике, несмотря на кажущуюся точность эксперимента: в подобных случаях всегда больше теряешь, чем находишь. Разве не должны все явления в природе оставаться частично окутанными тайной?

Кроме философских существовали и чисто практические проблемы, препятствующие успешному завершению исследования, и самая главная – соблюдение полнейшей секретности. То, что работающими над проектом будет рассматриваться как чистый эксперимент, покажется нездоровой сенсацией любому постороннему.

Как только сущность проекта станет известна широкой публике, он привлечет всеобщее внимание, не говоря уже о неизбежном осуждении, и продолжать опыты будет невозможно. Следовательно, необходимо все держать в секрете до окончания работы. В описании методологии, включенном в реферат, об этом даже не упоминалось.

Кей поняла точку зрения Синклера, однако возразила, что тема не может считаться закрытой, тем более секретной, поскольку к экспериментам будет привлечено достаточно большое количество мужчин и женщин.

– Вот и еще одна проблема, которую придется решать, – вставил Синклер, – каким образом убедиться, что они сумеют хранить секрет. Наука или нет, но слухи об этой работе распространятся, и если нас не так поймут, разразится публичный скандал. Репутация университета может пострадать, и поверьте, все это крайне меня беспокоит, поскольку я не желал бы начинать того, что не смогу закончить.

Кей согласилась, что о конфиденциальности они не подумали, но в душе была уверена – все это не так уж сложно исправить. Что же до философии – тут можно только сказать, что, сколько бы люди ни узнавали о сексе, главная тайна всегда остается скрытой.

– Наука, вовсе не нужна дабы сказать: секс, в его лучшем смысле, является выражением любви, – добавила она. – А любовь – это главное свойство, присущее человеку. Почему и как влюбляются люди – тайна, и всегда остается тайной. Но если люди больше узнают о природе физического наслаждения, это может помочь им дольше оставаться влюбленными, вместо того чтобы отдаляться друг от друга. Не будь я твердо убеждена в пользе наших экспериментов, я не заинтересовалась бы этой работой.

Истовая убежденность, звучавшая в речи девушки, заставила Синклера упомянуть еще об одном доводе против его участия. Очевидно, что для любого труда необходима внутренняя мотивация, побуждающая работать и основанная на опыте и приоритетных задачах исследователя. Никто не может целиком посвятить себя решению задачи, которое может занять годы, без подобного рода эмоционального стимула, а он сам слишком долго стремился поскорее начать эксперименты, связанные с ПМС.

Синклер объяснил, что основной причиной его интереса к предменструальному синдрому было его воздействие на покойную жену Элизабет. Веселая, жизнерадостная, уравновешенная, любящая пошутить женщина за несколько дней до месячных становилась легко возбудимой и зачастую агрессивной. Подобная раздражительность до некоторой степени не представляла ничего необычного в дни интенсивного выброса гормонов, ведь и у мужчин бывают свои подъемы и спады, связанные с гормональной перестройкой. Но перемены в Элизабет можно было считать разительными.

– Бет всегда очень бережно обращалась с лошадьми, – пояснил Синклер. – У нее был особый талант общения с ними, но в такие дни она становилась раздражительной, более требовательной и менее терпимой.

На секунду замолчав, Пол задумчиво опустил глаза.

– Думаю, это и убило ее.

Ошеломленная словами Синклера, Кей не могла заставить себя допытываться, что означают эти слова. Синклер несколько минут не поднимал головы, потом, вздохнув, объяснил, что именно в один из таких плохих дней жена выступала на роковых соревнованиях, закончившихся падением и полной неподвижностью Элизабет. Лошадь два раза остановилась перед препятствием, по-видимому, слишком высоким для нее, но Элизабет, ударив животное хлыстом, сделала третью попытку, и конь ее сбросил.

– Ее жизнь… наша жизнь… на самом деле кончилась в тот день, – тихо пробормотал он, не пряча повлажневших глаз. Кей поняла, что Синклер не забыл жену. Скорбь никуда не ушла – она рядом.

Но в следующее мгновение Пол сумел справиться с меланхолией.

– Именно это и заставило меня заинтересоваться ПМС, – пояснил он. – Вероятно, во мне говорит глупая сентиментальность, но хочется думать, что, если мы сумеем больше узнать о химическом механизме этого явления и найти способы его исправления, можно спасти многих людей от напрасных страданий. Моя последняя работа по искусственному оплодотворению была тоже чем-то вроде мемориала в память Бет. Я всегда жалел, что у нас нет детей, и потому, наверное, так хорошо понимал боль людей, которые не могут зачать младенца.

В дверь постучали; Кей, оглянувшись, заметила Розу, державшую большой поднос с графином, стаканами и тарелкой крекеров. Она поставила поднос на стол, обменялась с Синклером несколькими фразами на испанском и удалилась.

– Лимонад, – объявил Пол. – Из наших собственных лимонов. Хотите?

Кей кивнула.

– Я должен был раньше предложить освежиться, – сказал Синклер, наливая стаканы. – Но Роза знает, что хозяин из меня никудышный, и берет на себя инициативу.

Он смущенно улыбнулся.

– Она особенно радуется, когда меня посещают красивые девушки.

Польщенная, Кей мгновенно вспыхнула, но Синклер, казалось, ничего не замечая, подал стакан и тут же вновь заговорил о делах.

– Теперь ваша очередь. Откуда такой интерес? Почему именно эта тема, а не какая-нибудь другая?

Кей всегда считала, что источник ее стремления выполнять эту работу кроется в разрушительном непонимании природы собственной сексуальности, которую она наблюдала в матери, подкрепленном, к тому же, желанием лучше понять свою природную притягательность, бывшую причиной многих бед. Но только, отвечая Синклеру, Кей обнаружила, что впервые сознательно сплетает отдельные нити в единое целое. Быть дочерью женщины, чью жизнь определял и диктовал секс, лишиться отца из-за скандала, связанного с сексом, обнаружить, что сексуальные потребности и претензии мужчин постоянно влияют на выбираемые ей пути, пока Кей сама не стала символом новых сексуальных стандартов, царивших в обществе, – все это подогревало ее интерес к столь нетрадиционной теме. Возможно, сделав секс предметом лабораторного исследования, Кей надеялась победить силу, всегда бывшую доминирующей в ее жизни.

Закончив рассказ, Кей с удивлением заметила, что солнечный свет за окном начинает меркнуть. Она и Синклер проговорили целый день.

– И как, – вздохнула она наконец, – заставило ли вас что-нибудь, сказанное мной, изменить свое решение?

Пол задумчиво уставился на нее, словно взвешивая ответ.

– Скажем, я теперь не так чертовски уверен, как раньше, что этим мне заниматься не стоит.

На этом они расстались. Синклер сказал, что должен закончить письма, которые писал, когда пришла Кей. Кей возвратилась в дом, охваченная предвкушением новой встречи, всего через час – другой. Ни один человек, кроме Джима Болтона, не притягивал ее так, как Синклер. Но одновременно девушку терзало чувство вины. Однако она не могла сказать, нравится ли Синклеру или тот попросту заинтересовался работой. Нетрудно понять, что покойная жена все еще продолжает жить в его сердце. Однако Кей подумала, что Синклер готов ответить на ее призыв, окунуться в океан чисто физического наслаждения. Рассчитывала ли на это Лора, когда уговаривала поехать? Но теперь, чувствуя, что неравнодушна к Полу Синклеру, Кей еще более возмутилась при мысли, что ее поведение может быть истолковано как стремление воспользоваться добрыми чувствами Синклера и перехитрить его.

Она так устала за сегодняшний день, что решила немного подремать. В беспокойном полусне Кей видела, что дверь открылась, в комнату вошел мужчина, лег на нее, срывая одежду. Она задыхалась под тяжестью его тела, чувствуя, как не хватает воздуха.

Кей в ужасе проснулась, хватаясь за грудь, словно кошмар и впрямь едва не задушил ее. Прошло несколько минут, прежде чем древние страхи окончательно улеглись, хотя в пурпурном закатном свете комната казалась тихой и пустой.

Намереваясь пробыть здесь всего два дня и думая, что проведет это время в серьезных научных дискуссиях, Кей не привезла с собой нарядных платьев, но все же надела белую шелковую блузку, синюю юбку и накинула дорогой цветной шарф, оставшийся с тех времен, когда Джил учила ее умению одеваться и создавать имидж привлекательной деловой женщины. Она также надушилась сильнее обычного, и не только шею, но и запястья и ложбинку между грудями.

Возможно, из-за сна… потребности изгнать мрачный образ отца, вытеснить его более светлой реальностью девушка ощущала, как желание все больше охватывало ее, а все сомнения и тревоги куда-то исчезают. И хотя неизвестно, что заставило Джима Болтона так быстро забыть Кей, она не допустит, чтобы это случилось снова.

Когда девушка спустилась вниз, Синклер читал газету в гостиной, отхлебывая золотистую жидкость из изящного хрустального бокала, из стереопроигрывателя доносилась испанская музыка – соло на гитаре. Кей была почти разочарована, когда он встал, чтобы приветствовать ее – мирная сцена была такой уютной, что девушка с удовольствием бы понаблюдала еще несколько минут.

Пол налил ей стакан шерри; они немного поговорили – обо всем, кроме работы. Потом он повез ее ужинать. Они ехали через холмы в старой английской двухместной спортивной машине «МГ», принадлежавшей, по словам Пола, его жене.

Кей заметила, что машина в прекрасном состоянии.

В конце концов девушка решилась задать вопрос, неотступно терзающий ее с того момента, когда он упомянул о семье Лоры.

– Лора так скрывает родство с Джерронами, но почему все рассказала вам?

– Она ничего не говорила мне, Кей. Я знаю Лору давно, и ее родных тоже. Она была подругой Бет. Они познакомились в пансионе, знаете, одной из тех школ на Восточном побережье, где девушки приходят в класс в белых перчатках. С тех пор они были очень близки. Бет была подружкой на свадьбе Лоры, а Лора – на нашей. Потом связь оборвалась. Бет всегда считала, что Лоре трудно дружить с ней из-за того, что та развелась с мужем, и теперь не может видеть, как мы счастливы. Во всяком случае, ей было тяжело поддерживать контакт.

– Почему?

Синклер едва заметно помедлил, словно выбирал слова.

– Видите ли, мы жили в противоположных концах страны…, а кроме того, Лора была занята своей карьерой.

Кей почувствовала, что Синклер чего-то недоговаривает. А может, как истинный джентльмен, защищает старую подругу жены, скрывая истинный гнев на Лору, изменившую дружбе в трудные времена. Ответ Пола заставил Кей вспомнить о странной сдержанности Лоры. По-видимому, их отношения, ставшие, казалось, такими близкими за последнее время, отнюдь не были полностью искренними.

Возможно, Лора так скрытна потому, что не желает выставить напоказ всем известное богатство Джерронов. И эти настойчивые уговоры приехать сюда. Зная теперь, что Лора давно знакома с Синклером, Кей увидела все происходящее в совершенно ином свете. Почему Лора не поехала сама? Неужели ревность пережила даже смерть подруги? Или надеялась утешить скорбящего мужа, сосватав ему новую любовницу?

Добравшись до маленького городка Лос-Оливос, Пол остановился перед ресторанчиком «Маттеи», бывшим когда-то постоялым двором, где всего девяносто лет назад останавливались почтовые дилижансы.

– Странно, как время все изменяет, – заметил Пол, когда они уселись. – Прошло чуть меньше века – не такой уж долгий период в истории мира, – но почтовых дилижансов больше не существует, а мы обсуждаем, как лучше исследовать отношения между мужчиной и женщиной, зная, что пару сотен лет назад нас бы просто повесили за подобные вещи.

Он сказал «нас». Кей наслаждалась этим коротким словом. Может быть, он собирается быть не только беспристрастным судьей, но и заинтересованным участником?

Что за прошедшее после их разговора время могло изменить его решение? Только одна причина приходила на ум Кей: Пол бьется в тисках того же желания, что так безжалостно терзает и ее. Но оба старались скрыть свои чувства, держаться в границах чисто профессиональных отношений.

Утонченные муки весь вечер не давали покоя. Несколько раз Кей едва удерживалась от соблазна протянуть руку и сжать эти худые изящные пальцы, хотела и боялась, что это сделает Пол, но невидимая стена не исчезала.

Пока Синклер отвечал на вопросы о своих ранних работах, Кей начала фантазировать, представляя себя и Пола в постели, обнаженных, занимающихся любовью… Она никогда не предполагала, что можно возбудиться, просто сидя рядом с мужчиной… возбудиться до такой степени, что было почти невозможно поверить. Может, это нечто иное, чем взаимная симпатия? Слишком много разговоров о сексе или реакция на сон?

Как бы то ни было, но Кей показалось, что она сойдет с ума, если и дальше придется сдерживаться. Она уже была готова сказать об этом, когда Пол неожиданно отложил вилку.

– Я на распутье, Кей, и сейчас, глядя на вас, могу думать только об одном: если соглашусь на ваше предложение, смогу все это время быть с вами рядом. Дни, месяцы, даже годы.

– Годы, – повторила Кей шепотом, словно умоляла его открыть ей душу. Руки их встретились под столом.

– Я… сам не знаю, как это получилось… я заворожен, потрясен вами, вашей красотой, вашим очарованием и простите, но вы, конечно, не можете не сознавать того, что неотъемлемо от вас – вашей невероятной сексуальной притягательности.

– Думаете, я не испытываю того же? – тихо спросила Кей.

– Это… это кажется таким безрассудным, – продолжал он. – Не уверен, что готов к этому… обвалу. Четыре года я скорбел по Бет и ни разу не пожелал другую женщину. Мне кажется, я тоже по-своему был мертв и все время жалел, что не ушел с ней. Даже когда она была парализована и…

Покачав головой, Пол опустил глаза.

– Я так любил ее, и думаю, потому и отказывался от всех радостей жизни, что хотел разделить с Бет ее страдания.

Кей сжала руку Пола; он вновь взглянул на не.

– И теперь считаете, что нехорошо, неправильно вновь испытывать эти чувства?

– Я не должен был их испытывать. Может, это несчастное стечение обстоятельств. Вы приезжаете сюда обсуждать исследование сексуальных отношений между взрослыми людьми, и я мгновенно изнемогаю от страсти, словно… словно школьник, у которого впервые случились поллюции.

Пол смущенно поморщился, – по-видимому, сам не ожидая от себя такой искренности.

– Должен сказать, это не началось именно сегодня вечером или даже днем. Прочтя ваш реферат, я ознакомил с ним одного из своих ассистентов. Он увидел ваше имя, узнал его и на следующий день принес мне экземпляр журнала, который покупал чуть ли не с детства.

– Элси сказала мне, – спокойно перебила она, пытаясь дать понять Полу, что не стыдится.

Но выражение лица Синклера по-прежнему оставалось страдальческим.

– Послушайте, я заговорил об этом не потому, что осуждаю вас. Дело во мне. С той минуты, как я увидел эти снимки, во мне что-то всколыхнулось. Не мог дождаться встречи с вами, Кей. И дело не в работе. Не могу сказать, что больше затронуло душу – вы сами или то, что вы представляете. Сексуальную свободу. Но, может, все это произошло, потому что я давно не…

– Для меня это не имеет значения, Пол. Я тоже хочу вас и не спрашиваю себя, почему. Хотите также честное признание? Лора просила меня приехать к вам в надежде, что произойдет нечто подобное. Она практически велела мне соблазнить вас, и я отказывалась ехать, потому что не люблю, когда мной торгуют.

Она наклонилась над столом.

– Но сейчас мне хочется быть только здесь.

Пол прижал ее тонкие пальцы к губам. Глаза его на мгновение закрылись, будто Пол стремился забыть обо всем, кроме запаха и вкуса ее кожи.

– Если мы позволим этому случиться, – сказал он наконец, – тогда какое ждет нас будущее? Я имею в виду работу.

Кей немедленно поняла его обеспокоенность. К чему может привести такая внезапная связь – ведь они даже не знают, любовь ли это или просто неодолимое сексуальное притяжение. Как эта внезапная вспышка повлияет на их объективность ученых?

– В данный момент, – бросила Кей, – мне абсолютно все равно.

Несколько минут он не сводил с Кей лихорадочно-блестевших глаз. Потом отвернулся и позвал официанта таким отчаянным, громким голосом, будто кричал «пожар!»

На обратном пути они держались за руки; электрический ток желания пронизывал обоих, нетерпеливая жажда освобождении от сладкой муки все росла. Иногда они обменивались взглядами, но не произнесли ни слова, словно находились в гипнотическом трансе, который боялись разрушить.

Но, не успела за ними закрыться дверь, сдержанность растаяла. Пол схватил Кей в объятия, она прижалась к нему; они поцеловались, жадно, ненасытно, срывая друг с друга одежду. Невозможно было сказать, чья годами копившаяся жажда была сильнее, но именно Кей неожиданно отступила от Пола, сознавая, как бесстыдно-нетерпелива эта погоня за наслаждением. А ей так хотелось нежности. Она не могла, не желала любить его здесь, на полу, в путанице полуснятых одежд – ей нужно было прикасаться к его обнаженному телу своим, ощущать его жар, запах, силу, лежать рядом на прохладных свежих простынях. Чуть уняв нетерпение, но не умерив страстного желания, Кей повела Пола по ступенькам, полуобернувшись, не сводя с него взгляда. Когда они оказались наверху, Пол потянул ее к двери своей комнаты, но девушка, покачав головой, высвободилась и пошла к двери спальни, где отдыхала днем, маня Пола за собой. Он понял, что девушка права – нельзя заниматься любовью на той постели, где когда-то лежала его жена – ведь её призрак по-прежнему витал в этой комнате.

Забыв закрыть дверь, не зажигая света, лившегося из коридора на них и на кровать, они, не переставая целоваться, раздели друг друга и вновь обнялись, нетерпеливо, жадно, ощущая игру мускулов под кожей, все впадины и возвышенности и округлости, словно неизведанные доселе земли и страны.

Пол медленно опустился на колени перед ней, словно молящийся перед иконой, воздавая хвалу ртом и руками ее грудям, соскам, животу. Его губы осторожно коснулись рыжеватого треугольника волос, потянули за тугие завитки. Кей ощутила, как Пол глубоко вдыхает аромат ее возбужденного тела, язык неспешно скользил все ниже, пока не окунулся в нее. Застонав, Кей откинула голову, вцепилась в волосы Пола, шепотом снова и снова повторяя его имя. Дрожь пронизала ее тело, ноги ослабели, подогнулись, она тоже оказалась на полу и, упершись руками в плечи Синклера, осторожно опрокинула его на ковер.

Перевернувшись так, чтобы он продолжал пить из источника ее женственности, Кей взяла его в рот, вспомнив, что Пол годами мучился без любви, словно дерево в засуху, ожидающее дождя, и изнемогая от желания дать ему столько же, сколько он давал ей.

Убыстряющийся ритм их движений, изменчивая музыка стонов и вздохов, лихорадочные ласки говорили яснее слов, что миг высвобождения близок – не сговариваясь, словно почувствовав это кончиками нервов, они оказались лицом к друг другу. В последнее мгновение, уже поднявшись над Кей, Пол замер, чтобы взглянуть на ее тело, освещенное тонким лучом, падавшим из коридора, и она почему-то поняла, что Пол рассматривает ее сейчас, как ожившую фотографию.

– Ты великолепна, – прошептал он. Ничего не ответив, Кей быстро протянула руку и, сжав его пульсирующий фаллос, ввела в себя. Она не желала поклонения, не сейчас, и хотела лишь быть женщиной наедине с этим мужчиной, ничего больше. И когда фаллос скользнул в нее, Кей изо всех сил прижала его к себе, втягивая глубже, еще глубже, изгибаясь всем телом, чтобы принять его до конца, полностью, целиком, только его. Наконец она поглотила Пола так, что он коснулся средоточения нервов, пробудив ощущения, каких никогда не удавалось добиться Орину. Возможно, его слишком совершенная техника не давала Кей возможности выпустить на волю собственные эмоции; Кей было лишь дозволено восхищаться приносимым ей даром. Здесь и сейчас она не просто принимала, но одаривала сама, и это обострило ее чувствительность, как никогда раньше. И как только Пол окунулся в эти неизведанные глубины, плотина, сдерживающая волны ощущения, казалось, прорвалась, бурный поток нахлынул на них и понес куда-то, и в этот момент Пол врезался в нее еще один, последний раз, еще сильнее и глубже; горячая струя спермы ударила в натянутую плоть. Закричав, Кей прильнула к нему, задыхаясь, боясь, что лавина экстаза поглотит ее, что она затеряется и пропадет на веки вечные… но тут ураган стих, и еще через несколько мгновений невыносимой боли-наслаждения, Кей медленно возвратилась на землю. Она лежала в его объятиях, капли пота, смешиваясь, охлаждали разгоряченные тела.

– Господи, – прошептала Кей, – как нам это удалось?

– Попытаемся выяснить, – улыбнулся Пол. – Хорошо?

Так продолжалось всю ночь – пиршество секса, чтобы утолить многолетний голод. Первые розовые отблески прорезали тьму; тени, лежавшие по углам комнаты, начали исчезать, когда они, наконец, заснули.

В полдень Кей проснулась и обнаружила, что ее голова лежит на груди Пола. Прикосновение голого мужского тела было таким непривычным! При ярком свете дня Кей чувствовала себя странно – каким образом она оказалась в постели с ним? В этот момент Кей поняла – что бы ни свело их вместе, какова бы ни была природа этих бурных ощущений, ее и Пола не связывала любовь. Уважение, симпатия, признательность и, конечно, физическое влечение, разожгли их взаимную ненасытную жажду. Будь это любовь, вряд ли Кей чувствовала то, что испытывает сейчас, – удовлетворение, бесстыдное, полное удовлетворение. И в то же время она была способна думать о прошлой невероятной ночи всего лишь с удивлением и любопытством – неужели такое возможно?

Приподнявшись на локте, чтобы взглянуть на Пола, Кей обнаружила, что тот тоже проснулся, и, посмотрев в его глаза, поняла, что он думает о том же. Она нужна ему, и еще будет необходима и желанна. Но в сердце Синклера по-прежнему царил образ другой. И он знал, что Кей это известно.

– Думаешь, мы все же сможем работать вместе? – спросил он.

– Еще лучше, – кивнула девушка, и Пол, улыбнувшись, вновь наклонился над ней – им еще так много нужно было изведать и понять друг в друге.

 

ГЛАВА 26

Балтимор. 1979 г.

Поздней осенью на досках объявлений Джефферсоновского университета появились листочки, приглашающие лиц любого пола, выпускников и студентов, желающих участвовать в научной исследовательской работе, прийти на собеседование. Те, кого признают годными для экспериментов и кто согласится в них участвовать, получат двадцать долларов в час.

Из четырехсот молодых женщин и мужчин, откликнувшихся на объявление, вскоре осталось не больше нескольких десятков. Оставшимся открыли истинную суть и цели проекта; им объяснили, что они должны вступить в половое сношение с партнером по их выбору, при условии постоянного наблюдения со стороны экспериментаторов. Реакции оказались самыми разными – безудержный хохот, шок, недоверие, негодование. Безразличных не оказалось. Когда серьезность намерений исследователей стала очевидной, из всех отобранных осталось двадцать человек, гетеросексуальных мужчин и женщин в возрасте от девятнадцати до двадцати семи лет, готовых участвовать в экспериментах. Некоторые были женаты, некоторые жили гражданским браком. В этих случаях их партнеры выразили согласие присоединиться к работе, поэтому группа выросла до тридцати двух человек. Кроме них, конечно, были одинокие мужчины и женщины, выбиравшие себе «приятелей» из числа неженатых участников.

Одним из главных критериев отбора испытуемых была способность каждого человека хранить тайну, остальными считались психологическая стабильность, крепкое здоровье, внешняя привлекательность и хорошая сексуальная адаптация.

В прошлом подобные исследования касались в основном физиологии секса или определения и лечения различных дисфункций, но целью проекта Синклера-Кук (таково было его официальное название) являлось создание условий, необходимых для достижения максимального физического удовлетворения. Результаты, следовательно, зависели от того, будут ли участники обладать здоровыми сексуальными желаниями. Потом среди них выбирались те, кто достигал наибольших высот наслаждения, и описывалась техника обоих партнеров. В отличие от прошлых работ, интерес к сексуальной деятельности сосредоточивался не только на так называемых «нормальных» способах стимуляции – испытуемых поощряли использовать любые приемы, к которым они привыкли и которые считали необходимыми для достижения наивысшего пика. Из всей группы было отобрано несколько человек, чьи сексуальные пристрастия можно было назвать в лучшем случае нетипичными.

После приезда Пола Синклера в Балтимор начались горячие обсуждения будущего плана работы. После того, как все пришли к общему согласию, большая часть денег, пожертвованных фондом и привезенных Синклером, была потрачена на подготовку «их оборудования». Чтобы создать уютную, удобную среду, подобную той, в которой обычно происходят встречи любовников, не потребовалось много времени: в предместье Балтимора был куплен большой дом с двумя акрами земли, где удалось обставить шесть спален в различных стилях – функциональный модерн типичного отеля, кричащая роскошь (дополненная даже зеркальным потолком) провинциального борделя, восточная простота комнаты без окон, где кроме мягких подстилок и вазы с цветами ничего не было. Оставшиеся две комнатки имитировали со вкусом обставленные хозяйские спальни в богатом доме. Рядом оборудовали крохотные ванные. Кроме того, была еще одна огромная отдельная ванная с гигантской ванной и душем, имелся и небольшой хорошо оборудованный спортивный зал. В каждом случае парам позволялось самим выбрать себе место, и оказалось, что в большинстве случаев предпочтение отдается роскошной ванной и спортзалу. Кроме этого в доме устроили комнату, где проходили совещания сотрудников, большую удобную гостиную и столовую, где можно было поболтать, пообедать и отдохнуть, кухню и несколько небольших просмотровых.

С самого начала решили, что наблюдение будет вестись методом съемки скрытой камерой, все остальные способы посчитали слишком неделикатными и сковывающими. Автоматические самозаписывающие камеры можно было с чистой совестью игнорировать. Все спальни были оборудованы несколькими камерами с разными углами обзора, скрытыми в потолках и стенах. Камеры были соединены с чувствительным звукозаписывающим оборудованием. Установили специальные терминалы для управления другими электронными приборами, позволяющими определить такие факторы, как частота пульса, нервная и мышечная деятельность и даже гормональные уровни, измеренные посредством электродов, прикрепленных к телу на разных этапах исследования в зависимости от того, когда испытуемые достаточно привыкали к условиям опыта и не обращали внимания на многочисленные провода.

К весне 1980 года дом был полностью оборудован, и на это ушло гораздо больше денег, чем позволял бюджет. Расходы на эксперименты тоже были значительными. Как один из ведущих исследователей страны Синклер получал жалованье сто тысяч долларов, хотя в Калифорнии платили больше. Кей получала сорок тысяч, что позволило ей впервые в жизни чувствовать себя независимой. Молодым людям тоже платили достаточно щедро – приманка, рассчитанная на то, что они будут охотнее держать языки за зубами, поскольку нарушающий обет молчания лишался значительных заработков. Каждый человек в среднем участвовал в двух двухчасовых сеансах в неделю, не считая периодических бесед, и поэтому общая сумма жалования, выплачиваемого всей группе в месяц, доходила до тридцати и больше тысяч долларов. Кроме того, пришлось принять на работу еще десять человек персонала, включая двух операторов для работы на компьютерах. Производство персональных компьютеров только начиналось, и с их помощью ученые надеялись в кратчайший срок обработать материал и сделать анализ данных, необходимый для завершения отчета.

Финансовый кризис разрешился, когда фонд Джеррона выделил дополнительные субсидии, благодаря просьбам Лоры, хотя та объявила, что действовала по обычным каналам. Кей так и не призналась Лоре, что знает правду о ее семье, и если Пол и Лора откровенно поговорили по этому поводу, беседа происходила с глазу на глаз. Весь штат состоял из шести аспирантов, выбранных Лорой и Полом, в числе которых была Элси Рот. Как только Элси услыхала, что Пол переезжает из Санта-Барбары, она спросила, нельзя ли работать вместе с ним. Пол как-то сказал Кей, что знает о влюбленности Элси, но поскольку та никогда не донимала его изъяснениями в любви, он не видел причин отказывать. Пусть Элси не такой уж талантливый ученый, но отсутствие способностей она возмещала трудолюбием и желанием помочь.

«Подопытные кролики» начали приходить в дом, чтоб провести час, занимаясь любовью под беспристрастными глазками телекамер. После каждого сеанса мужчина из штата исследователей расспрашивал испытуемых мужчин об их впечатлениях; то же самое делали женщины. Потом стенографические записи расшифровывали и проверяли, соответствуют ли они заснятым на пленку кадрам. И хотя цели и содержание работы могли кому угодно показаться из ряда вон выходящими, для ученых все это вскоре превратилось в не что иное, как в ежедневную унылую рутину. Каждое утро они обсуждали собранные накануне данные. Исследование поведения людей ничем не отличалось от изучения любых животных. Недаром Кинси начинал как зоолог. Данные копились быстро, позволяя понять, какие методы и приемы давали лучшие результаты, как физические, так и психологические. Состав основной группы менялся, в нее включались и представители других этнических групп, и люди старшего возраста. Одни уходили, другие появлялись. Некоторые переехали из Балтимора или закончили университет Джефферсона, кому-то не понравилось, что за ними наблюдают, многие вступали в связь с партнерами, не желавшими участвовать в эксперименте. Но все же за два года работы отснятого материала накопилось на шестнадцать тысяч часов, и поскольку пользование компьютером ускоряло обработку данных, Пол прогнозировал, что через четыре года – срок достаточно небольшой для научного исследования – можно будет представить достаточно надежные результаты.

Со дня приезда Пола в Балтимор их связь продолжалась, хотя они не жили вместе. Пол снял довольно большой дом рядом с самым аристократическим районом городе Маунт Вернон Плейси, привез с собой мексиканку-домоправительницу, чтобы вести хозяйство. Кей нашла маленькую, но очаровательную квартирку в одном из перестроенных зданий, превративших Иннер-Харбор из грязного заброшенного портового района в респектабельные жилые кварталы. Однако Кей и Пол встречались три-четыре раза в неделю, а иногда оставались вместе по нескольку дней. Оба со странной объективностью относились к такого рода отношениям. Они уважали друг друга, им приятно было находиться вместе: и Пол, и Кей во многом разделяли взгляды на книги, музыку и искусство, однако прекрасно понимали, что между ними не существует того, что можно было бы назвать узами романтической любви. Пол откровенно признавался, что тоскует по умершей жене, и чувства, которые он питал к ней, все еще свежи.

– Многие люди посчитали бы меня просто психопатом из-за того, что я по-прежнему не могу забыть ее, – сказал он как-то Кей. – Но разве это патология – любить кого-то так сильно, так беззаветно, что, когда любимые умирают, твое сердце уходит вместе с ними?

Что же касалось Кей, она сама не совсем понимала, почему не может дать волю эмоциям. Дело было не только в непреходящей скорби Пола. Кей была уверена, что, полюби она Пола по-настоящему, сделала бы все, чтобы пробудить в нем ответное чувство, какие бы препятствия ни стояли на пути. Но ее вполне удовлетворяло нынешнее положение вещей. В основе их отношений лежало сильнейшее взаимное физическое притяжение. Оставаясь наедине с Полом, Кей испытывала прилив невероятного, жадного, всепоглощающего, почти демонического желания испытать чисто плотские наслаждения. Она хотела его, каждую часть, каждый кусочек, хотела, чтобы Пол брал ее как ему заблагорассудится, хотела получить все и взамен отдать тоже все.

Долгие годы Кей противилась собственной сексуальности, боясь, что станет такой же ее пленницей, как была мать. Но Пол заставил застарелый ужас уйти. Они могли проводить часы, медленно, нежно лаская друг друга, или задыхаться в лихорадочном нетерпении, превращаясь в обезумевших от страсти животных, без слов, чистым чувством ощущая, что необходимо партнеру. Благодаря ежедневной совместной работе оба еще больше ценили то невероятное, необыкновенное, что происходило между ними по ночам. Постоянное бесстрастное изучение пленок и расшифровки отчетов, по-видимому, могли легко привести к холодности и безразличию, а возможно, и навеки отвратить от физической стороны любви. Но, сколько бы Кей ни знакомилась с сексуальными наклонностями других людей, сколько бы ни анализировала методы и приемы, дающие лучшие результаты для участников эксперимента, с Полом все происходило по-другому – без напряжения, инстинктивно, они словно сливались в единое целое, даря друг другу бесконечное удовлетворение. Чем дольше они были вместе, тем больше Кей чувствовала Пола. Только с ним она переживала несколько оргазмов, один за другим, непрестанных, словно ряд космических вспышек, заставляющих ее чувствовать себя так, будто Кей безболезненно, экстатически распадалась на тысячи отдельных молекул золотистого пламени, а потом они сливались снова в единую мерцающую форму, медленно охлаждавшуюся, чтобы опять появиться уже в виде ее тела.

– Это как наркотик, – сказала она однажды, когда они отдыхали в спальне.

– Я больна тобой.

В голосе не слышалось нежных ноток, Кей говорила с искренним беспокойством.

– Лучше я, чем какая-то гадость, от которой у тебя начнет двоиться в глазах или появятся галлюцинации.

– Это почти одно и то же.

– И, кроме того, ты не умрешь.

– Возможно и это, если случится передозировка. Пол отодвинулся, чтобы взглянуть на Кей.

– Думаешь, это тот самый случай? Пытаешься сказать, что не желаешь больше спать со мной?

– Нет. Но это не значит, что я не спрашиваю себя, стоит ли продолжать.

Покачав головой, Пол весело хмыкнул.

– Тебе это не кажется смешным? Мы прилагаем огромные усилия, чтобы узнать больше о самых низменных импульсах человеческой души, потому что многие люди так из-за них страдают, но между нами – мной и тобой – нет никаких проблем. И в этом главная проблема. Слишком легко, слишком хорошо. Думаешь, именно в этом кроется что-то неладное?

– Дело не в том, правильно это или нет. Просто не могу отделаться от мысли, что мы не смогли полюбить друг друга именно из-за работы. Мы больше не считаем секс выражением любви. Так поглощены его изучением, что рассматриваем его отдельно вообще от всего. Секс – изолированный феномен, мы так видим его и сохраняем в собственной жизни, как нечто изолированное.

– А может, наоборот? – спросил Синклер. – Что, если причина в нас, людях, которые сознательно изгнали любовь из своей жизни, – и именно это заставляет нас сосредоточиться на работе?

Его слова долгое время не давали покоя Кей. Неужели она изгнала любовь из своей жизни? Неужели так боится, что ее используют и причинят боль, как когда-то Локи, и именно поэтому не позволяет ни одному мужчине полностью завладеть ее душой и телом? Вспоминая свою жизнь, Кей не видела ничего, что могло убедить ее в обратном. Она позволила Орину стать своим первым любовником, зная, что раньше или позже он найдет еще кого-нибудь – таков был его характер. А Пол? Кей знала еще до встречи с ним, что его сердце отдано другой. Может, поэтому она и чувствовала себя с ним так свободно.

По понедельникам вся команда встречалась утром в совещательной комнате, чтобы обсудить новые открытия, сравнить заметки по наблюдению за различными парами и распределить обязанности на всю неделю.

Пошел третий год работы. В первый понедельник октября Лора объявила, что их постиг очередной финансовый кризис. Пол еще раньше успел предупредить Кей, что деньги кончаются, но особой тревоги не выказал. Должно быть, Лора позволила им так потратиться, потому что уже нашла выход – возможно, ей просто нравилось показывать, как велико ее влияние и как просто добыть еще миллион-другой. В конце концов Джерроны были миллиардерами.

Однако на этот раз ситуация казалась более серьезной.

– Если мы хотим получить дополнительные субсидиции, – объявила она собравшимся, – придется познакомить администрацию фонда, от которой зависит распределение средств, с нашими результатами.

Ассистентам было велено заниматься отбором пленок и письменных данных для представления директорам фонда, вместе с отчетом о проделанной работе и планами на будущее, с приблизительными сроками окончания и публикаций.

– Мы занимаемся этим свыше двух лет, и истратили пять миллионов долларов. Пора показать нашим спонсорам, что они покупают.

Лора сказала, что данные будут представлены главам фонда Джерронов в следующий уик-энд, на семинаре, назначенном в ее загородном доме в Мэриленд Тайдуотер, поселке на берегах залива Чизапик. Администраторы фонда хотели также встретиться со всеми сотрудниками, так что их пригласили в качестве гостей.

Позже, обдумывая утренние совещания, Кей поняла, что заинтригована поведением Лоры. В своей речи она по-прежнему ничего не сказала о родстве с Джерронами; однако пригласила всех в загородный дом. Собирается сохранять тайну до конца? Разыгрывать спектакль, не открывая правды? Или готова признаться во всем, что с таким трудом скрывала долгие годы?

 

ГЛАВА 27

В пятницу, во второй половине дня, Элси и Кей выехали из Балтимора и, следуя подробному описанию Лоры, отправились на Южный полуостров Мэриленд. Пол уехал на день в Нью-Йорк на переговоры с издателем учебной литературы насчет переиздания книги по искусственному оплодотворению, написанной несколько лет назад, и собирался вернуться позже.

По дороге девушки обсуждали неожиданный финансовый кризис, бывший причиной поездки.

– На этом все может кончиться, – предрекла Элси.—

Если этим богачам надоело швырять денежки, вряд ли они изменят решение, посмотрев наше небольшое развлекательное шоу.

Они успели смонтировать нечто вроде двухчасового фильма, по ходу которого Лора должна была давать объяснения, а также собрали другие данные, объясняющие мотивы сексуальной деятельности человека.

Кей ничего не сказала о связях Лоры с Джерронами, поскольку считала, что не имеет права открывать доверенную ей тайну.

– Вряд ли это легко, – вздохнула она. – Но разве хоть один ученый, не считая, конечно, тех, кто изобрел средство от рака, может надеяться убедить спонсоров, что его работа имеет важное значение? Ни Пастер, ни Кюри, ни Зигмунд Фрейд не получали особой помощи. Повезло, что мы успели сделать так много.

– Ты в самом деле веришь, что нашу работу можно поставить в один ряд с открытием радиации или пастеризации молока? – удивилась Элси.

– По-твоему, чего стоили труды Фрейда, когда тот начал исследовать сны и на их основе лечить людей от страхов и различных фобий? Вспомни, он был уверен, что многие болезни мозга и души вызваны сексуальными проблемами. Его идеи долго осуждались, потому что никто не желал открыто признать вещи, о которых мы предпочитаем мечтать, но не говорить вслух. Вероятно, во всем, что касается секса, положение так и не изменилось. Но, если мы сумеем объяснить так и не понятые до конца явления, думаю, наша работа окажется не менее важной.

Они почти добрались до цели своего путешествия – сельской местности, округ Святой Марии. Стояла прекрасная погода – один из дней теплого бабьего лета, когда осенний холодок лишь чувствовался в воздухе. Зеленые холмистые гряды расстилались до самой реки Патуксент, где еще с тех времен, когда Америка была английской колонией, находились обширные плантации. В полях, окружавших фермы и дома, пестрели островки последних полевых цветов, в небе тянулись черные треугольники – стаи канадских гусей, прилетавших провести в заливе Чизапик холодные месяцы. Кей, очарованная невиданной красотой окружающего пейзажа, молча смотрела в окно, когда Элси снова заговорила.

– Хотела бы я быть так же уверена, как ты!

– В чем?

– В том, что мы делаем. Иногда я просто не могу понять, имеет ли все это какой-то смысл. А может, это только для меня ничего не значит?

Услышав надломленные нотки в голосе Элси, Кей взглянула на девушку.

– Иногда это так больно, – продолжала Элси. – Знаю, я сама виновата, слишком разборчива относительно мужчин, с которыми хотела бы проводить время. Но я по-прежнему одна, и с каждым днем все труднее наблюдать и опрашивать людей, занимающихся любовью… а потом возвращаться домой и ложиться спать в одиночестве.

Но Кей знала, что за два года, проведенных в Балтиморе, Элси не вела монашескую жизнь, а если и была по-прежнему увлечена Полом, то никак этого не показывала, и во всяком случае, ничто не помешало ей подружиться с Кей или пытаться вступать в связи с другими мужчинами. Элси могла казаться привлекательной, когда хотела этого. С одним мужчиной-агентом по продаже недвижимости Элси встретилась, когда искала квартиру; связь продолжалась пять месяцев. Остальные продержались всего по несколько недель, и отношения обычно кончались ссорой по поводу ущемления прав женщины, обычно начатой Элси. Но, истинная беда, по мнению Кей, конечно крылась не в ее воззрениях, а в том, что Элси высказывала их так безапелляционно-яростно. Напуганные мужчины попросту исчезали. Боясь повторить судьбу матери, погрязшей в домашнем хозяйстве, Элси громко объявляла в начале каждого нового знакомства, что не желает быть покорной женой – овечкой, и даже мужчинам, сочувственно относившимся к подобной точке зрения, вряд ли приходились по душе такие «предупреждения».

Кей хотела было посоветовать Элси несколько утихомирить свои воинственные замашки, но решила не делать этого. Они и раньше спорили по поводу феминистских лозунгов, не потому что Кей не соглашалась с основными положениями, а потому что считала: равенства можно достичь не в постоянных сражениях и битвах с мужчинами, а посредством долгих мирных переговоров.

– Ты не всегда была одинока, – наконец сказала Кей, – и нет причин считать, что останешься одна.

– Разве что, возможно, сама захочу, – объявила Элси. – Эту проблему пока невозможно решить. Черт возьми, мне нужен мужчина, но совсем не нравится мысль, что придется пожертвовать своими принципами, если пожелаю найти себе кого-нибудь.

– Но почему обязательно необходимо жертвовать или сдаваться?

– Кей, ты, как и я, видела отснятые пленки. Насколько я понимаю, если партнеры сходятся вместе в одной постели, пусть даже на чисто инстинктивном уровне, мужчина выступает в роли агрессора, а женщина вынуждена покоряться и играть по его правилам.

Кей не согласилась, но и не стала спорить, поскольку эта тема уже обсуждалась на бесчисленных совещаниях сотрудников. Верно, в большинстве случаев схема была одна и та же – мужчины брали на себя инициативу и были доминирующей силой на раннем этапе сексуального сношения, но это, казалось, зависело от того физиологического факта, что мужчина возбуждается быстрее, более нетерпелив. Женщинам почти всегда необходимо больше времени для достижения оргазма. Следовательно, женщине, чтобы получить удовлетворение, приходилось вначале подлаживаться под мужчину, хотя потом для того оказывалось совершенно необходимым подчиниться требованиям партнерши.

Видя, что Кей молчит, Элси продолжала:

– Есть еще причина, почему работать становится все тяжелее. Я совсем не могу сосредоточиться на проблеме извлечения удовольствия из секса, потому что сама жду от него совсем другое.

И, смущенно улыбнувшись, призналась:

– Единственное, о чем я могу думать, когда наблюдаю, как трахаются все эти люди, – беременность, рождение ребенка. Не спрашивай, почему меня это так задевает. Мне только тридцать один год, но словно чувствую, как биологические часы бьют полночь. Во всяком случае, какова бы ни была причина, я только об этом и мечтаю. Разве не сумасшествие? Мне как-то все равно, будет ли в моей жизни мужчина, но мысль о том, что я не смогу стать матерью, просто ужасает!

Она нетерпеливо стукнула ногой по акселератору, и «фольксваген» рванулся вперед.

– Не обижайся, Элси, но думаю, ты была бы гораздо счастливее, если бы ушла с этой работы.

– Возможно, – с сожалением вздохнула Элси, – только тогда придется возвращаться в химчистку.

– Только не позволяй сразу взять над собой верх. Исследования всегда требуют предельного напряжения – из-за трудностей самой работы или людей, с ней связанных. Многие этого не замечают, и мы не полетели бы на Луну, если бы не было людей, готовых преодолеть силу притяжения. Но не все способны на такое.

Кей сверилась с нарисованной от руки картой, где указывалось, что нужно свернуть с шоссе у ворот Блуфилдс. Они были еще в районе реки Патуксент, когда появились ворота, высокий портал из литого железа в прочной кирпичной ограде, простиравшейся почти на милю вдоль дороги.

Элси свернула, но тут же была вынуждена остановиться у шлагбаума около небольшой каменной сторожки. Оттуда вышел охранник в мундире, проверил их имена по списку и только потом поднял шлагбаум.

– Что это за место? – удивилась она. – Я думала, мы едем в загородный дом Лоры.

Кей не отвечала, глядя в окошко автомобиля. Дорога вилась среди деревьев, и расстилавшиеся направо и налево пейзажи, казалось, словно явились из волшебной сказки. Неужели все это действительно принадлежит Лоре?

Расчищенная площадка была превращена в небольшое летное поле, где стояли два самолета компании. Дальше виднелось поле для гольфа; на небольших холмах зеленела трава – рощицы сменялись прудами. Дорожка поднялась вверх; далеко впереди еще на одном холме, в полумиле, возвышался огромный белый особняк с длинным портиком по фасаду и дюжиной взметнувшихся вверх колонн. Кей заметила раскинувшиеся фруктовые сады, конюшни, верховые тропинки, озеро со стеклянными павильоном на берегу и бассейн, окруженный статуями.

– Что же, дьявол побери, это за место? Курорт? – повторила Элси.

– Во всяком случае, похоже – согласилась Кей, не уверенная, что знает правильный ответ.

Дворецкий в ливрее встретил их на крыльце, поздоровался, взял саквояж и проводил через просторные, роскошно обставленные комнаты, под аккомпанемент шепота Элси.

– Ты же не считаешь, что она действительно живет здесь. Не может это быть ее…

Они оказались на большой задней террасе, выходящей на отлогие зеленые газоны, сбегающие к берегам Патуксента. Остальные сотрудники уже толпились около буфетного стола, на котором стояли чайники, пирожные и сэндвичи. Рядом суетились слуги в ливреях. По взглядам собравшихся, бросаемым на Кей и Элси, было очевидно, что они также потрясены происходящим.

Лора, в элегантных белых слаксах и красной шелковой блузке, украшенной золотой цепочкой-колье, отделилась от группы и пошла навстречу Кей. Рядом шагал мужчина лет тридцати пяти, одетый, пожалуй, слишком формально для обыкновенной домашней вечеринки – черный кашемировый блейзер, голубовато-серые слаксы, белая сорочка и репсовый галстук. Узкое лицо под шапкой тщательно причесанных блестящих светло-каштановых волос казалось красивым, почти приторно-идеально безупречным. По-видимому, он был прекрасно осведомлен о впечатлении, которое производит на женщин, потому что ни на миг не терял победоносно-самоуверенного выражения. Кей услышала восхищенный вздох Элси, хотя незнакомец не обращал никакого внимания на девушку – он не сводил глаз с Кей.

Лора поздоровалась и представила своего спутника.

– Это мой брат, Эндрю Джеррон.

– Энди, – поправил он, вежливо кланяясь сначала Кей, потом Элси.

Элси громко втянула в себя воздух.

– Джеррон, – повторила она и, вытаращив глаза, обернулась к Лоре. – Ваш брат? Значит, вы…

Голос ее сорвался. Лора пожала плечами и улыбнулась, очевидно, не собираясь объясняться, почему не захотела все рассказать раньше. Одной из привилегий огромного богатства была возможность никогда не оправдываться в собственных поступках.

– Значит, – охнула Элси… – это в самом деле… ваш дом?!

– Элси, дорогая, – посоветовала Лора, – почему бы тебе не съесть что-нибудь?

И, взяв девушку под руку, повела к столу. Маневр явно был задуман с целью оставить Энди наедине с Кей.

Оба молча оценивающе глядели друг на друга. Первым заговорил Энди:

– Лора мне все уши прожужжала о вас.

– Странно, о вас она никогда не упоминала, – отозвалась Кей.

Энди расслышал иронию в голосе девушки, хотя знал, что старшая сестра не любила распространяться о своих родственниках и никогда раньше не приглашала коллег в фамильное поместье.

– Вы не должны обижаться на Лору, если она не всегда и во всем откровенна. Богатство зачастую накладывает множество ограничений. Лора всегда боялась, что излишняя известность и ненужная слава могут стать препятствием на… скажем просто, к обычному существованию. Она нашла способ оставаться в тени, позволяющий вести жизнь нормального среднего человека и не чувствовать себя словно в капкане из-за всего этого.

Он широким жестом обвел окружающую их красоту и роскошь.

– Ничего себе капкан, – покачала головой Кей. – А вы? Как вы пытаетесь ускользнуть из вашей позолоченной клетки?

Они направились через всю террасу к буфетной стойке.

– Я? Обещайте, что никому не скажете… Эндрю понизил голос.

– По ночам я надеваю плащ и маску и выхожу бороться с силами зла.

Он надвинул на лицо воображаемый капюшон и театрально сверкнул глазами.

– И это все? – рассмеялась Кей. Энди внезапно стал серьезным…

– Богатство по-разному воздействует на всех нас, – жизнерадостно объявил он, словно давно свыкся с «несчастной» судьбой, и, устремив на нее прямой взгляд холодноватых ярко-синих глаз с зеленоватым оттенком цвета октябрьского неба, признался:

– Лично у меня оно вызывает неутолимый голод. Кей вопросительно подняла брови.

– Ко всему, – продолжал Энди, – что, как мне кажется, не могу получить. Впрочем, подобных вещей очень мало.

Он продолжал смотреть на нее, и Кей невольно задалась вопросом, какие слова выбрать, чтобы поколебать его решимость завладеть ею.

Но прежде, чем она сумела найти подходящий ответ, рядом появилась Лора, уже успевшая найти Элси подходящую компанию.

– Рада, что вы успели познакомиться. Знаешь, Кей, Энди очень много внимания уделяет фонду. Именно он настоял на том, что нам пора встретиться с правлением фонда и показать, чем мы занимаемся за закрытыми дверями.

Она кисло улыбнулась брату.

– Хочет убедиться, что не зря тратит деньги.

– Фонд тратит не мои деньги, Лора, – холодно бросил Эндрю. – Но моя обязанность следить, чтобы миллионы не были выброшены на очередную безумную идею.

Кей решила, что погода в этом маленьком уголке мира решительно испортилась. Она уже хотела извиниться и отойти, предоставив родственникам улаживать свои разногласия наедине, но Энди заговорил первым:

– Рад буду увидеться с вами, Кей… попозже. Сейчас нужно заняться делами. Лора привезла много материалов и новых данных, и я хочу успеть все прочитать.

– Он собирается прикрыть работу, – резко сказала Лора, как только брат отошел достаточно далеко. – Поэтому и затеял всю эту историю.

– Но разве он имеет право единовластно сделать это?

Кей знала, что такими благотворительными фондами, имеющими в своем распоряжении громадные средства, управляют совет директоров и профессиональные администраторы.

Лора подтвердила, что формально брат не является единоличным распорядителем, но как председатель правления, имеет решающий голос, а кроме того, остальные директора – еще худшие консерваторы, чем он. Практически Эндрю мог выдавать субсидии, кому пожелает. Другой брат Лоры, Чарльз, большую часть времени проводил за границей, где у него были деловые интересы, и предоставил Энди голосовать за себя.

– Так что, если он решит не давать нам больше денег, это конец. Мы не сможем продолжать работу, – мрачно объявила Лора.

Но Кей осмелилась возразить.

– Вовсе не обязательно. У тебя достаточно своих денег…

– Ты не понимаешь, Кей. Мои споры с Энди вовсе не из-за того, откуда поступают деньги, нет, речь идет о том, кому принадлежит власть в этой семье. Мужчины всегда считают, что имеют право принимать важные решения, и не думают, что я имею такое же право поступать, как захочу.

– Но как сможет Энди остановить тебя?

Лора, не ответив, уставилась на группу вновь прибывших мужчин, и Кей не поняла, то ли она отвлеклась и не слышала вопроса, то ли намеренно предпочла не отвечать.

– Это члены правления фонда, – сказала она наконец. – Мне лучше пойти и, как послушной девочке, поздороваться с добренькими дядями.

Глядя на Лору, с застывшей улыбкой шагавшую к гостям, Кей поразилась, что такая умная, независимая женщина, и к тому же сказочно богатая, может чувствовать себя столь неуверенной и запуганной. Видимо, унижения и страдания, которые ей пришлось перенести в браке, оставили в душе слишком глубокий след.

Завтрашний день планировался Лорой как рабочий – ученые должны представить достигнутые результаты и определить цели будущих экспериментов. Сегодняшний вечер предоставил возможность наведения мостов. Ужин был сервирован в величественной, отделанной зеркальными панелями столовой «Блуфилдз». Кей, предупрежденная о необходимости надеть вечерний костюм, привезла с собой черное платье без плечей, державшееся на тонких лямках, к которому обычно надевала единственную жемчужную нить.

Но на этот раз, повинуясь некоему странному импульсу, девушка вынула из букета в спальне белый пион и приколола к поднятым вверх медно-золотистым волосам. Все сотрудники, кроме Пола, еще не вернувшегося из Нью-Йорка, вместе с членами правления и администратором фонда – всего тридцать восемь человек – сидели за длинным столом, уставленным тем же фарфором, хрусталем и серебром, которые приобрел старый Натэниел Джеррон, чтобы принимать за ужином Морганов, Вандербильтов и Асторов.

С потолка свисали две огромные хрустальные люстры; множество мерцающих свечей отбрасывали на все окружающее романтический отблеск. Атмосфера королевской роскоши еще более усиливалась при виде четырех ливрейных лакеев, застывших, как статуи, по углам комнаты и выходивших из транса, только когда нужно было подавать блюда или уносить пустую посуду.

Привыкнув считать Лору современной практичной женщиной с хорошим вкусом, но без особой тяги к излишествам, Кей могла чувствовать себя сконфуженной и сбитой с толку такой старомодной расточительностью. Но в комнате для гостей, где ее поселили, Кей, от нечего делать, поскольку горничная распаковала и аккуратно повесила ее вещи, – начала листать найденную на полке изданную в нескольких десятках экземпляров книгу об истории «Блуфилдз» и наряду со многими деталями о постройке дома, материалах, декораторах, привезенных со всего мира, в ней было написано, что Натэниел Джеррон, умирая, оставил по завещанию деньги на поддержание дома в точно таком же состоянии, как при его жизни, и все последующие четыреста лет его воля свято исполнялась. Прочитав книгу, Кей заподозрила, что Лора именно поэтому не любила приглашать посторонних в «Блуфилдз» – ее слишком смущала назойливо бросающаяся в глаза роскошь. Должно быть, она согласилась проводить совещание именно здесь, только чтобы умаслить Энди, явно гордившегося поместьем.

За ужином, где гостей рассаживали на определенные для каждого места и карточки с их именами были разложены заранее, Кей обнаружила, что ее соседом оказался Эндрю Джеррон. Он был прекрасным собеседником; хорошо разбирался в политике, знал множество забавных анекдотов и историй из жизни знаменитых людей, с которыми знакомился во время частых путешествий, деловых совещаний, на заседаниях фонда или просто потому, что носил имя Джеррон. Его интерес к Кей не оставлял сомнения, что он не желает ограничить их знакомство только одним уик-эндом, – каждый раз, когда она восхищалась его рассказами об экзотических поездках – красотой диких цветов и необыкновенных птиц, виденных во время путешествия по Амазонке, великолепием фотоохоты на равнинах Кении, – Эдрю предлагал в ее распоряжение личный самолет и выражал готовность показать Кей все, что она пожелает. Несколько раз он намеренно упоминал о жене, с которой развелся четыре года назад, явно давая понять, что сейчас свободен.

Кей невольно спросила себя, уж не желает ли Лора привлечь его на свою сторону тем же способом, по которым когда-то «завербовала» Пола, однако не могла не гадать, каково это будет – принять приглашение Энди. В конце концов, она тоже ничем не связана. Два года Пол был ее любовником, но не предъявлял никаких требований, никогда не говорил, что любит. Между ними всегда существовал безмолвный уговор, что, если кого-то поманит новое увлечение, оба расстанутся без слез и упреков.

После ужина Кей немного побродила среди собравшихся, пожимая руки и знакомясь с другими директорами фонда. Но когда гости постарше и посолиднее начали поговаривать о том, что время позднее, Лора повела остальных в большой солярий, увитый и уставленный тропическими растениями, служивший еще и дискотекой с каменным полом, великолепно скрытой системой усилителей и цветомузыкой, – яркие огоньки то и дело вспыхивали в зеленой листве.

Энди и Кей танцевали один танец за другим – лучшего партнера у нее еще не бывало. Двигаясь в такт грохочущей музыке, она почувствовала нарастающее возбуждение, неотвязное желание более близкого физического контакта с Эндрю Джерроном. Кей танцевала все самозабвеннее, вынимая по одной заколке из волос, так что длинные медные пряди шелковистой вуалью разлетались по лицу и плечам. В мерцающем, постоянно меняющемся свете их скрестившиеся взгляды посылали друг другу безошибочные импульсы. Остальные танцующие постепенно отходили, и вскоре на площадке остались только Кей и Энди. Расстояние между ними сократилось настолько, что тела по временам дразняще соприкасались, изгибаясь в такт нервным ритмам, словно невидимые магниты притягивали их все ближе. Когда музыка смолкла, и они остались стоять в центре зала, его ладони сами потянулись к обнаженным плечам девушки, поползли вниз по рукам, теплые, сильные, нежные. Он был готов завладеть ею! Кей резко отступила, зная, что Энди Джеррон, который мог получить почти все, не проявляет интереса к тому, что достается без боя.

И в этот момент она заметила Пола, стоявшего у входа в солярий. Приехал ли он только сейчас или видел, как она танцует с Энди?

Кей, извинившись, поспешила к Полу. Хотя все сотрудники знали об их отношениях, по неписанному правилу они никогда не позволяли себе никаких нежностей па людях.

– Как прошла поездка? – спросила Кей.

– Хорошо. Правда, я устал. Иду спать. Завтра увидимся.

Но Кей расслышала в сухом голосе не усталость, а напряжение, и не задумываясь объявила:

– Нет. Я иду с тобой.

Он бросил быстрый взгляд в сторону Энди, по-прежнему стоявшего в одиночестве и словно ожидавшего, что Кей вот-вот вернется.

– Ты не обязана делать это, – выговорил наконец Пол.

– Знаю.

Она взяла его под руку и увела из комнаты. За спиной вновь послышалась музыка. Оглянувшись, Кей заметила, как из тени появилась какая-то женщина и подошла к Энди. Тот позволил увлечь себя в танце, но, даже держа ее в объятиях, смотрел вслед Кей.

Когда они очутились в спальне, Пол молча притянул ее к себе и впился в губы долгим, требовательным поцелуем. Кей ощутила грубую настойчивость в этом внезапном взрыве страсти, но не противилась – она все еще была возбуждена танцем и чувствовала в стремлении Пола немедленно обладать ею, уничтожить воспоминания об Эндрю Джерроне первые признаки каких-то собственнических эмоций. Они два года пробыли вместе, и Кей всегда была твердо уверена, что ей все равно, любит он ее или нет, но теперь отвечала все с большей пылкостью на внезапное, хоть и безмолвное признание в любви.

Они молча срывали друг с друга одежду, оставляя ее, беспорядочно разбросанную на полу так, что к кровати протянулись две неровных дорожки, и, сплетясь, рухнули на постель. Каждое прикосновение, каждая ласка воспламеняла их все сильнее. В Кей разгоралось безумное желание принять его в себя, поглотить, слиться воедино. Она впилась ногтями в его спину, оставляя кровавые борозды, пока Пол врезался в нее снова и снова, а когда наконец взорвался глубоко внутри, Кей словно взлетела в небо на гребне волны наслаждения, помедлила несколько мгновений и уплыла вдаль по длинной сверкающей реке ни с чем не сравнимых ощущений.

Утром, когда они еще лежали обнявшись, Пол признался:

– Пока я не увидел тебя с ним… готовую отдаться… не сознавал, как много ты значишь для меня! Я уже перенес одну потерю и так и не сумел оправиться. Если потеряю и тебя, Кей, не смогу этого пережить.

Кей слишком долго была без любви и отчаянно хотела верить, что наконец нашла ее.

– Даже если бы я провела с ним ночь, это еще не значит, что ты меня потерял.

– Значит, ты была готова спать с ним. Кей вовсе не собиралась лгать.

– Эту ночь? Если бы ты не приехал? Скорее всего. И думаю, что знаю, почему.

– Его деньги.

Только сейчас, объяснясь с Полом, Кей поняла сама, что могло толкнуть ее в объятия Эндрю. Танец в темноте, среди тропических зарослей, воскресил давно похороненные воспоминания о ночи, когда Трейн подверг мать невыносимым унижениям. Кей подозревала, что неудовлетворенная жажда мести в отношении богатого человека, превратившего мать в рабыню, вызвала желание взять верх и покорить Энди Джеррона.

– А возможно, – добавила она, – я считала, что должна переспать с ним во имя науки. Лора ужасно боится, что Энди закроет тему и, кажется, надеется, что я могу заставить его выписать чек на кругленькую сумму.

– Точно как ты очаровала когда-то меня, – небрежно бросил Пол.

Кей пропустила реплику мимо ушей.

– Не могу понять лишь одного – почему Лора настолько не уверена в себе? У нее так много собственных денег!

– Но она не имеет права единолично ими распоряжаться. Все расходы должны быть одобрены братьями. В этой семье у мужчин полный контроль над всеми средствами. Так было всегда с тех пор, как первый Джеррон написал завещание.

– И она не может его оспорить? Это, по-моему, вообще незаконно.

– Лора пыталась. Но, к несчастью, условия завещания не могут быть нарушены, и ей приходится смиряться.

Кей почувствовала прилив жалости к Лоре, вспомнив, как они были близки в первые месяцы дружбы. Несмотря на материальное благополучие, у Лоры было нечто общее с матерью Кей – обе могли жить спокойно и без забот, только подчиняясь мужчинам.

Совещание началось после завтрака и продолжалось весь день и половину следующего. Были показаны километры черно-белой пленки; демонстрация сопровождалась пояснениями Пола и Лоры относительно целей работы, достигнутых результатов и способов изучения сексуальных взаимодействий мужчин и женщин. Среди наиболее консервативных членов правления послышалось потрясенно-брезгливое перешептывание, как только на экране появилось изображение молодых пар, занятых любовными играми или сплетавшихся в страстных объятиях, но поскольку показ то и дело прерывался сухим изложением научных фактов и описаний обычных физиологических реакций, связанных с сексом, а также потоком данных относительно температуры тела, частоты пульса, гормонального равновесия или измерений энцефалографической активности, впечатления чего-то непристойного быстро рассеялось. То, что сначала казалось порнографией, быстро превратилось в контраст света и теней, связанный с черно-белыми таблицами и сухими выкладками.

За обедом и ужином Кей виделась с Энди Джерроном, но тот не делал попыток заговорить и все время проводил с Элси. Кей была рада за девушку, хотя сомневалась, что эти отношения разовьются во что-то более серьезное.

В воскресенье, после того, как весь материал был представлен, Лора подвела итоги, заявив, что настал час, когда нельзя больше замалчивать проблемы, связанные с сексом, и необходимо изучать их наряду с другими аспектами человеческой биологии и поведения.

Конференция закончилась, но никакого определенного решения вынесено не было. Ученым объявили, что правление фонда вновь собирается на следующей неделе, чтобы обсудить, стоит ли выделять дополнительные субсидии. Кей считала, что совещание прошло успешно. Замечания большинства членов правления доказывали, что те отринули пуританские предрассудки и признали законность научных целей работы. Однако последнее слово по-прежнему оставалось за Энди Джерроном, а он в своем выступлении ничем не выказал своих истинных намерений, просто поблагодарил всех за то, что нашли время приехать, и сказал ученым, что их усилия высоко оценены.

Но когда Кей отправилась в свою комнату, чтобы собрать вещи, Энди успел перехватить ее.

– Жаль, что у нас не было времени лучше познакомиться. Такое хорошее начало и потом… ничего.

– Еще успеем, – пообещала Кей, – если не закроете работу.

Энди медленно, широко улыбнулся.

– Пожалуй, только это и может повлиять на мое решение, хотя я был бы еще более расположен к проекту, знай, что после того, как вы найдете все решения проблем секса, устроите еще одну демонстрацию… – Он наклонился ближе. – Лично для меня. Трудно сосредоточиться, когда вокруг так много людей.

– Энди, – искренне ответила Кей. – Я не свободна.

– В ту ночь, когда мы танцевали, так не казалось.

– Простите… если… ввела вас в заблуждение. Я… думаю… мы с Полом… вместе…

Энди понимающе кивнул.

– Ну что ж, пока вы еще раздумываете, так ли это, может, у меня есть шанс.

– Сначала дайте шанс Лоре. Потом ваша очередь. Через десять дней Лора торжествующе объявила на совещании сотрудников, что фонд решил выдать дополнительную субсидию в размере четырех миллионов долларов на покрытие расходов по экспериментам в течение следующих двух лет.

Позже Лора позвала Кей к себе в кабинет и сказала, что Энди проявил такую щедрость только потому, что увлекся ею.

– Сказал, что не хочет оставить тебя без работы, и еще заявил, что готов побиться об заклад, будто ты и Пол не сможете выдержать вместе еще два года – и тогда дверь для него будет открыта.

– Боюсь, он может проиграть, – бросила Кей, отнюдь не в восторге от того, что ее личная жизнь выставляется напоказ.

– Но я этого ему не скажу, – засмеялась Лора, – по крайней мере, пока не превратим чек в наличные.

 

ГЛАВА 28

До Дня Благодарения оставалось несколько недель, и Кей казалось, что ее жизнь наконец вошла в нормальное русло. Пол так долго был ее любовником, но теперь стал чем-то большим: человеком, который ее любит.

Он наконец признался, что боится ее потерять. Сознание этого приковало Кей к Полу, заставляло чувствовать себя по-настоящему желанной.

Только несколько месяцев назад она возобновила арендный договор на квартиру, но теперь почти там не бывала и переехала к Полу. Теперь они не старались скрыть свои отношения, хотя вели себя на работе строго по-деловому.

По уик-эндам Пол увозил ее на долгие прогулки по Мэриленду. Они добрались до Аннаполиса, провели два восхитительных дня, путешествуя по реке Севери на катере, нанятом Полом.

Как-то они переправились на пароме на остров Смита, самый большой в Чезапикском заливе, местечко, почти не тронутое временем с тех пор, как капитан Джон Смит дал ему свое имя, перед свадьбой с принцессой Покахонтас. Они остановились в одном из местных домов-отелей – гуляли по берегам, и Пол впервые открыл Кей радость наблюдения за повадками и жизнью птиц. Стараясь не шуметь, они разглядывали в бинокли, как голубые и белоснежные цапли, бакланы, зуйки, чибисы с блестящим оперением и десятки других видов хлопотливо копошатся на многочисленных болотцах и заливчиках, превратившихся в настоящие птичьи базары. Только теперь, деля с Полом спокойные счастливые моменты, Кей понимала, что до сих пор их ничего не объединяло, кроме работы и ненасытного безудержного секса, доставлявшего им обоим столько наслаждения. Сейчас они жили гораздо более полной жизнью, и Пол больше не боялся выказывать те грани своей личности, которые скрывал до сих пор от Кей, словно боясь, что лишь покойная жена имела право знать о них.

Приближался День Благодарения, и Пол предложил провести несколько праздничных дней в Вирджинии, в прелестной старой гостинице, выстроенной в колониальном стиле. При гостинице, расположенной поблизости Миддлберга, в так называемой «стране лошадей», были конюшни и верховые лошади для развлечения клиентов. Желающие даже могли принять участие в охоте на лис.

В первое утро после приезда Пол записал Кей на уроки верховой езды. Сначала она чувствовала себя неловко на лошади и, наверное, ни за что не научилась бы ездить, но вспомнила, что когда-то впервые увидела Пола, скачущего навстречу, и упорно продолжала учиться. Если им суждено остаться вместе, лучше делить все его увлечения.

Вскоре Кей уже могла ездить с Полом по лесным тропинкам и окрестным холмам и уже гораздо меньше пугалась, когда лошадь срывалась в рысь или галоп, черпая уверенность в его постоянном одобрении.

Но когда на четвертый день они оседлали коней, Синклер повел ее в поле, где был установлен барьер, и объявил, что собирается поучить ее прыгать. Кей запротестовала: слишком рано, она еще чувствует себя неуверенно и кроме того вовсе не горит желанием овладеть этим искусством. Хватит с нее и спокойных прогулок. Но Пол продолжал настаивать. Пора идти вперед, быть смелее, неужели Кей удовлетворится скучными однообразными поездками по окрестностям? Чем больше она отказывалась, тем настойчивее он становился, пока спор наконец не грозил перейти в ссору. Лишь когда высоту барьера понизили всего до нескольких футов, Кей попыталась прыгнуть и, хотя страшно боялась, лошадь буквально перелетела препятствие. Девушка облегченно вздохнула, гордясь собой. Но когда Пол объявил, что собирается поднять планку на одно деление, Кей окончательно вышла из себя.

– Не знаю, почему тебе обязательно нужно затеять скандал! – заорала она. – Я попыталась однажды, может, попробую еще раз. Но мне очень страшно, Пол. Прыжки меня пугают… и ты тоже пугаешь… особенно, когда я вижу, что для тебя всего важнее доказать что-то, заставить меня делать все, что ты хочешь, не заботясь о моих чувствах.

Повернув лошадь, она галопом помчалась к конюшне, поражаясь, как хорошо ей удается держаться в седле.

Возвратив лошадь конюху, она в бешенстве ринулась было в гостиницу, но тут же остановилась как вкопанная, пораженная ужасной мыслью. Так вот почему это так важно для него! Пытается сделать из нее подобие женщины, которую потерял когда-то! Опомнившись, она вошла в здание и поднялась на второй этаж, в свой номер, мучительно пытаясь вспомнить, говорил ли когда-нибудь Пол о любви или только признался, что страшится перенести еще одну потерю? И неожиданно Кей осознала, что не может разобраться в хаосе эмоций. Что она испытывает к Полу? А что, если не больше чем желание быть любимой кем-то, заставило ее верить в будущее с Полом? В каком-то смысле он по-прежнему женатый мужчина, изменяющий жене.

Закрыв за собой дверь номера, Кей начала укладывать вещи, спокойно, размеренно, без гнева. В конце концов вина лежит не только на нем, но и на ней. Она обманывала себя, пыталась убедить, что Пол свободен. Конечно, им было так хорошо в постели. И Кей позволила всему этому заменить истинные чувства, искренние отношения, глубокие эмоции.

Пол вошел в тот момент, когда Кей закрывала чемодан. Он не спросил, почему она уезжает, по-видимому, тоже кое-что понял.

– Мне очень жаль, – тихо сказал он.

– Знаю. Ты ничего не мог бы поделать, Пол. Он зашел сзади, осторожно сжал ее плечи.

– Ты так много значишь для меня, Кей. Я хотел… Голос изменил ему.

Кей и без его слов сознавала, что желала того же. Слезы жгли веки. Как ужасно, бессмысленно… у них так много общего, почему же любовь так и не пришла?

Пол отпустил ее и подошел к окну.

– Ты слишком добра, если утверждаешь, что в случившемся нет моей вины.

В голосе звучала такая мука, что Кей поспешила утешить его.

– Как это может быть? – возразила она. – Ты не можешь заставить себя не вспоминать. Мы не открываем любимым наши сердца на определенный срок.

Пол, не оборачиваясь, вздохнул:

– Я должен был все рассказать с самого начала и давным давно объяснить… почему… так и не смог… забыть.

Оба долго молчали. Кей осознала, что Пол готов признаться в чем-то самом главном и сейчас собирается с силами.

– Ей приходилось так трудно, – начал он наконец. – И не потому, что не хватало сил и духа все выдержать, но она была спортсменкой, живой, веселой, подвижной, а несчастье сделало ее узницей клетки, тюрьмы собственного тела. Она могла только двигать шеей и двумя пальцами на левой руке.

Он задыхался, словно беда случилась только вчера.

– Бет боролась с отчаянием, сражалась каждый день. Господь знает, как мужественно она себя вела. Но поединок был проигран с самого начала, и приходилось день за днем отступать, и даже те внутренние органы, которые не были повреждены при падении, начали сдавать: легкие, почки… наконец…

Он запнулся, и Кей заметила, как побелели костяшки впившихся в подоконник пальцев. Пол слишком долго носил в себе этот ужас, насильственно сдерживал поток чувств, которому необходимо было дать волю, прежде чем его снова посетит любовь.

– Она просила меня… она просила меня… просила…

Он вновь и вновь повторял эти слова, и Кей показалось, она знает, что услышит сейчас. Девушка подвинулась ближе, потянулась к Полу, ее прикосновение, казалось, вновь привело его в чувство, словно игла, застрявшая в канавке пластинки, освободилась и встала на место.

– …Просила меня помочь… покончить с этим, – выговорил Пол наконец. – Я отказался… сначала. Помочь? Разве это можно назвать помощью? Она не могла двигаться. И умереть не могла, пока я не соглашусь… убить ее. Ведь это нельзя считать иначе, чем убийством, правда?

– Нет… нет… ты не прав, – подумала Кей. Или прошептала? Так или иначе, он не расслышал.

– Но как только ей это пришло в голову, – продолжал Пол, – она больше не отступала и все время твердила, что если я люблю ее, значит помогу умереть.

Пол сунул руки в карманы и напряженно сгорбился.

– Откуда и кто знает, каково истинное доказательство любви? Отказаться? Попытаться заставить ее поверить в радость жизни? Или сделать то, что она от меня просила?

Солнечный луч, пробившийся в окно, осветил брызнувшие из глаз слезы, и Кей молча заплакала вместе с ним.

– Я выполнил ее просьбу.

Он по-прежнему стоял лицом к окну, взгляд его был обращен внутрь, и мрачной картине, навеки запечатлевшейся в памяти.

– Я держал стакан с водой и давал ей таблетки – одну, вторую, третью… Она могла только глотать – больше ничего, даже пальцем шевельнуть, поэтому мы решили поступить именно так, все остальное считалось бы убийством…

Пол вытер глаза рукой, глубоко вздохнул и, наконец, обернулся к Кей.

– Конечно, в глазах закона, это было убийством… иногда и в моих тоже.

Он вынудил себя слабо улыбнуться.

– Вот из-за этого… потому… я не могу… Похоронить ее, потому она всегда жива здесь.

Он ударил сжатым кулаком по груди.

– Потому что я постоянно, непрерывно мучаюсь мыслями, что сделал неверный выбор и не в силах вынести воспоминаний…

Голос снова подвел его, и на этот раз Кей поняла, что продолжения не будет. – Пол совершенно обессилел. Несколько мгновений она молча держала его в объятиях, но оба знали – даже после исповеди чуда не произошло, – что Пол не был свободен от пожизненного заключения, к которому приговорил сам себя. Его сердце навсегда останется узником воспоминаний.

Кей вернулась в свою квартиру. Она и Пол больше не провели вместе ни одной ночи: Кей не могла заставить себя продолжать чисто сексуальную связь. Раньше оба довольствовались именно такими отношениями только потому, что она надеялась – когда-нибудь в их сердцах расцветет любовь, родится из волшебного, созданного только ими жара страсти. Теперь она понимала, что надежды были тщетными.

Но расстались они без обид и горечи – наоборот, их дружба стала еще крепче. Они вместе работали над проектом, часто ужинали вдвоем, поверяли друг другу свои секреты, делились тревогами и бедами, чего никогда не делали, когда были любовниками.

Как-то снежным декабрьским вечером, за неделю до Рождества, Кей, расставшись с Полом, поехала к себе и увидела перед домом припаркованный к обочине «фольксваген» Элси. Матерчатая крыша была поднята, но, по-видимому, маленький обогреватель не очень-то помогал в такой холод. Нахохлившаяся Элси спрятала нос в воротник пальто и не заметила идущую через улицу Кей.

Кей постучала в окошко автомобиля. Элси, увидев ее, тут же вышла, и Кей пригласила подругу к себе, согреться.

– Сколько ты меня прождала? – спросила она, входя в небольшое здание без лифта, очаровательный домик, бывший когда-то складом морского оборудования.

– Час, или около того, – пожала плечами Элси. – После работы у меня было свидание, а потом я сразу приехала и стала ждать. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Ну конечно, нет. Что случилось?

Кей уставилась на подругу. Хотя Элси вела себя так, словно у нее было неотложное дело, все-таки не казалась особенно расстроенной.

– В общем-то нет, – покачала головой Элси. – Но мне нужен совет, Кей. Необходимо принять важное решение, и быстро, а у меня здесь никого нет ближе тебя.

Квартира Кей на верхнем этаже была просто большой мансардой с кирпичными стенами, кухней, отделенной низкой стойкой из обожженной сосны, и отдельной спальней – углом, отгороженным стенкой. Сквозь застекленную крышу и два больших окна лился дневной свет, и, кроме того, из мансарды открывался прекрасный вид на крыши соседних домов и внутреннюю гавань.

Кей предложила Элси подогретого рома или что-нибудь еще из спиртного, но та попросила травяного чая. Пока Кей ставила чайник на плиту, Элси уселась у стойки на высокую плетеную табуретку.

– Я бросаю работу, – резко объявила она, – и, скорее всего, уже завтра не приду.

Элси уже делилась как-то сомнениями с Кей, но все же ее поступок казался слишком внезапным. Очевидно, появились неожиданные причины.

– Но почему? Почему так быстро? Элси набрала в грудь воздуха:

– Я беременна.

Кей прислонилась к стойке. Стандартные поздравления уже вертелись на языке: в конце концов, именно этого Элси хотела так отчаянно, но в этот момент Кей сообразила, что на лице Элси нет ни следов ликования или хотя бы радости.

– Как… когда… почему? – запинаясь пробормотала она.

Элси вяло улыбнулась.

– Собственно, я тебя должна благодарить за это.

– Меня?!

– Помнишь, месяца два назад мы провели уик-энд в поместье Лоры? Ты так подзавела ее братца, что он был рад трахнуть кого угодно после твоего ухода с танцплощадки.

Действительно, уходя с Полом, она видела, что Элси пригласила Эндрю танцевать.

– Значит, ты встречалась с Джерроном, и он – отец ребенка?

– Отец, – подтвердила Элси. – Но не могу сказать, что мы часто виделись. После того уик-энда – ни разу. Всего две ночи.

Она отвела взгляд и упавшим голосом прошептала:

– Он даже ни разу не позвонил.

Засвистел чайник. Кей налила кипяток в заварной чайник, опустила туда два пакетика с чаем, поставила на стойку чашки и, подвинув табурет, села напротив Элси.

– А ты звонила ему? Элси кивнула.

– Пару раз, после того, как получила результаты анализов.

– Что же он ответил?

– Отказался со мной разговаривать, – глухо ответила Элси.

Кей отпрянула.

– Сукин сын! Если он думает, что может делать вид, будто…

Элси схватила ее за руку.

– Я его ни в чем не виню. Сама ведь хотела, чтобы это случилось, так ведь? Он использовал меня не больше, чем я его.

– Но нельзя же позволять ему выйти сухим из воды! Элси налила себе чая.

– Он и не собирается уклоняться. Кей недоуменно взглянула на подругу.

– Но ты сказала, что он не желает с тобой говорить.

– У людей, подобных Джеррону, есть свои способы улаживать такие ситуации.

Элси встала и, подойдя к брошенной на пол большой хозяйственной сумке, выудила оттуда конверт.

– Сегодня мне на работу позвонил адвокат и попросил приехать к нему в офис. Он дал мне вот это.

Элси вынула из конверта несколько сложенных пополам листочков и протянула Кей.

Та взяла бумаги, развернула. Это оказались три копии какого-то официального документа, отпечатанного на двух листах. Кей начала читать, чувствуя на себе напряженный взгляд Элси. Она пробегала глазами абзац за абзацем, и негодование на Эндрю Джеррона сменялось вначале бешенством, а потом отвращением. Согласно этому «договору», Элси должна подтвердить, что отказывается от всяких претензий к Эндрю Джеррону в отношении отцовства будущего ребенка, обещает уважать его стремление к одиночеству, не вмешиваться в частную жизнь и не делать в дальнейшем попыток лично или каким-то другими способами установить с ним контакт, либо ради себя, либо ради «третьего заинтересованного лица», с целью предъявить подобные претензии. В документе точным, подробным языком ставились и другие условия: Элси Рот должна полностью прервать всякие отношения с любой компанией, организацией и «тому подобной группой», имеющей связи какого-либо рода с семьей Джерронов или ее членами, и будет жить вместе со всеми детьми на расстоянии не менее пятисот миль от дома Эндрю Джеррона, чтобы последний удостоверился в полном отсутствии намерения вышеупомянутой Элси Рот встретиться или каким-то образом связаться с ним. И наконец, в документ был включен пункт о конфиденциальности, требующий от Элси гарантию, что та никому не откроет, кто отец ребенка, а также не будет упоминать о данном соглашении.

Если все вышеуказанные условия будут удовлетворены, Элси будут выплачены пятьдесят тысяч долларов. Сумма не подлежит обложению налогами.

Кей подняла глаза. Элси по-прежнему смотрела на нее, ожидая реакции. В выжидающем взгляде было нечто, заставившее Кей подумать, что Элси, скорее всего, примет предложение и, собственно говоря, пришла сегодня, чтобы получить поддержку или просто благоразумный совет, прежде чем поставить подпись на пунктирной линии. По-видимому, она желала подтверждения, что все в порядке. Но от Кей она такого не дождется!

– По-моему, это просто чудовищно, Элси, – объявила она, швыряя документы на стойку, словно избавляясь от чумной заразы. – Неужели сама не видишь?! Он желает избавиться от всякой ответственности! Считает, может зайти настолько далеко, что заставит тебя бросить работу и диктовать, как нужно жить и как не нужно!

Элси мгновенно кинулась на защиту Джеррона.

– Но он готов заплатить мне почти столько же, сколько я получу, проработав у вас ассистентом еще два года!

– Но и только! Элси, на эти деньги нельзя прожить всю жизнь! Нужно заботиться о ребенке – кормить, одевать, учить, и не год, не два, а двадцать! И не забывай, тебе придется все делать одной!!

– Я не возражаю против этого, Кей. Я сама хотела ребенка и не могу притворяться, что мое желание не исполнилось. То есть… Я надеялась на это после встречи с каждым мужчиной…

Элси запнулась, снова подняла чашку и уставилась в нее. Потом слова полились потоком:

– Я говорила тебе, что все эти последние месяцы мне было о чем подумать. Но кроме этого было еще кое-что… мужчины… много мужчин, с которыми я спала… потому что они были или красивы или казались мне умными, и я… я считала… надеялась… что их гены передадутся ребенку.

Она бросила виноватый взгляд на Кей.

– О Элси, – сочувственно вздохнула Кей.

– Значит, ты боишься, что на самом деле отец не Энди?

– Нет, – перебила Элси, – я уверена, что он. Могу поклясться в суде. Перед этим уик-эндом у меня несколько месяцев никого не было. Но даже если, по-твоему, он подлец, на самом деле могло быть гораздо хуже. А так, я получаю деньги, могу не беспокоиться, что у моего ребенка дурная наследственность… и еще у меня будет то, что я больше всего хотела. Ребенок. Мой ребенок. Может, несправедливо ожидать большего от судьбы!

Но гнев Кей не утихал. Стремление Энди Джеррона как можно скорее избавиться от Элси, полностью снять с себя ответственность за ребенка больно ранило ее, потому что напоминало о предательстве отца двадцать девять лет назад.

– Ты кое-что не договариваешь! – воскликнула она. – Джерроны – одна из богатейших семей в мире. Энди предлагает тебе жалкие гроши из своих миллиардов! Пятьдесят тысяч для него все равно что пятьдесят долларов для меня! Этого недостаточно, Элси!

Кей постучала пальцем по документам.

– Кстати, Лора об этом знает? Глаза Элси тревожно распахнулись.

– Нет! И не должна знать! Поэтому он и хочет, чтобы я ушла с работы. Адвокат Энди предупредил, что, если я скажу обо всем Лоре, предложение сразу же снимается.

Кей немного подумала. Неужели Элси приехала к ней только затем, чтобы кто-то одобрил ее сомнительный выбор? Или потому, что терзается сомнениями и не в силах постоять за себя?

– Не соглашайся, Элси, – выговорила она наконец. – Это нехорошо.

Элси начало трясти.

– Что еще я могу сделать! Если не приму предложение Энди, он потянет меня в суд. У него не один адвокат, а целая команда. Я останусь ни с чем.

Кей с каждой минутой становилось ясно, что Элси на самом деле нуждается в защитнике.

– Не сдавайся, Элси. Оставайся с нами, не бросай работу. Позволь мне поговорить с Энди.

Элси долго смотрела на Кей, потом еле заметно кивнула. Уж ее то он не откажется увидеть! Ведь именно Кей он в действительности хотел той ночью.

Здание «Чезапик Гэрэнти Траст», тридцать шесть этажей, закованных в бетон, алюминий и отливающее зеленью поляризованное стекло, лишь недавно взметнулось в небо Балтимора символом богатства и процветания города.

Только после того, как на звонок Кей почти мгновенно ответила личный секретарь Эндрю Джеррона, сообщившая, что мистер Джеррон охотно удовлетворит ее просьбу о встрече и ждет ее завтра в полдень в своем офисе на верхнем этаже здания «ЧГТ», Кей сообразила, что банк, должно быть, является частью империи Джеррона. По счастливому совпадению именно в этом филиале у Кей был открыт счет, еще со времени работы на Ларри Мейера, когда позирование в обнаженном виде стало приносить неплохой доход. Оказавшись в сверкающем современном вестибюле, Кей, одетая для такого случая строго по-деловому, в скромный темно-синий костюм и черные очки, чтобы спрятать глаза, лениво размышляла о том, что, вероятно, перед приходом сюда было бы нелишним перевести сбережения в другой банк. Она не собиралась щадить Энди, и кто знает, какую ответную месть он может придумать и осуществить?

Однако уже при первом взгляде на Энди стало ясно, что он не подозревает о цели ее прихода, и когда Кей переступила порог большого светлого кабинета, устланного пушистым голубовато-серым ковром, Энди поднялся и пошел ей навстречу, широко улыбаясь.

– Какой приятный сюрприз. Судя по тому, как вы обошлись со мной в прошлый раз, я никогда не ожидал…

– Это не визит вежливости, Энди, – коротко бросила Кей и, взяв стул, уселась напротив письменного стола.

Энди, по всей видимости, окончательно сбитый с толку, молча уселся на место. Только когда Кей вытащила из внутреннего кармана жакета сложенные бумаги и швырнула на стол, он понимающе кивнул:

– Жаль, что она показала их вам. Это автоматически аннулирует предложение.

– И что же?! Что она теряет?! Деньги, которые вы собираетесь дать Элси, ничто по сравнению с тем, что она заслуживает!

– Заслуживает? – издевательски переспросил он. – С чего бы это? За то, что решила поохотиться на крупного зверя? Она буквально выслеживала меня, Кей. Заметила, как вы оставили меня с носом, и тут же этим воспользовалась. Не покинь вы меня в таком состоянии, раззадорили и внезапно бросили… всего этого не случилось бы! Так что, учитывая все обстоятельства, я еще довольно щедр!

– Какова бы ни была причина, Энди, отец – вы. И должны Элси… и ребенку… гораздо больше, чем какие-то пятьдесят тысяч!

Кей старалась говорить тихо и спокойно, хотя и дрожала от ярости.

Энди молча изучал ее.

– Почему вы вмешиваетесь в это, Кей? Элси Рот собиралась подписать соглашение, и все были бы довольны – и она, и я. Зачем вносить смуту?

– Я просто не могу позволить вам так с ней поступить! Это несправедливо!

Достаточно с него и такого ответа, подумала Кей, хотя сознавала, что пылающая в душе ярость была направлена как против Энди Джеррона, так и против отца.

Энди продолжал холодно рассматривать Кей. Потом открыл боковой ящик стола, вытащил картонную папку, положил перед собой и вынул листок бумаги.

– Это отчет частного детективного агентства. Имеете представление, со сколькими мужчинами спала ваша подруга Элси Рот за последние полгода?

– Знаю, их было несколько, но…

– Шестнадцать, – перебил Энди, – приблизительно три человека в месяц. Видимо, в определенное время месяца она впадает в бешенство и превращается в нечто вроде вампира-оборотня. Насколько мне известно, – иронически усмехнулся Энди, – детективы прохлопали еще с дюжину «поклонников», поскольку начали собирать информацию только месяца через два после того уик-энда.

Энди перебросил Кей листок бумаги.

– И не вам говорить о справедливости, Кей. Эта женщина неуправляема и просто пугает меня.

Кей не потрудилась взглянуть на отчет, без сомнения, достаточно подробный и правдивый. И хотя она не ожидала от Элси подобной неразборчивости, все же решила не сдаваться…

– Она клянется, что не была ни с кем в течение двух месяцев до вашей встречи.

Энди равнодушно пожал плечами. Кей подумала, что такое бессердечие не вполне беспричинно – была ли беременна или нет Элси в момент знакомства с Энди, суд все равно поставит ей в вину распущенное поведение, вздумай она когда-нибудь предъявить претензии к могущественному Джеррону, а если вспомнить, что к услугам Энди – любые, самые лучшие адвокаты, шансов выиграть дело почти не остается. Но Кей решила пойти напролом и заставить противника выложить карты на стол.

– Мы будем бороться до конца. Не только ради нее – но ради и ребенка. Вашего ребенка.

Доброжелательное выражение лица едва заметно изменилось, словно все тепло внезапно куда-то ушло.

– Вы, конечно, представляете, что мне вряд ли улыбается стать героем публичного скандала. Но, Кей, не нужно считать, что я озабочен защитой только своей репутации. Подумайте, как будет выглядеть Лора… или даже вы и доктор Синклер, когда мисс Рот придет давать показания относительно экспериментов, в период выполнения которых она… скажем, теряет всякий контроль над собой, становится, можно сказать, сексуальной маньячкой. Без сомнения, ваш проект посчитают прямым фактором, развратившим эту девушку. И прежде, чем подобное определение будет вынесено судом, я должен быть абсолютно уверен, что вся эта шумиха не скажется отрицательно на делах фонда. Было бы очень жаль прикрыть вашу работу, но…

– Подонок! – взорвалась Кей, вскакивая. – Хотите наказать всех за собственные ошибки?!

Энди тоже встал, не сводя с нее взгляда.

– Вы мне нравитесь, Кей. Очень красивы и исключительно умны. Я даже восхищаюсь вашей преданностью подруге.

Он взял документы, принесенные Кей, сложил и протянул девушке.

– И поскольку вы мне так нравитесь, я готов дать вашей приятельнице еще один шанс. Возьмите это и посоветуйте ей подписать. Так будет легче для всех нас.

Кей помедлила, презрительно глядя на Энди. Может ли она рискнуть пойти против него? Будь на карте только ее судьба, он могла бы решиться. Но не хотела, чтобы из-за ее безрассудного гнева Элси осталась ни с чем.

Наконец Кей протянула руку и выхватила бумаги.

– Самое печальное в том, – бросила она, – что Элси так радовалась – мол, вы из хорошей семьи и все такое… Надеюсь, она никогда не узнает, каким чудовищем оказался отец ее ребенка.

Круто развернувшись, она бросилась к двери. За спиной послышался смех Энди.

– Жаль, что не вы собираетесь рожать, – окликнул он. – Я бы в два счета сделал из вас честную женщину!

Кей выбежала, с силой хлопнув дверью.

 

ГЛАВА 29

Кей никому не сказала о встрече с Энди, зная, что Элси попросту капитулирует, если узнает, чем он угрожал. Она сказала только, что Энди, возможно, увеличит сумму и скажет о своем решении через несколько дней.

Ну а пока Кей делала все, что могла. Через день после разговора с Энди она улучила момент, когда они с Полом остались наедине, и все рассказала.

– Печально, – согласился он, – но сомневаюсь, что как-то сумеешь заставить Энди передумать.

– Но ты мог бы поговорить с Лорой.

Кей сделала бы это сама, но странное охлаждение, возникшее между ней и Лорой после нескольких месяцев искренней дружбы, казалось, все росло.

Но Пол отказался.

– Если Лора выступит против брата, он наверняка откажет нам в субсидии. Мы слишком много времени посвятили этой работе, чтобы теперь остаться ни с чем.

Кей поразилась эгоизму Пола, но продолжала настаивать:

– Это вопрос принципа, Пол. С Элси поступили несправедливо.

– Мир несовершенен, – вздохнул Пол. – Деньги зачастую достаются подонкам! Но никто из нас не может изменить этого, Кей. Сама сказала, что Элси согласилась бы подписать, не останови ты ее. Ну что ж, другого выхода, по-видимому нет, и для нее же лучше, если ты не будешь вмешиваться.

Позже Кей подумала, что Пол прав. Но каждый раз, собираясь сказать Элси, что ничего нельзя сделать, она напоминала себе, что подобная сцена уже, возможно, разыгрывалась почти тридцать лет назад в матросских бараках. Кей представила, как кучка офицеров решала судьбу матери. Наверное, они тоже предоставили беременной гавайской шлюхе самой позаботиться о себе. Но все же Кей сознавала, что кипящая ярость и ненависть к прошлому могут только повредить Элси. Лежа в темноте, вспоминая разговор с Полом, Кей все яснее понимала, что проиграла бой и теперь ничего не остается, кроме как рассказать Элси правду о своей неудаче.

Телефонный звонок казался частью сна, тяжелого, неприятного, вызванного мрачными мыслями. И хотя Кей еще не совсем проснулась, ее рука машинально потянулась к трубке. В сознание врезался знакомый голос, еще больше убедивший в том, что происходящее не может быть реальностью.

– Кей… это ты, Кей?

– Угу, – сонно пробормотала она.

– Прости, что звоню в такой час. Наверное, чувствовал, что так будет гораздо легче… если застану тебя беспомощную, врасплох.

Кей ничего не ответила: затуманенный мозг пытался осознать значение странной фразы.

– Ты знаешь, кто это, Кей?

Она знала. И выдохнула лишь одно слово – ведь это был всего лишь сон. Сон маленькой девочки.

– Папа…

– Кей, проснись! Нам нужно поговорить. Прошло еще мгновение, и Кей, неожиданно придя в себя, уставилась в темноту.

– Почему ты звонишь? – тихо спросила она, медленно вставая и глядя в окно на ночную гавань, чтобы вновь соприкоснуться с реальностью. – О чем нам с тобой говорить?

– Ты ничего не слышала?..

– Что именно?

– Ванессу нашли!

– Где?!

На мгновение Кей охватил ужас: по мрачному тону Уайлера. она предположила, что новости скорее плохие, чем хорошие. Алекс столько лет находилась в бегах и скрывалась, что теперь, наверное, кроме киднеппинга, совершила какое-то новое безумство по отношению к дочери.

Но, к счастью, все оказалось не так уж плохо. Алекс с дочерью жили во Флориде, постоянно переезжая из одного городка в другой. Постоянная смена школ привела к тому, что Ванесса начала путаться в бесчисленных именах, которыми мать заставляла ее себя называть. Проверяя государственный реестр детей, незаконно похищенных одним из родителей, находящихся в разводе, флоридская полиция сумела обнаружить, кто она на самом деле; Алекс арестовали и выслали в Иллинойс.

Служба социального надзора временно поместила Ванессу в семью, берущую на воспитание детей.

– Я хочу получить свою дочь, – сказал Уайлер. – Она не должна жить с чужими людьми. Ванесса совсем еще ребенок, и ей пришлось много пережить за последние несколько лет. Я имею право заботиться о ней… и мне нужна твоя помощь.

Его просьба потрясла Кей до глубины души. Неужели он смеет предполагать, что она согласится?! Несмотря на то, что Алекс действовала слишком поспешно и явно стремилась отомстить бывшему мужу, обвинения в инцесте, выдвинутые ею, так и не были опровергнуты. И, руководствуйся Кей лишь собственным опытом, она нисколько не сомневалась бы, что Алекс права.

– Сожалею, – сказала Кей, – но не могу… Уайлер не дал ей договорить.

– Кей, можешь не соглашаться прямо сейчас, – молил он. – Я прошу всего-навсего дать мне шанс. Прошло десять лет… с тех пор, как… ты была здесь. Не суди меня по тому, что случилось в прошлом.

– Больше мне не по чему судить. Наступило молчание. Наконец он спросил:

– Если я приеду в Балтимор, согласишься встретиться со мной?

Слова снова застряли в горле. При одной мысли об этом Кей затрясло.

– Пожалуйста, – продолжал он. – Я хочу, чтобы ты узнала меня теперешнего, не такого, каким я был. Я изменился. Позволь доказать тебе.

Телефонная трубка в ее руке казалась столь же опасной, как граната с выдернутой чекой, готовая взорваться в любую секунду. Пока девушка боролась с собой, пытаясь что-то ответить, Уайлер по-прежнему умолял:

– Я буду в Балтиморе послезавтра. Позвоню, когда сниму номер в отеле, и мы условимся, где встретиться. Пожалуйста, Кей. Всего час! Пожалуйста, скажи «да».

Кей вспоминала, что когда впервые увидела отца, тот расточал свой талант, чтобы добиться от присяжных оправдательного приговора.

– Да…, – тихо выдавила она и быстро повесила трубку, желая лишь освободиться от этого голоса в темноте.

Отец сказал, что хочет встретиться, чтобы доказать, как он изменился.

Но впервые, после долгой разлуки, увидев его, Кей почти не заметила перемену. Немного больше седых волос, чуть резче морщинки у глаз. Но Уайлер по-прежнему был красив и, как много лет назад, производил впечатление человека, способного выиграть любой процесс. Сколько бы трудностей и потерь он ни перенес, ни в лице, ни в осанке, ни в манере держать себя не было заметно следов пережитого позора. Кей с опаской приближалась к отцу: в сегодняшней почте она нашла письмо от адвокатов Алекс, с сообщением о возобновлении «дела Смайт», предупреждающем о возможном вызове в Чикаго для дачи свидетельских показаний.

С отцом они больше не говорили. Он позвонил сегодня утром, до начала работы, и попросил одного из сотрудников передать, что приглашает ее пообедать у «Коннолли» в час дня.

В этом он тоже не изменился – не просил о свидании, а назначал время.

«Коннолли» оказался одним из старых ресторанчиков, славившихся рыбными блюдами и расположенных в еще не перестроенном портовом районе Балтимора – шумное, непритязательное заведение с бумажными скатертями и воинственными официантками. Главной его достопримечательностью был большой, переливающийся яркими красками попугай с обрезанными крыльями, который, смешно переваливаясь, ковылял по полу, картаво выкрикивая не подходящие к случаю остроты, подхваченные в результате многолетнего общения с людьми. Кей удивило, что Рэнделл мог выбрать подобное заведение, – зная его, она скорее могла предположить, что очутится в совершенно другом месте – тихом, респектабельном и очень дорогом. Собственно говоря, она и оделась специально для такого случая – в элегантный темно-синий шелковый костюм, купленный в отделе уцененных вещей. Хотя этикетка была оторвана, Кей показалось, что костюм от Шанель. Возможно, выбор отца и был первым признаком такой перемены.

Отец был так поглощен открывающимся из окна видом на порт, что заметил Кей только тогда, когда она оказалась почти рядом, и, явно ошеломленный, поднялся, медленно оглядывая ее с ног до головы.

– Ты еще красивее, чем она, – сказал он наконец. Кей, не обращая внимания на комплимент, уселась.

Он, кажется, по-прежнему никак не может отличить ее от матери… когда-то это уже привело к беде. Рэнделл снова опустился на стул.

– Спасибо, что пришла.

– Я твоя дочь, – сухо ответила она, желая напомнить о своем долге по отношению к отцу.

Откуда-то снизу донесся издевательский крик:

– Жаль, простак, жаль!

Опустив глаза, Кей увидела попугая, ковыляющего между столов, и засмеялась.

– Кажется, он знает, о чем говорит, – сказал Уайлер, когда Кей снова обернулась.

– Жаль, что у тебя такой папаша, как я.

Кей усмехнулась, не собираясь противоречить. Несколько неловких минут оба изучали меню и заказывали напитки. Попугай непрерывно трещал, выкрикивая фразу за фразой, так что создавалось впечатление, будто он занят перебранкой с посетителями.

– Смотри, куда идешь, парень!

– Ваш стол уже накрыт, сэр!

– Рыбак рыбака видит издалека!

Болтовня птицы отвлекала Кей, и невыносимое напряжение, которое она чувствовала в присутствии отца, постепенно слабело.

– Не думала, что ты можешь выбрать подобное место, – заметила она, когда неуклюжая птица направилась в другую часть ресторана.

– Я когда-то здесь бывал. До того, как меня послали на Гавайи, закончил несколько курсов военно-морского училища. Раза два в месяц приезжал отсюда из Аннаполиса.

Упоминание о флоте вновь разожгло гнев Кей. В конце концов, как ни притворяйся, это вовсе не радостное счастливое примирение отца с дочерью, а просто возможность вновь познакомиться. Она резко сказала:

– Ты хотел доказать, как изменился. Рассказывай. Откинувшись на спинку стула, отец вновь оглядел ее, явно любуясь уверенным видом – признаком зрелости. Потом он взял меню из ее руки и отложил свое.

– Мы так никогда и не говорили о той ночи…

– Я спрашиваю не об этом. И не желаю говорить на подобные темы.

– Но мы должны. Потому что с нее и начались изменения.

Уайлер помолчал, словно давал ей возможность запротестовать, но, не дождавшись, продолжал.

Почти сразу после случившегося он понял, что пытался изнасиловать дочь не только потому, что был пьян и не понимал, что делает.

– Беда в том, Кей, что мои чувства к тебе нельзя было, к сожалению, назвать отцовскими. К счастью, это не зашло дальше, и ты сумела остановить меня. И хорошо, что на этом кончилась моя политическая карьера. Я был по-настоящему болен. Пришлось признаться в этом самому себе и пытаться что-то предпринять.

Уайлер объяснил, что прошел долгий курс интенсивного лечения у психиатра, и как только надежд на место в Сенате не осталось, Алекс бросила его и вышла замуж за другого. Единственным светлым пятном в его жизни оставалась общение с Ванессой.

– Я не верил, что когда-нибудь смогу заслужить твое прощение, подумал, что… смогу искупить все, что сделал, если буду хорошим отцом по крайней мере одной из дочерей. Лечение шло успешно, я становился другим… по крайней мере начал понимать некоторые вещи в моем воспитании, из-за которых у меня было такое искаженное представление о любви… в детстве я часто видел, как отец плохо обращался с матерью… и, наверное, поэтому не мог любить по-настоящему ни тебя… ни кого вообще.

Кей неожиданно ощутила, как в сердце закрадывается непрошенное сочувствие, но тут же сцепила зубы – нет, на этот раз она так легко не поддастся на удочку.

Идет суд, она в роли присяжных, а отец всегда прекрасно знал, как выжать слезу из присяжных!

– Но между мной и Ванессой никогда не было ничего дурного, – продолжал он. – Клянусь тебе. Алекс все это придумала, чтобы не потерять Ванессу.

– Потерять? Но у вас обоих были опекунские права… – Ничего не вышло, – нахмурился Уайлер, – но не по моей вине. Второй брак Алекс оказался неудачным, муж ушел от ее к другой женщине, помоложе, и с ней начало твориться что-то неладное. Отослала старших детей в интернат. Ванесса вечно оставалась одна, готовила себе обед, а Алекс не являлась ночевать. Часто девочка приезжала ко мне и жаловалась, что уже три или четыре дня матери нет дома. Я подал бы в суд заявление о лишении ее родительских прав, но знал, что в моем положении нельзя сражаться с Алекс – она не задумается использовать тебя в этой драке.

Он нервно поменял местами нож и вилку.

– Я позволял Ванессе приходить и жить у меня сколько захочется. И тогда Алекс взбесилась. Начала ревновать. Придумала эту мерзость насчет меня и Ванессы, чтобы суд запретил мне видеться с дочерью.

– Если это неправда, все что требовалось от Ванессы, – все отрицать.

– Конечно, она так и сделала, – болезненно поморщился Уайлер. – Но ведь она совсем ребенок, Кей. Когда Алекс заявила, что Ван просто боится меня и поэтому не смеет говорить, этого оказалось достаточно, чтобы процесс продолжался. Меня все еще не оправдали. Алекс нарушила закон, но множество людей верят и сочувствуют ей. Я беспокоюсь только о том, что Ванесса вообще лишится родителей. Алекс могут отправить в тюрьму, на год или больше, меня лишат родительских прав, а Ван останется в чужой семье.

Наклонившись над столом, он лихорадочно сжал руку Кей.

– Не дай этому случиться! Именно ты, только ты должна понимать, что это такое – иметь отца, быть рядом с ним!

Более жестокой иронии трудно себе представить, подумала Кей. Он хотел заставить ее вспомнить боль брошенного им ребенка, чтобы уберечь другую дочь от подобной судьбы.

Кей вырвала руку.

– Чего же ты хочешь от меня? – спросила она. Не ради себя, ради сводной сестры, к которой всегда чувствовала глубокую нежность.

– Если тебя вызовут для дачи показаний, не являйся. Тебе придется говорить о том, что произошло той ночью, и у меня не останется ни единого шанса.

– Но факты уже все равно известны, – возразила она. – Адвокаты упоминали об этом, когда допрашивали меня.

– Показания считаются законными, только когда даются перед судьей.

– Но разве меня не могут заставить дать показания и обвинить в сопротивлении суду, если я откажусь?

– Это предварительное слушание, Кей, не суд. Можешь не являться под любым предлогом и представить письменное свидетельство, что не знаешь причин, по которым меня можно лишить опеки над дочерью.

Кей молча уставилась на отца. Так вот оно что! Требует, чтобы она лгала ради него! Она покачала головой.

– Я не сделаю этого.

– Ради Ванессы, – молил Уайлер. – Это единственный способ вернуть ее.

– Ты вернешь ее, если судьи посчитают тебя достойным отцом. Если сможешь доказать, что изменился.

– Судьи не всегда достаточно мудры и проницательны. Твой рассказ будет сокрушительным ударом.

Но Кей неумолимо покачала головой. Каким бы ударом это ни было, виновата не она. Если судья попросит сказать правду, она не станет уклоняться.

Неподалеку маячил официант, нетерпеливо ожидающий заказа, но Уайлер жестом отослал его.

– Тогда я, наверное, должен предупредить тебя. Если попытаешься выступить против меня, Кей, я буду вынужден застрелить тебя.

И, заметив тревогу, вспыхнувшую в глазах девушки, поспешно добавил:

– О нет, не пулей – фактами.

Под подозрительным взглядом дочери он начал излагать сведения, полученные от частного детективного агентства, в которое обратился два года назад, чтобы следить за ней, на случай если понадобится дополнительное оружие в борьбе против Алекс. Уайлер знал все – о проекте «Кук-Синклер», о том, что она была одной из организаторов попытки изучения сексуальных отношений мужчин и женщин, даже о количестве пар, участвующих в эксперименте, – их число доходило до семидесяти четырех.

– Конечно, любой ученый, делающий отчет о подобной работе, докажет, насколько она своевременна и важна. Но можно рассказать обо всем так, что ваши эксперименты покажутся по меньшей мере… э-э-э… извращенными. Прибавь к этому свои прошлые похождения и вряд ли ты предстанешь перед судьями в хорошем свете, не говоря уже о том называемом исследованием.

От потрясения Кей на несколько минут лишилась дара речи.

– Ты совсем не изменился, – выдавила она, наконец, – если собираешься использовать это против меня…

– Ты не поняла. Мне даже не придется трудиться. Если я смог добыть эту информацию, значит, у адвокатов Алекс она тем более есть.

– Но к чему им дискредитировать меня? Если им нужно мое свидетельство…

– Хотят доказать, что твои моральные качества, очевидно, сильно изменились к худшему, после того как ты два года прожила в моем доме.

Кей нехотя кивнула.

– Возможно, они правы. Кто знает, а вдруг мои моральные принципы пострадали еще больше из-за того, что я сижу здесь и разговариваю с тобой.

Она поднялась и отодвинула стул.

– Я не стану лгать, как бы ты ни попытался надавить на меня.

Кей пошла к выходу, но Уайлер, взметнувшись из-за стола, грубо схватил ее за руку.

– Черт побери, Кей, я только пытаюсь уберечь тебя от неприятностей и спасти Ванессу. Пожалуйста, поверь! Все, что я хочу, – получить шанс быть ей хорошим отцом.

Кей яростно вырвалась.

– Скажи ты, что хочешь быть хорошим отцом и для меня, возможно, я бы еще подумала.

Губы Уайлера приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но слова не шли с языка. Но Кей увидела его глаза и все поняла. Он считает, что слишком поздно пытаться быть отцом для нее. И, возможно, прав.

Кей заставила себя идти к двери, хотя каждый шаг давался с трудом – хотелось вернуться, сказать, что согласна на все. Она знала, как это тяжело – лишиться родителей. Что станется с Ванессой?! И неужели он так много просит от нее? Осмелится ли она поверить ему?

Последнее, что услышала Кей, переступая порог, был хриплый крик попугая.

– Жаль, простак, жаль!

 

ГЛАВА 30

Кей, наконец, пришлось отдать Элси омерзительный договор, составленный адвокатами Джеррона, и признаться, что она не смогла ничего добиться. Элси, однако, поблагодарила подругу за все усилия, тут же подписала бумагу и запечатала в конверт, чтобы отправить адвокатам. Она собиралась покинуть город, как только получит деньги.

– Ты, кажется, совсем не переживаешь, – изумилась Кей.

– У меня остается то, что гораздо ценнее любых денег. Мой ребенок.

Но все же Кей не могли не мучить мысли о судьбе подруги. И то, что сама она росла без отца, только усиливало ее чувства к нерожденному ребенку Элси. И наконец в субботу утром после бессонной ночи Кей отправилась на Юг и уже к восьми часам оказалась в Блуфилдз, куда Лора, как она знала, приехала на уикэнд. Несмотря на ранний час, дворецкий открыл дверь.

– Не припомню, чтобы миссис Кук ожидала гостей, – сухо объявил он, загораживая вход.

Прежде чем Кей успела что-то сказать, в вестибюле появилась Лора, в бриджах и сапогах. Поверх белой полотняной блузки была надета твидовая куртка. Каштановые волосы связаны лентой на затылке. Очевидно, она собиралась на прогулку верхом.

– Все в порядке, Нелсон, – сказала она дворецкому. – Я поговорю с мисс Уайлер.

Кей ожидала, что Лору рассердит неожиданное вторжение, но та казалась приветливой и сердечной.

– Успела позавтракать? – спросила она.

– Нет, я рано выехала.

Янтарные глаза Лоры зажглись любопытством.

– Значит, встала затемно и явилась прямо сюда. Расскажи-ка лучше, что случилось?

Лора повела ее в небольшой солярий, где стоял накрытый для завтрака стол, и велела горничной принести еще прибор.

– Ну? – нетерпеливо поторопила Лора, наливая Кей кофе.

– Это насчет Энди.

Лора ничем не показала, что знает что-то. Кей рассказала все, начиная с того памятного уик-энда, когда Элси переспала с Энди.

– И что, по-твоему, я должна делать? – раздраженно осведомилась Лора, когда Кей упомянула о неудачной попытке помочь Элси. – Мой братец не станет вести себя по-другому, даже если я вмешаюсь. Он никогда не дает больше, чем считает нужным, и всегда старается взять сколько сумеет. Это и делает его таким хорошим бизнесменом.

– И последним подонком. Он может себе позволить гораздо большие расходы.

– Не он хотел этого ребенка, Кей. Элси сама решила родить.

– Я надеялась, ты посмотришь на это с точки зрения женщины.

– Я не Энди. Мы с братом расходимся во мнении по очень многим вопросам – политика, работа, образ жизни, благотворительность и Бог знает что еще. И стараюсь использовать то немногое влияние, которое на него имею, для финансирования проекта. Но у него слишком много денег, чтобы беспокоиться о мнении окружающих, включая и мое. Кроме того, он мужчина, а в семье Джерронов последнее слово всегда остается за мужчинами.

– Но у тебя есть собственные деньги, – заметила Кей.

– Да, – настороженно подтвердила Лора, – и что из этого?

– Я не могу заставить Энди сделать что-то для Элси, но, возможно, ты захочешь что-то добавить к той сумме, которую он решил ей заплатить, чтобы ребенок был хорошо обеспечен.

– Имеешь в виду из моего кармана?

Вопреки опасениям Кей, что Лора может разозлиться, та спрашивала мягко, почти смущенно.

– У тебя достаточно глубокие карманы, – пошутила Кей, пользуясь явной доброжелательностью Лоры. – И кроме того, ты будешь тетей этого малыша.

Лора улыбнулась.

– И какова, по-твоему, моя доля пожертвования?

– Достаточная, чтобы обеспечить уход за ребенком и хорошее университетское образование… ну и можно компенсировать Элси тяготы судьбы матери-одиночки.

– В долларах и центах. Сколько? – настаивала Лора.

Кей неожиданно поняла, что в эту минуту борется не только за Элси, а думает о матери и страстно желает, чтобы Харли Трейн оказался здесь; тогда можно было потребовать возмещения и у него.

– Полмиллиона долларов.

Лора спокойно подняла брови и отпила кофе, оценивающе разглядывала Кей поверх краев чашки. Потом, поставив чашку на блюдце, вздохнула.

– Видимо, ты думаешь, что я легко могу заплатить такую сумму, и если говорить только о деньгах, может, это и так. Но в другом смысле… Кей, это гораздо, гораздо больше, чем я могу себе позволить.

Лора поднялась, подошла к окну и продолжала всматриваться в бесконечные просторы.

– Сколько раз именно я платила, чтобы выручить Энди из очередного скандала. Ему все равно – пусть хоть крыша над головой рушится, лишь бы не тратить деньги! Элси не первая, кто забеременел от Энди, просто остальные не желали детей, и приходилось платить за аборты, поверь, обходившиеся недешево! Я выкладывала денежки в полиции, когда его арестовали в притоне, потому что он предпочитал лучше сидеть за решеткой, чем внести залог или дать взятку! Для него это нечто вроде спорта – доводить ситуацию до взрыва, а потом смотреть, как далеко можно зайти и насколько он хитер, чтобы выпутаться. Скорее затеет войну, чем примет чьи-то условия.

Лора вернулась к столу и села.

– До сих пор, именно я всего опасалась и платила, потому что не желала видеть, как наше имя обливают грязью, платила, хотя Энди всегда относился ко мне как к другим женщинам – с брезгливым презрением… все мужчины в семье Джерронов всегда обращались с женщинами подобным образом. Но больше я не желаю этого делать, Кей, не хочу играть роль рабыни и чистить помойки за мужчинами.

Сцепив зубы, она качала головой, словно стараясь убедить себя в неоспоримости принятого решения.

– Не пойми меня неверно, Кей. Я сочувствую Элси.

Но на этот раз пусть Энди платит за себя – любую цену, какова бы она ни была.

– Но платить будет Элси – и ее ребенок.

– Пусть подает в суд. Я не буду вмешиваться.

– Энди легко выиграет дело.

– Он уже выиграл, если у нее не хватило мужества попытаться. В любом случае, это не мое дело. Сожалею, Кей, но только потому, что у меня много денег, нельзя требовать, чтобы я использовала их как одеяло для тушения пожара, зажженного другим.

Кей сдалась. Она была глубоко разочарована, хотя и не могла осуждать Лору. Вспомнив, как тщательно оберегала она тайну родства с Джерронами, Кей поняла, что, несмотря на все, чего Лора успела достичь в жизни, богатство посеяло в ее душе неутихающее подозрение к мотивам поступков других людей. Что, если их привлекают в ней только деньги? Может быть, именно этим объяснялось охлаждение между Лорой и Кей.

Память о былой дружбе вызвала желание перекинуть мост через пропасть.

– Надеюсь, ты не подумаешь, что я приехала сюда, только надеясь получить подачку? – спросила Кей. – Было время, когда я могла говорить с тобой на любую тему, обо всем, что меня волновало. Именно у тебя я просила совета…

У девушки едва не вырвалось, что она всегда считала Лору второй матерью.

– Не знаю, почему наша близость исчезла, но хотела бы вернуть прошлое.

Выражение глаз Лоры смягчилось.

– Значит, ты не сердишься, что я отказалась помочь?

– У тебя свои причины. Я боялась, что тебе не понравится моя просьба.

Лора тряхнула головой и улыбнулась. Стена между ними на глазах уменьшалась.

Женщины позавтракали, потом Лора предложила Кей остаться на весь день и покататься верхом. Кей обрадовалась возможности вернуть утерянную близость. Лора подыскала ей костюм для верховой езды, и они отправились на долгую прогулку по перепутьям верховых троп, протоптанных за много лет десятками лошадей. Кей не ездила верхом с последнего тяжелого дня разлуки с Полом, но сегодня наслаждалась теплым днем и возможностью вновь оказаться в седле. Когда дорожки выходили из леса на открытые пространства, женщины пускали коней в галоп, а потом медленно прогуливались и говорили, говорили обо всем свободно, открыто, как несколько лет назад.

Они вернулись поздно, уставшие, разгоряченные, пропахшие конским потом. Лора уговорила Кей принять душ, дала ей пушистую махровую простыню и послала наверх в свою комнату.

Душевая кабина, облицованная кафелем, оказалась больше ванной в обычной квартире. Стоя под струями обжигающей воды, Кей чувствовала, как тает напряжение последних дней, вызванное желанием помочь Элси. Продлится ли вновь обретенная дружба или исчезнет так же таинственно, как в прошлый раз?

Она испуганно охнула, заметив неясную фигуру, неожиданно возникшую за запотевшей стеклянной дверью.

– Лора? – тревожно окликнула она.

– Это я, – отозвалась Лора и, открыв кабинку, встала, обнаженная, в двери, как в рамке.

Кей потрясенно уставилась на подругу. Та переступила порог и закрыла за собой двери.

– Нет, Лора, – спокойно предупредила Кей, – слишком много пережито, чтобы теперь впадать в панику.

Лора сжала ее плечи.

– Почему нет? – пробормотала она еле слышно, стараясь перекрыть шум воды. – Пожалуйста, Кей… Я так долго хотела этого…

Кей легко могла бы уйти, но оставалась на месте, глядя на Лору сквозь водяной занавес.

Конечно, теперь она понимала причины охлаждения. Лора не могла поддерживать прежние отношения, не обнаружив себя, и сопротивлялась влечению, уверенная, что, занятая Полом, Кей отвергнет ее.

– Вот, бэби, – сказала Лора, схватив с полки мыло. – Позволь мне вымыть тебя.

Скользкие от пены руки скользили по коже Кей: сначала по плечам и рукам, потом сжали грудь.

– Видишь… разве тебе неприятно?

Кей стояла неподвижно, не протестуя. Она никогда не испытывала желания к женщинам, не стремилась узнать, что это такое, но, как ни странно, не спешила оттолкнуть Лору. Пока та мыла ее, воркуя «бэби… бэби…», Кей Словно находилась в плену иллюзии. Она снова стала ребенком, беспомощным, маленьким, которого балует и нежит мать. Закрыв глаза, она наслаждалась медленными ласками. Почувствовав, как губы Лоры легко коснулись ее губ, Кей едва не отстранилась, но Лора уже целовала ее плечи, горло, сосала груди, легко касаясь языком сосков.

Стоя под горячей, бьющей, низвергающейся потоками водой, Кей отдавалась ощущениям. Лора опустилась на колени, вжалась лицом в теплую расщелину между ляжками Кей, одна рука скользнула по изгибу бедра, прокралась к впадине между ягодицами; другой она лихорадочно мастурбировала. Вода, казалось, усиливала каждый булавочный укол, каждый удар электрическим током, пронизывающий ее тело, от самой сердцевины желания до нервных окончаний на ставшей невероятно чувствительной коже. Потом волна восхитительных судорог овладела Кей, и теперь уже не имело значения, что именно женщина подарила ей это наслаждение. Лора тоже извивалась в конвульсиях оргазма. Кей опустилась рядом с ней, и они обнялись, охваченные волной непередаваемых чувств.

Первой пошевелилась Кей. Она встала, вышла из душа, завернулась в полотенце и направилась в спальню. Поспешно оделась и причесывалась, стоя перед зеркалом, когда за спиной появилась Лора в махровом халате.

– Я так старалась, чтобы до этого не дошло, – покаянно прошептала она.

– Поэтому и отдалилась от меня, верно?

– И даже больше, Кей. Поэтому я послала тебя к Полу. Думала, если влюбишься в Пола, смогу справиться с этим. Пока ты была с ним, я крепилась. Но когда приехала сегодня сюда…

Лора беспомощно пожала плечами: Кей отвернулась от зеркала.

– Не вини себя. Я тоже позволила этому случиться. И не стыжусь… ты тоже не должна.

– О, я уже давно прошла этот этап, – улыбнулась Лора. – Ты не первая. После несчастного замужества я всегда боялась мужчин. С женщинами мне казалось легче… меньше борьбы.

Лора подошла ближе.

– Как думаешь… есть ли хоть какой-то шанс, что мы…

Она не закончила фразу, но Кей поняла.

– Нет, Лора. Я просто не могу.

– Понимаю, – пробормотала Лора и, подойдя к полочке над камином, резко нажала звонок.

– Кто-нибудь из слуг проводит тебя.

Перед тем как уйти, Кей помедлила на пороге.

– Я всегда буду нуждаться в советах, которые ты так часто давала мне, Лора. Если бы мы по-прежнему могли быть друзьями…

– Сомневаюсь, что это возможно, – бросила Лора, не обращая внимания на появившуюся горничную.

– Хотя ты, конечно, доказала, что можешь быть хорошим другом.

По пути назад, в Балтимор, и несколько часов спустя, Кей, сидя у окна за бутылкой вина, размышляла о случившемся. Несколько раз звонил телефон, но она не брала трубку. Она легко могла отвергнуть Лору. Почему же сдалась?

Наконец Кей пришло в голову, что она была готова экспериментировать, потому что секс стал для нее всего лишь предметом исследования – она так долго смотрела на него как на изучаемый в лаборатории процесс, что начала считать себя еще одним «подопытным кроликом», а свое приключение – всего лишь дополнительными данными. Но, обретя знание, она, кажется, потеряла ориентацию. Кей хотела больше узнать о сексе, потому что он был могущественной… и часто разрушительной силой в ее жизни и жизни знакомых людей, но сила эта не уменьшалась, насколько бы мудрее ни становилась Кей. И теперь ее тревожило, что, сосредоточившись на чисто физическом явлении, она почему-то оказалась еще дальше от разгадки мистических тайн и сердца, и души, гораздо более важных для любящих друг друга людей, чем самая совершенная техника. Но где тут любовь?

Мысли Кей были прерваны дребезжанием домофона. Это оказалась Элси.

– Я должна видеть тебя! – крикнула она.

Элси ворвалась в комнату, обхватив обеими руками бумажный пакет.

– Как тебе это удалось? – звонко заорала Элси. Кей не сразу поняла, что вопль был не яростным, а торжествующим.

– Что удалось?

Вместо объяснения Элси вытащила бутылку шампанского. Кей покачала головой. Элси не переставала трещать, пока раздевалась и бегала на кухню за стаканами.

– Мне позвонил какой-то тип, который назвался адвокатом Джеррона. Заявил, что ему велено выплатить возмещение. Подумать только… миллион долларов – половину чеком, а другая половина пойдет на доверительный фонд для малыша. И все, что от меня требуется, – подписать новые документы, подтверждающие, что я не буду болтать и предъявлять претензии. Можешь себе представить?! Энди передумал! И я уже послала подписанные документы. Ему не придется…

– Это не Энди, – перебила Кей. – Я ездила к Лоре.

– Так это ее деньги? Кей кивнула.

Элси вытащила пробку, налила шампанское в высокие стаканы и протянула один Кей. Они чокнулись и выпили за ребенка.

– Иисусе, Кей, – охнула Элси, возбужденно вышагивая по комнате, – я никогда не смогу отблагодарить тебя, за все, что ты сделала! Миллион долларов! Как у тебя хватило смелости попросить о таком Лору?!

Кей отпила еще глоток шампанского и улыбнулась.

– Собственно говоря, я хотела получить не такую сумму. Но она мне отказала.

– Ладно, не грусти, – утешила Элси, обнимая ее. – Все и так неплохо вышло.

Неделю спустя Элси уехала из Балтимора. Документы были готовы, деньги выплачены. За день до отъезда Элси пригласила Кей на ужин и весело рассказывала о планах на будущее, поскольку теперь могла себе это позволить.

Наконец-то она распрощается с наукой. Элси решила попытаться стать художником.

– Я всегда хорошо рисовала, – объяснила она. – Только не занималась этим, потому что одни психи думают, будто искусством можно заработать на жизнь. Ну, а теперь это неважно.

– Куда ты поедешь? – спросила Кей, зная, что в соглашении от Элси по-прежнему требовалось жить в другом городе.

– Собираюсь посмотреть на Нью-Мексико… Знаешь картины Джорджии О'Киф? Сварливая старая дама, которая рисует огромные натюрморты с цветами, такими сексуальными, что так и хочется их трахнуть, и выбеленными солнцем коровьими черепами, которые сама подбирает в пустыне.

Она живет там… и, кроме того, моя любимая художница… так что, я подумала, может, и мне попробовать. Я дам тебе знать, когда устроюсь, ты можешь приехать и погостить у меня, когда захочешь отдохнуть. Знаешь, – добавила Элси, – в этом проекте, по-моему есть что-то такое, отчего мы все немного спятили.

Конечно, ученые уже получили важные результаты. Физиологические этапы сексуального взаимодействия полового сношения были тщательно зарегистрированы, было достигнуто большее понимание физических потребностей женщины, чтобы достичь оргазма. Снимая на пленку и изучая встречи многочисленных пар, ученые смогли создать фактографическую и статистическую основу для отчета, призванного раз и навсегда покончить со всеми мифами, служившими на протяжении веков причиной недоразумений и несчастий в отношениях между мужчинами и женщинами. В частности, не было обнаружено связи между размером мужского фаллоса и способностью мужчины дать полное удовлетворение партнерше. Кроме того, удалось опровергнуть всем известную теорию фригидности женщин, неспособных достичь вагинального оргазма. Выяснилось, что, хотя некоторым это дается легче, все же природа женской физиологии требует стимуляции клитора. И хотя женщина возбуждается медленнее, все ощущения длятся дольше. Нетерпение мужчин, быстро достигающих оргазма и оставляющих поэтому женщин неудовлетворенными, породило эту идею в умах многих женщин, неспособных обрести такое же наслаждение. Кей была уверена, что, когда результаты опубликуют, множество несчастных обретут уверенность в себе, и немало проблем, возникающих между любовниками, исчезнут сами собой.

Однако теперь, в канун отъезда Элси, Кей с каждым днем было труднее сосредоточиться на работе. Слишком поздно она поняла, какую ошибку они совершили, когда работа только планировалась, нужно было поставить непременное условие, чтобы все исследователи также состояли в браке, официальном или гражданском. Просто невозможно, наблюдая и регистрируя самые интимные акты половых сношений, возвращаться домой и ложиться спать в одиночестве.

Зима перетекла в весну, Кей получила еще несколько писем от адвокатов Александры Смайт, извещавших, что она должна будет давать показания на слушании по делу об опеке, как только дата будет установлена.

По мере того, как нарастала неудовлетворенность работой, Кей решила, что, когда придет время ехать, она попросту откажется от проекта. Возможно, лучше будет остаться в Чикаго. Ведь больше ей фактически некуда деваться. А пока она каждый день появлялась в лаборатории, выполняла каждодневные обязанности, присутствовала на совещаниях сотрудников.

В начале февраля Кей получила простой конверт без обратного адреса, с вырезкой из «Чикаго трибьюн». В статье говорилось о том, что с Алекс снято обвинение в незаконном похищении дочери, поскольку суд настаивал, что в интересах ребенка было воздержаться от каких бы то ни было контактов с отцом. В сноске добавлялось также, что решение о постоянной опеке над Ванессой было вынесено в пользу Алекс после того, как Рэнделл Уайлер отказался от дальнейших претензий к бывшей жене.

Кей долго гадала, кто отправил письмо – отец, решивший таким образом обвинить ее в потере дочери; поскольку Кей твердо решила сказать правду, надежды победить Алекс не было; или сама Алекс, приславшая заметку как свидетельство своего триумфа?

Кей уже собиралась встретиться с Полом и объяснить, что бросает работу, когда он сам позвонил ей домой и спросил, не может ли она встретиться с ним завтра утром.

Приехав в офис, Кей обнаружила там не только Пола, но и Лору. Атмосфера была странно-напряженной.

– Не знаю, с чего начать, – объявил Пол, как только Кей уселась.

Он обменялся взглядами с Лорой, словно безмолвно спрашивая, кто будет говорить следующим. Кей почему-то почувствовала, что услышит нечто весьма неприятное. Ее увольняют? Она так плохо работала последнее время? Может, лучше самой все сказать, объяснить, что она уходит?

Но тут Лора сказала:

– Мы хотим сами сказать тебе, прежде чем узнают остальные. Пол и я собираемся пожениться.

Несколько секунд Кей не могла сообразить, о чем идет речь, потом с трудом подавила желание рассмеяться. Эти двое, которые занимались с ней любовью…, чьи сердца были в плену призраков и скорбных секретов… именно они решили связать свои судьбы.

– Что же… это… чудесно, – заикаясь, пролепетала она.

Пол и Лора сочувственно улыбались, сознавая, как сконфужена и смущена девушка.

– Тебе это наверняка покажется странным, – сказал Пол, – но мы оба поняли, что можем много дать друг другу, и не хотим оставаться в одиночестве.

Кей подумала: Пол словно хочет сказать, объяснить, что они решили соединиться, когда она отвергла сначала его, потом Лору, а кроме нее им никто не нужен.

– Для проекта так будет лучше, – добавила Лора. Кей показалось, что они, возможно, пришли к тому же выводу, что и она, – слишком трудно пытаться проникнуть в загадочные тайны самых пылких и эмоционально-напряженных из всех человеческих отношений, оставаясь при этом равнодушным, холодным сторонним наблюдателем, Кей вспомнила также, что они давно знали друг друга, а Лора была приятельницей его покойной жены. Может, для Пола это еще одна возможность соприкоснуться душой с возлюбленным призраком?

Она поблагодарила обоих за доверие и пожелала счастья.

– Я тоже собиралась кое-что сообщить, – добавила она. – Я решила уехать.

Они искренне встревожились.

– Мне жаль, если это из-за нас…, – прошептал Пол.

– Вовсе нет. Я надеюсь, вы всегда останетесь моими друзьями. Но мне все труднее выполнять эту работу. Я сознаю, как она важна, и многое узнала об отношениях мужчин и женщин и почему их жизнь может оказаться счастливой или несчастной. Но, боюсь, во мне что-то умирает…

Кей пожала плечами, не зная, как объяснить, что с ней происходит. Но Лора улыбнулась.

– Это нетрудно понять. Несмотря на все, что ты смогла обнаружить о сексе в интересах науки, тебе все-таки необходимо искать любовь, чтобы насытить голод в сердце.

– Да, – кивнула Кей. Лора была абсолютно права. Именно так.